Текст книги "Дневник посла"

После этого Мясоедов продолжал свои секретные интриги в полнейшей тайне. Ежедневно он имел неограниченный доступ к военному министру и к госпоже Сухомлиновой, которым он служил в качестве маклера и посредника при передачи взяток.

В августе 1914 года он был назначен начальником разведывательной службы 10-й армии.

После того как он завербовал несколько своих подчиненных и одного летчика, офицера, в качестве сообщников, он наладил пересылки немецкому генеральному штабу сообщений о передвижениях русской армии, о ее снабжении, о настроениях общественного мнения и т. д. Летчик переправлял эти сообщения, когда летал над немецкими позициями в условленное время. Нет никаких сомнений в том, что эти подробные и регулярные сообщения во многом содействовали ряду поражений русской армии, которые только что вынудили ее эвакуировать Восточную Пруссию.

Представ перед военным трибуналом в Варшаве, Мясоедов настаивал на своей невиновности, но собранные доказательства его предательства оказались неопровержимыми. Он был приговорен к смерти и повешен 10 марта.

Суд над его сообщниками еще не закончен.

Понедельник, 15 марта

Французское правительство, обсудив условия мира, которые союзники должны будут предписать Турции, поручает мне сообщить русскому правительству о компенсациях, которые Франция желает получить в Сирии.

Император, который находится в Ставке, приглашает меня там с ним встретиться, чтобы обсудить вопрос; он приглашает также Сазонова.

Вторник, 16 марта

Уехав из Петрограда вчера в семь часов вечера в придворном вагоне, прицепленном к варшавскому экспрессу, я просыпаюсь сегодня утром в Вильно, откуда специальный поезд везет меня в Барановичи. До половины первого я еду по обширным равнинам, почти пустынным, которые развертывают вдали свои снежные волны, похожие на ковер из горностая.

Барановичи – бедное местечко, расположенное на большой железной дороге, которая соединяет Варшаву и Москву через Брест-Литовск, Минск и Смоленск.

Ставка расположена в нескольких верстах от местечка в прогалине леса из сосен и берез. Все службы штаба занимают десяток поездов, расположенных веером среди деревьев. Тут и там, в промежутках, виднеются несколько военных бараков да несколько казачьих и жандармских постов.

Меня отводят прямо к императорскому поезду, и император немедленно принимает меня в своем салон-вагоне:

– Я рад, – говорит он мне, – принять вас здесь, в главном штабе моих армий. Это будет еще одно наше общее воспоминание, мой дорогой посол.

– Я обязан вашему величеству радостным воспоминанием о Москве. Не без волнения нахожусь я в вашем присутствии здесь, в центре жизни ваших армий.

– Идем завтракать… Поговорим потом… Вы должны быть очень голодны…

Мы входим в следующий вагон, который состоит из курительной комнаты и длинной столовой. Стол накрыт на двенадцать приглашенных. Великий князь Николай Николаевич садится справа от императора, великий князь Петр Николаевич – слева от него. Место напротив его величества занято, согласно обычаю, князем Долгоруковым, маршалом двора; я сижу с правой стороны от него, и направо от меня самого – генерал Янушкевич, начальник штаба Верховного главнокомандующего. Узость стола позволяет вести разговор с одного края на другой.

Беседа свободная и оживленная. Никакой принужденности. Император, очень веселый, спрашивает меня о моем путешествии, об успехе, недавно одержанном французской армией в Аргоннах, о действиях союзных эскадр при входе в Дарданеллы и т. д.

Затем внезапно, с блеском иронической радости в глазах:

– А этот бедный граф Витте, о котором мы не говорим? Надеюсь, мой дорогой посол, что вы не были слишком опечалены его исчезновением?

– Конечно нет, государь!.. И когда я сообщал о его смерти моему правительству, я заключил краткое надгробное слово в следующей простой фразе: большой очаг интриг погас вместе с ним.

– Но это как раз моя мысль, которую вы тут передали. Слушайте, господа…

Он повторяет два раза мою формулировку. Наконец серьезным тоном с авторитетным видом он произносит:

– Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением. Я увидел в ней также знак Божий.

По этим словам я могу судить, насколько Витте его беспокоил.

Тотчас после окончания завтрака император ведет меня в свой рабочий кабинет. Это продолговатая комната с темной мебелью и большими кожаными креслами.

На столе возвышается груда больших пакетов.

– Смотрите, – говорит мне император, – вот мой ежедневный доклад. Совершенно необходимо, чтобы я прочел всё это сегодня.

Я знаю от Сазонова, что он никогда не пропускает этой ежедневной работы, что он добросовестно исполняет свой тяжелый труд монарха.

Усадив меня рядом с собой, он обращает на меня взгляд сочувствующий и внимательный.

– Теперь я вас слушаю.

Тогда я излагаю ему всю программу цивилизаторской деятельности, которую Франция намерена предпринять в Сирии, в Киликии и Палестине.

После того как он заставил меня показать ему подробным образом на карте области, которые, таким образом, перешли бы под французское влияние, он заявляет мне:

– Я согласен на все ваши предложения.

Обсуждение политических вопросов окончено. Император встает и ведет меня на другой конец кабинета, к длинному столу, где развернуты карты Польши и Галиции. Указав мне общее распределение своих армий, он говорит:

– Со стороны Нарева и Немана опасность отвращена. Но я придаю большое значение операциям, которые начались в районе Карпат. Если наши успехи будут продолжаться, мы скоро овладеем главными перевалами, что нам позволит выйти на венгерскую равнину. Тогда наше дело получит более быстрый ход. Идя вдоль Карпат, мы достигнем ущелий Одера и Нейссы. Оттуда проникнем в Силезию…

Император отпускает меня со следующими словами:

– Я знаю, что вы уезжаете сегодня вечером. Но мы еще увидимся за чаем. Если же у вас нет ничего более интересного, я поведу вас посмотреть кинематографические картины, которые изображают наши действия в Армении и которые очень интересны.

Я покидаю императора в половине третьего.

После разговора с Сазоновым я отправляюсь к главнокомандующему, поезд которого расположен в нескольких метрах отсюда.

Великий князь принимает меня в просторном и комфортабельном кабинете, устланном медвежьими шкурами и восточными коврами. Со своей обычной откровенностью и решительностью он говорит мне:

– Я должен побеседовать с вами о важных вещах. Это не великий князь говорит с господином Палеологом, это – главнокомандующий русскими армиями официально обращается к французскому послу. В качестве главнокомандующего я должен вам заявить, что немедленное содействие Италии и Румынии требуется настоятельной необходимостью. Не толкуйте все же эти слова как вопль отчаяния. Я остаюсь убежденным, что с Божьей помощью мы победим. Но без немедленного содействия Италии и Румынии война продолжится еще очень долгие месяцы и будет сопровождаться ужасным риском.

Я отвечаю великому князю, что французское правительство не переставало увеличивать свои старания, дабы приобрести нам содействие Японии, Греции, Болгарии, Румынии, Италии – господин Делькассе стучался во все двери. В данный же момент он ухищряется, чтобы увлечь румынское и итальянское правительства. Но я не скрываю, что притязания России на Константинополь и проливы сделают, может быть, невозможным вступление этих двух правительств в наш Союз.

– О, это дело дипломатов… Я не хочу об этом ничего знать… Теперь побеседуем откровенно.

Он предлагает мне папиросу, усаживает рядом с собой на диване и задает мне тысячу вопросов относительно Франции. Дважды он мне говорит:

– Я не нахожу слов, чтобы выразить восхищение, которое мне внушает Франция.

Ход разговора приводит нас к течению войны. Я передаю великому князю то, что император только что сообщил мне относительно плана об общем наступлении на Силезию по ущельям Одера и Нейссы.

– Признаюсь вам, что мне стоит некоторого труда примирить этот проект с тревожными перспективами, которые мне открыло ваше заявление.

Лицо великого князя внезапно темнеет:

– Я никогда не позволю себе оспаривать мнение его величества, кроме тех случаев, когда он сделает мне честь спросить мое мнение…

Пришли сказать, что император ждет нас к чаю.

Великий князь ведет меня с собой. По пути он показывает мне свой вагон – помещение, столь же остроумно уст роенное, сколь и комфортабельное. Его спальня, освещаемая четырьмя окнами на одной стороне вагона, заключает в себе лишь очень простую мебель, но стены совершенно покрыты иконами: их штук двести.

После чаю император ведет меня в кинематограф, устроенный в сарае. Длинный ряд живописных картин изображает недавние действия русских армий в областях Чороха и Агры-Дага. Смотря на эти гигантские стены Восточной Армении, этот хаос громадных гор, остроконечных и изрезанных хребтов, я постигаю, каково должно быть мужество русского солдата, чтобы продвигаться вперед в такой стране при тридцати градусах мороза и беспрерывной снежной буре.

По окончании сеанса император уводит меня в свой вагон, где я с ним прощаюсь.

В половине восьмого я уезжаю с Сазоновым в Петербург.

Пятница, 19 марта

Вчера, во время генеральной атаки фортов, которые господствуют над входом в Дарданеллы, союзнические эскадры понесли крупные потери. Французский крейсер «Буве» подорвался на дрейфующей мине; броненосец «Голуа» был выведен из строя, а два английских броненосца «Неотразимый» и «Океан» были потоплены.

Суббота, 20 марта

В общественные круги стала просачиваться новость о предательстве Мясоедова, несмотря на молчание прессы. Как бывает в таких случаях, у людей разыгралось воображение вплоть до поиска соучастников измены среди самых высших рядов императорского дворца. Царит всеобщее возбуждение.

Мне по секрету показали письмо, которое недавно написал Керенский, депутат Думы от фракции социалистов-трудовиков, на имя Родзянко, председателя Думы, с просьбой созвать немедленное заседание Думы с целью обсуждения вопросов, вызванных делом Мясоедова:

«Центром всего этого предательства, – писал он, – является Министерство внутренних дел… Русскому обществу достаточно хорошо известно, что те, кто находится во главе этого министерства, направляют свои усилия исключительно на то, чтобы восстановить, и как можно скорее, те старые и тесные отношения с прусской монархией, которые были необходимой опорой для наших доморощенных реакционных кругов. Дума должна защитить страну от этих ударов ножом в спину. От имени моих избирателей я прошу вас, господин Родзянко, настоять на немедленном созыве Думы, с тем чтобы она могла выполнить свой долг контролировать деятельность исполнительной власти в это такое тяжелое время».

Конечно, Родзянко ничего сделать не смог.

Воскресенье, 21 марта

Чувствуя себя несколько обеспокоенным в результате моей недавней беседы с великим князем Николаем, я должен был встретиться с генералом Беляевым, начальником Генерального штаба, и расспросить его о сложившейся ситуации с обеспечением русской артиллерии боеприпасами. Ниже следует резюме его ответов на мои вопросы:

1) Ежедневное производство артиллерийских снарядов в настоящее время равно в лучшем случае 20 000 единицам.

2) Если заказы за границей будут выполняться согласно контрактным срокам, то русская артиллерия будет иметь к концу мая ежедневно 65 000 снарядов (из них 26 000 ожидаются из Англии и Америки). Это число к концу сентября достигнет 85 000.

3) При условии применения методов, используемых французской индустрией, наше производство снарядов могло бы увеличиться после июля на 10 000 единиц. Но если этот результат будет достигнут, то тогда вся организация русской промышленности должна быть фундаментально изменена.

Я настоятельно прошу Париж, чтобы в Россию была направлена группа технических инструкторов.

Понедельник, 22 марта

После осады в течение четырех с половиной месяцев сегодня утром крепость Перемышль капитулировала.

Со стратегической точки зрения это событие не имеет особенного значения; но с моральной оно было как нельзя кстати, чтобы ободрить русское общественное мнение.

Вторник, 23 марта

Сегодня вечером я обедал у графини Марии Шуваловой, урожденной Комаровой, вдовы графа Павла Андреевича, который был послом в Берлине и генерал-губернатором Польши. Помимо меня, она пригласила на обед великую княгиню Марию Павловну, министра внутренних дел Маклакова, бывшего посла в Константинополе князя Радзивилла и других.

После обеда у меня состоялась продолжительная беседа с Маклаковым, который интересовался моей последней аудиенцией у императора. Я с удовольствием подробно рассказал ему о том, как император всей своей беседой убедил меня в его решимости продолжать войну.

Маклаков не переставал повторять:

– Я очень рад слышать это от вас! Конечно, мы должны сражаться до победного конца, да, до победного конца! Теперь я в этом совершенно уверен: Бог ниспошлет нам победу!

Но его лицо отдавало смертельной белизной; у него был измученный вид, чувствовалось, что у него очень подавленное настроение. Длительное время он оказывал поддержку подполковнику Мясоедову и теперь сознавал, что император рассержен на него и что час его падения близок.

Великая княгиня Мария Павловна проявляла не меньший интерес к тому, какое впечатление на меня произвела поездка в Барановичи. Когда я поделился с ней своими мыслями, она сказала:

– Мне всегда становится легче на душе, когда император находится вдали от императрицы. Именно она подсказывает ему неверный путь.

Затем она добавила:

– Я хочу задать вам один нескромный вопрос.

– К вашим услугам, мадам.

– Правда ли, что предательство Мясоедова было раскрыто французской полицией и что император вызвал вас в Барановичи именно по этой причине, желая переговорить по этому вопросу? А также правда ли, что граф Витте покончил с собой, когда узнал, что в вашем распоряжении есть доказательства его сделок с Германией?

– О деле Мясоедова я узнал только за три или четыре дня до того, как он был осужден, и узнал об этом от русского офицера. Что же касается графа Витте, то мне доподлинно известно, что он скончался совершенно неожиданно от церебральной опухоли.

– Я верю вам. Но общество предпочитает мою выдумку вашей правде.

Среда, 24 марта

Если русский роман представляет такой интерес в связи с тем, что он является выражением национального мышления и национальной души, если с этой точки зрения так поучительны произведения Тургенева, Толстого, Достоевского, Чехова, Короленко, Горького, то русская музыка помогает нам еще глубже проникнуть в глубину народного сознания и народных чувств. Ренан говорил о Тургеневе: «Ни один человек никогда не становился до такой степени воплощением своего народа. Мир русского человека жил в нем, говорил его устами; поколения предков, погруженные в безмолвный сон веков, пробудились и заговорили благодаря ему».

И не является ли это еще более верным в отношении Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского, Глазунова, Балакирева, Лядова? Песни, оперы, балеты, симфонии, оркестровые и фортепьянные произведения – каждое из этих сочинений несет на себе отпечаток земли русской и самого русского народа. Во всем этом можно обнаружить самую пленительную, самую обворожительную и самую убедительную особенность темперамента и характера русских людей – их постоянное тревожное состояние, их поспешные и непреодолимые импульсы, их смутные и мучительные, бессильные и противоречивые устремления; их склонность к меланхолии, их неотвязную мысль о таинственном и о смерти, их потребность излить свою душу и предаться мечтам, их восприимчивость к эмоциональной невоздержанности; их зависимость от собственных страстей – пусть самых нежных и утонченных или самых безумных; их способность к страданиям и смирению, с одной стороны, и к гневу и жестокости – с другой; их чувствительность к зову природы, к ее самым разнообразным голосам, к ее усыпляющей и ужасающей магии; их смутное предчувствие всего, что приносят с собой рок, тьма, трагедия и чудовищное преступление, которые окутывают землю, душу и историю России.

Сегодня днем я был до глубины души захвачен всем этим, когда навестил госпожу С. и она в течение двух часов пела мне отрывки из произведений Мусоргского: «Колыбельная», «Элегия», «Гопак», «Интермеццо», «Танцы смерти» и из других. Произведения великолепные своим реализмом и своим выражением чувств. В этих работах сила музыкального воплощения, вся мощь внушения ритмом и мелодией, судя по всему, достигают своей наивысшей точки.

Тем не менее Мусоргский пошел еще дальше как интерпретатор национального сознания. Его две лирические драмы «Борис Годунов» и «Хованщина», с их дивной красотой, представляют собой документ первостепенного значения для истинного понимания русской души.

Несколько дней назад я был на представлении «Хованщины». Действие оперы разворачивается в конце семнадцатого столетия: она вкратце излагает ход той беспощадной борьбы, которую Петр Великий вел в течение своего правления против старого московского духа, против варварской, необразованной и фанатичной России бояр и монахов, раскольников и стрельцов.

Все страсти этого мрачного периода представлены одна за другой на сцене с чрезвычайной жизненной правдивостью. Как и в «Борисе Годунове», главным героем оперы, ее основным действующим лицом является народ. Жизнь страны проходит через один из величайших кризисов, и с этой точки зрения последний акт оперы, который становится ее вершиной, отличается величием.

Преследуемые царскими солдатами, раскольники находят прибежище в избе, затерянной в самой глуши леса. Их глава, престарелый Досифей, призывает их скорее умереть, чем отречься от своей веры: он наставляет их принять смерть от огня, от «красной смерти». После нескольких полных исступления, душераздирающих эпизодов, все раскольники – мужчины, женщины, девушки и дети – соглашаются покончить жизнь самоубийством: все они страстно желают принять мученичество. В риге они разжигают погребальный костер. Престарелый Досифей произносит проповедь: в ответ ему поют религиозные гимны. Неожиданно вспыхивает вязанка хвороста: двери избы закрываются. Кажется, что клубы дыма возносят замирающие звуки религиозных гимнов к небесам. Когда горящая крыша рушится на груду тел, в этот момент на сцену стремительно вторгаются солдаты царя.

В течение более ста лет самосожжение, принятие смерти от огня, «красной смерти», было в ходу у секты раскольников, и стоило оно тысячи и тысячи жизней. Первым апостолом ужасной доктрины был простой мужик Василий Волосатый, который родился примерно в 1630 году в Сокольске, около Владимира. Он обычно говорил: «На земле правит Антихрист, и священники церкви постыдно подчиняются ему. Получение от них причастия или крещения, бракосочетания или помазания означает получение знака Антихриста. Грехи того, кто отмечен этим знаком, никогда не будут прощены. Тогда как же этот человек сможет обрести спасение? Только при помощи самоубийства. Другого пути нет. И если мы думаем об этом, то как мы можем колебаться? Бросившись в огонь, мы немедленно спасаемся от силы Антихриста. Мы отделываемся от всего, что накоплено в нас: мы умираем с незапятнанной верой и с чистой душой. В обмен за несколько минут мучений мы получаем вечное блаженство: мы сразу же вступаем в круг святых…»

Волосатовщина распространялась с необычайной быстротой по всей России; она приобретала особую популярность среди крестьян и монахов. Ее основные центры находились во Владимире, Костроме, Суздале, Ярославле, Новгороде, Онеге, Вятке, Перми и в Западной Сибири. Каждый год насчитывал тысячи жертв. В Пошехонье в 1685 году одно аутодафе принесло смерть семистам человек. От Петра Великого потребовалась вся его дикая энергия, чтобы прекратить безумие.

Но с тех пор тот же самый экстраординарный феномен время от времени появлялся вновь. В Олонецкой губернии в 1860 году неожиданно вспыхнула эпидемия самосожжения. Царская полиция была вынуждена действовать с безжалостной строгостью, для того чтобы справиться с этой эпидемией.

Даже в наше время в анналах русских сект хранятся несколько случаев добровольного и массового аутодафе. В 1897 году деревня раскольников Тарнов на реке Днестр была буквально терроризирована проповедью сумасшедшей пожилой женщины по имени Виталия, которая объявила о пришествии Антихриста; он воплотился у нее в виде переписи населения, которое тогда проводили административные власти. Когда переписчики появились в Тарнове, они столкнулись с пустынными улицами и забаррикадированными дверьми. Через полуоткрытое окно высунулась рука, державшая следующее заявление протеста:

«Мы – истинные христиане. Дело, с которым вы явились сюда, отчуждает нас от Христа, нашей божественной, единственной родины. Поэтому мы не подчинимся вашим приказам и не дадим вам наши имена. Мы скорее умрем за Христа».

Прибывшие чиновники удалились, заявив, что они вскоре вернутся вместе с полицией.

Все мужики деревни немедленно собрались в доме Виталии на совет. Переписи населения – которая была не чем иным, как вечным проклятием, – следовало любой ценой избежать. После краткого обсуждения все собравшиеся, мужчины и женщины, решили заживо зарыть себя вместе с детьми. Со страстным, но печальным рвением они лихорадочно вырыли четыре подземных туннеля. Затем, облачившись в саван и взяв в руки свечи, они прочитали собственные погребальные молитвы.

Виталия в последний раз обратилась к ним, не скрывая ужасных страданий, ожидавших их, но которые откроют для них врата небес. Затем, распевая религиозные гимны, они все прыгнули в ямы, обрушив на себя земляные стены. Когда власти узнали об этом и принялись выкапывать тела, то выяснилось, что смертная агония мучеников продолжалась целый день, если не дольше.

Подобные трагические эпизоды редки, но религиозные секты, которые кишат в тени православия, не перестают подавать примеры коллективной экзальтации. Иногда в той или иной деревне вспыхивает эпидемия сатанинской одержимости, которая распространяется вширь и вдаль. Иногда скит или монастырь становится центром пророческого движения. Иногда волна идеалистического или чувственного мистицизма сбивает с толку целый район.

Одно из самых странных подобных проявлений мистицизма, которые наблюдались в последние годы, произошло в окрестностях Киева в секте «малёванцев»[13]13
  Духовное течение, названное по имени основателя и главы Кондратия Малёванного. – Прим. ред.


[Закрыть], принявшее форму утраты чувства запаха в его чистом виде. В своем экстазе верующие, простые крестьяне, считали, что они неожиданно почувствовали запахи неописуемой сладости. С радостными лицами они повсюду бегали, обнюхивая и благословляя друг друга, убежденные в том, что им стал доступен «запах Святого Духа».

Факты подобного рода, которым несть числа во внутриполитической истории России, свидетельствуют об одной из самых характерных черт национального темперамента. Ни один народ не податлив до такой степени проповедям и апостольству. Ни в одной другой стране, за исключением, возможно, мусульманского Востока, народные массы не поддаются так легко внушению и так не способны противостоять умственному одурманиванию. Нигде еще психические волны не распространяются так быстро и так далеко. Таким образом, каждая стадия развития русского народа отмечена религиозной, духовной или политической эпидемией.

В этом отношении анархистские беспорядки 1905 года дают наиболее красноречивое и внушительное доказательство. Жестокие мятежи на флоте и в армии, побеги черносотенцев, опустошение балтийских провинций, погромы армян и евреев были на самом деле не чем иным, как эпидемиями резни, грабежа и поджога. В каждом из этих трагических случаев их участники подвергались практически немедленному умственному одурманиванию. Своей восприимчивостью к любой форме пропаганды и бессилием своих личных реакций на внешнее психологическое воздействие мужик вновь продемонстрировал, каким он был отсталым, как он был близко к природе и как сильно он был рабом собственных инстинктов.

Суббота, 27 марта

Во всех творениях в области русского романа нет женских образов более привлекательных, более сладострастных, отмеченных более глубокой и правдивой жизненностью, чем героини «Дыма» и «Анны Карениной». Для одной и для другой героини этих художественных произведений Тургенев и Толстой использовали модель из самой жизни.

Ирина из «Дыма» сама раскрыла участие в ее секрете. Когда это прекраснейшее создание, но вместе с тем такое кокетливое, такое искреннее, такое эгоистичное и такое страстное, пытается вновь завладеть человеком, за которого она когда-то должна была выйти замуж и которым она пожертвовала ради личных корыстных интересов, то с целью оправдать себя она ссылается на то, что ее разорившиеся родители позорно спекулировали на ее красоте; она предстала перед судом и там привлекла внимание весьма высокопоставленного лица, которое выдало ее замуж за толстого, послушного генерала для того, чтобы сделать ее своей любовницей. При воспоминании об этом перенесенном унижении она шепчет, опустив глаза: «Это странная и печальная история!» Эта молодая девушка была княгиней Александрой Сергеевной Долгорукой, а весьма высокопоставленным лицом, влюбившимся в нее, был сам император Александр II. К 1860 году ее влияние на императора-любовника, те щедроты, которыми он осыпал ее, ее острый и быстрый ум, а также благородные манеры стали причиной того, что ее прозвали «великой мадемуазель». Вскоре царь выдал ее замуж за генерала Альбединского, для которого таким образом совершенно неожиданно открылась возможность сделать блестящую карьеру: он скончался губернатором Польши. До последнего часа Александра Сергеевна оставалась другом и доверенным лицом Александра II. Ее брат, князь Александр Долгорукий, стал гофмаршалом императорского двора во время правления Александра III. Одна из ее сестер вышла замуж за нынешнего гофмаршала, графа Павла Бенкендорфа.

Приключение Анны Карениной также было результатом жизненного наблюдения. Характер Алексея Каренина, основные черты образа самой Анны были позаимствованы Толстым из действительности – это была тайная драма, которая только что произошла в семейной жизни весьма достойного и набожного Константина Победоносцева, знаменитого обер-прокурора Священного синода.

Воскресенье, 28 марта

Вчера император показал Сазонову письмо, которое он только что получил от князя Готфрида фон Гогенлоэ, занимающего в настоящее время пост австро-венгерского посла в Берлине после двенадцати лет службы в качестве военного атташе королевского и императорского посольства в России.

Напоминая о дружеском расположении, которое император всегда выказывал ему, князь Гогенлоэ сообщает, что он готов отвечать за пацифистские настроения императорского двора Вены; поэтому он предлагает царю направить в Швейцарию представителя России, наделенного конфиденциальными полномочиями для переговоров с эмиссаром императора Франца Иосифа; он не сомневается, что можно будет легко найти базу для почетного мира.

– Это письмо, – заявил Сазонов, – свидетельствует о том, что моральное состояние Австрии очень низкое. Но никакого ответа на письмо послано не будет: старый Франц Иосиф еще недостаточно устал от войны, чтобы принять условия, которые мы ему навяжем.

Я ничего не ответил, поскольку Делькассе проинструктировал меня не произносить ни слова, которое бы заставило Россию думать, что мы не оставляем ей Австрию целиком. Но как и в силу каких умственных расстройств в Париже не понимают, насколько важно для нас, чтобы Габсбурги вышли из тевтонской коалиции? Разве наша военная ситуация настолько уж хороша? Может ли сомнительная помощь, которую мы ожидаем от Италии, когда-либо стоить столько же, сколько будет стоить для Германии немедленная и невосполнимая потеря в виде отхода от нее Австрии?

Вторник, 30 марта

С самого начала войны на долю евреев Польши и Литвы выпали самые тяжкие испытания. В августе их вынудили «всей массой» покинуть прифронтовую зону, не дав даже времени на сбор личных вещей. После короткой передышки их высылка возобновилась, причем в самой поспешной, массовой и жестокой манере. Все иудеи Гродно, Ломжи, Плоцка, Кутно, Лодзи, Петрокова, Калиша, Радома и Люблина были вывезены в направлении Подолья и Волыни. Повсюду процесс депортации отмечался сценами насилия и грабежа под самодовольным оком властей. Сотни тысяч этих бедняг можно было увидеть бредущими в снегу, гонимыми, словно скот, взводами казаков, брошенными на произвол судьбы на железнодорожных станциях, скученными на открытом воздухе вокруг городов, умиравших от голода, от усталости и от холода. И словно для того, чтобы поднять их дух, эти жалкие толпы людей повсюду встречало одно и то же чувство ненависти и презрения, одно и то же подозрение в шпионаже и в измене. В своей долгой и скорбной истории Израиль никогда не знавал более трагичной миграции. И тем не менее в рядах русской армии сражались, и сражались неплохо, 240 000 солдат еврейской национальности!

Среда, 31 марта

Еще одно оживленное обсуждение с Сазоновым проблемы территориальных притязаний итальянского правительства в Далмации.

– Территориальные требования Италии, – заявил Сазонов, – представляют собой вызов славянской совести!.. Не забывайте, что святой Исаак Далматский является одним из самых высокочтимых святых в православном календаре!

Я ответил довольно резко:

– Мы взялись за оружие для того, чтобы спасти Сербию, поскольку гибель Сербии означала бы окончательную гегемонию тевтонских держав; но мы не сражаемся ради осуществления фантастических мечтаний славянства. Вполне достаточно жертвы Константинополя!

Четверг, 1 апреля

Сегодня – Чистый четверг. В соответствии с традициями императорского двора послы и посланники католических держав приглашены в парадной форме в мальтийскую церковь, чтобы присутствовать на мессе и принять участие в крестном ходе Гроба Господня.

Церковь, построенная по плану латинских соборов и украшенная коринфскими колоннами, находится рядом с великолепным зданием Пажеского корпуса. На фасаде церкви можно увидеть следующую надпись, выполненную латинскими буквами: «Святой Иоанн Предтеча Император Павел Магистр Госпитальеров».

Внутри церкви на всех стенах – мальтийский крест. Слева от клироса под пурпуровым балдахином поставлен позолоченный трон, на котором восседал император Павел, когда вел заседания совета Мальтийского ордена.

Среди всех фантастических и парадоксальных импровизаций, которыми отмечено экстравагантное правление Павла I, конечно, самым непостижимым является манифест от 22 сентября 1798 года. В этом манифесте царь-самодержец, блюститель православной церкви, объявил, что он взял «под свое верховное руководство» независимый орден Святого Иоанна Иерусалимского, сместил гроссмейстера госпитальеров Фердинанда фон Гомпеша и перевел столицу братства в Санкт-Петербург.