Текст книги "Модная народная"

Глава 17
На Алтае

Однажды я организовала поездку с друзьями в Алтайский край. Мы поехали в санаторий принимать мараловые ванны, которые самым благотворным образом влияют на здоровье и улучшают иммунитет. Поездка, конечно, не обошлась без приключений. Летели мы туда пять часов, а потом еще семь часов добирались от аэропорта на перекладных практически до самой границы с Монголией. Дорога оказалось очень непростой – сплошные кочки да ухабы. Часа через три по пути встретился родник. Водитель остановил машину и предложил нам омыть лицо и руки в этом лечебном источнике. Вода в нем холодная, чистейшая. Все деревья вблизи родника белыми лентами увешаны. Закончив с водными процедурами, мы в качестве подношения духам тоже повязали к ветвям деревьев священные обрядовые ленты.

– Ну, а теперь, с новыми силами едем дальше, – сказал водитель.

– Долго ли еще ехать? – спрашиваю, забираясь обратно в машину.

– Нет, тут близко уже.

Снова едем, подпрыгивая на каждой кочке и чуть ли не ударяясь головой в потолок, – а у дороги ни конца, ни края не видно. Еще через час последовала новая остановка с той же программой: омовение в роднике, повязывание ленточек. Вдруг из-за кустов появился народный коллектив с музыкой, песнями. Нам стол накрыли, самогон поставили. Тут мы, конечно, оживились. В нашей компании была прекрасный диетолог Маргарита Королева, которая, собираясь на Алтай, больше всего боялась, что я сорвусь и, позабыв о диете, брошусь во все тяжкие. Но каково же было мое удивление, когда я увидела, как Ритка, спрятавшись за деревом, лопает пирожки и бутерброды.

Как потом выяснилось, мэр Горно-Алтайска предупредил все районы, попадавшиеся нам на пути, чтобы местные встречали столичных гостей с песнями, плясками и угощением. На каждой остановке нам устраивали какой-то невероятный прием. Но усталость брала свое.

– Нельзя ли побыстрее ехать? – спросила я, чувствуя, как меня начинает укачивать.

– Нельзя, – ответил водитель и пояснил: – Рессоры отвалятся.

– А долго ли еще ехать?

– Да недолго, вот буквально за поворотом.

И снова мы едем, едем, едем, а поворота никакого нет. Чтобы настроиться на позитивный лад, я начала петь какие-то мантры и других заставляла за собой повторять. Потом Антон Собянин стал рассказывать анекдоты, да такие, что мы до слез хохотали, позабыв на какое-то время о дороге. И вот, как в песне поется, новый поворот. А за ним снова – песни, пляски и венки. Тут я понимаю, что ехать еще долго. Интуиция не обманула – от поворота еще два часа катили. По дороге наткнулись на столбик с указателями, из которых следовало, что расстояние до Японии в три раза короче, чем до Москвы.

«Какая же наша Россия необъятная, – пронеслось у меня в голове. – Потому-то все кому ни попадя и хотят у нас кусок земли отнять. Да, нам, конечно, тяжело с такими объемами управляться, но отдать эту красоту нельзя – она нам самим необходима».

С горем пополам добрались до места. Навстречу вышла женщина в обычном махровом халатике и резиновых шлепанцах на босу ногу. Она повела нас по деревянным мосткам, показывая, где находятся корпуса для отдыхающих, где столовая, где уборные, где ванны находятся. Жить нам предстояло в просторном бревенчатом доме на несколько комнат.

В это самое время в Москве проходил очередной кинофестиваль, главным гостем которого стал Бред Питт. Каково же было удивление Никиты Сергеевича Михалкова, когда его сын, Артем, с которым мы очень дружим, посреди банкета встал и сказал отцу:

– Папа я должен уйти, у меня самолет.

Никита пришел в ужас:

– Ты с ума сошел?! Как уйти?! А фестиваль? А Бред Питт?

– Церемония открытия уже состоялась, а у меня есть дела поважнее, – ответил Артем. – Я лечу на Алтай принимать мараловые ванны с Надей Бабкиной.

Как Никита ни противился отъезду сына, Артем настоял и вылетел в Горно-Алтайск на день позже нас.

Мы же за сутки довольно неплохо освоились на новом месте. Прежде всего, попробовали мараловые ванны. Сама процедура состоит в том, что тебя окунают в мясной бульон и ты лежишь в нем минут пятнадцать, вдыхая очень терпкие испарения. Выдерживает их далеко не каждый. Запах настолько резкий, что в первые мгновения хочется выскочить из этой ванны. Однако уже через полторы минуты наступает привыкание. В эти ванны вместе со срезанными пантами (молодыми неокостеневшими рогами оленей) попадают все полезные минералы и микроэлементы, гормоны молодости, большинство из известных человеку аминокислот. Вы только представьте себе, сколько всего полезного накапливается в организме оленя, который пасется на чистых лугах и питается алтайскими травами! Знатоки уверяют, что секрет заключен в особом корне, который поедают маралы, а найти его можно только на Алтае и Дальнем Востоке. Потому и слетается народ в эти санатории. Доходит до того, что в период срезки пантов люди живут в палатках вокруг санатория, стоят в очередях, лишь бы попасть на процедуры. Но никого эти неудобства не останавливают, потому что эффект от ванн просто невероятный. Они оздоровляют буквально все системы организма, плюс оказывают очень сильный омолаживающий эффект. Выводятся шлаки, токсины, кожа подтягивается.

Артем Михалков прилетел ночью. Его встретили и той же многочасовой дорогой повезли к санаторным корпусам. Правда, водитель ему попался весьма колоритный – простой такой дядька в тельняшке да с полным ртом золотых зубов. Всю дорогу он травил байки, приправленные матом, доводя мальчика из интеллигентной московской семьи до приступов гомерического хохота.

Мы встречали Артема, стоя на балконе наших бревенчатых апартаментов. Утомленный длительной поездкой по ухабистой дороге Михалков буквально вывалился из машины и, посмотрев на нас снизу вверх, почти закричал:

– Сумасшедшие, в какую глухомань вы забрались!!! Почему не сказали, что так далеко придется ехать??

В этот момент из кабины высунулся его водитель и, сверкнув золотыми фиксами, объявил:

– Ну что, алкаши, я вам собутыльника привез!

Тут, конечно, мы все покатились со смеху.

Артема мы оставили отдыхать и отсыпаться с дороги, а сами отправились в основанное старообрядцами село Верх-Уймон, ближайшее к горе Белуха. Там находятся музей старообрядчества, церковь, мемориальный дом-музей Рериха, крошечная фабрика с пилорамой и сельский магазин. Первым делом заглянули в сельпо, поразившее нас разнообразием местной продукции – тут тебе и хлеб, и овощи, и молоко, и рыба, и мед, и мясо маралов. Издалека доставлять продукты невозможно – слишком сложная дорога. Пока довезешь – молоко скиснет и овощи сгниют.

Продавщица, заняв удобную позицию за прилавком, с любопытством и опаской поглядывала на меня из-за кассового аппарата – я это или не я. С одной стороны, похожа, а с другой – чего Бабкиной делать в такой глуши. В какой-то момент я не выдержала, приблизилась к прилавку и сказала:

– Да я это, я! Успокойся, дорогая.

А уже через пять минут вся деревня знала о частном визите Надежды Бабкиной в село Верх-Уймон. Открывались калитки и двери домов, из них выглядывали взбудораженные этой новостью люди.

Следующей точкой маршрута стала старообрядческая церковь, куда нас пропустили с непокрытыми головами. На это никто даже внимания не обратил. Чистенькие хлопчатобумажные косыночки нам раздали уже внутри. Повязав их на головы, мы любовались церковной иконописью, которая очень отличается от православного изображения святых ликов. При виде наших образов с суровыми и угрюмыми лицами возникает одно желание – каяться, а глядя на старообрядческие иконы, испытываешь радость и благодать без слов. Кстати, как оказалось, старообрядцы по сей день крестятся двумя перстами.

Затем мы зашли в музей старообрядцев. Интересно, что попасть внутрь музея можно только через окно. Сначала поднимаешься через забор по одной дощечке, установленной на довольно приличной высоте, потом по другой спускаешься во двор и упираешься в стену, а проход еще ниже.

– Я это специально сделала, – призналась встречавшая нас создательница музея Раиса Павловна Кучуганова, – чтобы путь к искусству не казался простым.

Музей представляет собой старинную избу с лавками, глинобитной печью с полатями, божницей в красном углу и домашней утварью, развешанной по стенам.

Потом мы посетили музей Рериха, находящийся на территории бывшей усадьбы старовера Вахромея Семеновича Атаманова, где в августе 1926 года на 13 дней останавливался художник с женой и сыном в ходе экспедиции. Забавно, что за несколько лет до этого, оказавшись с «Русской песней» в Индии, я познакомилась с младшим сыном Николая Рериха – Святославом Николаевичем, который с 1931 года жил в этой стране и был женат на одной из самых известных и почитаемых индийских актрис Девике Рани.

Когда мы вернулись в лагерь, Артем уже проснулся и встречал нас отдохнувший и посвежевший. Пока он слушал наш рассказ о незабываемом дне, проведенном в Верх-Уймоне, приехал глава района. Приехал не с пустыми руками, а с целой продуктовой корзиной, где были горячие сливки, деревенское сливочное масло, сбитое вручную, домашний сыр, хлеб краюхами прямо из печи. Наша Рита Королева, стоящая на страже здорового питания, ни за что бы не дала нам даже прикоснуться ко всей этой роскоши – еще бы, такая ударная доза калорий! Поэтому мы ее хитростью отправили на массаж, зная, что она не скоро вернется. Взяли по куску хлеба, налили по стакану сливок. Вкусно было – не передать словами!

Вдруг Антон Собянин говорит:

– А давайте чайком запьем!

И правда, мы ведь на местном рынке купили кусты местного красного чая! Кусты еще были все в земле. Я их отряхнула о коленку, залила кипятком и получился очень необычный на вкус чай. Кто ж знал, что это не просто чай, а чай очищающий – со слабительным эффектом. Через десять минут мы, расталкивая друг друга локтями, наперегонки бежали к расположенным на улице деревянным туалетам, которые количественно, конечно, уступали нашей компании.

Глава района только руками развел, узнав, какого чая мы напились.

– Ну, вы даете. Этого чая можно не больше трех чайных ложек за раз употреблять.

Я же, будучи заядлой чаевницей, выпила сразу три стакана. Остальные тоже не сильно отставали и с удовольствием пили красный чай, заедая его хлебом с деревенским маслом и домашним сыром, не подозревая о его реальном предназначении.

А однажды в наши корпуса приехали отдохнуть шахтеры. Это суровый народ. Труд у них подземельный, связанный с риском для жизни. Расслабляются соответствующе. С собой они привезли два ящика водки и каждый день сильно напивались. Мы поглядывали на них с недоумением – зачем приехали, если в ванны не ходят. Оказывается, это строго запрещено при алкогольном опьянении – может с сердцем нехорошо стать, особенно если давление повышено. Шахтеры, видимо, об этом знали, что, впрочем, не помешало одному из них, будучи в сильном подпитии, залезть-таки в ванну. Представьте себе, у него чуть не остановилось сердце! К счастью, в нашей компании была Танечка – замечательный врач, которая находится со мной рядом уже более 25 лет. Собираясь с нами на Алтай, она взяла полный чемоданчик всевозможных медикаментов. Мы над ней потешались: «Зачем тебе эта аптека на выезде?» А вот пригодилась. Когда умирающего шахтера вытащили из ванны, Таня сделала ему укол в сердце и тем самым спасла. Два дня шахтер ходил как шелковый – капли в рот не брал. На третий день после своего счастливого воскрешения снова напился и давай меня доставать. Разделся догола, встал передо мной и ждет реакции.

– Ну, и чего я там не видела? – расхохоталась я. – Тоже мне, Аполлон!

Тот быстренько сдулся и ретировался с позором. Вот как действует на людей горный воздух плюс высокий градус спиртных напитков!

Дни шли, а мне становилось скучно. Я понимала, что не создана для размеренного образа жизни – мне необходимо постоянное движение. Без динамики я погибаю. К счастью, в это самое время начинался фестиваль народной песни. Участвовали местные коллективы, демонстрировавшие искусство горлового пения, обрядовые действа, национальную музыку и хореографию. Глава Усть-Коксинского муниципального района предложил и мне выступить в рамках фестиваля. А я как знала – собираясь в санаторий, зачем-то прихватила с собой юбочку в пол, блузочку с баской, ленты. Все это мне пригодилось, когда я вышла на стадион, на котором проходило представление.

Затем, конечно, последовал банкет. Сидя за накрытым столом, я спросила главу района – нельзя ли вывезти нас из Верх-Уймона на вертолете? Срок пребывания заканчивался, назавтра улетать, а ехать снова семь часов по бездорожью ужасно не хотелось. Глава обещал сделать все возможное.

Как же мы все волновались в день отъезда. Бог его знает, пришлют за нами вертолет или нет. Кровью никто не подписывался. Сидим на чемоданах и трепещем.

Вдруг бежит бабенка местная с криками:

– Выходите! Выходите! Белуха вся обрисовалась!

Мы высыпали на улицу. И правда – молочные тучи вокруг горы рассеялись, туман, спускавшийся по горным склонам прямо к воде, растворился и Белуха, которую называют «жилищем богов», показалась целиком. Зрелище невероятное! Невольно вспомнились слова Николая Рериха: «Это гора, о которой шепчутся даже пустыни».

Конечно, мы тут же достали телефоны, фотоаппараты и начали снимать это чудо, фотографировать друг друга на фоне Белухи. Пока вертолет не прилетел, гора была видна. А дальше произошла мистика. Хотите верьте, хотите – нет, но изображения горы в наших телефонах не сохранились. Зафиксировать чудо оказалось невозможно. Не зря же, согласно преданиям алтайских шаманов, Белуха считается воротами в чудесную страну Беловодье. Она показалась нам, и на том спасибо.

С тех пор мы ежегодно стали ездить на Алтай. Правда, так далеко больше не забираемся – ограничиваемся селом Никольское, до которого от Горно-Алтайска ехать всего-навсего два часа. Живем в рубленных из кедра домиках, внутри которых пахнет кедровыми орешками! В каждом домике по две комнатки и кухонька. Одни построены прямо у реки, другие – на пригорках. Если присмотреться, с крылечка или из окна можно увидеть пасущихся на склонах гор маралов. Чтобы животные друг друга не покалечили, им спиливают рога. Ну а ценное белковое добро проваривают, остужают и добавляют в ванны в необходимых пропорциях. Кстати, ванны находятся в нескольких километрах от самого хозяйства. Пока дойдешь пешком туда, а потом обратно, получается прекрасная кардионагрузка.

Я и в прошлом году летала на Алтай. Но уже в совсем цивилизованное место. А в Никольском отдыхала моя подруга, которую местные просили:

– Обязательно передайте Надежде Георгиевне, что мы очень по ней соскучились.

– Надо ехать, – сказала я Антону, почти прослезившись, – люди ждут!

И мы вернемся. Обязательно вернемся. Обещаю!

Глава 18
Иосиф Кобзон – человек-флагман

До сих пор не могу поверить, что его больше нет… Ком подкатывает к горлу, когда вижу у себя подаренные им книги, пластинки с его автографами, совместные фотографии. Для меня он – как близкий родственник. Как брат. Человек-скала, он сражался за жизнь до последних секунд. Он был настолько крепким, мощным – казалось, и на этот раз обязательно выкарабкается. Отдохнет в больнице, врачи подштопают – и снова на сцену. Так было всегда. Мы и мысли такой не допускали, что он должен уйти.

Он обладал потрясающим юмором. Потрясающим! Он любил, чтобы вокруг него кипела жизнь, чтобы никто не грустил и не скучал. Рядом с ним было комфортно, легко. Казалось бы, с виду такой серьезный, солидный, суховатый человек. А на самом деле – тонкий, чуткий, отзывчивый, душевный.

Я знаю Иосифа с 1974 года. Славное было время! Мы были молодые, задорные. Ценности в жизни у нас были другие. И атмосфера другая – более человечная. Мы все состояли в одной концертной организации и очень дружили. Огромная семья, многожанровая: певцы, музыканты-оркестранты, юмористы, чтецы, эксцентрики – кого там только не было. И никакого разделения «по кастам», «по звездности». Все вместе мы ездили на фестивали, в гастрольные туры. Давали по пять-шесть концертов в день. А вечером, когда еле живые возвращались в отель, каждый раз собирались в чьем-то огромном номере. И неважно, Иосиф там жил в роскошных апартаментах или кто-то другой, из Большого театра. До утра мы не могли наговориться. Это была роскошь общения! Большие туры, долгие переезды из города в город. Кобзон ездил вместе со всей гастрольной группой в автобусе. А ведь мог пользоваться персональной машиной! Но ему хотелось быть с нами, в гуще событий. Он дышал временем, нашими чаяниями, заботами. Никого не оставлял без внимания – особенно тех, кто обращался к нему с какой-то просьбой. Ни разу не замечала за ним проявлений «звездной болезни».

Это был человек-флагман. Такое ощущение, что он мог разрешить любую проблему. Что он всемогущий. К нему мог обратиться каждый, и он всегда готов был помочь.

Я его очень уважаю и ценю за его бескорыстие. Рядом с ним были самые разные люди: и те, кто его боготворил, и те, кто просто пользовался его авторитетом, его славой. Но он очень лояльно и демократично относился ко всем. Хотя, знаю, были такие личности, с которыми он не хотел бы общаться.

Иосиф мог отстоять любого, остро чувствовал несправедливость. Как сейчас, помню свое шоковое состояние, когда меня не приняли в партию. Ведь выучила наизусть партийный устав – на комиссии так рассказала, как песню спела. На все вопросы ответила. А меня выставили за дверь. Сказали: ты нам не подходишь. Почему не подхожу? Что я не так сделала? Оказывается, правила другие: надо быть скромнее. Слишком активная. А я-то думала, что пример надо подавать именно своей активностью. Чудовищная какая-то несправедливость. Иосиф был тогда в комиссии по приему в партию. Говорит мне: «Не переживай, пойдем с тобой повторно. Ты только помалкивай и на меня смотри. Я кивну – и ты молча кивай. Тебе вопрос зададут – я отвечу, а ты только знай головой мотай в нужную сторону». Захожу – все те же люди в комиссии. Иосиф мне на губы показывает: молчи. Мне задают какие-то вопросы. Оказывается, открывать рот и правда было необязательно, достаточно всего лишь кивнуть. Иосиф обращается к членам комиссии: «Девушка-то ведь хорошая – все осознала, подготовилась». И что такое особенное я осознала? К чему подготовилась? Кивать, как китайский болванчик? Для меня это была наука. Школа взаимодействия с бюрократической машиной.

На сцене Кобзон был божеством, что и говорить. Никому и в голову не приходило вмешиваться в его выступления, ломать его сдержанную манеру исполнения. Он никогда не пританцовывал. А мне так хотелось устроить какую-то импровизацию! Я предложила организаторам одного из концертов: давайте, Кобзон споет пару песен, потом выскочим мы и пойдем вокруг него хороводом. Шали раскинем, такую красоту наведем! Дело было в московском концертном зале «Россия». Мне говорят: ты в своем уме? Да Кобзон все слова забудет, растеряется! Я тогда ответила: чтобы Кобзон вдруг слова забыл? Это исключено. Абсолютно исключено! Нам позволили рискнуть. Все артисты собрались за кулисами посмотреть: решусь на свою авантюру или нет. Конечно же у меня ноги трясутся, спина от пота мокрая. Но разве могу показать свою слабину? Вот мы выбежали на сцену. Народ в зале аплодирует. Иосиф боковым зрением видит, что на него движется туча с платками. Ох и расширились у него глаза! Он терпеть не мог неотрепетированные моменты.

Когда закончилось выступление, подходит ко мне:

– Ну, Надька…

Я думала все, мне конец пришел. Сейчас порвет на части.

А он:

– Ты знаешь, мне понравилось.

А я – молодая, дерзкая:

– Иося, ты меня прости. Ты слова-то не забыл?

Он рассмеялся:

– Не дождетесь! А вот удивить – удивили.

Ему нравилось народное творчество, которым я занимаюсь. Но надо сказать, сам он исполнял песни советских композиторов так, что они быстро становились народными. Иосиф Давыдович – душа народа. Куда бы он ни приезжал, ему всюду оказывали безмерное уважение и почтение.

Отношения у нас сложились теплые, почти что родственные. Я всегда была дружна с его семьей, с его детьми. Отношения Иосифа с женой Нелей вообще просто потрясающие! Такая гармония, тонкость, такая нежность. Такая любовь! Смотришь на них, и сердце радуется. При всем бешеном рабочем графике Кобзона, не было ощущения, что этот человек загнан, измучен. Высокий темп работы – это его выбор в жизни. Правильная организация труда плюс прочный тыл. Кобзону нравилось много работать. Нравилось сознавать, что он востребован, любим, что может кого-то выручить из беды. Он воспитал прекрасных детей и внуков. Он сделал все, что положено человеку в жизни.

В последние годы, когда Кобзон уже чувствовал себя неважно, мы поехали на фестиваль в Бурятию. В этом регионе к Иосифу всегда было особое отношение. Здесь он избирался в Государственную думу. И я видела, как в Бурятии его воспринимают – как посланца небес. Потому что приезжал он на эту землю не как варяг из Москвы. Он решал очень важные вопросы: по строительству, по расселению, по развитию образования и спорта. Добивался качественного лечения тяжелобольных, помогал инвалидам. Мышление у него – государственное. Для него быть членом Государственной думы – значит решать конкретные задачи, реально помогать людям.

И вот мы приехали на фестиваль в Бурятию. Вдруг сообщают: Иосиф Давыдович почувствовал себя плохо и попал в больницу. Когда прошла такая информация, народ заполонил гостиницу, в которой поселился Кобзон. Я была потрясена: ведь не два-три человека пришли – все фойе заполнено до отказа! Люди искренне переживают за любимого артиста. Но что они могут сделать? Кто-то предложил: давайте позовем шамана и пошлем Иосифу Давыдовичу позитивные мысли, пожелания скорейшего выздоровления. Я стояла и плакала вместе со всеми. И такое послание мы записали, и отправили его Иосифу Давыдовичу. Чтобы он понимал, как нужен людям. Чтобы знал: его помнят, любят, благодарят.

Кто для меня Иосиф Кобзон? Человек с большой буквы. Личность планетарного масштаба. Ярчайший пример для подражания. Когда начинаешь себя жалеть: «Ой как тяжело, не могу больше» – нужно просто о нем вспомнить. А ему не тяжело было? Он побывал во всех горячих точках и пулям не кланялся. Он на сцену в таком состоянии выходил, в каком другие и встать с постели не смогли бы. Его мучили адские боли, но никто из собратьев по цеху не видел на его лице страданий или отчаяния. Он держался на сцене как кремень – до последних своих дней.

Иосиф обладал какой-то божественной силой, которая нужна была всем окружающим. И этой силой очень разумно распоряжался. Не только во имя своей семьи, но и во имя всех людей, которые в нем нуждались. Такой человек не должен бесследно уйти! Я очень рада, что в регионах называют его именем гимназии и школы, что в Москве ему установлен бюст. Что дело Иосифа продолжают его жена Неля и дочь Наташа. Они помогают людям – в рамках Культурно фонда Кобзона.

Всем нам в жизни нужны какие-то эталоны поведения. Люди, на которых хочется равняться. Необходим камертон, с которым хочется сверять свою жизнь. Для меня таким человеком был Иосиф Кобзон.