Текст книги "Удивительные истории о бабушках и дедушках (сборник)"

Светлана Кулакова
Зонт

Выношу на столик веранды чай с лимоном и бутерброд с сыром. Устраиваюсь в кресле и открываю газету – удивительно, что люди до сих пор печатают новости на бумаге. На первой странице заголовок: «К ЗЕМЛЕ ЛЕТИТ АСТЕРОИД Р05! Наступит ли конец света?» Не наступит. Вздыхаю с ностальгией по своей работе и опускаю газету.

Осень. И сегодня осень, и завтра осень, и еще неизвестно сколько лет будет осень. С клена в моем дворике сыпется листва, но дерево не остается голым: вот кружится ажурный лист, вместо него вырастет новый, быстро пожелтеет и тоже слетит.

Из сарая с деловым видом выходит мой внук Макар. Прищуриваюсь. Удивительно, как работает метаболизм в шестнадцать лет: месяц назад он выглядел как обычный сутулый подросток, а сейчас заметно окреп.

– Лариса, постарайся не упасть в обморок, – говорит он, скрывая от меня что-то за спиной.

– Смеешься? Ни разу в жизни не падала в обморок.

– Вот и сегодня не начинай! Я усовершенствовал твой зонт.

Какой еще зонт? Макар отводит руку в сторону, и я вижу тот самый злополучный черный зонтик. Это не внук, а наказание! Мало, что ли, нам неприятностей от этого зонта? И я тоже идиотка – давно пора было его выбросить или закопать где-нибудь за сараем!

Держа зонт, словно букет, Макар идет ко мне по тропинке, пройдя половину пути, останавливается и, согнув голову, начинает что-то настраивать в ручке зонтика. У него сосредоточенное выражение лица, ясное дело, он что-то задумал, и у меня предчувствие, что мне это не понравится. Но попробуй что-нибудь запрети упрямому подростку!

– Что пишут в газетах? – спрашивает Макар, выпрямляясь.

– К Земле летит астероид Р05. Довольно крупный и очень опасный, но не волнуйся, маги из ассамблеи сместят его траекторию.

– А я и не волнуюсь! – Макар раскрывает над собой зонт. Затем вцепляется в никелевую ручку двумя руками и отступает на шаг, расставив ноги. Он шевелит губами – сейчас начнется представление.

Крючок рукоятки зонта, дрогнув, выпрямляется и заостряется как пика.

Ручка зонта оживает и начинает рывками удлиняться, стремясь к земле. Она вонзается в тропинку, со скрежетом, как бур, и у Макара под ногами разрастается маленький вулкан, извергаясь песком и кусками глины.

Скрежет продолжается, но теперь он доносится из-под земли. Веранду, на которой я минуту назад спокойно завтракала, начинает покачивать: подпрыгивает стол, стул, чашка передо мной скачет по блюдцу – а Макар вскапывает двор, будто это в порядке вещей. Никогда не знаю, что у него на уме, и в такие моменты всегда жалею, что взялась его обучать.

Над зонтом сгущается воздух, образуется голубое свечение, а затем зонт начинает стремительно расти. Черная брезентовая ткань расширяется и, увеличиваясь, все громче хлопает, как натянутый парус атакующего пиратского корабля. Из моих рук улетает газета. Жухлая листва из сада летит на веранду, шлепаясь темно-желтыми лохмотьями на доски пола. Макар крепко держит ручку зонта, но отклоняет голову подальше – от ветра рукава его рубашки трясутся, а волосы встают дыбом. И я падаю в обморок.

* * *

Двенадцать лет назад.

Осенний воздух в парке пропитан дымком: за дубовой рощей кто-то жарит колбаски. Где-то далеко шумят дети и смеются взрослые, но в нашем с Сержем уголке парка расслабляющая идиллия.

– Легко, – отвечаю я. Через мгновение лист повисает в заданных координатах.

Серж смотрит на меня с театральным ужасом на лице.

– Так и знал! Нет чтобы поднять его осторожно, как перышко. Смотри.

Я наблюдаю, как другой листок отрывается от земли и, красиво кружась, я бы даже сказала, вальсируя, поднимается все выше-выше и ложится сверху на мой оранжево-желто-зеленый.

Серж выжидательно смотрит на меня и поднимает брови.

– А ты в душе художник, – замечаю я.

– Так и есть. Ты видишь, какое сегодня освещение, какие полутени – это я подправил денек под нашу встречу, – улыбается он. – Ну давай. Я жду.

Оранжево-желто-зеленый лист в одно мгновение перемещается обратно на газон, и Серж тихо смеется. Но зря он это делает, потому что мой лист стартует и медленно-медленно движется вверх, пока не поднимается на метр по кратчайшей траектории.

Серж разражается хохотом.

– Лариска, я тебя обожаю! Может, пропустишь это заседание, и метнемся ко мне?

Не может же он всерьез верить, что я пропущу такие важные дебаты? Разворачиваю голову и всматриваюсь в его лицо: взгляд умоляющий, вид несчастный, но в уголках губ подрагивает улыбка.

– Любишь ты меня подразнить.

– Люблю.

– К пяти мы должны закончить. А после пяти у тебя не получится?

Серж виновато качает головой – значит, очередные секретные переговоры.

Я знаю Сержа полжизни – мы познакомились после моего развода, и полжизни гадаю: чем же он занимается? Но у каждого мага свои секреты – мне ли это не знать.

– И никто, кроме тебя, не может провести переговоры?

– Никто, – уверяет меня Серж с непоколебимой уверенностью. – Я лучший переговорщик. А знаешь, в чем отличие между мной и другими? – Серж делает паузу и, чтобы он продолжал, я издаю заинтересованный звук. – Для иллюстрации возьмем френч-пресс, маленький кувшин для заваривания кофе. Так вот, я лишь слегка надавливаю на поршень, опускаю его ровно на столько, чтобы порошок кофе погрузился в воду – этого достаточно, чтобы произошло заваривание. А другие давят на пресс, втирая порошок в дно кувшинчика.

– Очень образно. Вот теперь мне ясно, почему ты лучший переговорщик. Извини, мне пора, – говорю я и тут же, пока он меня не заболтал, перемещаюсь в зал для дебатов генеральной ассамблеи магов.

До заседания пять минут. За круглым столом – непривычная тишина; все на местах, но сосредоточенно молчат, и чувствуется напряжение. Сегодня будет рассматриваться поправка к закону «О защите Земли от космических угроз», и если поправку примут, то защиты у Земли не будет – доказать это моя задача. В свое время я этот закон протолкнула, мне его и отстаивать.

Сажусь на свое место, осматриваюсь. На месте председателя – бельгиец Корбант, от Департамента Арктики – рыжий Свансен, от инквизиции – лысый яйцеголовый Берг.

Портал в зал закрывается, и председатель Корбант берет слово.

– Добрый день, дамы и господа. Сегодня мы рассматриваем поправку к закону «О защите Земли от космических угроз». Напомню, что закон принят двадцать лет назад. Он разрешает отклонять с опасной для планеты орбиты все потенциально опасные астероиды до того, как они пересекут орбиту Луны. Давайте послушаем Департамент Инквизиции. В чем смысл вашей поправки?

Берг начинает говорить, и даже его высокомерный голос меня раздражает.

– Мы предлагаем позволять астероидам входить в атмосферу Земли и, если естественного горения недостаточно, помогать им сгореть.

Я улыбаюсь и переглядываюсь со своим заместителем. Помогать им сгореть – в этом вся инквизиция. Столько веков прошло, а они все оговариваются.

Председатель Корбант уточняет:

– Чем инквизицию не устраивает реальное положение дел?

Берг кривит губу, будто всем и так должно быть все понятно, но снисходит до объяснения и произносит слова медленно, как для несмышленых детей.

– Инквизиция, как известно, следит за тем, чтобы простое человечество не узнало о существовании магов. Нас волнует, что некоторые передовые ученые не могут объяснить неожиданное для них изменение траектории астероидов, топорно выполненное Департаментом Безопасности планеты, и могут прийти к выводу о вмешательстве неопределенной разумной силы.

Берг косится на меня.

– Он хочет тебя взбесить, не реагируй, – шепчет мне заместитель.

– Это будет первый шаг в цепочке, – продолжает Берг, – в конце которой конспиративный магический мир рухнет, и нам всем придется иметь дело с новыми реалиями. Инквизиция пытается предотвратить такое развитие событий.

– Против поправки выступает Департамент Безопасности планеты и Департамент Арктики, – объявляет председатель Корбант. – Давайте выслушаем точку зрения Департамента Арктики.

Слово берет рыжий Свансен.

– До закона на Землю падало по шесть тонн метеоритов в сутки. Мы против поправки, потому что не хотим рисковать своими головами.

– Инквизиция готова предоставить Департаменту Арктики средства для построения энергетического щита, – заявляет Берг.

– Отлично, – веселеет Свансен, – это меняет дело.

Заместитель наклоняется ко мне.

– Молчи, – предупреждаю я. И сама знаю, как их обозвать. Так даже лучше – это только наше сражение. Чем меньше участников, тем больше поле для маневра.

– Слово главе Департамента Безопасности планеты, – кивает мне Корбант.

– У меня вопрос к представителю инквизиции, – говорю я и обращаюсь к Бергу: – Инквизиция может назвать хоть одного мага, способного отклонить астероид раньше нас?

– Мне надо проконсультироваться, – Берг закрывает глаза и после паузы качает головой. – Мы признаем, что вы, Лариса, лучший специалист в этой области, – цедит он.

Я знала, что крыть им нечем, и продолжаю:

– Благодарю. Это придаст моему утверждению больший вес. Так вот, я, как специалист, утверждаю, что отклонить можно все астероиды, а уничтожить в атмосфере не все. Чем ближе объект к Земле, тем сложнее с ним работать. Если мы примем поправку, то катастрофы не избежать. Наша первостепенная задача – не скрываться от человечества, а охранять человечество. Поправка поставит существование человечества под угрозу. Это мой главный тезис. Теперь, коллеги, хочу обратить ваше внимание на довод инквизиции. Ученый – не обыватель, он не может объяснить физическое явление вмешательством неопределенной разумной силы. Ученый подкорректирует формулу под траекторию космического объекта, введя новую константу, и на этом успокоится. «Подгонит математику под эмпирические факты», – выражаясь их языком. Никакой опасности для магов нет. Опасность была до того, как наш закон вступил в силу. Наш департамент провел исследование, и мы установили, что в 1908 году метеорит был использован инквизицией как оружие. И мы подозреваем, поправка нужна им, чтобы возобновить эту практику и сводить счеты с неугодными.

В зале поднимается шум. Председатель Корбант пять минут ждет тишины, а потом обращается ко мне:

– Можем мы ознакомиться с вашим исследованием?

Пока мой заместитель рассылает по воздуху папки для каждого присутствующего, я продолжаю наступление на инквизицию:

– От Тунгусского болида, как известно, ничего не осталось: он взорвался в воздухе. Но нам удалось найти три мелких фрагмента и, изучив состав, определить, что Тунгусский болид – это часть взорвавшейся кометы. По расходящимся в космосе осколкам с идентичным веществом мы рассчитали место взрыва кометы и восстановили траекторию движения Тунгусского болида к Земле. Нам стало очевидно, что траектория метеорита была изменена в стратосфере. Единственный маг, способный работать с космическими объектами в 1908 году, как мы выяснили, служил в инквизиции. Как в странном детективе, мы поняли, кто убийца, но еще не знали, кто жертва. Один из наших сотрудников вспомнил, что, собирая материал у реки Подкаменная Тунгуска, услышал от местных людей легенду о том, что огненный шар сжег целителя. Мы поняли, что разгадка близко, ведь целитель – это маг, не скрывающий колдовство от людей, а значит – враг инквизиции. Но что же это за враг, для уничтожения которого нужны такие радикальные меры? Нам осталось только проверить все архивы и найти фото целителя. Скажите, коллеги, кто, по вашему мнению, был сильнейший маг в 1908 году?

– НИО – шаман из Африки, – предполагает Свансен, – а нет, он родился позже.

Звучат разные версии:

– Дуллор – маг из Латинской Америки?

– Француженка Селен?

– Волгин, – говорит председатель Корбант, сверившись с энциклопедией.

– Вот именно, – продолжаю я. – На последней странице нашего доклада вы можете видеть фотографию Волгина начала 1908 года на воскресной ярмарке, среди местных жителей. Именно 1908-й – последний год его жизни.

Берг словно заснул. Он опять связывается с начальством, и, судя по заминке, разговор затянулся.

Наконец он оживает и просит у председателя слово.

– Вы же сами утверждали, что метеориты неуправляемы.

– Я говорила, что их трудно затормозить, чтобы сжечь. И что не каждый метеорит может сгореть. Но сильный маг, способный сдвинуть гору на расстоянии десяти километров, способен направить в нужную координату эту горящую глыбу, пока она от него на таком же расстоянии. Ниже метеориты уже неуправляемы, они теряют горизонтальный вектор движения, и, чтобы их сместить, нужно приложить большую силу, поэтому даже Волгин был обречен.

– Департамент Инквизиции изучит материалы, – вздыхает Берг. – Но какое отношение события начала двадцатого века имеют к обсуждаемой нами сегодня поправке к закону «О защите Земли»?

Председатель Корбант жестом приглашает меня ответить.

– Это расследование показывает, что инквизиция уже использовала метеориты как оружие. И если ассамблея примет поправку, она предоставит инквизиции новые снаряды. Ну и главное, конечно: крупный метеорит может погубить город, континент, даже всю планету.

Корбант объявляет голосование. Два цилиндра из мутного стекла, в человеческий рост каждое, поднимаются из пола в центре зала. На столе передо мной ждали своего часа два камня: белый и черный – фокусируюсь на черном и направляю его к колбам. Навстречу ему летит белый камень со стола представителя инквизиции. Наши камни на несколько секунд замирают в дециметре друг от друга, а затем мой камень ныряет в левую колбу, а камень моих оппонентов – в правую. После того как мы проголосовали, голосуют остальные. Когда скрежет камней и позвякивание стекла прекращается, председатель объявляет конец голосования. Стекло на колбах становится прозрачным.

Белых камней раз в пять меньше. Да! Поворачиваюсь к своему заму, и мы хлопаем по рукам – обожаю покрасоваться, урвав победу в тяжелом бою. Все поздравляют меня, а вокруг Берга вакуум метра на три. Даже жаль беднягу.

Прошло полчаса после окончания голосования. Расслабляюсь и оставляю заметки в ежедневнике за столиком в любимом кафе: темном, малолюдном и очень уютном. Передо мной бокал с вином и свеча в подсвечнике – они здесь на каждом столе. Делаю глоток, неудачно ставлю бокал, успеваю его поймать, но немного вина расплескалось, и на полях ежедневника расплывается янтарное пятно, прямо на записи «Макару пять лет». Уже почти вечер, а я мало того что забыла, так еще и ничего не приготовила внуку в подарок! Что же ему подарить?

Мне не дают подумать: в голове раздается голос Сержа. Он не любит пользоваться сотовой связью, предпочитает телепатию.

– Тук-тук. Свободна? Можешь говорить?

– Могу.

– Мои переговоры отменили. Так что я жду тебя, и не задерживайся: ноги в руки и ко мне. Живо!

– Десять минут подождать можешь?

– Живо – это пять минут, не больше.

Что же подарить Макару? Не хочется дарить ерунду. Я и так провинилась, забыв про его день рождения. Взгляд падает на стойку с сувенирами возле кассы: брошки, браслеты и прочая мура, единственный мужской предмет – черный зонт. Покупаю его и, пока иду обратно к столику, шепчу заклинание, наделяя зонт возможностью исполнить одно желание.

Ветерок от стеклянных раздвижных дверей колышет пламя свечи, и передо мной оказывается мой помощник. Прошу его доставить подарок внуку, но парень сразу видит, что я поколдовала над зонтиком, и бледнеет.

– Дарить детям волшебные палочки запрещено! – заявляет он.

– Это обычным детям запрещено. А мой внук очень умный. Скажи, что ты фокусник, что тебя прислала Лариса, попроси загадать желание и открой зонт. Макар загадает конструктор или железную дорогу, возьмет подарок и побежит с ним играть. А я тебя на вечер отпущу, хорошо?

– Лариса, но почему вы сами не наколдуете ему игрушку?

Я закатила глаза.

– Да потому, что я понятия не имею, во что он любит играть!

Помощник смотрит на меня так, как будто ему стыдно. За меня стыдно.

– Зорькин, иди к черту со своим осуждением. Мне сорок пять, и я еще морально не готова быть бабушкой!

– Но инквизиция… – бубнит Зорькин.

– Не говори об этом никому, и все дела.

Вздыхая, помощник берет зонт и плетется к выходу. Стеклянные двери закрываются за ним, но на улицу он не выйдет – я телепортировала его в Summer с десятиминутной задержкой. Мне нужно это время, чтобы поздравить внука. Я, в отличие от Сержа, не сильна в телепатии и даже магам люблю звонить по сотовому.

– Лариса, привет! – орет Макар в трубку отца.

– Здравствуй, малыш. Поздравляю тебя с днем шариков и тортиков. Желаю полопать все шарики и съесть все тортики. Я послала к тебе курьера с подарком, он ждет тебя во дворе у калитки. И это не простой курьер, а курьер-фокусник, но ты об этом никому не рассказывай и выходи к нему один – а то взрослых он стесняется.

– А почему ты не позвонила мне утром?

– Утром я работала. Это у вас там вечное лето, а у нас тут осень и подготовка к Хеллоуину в самом разгаре. – А какая она, осень?

– Очень крутая! Дети в парке раскидывают ногами оранжево-красную листву, а родители жарят колбаски. Если запустить воздушного змея, то осенний ветер поднимает его выше, чем летний, и вместе с листвой. Ну и еще осенью у птиц тренировочные полеты, они учатся летать клином. Ну, мне пора прощаться, малыш, а ты беги к моему курьеру-фокуснику, а то он не дождется тебя, обидится и уйдет.

– Уже бегу!

Я чмокаю телефон и отправляюсь на свидание.

На следующий день помощник входит в мой кабинет с горящими глазами.

– Лариса, ваш внук…

– Макар, – морщусь я.

– Ваш Макар, – поправляется помощник, – вчера меня растрогал! Открывая зонт, я был готов к тому, что ноги окажутся под горой игрушек, но, к моему изумлению, из зонта посыпались осенние листья. Очень нестандартное желание, вам не кажется?

Действительно, странно. Начинаю рассуждать вслух: – Ну, он живет в стране, где круглый год лето. И к тому же, поздравляя, я рассказала ему про осень. Прогоняю помощника из кабинета и озадаченно смотрю в окно. Что-то с этим ребенком не то. Где здоровый детский прагматизм? Он мог заказать себе что-нибудь поинтереснее кучки жухлой листвы. Надо поговорить с сыном. Может, родители излишне балуют Макара и ему нечего больше хотеть? Хотя, зная моего сына, я в этом сомневаюсь. Ну да ладно: подрастет – поумнеет!

Возвращаюсь к работе и просматриваю новости, пока в глаза не бросается заголовок: «В Summer резкое похолодание». Мелькает нехорошее предчувствие, но я его прогоняю.

«В Summer ночная температура впервые опустилась до пяти градусов», – новость следующего дня. Отмахиваюсь и от этой новости, завалив себя работой.

На третий день читаю: «Из Summer улетают скворцы, соловьи и жаворонки». Не могу больше себя обманывать, я должна выяснить, не происходит ли то, что происходит по моей вине. Звоню сыну и прошу передать телефон Макару.

– Привет, малыш. А скажи мне, пожалуйста, вот у того курьера-фокусника ты какое желание загадал?

– Чтобы у нас всегда была осень, – радостно кричит Макар.

О, боже…

Изменила климат в целой стране…

И самое страшное, что я никогда не колдовала вполсилы: никто не может отменить мое заклинание – даже я сама.

Готовясь к публичному унижению, вхожу в здание инквизиции. Да, они будут отыгрываться за все мои шпильки, пущенные с трибуны ассамблеи. Но что они могут сказать мне страшнее того, что я сама себе сказала? Все равно для меня самый грозный критик – собственная совесть, а она разошлась так, что по сравнению с ней все будут слабаками.

Молодая секретарша доводит меня до кабинета начальника инквизиции, разглядывая мои украшенья так, будто меня сейчас убьют, а сережки, браслеты и кулон достанутся ей. Мне и так не по себе, а от ее взгляда по телу дрожь пробегает. Она стучит, открывает дверь и с садистской улыбкой предлагает мне зайти. Вхожу в логово главного монстра и замираю. Серж!

Сидит за широком столом главного босса. Как только за мной закрывается дверь, Серж выбирается из-за стола, идет ко мне и целует в щеку вместо приветствия, как делал полжизни. Потом провожает к одному из двух кресел у окна и разваливается в другом в позе мечтателя, подперев голову рукой. – Представляю, каково тебе сейчас, – вздыхает он.

– Умножь на два, – отвечаю я.

– Так, Лариска, но у меня плохие новости: тебя увольняют и лишают магической силы – из этого кабинета ты выйдешь уже простым человеком…

Серж продолжает говорить, но я его не слушаю. Лишат силы? Да лучше бы они меня жизни лишили! Надо бежать. Лучше быть в подполье, но с силой. Я вскакиваю на ноги и телепортируюсь.

Я не телепортируюсь.

Смотрю на Сержа, как на своего убийцу.

– Как ты это сделал? – Ноги подкашиваются, и я снова плюхаюсь в кресло.

– Что? – не понимает Серж. Для лучшего переговорщика он слишком недогадливый.

– Как лишил меня силы?

Серж кривится.

– Ларис, это не я. Не стал бы по многим причинам. Говорю же, что был против, но меня отстранили от голосования. Тебя лишила силы восьмисотлетняя колдунья, провожая ко мне.

Инквизитор!

Серж тянет руку к моему лицу, но я уворачиваюсь.

– Вот я знал, что ты сморщишь нос и скорчишь такую рожицу, если узнаешь, кто я. Мне повезло, что во время нашего знакомства ты заявила о своей нелюбви к инквизиции до того, как спросила, кем я работаю.

Мало того что инквизитор. Еще и лгун!

– Что собираешься делать?

Так я тебе и сказала. Уеду в Summer, а что мне остается?

– Лариска, перестань драматизировать, ты ведь знаешь, что справишься. Просто стала обычным человеком. Я даже немного тебе завидую: выйдешь из этой холодной войны и начнешь наслаждаться жизнью.

Раз завидуешь, чеши к той восьмисотлетней тетке и отдай ей магическую силу.

– Теперь я могу идти?

– Иди, – вздыхает Серж и с тоской смотрит на меня.

Даже не буду ругать себя за то, что оказалась доверчивым и наивным зрителем: он отличный актер, таким не кричат: «Не верю». Как же с ним попрощаться? Удачи, до встречи, прощай – все не то. Поднимаюсь с кресла и молча выхожу из кабинета. На двери табличка:

Глава Департамента Инквизиции

Серджио Морелли

Ну конечно, итальянская артистическая натура. Для меня он теперь не Серж, а Фигаро. С ним все понятно, но кто же теперь я?

В Summer все в панике: дома не приспособлены для холодов, сельское хозяйство разоряется, потому что ничего больше не плодоносит, и те, кто не прикупил еще себе одежду потеплее, мерзнут. Еще до того, как села в самолет, я составила антикризисный план и отправила его правительству страны. Они в него вцепились, но, подозреваю, только потому, что я пообещала привлечь инвесторов. Маги от меня отвернулись, зато еще остались старые связи среди людей – и среди них есть крупные дельцы. Только предложения на бумаге – этого мало, нужно еще грамотно и быстро их реализовать.

Я планировала, как только прилечу в Summer и устроюсь, не сидеть без дела, а пойти в политику. Под впечатлением от моих предложений одна партия из парламента страны как раз предложила присоединиться к ним. Отлично видела себя в этой роли. Думала: вот проведу реформу хозяйства, чтобы люди могли и от осени получать удовольствие и жить в тепле и достатке, а потом, может, и карьерой займусь – главой партии стану. Буду грызться с противниками – почти как в старые добрые времена. И дело не в моем честолюбии. Меня унизили, лишив магической силы, и у меня было два пути: либо злиться на себя и других, либо начать все с начала и добиться успеха в новой для меня человеческой сфере жизни. Мне не хотелось ныть – а значит, из двух путей возможен был только один.

Только все получилось не так.

Прилетаю в Summer и, первым делом купив себе небольшой коттедж с двориком, начинаю обживаться.

Когда распаковываю последнюю коробку, в дом заходят мой сын Олег с Макаром, оба в подавленном настроении.

– Пирожками пахнет, – принюхивается Макар. После переезда я часто видела внука, и каждый раз он был в костюме-тройке, будто собирался выступать на детской версии ассамблеи магов. В этот раз костюм еще и белый.

– Никаких пирожков, ты еще не ужинал, – замечает сын.

Ужасный раздолбай в детстве, Олег почему-то решил стать строгим отцом. Он поворачивается ко мне и жалуется на внука:

– Опять няня от него сбежала.

Сразу понимаю, куда он клонит: хочет, чтобы я сидела с Макаром. Только зря надеется, ведь у меня планов громадье.

– Такой лентяй! – продолжает сын упавшим голосом. – Читать ленится, считать не хочет, писать не может: буква в страницу не умещается!

– Ему же только пять! – ахаю я.

– Ну и что? Сейчас все меряются талантами детей. Это логично, у кого самый талантливый ребенок, у того лучшая наследственность.

Наследственность – болезненное для меня слово. Плачевно, но пять веков в нашем роду рождались маги, по одному на каждое поколение, а мой единственный сын – обычный человек. Великая династия закончилась на мне, и закончилась обидным провалом из-за моего разгильдяйства. А как хорошо было бы думать, что хоть я и оступилась, но следующий за мной будет достоин предков. Только вот знания мне передать некому…

Нет, мне точно надо заняться политикой, когда в депрессии, я сама себе противна.

– А еще он не чистит зубы! – продолжает бубнить сын, косясь на внука. И я понимаю, что, задумавшись, ничего не пропустила. Все та же длинная подготовительная речь перед тем, как попросить посидеть с внуком, напоминающая цыганочку с выходом.

Макар на жалобы отца не обижается, похоже, он вообще его не слышит, зато пристально смотрит на поднос на кухне, накрытый полотенцем. Он косится на меня и, решив, что мнение отца здесь не главное, прищуривает глаза.

– Ларис, можно мне пирожок?

– Папа же тебе запретил. Но я могу быстро приготовить ужин. Кашу будешь?

– Бе-е-е, – тянет Макар и высовывает язык, давая понять, что он думает о каше.

Вдруг в кухне что-то шлепается на пол. Олег стоит спиной и, к счастью, ничего не видит, а я с изумлением наблюдаю, как один из пирожков подпрыгивает по полу. Медленно, неумело, зигзагами пирожок движется к Макару.

Взвизгиваю от радости.

Олег смотрит на меня озадаченно, и, чтобы отвлечь его внимание, я устраиваю целое представление. Смотрю в окно, хмурюсь и говорю взволнованным голосом:

– Там шустрая и наглая рыжая собака. Иди-ка побыстрее прогони ее с моего участка.

Когда мы с Макаром остаемся одни, я успеваю выхватить у него из ладошки пирожок.

– Никогда не ешь с пола, – меняю пирожок на чистый. – Держи. Значит так, топай наверх и выбери себе спальню. Никакого чтения, никакого письма и никакого счета. Мы займемся с тобой другими развлечениями.

– Какими? – спрашивает Макар с набитым ртом. Молодец, всегда надо точно знать, на что подписываешься.

– Ну, например, будем учить пирожки прыгать сразу к тебе в рот.

Макар кивает, разворачивается и бежит наверх.

– И переоденься, – кричу я ему вслед, – там в красном пакете нормальная детская одежда, которую можно пачкать.

Узнав, что я решила переселить Макара к себе, сын удивлен.

– Это было бы здорово. Мы работаем с утра до вечера. А он не будет тебе мешать? – спрашивает он, радостный, но все еще подозревающий подвох.

– Не будет. Знаешь, Макар меня неожиданно заинтересовал, и все мои остальные проекты по сравнению с ним померкли.

И это действительно так. Ограниченный мир, в который я собиралась окунуться, ни в какое сравнение не идет с тем фантастическим миром, в котором я жила ранее. Пусть через Макара, но я буду рядом с магией – как же мне ее не хватает!

* * *

Наши дни.

Где-то звучит сирена и тревожно орет громкоговоритель:

– Внимание-внимание! Всем пройти в убежище! Я прихожу в себя и открываю глаза. Макар живой, а это главное! Он все в том же положении: крепко держит ручку гигантского зонта. Зонт перестал расти, достигнув высоты клена, но голубое свечение над ним расширяется.

А ведь когда-то посчитала Макара ребенком без фантазии и желаний. Кучка осенних листьев! Нет, это мой мальчик, с моим масштабом. Могу поручиться, что он единственный парень, который осваивает колдовство с учителем не-магом. Я учу его, как травмированный тренер учит фигурному катанию – крик с трибуны и объяснения на пальцах. Показать не могу – вот в чем проблема. К сожалению, из-за этого он все делает не совсем так, как положено. Вот зачем ему понадобился этот злополучный зонт?!

Сияние принимает форму ядерного гриба и уже занимает половину неба.

Боже, за что на меня ополчилось мирозданье? Сначала мы с Макаром устроили здесь осень, а теперь – подобие атомного взрыва. Я вроде росла послушной девочкой – как же воином апокалипсиса-то стала?!

Меня обдает волна горячего воздуха – даже одежда начинает обжигать кожу. Грохочет гром. Сквозь голубое свечение видно слепящий глаза шар – метеорит Р05! Горящая глыба тонн на шестьдесят, такая же, как крупнейший метеорит Гоба, падает прямо на нас. Прикидываю скорость падения: через минуту он сделает из небольшой страны Summer кратер. Завтрашнего дня никто на Земле не увидит, потому что пыльная взвесь закроет Солнце.

Снова раздается грохот. Ладно я, но сил нет, как жалко Макара. Пробую затормозить метеорит – не могу бездействовать, но ничего не получается.

Как маги могли не отклонить такой крупный астероид от Земли? Похоже, приняли ту поправку к закону о защите планеты и, естественно, не смогли разрушить крепкую громадину и сжечь ее в атмосфере. Черти!

Будто в замедленном кино, огненный шар достигает сияния над зонтом Макара. Проминает голубой светящийся щит и, может потому, что мне очень хочется в это верить, кажется, будто он замедляется. Хоть и повторяю про себя самое сильное заклинание, понимаю, что магия ко мне не вернулась, и это не мои тщетные попытки, а щит тормозит метеорит. Р05 повисает прямо над нами с Макаром, метров в ста над землей. Он лежит на прозрачной голубой пленке и разгоряченно шипит, очень медленно приближаясь. Великолепный убийца, с черной корой плавления. Я даже вижу характерные углубления на бугристой поверхности – регмаглипты.

Секунду метеорит висит над нами, раскаляя воздух, а потом начинает уменьшаться в размерах. Он удаляется от земли, все быстрее и быстрее поднимается ввысь, выталкиваемый голубым щитом. Превращается в маленькую точку и – о, чудо! – исчезает.

Голубое сияние становится слабее, напоминает съеживающийся атомный гриб и, достигая черной ткани зонта, гаснет. Затем сжимается, уменьшаясь в диаметре, сама ткань; и последней укорачивается ручка, пока зонт не становится обычного размера. Макар закрывает его и с довольным видом задувает дымящийся наконечник. Тоже любит покрасоваться после тяжелого боя – весь в меня!

– А ты говорила, они его отобьют! Признай, Лариса, я крут!

Да, ты крут: отбил метеорит, как теннисный шарик, от самой земли! Они там, в ассамблее магов, с ума сойдут, гадая, кто спас их глупые, согласившиеся на поправку головы!

– Неплохо. Кхм. Кстати, а почему ты называешь меня Ларисой?