Текст книги "В черном-черном городе. Криповые истории"

Настоящий кошмар!

Наринэ Абгарян
Манюня – снайпер[5]5
  Из книги «Манюня».


[Закрыть]

ПРОЛОГ

У папы появилось двуствольное ружьё ИЖ-27, настоящее, с которым можно ходить на кабана. Автор дуб дубом в охотничьих делах, так что знающим людям не возбраняется покрутить пальцем у виска, но, насколько помнится автору, с ИЖ-27 всё-таки ходили на кабана. Или на какого-нибудь другого среднерогатого скота. Кажется.

Ружьё отцу презентовал благодарный третий секретарь нашего райкома за исключительной красоты искусственную челюсть червонного золота.

Папа честно пытался отговорить этого безумного человека от затеи вырвать себе здоровые зубы и украсить рот переливающимся золотом, но тот стоял на своем.

– Ты понимаешь, доктор, – объяснял он отцу, – я недавно из Москвы вернулся, был на очередном пленуме ЦК, там большая часть делегатов союзных республик щеголяли с золотыми зубами!!! А я чем хуже, у меня что, золота мало???

Видимо, золота у третьего секретаря райкома было действительно немало, потому что папа сделал золотые коронки не только ему, но ещё и его жене, тёще, матери и дяде. В благодарность за проделанную работу сановный пациент преподнес папе ИЖ-27.

Папа трясся над ружьём как скупой рыцарь над своими сундуками. Вел с ним долгие душещипательные беседы.

– Когда-нибудь, – говорил он своему новому другу, – у меня родится сын, и мы с ним вдвоём пойдём на кабана!

Но пока сыном и не пахло, поэтому отец выезжал на охоту с друзьями. Возвращался он домой, как ни странно, в целости и сохранности, с ружьём наперевес и пустой охотничьей сумкой за плечом. За всю свою охотничью карьеру отец убил одну мелкогабаритную ворону, и то потому, что она зловеще каркала над нашими горе-охотниками, когда те пытались культурно отдохнуть после трёхчасового безрезультатного прочёсывания леса.

– Она каркала и каркала, ну я и выстрелил наугад, чтобы попугать её, – рассказывал потом отец, – а ворона возьми и свались нам на голову!

При возвращении с охоты папа первым делом тщательно прятал ружьё. Заходил он домой на цыпочках, в надежде, что дети его не услышат, но куда там! Мы сразу выбегали ему навстречу и вешались гроздьями ему на шею. «Хватит, хватит», – нарочито хмурился папа. Ружьё предательски выглядывало из-за его плеча.

Конспиративно ссутулившись, отец пятился в сторону своей спальни, нашаривал дверную ручку, при этом смотрел на нас грозно выпучимшись, заползал задом в комнату и тщательно запирал дверь. Папа пребывал в счастливой уверенности, что никто, кроме него, не знает, где он прячет ружьё.

Хех, папа плохо знал своих дочерей!

Как только за ним закрывалась дверь, мы сбивались в стайку и, затаив дыхание, подслушивали. Далее раздавался один и тот же, наработанный годами, звукоряд.

Бум!

– Это он поставил стул под антресоли, – волновались ряды преданных слушателей.

Хрясь!

– Ага, встал на стул и ударился головой о выступ.

Шур-шур-шур!

– Заворачивает ружьё в газеты и прячет за одеяла, – констатировали мы.

Бах! Бах! – захлопнул дверцы антресолей.

Плюх, – спрыгнул со стула (умильный вздох).

К моменту, когда папа, переодетый, выходил из спальни, наш след уже давно простывал.

Когда родители куда-то уезжали, мы часто забавлялись тем, что доставали папино ружьё и по очереди перезаряжали его. При этом одна из девочек всегда стояла на стрёме, чтобы сообщить о внезапном появлении родителей.

ЗАВЯЗКА

Напротив нашего дома, через улицу Ленина, на счастливом расстоянии в триста метров (почему счастливом, поймёте по ходу действия), окна в окна с нашей квартирой проживал мой классный руководитель и по совместительству физрук Мартын Сергеич. Мартын Сергеич был известным на весь город стукачом. Люди за спиной пренебрежительно называли его кагэбэшной шестёркой. В течение рабочей недели МС вёл наблюдение за учителями и старшеклассниками и делал заметки в блокноте, а потом бежал куда надо с подробным докладом. «Аж пыль столбом стояла, когда он мчался в КОНТОРУ», – презрительно кривила мама губы, рассказывая отцу об очередном кроссе Мартына Сергеича.

Я ненавидела его всей своей неокрепшей одиннадцатилетней душой. Мартын Сергеич имел обыкновение на уроке физкультуры поглаживать девочек по спине и нашёптывать на ухо разные замечания типа: «Тебе, Алиханян, неплохо уже лифчик купить, а то грудь выросла и трясется при беге» или «Тебе, Шаапуни, надо бы шортики свободного кроя, а то эти практически обтягивают ягодицы».

Манюня, хотя и училась в другой школе, из дружеской солидарности ненавидела физрука не меньше, чем я. Когда она оставалась у нас с ночёвкой, вечером неизменно подходила к окну, щурилась и презрительно цедила сквозь зубы:

– У этого козла в окнах уже горит свет!

Когда жена Мартына Сергеича вывешивала стирку на просушку, мы зорко выискивали бельё МС и злорадно его высмеивали.

– Смотрите, – покатывались мы со смеху, – Мартынто, оказывается, носит огроменные семейники, они уж точно не обтягивают ему ягодицы!!!

КУЛЬМИНАЦИЯ

Как-то в праздники мама с папой и младшими сестрами поехали в гости к папиному коллеге. Дома остались я, Манюня и моя сестра Каринка, та ещё штучка. С Каринкой можно было спокойно идти в бой, она любого дворового мальчика могла искалечить шипящим куском карбида или довести до слёз издевками. К Каринке мы испытывали смешанное чувство любви, гордости и страха.

Остаться дома одним было для нас неимоверным счастьем. Какое-то время мы забавлялись тем, что ковырялись в маминой шкатулке с бижутерией. Потом перемерили все её наряды и туфли, перемазались её косметикой и надушились всеми духами. Для пущего аромата Манька сбрызнула нас освежителем воздуха «Лесная ягода». Амбре, которое мы источали, могло скопытить вполне боеспособную роту пехотинцев.

Когда зубодробительный марафет был наведён, мы решили сообразить светский раут на троих. Сварили кофе, притащили сигареты, долго искали индийские курительные палочки, но мама их куда-то упрятала. Ничтоже сумняшеся подпалили сухие колоски камыша в маминой икебане.

Сели пить кофе. С первой же затяжки мы закашлялись, с первого же глотка нас чуть не вывернуло. Раут не оправдал наших ожиданий. Мы вылили кофе, спустили недокуренные сигареты в унитаз, проветрили кухню.

Вышли на балкон явить миру нашу неземную красоту.

Но покрасоваться нам не удалось. Напротив, на своем балконе, сидел Мартын Сергеич и читал газету. У нас сразу испортилось настроение.

– Давайте мы сконцентрируем всю ненависть в наших глазах и высверлим в его голове дырку, – предложила Манюня.

Мы принялись сверлить Мартына Сергеича взглядом, полным ненависти, но долгожданная дырка никак не высверливалась. Физрук потянулся, сладко зевнул и почесал себя в живот. Мы разочарованно вздохнули.

Тогда Каринка внесла новое рацпредложение: а давайте, говорит, мы в него выстрелим из папиного ружья!

– А давайте, – всколыхнулись мы с Манькой и бросились наперегонки за ружьём. Вытащили с антресолей и притащили на балкон. Каринка уже заняла огневую позицию на полу за решёткой. Мы подползли к ней на брюхе и передали ружьё.

– Зарядили? – грозно прошипела Каринка.

– Издеваешься! – возмутились мы.

Каринка заграбастала под себя ружьё, долго прицеливалась и наконец выстрелила.

Раздался негромкий хлопок, мы выглянули из-за балконной решетки.

Мартын Сергеич сидел не шелохнувшись.

– Дай мне! – Манюня вырвала ружьё из рук Каринки. – У меня глаз меткий, я его вмиг свалю!

Манька с минуту елозила пузом по полу, выбирая единственно правильную огневую позицию. Боевой чубчик ирокезом топорщился над ее лбом. Затаив дыхание, она долго прицеливалась, потом зачем-то зажмурилась, отвернулась и выстрелила.

Мы прождали несколько секунд и воровато выглянули из-за перил.

Балкон напротив был пуст!!!

– Я его убила, – выпучилась Манюня, – я его убила!

Мы по очереди отползли задом в дом и закрыли балконную дверь. Щёлкнули затвором, ружьё выплюнуло горячие гильзы. Мы выкинули их в мусорное ведро. Потом изорвали в клочья новый номер «Литературной газеты» и прикрыли гильзы.

Боевой запал не иссякал. Содеянное смертоубийство сплотило нас в грозный триумвират. Мы походили какое-то время по квартире с ружьём наперевес.

Мне было обидно, что Манюня с Каринкой стреляли, а я – нет.

– Это нечестно, я тоже хочу выстрелить, – надулась я.

Девочки переглянулись. Требование мое показалось им справедливым.

– Сейчас найдём тебе цель. – Каринка зарядила ружьё и сунула его мне в руки. – Сейчаааааас найдеооооооом.

Мы долго кружили по квартире. Сначала приценивались к хрустальной люстре, потом – к маминой любимой китайской вазе. Вовремя сообразили, что мама с нами сделает, если мы разнесем вазу или люстру, и отказались от мысли стрелять во что-то ценное. Итого наш выбор пал на мусорное ведро. Сестра поставила его посреди кухни, и я, зажмурившись, выстрелила внутрь.

Потом мы убрали ведро под мойку и аккуратно спрятали папино ружьё.

– Наверное, жена Мартына Сергеича уже выплакала себе все глаза от горя, – сказала Манька, когда мы захлопнули дверцы антресолей и спрыгнули со стула на пол.

– Наверное. – Нам внезапно стало жалко длинную, жилистую и некрасивую жену Мартына Сергеича. Она преподавала в старших классах историю и имела кличку Скелетина.

– А давайте мы позвоним им, – предложила я, – заодно, когда поднимут трубку, послушаем, что там творится.

Я вытащила телефонную книгу. Найти номер физрука не составило большого труда. Манька важно поднесла к уху трубку, набрала номер, послушала гудки, потом почему-то резко закашлялась и покраснела.

– Аллё, здрассьти, а можно Анну? Не туда попала? Извините. – Она шмякнула трубку на аппарат и обескуражено уставилась на нас.

– Ну что? – хором спросили мы с сестрой.

– Он сам подошел к трубке! Ни черта мы его не убили! Хорошо, что я не растерялась и спросила про Анну!

Нашему разочарованию не было предела. Пули, видимо, не преодолели расстояние в триста метров и шмякнулись где-то на полпути между нашими балконами.

Мы в глубоком унынии поплелись в ванную, смывать с лица боевую раскраску. Остальной день провели в нехарактерной для нас тишине, играли сначала в шашки, потом – в подкидного дурака.

РАЗВЯЗКА

Когда родители вернулись из гостей, они застали в квартире идиллическую картину: три девочки, высунув языки, вырезали из журнала «Весёлые картинки» платьица и шапочки для бумажной девочки Тани.

Мама погладила нас по голове, назвала умницами. Потом принюхалась, закашлялась.

– Не душитесь всякой дрянью, – сказала. Мы заулыбались ей в ответ. Вечер обещал быть прекрасным и тихим.

– Это что такое?

Мамин голос раздался над нами как гром среди ясного неба. Мы обернулись. Она стояла на пороге детской и в удивлении изучала ровную маленькую дырку на дне мусорного ведра. Мама посмотрела на нас долгим колючим взглядом и протянула гильзы. – Что это такое, я вас спрашиваю, и откуда в мусоре стреляные гильзы?

Мы виновато переглянулись.

– Это не мы, – пискнула Каринка.

– А кто?! – Мамин голос не предвещал ничего хорошего.

– Ладно, это мы, – вздохнула я, – сначала мы хотели убить Мартына Сергеича, стреляли в него два раза с нашего балкона, но ты не волнуйся, он живой и невредимый, мы уже позвонили к нему домой, он сам подошёл к трубке. А потом я ещё выстрелила в мусорное ведро.

Мама какое-то время переводила взгляд с нас на гильзы и обратно. Наконец по выражению ее лица стало ясно, что до неё дошёл весь ужас содеянного нами. И до нас, кстати, он тоже дошёл. Мы взвизгнули и бросились врассыпную.

Наказывала мама нас весьма своеобразно – в процессе нашего бега. Она хватала улепётывающего ребенка за шиворот или предплечье, отрывала с пола, награждала на весу шлепком и отправляла дальше по траектории его бега. Если она огревала нас достаточно больно, то остальную часть спасительной дороги мы преодолевали с перекошенными от боли лицами, а если нет – тут главное было убедительно сыграть эту перекошенность на лице, чтобы у мамы не возникло желания повторить свой фирменный шлепок.

Когда бежать стало некуда, мы попытались юркнуть мимо мамы в коридор. Первой на штурм ринулась Каринка, но мама схватила её за шиворот, дёрнула вверх, пребольно ударила несколько раз по попе и отправила дальше. Каринка взвизгнула и, не останавливаясь, шмыгнула за угол. Через секунду из-за угла показалось её сморщенное от боли лицо.

Пока мама отвлеклась на сестру, я попыталась проскользнуть мимо. К одиннадцати годам я успела вымахать в такую каланчу, что меня сложно было оторвать за шиворот от пола. Улепётывала я как комар-долгоножка, ловко переставляя длинными тонкими ногами. Поэтому мне достаточно легко удалось нырнуть под мамину руку и прорваться в спасительный коридор. Но я недооценила силу её гнева.

Увидев, что жертва уходит безнаказанной, мама запустила в неё первым, что попалось. А под руку ей попалось пластмассовое мусорное ведро. Выпущенное маминой меткой рукой, оно нарисовало косую бумерангову дугу и, настигнув меня уже за углом, красиво вписалось в мое левое ухо. Мир, благодаря брызнувшим из моих глаз искрам, засиял доселе невиданными красками. Ухо моментально запульсировало и увеличилось в размерах раза в три. Я взвыла.

Но убежать далеко мы позволить себе не могли, потому что в плену у мамы остался драгоценный трофей – Манюня. Поэтому мы с Каринкой выглядывали, потирая ушибленные места, из-за угла и горестно подвывали друг другу.

У Маньки надо лбом росла непокорная прядь волос, которую, чтобы кое-как пригладить и уложить в прическу, надо было обильно намочить водой и пришпилить заколкой. В минуты крайнего волнения эта прядь развевалась над Маней грозным ирокезом. Вот и сейчас боевой чубчик восстал над моей подругой, как большое соцветие зонтичного растения. Манька поскуливала и затравленно озиралась на нас.

И тут мама явила миру всё коварство одной отдельно взятой взъерепененной женщины. Она не тронула Маню и пальцем. Она выговорила ровным, холодным голосом:

– А с тобой, Мария, разговаривать будет Ба!

Лучше бы мама мелко нашинковала Маню и скормила собакам! Лучше бы она выстрелила в нее из папиного ружья! Потому что разговаривать Ба не умела, Ба умела пройтись по телу так, что потом на реабилитационный период уходило дня два.

– Тетьнадь, – залилась горючими слезами Манюня, – не надо ничего рассказывать Ба, ты ударь меня по голове ведром, а лучше несколько раз ударь! Пожалуйстааааааа!

Мы зарыдали в голос, мама обернулась на нас, потом посмотрела на Маню и разом упала лицом.

– Вы хоть понимаете, девочки, чем это могло закончиться? Вы хоть понимаете???

ЭПИЛОГ

В тот же вечер папа отвёз ружьё своему неженатому коллеге, и они потом долго рыскали по его квартире в поисках укромного уголка.

Поздно ночью к нам заехал дядя Миша, и мама со слезами на глазах рассказала ему, что мы вытворили. Дядя Миша сначала молча выслушал маму, потом так же молча прошел в детскую спальню, поднял сонную Маньку с постели и отвесил ей могучий подзатыльник. Затем уложил её обратно в постель и подоткнул со всех сторон одеяло.

– А потом знаете, что он сказал вашим родителям? – докладывала нам на следующее утро Манька. – Он им сказал – это правильно, что вы ничего не стали рассказывать Ба. Иначе мало никому бы не показалось. В том числе и вам. И мне.

Манька вздохнула и пригладила рукой складочки на юбке.

– Ба бы нас всех тогда побила, – взволнованно проговорила она и потрогала моё зудящее ухо: – Ого, ещё горяченькое!

Реальная жуть!

Мара Гааг
Октябрьский гость

Старый дом на перекрёстке был жутким местом.

Костику нравилось, как это звучит. Поэтому он говорил так каждый раз, когда проезжал мимо на велосипеде. В голове сразу играла тревожная музыка, как в кино, а кожу приятно щекотали мурашки.

Школьным друзьям Костик тоже так говорил и обязательно добавлял какую-нибудь зловещую деталь: про тёмный силуэт в окне или загадочный скрежет за забором. Друзья не то чтобы пугались, но к дому на перекрёстке относились с опаской. А Ваня Соломкин из параллельного седьмого «Б» даже рассказал, что слышал из дома пение, как в церкви, тоненьким голосом. Никто не поверил, и Костик тоже, но Ваню сразу зауважал за причастность к теме.

Репутация у дома и правда была не очень. Уже три с лишним года его никто не покупал. То ли из-за расположения – сразу с двух сторон окна выходили на дорогу. То ли из-за характера хозяйки – мрачного вида старушенция приезжала на лето и всякий раз выскакивала с веником в руках, если кто-то из детей тянулся к зреющим в палисаднике грушам. Угоститься грушей не удалось никому, а вот получить колючим веником пониже спины успели многие. В том числе и сам Костик.

Потом старушенция приезжать перестала. Раз в месяц наведывался риелтор с покупателями, но дом никому не нравился. В отсутствие хозяйки быстро подряхлел, и даже груши под окнами решили больше не плодоносить. А шиповник у забора за одно лето мутировал, отрастив такие колючки, что страшно было проходить мимо.

Зимой дом тоже выглядел негостеприимно: сугробы нависали с крыши, как нахмуренные брови, сосульки на карнизе щетинились острыми зубами. Как-то раз со старой кровли съехала ледяная глыба и угодила прямо на капот проезжающей мимо машины. Вмятина получилась знатная. Тогда администрация установила у дома предупреждающие знаки, а родители строго-настрого запретили детям подходить близко.

В общем, дом твёрдо решил стать необитаемым. И Костик надеялся, что своими рассказами о тенях и скрежетах ему помогает. Потому что должно же быть хоть что-то таинственное в скучном коттеджном посёлке! Особенно сейчас, в конце октября, когда душа просит приключений вместо уроков, а холодный ветер по ночам стучит в окна и нашёптывает истории о призраках. Такие истории Костик любил, и как раз затормозил у дома на перекрёстке, чтобы заглянуть в тёмные окна и придумать очередную байку для приятелей.

Но вместо вдохновения Костика ждало разочарование. Калитка во двор была приоткрыта, за ней кто-то ходил и громко разговаривал.

«Наверное, очередные покупатели приехали», – решил Костик. Подкрался ближе, чтобы подслушать. И вздрогнул от неожиданности, когда девчачий голос громко сказал:

– Заходи, не стесняйся!

Костик замер. Калитка скрипнула, открылась шире, и в проёме показалась девочка. Волосы у неё были чёрные, как у цыганки, заплетённые в две косички, а платье белое, с рукавами-фонариками и рюшами по подолу. А ещё на ней не было ни куртки, ни свитера, хотя день выдался прохладный.

– Велосипед тут оставь, никто не возьмёт.

Костик на всякий случай огляделся по сторонам. Девочка хихикнула и поманила его пальцем.

– Привет, – поздоровался Костик. – А ты откуда?

– Я тут живу.

– Всё-таки купили дом, значит? – расстроился Костик и тут же спохватился: – Ой, то есть здорово, конечно, с новосельем!

– А ты чего у забора стоял? Потерял кого?

– Мы с ребятами тут три года приведений высматриваем. – Костик прислонил велосипед к забору. – Больше не будем, конечно, раз вы сюда переехали.

Девочка кивнула и жестом пригласила зайти. Из кустов выпрыгнула большая белая кошка, скользнула мимо Костика и зашагала рядом с девочкой. Костик хотел спросить, как зовут кошку, но внезапно на дорожке появилась ещё одна такая же. Бросила на него пронзительный взгляд и поспешила к девочке. А когда с дерева на тропинку спрыгнула третья, очень похожая на предыдущих, Костик от удивления разинул рот.

Девочка опустилась на скамейку и похлопала по ней ладонью. А кошки тут же уселись у её ног и одновременно посмотрели на гостя – что, мол, не садишься? Скамейка была старая и склизкая от плесени, а платье белее снега, но девочку это ничуть не беспокоило.

– Хм! – только и смог сказать Костик.

Присел рядом, но на самый краешек, чтобы не запачкать джинсы.

– Посидим немного? – предложила девочка. – Тут такой чудесный воздух. Осенью листья пахнут пряностями, не замечал? Как булочки с корицей, ромовый пунш и яблоки в карамели.

Булочки с корицей Костик пробовал, а про остальное даже не слышал, поэтому перевёл разговор на другую тему:

– А не замёрзнешь? Октябрь, а ты в одном платье.

– Что ещё носить в октябре, если не платья? – удивилась девочка.

Костик в ответ пожал плечами: странные существа девчонки, загадочные, поди пойми.

– Эва! – рявкнул кто-то над головой, и Костик от неожиданности чуть не свалился со скамейки. Кошки возмущённо зашипели и сбились в одно пушистое белое облако. – Эва, ещё рано ужинать!

– Я и не собиралась, – отозвалась девочка.

Перед детьми возник огромного роста человек с лысой бугристой головой и уставился на Костика колючими голубыми глазами:

– А это что? – спросил он, облизнувшись.

И плотоядно улыбнулся, как будто оскалился.

Костик заёрзал на месте. Захотелось убежать, но Эва взяла его за руку и крепко сжала холодными пальцами.

– Это мой октябрьский гость, папа, – сказала она спокойно.

– Вот как! – прогрохотал папа, и хищная улыбка пропала с его лица. Казалось, он немного расстроен. – Ну что ж, твоё право. Но жаль, очень жаль! Пахнет преаппетитно. И по размеру подходит. Отличный экземпляр. Пусть в следующий раз заглядывает без приглашения.

Он подмигнул Костику, развернулся и, тяжело топая, скрылся в саду.

– Я, наверное, пойду, – пробормотал Костик.

Стало не по себе, потому что папа Эвы показался ему похожим на бандита.

– Он просто шутит! – Эва замотала головой, и её косички затрепыхались, как змейки. – Пожалуйста, не уходи! В следующий раз у меня гость будет только через год, и то если повезёт.

– Тебе можно приглашать гостей раз в год? – поразился Костик и, если честно, не поверил. – Почему?

– Такие в доме правила. Если гости будут приходить слишком часто, опять придётся переехать. Но что поделать, семью не выбирают. – Эва вздохнула, соскользнула со скамьи и расправила рюши на платье. – Прогуляемся? Покажу тебе свой секрет.

Кошки с готовностью запрыгали по тропинке. Костик тоже встал, брезгливо отряхнул всё-таки прилипшую на задний карман джинсов плесень. Искоса глянул на платье Эвы: по-прежнему белоснежное, ни пятнышка.

– Тайны я люблю. А вы откуда приехали? – рискнул спросить он, а сам подумал: «Наверное, из-за границы. И имя чудно е`, и порядки, и шуточки. А вдруг от полиции скрываются, вот и купили никому не нужный дом? Эх, не стоило спрашивать!»

Эва молча улыбнулась. Снова взяла Костика за руку и повела к дому.

Там, на маленькой грядке под окном, торчали в разные стороны растопыренные листья. А на земле, среди скрученных в спирали побегов, лежали оранжевые тыковки.

Костик разочарованно хмыкнул. По его мнению, огород никак не тянул на секрет.

– Смотри! – Эва присела на корточки и потрогала тыкву пальцем.

Та в ответ протяжно взвизгнула, а на оранжевой кожице проступило сердитое лицо. Костик от неожиданности сказал: «Ух!» Тыква казалась похожей на отрубленную голову.

– Это для фонарей, – с гордостью сказала Эва. – Мой эксперимент. Недостаток один: визжат громко. Но, надеюсь, к следующему октябрю я что-нибудь придумаю.

– Офигеть! А можно мне? – Костик зачарованно протянул руку к грядке.

«Вот это фокус! Аниматроника, что ли? Как в парках развлечений. Точно, они хозяева передвижного цирка! Поэтому и кошки дрессированные».

– Конечно! – Эва отодвинулась, а Костик осторожно ткнул пальцем понравившуюся тыкву.

Овощ заверещал так, что в ушах зазвенело, а рожица проявилась злобная, с оскаленным ртом.

– Эва, можно потише? Мешаете вести урок! – раздалось со стороны дома.

Костик обернулся. Увидел на крыльце высокую женщину в длинном чёрном платье и вуали, скрывающей лицо.

– Прости, мамочка! – покорно отозвалась Эва. – Мы больше не будем шуметь.

– А это у нас кто? – Женщина будто пролетела по воздуху.

Аккуратно взяла Костика за руку и уколола в палец острым ногтём. А потом задумчиво слизнула выступившую капельку крови.

– Ай! – только и смог сказать Костик, испугавшись.

– Мама! – Эва укоризненно покачала головой. – Ему ещё рано.

– Да, – согласилась женщина. – Но проверить стоило. Приходи лет через восемьдесят, мальчик. С удовольствием буду тебя учить.

И она бесшумно, как привидение, скользнула обратно к крыльцу.

– Мама очень серьёзно относиться к преподаванию, – извиняющимся тоном сказала Эва Костику.

– Твоя мама кто-то вроде репетитора? – с сомнением спросил Костик, разглядывая уколотый палец, но на нём не было ни царапинки. – А чему она учит?

– Как быть мёртвым, – с готовностью отозвалась Эва. – В основном детям, им сложнее без подготовки, но и взрослым тоже иногда даёт уроки.

– И много у неё учеников? – Костик всё ждал, когда Эва скажет что-то вроде «ха-ха, я пошутила, моя мама преподает математику», но она оставалась серьёзной.

– Сейчас, кажется, пятеро. Хочешь посмотреть?

Костик мотнул головой, но Эва уже тащила его за руку к двери. Белые кошки, перепрыгивая друг друга, скакали впереди. Кажется, они, как и Эва, радовались гостю.

Внутри дом выглядел куда больше, чем снаружи. Высокий потолок расчерчивали широкие балки, посредине висела хрустальная люстра, а на второй этаж, которого (Костик знал точно) у дома на перекрёстке не было, вела деревянная лестница.

– Сюда. – Эва потянула Костика за собой.

Они оказались в комнате, где в большой железной ванне сидело мохнатое существо с волчьей головой. Оно намыливалось шампунем и громко фыркало, пуская мыльные пузыри.

– Ой, не сюда. Извините!

В следующей комнате толстый старичок в шляпе из гигантского мухомора пил чай с печеньем, подозрительно похожим на сушёные человеческие пальцы. В его бороде копошились мыши, собирали падающие крошки и противно пищали.

– Да что такое! – расстроилась Эва. – Мама! Ты опять без предупреждения поменяла планировку! – И сказала старичку: – Извините, мы ищем классную комнату.

– Я бы лучше домой… – сказал Костик, заикаясь.

Он никак не мог отделаться от ощущения, что заснул и надо срочно просыпаться, а голова у него закружилась. Для аттракциона всё здесь казалось слишком настоящим.

– Кажется, твой гость уже испугался, дорогая. – Женщина в вуали возникла из воздуха, склонилась над Костиком и ласково погладила по волосам. – Хватит с него.

– Ну мам! – Эва поджала губы. – Я ещё столько всего не показала!

Белые кошки тоже обиженно замяукали и стали тереться пушистыми боками о джинсы Костика, как будто не хотели отпускать. Но мама Эвы взяла его за руку и вывела из дома прямо к калитке. А потом исчезла.

– Придёшь в следующем году? – с надеждой спросила Эва. Кошки жались к её ногам и смотрели на Костика вопросительно. – Только никому не рассказывай про нас, это секрет.

– Приду! – выпалил Костик, потому что понял: только что с ним случилось что-то жуткое, интересное и даже немного опасное.

Он схватился за велосипед, по-прежнему стоящий у забора, и крепко стиснул руль. Голова сразу перестала кружиться.

– Тогда до будущего октября! – Эва захлопнула калитку, и стало тихо.

Костик потряс головой, ущипнул себя за руку. А потом посмотрел в щель между досками забора.

Ни девочки в белом платье, ни трёх одинаковых кошек. Тропинки между деревьями были засыпаны палой листвой. А на видневшейся между яблонями входной двери висел большой и ржавый амбарный замок.

Трель велосипедного звонка за спиной заставила Костика подпрыгнуть от неожиданности.

– Что-нибудь высмотрел? – спросил Ваня Соломкин, тормозя на обочине.

Костик протёр глаза и посмотрел в щель ещё раз. Дом и сад выглядели совершенно заброшенными.

– Да так, – неуверенно сказал он.

– Может, там склад контрабандистов? – предположил Ваня.

Он недавно прочёл книгу про секретных агентов, и ему везде мерещились тайные базы.

– Может, – согласился Костик, а сам подумал: «Или, например, секретный аттракцион ужасов. Или настоящая семейка вампиров и оборотней».

– Спорим, дом так никто и не купит?

– А чего спорить? И так понятно, кому он с привидениями нужен.

– Вот и я говорю, – кивнул Ваня. – Поехали? Наперегонки?

– Ага. – Костик взобрался на велосипед и бросил украдкой взгляд на тёмные окна дома.

Показалось, мелькнул за стеклом белый кошачий хвост, потом появилась Эва и помахала рукой. Костик моргнул, всё исчезло.

Ваня с воодушевлением закрутил педали. А Костик не спешил его обгонять, сочиняя для друзей байку пострашнее. Ведь старому дому на перекрёстке лучше оставаться необитаемым. Хотя бы до следующего октября.