Текст книги "Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения"

– Я к вам вечером загляну, – обещала Настя.

– Хорошо, – кивнули мы и пошли прогулочным шагом домой. По дороге заглянули к папе на работу – просто поздороваться. Застали волнующий момент многоборья – папа бегал по кабинету за какой-то тетенькой, пытаясь усадить ее в кресло, чтобы сделать обезболивающий укол. Муж тетеньки в позе вратаря стоял в дверях кабинета – ловить ее на случай, если она попытается вырваться на свободу и ускакать восвояси.

– Ого, придется и нам, видимо, эту тетеньку ловить, – оживилась Каринка.

Но ловить тетеньку не пришлось. Почему-то при виде нас она успокоилась и дала сделать себе укол. Пока она ждала, когда подействует анестезия, Манька забавляла ее разными рассказами про то, как она любит ходить по врачам.

– Особенно люблю, когда делают рентген. Раз – и можно увидеть, какой у тебя скелет. Обязательно попробуйте, вам понравится! Вы, например, знаете, как выглядит ваш таз? – любопытствовала она.

Тетенька смеялась так вдохновенно, что даже не заметила, как папа удалил ей зуб.

– Фух, – утер он пот со лба, когда пациентка, завернув в салфетку выдранный зуб на память, попрощалась и ушла, – дети, просите чего хотите, вы меня сегодня крепко выручили!

– Пап, сделай мне железные погоны, – вспомнила о своем Каринка.

– Какие железные погоны? – поперхнулся папа.

– Ну такие, на плечи. Чтобы в воде не мокли. А то картонные испортились. И фольга пропала, потому что сильно помялась.

Папа побарабанил пальцами по столу.

– Пойдем в кабинет дяди Максима. Он у нас зубной техник, авось чего придумает.

– Из зубов погоны сделает? – обрадовалась Каринка.

Папа рассмеялся.

– Может, и из зубов.

Зубной техник дядя Максим встретил нас с распростертыми объятиями. Пряча улыбку в пышные усы, выслушал просьбу о железных погонах.

– Юрик Драстаматыч, как вы думаете, заслужила ваша дочка булатные погоны?

– Максим Иванович, думаю, заслужила. Да и выбора у нас, кроме как согласиться, нет. Или мы ей погоны, или она нам испортит месяц спокойной жизни.

– Это я легко могу, – подтвердила Каринка.

– Ладно, уговорила, – кивнул дядя Максим, – что-нибудь придумаю. Правда, погоны никогда не делал, поэтому не уверен, что они у меня получатся.

– Максим Иванович, вся надежда на вас! – сдвинул белоснежный колпак на затылок папа.

– Юрик Драстаматыч, обещаю, что сделаю все от меня зависящее!

Вечер мы провели в традиционном времяпрепровождении – расположившись под ивовым деревом, слушали рассказ Насти о Москве. Правда, теперь ее рассказ приобрел несколько трагический оттенок.

– Цирк – это, конечно же, хорошо, – вздыхала она, – но и покричать со стены крепости очень даже здорово. Шоколадное эскимо – это очень вкусно. Но и кислый виноград самое оно!

– Переезжай к нам, – предложили мы ей.

– Вряд ли папа с мамой согласятся, – грустила Настя, – и потом, в Москве моя близкая подруга живет, Танька Шаповалова. На кого я ее оставлю? Она же совсем слабенькая, только и делает, что на пианино играет. А если выйдет во двор, обязательно в какую-нибудь историю вляпается. То в яму провалится, то мячом по голове получит, то деньги потеряет!

– Много потеряет? – заволновались мы.

– Однажды вообще рубль потеряла! Железный, юбилейный.

– Сильно ей попало?

– Неа, ей вообще не попало. У нее родители очень мирные, никогда Таньку не ругают.

– А если она пожар устроит на кухне? Или унитаз половником забьет? – заволновались мы.

– А что? Вы уни-уни-таз половником заби-заби-вали? – стала заикаться Настя.

– Было дело, ага, – важно кивнули мы и принялись наперебой рассказывать Насте историю про унитаз, половник и поездку в Адлер[10]10
  Обо всех этих захватывающих дух событиях рассказано в книге «Манюня».


[Закрыть].

– Ну вы дайо-о-о-о-о-о-оте! – вздыхала периодически Настя. – Ну вы ваще-е-е-е-е-е!

Окрыленные ее восторгами, мы много чего ей понарассказывали. И если бы не наступивший вечер и низко летающие над нами летучие мыши, мы бы вообще не останавливались. Но их лихорадочный полет мигом разогнал нас по домам. Еще бы, кому охота всю оставшуюся жизнь ходить с противной летучей мышью на лице? Никому!

– Буду завтра, в девять ноль-ноль, – снова крикнула нам на прощание Настя.

– Значит, надо будет будильник на шесть поставить, – решила Манька.

– А чего это на шесть?

– Ну, пока проснусь, пока почищу зубы и прибегу к вам, как раз девять и будет!

– Ты сегодня у нас вообще в семь была.

– Да? Тогда поставлю будильник на шесть тридцать. Чтобы прийти к вам не слишком рано, но и не совсем поздно! В семь пятнадцать, например.

Гостила у нас Настя две недели. Уехала вся в слезах, обещала вернуться в следующем году.

– На все лето приеду, – предупредила она бабушку Заринэ.

Бабушка Заринэ была на седьмом небе от счастья. Набрала в дорогу много припасов, поехала с внучкой в Ереван – провожать ее на самолет. Настя должна была лететь в Москву с близким другом и коллегой дяди Юрика дядей Сергеем. Когда дядя Сергей увидел багаж Насти, чуть в обморок не грохнулся – шутка ли, пять двухлитровых банок кавурмы, корзина со свежайшими фруктами, а еще два чемодана домашних сладостей и прочей «правильной» деревенской еды!

– Куда, куда столько? – лепетал дядя Сергей.

– Фундук пусть первым делом съедят, – не обращая на его протесты внимания, инструктировала бабушка Заринэ, – а то он молочный, созреть не успел, поэтому лежать долго не будет.

Дядя Юрик потом отчитывал свою маму по телефону, мол, мам, ты хоть соображаешь что творишь, это же мой непосредственный начальник, следователь номер один в Москве! А ты из него вьючное животное сделала!

– Можно подумать, у этого твоего начальника матери нет. Можно подумать, она себя как-то по-другому ведет! – встала руки в боки бабушка Заринэ. – Ты мне вот что скажи, фундук съели?

– Съели! – рявкнул дядя Юрик.

– Вот и молодцы!

Отъезд Насти мы очень переживали, потому что успели привыкнуть к ней. Своих в доску девочек в этом мире очень мало, поэтому, если уж попадается какой-нибудь один экземпляр, отпускать его от себя не хочется.

Особенно переживала Каринка. Потому что Настя не успела оценить ее обновленный бронежилет. Дядя Максим сдержал свое слово и смастерил Каринке булатные погоны. Они были не шибко гладкие и вообще неправильной формы, но оказались вполне себе блескучие, с дырочками по краям, чтобы легче было пришивать их к жилету.

Дядя Миша остаться равнодушным к такой красоте не смог и сделал на релейном заводе специальные накладки. И мама, наконец, получила обратно свой поднос и кастрюльные крышки.

Каринка теперь ходит вся из себя довольная, бронированная, как настоящий тамплиер. Недавно задумалась над шлемом. Выпросила у Ба глубокий эмалированный тазик, а потом прилипла банным листом к дяде Мише – убеждает его просверлить в тазике правильные отверстия для глаз и приделать шнурки, чтобы можно было завязывать их под подбородком.

– Тогда шлем будет держаться намертво, и моя голова выдержит удар молотом, – мечтательно выговаривает Каринка.

– Каким молотом? – пугается дядя Миша.

– Большим!

Мы с Манькой в Каринкины переговоры не вмешиваемся. Мы-то понимаем, к чему такие приготовления. Скоро из Кисловодска возвращается Рубик, вот сестра и готовится к незабываемой встрече с ним.

Посему у нас к вам обращение. Пожалуйста, передайте кто-нибудь Рубику, чтобы он не возвращался. А то тут его Каринка ждет. В шлеме из тазика и в бронированном жилете с булатными погонами. С карманом, набитым железными гайками, на спине. Он небось жить хочет, этот Рубик. Вот пусть и сидит безвылазно в Кисловодске. Иначе мы за нашу Каринку не отвечаем. (Подумав.) Да и за себя тоже не отвечаем.

Мы вообще безответственные дети. Оказывается.

Глава 11
Манюня спешит на выручку, или Подарок для тети Киры

Медсестру, которая долгие годы преданно ассистирует папе, зовут тетя Кира. Мама говорит, что тете Кире надо памятник поставить, прямо перед входом в стоматологическое отделение. Потому что тетя Кира – героическая женщина. Не каждой медсестре по плечу работать в творческом тандеме с таким грозоточивым человеком, как наш папа. Это надо же быть таким хорошим и чутким специалистом, чтобы: а) по форме изогнутой брови определить, какой инструмент нужно передать доктору, б) служить амортизатором между ним и истеричными пациентками, в) головой отвечать за постоянную готовность операционной, д) без отрыва от «производства» одновременно находиться в разных концах отделения. И самое главное – отвечать за душевное спокойствие больных. Потому что хоть наш папа замечательный врач, и руки у него золотые, но чуткости в нем, как в охотничьем тесаке. То есть ноль. И с состраданием относиться к капризным пациентам он не умеет. – Да что с ними сюсюкать! – взрывается каждый раз папа. – Доводят дело до гнойного пульпита, и давай потом в кресле кочевряжиться! Нет чтобы вовремя к врачу пойти!

– Вот я и говорю, что Кире надо памятник поставить, – не унимается мама. – Она как голубь мира между вами реет.

– Между кем это между нами?

– Между тобой и твоими жертвами, ой, извини, больными.

– Женщина, ты понимаешь что говоришь? – оскорбляется папа. – Какие такие жертвы?

– Да шучу я, шучу! – отмахивается мама с таким выражением лица, что не очень и понятно, шутит она или нет.

Так как веры маминому выражению лица кот наплакал, папа, периодически озираясь на нее, какое-то время профилактически булькает, словно забытый на электроплите закипевший чайник.

– Кировабадци[11]11
  Так папа обычно называл маму в споре, когда ему больше нечем было крыть. Мама родом из Кировабада, а уроженки этого города всегда славились своей капризностью и неуживчивым нравом.


[Закрыть]! – гундит он себе под нос. – Наказал Бог женой!

– А надо было мужем наказать, да? – язвительно вклинивается в его гундеж мама.

– Чего это мужем?

– Да ничего! Так просто, о птичках поговорить!

Тетю Киру любят не только взрослые. Дети тоже в ней души не чают. Но особенно ее любит Манька.

– Ах-ах! – закатывает она глаза каждый раз, когда разговор заходит о папиной медсестре. – Тетя Кира такая добрая, такая ласковая. Всегда конфеткой угостит. А еще она с утра до ночи работает с Дядьюрой и видит, как он людям зубы выдирает! И на операциях много чего страшного видит! Это надо же, чтобы человеку так повезло!

– А ты становись стоматологом, и тоже каждый день будешь выдирать людям зубы! – как-то предложили мы ей.

– Не исключено, но вряд ли, – вздохнула Манька, – мне бы лучше мороженым торговать!

– Мороженым каждый дурак захочет торговать. А вот зубы выдирать не каждый дурак пойдет! – пожала плечом я.

Каринка захихикала:

– Ты хочешь сказать, что наш папа дурак?

– Нет! Я хотела сказать…

Манька нетерпеливо махнула рукой:

– Нарка, это понятно, что ты хотела сказать. Но мороженым торговать ведь интереснее, чем зубы вырывать, так?

– Так, – кивнула я.

– Ну вот. Об этом я и говорю!

Тот факт, что мороженым торговать в миллион раз интереснее, чем зубы выдирать, ни в коем разе не умаляет Тетикириного светлого образа в наших глазах. Потому что тетя Кира – самый приветливый, добрый и отзывчивый человек на свете. И чаем угостит, и покажет, как инструменты стерилизуют, и, когда папа этого не видит, покатает нас в стоматологическом кресле. Чтобы поднять или опустить кресло, нужно надавливать на специальную педаль. Сидящий в кресле человек дотянуться до нее никак не может. Поэтому тетя Кира по очереди усаживает в кресло то Маньку, то Каринку и, резво надавливая на педаль, катает их вверх и вниз. Я наблюдаю этот аттракцион издали, потому что нет в мире силы, которая заставила бы меня добровольно сесть в стоматологическое кресло. А если даже такая сила и существует, то ей придется мобилизовать все свои резервы, чтобы до этого кресла меня доволочь. Уж не знаю, откуда во мне столько страха, но любой поход к врачу я превращаю в такое светопреставление, что самой потом совестно. Но это потом, когда тебя уже привели домой, и ты, не в силах больше плакать, тихо икаешь в угол, куда тебя поставили за «примерное» поведение. Честно говоря, я плохо помню, что в кабинете врача творю. Судя по квадратным глазам медперсонала – что-то несусветное. И главное, откуда у меня силы берутся сопротивляться целому отделению, ума не приложу! Но факт остается фактом – ни одному работнику нашей поликлиники еще не удалось меня по-человечески осмотреть. Только ухо-горло-носу тете Тамаре удалось. И то издали.

А Манька врачей совсем не боится. Тоже ненормальная, скажете? Как такое может быть, чтобы девочка не боялась врачей? Совсем не боялась? Ни капельки? Но вот ведь удивительная история – Манька действительно их не боится! Если бы не рамки приличия (то есть строгий запрет Ба), она каждый день, как на работу, ходила бы на прием в поликлинику. Притом она ведь не с визитом вежливости туда приходит! Она ведь напрашивается на разные процедуры – кровь из пальца сдать, может, какие еще анализы. К папе обязательно зайдет, а то мало ли, вдруг пришла пора несколько зубов запломбировать, а остальные вообще вырвать! Папа Маньку за такое трепетное отношение к своему организму очень хвалит и постоянно ставит мне в пример. А я в ответ обиженно соплю. Мне бы очень хотелось быть такой же бесстрашной, как моя подруга. Но у меня не получается.

Что касаемо нашей Каринки, то врачей она просто не замечает. Наверное, над Каринкой можно какие угодно медицинские эксперименты ставить, она даже ухом не поведет. А всё почему? А всё потому, что в кабинет врача Каринка приходит не за лечением, а за больничным оборудованием и прочими клещами… клешнями… в общем, страшными штуками. Поэтому, если она появляется в поликлинике, все врачи и медсестры баррикадируются в кабинетах и глаз не сводят со своих пинцетов и ланцетов. Ведь все отлично помнят, как однажды тетя Тамара опрометчиво оставила Каринку буквально на секундочку в кабинете, а потом недосчиталась ларингоскопа и каких-то специальных ножниц! Инструменты нашлись через неделю, когда мама меняла наше постельное белье. Обнаружив их под Каринкиным матрасом, она первым делом побежала выспрашивать у папы, что это такое. Папа мигом вычислил ларингоскоп, вспомнил, как тетя Тамара на пятиминутке жаловалась на пропажу инструментов…

– Твоя дочь снова умудрилась отличиться! – задымился он ушами.

– Почему это моя дочь? – встала руки в боки мама.

– А чья?

– Чья-чья! Ничья! То есть наша общая!

Так как «наша общая дочь» наотрез отказалась объяснять, зачем ей понадобились медицинские инструменты, думать над своим поведением ей пришлось дольше обычного – аж до самого обеда, целых три часа. За эти три часа Каринка разобрала и обратно собрала напольные часы, распорола край покрывала, посчитала все загогулины на шторах, начертила разные фигурки ребром пятикопеечной монеты на боковой панели шкафа. В довершение дел расковыряла нехилую лунку под батареей отопления, с далеко идущими планами расковыряла – под лаз. Мало ли, может, терпение родителей когда-нибудь закончится, и они запрут ее в спальне навсегда! А лавры узника замка Иф, четырнадцать лет просидевшего в осклизлых тюремных стенах, Каринку почему-то не прельщали. Поэтому она, во-первых, проковыряла лунку под лаз, а во-вторых, решила пойти на переговоры.

За обедом сестра заявила, что много чего передумала и теперь решила начать жизнь с чистого листа.

– Это как? – замерла с вилкой у рта мама.

– Пока не знаю как. Но про чистый лист точно решила.

– Ты хоть понимаешь, что означает это выражение?

– Понимаю. Не шалить. Никого не бить. Ничего не ломать… – Каринка тяжело вздохнула. – Так ведь со скуки умереть можно!

– Но другие дети ведь не умирают!

– Не умирают.

– Почему бы и тебе не попробовать?

– Попробую. Только, если у меня не получится, пеняйте на себя.

– То есть как это пеняйте на себя? – опешила мама.

– А вот так.

На кухне воцарилась такая тишина, что слышно было, как внизу, в квартире тети Маруси, кто-то страстно скребет ложкой дно тарелки.

– Мам, «пеняйте» от слова «пень», да? – решила вывести маму из оцепенения я.

– Что? – очнулась мама. – Какой пень? А! Нет. Это разные слова.

– В общем, все меня слышали, – вздохнула Каринка и выбралась из-за стола, – я буду очень стараться, вот прямо клянусь.

И сумбурно потыкала себя пальцами в грудь. Видимо, перекрестилась. Для острастки.

В тот день папа вернулся с работы сильно озабоченный.

– Оказывается, у Киры скоро юбилей. Двадцать пять лет работы в нашем отделении. Надо ей подарок купить.

Мама усадила мужа за стол, машинально завернула в лаваш брынзу с зеленью и вручила ему: – Ешь!

– Да я как бы сам могу, – рассмеялся папа.

– Фух, завертелась я тут с детьми, – заулыбалась мама и села напротив. – Так что же Кире дарить будем?

– Надо что-то знаковое. Дорогое. Давай чеканку подарим!

– Ты с ума сошел? Какая чеканка?

– Большая. Метр на метр. С изображением Арарата.

– Женщине! Чеканку! Ты бы лучше сразу ее уволил!

– Ну тогда сама придумай. Тебе лучше знать, что женщине дарить. Была бы Кира мужчиной…

– Ты бы подарил ей чеканку. Это мы уже слышали! Нет, тут надо что-то хорошее дарить. Дефицитное. Может, из одежды.

– Вот с Розой и решите, что ей подарить. А я умываю руки, – обрадовался папа.

– Так-так, – мама уже крутила диск телефона, – тетя Роза, здравствуйте, поговорить надо… У Киры скоро юбилей, двадцать пять лет работы в стоматологическом отделении. Что бы ей такое подарить? Ой, как хорошо, я как раз бисквит испекла! Всё, жду.

– Тетя Роза обещала на чай заглянуть. Так что не волнуйся, мы что-нибудь придумаем, – вернулась на кухню мама.

– Женщина, – резко заволновался папа, – придумывайте что-нибудь в пределах пятидесяти рублей. А то знаю я вас. Денег мало, в отделении всего восемь человек, скидываются по пять рублей!

– Так это получается сорок, а не пятьдесят?

– Мы с Максимом по десять рублей скидываемся.

Мама быстренько посчитала в уме, кивнула.

– Пятьдесят так пятьдесят. Налей себе компоту. Вон, кастрюля на плите стоит. Стой! Не двигайся! Я сама налью. А то снова придется пол на кухне протирать.

– Гхмптху.

– А чего это ты обижаешься? Забыл, как на той неделе суп разогревал? Я потом еле плиту оттерла.

– Хм!

– Вот тебе и хм! – Мама поставила перед папой стакан с яблочно-грушевым компотом. – На, пей.

– Нсвй влс!

– М?

– Говорю спасибо.

– Всегда пожалуйста.

Клятва – дело такое. Незаживное. Коль уж поклялся, обратной дороги тебе нет. Правда, имеется легкое послабление – если человек прикусывает кончик языка или сплетает пальцы, то клятва теряет силу. Ну, это такое заведомое мошенничество, на которое хоть раз в жизни идет каждый уважающий себя советский ребенок. А то мало ли, может, родители приперли тебя к стенке и требуют контрольную по русскому языку на пять написать! А как ты можешь написать ее на пять, если подлежащее с прямым дополнением путаешь? Вот и приходится выкручиваться – язык прикусывать, ноги скрещивать. Ну или пальцы сплетать. В общем – выживать наобум.

К сожалению, никаких душеспасительных манипуляций наша Каринка себе не позволила. Поэтому после обеда ходила задумчивая и даже мрачная. Гремела бронежилетом. Горько вздыхала. Пинала встречные дворовые камушки. Камушки, весело отскакивая от ее туфель, с громким стуком вписывались в железные двери гаражей. Каринка на каждый громкий стук вяло шмыгала носом. Страдала.

Мы с Манькой молча плелись следом. Придумывали шепотом утешительные слова и тут же отметали их. Они казались нам мелкими и неубедительными. Не изобрело человечество таких слов, которыми можно веско успокоить нашу решившую встать на путь исправления Каринку. Мне было искренне жаль сестру. Потому что быть прилежной девочкой не каждому дано. А уж ей – подавно.

Кто знает, чем бы закончилась история с Каринкиным исправлением, не вернись в тот день из Кисловодска Рубик. Может, моя сестра превратилась бы во вторую мать Терезу и ушла в святые угодники навсегда. И родители ходили бы грудь колесом и только и делали, что принимали поздравления за столь чудесное превращение своей термоядерной дочери в нежную маргаритку. Но, видимо, нашей семье были уготованы несколько иные, тернистые маршруты, поэтому провидение выслало нам не белокрылого ангела, а гонца в лице Маринки из тридцать восьмой.

Гонец Маринка выскочила из-за крайнего гаража с таким выражением тела, что сразу стало ясно – случилось нечто несусветное.

– Берегись! – крикнула она и ринулась выписывать зигзаги по двору.

Не успели мы толком удивиться такому странному поведению нашей подруги, как следом за ней из-за гаража вылетела большая автомобильная шина и, подпрыгивая на неровном асфальте, покатилась в нашу сторону. Мы отскочили к стене, пропуская ее. Шина благополучно просвистела мимо, проехала еще какое-то расстояние, запнулась о неровную крышку люка, отлетела в сторону и со всего размаха влепилась в тощую дверь деревянной подсобки. Дверь всхлипнула, но с честью выдержала удар.

– Видали? – заорала Маринка. – Это все он!

– Кто он? – мигом собралась Каринка.

– Рубик! Вернуться не успел, а уже достает! – Маринка притормозила возле нас, громко хрюкнула, повела челюстью и сердито плюнула. Плевок повел себя по-идиотски – вместо того чтобы выстрелить тугой струей, жалко подпрыгнул и повис на подбородке. Маринка задрала подол юбки и виновато протерла слюни.

– Это я забегалась, дышать трудно, вот и не получается нормально плюнуть, – объяснила она свое фиаско. – А еще Рубик! Гоняется за мной и шинами швыряется!

– Ябеда-корябеда! – раздалось за нашими спинами.

Мы обернулись на голос и оцепенели. В пяти метрах от нас, в окружении вредных мальчиков Сережи и Завена, стоял кровный враг нашей Каринки Рубик. За два месяца отсутствия враг очень изменился – резко вытянулся и сильно загорел. А еще похудел и обзавелся костляво-острыми локтями и коленками.

– Чего уставились? – крикнул Рубик и вразвалочку направился к шине.

– Достает меня! Ваще дурак! – забулькала Маринка.

– Слышь, ты, дурак! Ты чего это вернулся? – встала руки в боки Каринка.

– От дур-ры слышу, – беззлобно огрызнулся Рубик.

– Я сама видела, как их «Победа» во двор въезжала! – зачастила Маринка. – Тетя Лаура с дядей Хореном вещи наверх понесли, а этот не стал. Кинулся у меня шину отбирать!

– А откуда у тебя шина? – обернулась сестра к Маринке.

– Нашла! Во дворе девятиэтажки. Хорошая такая шина, хоть и дырявая. Ее выкинуть не успели, а я тут как тут. Сама до нашего двора волокла, через дорогу. Чуть под трактор не попала, но сдаваться не стала. Думала, мы с вами с горочки на ней прокатимся. А тут вернулся этот осел с ушами и отнял! И давай швыряться в меня!

Рубик Маринкину речь выслушал с удивительным хладнокровием. Даже на осла с ушами не отреагировал. Только коленку себе почесал. Громко так почесал, со значением.

– Все лето тренировался, – завел он разговор как бы сам с собой, – теперь умею на лопатки в два счета положить.

Сережа с Завеном гаденько захихикали.

– Жаль, каску не взяли, – шепнула я Маньке.

– Аха, – закручинилась она.

– И без каски справлюсь, – лязгнула бронежилетом Каринка.

Рубика лязг бронежилета сильно насторожил.

– А чего это у тебя в карманах?

– Это не в карманах. Это жилет такой. Военный.

– Рубик, тебе конец. – Манька обошла Каринку справа, обняла ее за плечо и выставила вперед ногу.

– Совсем конец! – Я обняла сестру за другое плечо и, сверяясь с Маней, симметрично выставила ногу.

Маринка какое-то время металась вокруг нас, потом пристроилась с моей стороны, привстала на цыпочки и облокотилась локтем о мое плечо:

– И шина наша!

– А вот фиг вам! – огрызнулся Рубик, поднял шину и прислонил ее к своей ноге.

– А вот фиг вам! – отозвались эхом Сережа с Завеном, обхватили за плечи Рубика и с вызовом уставились на нас.

– Спорим, что я всех вас поколочу? – дернул подбородком Рубик.

– Спорим, что у тебя ничего не получится? – мигом откликнулась Каринка.

– Спорим, что получится?

– Спорим. Только не здесь. А то взрослые вмешаются. Пойдем на стройку.

– Пойдем.

Мы двинулись в сторону недостроенной аптеки. Впереди, катя перед собой шину, шли мальчики, следом, приобняв друг друга за плечи, вышагивали девочки. Было щекотно в лопатках и страшно на душе, но виду мы не подавали.

– Вы, главное, не вмешивайтесь, – инструктировала нас шепотом Каринка. – Я сама с ними справлюсь.

– Одна против троих? – кручинилась я.

– Можно подумать!

Здание аптеки уже практически возвели – первый и второй этажи были полностью доделаны, и даже крышу местами перекрыли. Внутри крепко пахло сыростью и цементом, да и грязи было хоть отбавляй. Но зато здесь можно было вдоволь выяснять отношения – ни один взрослый бы не вмешался.

Сначала мы выбирали место для драки. После недолгих пререканий остановили свой выбор на втором этаже – там было чище, да и света больше, чем на первом.

– Тут я вас и поколочу, – хмыкнул Рубик.

– Это мы еще посмотрим, кто кого поколотит, – не осталась в долгу Каринка.

– Тебя первой и поколочу, спорим?

– А чего спорить, когда и так все с тобой ясно? – закатала рукава Каринка и подалась вперед. Рубик среагировал молниеносно – резко наклонился и толкнул ей под ноги шину. Мы успели брызнуть в стороны, сестра попыталась перепрыгнуть, но зацепилась ногой за край шины и с высоты своего немалого роста рухнула на бетонный пол.

– У-у-у-у-у-у, – затопала ногами Маринка, – запрещенный прием!

Мы с Манькой кинулись на Рубика. Манька бегала быстрее меня, поэтому добралась до него первой и попыталась вцепиться ему в волосы. Рубик резво увернулся и ударил ее локтем в правый бок. Манька всхлипнула и согнулась пополам. Меня он уложил метким ударом в живот. Я взвыла от боли, но не растерялась и, падая, крепко вцепилась ему в футболку. Удержаться на ногах он не смог и рухнул на меня. Я повторно взвыла, лягнула его пребольно ногой и попыталась отползти в сторону. Правда, тщетно – Завен блокировал мне пути к отступлению.

– Я сейчас тебе… – зарычала Манька, подлетела к Завену и ввинтилась головой ему в спину.

– Отцепись! – заорал Завен.

Тем временем Маринка ввязалась в рукопашную с Сережей – крепко зажмурившись и коротко взвизгивая, дубасила его по рукам.

– Плечо! – выкрикивала она периодически. – Вывихнешь плечо – Сурик тебя убьет.

– Да помню я про плечо, – пыхтел Сережа, с обезьяньей резвостью прыгал вокруг Маринки и с криками «ийййййяяя» отвешивал ей звонкие подзатыльники.

Честно говоря, не будь с нами Каринки, мы бы давно уже кинулись врассыпную. Но мысль о том, что наш главный защитник сейчас поднимется и наваляет обидчикам так, что мало не покажется, придавала нам сил и отчаянной уверенности в победе.

И Каринка, конечно же, не подкачала. Она прыгнула разъяренной тигрицей в эпицентр драки и за секунду раскидала всех. В том числе нас. Мы отнеслись к ее горячности с пониманием – в пылу драки очень сложно отличить своих от чужих. Поэтому, зализывая раны, молча отползли в сторону. Сережа с Завеном тоже отступили. На спине Завена, аккурат между лопатками, алел большой круг со следами от зубов.

– А, – догадалась я, – вон что Манька с его спиной вытворяла. Откусить пыталась!

Тут раздался душераздирающий вопль Рубика – Каринка повалила его на живот и старалась оторвать ему ногу. Нога, к сожалению, была крепко приварена к туловищу, поэтому не отрывалась. Рубик выкрутился, опрокинул сестру на бок и принялся выворачивать ей руку. Каринка вырвалась, подпрыгнула и с размаху впечаталась бронежилетом Рубику в спину.

– А-а-а-а-а-а! – взвыли от боли оба.

– Карин, может, хватит? – заскулила я.

– Пусть он сам попросит, – прохрипела Каринка и попыталась оторвать Рубику руку. Но рука тоже была крепко приварена к телу и отрываться не хотела.

– Ладно, – выдохнул Рубик, – подрались, и нормально.

– Может, и нормально, – ослабила хватку Каринка, – но шина остается за нами.

– Очень нам нужна ваша шина! – огрызнулся Рубик.

– Вот и идите отсюда!

– А вы не командуйте!

– Не ваше это дело, хотим – и командуем!

– Пойдем, что ли, – дернул Рубика за рукав Сережа. – А то сейчас снова подеретесь.

Рубик глянул на него снизу вверх, но ничего не ответил. Молча поднялся и похромал вниз. Следом поплелись Сережа с Завеном, на спине Завена все так же алел след от Маниного укуса.

– И скажите спасибо, что мы вас стекловатой не натерли! – злорадно крикнула им вслед Маринка.

Мы дружно захихикали. Историю со стекловатой наши родители до сих пор вспоминают с содроганием. Прошлым летом Рубик опрометчиво затеял с Каринкой драку. Из-за сущего пустяка – не поделили коровью лепешку. Такое с провинциальными детьми иногда случается. Кругом пасутся стада коров, в частном секторе у каждого двора своя буренка, а лепешек все равно на всех не наберешься. Отсюда недопонимание и прочие телесные повреждения. Уступать никто не собирался, так что случилась драка. Притом драка такая, знаете ли, знатная. Про которую в книжках пишут «не на жизнь, а на смерть». И в пылу этой драки Каринка скрутила Рубика и натерла его стекловатой. Тут полагается написать «немая сцена», потому что знатоки стекловаты небось вздрогнули и покрылись мурашками. А если кто-то из вас не является знатоком стекловаты и не имеет представления, какие случаются последствия от контакта с ней, то считайте, что вам крупно повезло.

В общем, надругалась Каринка над Рубиком посредством куска стекловаты, и потом, когда драка утихла, они дружно чесались. И если у Каринки чесались только руки, то у Рубика немилосердно чесалось почти все тело. Руки, ноги, спина. И даже немножко голова. Рубик терпел-терпел, потом не вытерпел и побежал домой мыться. Увлекся мытьем и крепко натерся мочалкой. А натираться мочалкой ни в коем разе нельзя, потому что ты вгоняешь мелкие иголочки стекловаты себе под кожу. А Рубик об этом не знал. И страдал потом от чесотки еще целую неделю.

Каринке тогда крупно влетело. Мама с папой лично ходили к родителям Рубика – извиняться. Правда, тетя Лаура с дядей Хореном сказали, что можно было и не извиняться, потому что буквально за неделю до этого Рубик покалечил дворник нашей «копейки» Генриетты. Просто так покалечил, из чистого интереса «оторвется или нет». И теперь папа ездил по городку с торчащим поперек капота дворником, потому что обратно он не складывался, а оторвать его с концами у папы рука не поднималась, он все надеялся, что в мастерской починят, и на новый дворник тратиться не придется. Так что у наших с Рубиком родителей на почве стекловаты вышла боевая ничья, и на том они радостно разошлись.

Когда мальчики скрылись из виду, мы попытались привести себя в порядок. Но тщетно – волосы всклокочены, пуговицы оторваны, одежда в каких-то жутких пятнах.

– Все равно нам влетит. Пойдем хоть на шине покатаемся, – махнула рукой Манька.

– Пойдем, – обрадовались мы и поволокли шину на пригорок. Правда, покататься так и не удалось, потому что только мы выползли со стройки, как навстречу нам выплыла Ба. Она шла по улице, вся такая благодушная, в красивом темном платье в мелкий горох, в светлых лодочках и с баночкой малинового варенья. Душа Ба пела – впереди приятный разговор за чашечкой крепкозаваренного чая с лимонным бисквитом изготовления моей мамы и ароматным вареньем. Душа Ба цвела и пахла – одно удовольствие придумывать подарок хорошему человеку, а в том, что Кира хороший человек, не сомневалась даже Ба!