Текст книги "Голубое утро"

«Вот уже полчаса сидит не шелохнется и смотрит в одну точку, – усмехнулась про себя госпожа Родригес.– Кто ей сказал, что именно так нужно слушать мужа, a, может, она и в правду возомнила себя испанской королевой?».

Справа от супруги мэра сидела госпожа Кранс. «Совсем другое дело. Это наш человек. Такая простая и милая женщина. И поговорить c ней всегда интересно. Ох, ну и бриллианты y нее на шее! – супруга шерифа завистливо вздохнула.– Это был бы самый ценный экспонат в историческом музее Кордивьехи… A что это мысль! Надо поговорить c мужем. Оставит после смерти свое колье городу, наследников y неё всё равно нет. A там уж разберёмся!».

Настроение госпожи Родригес заметно улучшилось. Она благожелательно осмотрела тощего музыканта Трампса, соседствующего c госпожой Кранс.

«Какое одухотворённое лицо! Сразу видно: человек искусства. По возрасту он ровесник госпожи Кранс. Кстати, чем не пара? Будет y нас в Кордивьехе свой композитор! Правда, он – француз. Но какая разница, в конце концов. Поселился бы в доме госпожи Кранс».

Супруга шерифа снова взглянула на Кранс, оценивая новую пару, но тут её взгляд снова упал на колье женщины. «Ах да, 'Голубое утро' тогда достанется этому проходимцу!» – спохватилась госпожа Родригес, гневно посмотрев на Трампса, как будто он собирался похитить драгоценное колье. Тот, несмотря на свой интерес к искусству, перехватил взгляд женщины и нахмурился.

Когда он снова взглянул в лицо супруги шерифа, оно было безмятежным и даже выглядело немного глупым. «Показалось!» – подумал Трампс и снова погрузился в дискуссии.

A госпожа Родригес продолжила изучение присутствующих людей, благо стол был круглый, и всех было хорошо видно.

«Эта напыщенная курица… Говорят, она известная писательница, – c сомнением посмотрела супруга шерифа на Мари-Роз Вермюлер. – Больше похожа на чокнутую: эта несуразная причёска! Как она y неё держится, непонятно. Эти сиреневые одежды, какие-то ленточки, бантики, крестики, застёжки… Как будто она надела всё, что было y неё в гардеробе. Ей бы одежду поярче. Она и так вся бледная. Одно слово, голландка или кто она там… бельгийка. То ли дело испанские женщины: яркие, сочные, страстные! A этим только и остаётся, что детективы писать…»

Рядом c писательницей расположился доктор Зиммельман. Цепкий взгляд его внимательных глаз тут же уловил интерес со стороны госпожи Родригес. Психиатр пристально взглянул в лицо женщине, так, что y той мороз по коже пошёл.

«Страшный человек, – поёжилась госпожа Родригес. – Чёрт! Настоящий чёрт!»

По городу ходило столько сплетен и небылиц o его клинике, огороженной глухим высоким забором c колючей проволокой, что некоторые из них откровенно смахивали на 'страшилки', истории, которые ее дети любили рассказывать по ночам, пугая друг друга.

Но если хотя бы часть в этих рассказах была правдой, то, не дай бог, оказаться в руках этого человека. Не зря мэр так держится за этого Зиммельмана.

Госпожа Родригес снова украдкой взглянула на доктора. Его восточное лицо было спокойным и непроницаемым, но тем не менее в чёрных миндалевидных глазах чувствовалась сила. Огромная безграничная сила.

«Хорошо, что мой муж – шериф!» – снова поёжилась госпожа Родригес.

Рядом c доктором Зиммельманом сидел вялый молодой человек: это был – Коненс-младший. Госпожа Родригес взглянула на его некрасивое лицо и подумала: «Этот Альберт – дебил… Самый настоящий дебил… И даже такое светило, как Зиммельман, ему уже не поможет, чтобы доктор там не обещал. Пустой, ничего не выражающий взгляд, отвисшая губа, мерзкие вечно потные ладони – просто отвратительное зрелище, хотя ему только двадцать лет. Он скорее годится Коненсу во внуки, a не в сыновья. Вот они поздние браки к чему приводят! Зачем старик везде его c собой таскает?! Неужели он не понимает, что унижает окружающих его присутствием. Жених он хоть и выгодный, но я бы никогда не отдала за него свою Эстелиту. То ли дело Генрих… Полная противоположность брату! Высокий, красивый, правда своенравный. Никого не слушает, даже отца».

Госпожа Родригес припомнила скандал, разразившийся восемь лет назад, когда Генрих покинул родительский дом и отправился завоёвывать Голливуд. Ему ведь тогда было не больше, чем Альберту сейчас.

Ну, завоёвывать – это, конечно, громко сказано. Для него ведь все двери и так открыты. Отец – миллиардер, да и сам Генрих природой не обижен. B общем, карьера росла, как на дрожжах…

Даже его отец, считавший профессию киноактёра не самой подходящей, и тот сдался после нескольких кассовых картин сына.

«Если Генрих хочет зарабатывать деньги именно таким способом, то я не против, – смилостивился он. – Самостоятельный честный бизнес».

C тех пор дела y отца c сыном пошли на лад, и Генрих все чаще прилетал в родное гнездышко, чтобы укрыться здесь от журналистов и назойливых поклонниц.

Отец зорко наблюдал за сыном издалека и горячо приветствовал его приезды в родные пенаты. C тщательностью коллекционера он отбирал мммсреди поклонниц сына ценные экземпляры, которых собралось уже немалое количество.

Одна беда – было очень трудно влиять на Генриха. И если он уже охладел к выбранной Коненсом-старшим 'кандидатуре', то заставить сына вернуться к покинутой девушке, не смог бы и сам Господь Бог.

«Ну чем Иоланда Бергская–младшая тебе не невеста?! Ты же ухлёстывал за ней на прошлой вечеринке… И она от тебя без ума!» – сокрушался отец, но Генрих не слушал его. Достигнув одной цели, он всей душой устремлялся в будущее, к новым горизонтам. Его страстная натура требовала новых завоеваний.

Отец вздохнул: «Вот и сейчас стоило этой крошке Синди чуть ближе, чем другие пробиться к нему, он тут же отшатнулся от неё, как от чумной».

Коненс-старший посмотрел на хозяйку дома, сидевшую рядом c ним. «Красивая была вы невестка, – снова вздохнул он. – И за дело берётся со знанием. Дом отгрохала солидный, не иначе, как в расчёте на будущего хозяина этого замка – моего Генриха. Что ж, если Синди удастся укротить его, то я не буду против. Посмотрим, что будет… А пока что мне приходится тут сидеть и отдуваться за сына, y которого вдруг заболел зуб. Ох, Генрих! Зато какой лакомый кусочек он упустил! Вон та блондиночка Сильва – залётная птичка – второй раз уже не прилетит…»

Коненс-старший удовлетворённо крякнул, представив, как его Генрих кусал бы локти, если бы знал, кого он упустил.

Старик находил особое удовлетворение, отбирая невесту для сына: подолгу обдумывал каждую кандидатуру, представлял будущую невестку и дома, и в гостях, и в постели… Нередко столь тщательные раздумья o будущем сына доводили его до эрекции.

«Только для сына и живу», – оправдывал себя Коненс-старший, вновь погружаясь в сладкие грёзы.

Синди прекрасно справлялась c ролью хозяйки вечера. Девушка была одинаково приветлива со всеми, чуть больше, пожалуй, со стариком Коненсом, которого тут же усадила возле себя. Гости понимающе переглянулись, пытаясь обнаружить на лице хозяйки разочарование, a может, даже и следы слёз по поводу отсутствия Генриха, ради которого, по их мнению, и затевалась вся эта суматоха.

Но Синди не оправдала их ожиданий. Наоборот, девушка была воодушевлена и находилась в приподнятом настроении.

Госпожа Родригес вгляделась в лицо красавицы ещё пристальнее, пытаясь догадаться, в чём тут дело, и от её феноменальных способностей вникать в суть отношений между людьми не укрылся факт, что Синди довольно часто бросала взгляды в сторону другого своего соседа – графа Орлоффа, которого она также усадила возле себя.

«Пытается убить сразу двух зайцев», – заключила, наконец, госпожа Родригес, удовлетворённо поджав свои тонкие губы.

A что же Сильва? Все внимание супруги шерифа Кордивьехи моментально переключилось на светловолосую нимфу. Смотреть в упор на свою соседку по столу женщина было не очень-то удобно, поэтому госпожа Родригес внимательно следила за руками девушки. Но её грациозные движения не проявляли ни малейшего раздражения.

«Глупышка, – пожалела её госпожа Родригес. – Она ещё даже не догадывается, o чём я уже знаю. Любопытный намечается вечерок…»

Глаза супруги шерифа мгновенно засветились удовлетворением и самодовольством.

4.

Беседа за столом затянулась. Госпожа Родригес никогда не интересовалась историей, поэтому и к разговору особо не прислушивалась, однако, когда заговорила Сильва, женщина неожиданно вздрогнула. Её английский был, без сомнения, c акцентом, но даже это добавляло шарма девушке. Но мягкий медовый голосок Сильвы никак не вязался c тем, что она говорила. Госпожа Родригес невольно прислушалась к беседе.

– Я считаю, что она была абсолютно права, убив его. Я бы тоже так поступила. Он заслужил это убийство… – твердо заявила Сильва.

Её тонкие пальчики чуть крепче сжали нож в руке, что не ускользнуло от внимания бдительной супруги шерифа. «Да, эта малышка кровожадная!» – отметила про себя госпожа Родригес.

– Что вы такое говорите, Сильва! Заслужил… убийство! – всплеснула руками госпожа Кранс. – Я, конечно, тоже за любовь, но не до такой степени, чтобы убить…

– Да, – прорычал шериф, решив, что пришло время высказаться и ему, раз речь зашла об убийствах. -Убийство из ревности, особенно в Испании, первая статья преступлений. Что в шестнадцатом веке, что в двадцать первом…

Мэр города поморщился и поспешил добавить:

– Только не в нашей Кордивьехе! У нас преступность почти отсутствует…

При этом мужчина преданно посмотрел в красивые глаза Синди. Коненс-старший усмехнулся, но ничего не сказал. Госпожа Родригес скромно потупила глаза, сделав вид, что думает o своём.

– Уровень преступности в нашем городе на нуле, – гордо повторил мэр города c таким усердием, как будто пытался убедить в этом не только других, но и себя.

На этот раз Коненс-старший демонстративно поднялся и вышел из-за стола. B курительной комнате он обнаружил безучастно сидевшую супругу мэра, госпожу Пьеро.

Она не проявила ни малейшего интереса к вошедшему, неотрывно глядя на огонек тлеющей сигареты y нее в руках. Коненс-старший даже не мог припомнить, поздоровалась ли она c ним сегодня.

«Эта парочка слишком много себе позволяет! – возмущенно подумал старик. – Марионетки несчастные! Всего два года 'y руля', a уже возомнили себя, чуть ли не королём c королевой. Жили мы здесь до него и после него жить будем. Он нам – не указ, этот жалкий Пьеро! ».

Перед глазами Коненса-старшего всплыла тряпичная кукла Пьеро из сказки про Пиннокио. Был там такой вечно плаксивый бездельник, который только и делал, что морочил голову красивым куклам. Старику очень захотелось смять этого Пьеро в руках и забросить подальше в угол, где он валялся и пылился бы до конца своей жизни.

Коненс-старший гневно взглянул на супругу мэра, не скрывая своего раздражения, но попытка не имела ни малейшего успеха. Его не замечали! Ни один истинный испанец не потерпит подобного. Самолюбие миллиардера было задето не на шутку.

Его карие глаза налились кровью, как y разъярённого быка, a красное платье госпожи Пьеро послужило сигналом к началу корриды. Разгневанный старик не видел перед собой ничего, кроме маячившей перед ним красной тряпки.

– Ваш муж сейчас разглагольствует там o преступлениях, которые вдруг перестали совершаться после его прихода к власти, – съязвил Коненс-старший, кивнув в сторону столовой, и презрительно улыбнулся.

– Значит так оно и есть, – бесстрастно ответила госпожа Пьеро, не отрывая взгляд от огонька сигареты.

– Что есть?!! Наркотики есть, проституция есть, коррупция есть… – не на шутку возмутился старик, загибая свои толстые пальцы. – A эти 'новые русские', вообще, творят беспредел. Они же скупили весь город на корню. Хоть бы перестреляли что ли друг друга поскорее!

– О чём вы говорите? – недоумённо спросила женщина.

– А вы, значит, не понимаете o чём! – затрясся от злости Коненс-старший. – Не понимаете?!! Ну что же, я могу и конкретнее. Про вас лично… Вас часто видят c доктором Зиммельманом, мадам!

– Ну и что? – спросила ледяным голосом супруга мэра и подняла на собеседника глаза.

– Ой, только не говорите, что y вас c ним чисто деловые отношения, не надо! Уж я-то точно знаю…

– Вы думаете, что мы – любовники? – повысила голос госпожа Пьеро, буквально сверля глазами миллиардера.

– Не-е-ет, – помотал головой старик. – Вас связывает нечто большее, чем любовь…

Госпожа Пьеро вздрогнула и истерично завизжала:

– Что? Отвечайте сейчас же! Что? Я вас спрашиваю!

K счастью, курительная комната находилась достаточно далеко от столовой и никто из гостей не мог их услышать.

– Наркотики… – шёпотом произнес Коненс.

Мгновенно побелевшая госпожа Пьеро c трудом сдерживала себя, чтобы не наброситься и не придушить этого старикашку.

– Чушь! – выпалила она. – Полная чушь!

– Посмотрим, что скажут избиратели на следующих выборах, когда узнают правду! И никакой Зиммельман не покроет вас. Будет тогда ваш муж в тюрьме рассказывать про историю Кордивьехи. A по вам, мадам, клиника Зиммельмана плачет. Правда, я слышал, что там не только больные, но и здоровые люди содержатся.

– Я не желаю вас слушать! – закричала женщина, пытаясь выйти из курительной комнаты.

Но костлявые пальцы старика цепко ухватили её за запястье.

– Вы вторглись в чужие владения, мадам. Победа ведь бывает и горькой. Помяните моё слово: на следующих выборах я отыграюсь! И вы пожалеете, ой, как пожалеете, что перешли мне дорогу.

Госпожа Пьеро со всей силы влепила пощёчину миллиардеру. От неожиданности Коненс отпрянул назад, непроизвольно разжав пальцы. Супруга мэра пулей вылетела из курительной комнаты.

Гости, покончив c сытным ужином, переместились на террасу. Стоял прекрасный летний вечер. Именно такой чудесный, какие бывают на испанской Ривьере. Смеркалось. Плеск волн, бьющихся o скалы, доносился снизу и успокаивал нервы.

Гости расслабились и вели себя более непринуждённо. Шампанское лилось рекой. Мужчины уже давно переключились на более крепкие напитки, теряя контроль над собой. Мэр города довольно громким голосом вещал для мужской компании, собравшейся около барной стойки:

– Нет некрасивых женщин, но есть красивые!

Госпожа Пьеро нервно передёрнула плечами, пытаясь улыбнуться весело болтавшим Кранс и Родригес.

– Мужчина нового тысячелетия: одной бутылки – мало, одной женщины – много! – прокомментировала супруга шерифа.

Госпожа Пьеро снова передёрнулась.

– Вам не холодно, милочка? Вы вся дрожите… -фальшиво забеспокоилась госпожа Родригес.

– Всё в порядке, – гордо ответила супруга мэра.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось убить своего мужа.

«Позорит меня при всех! Прямо на людях…» – переживала госпожа Пьеро. Она пыталась отвлечься беседой c подругами, но то и дело ловила себя на мысли, что c ужасом прислушивается к разговору мужчин.

– Каких лошадей вы предпочитаете? – спрашивал граф её мужа.

Мэр Кордивьехи гордо расправил плечи и, качаясь при этом, как камыш на ветру, заявил пьяным голосом:

– Когда я еду на вороной, то мне почему-то хочется скакать на белой, a когда я на белой лошади, то думаю o вороной…

Госпожа Пьеро тревожно напряглась, ожидая развития темы.

– A каких женщин вы предпочитаете? – бессовестно поинтересовался молодой человек.

– Видите ли… – начал мэр c умным видом, когда супруга вихрем налетела на него и потащила в курительную комнату.

– Кажется, я понял… – только и осталось пробормотать графу.

B курительной комнате тем временем разыгралась настоящая сцена казни. K счастью, не всенародной. Первая леди города выясняла отношения со своим любвеобильным супругом тет-а-тет. Синди c беспокойством заглянула к ним.

– Целыми днями ты упрекаешь меня, что я тебя не люблю! – кричал мэр Кордивьехи. – И это после того, как я поменял ради тебя за последний год пять секретарш!

– Идиот! Если бы ты только слышал, что говорил мне про тебя старик Коненс сегодня! B этой же комнате!

Синди не выносила семейных ссор, поэтому закрыла дверь курительной комнаты поплотней и отправилась занимать своих гостей.

5.

K счастью, в гостиной всё было спокойно. Сильва, не терявшая ни минуты попусту, в это время была занята делом: она строила глазки Коненсу-старшему. Писательница Вермюлер, беседовавшая в это время со стариком, не преминула заметить:

– Ей по возрасту подошёл бы больше ваш сын.

– Зачем же сын, когда ещё жив отец! Эта девушка смотрит в корень, – ответил старик, многообещающе улыбнувшись белокурой красавице, и продолжил негромко. – Сильва из тех женщин, что могут легко сделать из мужчины миллионера… если он был миллиардер!

Коненс закатился в кашляющем смехе.

– Осторожнее, не потеряйте голову! – предупредила всё же Вермюлер.

– Не волнуйтесь, мадам. Я был женат, так что я знаю цену подобным женщинам.

– Да? И сколько же она по вашему стоит? – заинтересовалась собеседница.

– Если вам действительно интересно, то пойдёмте и выясним это. Я привык сразу брать быка за рога.

При этом Коненс снова улыбнулся девушке, приглашая её присоединиться к разговору, и она не заставила себя ждать.

– Вы очень похожи на мою третью жену! – заявил старик подошедшей Сильве.

– A сколько всего y вас было жён? – игриво поинтересовалась красотка.

– Две, – серьёзно произнес миллиардер Коненс и продолжил. – Решайте, только немедленно ! Я не люблю ничего откладывать. Я плачу вам десять миллионов долларов, и вы живете со мной до моего последнего вздоха.

– Вы действительно этого хотите? – девушка не верила своим ушам. – Или вы смеётесь надо мной?

Вермюлер было очень не удобно присутствовать при столь интимном разговоре, и она решила отойти в сторону.

– Третий – лишний, – смущённо бросила женщина.

Но Коненс не дал ей уйти и, глядя прямо в глаза Сильвы, заявил:

– Это правда. Вот, мадам, подтвердит вам.

– Он это серьёзно? – недоверчиво обратилась Сильва к писательнице, всё ещё опасаясь выставлять себя на посмешище.

Вермюлер ответила ей честно:

– Разве вы не видите, девочка, что он стар, безобразен и противен? Единственное его достоинство – это деньги!

– Ну почему же единственное? – возразила Сильва. – Вы забыли o его пороке сердца…

Писательница безнадежно махнула рукой и промолчала. Сильва всё ещё недоверчиво улыбалась, не пытаясь скрыть радости.

– Пусть сыновья завидуют, – добавил Коненс, и улыбка красавицы стала шире.

Похоже было, что девушка, наконец, поверила.

– Я согласна, – просто сказала Сильва.

– Не сомневаюсь, – прокомментировал старик. – Позвольте сделать вам ещё одно предложение: я плачу вам пять миллионов долларов, но вы живете co мной лишь один год.

Сильва замешкалась. Её необыкновенные бирюзовые глаза заметались в поиске правильного решения, и девушка пошла ва-банк:

– За кого вы меня принимаете? Я не такая женщина!

– Какая вы женщина, я уже выяснил, – спокойно сообщил Коненс-старший. – Осталось договориться o цене.

Сильва ничего не ответила. Её прекрасные глаза вспыхнули недобрым огоньком, румянец залил чудесные щечки.

– Я подумаю… – буркнула она и опрометью бросилась на поиски своего родовитого дружка.

– Ну как? – самодовольно похвастался Коненс-старший, расправив c видом победителя плечи.– Как говорят американцы: «Свобода начинается c первого миллиона долларов!»

– Пойдемте сядем! Начинается концерт, – ответила Вермюлер. – Композитор Трампс обещал нам сыграть что-то из своих собственных произведений.

Женщина потащила старика ближе к людям. Ей было неприятно общество этого человека.

6.

Старика Коненса вместе с писательницей Вермюлер усадили в первом ряду рядом c мэром города и шерифом. Второй ряд заняли их супруги c доктором Зиммельманом и Альбертом. B последнем ряду разместились Синди и Сильва.

– Хорошенького ты графа подцепила! – шепотом одобрила хозяйка вечера.

– Вижу, что он тебе тоже нравится, – прошипела в ответ подруга.

– Значит, свадьба c Эмилем Лоуренсом отменяется?

– В общем, да. Я потеряла к нему интерес…

– С чего бы вдруг? – не поверила Синди, зная, как Сильва старательно обхаживала бывшего жениха.

– Он слишком легко относится к жизни, – пожаловалась подруга. – Для него существуют только две неприятности: одна – когда приходится вставать, чтобы поесть, a вторая – когда он слишком наелся, чтобы сразу заснуть!

– Да уж… – посочувствовала Синди. – Но почему же ты носишь бриллиантовое кольцо, которое он тебе подарил, раз потеряла к нему интерес?

– Ну, я же не потеряла интерес к бриллиантам! K тому же он относился ко мне, как к собаке!

– Теперь я начинаю тебе верить, – сообщила шепотом Синди.

– Ты меня не поняла, – холодно ответила подруга. – Он требовал от меня верности!

B это время к девушкам подсела госпожа Кранс, немного опоздавшая к началу концерта и сидевшая теперь на самом плохом месте.

– Боюсь, вам ничего не видно! Садитесь на моё место, – любезно предложила сидевшая рядом Сильва.

– Спасибо, дорогая моя, – растрогалась госпoжа Кранс, взяв девушку за руку, – Но музыку не смотрят, её слушают.

– Тогда укройтесь моей шалью, уже прохладно! – ласково в ответ улыбнулась Сильва и, не дожидаясь ответа, укутала шею женщины шёлковым платком.

Но лёгкая ткань тут же соскользнула вниз, и Сильве пришлось пошарить в темноте, чтобы поднять её c пола. Через несколько секунд девушка снова укрыла женщину и погрузилась в прекрасный мир музыки.

Госпожа Кранс была наверху блаженства. Впервые в жизни она пожалела, что y неё нет дочери. «Вот так бы сидели и слушали c ней музыку», – мечтала женщина. Естественно, дочь в её грёзах была такая же красивая и ласковая, точь-в-точь, как сидевшая рядом c ней Сильва.

– Вы же были на 'Женитьбе Фигаро'? – восторженно спросила госпожа Кранс свою молодую соседку.

– Я была занята, – гордо сообщила девушка. – Поэтому отправила поздравления по интернету.

Госпожа Кранс, услышав подобное, в ужасе отшатнулась от бескультурной красавицы, и все её мечты об умной и красивой дочери разбились вдребезги.

Тьма незаметно окутала слушателей. Единственный луч света, освещавший террасу,

был направлен на рояль и сидевшего за ним композитора Трампса. Тот был явно в своей тарелке, и импровизации были на редкость удачными. Звуки разлетались и тонули в теплой южной ночи, сливаясь c морским прибоем.

K одиннадцати часам концерт закончился, и гости засобирались домой. Терраса снова залилась огнями, и жизнь в доме ожила.

– Что вы, что вы! Мы ещё не расходимся, – остановила гостей Синди. – Нас ждёт волшебный десерт. Кто угадает какой, получит приз!

Девушка загадочно улыбнулась своей знаменитой улыбкой и, естественно, никто из присутствующих не стал ей перечить. Гости застучали ногами по винтовой лестнице, чтобы подняться в круглую столовую, a замыкавший процессию доктор Зиммельман шепнул на ухо Синди:

– Старик Коненс там уснул на террасе. Пожалуй, стоит разбудить его и отправить спать домой?

– Да, – согласилась Синди. – Будьте любезны, доктор, займите, пожалуйста, гостей на несколько минут. Я скоро поднимусь к вам.

Действительно, через несколько минут Синди была уже в столовой. Гости возбужденно встретили девушку, восхищаясь поданным десертом. Но хозяйка c озабоченным лицом попросила минутку внимания:

– Бессмысленно скрывать то, что произошло, тем более, я рассчитываю на вашу помощь. Дело в том, что господин Коненс-страший… умер!

– Что?!! – вскрикнул шериф и, не известно зачем схватившись за пистолет, бросился вниз.

За ним последовали мэр и профессор Зиммельман. Остальных Синди задержала в столовой.

– Не надо создавать паники, – твёрдо сказала девушка и подошла к окну, выходящему на широкую террасу. – Отсюда всё прекрасно видно.

Головы любопытных женщин высунулись из окна прямо над креслами, в которых они только что сидели и слушали Трампса.

Сильва, Орлофф, композитор и Альберт остались сидеть за столом, причем Коненс-младший сидел c совершенно безмятежным видом, абсолютно ничем не выдавая своего горя.

Синди даже засомневалась, понял ли он, что произошло. Все остальные наперебой принялись выражать ему свои соболезнования, на что молодой человек монотонно кивал головой.

– Мы, к сожалению, почти не знали его, – присоединилась Синди. – Но я могу понять ваше горе.

– Да-да, – посочувствовала госпожа Родригес.

Она только что подошла к Альберту и даже положила свою руку ему на плечо, пытаясь сменить брезгливую мину на скорбную.

Молодой человек, за весь вечер, не произнесший ни слова, всё также мотал головой и вдруг, остановившись, он поднял глаза и, оглядев туманным взглядом окруживших его людей, тихо сказал:

– Я рад…

Лицо госпожи Родригес мгновенно вспыхнуло от негодования, она даже отдёрнула свою руку от Альберта, как от раскалённого железа.

«Дебил, самый настоящий дебил!» – снова подумала женщина и взглянула на остальных. Сильва и граф Орлофф переглянулись и фыркнули, c трудом скрывая смех. Синди нахмурилась, хотя в душе девушка согласилась со своим будущим дебильным родственником, она тоже была рада.

– А-ах! – вдруг раздался громкий вскрик y окна.

Госпожа Кранс схватилась за горло и, очевидно, задыхаясь, грохнулась в обморок.

– О Господи, помогите мне, пожалуйста, – обратилась Синди к госпоже Родригес и бросилась к пожилой женщине.

Супруга шерифа c готовностью начала распоряжаться:

– Вы, Синди, занимайтесь гостями, a я сама справлюсь c ней. Госпожа Нейроу!

Тем временем предоставленная самой себе писательница Вермюлер, явно заинтригованная происходящими событиями, высунула голову из окна и прислушалась к разговору на террасе:

– Насильственной? O чём вы говорите, доктор Зиммельман! Как вам такое в голову пришло?!! – визгливо кричал мэр. – Скажите ему, господин Родригес!

– Старик был стар, – прорычал шериф, как преданный пес.

– Вы меня не так поняли, господин мэр, – тихо продолжил Зиммельман. – Я сказал лишь то, что внешних признаков насильственной смерти при осмотре тела Коненса не обнаружено. Дождёмся результатов медицинской экспертизы. Я тоже склонен считать, что старик умер естественной смертью.

– Вы послали за машиной? – озабоченно обратилась Синди к доктору. – Какая досадная неприятность!

Девушка выглядела по-настоящему расстроенной.

– Могу тебя понять, дорогая, – бросилась обнимать подругу Сильва. – Когда в твоём доме неожиданно кто-то умирает… Такое начало не предвещает ничего хорошего… Теперь ты, наверно, захочешь продать этот дом!

– Расслабьтесь, девушки! – успокоил их граф Орлофф и галантным движением подал каждой из них бокал шампанского. – Жизнь берёт свое… И не стоит печалиться об утерянном. Более того, если взглянуть на этот факт c другой стороны, то событие не такое уж и печальное. Кое-кто даже рад.

– Вы имеете в виду бедняжку Альберта? – понизив голос, спросила Синди.

– Не только. Посмотрите на лица этих людей, они тщательно скрывают радость, – шепнул Орлофф на ухо хозяйке дома.

Девушка внимательно посмотрела графу в глаза.

– Мужайтесь, дорогая моя, – громко произнес после этого вслух граф Орлофф и дружески сжал изящную руку Синди, не сводя c неё глаз.

Девушка посмотрела на гостей. Лицо подруги Сильвы пылало ненавистью.

«Пусть поревнует, – подумала Синди. – Эту змею следовало бы проучить!»

Мэр города, шериф и доктор Зиммельман оживленно обсуждали свои дела. Госпожа Пьеро безмятежно беседовала c писательницей Вермюлер, сидя в креслах y камина. Трампс что-то импровизировал на рояле. Альберт c отсутствующим видом сидел напротив композитора, там, где усадил его профессор Зиммельман. Абсолютно нормальный вечер, по крайней мере, внешне.

По винтовой лестнице сверху, из столовой, спустилась бледная госпожа Родригес. Она выглядела очень встревоженной.

«Ах да, госпожа Кранс!» – вспомнила Синди и направилась к супруге шерифа.

– Всё в порядке? Как она себя чувствует? – спросила девушка.

– Всё… Всё хорошо… C ней всё в порядке… – сообщила женщина, тяжело дыша. – Извините…

Госпожа Родригес направилась к мужу и что-то прошептала ему на ухо. Тот принялся объяснять ей что-то в ответ, но в это время прибыла машина из больницы.

После нескольких неприятных минут 'скорая помощь', наконец, уехала и увезла тело старика. Синди облегчённо вздохнула.

– Ну вот и всё. Давайте забудем o неприятном, – обратилась хозяйка дома к гостям. – Я не хочу, чтобы наш вечер закончился на такой печальной ноте.

– Госпожа Родригес, – окликнула девушка женщину, поднимавшуюся со своим супругом наверх. – Приведите, пожалуйста, госпожу Кранс к нам и передайте моей экономке, что мы ждём шампанское. Много-много шампанского!

Синди старалась вести себя, как можно более непринуждённо, гости тоже пытались в меру своих артистических способностей создать атмосферу приятного вечера. Но это выходило нескладно, если не сказать больше: нелепо!

Конец вечеринки был скомкан. Первой не выдержала Сильва, сославшись на головную боль, она распрощалась c гостями и отправилась к себе в спальню.

Выждав десять минут приличия, Зиммельман заявил, что ему необходимо присутствовать при вскрытии, и поэтому спешно удалился, захватив c собой Альберта. После этого засобирались одновременно все остальные.

Мэр города вежливо поблагодарил Синди за чудесный вечер, при этом он выглядел скорее озабоченным, чем любезным. И это при всей его любви к красивым девушкам.

Вслед за супругами Пьеро засобирались и Родригесы.

– Ты завези, дорогая, госпожу Кранс домой, a я подъеду позже, – прорычал шериф своим густым басом и исчез в лабиринтах комнат недавно построенного дома.

Госпожа Кранс, заплаканная и очень расстроенная, действительно нуждалась в поддержке. Супруга шерифа подхватила женщину под руку и буквально потащила её к своему 'Сеату'.

«Единственный искренний человек, – отметила про себя Вермюлер. – По мужу и то так не плачут…»

B гостиной одиноко сидел Трампс, отрешённо импровизировавший за роялем что-то на тему 'Похоронного марша'. B другом конце залы Синди и красавец-граф увлечённо беседовали друг c другом.

Вермюлер посмотрела на них и пришла к выводу, что её участие в их беседе было бы необходимо также, как корм для рыбок был бы нужен её любимой собаке Хектор. Вздохнув, женщина отправилась на поиски экономки, чтобы та проводила её в спальню.

Госпожа Нейроу и шериф как раз выходили из комнаты, в которой предстояло разместиться Вермюлер. Писательница удивлённо взглянула на них.

– Я положила вам полотенца, – сообщила экономка своим грозным голосом. – У вас ведь нет вещей…

– Совсем нет? – уточнил шериф.

Писательница заверила эту подозрительную парочку, что y неё абсолютно ничего нет. «Ни пистолета, ни шпаги, ни даже маломальского кастета, – захотелось пошутить Вермюлер. – Ваш старик окочурился вполне естественной смертью».

Но, судя по вытянутой физиономии, шерифу было не до шуток. Он так внимательно осматривал необычную прическу писательницы, что той расхотелось шутить, и она поспешила захлопнуть дверь перед этой ненормальной ищейкой.