Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 3. Критский бык"

– Если кто спичку не бросит, то не взорвется, детонатора вообще нету, только взрывчатка, а она работает от огня или от удара, – со знанием дела объяснила Майра и добавила. – Господь спас, Кешка не сильно стукнул.

– Мы никому здесь говорить не станем, хотя так совсем неправильно, следовало сделать рапорт силам безопасности, – колебания Пенелопы можно было понять.

– И получили бы мордой об стол, тут у вас такой бардак, чёрт ногу сломит. Ваши дела, сами и хлебайте, – заключила Майра, потом перешла на родной язык. – Я надеюсь, Катя, что мы должным образом обговорили. Вы поняли нашу позицию, и никаких дальнейших проблем у нас с Пенелопой Бентон быть не должно. Далее я хочу предупредить, что в расследованиях на вашей территории мы не примем участия, ни в каком случае. Не следует на нас рассчитывать в качестве свидетелей также. Извините за беспокойство, спасибо за внимание.

– Спасибо, девочки, извините ради Бога, – сказала я растроганно, какой всё же замечательный народ эти американцы!

– Не бери в голову, Катюшка, всё образуется, – ободрила меня на прощание Майра, а Пенелопа добавила по-русски.

– Только не скажите Иннокентию, это большая просьба…

По окончанию трехсторонних международных переговоров я машинально взялась за драконовскую рукопись, но стало казаться, что каждый удар дубины или палицы проклятого Сито неизменно попадает мне по голове, пришлось бросить.

Нет, какова Татьяна из города N.! Не знаю, желала ли она взорвать радио «Навигатор», пожалуй, что нет. Однако попытка самовольного выхода в эфир и порция взрывчатки в портфеле наводили на какие-то грустные мысли… Права была Майра на всю сотню процентов, у бедной Тани не просто крыша поехала, ею поруководили, снабдили инструментом и идеями. Однако! Я совсем недолго поразмышляла, стоит ли извещать компаньона Валю о последнем повороте событий, но решения так и не приняла. Между прочим, что там Майра советовала? Если докладывать, то с умом. Насчет самой Майры сомнений не осталось никаких. По всем параметрам девушку тщательно готовили для службы заокеанскому отечеству за его соединенными рубежами, хотя абсолютно не моё дело. Вот разве что с русским языком отчасти перестарались.

3

На следующее утро Гермес поднял меня без пяти семь, а Морфею было указано на небрежность в работе, переходящую в преступную халатность. Вместо исполнения основной обязанности, освежения и прояснения мозгов, заведующий снами дяденька Морфей только добавил путаницы. В голове всё смешалось в клубок, туда же вплелись идиотские сновидения с включением французского военного министра, которому приспичило принимать у меня парад. Мало того, Морфей вообразил себя психоаналитиком и добавил раздвоение личности. Во сне я не только командовала парадом, одновременно с ним стояла в шеренге пехоты в образе бестолкового рядового и придурошно боялась, что присутствующие, включая французского военного министра, заметят непорядок в форменной одежде, вернее, отсутствие существенных её компонентов, конкретно штанов. Проснувшись, я вздохнула с облегчением, главным образом потому, что не обнаружила алжирского бея, у которого, как известно, под носом шишка.

Во время первого приема пищи, которая не шла в горло по раннему времени суток, я проанализировала собственное душевное состояние и догадалась, что перегрузила нервную систему разнородной деятельностью, машинка стала тормозить и не справляться. Отсюда бредовые образы, раздвоение личности и дурной сон. Обычно я сплю, как убитая, а снов не помню напрочь. Диагноз состоялся, очередь была за прогнозом и рекомендациями.

«Нельзя позволять, чтобы все, кому не лень тянули меня каждый в свою сторону», – назидательно сообщила я себе лично и Е.Малышевой в частности. – «Вы уж, девочки, разберитесь, где у вас дела, а где личные интересы, не валите в одну кучу, наметьте каждая приоритетное направление и действуйте. А то на вас смотреть противно, мечетесь, как дурочка на кухне, хватаясь за всё подряд и ничего не успевая. Сон-то был весьма поучительный, это дяденька Морфей давал понять, что не полезно играть во все игры сразу, нельзя командовать парадом и в нём участвовать. Вернее можно, но по очереди. Сначала ты выпендриваешься перед высоким гостем, и только в следующей картинке бегаешь без ничего».

По окончании занудной лекции я выработала схему: каждый день по одной конкретной задаче, на худой конец по две, не более. А вечером, так и быть, пусть являются и не спят драконы. От остального следует отпихиваться руками и ногами, делая исключения для приятных эмоций, они никогда не лишние.

Переживания, страдания и неразрешимые проблемы бытия надлежит гнать поганою метлой, пусть ими занимаются штатные философы, гностики и медиевисты. Что касается Владки Ким и её сбрендившей подружки, то пусть обе катятся колбаской – я им больше не слуга. У одной сложная личная жизнь, у второй модные идеи из области бреда, а у меня сплошные неприятности. Правда, за одним существенным исключением, но оно уже в прошлом.

Следуя полученным рекомендациям, я положила себе на грядущий день одну единственную задачу, дело Кости Рыбалова, вернее подготовку к общению с Ниной Уланской. Отче Валечка велел составить план, посему я могла раскинуть мозгами над сведениями Ирочки Корсаковой и составить две бумажки. В одной следует перечислить, что надо выяснить для конкретного дела, а вторая, секретная, должна содержать перечень пунктов, интересующих не только Е.Малышеву, но и меня лично.

Конкретно, Костя Рыбалов, каким он был, вернее, каким виделся Нине Уланской. Для чего надобен второй вопросник, я представляла плохо, но знала, что это очень нужно, просто необходимо. Иначе собираемые сведения ни за что не выстроятся в картинку, будут валяться бесформенной кучкой и меня никак не удовлетворят. Я не зря толковала Валентину про систему Станиславского и зерно образа. Настоятельно требовалось вжиться в роль близкой знакомой покойного биллионера Кости, но вот в каких целях – спросите, что полегче.

В соответствии со схемой действий я отправилась на раннюю прогулку и размышляла на ходу, моцион всегда сообщал мыслительному процессу необходимую динамику и пробрасывал неожиданные ассоциации – первая стадия. Далее я вернулась к себе и долго принимала душ, под тугими струями идеи бежали ко мне резво, только успевай замечать – вторая стадия процесса, который мы с Валькой условно именовали мыслительным. Я догадывалась, а компаньон Валя подтверждал, что моя персональная машинка действует в ином режиме, чем принято у прочего человечества, и результаты выдает не то, чтобы плохие, но неожиданные. В принципе Отче Валечка ласково рекомендовал заниматься этим пореже, исключительно для блага общества, и не иначе, как по личной просьбе и под его контролем.

Я и сама не особенно стремилась, мне больше нравились бурные потоки ассоциаций и полёты фантазий, так сказать, путешествия по воле стихий, а не целенправленные экспедиции по незнакомой местности и без нужных навыков.

Короче, к Валькиному звонку, пришедшему в условно обеденное время, я имела в наличии обе бумажки, тайную и явную, следовательно могла отправиться к Нине Уланской в любое время. Валентин сказал, что она готова принять меня в четыре пополудни, к чему присовокупил адрес и план местности.

Сам Валечка сослался на цейтнот и сообщил, что отпускает меня на дело одну и надеется на компетентность, но если нету, на то и суда нет. Далее компаньон туманно намекнул, что в конторе меня спрашивали, но он был так любезен, что собственноручно разобрался, ему следует сказать спасибо. Очень они были нудные, между прочим, сообщил Валентин. Я не решилась выяснять, кто или что показалось нудным, раз Валька сам не доложил. А зря.

В назначенный час я собралась и на метро поехала к Нине на Юго-запад, в район проспекта Вернадского. Пока ехала с пересадками, неторопливо размышляла о том, что местность всегда вносит некий оттенок в события. Вот например, Проспект Вернадского для меня имеет особый смысл, в отрочестве и юности я жила рядом, и, пока не отстроили «Калужскую», станция метро «Проспект Вернадского» была ближайшим подступом к дому. Оттуда до нас ходили автобусы, вот только номера не припоминались. Так что я собиралась посетить почти что родные места, овеянные воспоминаниями.

Может быть, Нина Уланская тоже жила здесь в те дальние годы, и мы могли видеть друг дружку где-нибудь у метро, не исключено, что сталкивались неоднократно, но не замечали. В мегаполисе несомненно кроется мистика, калейдоскоп мест и лиц, у каждого свои вешки. Удивительно, как иногда они сталкиваются и накладываются во времени и городском пространстве.

Совершенно машинально я вышла из подземного перехода к своей автобусной остановке (там все осталось по-прежнему, только прибавились киоски) и, повернувшись к знакомому маршруту спиной, двинулась к зданию школы, едва видному за деревьями – так наставлял меня Валентин.

Кстати, не исключено, что в этой школе учился светлой памяти Гарик Григорян, обзор местности позволял так думать. Но я не стала выяснять, а обогнула школьный двор по плавной дуге и оказалась в лабиринте одряхлевших пятиэтажек, бывших во времена моего детства беленькими новостройками, обещавшими новосёлам дивную жизнь, светлую и радостную, без лифта и паркета.

Валькины объяснения помогли не слишком, в номерах корпусов и строений я запуталась, пришлось наводить справки вручную, то бишь следовать с вопросами от одного аборигена к другому. Так я оказалась в полутёмном подъезде, почти аналогичном моему бывшему, и поднялась на четвёртый этаж, наш был финальный пятый. Ностальгические заходы нисколько не мешали, напротив, добавляли сил, поскольку до своей тарелки было далековато. Готовься, не готовься, а всё пойдет третьим путем, оглянуться не успеешь – вот это я знала твердо, как дважды два – четыре.

Нина Уланская открыла дверь сразу, словно ждала у порога. Сначала я увидела в дверном проёме затемнённый силуэт и отметила хорошо проработанный голос со свободными интонациями. По пути из крошечного коридора в близкую кухню я урывками оглядела хозяйку и сняла метафорическую шляпу. Женщина знала, каким образом подать новому человеку свою невыигрышную внешность, чтобы потом никто не ощущал неловкости.

Прежде, чем я смогла рассмотреть её лицо целиком, Нина успела занять меня разговором и дать освоиться с образом в комплексе, потом свободно демонстрировала, что Бог дал. Дал он ей много чего, другая бы не справилась, и я не вполне соображала, как это удалось Нине. Два разнородных умозаключения конкурировали в голове, пока я управлялась с чашкой кофе и произносила вслух ознакомительные фразы. «Бог задумал красавицу, чёрт толкнул под руку, и получилась уродина» – это было соображение № 1, весьма тривиальное. «Какой-то демон зла хотел посмеяться над женщиной, но остался в дураках» ь – заключение № 2 устроило меня чуть больше, но тоже лежало на поверхности.

Когда Нина обаятельно улыбнулась, я поняла, что личная внутренняя дискуссия закончена, пора приступать к делу. Внешность Нины действительно была незаурядна: подступы к лицу являли удивительно сохранившуюся брюнетку примерно моего возраста. Фигура, волосы, грация, мягкий голос – комплекс был подстать двадцатилетней красотке. Когда проходил шок от первого впечатления, замечалось, что изящный овал лица, идеальной формы брови и красивые карие глаза тоже имеют место. Но кто бы это заметил, когда сразу видел монументальный нос, достойный Сирано де Бержерака и вялые, бледные, слегка перекошенные губы под ним.

Уродство бросалось в глаза так явно, что реакция окружающих просто не могла быть нормальной, и я не знала, как Нина освоилась и смогла найти выход из положения, особенно в молодости, когда встречают по внешности. Однако она справилась, я сидела перед ней и соглашалась с окончательным впечатлением № 3: «Вот не повезло бедняге, однако, какое это имеет значение при таком обаянии, вот у кого поучиться!»

– Давайте сделаем так, если вы, Катя, не возражаете, – сказала Нина, а я не заметила, как наша деловая беседа переросла в дружественное общение. – Я сама расскажу о Косте, нарисую вольный портрет, чтобы вы имели примерное представление. Потом отвечу на вопросы, скорее всего, у вас есть что-то конкретное. Хорошо?

Я охотно согласилась и повторно сняла воображаемую шляпу. Нина будто прочитала обе спрятанные бумажки с планами и поменяла порядок их представления на гораздо лучший. Вот так построить получение информации в голову не пришло, хотя, видит Бог, я старалась!

Однако мелькнули в нашем общении и подводные камни. Я отдала себе отчет, что Нина перехватила инициативу и чего не захочет сказать, того не добьёшься, хоть на голову встань. Вроде она сама предложила равное дружелюбное партнерство, но из указанных рамок не выскочишь. Да, это вам не Ирочка Корсакова.

– Мы познакомились с Костей очень забавно, – Нина начала свой рассказ. – Было это чуть ли не двадцать лет назад, я училась на первом курсе. Не помню, то ли весной, то ли осенью, но снега не было, я возвращалась домой очень поздно. Какие у нас пути от метро, вы видели, а ночью это просто тёмный лабиринт. Я услышала сзади шаги, обернулась и увидела, что меня нагоняет кто-то очень большой и стремительный. Убегать смысла не было, я замедлила шаг, человек поравнялся со мной и сказал: «Девушка, давайте с вами дружить». Я чуть опешила, но засмеялась. Это был Костя.

(Начало рассказа было исполнено в хорошем стиле, ничего не скажешь. Заявленные персонажи вышли на сцену и проявили себя – мы с Е.Малышевой вполне одобрили.)

– Сразу выяснилось, что он живет рядом, в соседних домах, – продолжала Нина. – Я его не замечала, а Костя меня знал вприглядку. Вдобавок кое-что слышал, недоумевал, почему я не общаюсь в своём дворе, посочувствовал и решил исправить положение. Ему, наверное, казалось, что окружение меня не ценит, тогда он взялся положить конец несправедливости. Я оценила романтический порыв, догадалась, что романтика была не тривиальная, а в шиллеровском духе, так потом Костю и звала – «наш юный Шиллер». Получалось трогательно и забавно, юный Шиллер был почти двухметрового роста со сложением и обликом лесоруба. Ко всему прочему он был старше на несколько лет, заканчивал инженерное образование. Вот так мы стали дружить, на первых порах я относилась к Косте юмористически, у меня сложился иной круг общения, к которому Костя не приходился. Я держала его отдельно, мы беседовали, ходили гулять, пили чай у нас на кухне. Мама, она у меня странная женщина, страшно негодовала. Зачем я морочу голову юноше не своего круга, он такой серьёзный и положительный, подумает невесть что, потом у него будет травма. А Костя думал, что маму сердит его простота и обыкновенность. Потом я постепенно его оценила. Костя на полном серьёзе хотел устроить жизнь на основах разума и добродетели, ни больше ни меньше. Конечно, это звучит отчасти смешно, однако Костя не высказывался прямо, а искал косвенной поддержки, хотел чтобы хоть один человек не считал его чудаком, слушал и не смеялся. Я ему доверяла, – рассказывала о своей личной жизни, он сочувствовал, сам говорил о женщине, какую хотел бы встретить. Таким образом у нас с Костей установились вполне шиллеровские отношения. Дружеская идиллия длилось несколько лет. Потом прошло какое-то время, и мы с Костей встречались редко. Его мать умерла, он поменял квартиру, я вышла замуж, потом развелась, но из виду мы друг друга не теряли, вернее, он меня не терял, звонил примерно раз в год или около того. За это время Костя превратился из скромного инженера по эксплуатации лифтов в кооперативного коммерсанта, затем неожиданно для меня – в крупную фигуру в сфере бизнеса. Пошёл в гору, дело развернулось, и Костя оказался на вершине пирамиды. Уже будучи дельцом крупного масштаба, бедный Костя совершил бестактность, предложил стать его женой, разделить богатство и ответственность. Но сразу понял, какого свалял дурака. И смирился с мыслью, что меня не интересуют его игрушки, что я, как прежде, ценю его дружбу и готова ответить тем же, будь он принц или нищий, роли не играет. Вот тогда у нас сложились отношения, которые длились до его последнего дня, мы дружили, в самом прямом смысле слова. Именно так, как он предложил много лет назад, ночью на улице.

(Финал повествования точно соотносился с началом, сюжет был выверен филигранно, неужели Нина подготовила и отрепетировала рассказ? Мы с Е.Малышевой вновь оценили.)

– Если в чем-то можно быть уверенным, – закончила Нина. – То я доверяла Косте абсолютно, он не был способен на зло.

– Почему же тогда его убили? – вопрос выскочил у меня непроизвольно, видит Бог, такого я не планировала.

Однако Нина не удивилась, а после некоторого размышления добросовестно ответила, точнее выговорила вторую часть рассказа.

– Не обязательно нести зло самому, можно его притягивать, даже провоцировать, – обстоятельно объяснила она. – Бедный Костя всегда был очень уязвим в одном пункте, он почитал абстрактные идеи непреложным фактом бытия. И был уверен, что добро и правду можно объяснить и нести в реальную жизнь, что рано или поздно люди поймут, отвернутся от зла и воссоединятся в разуме и согласии. Обычные заблуждения идеалиста, вполне безвредные для заштатного инженера, но, увы, пагубные для человека с открывшимися возможностями. А большие деньги и удача в бизнесе ужасным образом подействовали на Костю, к нему пришла уверенность, что теперь он может сделать что-то для всех людей в мире, а уж про отечество и говорить нечего. Для России у него появились вполне конкретные планы. Грешно смеяться над мёртвыми, я была очень привязана к Косте, но и сейчас не могу без усмешки вспомнить его рассуждения, как принести в Россию согласие и благоденствие. Особенно после октябрьских событий, они его просто ушибли, слова «раскол в обществе» он говорил почти со слезами и принимался мечтать, как соединить всех обратно. Чувствовал вину перед обездоленными, ужасался бездушием власти, терзался своей беспомощностью – весь букет, как видите. Вскоре из терзаний возник проект. Давайте, Катя, договоримся сразу, вы мне поверите и не станете выяснять у меня, насколько я правдива. Все штучки я знаю наизусть, не будем терять на них силы и время. Так вот, скажу сразу, что я не в курсе проекта, просто знаю, что он вроде бы был. Насколько я поняла, в деловой жизни Костя представлял его, как рискованную, но перспективную сделку. Сам Костя относился к проекту, как Раскольников к своему, одновременно не очень верил, что может осуществить, но неодолимая сила вела беднягу к воплощению, к действиям, вроде бы разумным и последовательным. В целом дело шло к идее о примирении России. Каким способом Костя задумал это сделать, я не представляла, но результат – как видите… Киллер, только с пистолетом, а не с топором.

(Вторая серия откровений о покойном друге Косте вышла у Нины ничуть не хуже первой, с зерном и образами, почти по системе Станиславского. Е.М.)

– Все же, Нина, вы не могли не догадаться, хоть на капельку, из какой области проект, – польстила я, но не бессовестно, а беспомощно, такого в списке не было.

– Это конкретный вопрос и вполне правомерный, – спокойно согласилась Нина. – Если кому-то надо знать, почему погиб Костя, то следует начать именно с этого. Пожалуйста. В последние полгода Костя стал увлекаться рекламой, причем во всех смыслах, читал книги, проводил околонаучные семинары за счет своего предприятия.

– А мне говорили об искусстве, – не удержалась я.

– Всё в сложном комплексе, реклама, как искусство, и искусство, как реклама, – тяжело вздохнула Нина.

Я хотела попросить разъяснений, но затруднилась даже сформулировать, Нина меня явно переигрывала.

– Все тот же проклятый Платон, учение об идеях, – Нина Уланская поняла моё недоумение и сжалилась. – В воздухе витает некая духовная субстанция, а в бренном мире существуют её отражения и воплощения, их надо поймать и склеить так, чтобы они напоминали идеальный порядок вещей, но идея все равно изначальна.

– Учение Дарвина всесильно, потому что оно верно или наоборот, – я не удержалась и перевела платоновские построения на доступный язык.

– Примерно так, извините, Катя, ради Бога, – спохватилась Нина. – Так вот, идея о тождестве рекламы и искусства получила у Кости конкретное воплощение. Он что-то устраивал, смотрел, занимался, выглядело это как безобидное хобби, причуда миллионера. Какое это имело отношение к главному проекту, мне сказать трудно, скорее всего, косвенное, а, может быть, никакого.

– А что вы знаете о его планах на отдых? – вдруг задался сам собой главный вопрос, обведенный рамочкой.

(Боюсь, что платоновское учение об идеях подействовало на меня худо.)

– Если вы позволите, Катя, то я сначала отмечу, что этот вопрос идёт по третьему заходу, – Нина нисколько не удивилась, но внесла комментарий. – Сначала Костин помощник, Слава Кобрин, потом следователь, дотошный, хотя и вежливый господин, а теперь вы. У вас, как я поняла, вольное расследование по поручению Костиных влиятельных друзей, но всех занимает именно это.

– Вчера я беседовала с Ириной Корсаковой, это и её занимает, – проговорила я в каком-то трансе, видно случайная змеиная фамилия навела ассоциацию.

– Я, честно говоря, не вижу причинно-следственных связей, – признала Нина. – Однако если все дружно интересуются, то, скорее всего, имеют основания. За неделю до смерти Костя сказал, что решил посетить легендарный остров Крит, побродить по древнему лабиринту, посмотреть на виноцветное море, привести в порядок нервы и мысли. Всего на восемь дней и семь ночей, он уже заказал тур. Вам я скажу то, о чём не упоминала оба предыдущие раза, Костя приглашал меня, но без ребёнка, без Дарюши, и я отказалась. Дарюша изучает древние цивилизации, ей было бы интересно, а мне не слишком. Костя не обиделся, он понял. Ему действительно пора было уехать и отдохнуть от всех, включая меня. Если вы думаете рассмотреть отдых на море в плане проекта, то скорее всего, сделаете ошибку. Костя подчеркивал, что выбрал Крит потому, что там минимум соотечественников, и позаботился о том, чтобы в отеле не было никого из них.

– Вы полагаете, что он просто хотел удалиться на природу и в уединении что-то обдумать? – уточнила я.

– Других предположений у меня нету, насколько я знаю Костю, – согласилась Нина. – Его личная жизнь проходила под присмотром той девушки с телевидения. Если он нашел себе новую подругу, то вряд ли пригласил бы меня, так что я не знаю.

– Извините, Нина, если я была бестактна, – таков оказался финал собеседования с Ниной Уланской.

4

– Ну не так уж скудно, в этой куче мусора ты тоже порылась основательно, – непочтительно заключил Валька тем же вечером, прослушав донесение тайного диктофона с моими сопроводительными записками. – Не зря я ждал у метро и искусал локти от нетерпения, гадая, какие черти и куда тебя взяли. А ты разумно сделала бросок в сторону, калякала с бабушками о юношеских годах героя. Прими восхищение, это сыск с большой буквы, у меня ничего такого нету, спасибо, учтем. Главное, что выявила за дымовыми завесами конкретный кусочек информации: про папу-пьяницу, маму-заботницу, сына-праведника. Корни родового древа я сам прокопаю, мерси.

– Нет, Отче Валечка, не утешай, – пожаловалась я. – Сама вижу, что этот визит я прошляпила. Девушка Нина меня достала, сделала, как ребенка, говорила, что хотела и напоследок сказала «оревуар».

– Нет, отчего же, – снисходительно возразил Валентин. – На главный вопрос мы получили прямой ответ. Костя Рыбалов хотел ехать отдыхать один, хоть в лабиринт, хоть к чёрту в ступу, но без красотки Нины. Неужели ты не просекла, дитятко, что это она с ним попросилась, свезти их с дочкой на море под предлогом какой-то цивилизации. Костя ей отказал, а в какой форме – неважно. Это раз. Спиши её раздражение и быстрый «оревуар» на неостывшую обиду. Второе достижение такое. Дамочка изложила версию, подвела к умозаключению, что Костя заигрался в политику по доброму своему сердцу. За это его убрали, как овечку в волчьей шкуре, не исключено, что именно влиятельные друзья. Девушка прямо и точно намекала, речь о пагубности идеализма у неё хорошо получилась, это не импровизация. Хотя я этого варианта вовсе не исключаю. Но персонально она ткнула пальцем в небо, Паше клиент нужен был живой, он выл от ярости, что лишился такой игрушки.

– А что насчет проекта во спасение России, это тоже дымовая завеса? – спросила я, порастеряв ориентиры.

– Отнюдь, надо понимать, святая правда, – заверил Валентин. – Костя Рыбалов действительно замышлял нечто грандиозное, на то есть прямые указки. Он особенно не скрывался, обещал всем поголовно, включая Пашу, что скоро они узнают и будут приятно удивлены. Понимаешь, ему удача в делах валила фантастическая, поневоле станешь слушать любой его бред.

– А идея искусства и рекламы? Включая Платона. Тоже бред? На нем я и сломалась, – честно признала я.

– Тут точно дымовая завеса, – определил Валька. – Вот только не знаю чья, самого покойника Кости или его Эринии, пардон, Эгерии.

– Отче, не надо! С меня хватило Платона в её исполнении, помилосердствуй! Эриния, это которая гоняется и мстит, вообще их было целых штуки, – от стресса я припомнила лекции по античной драматургии.

– А Эгерия любит давать советы, – поучительно заявил Валентин. – Ценные и бесплатные, в отличие от некоторых моих знакомых.

– Ладно, хрен с ними со всеми, – попросила я. – Ты обещал сеанс разоблачения тайн после трудов праведных. Я всё исполнила, как золотая рыбка, за тобой секрет и сюрприз.

– Секреты ты исчерпала, дорогая моя прелесть, все они у тебя, кроме коммерческих, – заявил компаньон Валя. – Сама должна догадаться. Но я могу суммировать. Жил себе на свете такой неординарный богатей-филантроп по имени Константин Рыбалов, наш общий друг Паша Криворучко его заметил и захотел дружить, причины лежат на поверхности – очень уж имидж у Кости был завлекательный, с таким горы своротить можно. Хитроумный Паша метил его в прикрытие своей сомнительной фигуры. В отечестве, как ты наверное, знаешь, ощущается дефицит на яркие харизматические фигуры, а без них, увы, никакая демократия не голосуется. Ладно, этот секрет ясен, тут же подваливает второй. А Костю кто-то возьми, да и пришей в одночасье, причем явно, с участием киллера, даже не озаботились прикрыть срам. Ни указок на суицид, ни даже завалящей аварии. Поэтому Паша не только опечалился, что лишился соратника, но захотел прояснить интересный вопрос. Костя доигрался сам или кто-то имеет зуб на планы Павла Петровича. Вот мы с тобой бегаем, нюхаем следы, подбираем мусор, из него Паша должен составить себе картинку. Изволь получить секреты, ничего нового я тебе не сообщил.

– Да, примерно так я и представляла, – согласилась я. – Даже на расстоянии и по фотокарточке видно, какой у бедного Кости проявлялся сильный имидж, вполне конкурентоспособный с кем хочешь. Поэтому он меня влёк, я даже в образ вживалась.

– Ну, это никогда не зря, сейчас я тебя чуток ошарашу, но погоди минутку, пока я не забыл, – озабоченно произнёс Валентин. – Тут я в твои дела намедни влез, давай отчитаюсь, потом буду делать предложение по форме.

– А наоборот никак нельзя? – спросила я с нетерпением.

– Нет, прелестная крошка, сожалею, – церемонно отозвался Валька. – Одно из твоих дел пахнет криминалом, не угодила бы ты на нары, тогда ни к чему наше щедрое предложение.

– Ты о чём? Откуда такие подозрения? – изумилась я.

– Из непосредственного источника, от пострадавшей стороны, – откровенно потешался Валька. – К тебе с утра дяденька пришёл, по фамилии Мизинцев, и жаловался, что ты беспардонно влезла в его личную и семейную жизнь, не подать ли ему иск на бедный «Аргус». Но не бойся, я его утихомирил. Ткнул носом, что иметь на стороне дамочку не возбраняется, но их надо выбирать с умом, а не хлопать ушами, когда они беспокоят семью.

– Отче, что ты наделал? – вполне искренне возопила я. – Людмила не переживёт, она играла в неведение, а ты…

– Переживёт твоя Людмила, я же знаю, что она у тебя Веерный информатор. Я сделал парню втык, но её прикрыл, сказал, что ты раскопала соперницу, но жене – ни слова, пожалела, мол.

– Так бы сразу и сказал, а то на нары…

– Нары ещё виднеются, не волнуйся. Вслед за пострадавшим Мизинцевым явилась девка совсем не в дугу и заявила, что ты её обокрала или ограбила, я не совсем врубился.

– Безумного вида девка, в очках наискось? – неграмотно сформулировала я.

– Портрет сходится, – одобрил Валька. – Кудряшки дыбом, как у Горгоны, она же Медуза, глазки прыгают за очками, пёстрый костюмчик сидит задом наперёд – очень впечатляющая жертва. Сделала страстное заявление, что ты встретила её в подозрительной компании, заманила на подпольное радио, целую ночь морочила голову какими-то драконами, потом свистнула паре дюжих молодчиков, они вышвырнули бедняжку из радио вон. А её ценное имущество ты прикарманила, во всяком случае, не озаботилась вернуть владелице. Она требовала возврата какого-то портфеля, а остальное обещала простить, даже шпионское гнездо разврата, обнаруженное ею на радио, не говоря уже о драконах.

– Вот чёртова кукла! – в сердцах бросила я.

– Я поклялся, что никакого чужого имущества не видел поутру, когда вёз тебя с радио домой, – невозмутимо продолжил Валентин. – Пригласил Антона в свидетели, он подтвердил по форме, что никакого портфеля ты не держала, и вообще была налегке, почти в неглиже.

– Не в том дело, как она догадалась показать на «Аргус»? – возмущалась я без особой внятности.

– Прелестное дитя, я не понял, может, ты впрямь совершила ограбление по заданию шпионского центра, скажи честно, я тебя прикрою, – продолжал глумиться Валька.

– Я про Владку Ким, может, помнишь? Это она зазвала меня в гости, подсунула ненормальную подружку, потом дала ей наш телефон и адрес. Глупости все это, но противно!

– О развратной кореянке что-то слышал, ты даже меня познакомить хотела, но не собралась, Бог с тобой. Так это её штучки. Ладно, я уразумел, как ты развеивала тоску, больше не пристаю с вопросами. Но что ты свистнула, дитя моё, что в портфельчике у твоей Горгоны хранилось, уж не бриллианты ли с золотом? Она вопила на крупную сумму.

– На хороший срок на нарах будет вернее. Полный примус валюты, как сказал незабвенный котик Бегемот, полный мешок динамита, – призналась я опрометчиво.

Затем конспективно ознакомила Валентина с деяниями Татьяны и обрисовала оказанную по телефону американскую помощь в рамках женской солидарности.