Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 3. Критский бык"

– А я хотел тебя удивить, несчастный, – эпически пожаловался Валентин. – Поопекать вздумал угнетенную невинность. Вот раззява, сыщик хренов! У меня под носом компаньонка влезла в терроризм, шпионаж и хуже того. И ни в одном глазу, упомянуть не соизволила. Сдается, из прелестной головы такие пустячки просто повылетели!

– Ну, прости меня, Отче Валечка, я хотела, как лучше, ведь вправду глупо до невозможности, – попросила я.

– Ладно, ты мне сейчас нужна, и я закрою глаза на безобразия, но впредь прошу от криминала держаться подальше, если не получится, то доложить своевременно, во избежание. Ужас, что я вынужден от тебя терпеть, – пожаловался Валька с чувством.

– Я исправлюсь, Отче Валюша, хоть и не виновата, сделай милость, поопекай меня дальше, прошу обещанный сюрприз.

5

– Вот уж не знаю, стоит ли теперь, в свете открывшихся ужасных новостей, – закапризничал Валентин. – Боюсь, что надо тщательно обдумать, решить с товарищами, то бишь с господами.

– Тогда не надо, – легко согласилась я. – Раз я виновата, то останусь без конфетки, видала я твой сюрприз в гробу в белых тапочках. Небось гадость очередная, сознайся.

– Ладно, я уже подумал, заочно проконсультировался с одним господином и решил сделать тебе любезность, – признался Валька. – В её рамках мы с Пашей задаем сугубо риторический вопрос: не хотела бы ты прокатиться на Средиземное море вместо покойного Кости Рыбалова, раз ему не судьба?

– Прошу немножко конкретнее, – ошарашенно сказала я.

Затем машинально вынула из холодильника завалявшийся там салат, отделила одну порцию и поставила перед Валькой. Сама так же автоматически взяла остаток и принялась есть прямо из миски. Дело происходило, как обычно, на кухне.

– Гляди-ка, даже наше прелестное дитятко можно чем-то пронять, – заметил Валька. – Обычно в этом доме еду приходится выпрашивать, у хозяйки другие интересы. А тут, как по учебнику психологии, в экстремальный момент проявилось несвойственное поведение. Ну, если ты дашь вилочку, прелестное дитя, заодно чайник поставишь, то так и быть, я разъясню суть нашего предложения.

– Вот тебе вилка, заметь – фамильная, с вензелем, кушай на здоровье и повтори ещё раз, может, я ослышалась.

– А что тут такого? Предложение простое, немудрёное. Не знаю, с чего бы тебе швыряться фамильными вензелями. Да, без обману, написано Хельмут нерусскими буквами и присобачен кренделёк, некая арабеска, а серебро какой пробы, можно посмотреть?

– Бери, только не насовсем, будь так любезен. Какой пробы был троюродный дед Хельмут, я не удосужилась узнать, извини.

– Охотно, дитя мое. Да, видно европейское воспитание, никуда не денешься. Характер стойкий, нордический, в узел завяжется, а подлинных чувств не выдаст, кошмар!

– Это ты о Хельмуте? Тогда слегка ошибся, он был жуткий бонвиван, дамский угодник, любитель роскошной кухни и тонких вин, обожал сюпризы и праздненства, а также, согласно семейным преданиям, женился поздно, потом изменял молодой жене направо и налево, с актрисами.

– Ну и семейка, не буду я есть его вилкой, дай что-нибудь попроще, не то наберешься ваших привычек. На кой чёрт мне сдались актрисы? Вон Костя Рыбалов связался с мелкой сошкой, с телеИрочкой и привет!

– Да, общеизвестно, что актрисы до добра не доводят, поэтому ты решил меня подставить? Ирочка как раз сказала, цитирую: «узнайте, Катя, с кем Костя собрался в Грецию, и сразу станет ясно, кто его пришил». Вы с Пашей чудно распорядились, желаете подложить мне мокрое дело задним числом?

– А ты ничего, соображаешь, – одобрил Валька. – Нет, конечно, моя прелесть, мы подумали, зачем деньгам пропадать, всё уплочено, лучше мы побалуем тебя. Не Хельмуту же предлагать такую роскошь, хоть он и бонвиван.

– Что касается Хельмута, то он отбыл к своему Творцу в Гражданскую войну, его унесла эпидемия испанки к вящему горю оставшегося семейства. Те, кто вовремя отбыл за границу, узнали о кончине позже и неутешно его оплакивали.

– Нет, ты меня определенно утомила мрачными семейными байками, а Хельмут так просто осточертел.

– Тогда пользуйся его вилкой и оставь старика в покое, мы, помнится, остановились на актрисах, которых он страстно обожал.

– Зато я отныне их вечный недоброжелатель, смотри до чего все дошли. Костя не дождался отпуска, Хельмут давно у Творца, ты цитируешь птичку Ирочку, как Святое писание, а я, самый несчастный из всех, битый час не могу изложить, как выгодно и удобно съездить на Крит на халяву.

– Изложи Хельмуту, и сам поезжай вместе с Ирочкой, – заявила я, забирая у компаньона вилку с вензелем. – А уж как Марина обрадуется!

– Нет, дитя, я больше не могу, еще раз появится Хельмут – иди к Паше Криворучко, и можешь толковать о троюродном дедушке, пока он не лопнет. Откуда чёртов немец вообще взялся и к нам прицепился?

– Из ящика, вместе с вилкой, надо же какая незадача, нужно было дать с Вильгельмом или с Метой. Кого из них выбираешь?

– Уволь меня, грешного, пощади, только Вильгельма с Метой мне не хватало! Оттого и не еду на Крит, что там одни немцы с англичанами отдыхают, видеть их больше не могу!

– А, теперь немного проясняется, это у тебя вульгарная ксенофобия, немцы тебе помешали и англичане, а как же! Скажи лучше, что языков никаких не знаешь и стесняешься изъясняться жестами.

– Вот, наконец мы куда-то приехали, давай, дитятко, уберём именную посуду и обсудим дельце, – предложил Валентин. – Вот как оно складывается. У покойника Рыбалова остался в офисе оформленный и оплаченный индивидуальный тур на остров Крит, билеты, страховка, номер в гостинице с двухразовым питанием и виза. В одну минуту в турбюро на всех документах меняют фамилию, им удобнее, чем отдавать деньги взад, в два-три дня они тебе делают визу, и лети себе на Крит, купайся, сиди в лабиринте и загорай.

– Заманчиво, что ж говорить, – согласилась я. – Троянский конь отменных статей, игрушечка, а что внутри?

– Да ничего особенного, это в принципе премия, с конторой Рыбалова договорено, турбюро в полном восторге, одна ты задаешь вопросы, подозрительная крошка. Что, Вильгельм и Мета такие же были? Вот Хельмут бы на халяву…

– Если бы ты не предупредил, то я бы тебе ответила: вот Хельмута и посылай. Однако, мы решили не тревожить его светлую память, поэтому я скажу откровенно. Вильгельм и Мета, мои прямые предки, они бы, может, и поехали, но сначала спросили, знаешь что?

– Догадываюсь. Отвечаю. Где-то процентов на пятнадцать, нам с Пашей сдается, не больше – поездка может стать не совсем увеселительной. Костя мог рвануть на Крит по другой надобности, кроме экологически чистого отдыха.

– Я знаю, Отче Валя, что Вильгельм с Метой тоже лишились твоей благосклонности, но они, педантичная немчура, обязательно спросят, как следует понимать ваши пятнадцать процентов, – не удержалась я.

(Марионеточный театр с именными столовыми приборами мне тоже отчасти надоел, но очень был удобен, я одновременно держала совет с серебряными тенями предков, они дружно рекомендовали осторожность.)

– Пятнадцать процентов чего? Возможностей или неприятных последствий? – далее я уточнила, призанявши педантизма у предков.

– Передай Вильгельму с Метой, что они трепыхаются зря, – ответил Валька. – Спешу тебя успокоить, дитя мое, не воображай о своей миссии лишнего. Что розыски на Веерной улице, что призовая путевка на Крит – это сугубо запасные варианты, окольные дорожки, избыточные вензеля. Можешь пожаловаться своей дотошной немчуре, что нас к главному розыску никто не подпустил, там конкуренты шуруют, «Обольянинов и Брат». Очень солидные брательники, выделились под крышей бывших спецслужб. А мы с краешку, отщипываем кусочки, по Пашиному особому расположению. Твоя прогулка на остров Крит с заходом в лабиринт – скорее любезность, чем проверка. По всем показателям покойник Костя собрался окунуться в набежавшую волну и собрать мыслишки перед главным броском неизвестно куда. Иначе не тебя бы звали, ясно?

– Мерси, дяденька Валя, теперь нам боле-мене внятно, германские предки учли свое скромное место и больше не выступают, – доложила я. – От моего лица вопрос можно? На 85 % я свою программу знаю, иду себе в лабиринт и изучаю древнюю цивилизацию на пляжах острова Крит. А если подвернутся нечаянно другие 15 %? Как их следует распознать?

– Деловые вопросы, с них я хотел начать, если бы не влезли тевтонские предки, ты их с собой туда не бери.

– Хочешь, я их в окно выброшу? – предложила я.

– Сделай любезность тотчас по моем отбытии, я под окошком постою, будет на моей улице праздник. Насчет твоих развлечений на пляжах дивного острова, то очень просто. Отдыхай, как положено, но замечай соотечественников. По раскладу в твоей деревне их быть не должно, это раз. Во-вторых, бери на заметку любой вопрос о замене отдыхающего, пиши в тетрадочку, кто и каким образом интересовался, труд не велик. Там номинально едет группа, но в разные места, их должен объединить греческий гид Михалис, он сыплет по-русски и вроде всех вас пасёт. Не пропусти никого из них, если сможешь, дай подробное описание. Включая дорогу, в Шереметьево 2, самолёт, попутчики, в особенности, если кто станет набиваться на знакомство.

– А что сказать, если прямо спросят? Где, мол, Костя? – поинтересовалась я.

– Это самое оно и есть, – отметил Валентин. – Скажешь, что знать ничего не ведаешь, купила по случаю горящую путевку, в турбюро предложили с большой скидкой. Тебе, мол, просто повезло. Как всем дурочкам…

– И никакого "Аргуса", надо понимать? Дурочка служит в издательстве "Факел" и берет редактуру по договорам? – осведомилась я.

– Вот именно, притворись собой, замечательный имидж, – одобрил компаньон Валя. – Можешь книжку прихватить вместе с рукописной бредятиной, которая у тебя на диване валяется.

– Я так и собиралась, работа срочная, – доложила я. – Всем любопытным можно представить дракона, он годится на все случаи жизни, отличная дымовая завеса.

– Ну, так я понял, что мы договорились? – поинтересовался Валентин. – Тогда гони паспорт, вернее оба, и пару фотографий на бумажку для визы. Оп-ля!

– Это надо посмотреть, оп-ля или нет. Паспорт помню, что был, а вот фото, это проблема, – доложила я.

– Как всё-таки с тобой трудно, – огорчился Валька. – Никакой каши не сваришь, если не подготовишься. Ладно, отбой, твоя гадкая физиономия у меня есть, припас заранее, с американского вояжа осталась. Ты там чуть моложе, но гораздо противнее, чем сейчас, однако сойдет.

– Главное, на паспорте такая же, – обрадовалась я. – Единство места, времени и персонажа, опять ты меня шлешь добывать всякие глупости. Как вспомню на берегах Потомака полицейские машины по мою душу, так до сих пор пятки чешутся.

– У меня, дитя мое, не столь сладостные воспоминания. Ты тогда меня обставила по первому классу. По сию пору в голове чешу, опомниться трудно, – укорил компаньон.

– Ладно, Отче Валечка, будет и на твоей улице праздник, вот встречу в лабиринте Минотавра в натуральную величину, кликну Валюшу, а зря, не будет его во тьме.

– Да дитя, упустил одну инструкцию – никаких тебе Минотавров! – спохватился Валентин. – Для всех прочих ты летишь на Кипр, благо, что народное сознание большой разницы в островах не видит. Кипр – он моднее и привычнее, толкуй всем, как будешь вставать из морской пены, Афродита наша хренова.

– Как скажешь, господин начальник, могу прикинуться Афродитой, авось кто-нибудь поверит, кодовое имя будет Киприда, так мы назовем операцию. «Киприда» выходит на связь – просто роскошно, согласилась я.

– Готовность операции «Киприда» – пять дней, моё претенциозное дитя, – предупредил Валентин. – За оставшиеся четыре сбегай в галерею, больше ничего не предпринимай, я сам организую и сообщу. Не забудь захватить чуток денег. На третье питание, экскурсии и покупки, а если жадничаешь, то спроси у Паши командировочные. Он даст, он добрый.

– Догонит и еще раз даст. Сознайся Валечка, ведь ты сам хотел, а Паша опять не позволил, не правда ли?

– Нет, дитя, моя фигура никак не вписывалась, языков не знаю, вел бы себя вызывающе по части горячительных напитков, привлекал бы ненужное внимание.

– Паша держит тебя в чёрном теле, не тем будь помянут. Но мы ему докажем обратное, посрамим «Обольянинова с Братом», или как их там, тогда оценит, – польстила я.

– Догонит и еще раз оценит, он справедливый, – согласился Валька. – Спасибо за внимание, оставляю тебя в обществе немецких зануд на милость пошлого дракона. Работай, дитя, и тебе воздастся!

Валентин отбыл, а я осталась в одиночестве, работать и осмысливать нежданное предложение, как бы премиальный сюприз. Анализ сюприза выходил так себе, всего лишь мнилось, что друзья толком не знают, что они замыслили. Действительно презентик на сдачу или побочную хитроумную операцию «Минотавр вдвоем с Кипридой», в ходе которой Лжекиприда имела шанс налететь на злого Минотавра, срочно поменять образ, прикинуться Красной Шапочкой и лепетать Волку (он же Минотавр) милый вздор о драконах.

Если допустить, что внезапная кончина Кости Рыбалова связана с вояжем на остров Крит, то все идиотки в одном лице: ложная Киприда, она же Красная Шапочка, она же Е.Малышева из «Аргуса» – смело лезли в пасть к мифическому зверю. А уж как его назвать, Минотавром, Серым Волком, криминальными структурами, или даже не криминальными, дело десятое, если не двадцать пятое.

Однако, признаю, прогуляться на Крит за чужой счёт очень хотелось, так что я решила положиться на добрую волю друзей, в крайнем случае на неведомых брательников «Обольяниновых», Валькиных конкурентов. Поэтому я бросила рассуждать и стала готовиться в туристический вояж. С работой в оставшиеся пять дней выходило глухо, ничего толком не клеилось, кроме редактуры «не спящих никогда драконов», всё, кроме них, валилось через пень колоду.

Опекаемые мною дамочки впадали в истерику, одна даже наелась сонных таблеток, правда, в скромных количествах, чтобы слегка пугнуть мужа, но состоялся неладный разговор с психиатром из суицидного центра. Доктор указал мне на некомпетентность, я обещала брать у него консультации.

Потом меня достала кузина Ирочка и рыдала в телефон. Это она прикатилась с дачи и не одобрила мой вклад в её дежурство, бедняжку сняли с эфира на неопределённое время, хотя резать и клеить новости пока доверяли. Ее счастье, что портфель с динамитом прошёл мимо. Майра с Пенелопой хранили тайну, так что у меня не было никакой возможности изъять и перепрятать опасный секрет. Ирочка такого не пережила бы, и племянник мог стать сиротой.

Посему Владка Ким и владелица взрывчатки приставали ко мне зря, только нервы мотали, не могла я вернуть эту смертоносную гадость, даже если бы захотела. Скажу по секрету, я не очень-то собиралась. Валька объяснил достаточно популярно, что если Татьяне удастся хоть что-то взорвать, то ответственность упадёт и на меня, как на передаточное звено, а нары меня не влекли. По совету шефа Вали я думала выскочить из дела вместе со зловещим портфелем, а содержимое перепрятать либо уничтожить, опять же по согласованию с ним.

Тем временем девки меня преследовали, особенно Татьяна, она нагло врала, что в портфеле хранится рукопись недзаконченной пьесы её сочинения, следственно потеря грозит бедствиями мировому литературному процессу. Нашла, чем испугать! Даже если девушкин литературный бред и обладал хоть какой-то взрывной силой, видит Бог, мне было совсем не до её творчества.

Поэтому я отпихивалась от домогательниц всеми возможными способами, как по телефону, так и лично, на пороге своего жилища. У Татьяны хватило наглости заявиться однажды без приглашения. А Владка, чёртова кукла, нежно шантажировала меня намеками на состояшиеся в её доме приключения, обещала дать умопомрачительную информацию, если я заеду лично, подберу носильные вещи и избавлю её от забот о пропавшем Танькином имуществе.

При ином раскладе я бы поспешила с визитом, но вновь смешивать головокружение с опасным бредом безумной Татьяны мне отнюдь не желалось. Вымогательницам я регулярно сообщала чистую правду. Мол, после краткого выступления Татьяны в прямом эфире, радио «Навигатор» для меня закрыто надолго. Поиски в редакции исключены, пускай Татьяна припомнит лучше, может статься, чёртов портфель обронился по дороге, я его не помню. Никто мне не верил, но это были их трудности. Владка хранила молчание о содержимом проклятого мешка, и я не врубилась, знает ли она о динамите. Зато об издательстве "ВРАН" было говорено много, в частности мои прибыли от посредничества с каждым днем возрастали, по словам Владлены.

С Людмилой Мизинцевой у нас состоялся долгий телефонный диалог, она в принципе осталась довольна нашими трудами, даже Валькино грубое вмешательство не испортило дела, скорее наоборот. Супруг Мизинцев переварил внушение и стал менее рассеян дома, обрёл интерес к дочери и заново оценил семейную атмосферу. Мерзкие анонимные звонки прервались, будто их отрезало. Касательно наблюдения за Веерной улицей у Людмилы не оказалось ничего нового, всё там оставалось по-прежнему.

Сосед Утюг баловался громкой музыкой и иногда подпевал в состоянии подпития. К нему кто-то приходил тёмной ночью и скандально требовал должок под балконом. Бабушки во дворе обсуждали его трудную жизнь и жалели бедалагу. Дед с курицей исправно паслись у погоревшей горки, траву для кроликов старик носил теперь из оврага. Поставщик кормов у него загулял и перестал носить ворованную пищу с какого-то комбината, но это к лучшему, а то бывало, чёрт вёл его к деду ни свет ни заря, старик игнорировал звонки, и Людмиле приходилось выслушивать разные слова сквозь дверь. Да, события на Веерной протекали своим чередом, но, боюсь, никаким боком не касались загадки жизни и смерти Кости Рыбалова. Разве что напрячь фантазию до предела и вообразить покойного филантропа в странной роли добытчика кроличьих кормов, иссякших после его кончины. Но это врял ли…

Насчёт посещения галереи тоже никак не сходилось. Сначала там случилась авария с водой, затем дочка Света неудобно менялась с напарницей, и я не могла её подловить, всё оказывалось не слава Богу вплоть до последнего дня перед моим отбытием на остров Крит.

Лишь в четыре пополудни, заранее собрав чемодан, я наконец отправилась на Веерную улицу смотреть живопись в стиле ретро, вернее, попробовать сообразить, чем мог прельститься покойный меценат Костя Рыбалов в модном собрании шедевров социалистического реализма.

Глава четвертая

1

К тому времени, как я добралась до галереи «Утро века», послеполуденное солнце прокалило Веерную улицу, как сковородку, даже растительность отказалась навевать прохладу, а безнадежно издавала жестяной кухонный шелест.

Практически все летние вещи я упаковала в дорогу, так что пришлось снять с вешалки платьице в мелкую черно-белую клетку, бывшее невольным свидетелем предыдущей серии приключений. Естественно, что злоумышленная чёрная торба осталась дома, и я строила себе иллюзии, что её отсутствие позволит провести визит в галерею на приличном уровне, без накладок и недоразумений.

Очень зря надеялась, неожиданности обрушились на меня с порога и обступили вплотную. Вместо ожидаемой Светланы Мизинцевой железную сейфовую дверь отворила Альбина, едва знакомая мне по предыдущему полуслепому визиту. Она нисколько не удивилась, напротив, с места в карьер пустилась в объяснения, что Света опять поменялась по её просьбе, но успела оставить весточку, что придёт корреспондентка. Сама Альбина мне безумно рада, поскольку у неё вышла семейная неувязка, и она ждала меня, как манны небесной.

Тут же из соседней комнаты явилась высокая тоненькая девочка, её роскошные темные кудри овевали застенчивую улыбку и ряд блестящих металлических точек на беленьких зубах. Дочка Зиночка вышла из комнаты наготове, с сумкой через плечо, и Альбина пояснила, что они обе жутко опаздывают к дантисту Николаю Павловичу. Он внезапно назначил процедуру, Альбина должна заплатить за два раза, Зиночка не растерялась, прибежала к маме в галерею, и обе стали с нетерпением ждать меня. Потому что Артур, это владелец, убьёт всех поголовно, если картины останутся безнадзорными и не включёнными в безопасность. Но включить может только он, там есть сложности, во всяком случае, Артур строго запретил отлучаться, если безопасность не подключена.

Альбина ловко заморочила мне голову безопасностью, гневом Артура и немилостью дантиста, я даже не вспомнила, что ни одна из перечисленных напастей не имеет ко мне ни малейшего отношения. Кстати сказать, Альбина обладала внушительной внешностью, превосходила меня ростом на целую голову и более напоминала ожившую статую времен конструктивизма, чем земную женщину, супругу режиссера и мать троих детей. Естественно, наши силы были неравны, я сдалась без сопротивления, осталась ждать Артура и выслушала кучу инструкций, как следует беречь ценный художественный фонд. В принципе такой визит в «Утро Века» меня устраивал, я могла осматриваться в полное удовольствие, потом задать Артуру любой вопрос, какой вздумается – в счёт оплаты за временный надзор.

Альбину беспокоило лишь одно, она даже помедлила лишние полминуты в дверях, соображая, как быть с посетителями, впускать их или нет. В принципе не пускать никого было бы самым разумным, заметила Альбина, а также не смотреть в глазок и не спрашивать в переговорное устройство. Однако в этом случае за дверями остался бы Артур, и самый соблазнительный путь отпадал. Открывать двери всем желающим Альбина отнюдь не советовала, поскольку в этой трущобе водились бомжи и имелась вероятность ограбления – некоторые картины тянули на приличный куш. Оставалось положиться на мой здравый смысл, однако Альбина признала в сокрушении, что иные из заслуженных художников, порой захаживающих в галерею, по виду ничем не отличаются от бомжей, те же патлы, живописные лохмотья и пропитые лица. А рэкетиры и грабители могут иметь любой облик, поэтому она отпирает только тем, кого лично знает, или по рекомендации Артура. Сам Артур небольшого роста, живой и раздражительный, если посетитель сходу начнёт браниться, то можно спокойно открывать – это он. Остальных лучше слать подальше, если я не знаю их в лицо.

После ухода режиссерского семейства я обошла доступную часть хранилища, тщательно осмотрела шедевры соцарта, развешанные по стенам и прислоненные к стульям, посидела на креслах и диванах, тщательно поизучала вид из окон и внезапно обнаружила нечто, интересное для себя. А именно… Кухонное окошко, полускрытое занавеской, являло перспективный обзор арочных ворот того дома, где во дворе пылала горка с телом убитого Рыбалова. Расстояние, правда, было изрядным, внутренность двора оставалась скрытой, вклинивался торец соседнего дома, но, если постараться, то вполне можно рассмотреть, кто входил в ворота или выбегал из них.

Каким образом указанное наблюдение отзывалось на расследовании, я не вполне осознавала, но материал для размышления находился. Даже если думать станет кто-то другой. Что в конечном итоге предпочтительнее, я собиралась на море и не жаждала включать мыслительный процесс на чужой кухне пускай даже с интересным видом. Однако я вернулась в одну из комнат и уселась решать локальную проблему. Позвонить Отче Валентину прямо из галереи и ознакомить его с оконными перспективами либо открытие сможет подождать моего возвращения домой.

Я думала непродуктивно, картины слегка отвлекали, так ничего решительного не придумалось, пока размышления не прервались внезапно, когда раздался звонок во входную дверь. В слабой надежде, что так скоро дождалась появления Артура, я глянула сквозь дверной глазок и чуть не села прямо на пол. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» – процитировало Антона Павловича Чехов уходящее сознание, потому что объектив показал Мишу, той самой узнаваемой персоной. «Глюки, ничего более», – я браво определила собственное состояние, решительно открыла замки и распахнула дверь настежь, чтобы разделаться с наваждением.

Не тут-то было, видение отнюдь не рассеялось, оно сперва опешило, вскинуло руки в странном приветствии, затем зазвучало, что с глюками бывает редко.

– Так не бывает, неужели она, проклятая белая горячка? – произнёс фантом, как бы взывая к сочувствию.

С моим даром речи что-то случилось, я не стала отрицать свою принадлежность к миру бреда, а молча посторонилась в дверях, открывая путь дальнейшему.

– Нет, на глюки вовсе не похоже, – сообщил вполне реальный Миша, закрывши за нами дверь.

(Или у меня произошел обман всех чувств без исключения… Е.М.)

– Слава Богу, это ты, а не она, – толковал более чем реальный Миша, пока мы вместе продвигались по галерее. – А сдвинутой девки тут нету? Не прячется за портьерой? И Артура нету, совсем удивительно. Я же говорил, что это Бог о нас печётся, а ты не верила.

Таким образом в небрежных поисках то Татьяны, то Артура мы оказались в боковой комнате, окно которой также частично выходило на искомый двор, но меня почему-то нисколько не заинтересовало. Я даже позволила Мише задернуть плотные портьеры, предварительно мы убедились, что мифическая Татьяна с портфелем не смотрит из подоконных кустов. Квартира вместе с галерей находились на низком первом этаже, так что следовало проверить.

– Я оказался прямо как Руслан у Александр Сергеича в поэме, – жаловался Миша. – Она тебя унесла с бешеной скоростью, а я растерялся, потом выбежал, а никого не было. Сознайся, вы в окошко вылетели этажом ниже?

– Почти что, вот споткнулись бы, – сообщила я откровенно, не совсем соображая, зачем. – Знаешь, что у неё в портфеле было, когда мы так летели?

– Вот уж не догадываюсь, – поскромничал Миша. – Наверное, что-нибудь совершенно головокружительное.

– Килограмм взрывчатки без детонатора, – меня несло на признания. – Вот оступились бы, и привет! Взлетели бы все на воздух, ты включительно.

– Удивительно приятный способ покинуть мир, ты не находишь? – Миша задал риторический вопрос, и тема портфеля с динамитом исчерпалась.

Татьяна могла спокойно появиться под окном, бросить сквозь форточку тот самый портфель, даже с детонатором, и никто бы не заметил, клянусь Богом!

Какое-то время спустя, уже на кухне, распоряжаясь Артуровым кофе, Миша поинтересовался как бы между прочим.

– Я понимаю, что мы здесь встретились не случайно, такого не бывает, но подскажи, откуда ты знала? – спросил он.

– В принципе я здесь по делу, – неохотно отозвалась я.

Что касается меня, то вопрос о Мишином появлении в галерее не созрел, даже не проклюнулся. Глюки, так глюки, кто возражает, если они такого качества?

– Не может быть! – искренне взволновался Миша. – Неужели Артур? Альбина исключается, новая девочка вроде вполне…

– А что собственно с Артуром? – спросила я.

– Это тебе виднее, неужели к нему уже вызвали? – серьёзно сокрушался Миша. – Тогда мои дела печальны донельзя, я на него рассчитывал.

– А что такого страшного в моем появлении? – спросила я.

– Ну это кому как, психов караулить, это не фунт изюму, – сознался Миша. – Твоя подруга в тот раз…

– Вот это прошу подробнее, – никак не включалась я. – Психов кругом много, это правда, но я не очень понимаю.

– Извини, если я ошибся, – пояснил Миша, пододвигая мне кружку с дымящимся кофе, а сам раскурил жуткую гадость типа «Примы» и, запинаясь, произнес. – Твоя знакомая девушка, такая восточная, роскошная, сказала нам с Сеней, что ты, как бы точнее выразиться, ну, служишь чем-то вроде разъездного санитара от частной фирмы, очень ловко обходишься с больными. И если тебя к Артуру вызвали…

– Ужас, что происходит, – созналась я давясь от смеха. – Сделай милость, найди мою сумку, она где-то здесь валяется, там у меня сигареты, а твои, извини…

– Сейчас, минутку, я понимаю, – отозвался Миша и послушно отправился на поиски.

Значит так, теперь меня принимают за служительницу разъездного частного дурдома, размышляла я на чужой кухне. Тоже недурная профессия, и, видит Бог, зерно истины имеется, проклёвывается по крайней мере. ЛжеКиприда, она же Красная Шапочка со смирительной рубашкой наготове – очень неслабо. Бедный Миша решил, что я появилась по Артурову душу, мерси подруге Владе. Хорошо, что она не включила в список сыскное бюро или милицию, а то Миша, пожалуй, никогда не вернётся. Интересно, а зачем он здесь?

– Вот она твоя сумка, – Миша вернулся и закурил еще одну гадость, обильно посыпая стол пеплом. – Наверное, я что-то не то сказал, или она пошутила.

– Да нет, почти что так, – наконец сообразила я. – Только Артур вовсе не пациент, сюда я пришла брать интервью. Пишу в один журнальчик, так, между делом. Хотела спросить, что у Артура особенно ценное, раритетное, ты не знаешь случайно? Альбине срочно понадобилось отлучиться, она меня оставила посмотреть, подождать.

– У Артура много чего, самого разного, – ответил Миша, заметно успокоившись. – Он торгует буквально всем, но тебе ничего не скажет, пресса его не интересует, скорее наоборот. Ну разве что я очень его попрошу, хочешь?

– Лучше сам скажи, – предложила я. – Тогда я изображу тебя источником, пожелавшим остаться инкогнито.

– Артур мое инкогнито раскусит в ноль минут, давай лучше скажем, что я привел ему корреспондента, а он подумает, что ты от конкурентов, вот тогда… – замялся Миша.

– Что-то очень сложно, – призналась я. – Меня собственно волнуют его покупатели, вернее один, а он недавно умер.

– Тогда Артур ничего не скажет, у него пункт на почве коммерческой тайны, – озабоченно сообщил Миша. – Но подожди, я придумаю, давай скажем, что ты из милиции.

– Ни в коем случае, знаешь, я уже передумала, Бог с ним с Артуром, я лучше пойду, – заторопилась я почти что в панике.

Сотрудничество с Мишей по делам галереи вдруг вызвало приступ странного беспокойства, кто он вообще такой?

– Еще чуть-чуть, – попросил Миша. – И вместе пойдем, ладно? Мне Артур позарез нужен, а впрочем…

Миша не успел досказать, что он имел в виду, как в дверь резко зазвонили, я не смогла даже предположить, кто бы ещё мог явиться в таинственную галерею. Разве что Татьяна пришла за своим портфелем, но его здесь, увы, не найдет.

– Это Артур, побудь здесь, пожалуйста, – заговорщицки бросил Миша и пошел открывать дверь.

Я осталась на тесной кухне наедине с кружкой остывшего кофе и без надежды взять ситуацию под контроль. Мучили разнородные сомнения, главным образом пустейшего свойства. Как то: что подумает Артур, застав меня в своей галерее в таком обществе, и вряд ли он ошибется, если знает Мишу. Кроме того я самую малость подозревала, что невольно участвую в бандитском налёте на галерею «Утро века» и прикидывала, можно ли считать себя соучастницей.