Текст книги "Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы"

Глава 7

Слава работала над очерками, всё казалось не так, неправильно, скупо, сжато и без изюминки. Писала, переписывала, снова писала. Всё от руки, гелевой ручкой в тетради в девяносто шесть листов, раздобытой в медсанчасти. Дарья – полевой хирург, – поделилась.

Она же стала одним из персонажей Славиной работы. В глубине души она завидовала Дарье, её возможностям, выдержке, тому, что та делала, какую работу проводила ежедневно, ежечасно, порой без сна, перерываясь на крошечный отдых. Реальную пользу приносила, ходила по краю лезвия, передвигалась по нему с грацией кошки. Всё у Дарьи получалось, спорилось, горело. Отважная, сильная, профессионал своего дело – именно таким и должен быть человек.

«Женщина на войне» – хорошая тема…

Однажды Слава обязательно напишет об этом отдельную работу, может быть целую книгу. Материала бы набрать. Одной Дарьи мало, нужно каким-то образом поговорить с другими участницами боевых действий.

– Славка, – от мыслей отвлёк появившийся на пороге Платон. – Лёшка тебя зовёт, вроде обещала помочь. Ляля у медиков, – пояснил он.

Получилось, что Ляля стала бессменной дежурной на кухне, правой и левой рукой повара Алексея, лишь иногда уходила помогать в медсанчасть, тогда Слава несла пост.

– Так-то Ромыч дежурный, ежели что… – Слава небрежно махнула рукой, встала из-за стола, повела плечами. – Пусть спит, – кивнула, услышав богатырский храп Романа.

Они только вернулись с Гусём с задания, какого именно никто не скажет – это и дураку понятно. Слава всё равно планировала расспросить, поговорить с парнями ближе к ночи. Что-то выудит, какая-то информация проскользнёт. Впечатление, настроение, пара анекдотов, забавных или страшных случаев – всё важно, всё пойдёт в дело.

К тому же помогать надо, вносить свою лепту в общий армейский быт. Они с сестрой не наследные принцессы, никто не обязан носиться с ними, как с хрустальными вазами.

Принцессы, конечно, только, во-первых, мало кто знает, что залётные девчонки на боевых позициях – генеральские дочери, да не абы какого генерала, а самого Калугина. Во-вторых, уж кем-кем, а принцессой себя Слава никогда не считала.

Принцесса из неё, как из ночного горшка велосипед.

В столовой Слава принялась чистить овощи, аккуратно, рачительно. Алексей над каждым корнеплодом трясся, как Кощей над златом. Шоколад, какао, арахисовое масло, всевозможные крупы лежали на полках без счёта, никому не нужные, потому что надоели хуже пареной репы. Репу бы сейчас любой сожрал, хоть пареной, хоть варёной, хоть сырой. Вот такой он, быт солдатский. Не хватает порой самых простых, обыденных вещей.

Алексей рассказывал о доме, о жене своей Люське – студентке медицинского колледжа, и мамке – учительнице начальных классов. Как мамка и Люська никак поладить не могут, ругаются постоянно, то мамка в дела молодых лезет, поучает всё, научает. То Люська по-своему решает, а то и назло. Уже сил нет никаких у Алексея, вот почему бабам спокойно не живётся?

– Рано ты женился, Лёшка, – деловито заявила Слава, дочищая картофелину. – В двадцать лет разве женятся?

– Нормально, – отмахнулся Алексей. – Мы думали, что Люська того… беременная, ошиблись малёха, а за банкет уже уплачено. Не отменять же.

– Действительно, – фыркнула Слава.

В это время в столовую зашёл Вячеслав Павлович. Слава прикусила язык, уставилась на стену, перевела взгляд на пластиковый таз, в который кидала очистки. С той злополучной ночи, когда Слава наконец-то высказала всё, что думает о нём, она смотрела на майора как на пустое место. Вернее, вообще не смотрела. Не видела в упор, не замечала. Пусть знает, потому что!

Спасибо, естественно, что спас, особенно благодарна Слава за Лялю, но на этом – всё. Всё!

Понять, откуда возникала злость внутри Славы, когда она лишь думала о майоре, не получалось. Она и не старалась разобраться, не собиралась даже. Потому что, при малейшем воспоминании, мысли появлялись какие-то… Дурацкие мысли, ничем не оправданные, идиотические.

Например, что майор – нормальный мужик на самом деле. Выдержанный, спокойный, честный. Игнату рассказал про Царёва не чтобы выслужиться, а чтоб помочь ей – восемнадцатилетней и запутавшейся. Отправили его с сёстрами по простой, как три копейки, причине – доверие. Игнат и отец доверяют Андронову – вот и вся причина. И никаких теорий заговора в духе РенТV.

Не зря доверяют, к слову. Он действительно спас их с Лялей, вытащил, сориентировался, Миху выдернул. Да, считается, что рядового спасла Слава, только что бы она сделала, не прими майор решение помочь. И сейчас чувствовалось уважение к майору – чужому человеку в сплочённом коллективе.

Армейка, военные действия – не то место, где гнилой человек приживётся. Не те люди, которые будут уважать просто так, за количество и размер звёзд на погонах, значит, очевидно, есть за что…

А ещё лезло в голову и вовсе дебильное, ни в какие рамки не вписывающееся: Андронов – красивый мужик. За отглаженностью, отпаренностью, педантичной аккуратностью, от которой нормального человека, такого как Слава, стошнит, скрывается нормальный мужик привлекательной внешности. Спортивный, подтянутый, по-настоящему сильный.

И не трус. И каким-то образом понимающий, когда стоит Славку оставить одну, а когда стоять над душой, аки памятник, молчаливо добиваясь послушания. Последнее особенно бесило, до звёзд из глаз. Хоть выходи в чистое поле и ори во всю глотку: Бе-е-е-е-есит! Бесит! Бесит!

И зачем Славе такие-то мысли? Незачем!

В её мире всё предельно просто. Есть парни как парни, которые видят в ней девушку, пытаются подкатывать и сразу же идут дальней дорогой, дальше, чем просто нахер. А есть друзья-приятели, вот как Гусь, Бармалей, или Платон. Правда, с последним произошёл скользкий инцидент, когда Слава перебрала, но наутро он извинился, сказал, что больше ничего подобного не повторится. Она тогда нервно пожала плечами, ответила, что проехали, потому что действительно, проехали.

Майор одним своим существованием перемешивал устоявшийся миропорядок внутри отдельно взятой Славы, как миксером. И это… было неправильным. Отталкивающим каким-то, противоестественным. Всё было предельно ясно во вселенной Владиславы Калугиной, Андронов же созвездия, стоявшие в правильном порядке, путал.

– Алексей, одолжу шоколад? – поинтересовался Вячеслав Павлович, кинув короткий взгляд на Славу.

– Дарья Александровна молочный только ест, – ответил Алексей. – И джем ещё апельсиновый.

– Ты-то откуда знаешь? – растянула губы в нарочитой улыбке Слава.

Лучше ведь улыбаться, чем пытаться выколоть ножом глаз майору, правильно?

– Да подвалил к ней один… – Алексей покосился на Вячеслава Павловича, явно прикидывая, стоит ли называть имя этого «одного». – Я как раз в санчасти торчал, ошпарился водой из бака. Она сама сказала, что горький шоколад не ест, и вообще, рыбу солёную любит и жареное мясо.

– Кто отжаренное не любит, – фыркнула Слава, не сдержавшись.

– А? – Алексей на секунду завис, глазея на Славу, потом заржал на всю округу, закатывая глаза и ударяя ладонями по столу.

Майор и глазом не повёл. Хорошо, что взяв шоколад, испарился, иначе бы Слава точно выколола ему глаз. Нет, два глаза! И Дарье тоже, чтобы… чтоб… да просто так!

С трудом собралась с силами, не показала раздражение. Не на что, потому что, раздражаться, не стоит Андронов её эмоций. Внимания не стоит. Пусть Дарья тратит на него силы, Славе такой аттракцион точно не нужен.

У неё очерк и сестра, а не… собственно, даже определение безликому «не» не найти. Полевой роман? Быстрые потрахушки? Снятие напряжение путём сексуальной разрядки? Скажите ещё – любовь…

Зашла в умывальную, брызнула в лицо противной тёплой водой. Как же хотелось окунуть разгорячённое отчего-то тело в ледяную воду, но лилась тонкой струйкой только тёплая, как парное молоко, мутноватая жидкость.

Посмотрела на себя в зеркало. Отражение показало привычную картину. Правильные, как у сестры, черты лица, пухлый рот, белые ровные зубы и выразительные, светло-карие с прозеленью глаза – Калугинские, семейные. При одинаковой внешности Ляля считалась красавицей, Славе же такой статус двести лет не нужен. Ни к чему ей.

Засунула голову под воду, намылила короткий ёжик, быстро смыла, отряхнула ладонями, выпрямилась. Немного, но остудилась, привела мысли в порядок.

Вышла, поправляя на ходу влажную футболку, столкнулась с заспанным Ромычем.

– Ты бы хоть флаг вывешивала, что моешься, Слав, – нахмурился тот. – Сейчас бы зашёл, не удержал и съел тебя, Красная шапочка, – растёкся в дежурной скабрезности.

Охота мужикам шутить по тупому, намекать на невозможное, Славе не жалко. Бедолагам и без того приходится держаться при Ляле, пусть хоть с ней пар выпустят. Позубоскалят, понамекают от души.

– И получил бы нервное потрясение, – хрюкнула Слава. – Ходил бы потом к психологу, лечил посттравматический синдром, Серый волк.

– В кого ты такая заноза, а? – Ромыч потрепал Славу по голове, как забавного щенка, лопоухого и дурного.

Вообще-то такое отношение нервировало. Скользкие намёки, предложения в лоб «отойти в сторонку, подружить телами» не задевали. Дело житейское, послала подальше, и вопрос закрыт. Отношение же покровительственное, будто свысока – выводило из себя.

– Ну тебя! – фыркнула Слава, не утруждаясь скрыть эмоции.

Блин, хватило с неё выходки Андронова, когда умывал её, заставил высморкаться, как глупую первоклашку. Не хватало, чтобы остальные так же начали относиться. Лялька есть – вот с ней сюсюкайтесь на здоровье, со Славой не надо.

У Славы разряды по боевым искусствам и скалолазанию, она альпинистка, стреляет без промаха, спортивная подготовка на отлично. Смотрят же на неё, как на существо второго сорта – это оскорбительно. Хоть и не удивляет от военных-то…

У самой отец такой, хоть как доказывай, что женщина – полноправный, полностью дееспособный член общества, ничего не выйдет. Женщина – это придаток мужчины, желательно не досаждающий, не мешающий, удобный. Фигушки вам всем, господа сексисты!

– Платон, ты за Лялей? – увидела она спешащего к выходу служивого. – Возьми меня.

Одним им покидать блиндаж запрещалось строго-настрого, что тоже порядком нервировало. Особенно, когда некоторые майоры берут шоколад, чтобы угостить полевого хирурга…

Так, последняя мысль совсем не понравилась Славе, она едва не плюнула под ноги. Прямо ужас, что такое. А-а-а-а!

– Защиту надень, – скосил взгляд Платон, останавливаясь рядом со Славой.

– Тихо ведь! – попыталась возмутиться та.

– Защита, или никуда не пойдёшь, – спокойно ответил Платон. Да, блин! – Мне неприятности с командиром нахер не всрались, Слав, – примирительно продолжил, подтолкнув Славу в направлении их с сестрой комнаты.

Ляля закончила свои дела, болтала с Михой, дисциплинировано ждала, когда её заберут. Вот она действительно не мешающий, не досаждающий… не придаток, нет. Ляля – самодостаточный человек, настолько, что вряд ли Слава встречала кого-то хотя бы близко похожего на сестру. При этом удивительно удобную, вопиюще неконфликтную, прямо кронпринцесса-пай.

Слава подсела к болящему. Выглядел он паршиво, сказывалась потеря крови, но улыбался бодро, может, крепился, не хотел ударить в грязь лицом перед девушками, трудно сказать.

– Как дела? – дружелюбно спросила Слава, хлопая по руке парня. – Что медицина говорит?

– Дарья Александровна говорит, заживёт до свадьбы.

– Ну, раз Дарья Александровна… – Слава обернулась. – А где она, кстати?

Анатолия Юрьевича – второго врача медсанчасти, тоже хирурга, – она встретила при входе. Курил на улице, наблюдая за плавно опускающимися сумерками. Дарьи было не видно.

– У себя, – кивнул Миха, показав на дверь во «внутренние помещения» медиков. – Отдыхает.

Всего три «отдельных комнаты», перегороженные деревянными стенами, носящими скорее декоративную функцию. Дунь-плюнь – развалится. Подобие личного пространства. В одной комнате обустроился Анатолий Юрьевич, в другой Дарья, третья – для среднего медперсонала, – пустовала. Поначалу их с сестрой хотели туда поселить, но командир выбрал держать сестёр к себе поближе, от проблем подальше.

– Ясно, – кивнула Слава.

Отдыхает, значит. После… молочного-то шоколада нужно отдохнуть, обязательно. Как иначе?.. Утомилась, наверное, жевать шоколад. Молочный, да.

С трудом удалось не скрипнуть зубами, подавить раздражение. С какой стати Славе разражаться? Пусть жена майора раздражается, если она есть, конечно, если вообще кто-то в своём уме выйдет замуж за такого-то педанта начищенного.

Губастая, лупатая и длинноногая девица точно была, Слава своими глазами видела. Вдруг она и есть законная супруга Андронова, а он ей здесь рога наставляет на виду обескураженных граждан.

Впрочем, граждане обескураженным не выглядели. Всем было плевать.

Славе тоже. Ей тем более!

Глава 8

Слава вытянула ноги поперёк глубокой траншеи, устроившись на деревянном ящике. Напротив сидел Платон. Она уже несколько часов кряду пытала его, расспрашивала о военном опыте, интересных случаях, увлекательных историях. Обо всём, о чём только мог поведать.

Рассказчик из Платона был неважный. Он больше хмурился, озадаченно чесал затылок, мычал: ну-да, ну-там, ну-как-то-так. Славе хватало и этого. Военные – не самые разговорчивые люди, не слишком-то красноречивые, часто косноязычные. Понимание же, что говорят с корреспондентом, и вовсе многих вводило в ступор.

К тому же самоцензура давила на нервы бойцов. Лишнего не сказать, не выдать ненароком то, что не полагается – это одно. Находить подходящий по смыслу эвфемизм на замену нелитературному слогу – другое, куда более сложное.

Славе удавалось заболтать любого. Ребята расслаблялись, забывали про приличия, начинали рассказывать живо, с огоньком, чего она и добивалась.

Вот и сейчас Платон перешёл на родной и могучий, в глазах появился азарт, воспоминания лились сплошной стеной, Слава писала без устали, решив, что потом поймёт, что нужно, что лишнее. Главное – наработать материал. Много. Разного.

Распахнулась дверь в медсанчасть, на пороге появилась Дарья. Взмахнула руками, будто делала зарядку, потянулась довольно, как кошка, щурясь на солнце. Ткань футболки натянулась, выставляя на обозрение налитую, объёмную грудь, обтянутую кружевом.

Платон скосил глаза в сторону Дарьи, вздохнул чему-то своему. Слава не разобрала – чему, не до того было. Она смотрела, как следом вышел Вячеслав Павлович, так же довольно щурясь на яркое солнце. Достал сигарету, подал Дарье, та взяла тонкими пальцами, изящным жестом прокрутила, поднесла к губам, предварительно облизнув.

Не Дарья Александровна, а маркиза де Помпадур!

Вячеслав Павлович чиркнул зажигалкой. Дарья прикурила, глядя в глаза галантному кавалеру. Оторвать бы ему ноги и вставить в место, для того не предназначенное природой-матушкой!

В это мгновение, по неизвестной никому причине, в первую очередь непонятной самой Славе, она громко, заливисто засмеялась, так, словно Платон рассказал что-то невероятно смешное, и сиганула ему на колени, обхватив шею двумя руками.

– Ох, пля, – прокомментировал ситуацию Платон, рефлекторно поймав Славу.

Усадил удобней, обхватил одной рукой талию, второй полез в карман за пачкой сигарет.

Дарья тем временем перевела взгляд на парочку Платон и Слава, улыбнулась, почти усмехнулась, сделала долгую затяжку, выбросила сигарету щелчком пальцев, закатила глаза и скрылась за дверью.

Вячеслав Павлович двинулся в их сторону, игнорируя Славу так, словно не видел в упор. Стены из песка и красной пыли видел, небо синее-синее, высоченное, видел, дерево-корягу, когда-то обгоревшее, но упорно дающее ростки, видел, а Славу – нет.

Издали рукой дал сигнал Платону, чтобы не отвлекался на его погоны, продолжал заниматься своим делом – давал интервью свалившейся на голову корреспондентке. Прошёл молчаливо мимо, не удостоив взглядом.

Славу аж передёрнуло. От самого ли майора или его приглаженного вида, или от… От всего! Она завозилась на коленях Платона, пытаясь встать, тот подхватил её двумя руками подмышки, приподнял, помогая.

– Блин, Слав, не делай так больше, – сказал Платон, сморщившись, как от навязчивой, появившейся некстати боли.

Слава вернулась на свой ящик, устроилась, взяла в руки тетрадь, пробежалась взглядом по последним строчкам. Вот же, всё из-за Андронова этого! Чтоб ему…

Дарья ещё! Что она вообще в майоре нашла? Зачем он ей нужен-то? Здесь мужиков – хоть по три раза в день меняй, никто не откажется, а ей Вячеслава Павловича подавай… Тьфу!

– Чего? – Слава посмотрела на Платона. – Отвлеклась, прости.

– Говорю, не делай так больше. Захотела майора своего позлить, прыгнула на меня – ладно, мне не жаль, но не ёрзай так резво задницей. У меня аж встал!

– Че-е-его? – Славка уставилась на Платона, будто он околесицу нёс несусветную.

В первое мгновение и правда не поняла, что встал, где встал, зачем встал.

Платон ответил губами, молчаливо проговорил слово из трёх букв, из той самой, обсценной триады.

– Не придумывай, – отмахнулась Слава. – Скажешь тоже, встал у него.

– Ну, не встал, – согласился, широко улыбаясь, Платон. – Так, привстал маленько. Лёгкий реверанс, – подмигнул, глядя в упор на Славу. – Это знаешь, как ощущается? Как если бы на младшую сестру встал, не, даже на младшего брата. Прикинь? А оно мне надо? Тысячу лет, не надо. Так что, давай в следующий раз без вот это вот, – он повихлял задом, отчего деревянный ящик под ним громко хрустнул.

– Хорошо, – засмеялась во всё горло Слава. – Слушай, а на порносайте как называется твоя категория? С братом, – хрюкнула от собственного ржача.

– Дурная ты девка, Славка, – загоготал Платон. – Нет таких категорий, потому как запрещено на уровне законодательства. Ясно?

– Ясно, ясно, – закивала та в ответ. – Так и запишем, в просмотрах порнушки уличён не был. Поведение достойно звания офицера.

– О чём разговор? – вмешался третий голос.

Слава подняла взгляд. Рядом возвышался Гусь, с усмешкой разглядывая гогочущую парочку.

– Обсуждаем категории порно. Вот ты какую предпочитаешь, Витёк? – истово давя улыбку, с серьёзным лицом поинтересовался Платон.

– Никакую, – ответил Гусь. – Мне сейчас только порнушку глянуть, и на силе инерции можно в космос взлететь.

Все дружно засмеялись, как над самой смешной шуткой в мире. Такое бывает, в военный быт вдруг приходит что-то из мирного существования, пусть всего лишь скользкая шутка – и становился чуточку легче дышать, строить планы, смотреть в будущее.

– Тебя командир зовёт, – просмеявшись, сказал Гусь, глядя на Платона.

Тот встал, одёрнул форму, попытался стряхнуть с неё пыль, безуспешно, и поспешил в сторону блиндажа.

Виктор уселся на место Платона, почесал переносицу, окинул Славу взглядом, словно примерялся или раздумывал над чем-то.

– Слушай, Славк, – протянул он, глядя в упор на неё. – Ты за что майора так не любишь?

– Я не люблю? – вылупилась та в ответ, дёрнула ноздрями в возмущении.

Не любит она майора. Не любит! Во-первых, не за что. Во-вторых, наплевать ей на майора с высо-о-о-о-окой колокольни! Самой высокой! Выше Бурдж-Халифа!

– Плевать мне на майора, – дёрнулась она, будто укусил её кто-то. Ядовитый. – Плевать, – проговорила по слогам для надёжности.

– Оно и видно, – усмехнулся в ответ Гусь. – И на Дашку ты зуб не точишь, конечно.

– Нет, конечно, – Слава напустила на себя серьёзный вид. – За что мне зуб точить на Дарью Александровну? Она бельём с нами поделилась, шампунь выделила, зубные щётки… Мне-то ладно, а Ляле совсем грустно было бы без этого минимума. Так что на Дарью Александровну я не злюсь, не за что потому что. И на майора тоже, – добавила она твёрдо.

Ведь правда не злилась, просто бесил он её, и сильно, ведь это не то же самое, что злость.

– Верно говоришь, – кивнул Гусь. – Мужики с панталыку сбили, говорят лямур-тужур у вас, всё такое… что знакомы вы точно дольше, чем с базы, значит, дело нечисто, было что-то. Я-то понимаю, что знакомство ваше явно дольше, чем с базы, но в лямур с тужуром не верю. Приставил папа к вам с Лялькой смотрящего, с твоим характером присмотр поперёк горло должен быть. Но чтоб настолько… не верю. Для мужиков потрахушки с последующем сексом в мозг – рабочая версия, я бы на месте майора тоже не опровергал, лучше так, чем правда про папу генерала. И всё ж интересно, за что ты на Андронова крысишься?

– Раз знаешь, что его папа приставил, значит, должен понимать, за что, – зашипела Слава. – Карьерист хренов! На чужом горбу в рай въехать хочет! Как все служить, расти по карьерной лестнице – это не для Андронова, – выплюнула фамилию. – Легче отцу моему подмахнуть и брату. Выслужиться, вывернуться ужом, получить очередное звание. Сидит в штабе, Игнату жопу вылизывает, за мной вызывается присмотреть, что угодно, лишь бы не служить честно, как ты, Ромыч, Платон тот же, Дрон, да хоть Лёха с его драгоценной картошкой, – развела она недовольно руками. – Погоди, ещё орден вручат за героическое пребывание в медсанчасти. Спасение чресл военно-полевого хирурга.

– За чресла хирурга можешь не переживать, они, как граница – на замке, – усмехнулся Гусь. – А по поводу Андронова, уверен, ты ошибаешься.

– Да что ты? – вспылила Слава. – Сколько ему сейчас лет? Тридцать два, не больше? Может, тридцать три или даже тридцать четыре – пофиг! Майора же он получил лет пять назад. Вот и считай! Не сходится математика-то, – щёлкнула пальцами перед носом Гуся. – Я на первом курсе была, когда Андронов первый раз нарисовался, типа оказал услугу Игнату за мой счёт, и вуаля – через полгода майор! Вжик-вжик Калугинской палочкой, и волшебство!

– Ты что-то путаешь, Слав, – задумчиво проговорил Гусь. – Я должен был с приятелями попасть, – назвал одну из горячих точек, известную Славе. – Рапорт написал, ждал, что-то застопорилось, пока туда-сюда, парни уехали. Они с Андроновым служили, он тогда капитаном был. Заваруха была нешуточная, пиндец что творилось. Их под командованием капитана отправили на задание… в общем-то, в один конец отправили, понимаешь? – вопросительно посмотрел на Славу, та кивнула, понимая. – Причём бессмысленно, бесполезно, просто на убой. Есть цель – выполняй. А что цель – не цель, а ерунда на постном масле, всем по гланды. Андронов приказ выполнил, только не до конца. Не справился с поставленной задачей, которая нахер никому не впала, кроме парочки идиотов сверху, которым, понятно, виднее. Парней вывел живыми, несколько трёхсотых всего, и самого задело, говорили, контузило не хило. Только кого это волнует?

– В смысле? – не поняла Слава. – Спас личный состав. Невосполнимые потери на то и невосполнимые, что невозможно восполнить. Выходит, поступил согласно боевой обстановке.

– Он приказ нарушил. Нарушил приказ. Вслушайся: не исполнил приказ. Неисполнение приказа – это ограничение по службе до двух лет, либо арест до шести месяцев, либо дисбат до двух лет, а не пожурить в сторонке, как нашкодившего кота. За это сажают, Слава.

– Так он же людей спас!

– Не людей, а бойцов, чья прямая обязанность – справиться с поставленной задачей, какой бы ценой ни пришлось. Планируемые потери, – Гусь бесцеремонно взлохматил коротенький ёжик на голове Славы. – А Андронов эти планы по половому органу вышестоящих… Его долго потом мурыжили, трибунал – не трибунал, увольнение – не увольнение, в итоге в какую-то глушь заслали, чтобы сидел и не отсвечивал, пока за него хлопочут. Наверное, брат твой и кинул тогда подписку, только не из-за «типа услуги» за твой счёт, а потому что иногда надо по совести, а не уставу. Внеочередное звание присвоили Андронову за заслуги перед Родиной, а не перед твоей юркой жопкой. Можешь выдохнуть.