Текст книги "Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы"

Глава 11

Не любила Слава Питер, Санкт-Петербург не любила, Северную Венецию тоже не жаловала. Даже не то что не любила, скорее была равнодушна, как впрочем к любому городу, в котором приходилось бывать. К Москве в том числе. Природа – вот её стихия, а не урбанистика.

Не понимала, чему восхищаются многочисленные приезжие и жители города. В историческую ценность не вникала. В целом всё понятно: Шуваловский дворец, Юсуповский, Аничков – всё уникальные памятники архитектуры, куда ни глянь – какой-нибудь памятник, но сердце не трепетало, разум не тревожило.

Ступала нога Пушкина по набережной реки Мойки, вот и прекрасно, в каком месте заходиться от восторга – совершенно непонятно.

Или знаменитые белые ночи? Ничего ведь уникального. В Мурманске, Архангельске, Ненецком автономном округе то же самое наблюдается. Забрался выше определённой широты – добро пожаловать в полярный день.

И только в Питере природному явлению придали сакральный смысл, возвели в культ. Причём всем миром!

Поношенный какой-то город, Ляля бы сказала «шебби-шик», Слава считала – тесный и потёртый. Весь, включая исторический центр, знаменитые проходные дворы, крыши и коммунальные квартиры – куда ещё и экскурсии водят! – депрессивные районы девятиэтажек с домами-кораблями, новостройки с человейниками и неустроенной инфраструктурой.

И всё-таки она жила в этом месте уже больше полутора месяцев, успела обзавестись знакомствами, побродить по нему. Нашла пару-другую приятных местечек, где можно с душой провести время, записаться на скалодром, чтобы не сойти с ума от нехватки двигательной активности, обнаружила приличные рестораны и кафе, освоила общественный транспорт, время от времени пользовалась каршерингом.

Сегодня солнце светило особенно ярко, совсем не по-питерски. Слава удивилась и немного обрадовалась. Заскочила в новенький трамвай, на ходу оплатила проезд, плюхнулась на свободное место, уставилась в окно сквозь поляризованные стёкла солнцезащитных очков.

– На Марсовом поле сирень зацвела, – услышала старушку с потёртой сумкой через плечо, устроившуюся рядом с товаркой – такой же сухонькой, припудренной и с морковной помадой на тонких губах. – Рановато в этом году.

– Обязательно нужно съездить, – деловито ответила вторая. – Как раз восемнадцатого бесплатный вход в Эрмитаж.

– Столпотворение на входе будет, – покачала головой первая. – Лучше в следующий четверг[4]4
  Вход в Эрмитаж 18 мая и 7 декабря бесплатный для всех, а каждый четверг для пенсионеров.


[Закрыть].

Старушки продолжали беседовать, строить планы. В музее Фаберже выставка «Красота святости и святость красоты», в музее Ахматовой обновилась экспозиция. О том, как жаль, что не встретят больше кота Осю – символа Фонтанного дома. Ещё о чём-то, важном для них и совершенно чуждом для Славы.

Она провалилась в свои мысли и воспоминания под перестук колёс трамвая и плавную речь попутчиц.

Вспомнила, как стрелой неслась к вертолётной площадке, где виднелся санитарный транспорт, крутился медперсонал военной базы. Рванула с места быстрее, чем осознала, что Игнат позволил остаться, что прямо сейчас привезли Вячеслава Павловича, и именно над ним хлопочет группа врачей. Понимание случившегося пришло позднее, сначала сработал рефлекс.

Подлетела, остановилась как вкопанная. До того момента она не видела смерть настолько близко, вот так, на расстоянии вытянутой руки. Костлявая рука умирания бросала тень на лежавшего на носилках. Черты лица неестественно обострились, желтоватая кожа натянулась на скулах, глаза впали. Это точно был майор Андронов и одновременно не он.

– Держи, – услышала сквозь шум взлетающего вдали самолёта и бьющегося в висках пульса голос Дарьи, в то же мгновение в её руках оказался бумажный конверт формата А4. – Сопроводительные документы. Для лечения, компенсации, не дай бог инвалидности нужно, если хоть одна бумажка потеряется, устанете восстанавливать.

Слава кивнула, прижала к груди бумаги, поспешила за быстро идущей Дарьей, ровным тоном докладывающей о состоянии пациента. В медсанчасти ярко горел свет, в дверях встретила невысокая, худая, средних лет женщина.

– Довезла? – кивнула она, глядя на Дарью. – Не сомневалась в тебе, Даш. В пятую, – громко крикнула в сторону, сразу подбежали два санитара, перехватили каталку с майором и покатили вдаль по узкому, длинному коридору.

Спасательное покрывало съехало в сторону, взору открылась распоротая одежда и следы запёкшейся крови на ногах, руках, в районе груди – везде. Слава обхватила ладонью рот, чтобы не закричать, но взгляда не отводила, так и смотрела вслед до самой последней секунды, пока спина санитара не скрылась из вида.

Это мог быть последний миг, когда она видела Андронова живым. Отчётливое, ясное понимание этого не позволило отвести взгляд в сторону. Отчего-то хотелось запомнить, впитать в себя всё. Вид, звуки, запахи, вибрации воздуха.

Через час, может быть три, целую вечность, как показалось Славе, в узкий коридор, заканчивающийся торцом с окном, глядевшим на плац, пришла Дарья. В камуфляжных штанах, светлой футболке, с убранными в высокий хвост иссиня-чёрными волосами – привычный вид. Из необычного – медицинские сабо на ногах и аромат духов.

– Хоть помылась по-человечески, – довольно проговорила она, садясь на соседний стул. – Зашла узнать, как дела, пока не уехала обратно. Работы немного, Романа задело, Гуся, двух парней из военной полиции – эвакуируем при случае, но Анатолю одному тяжеловато.

Слава кивнула, тяжело вздохнула, покосилась на дверь, ведущую в операционные. Обычная дверь, деревянная, покрытая масляной краской, с надписью по трафарету.

– Документы будут заполнять – следи в оба, лучше пусть Вера Максимовна заполнит, она знает, как лучше написать. Поняла?

– Поняла, – растерянно кивнула Слава. – Даш, извини меня, что… – посмотрела на хирурга виновато, – что приварила тогда.

Вообще-то, вины своей Слава не чувствовала. Она понимала, что распускать руки – последнее дело, но что-то внутри довольно мурчало и одобрительно поглаживало эго, говоря, что Дарья заслужила.

Во-первых, не стоило стоять на пути, во-вторых… а во-вторых – потому что. Потому что – железный аргумент.

– Извиняю, – немного нервно засмеялась Дарья. – Только имей в виду, ещё раз поднимешь руку, на одну сиську положу, второй прихлопну. Черепно-мозговая травма гарантирована, – повела она бровями, будто флиртовала.

Слава с вызовом фыркнула в ответ, она бы засмеялась, но нервное напряжение, висящее в воздухе, наэлектризованное ожиданием, неизвестностью, горечью, не позволило.

– Майора будут в Москву отправлять, без вариантов, – вдруг серьёзным голосом продолжила Дарья. – Но ему в Питер надо, к Заболотскому.

– К кому?

– Хирург. В Москве оборудование, понятно, но если кто и поднимет майора на ноги, причём в прямом смысле – это Заболотский. Не знаю уж, как ты этого добьёшься, но твоя задача сделать, чтобы его отсюда напрямую перевезли в Питер, прямо на операционный стол Заболотского.

– Поняла, – кивнула Слава.

– Заболотский Александр Яковлевич, – проговорила Дарья, назвала учреждение, где работал единственный хирург, который мог поставить Вячеслава Павловича на ноги. – Запомнила?

– Запомнила, – уверенно кивнула Слава. Естественно, она запомнила, выгравировала себе в памяти раз и навсегда: Заболотский Александр Яковлевич.

– Тогда я пошла, – Дарья поднялась, похлопала Славу по плечу, проговорила: – Сестре привет. Хорошая она у тебя. И вот ещё, – почти отойдя на метр, остановилась, посмотрела в упор, сказала, как пропела: – К слову, вдруг тебе интересно, у нас с майором ничего не было.

– Не интересно, – по привычке ершисто ответила Слава, глянула на говорящую исподлобья.

– Ага, я так и подумала, – согласно кивнула Дарья. – У майора защемление нерва шейного отдела позвоночника, я на гражданке массажем подрабатывала, пока контракт не подписала. Пригодились знания-то, – подмигнула. – Так что выдыхай, Чебурашка, верен тебе майор, как Ленин коммунистической партии.

С этими словами и скрылась за дверью.

Через несколько долгих часов появилась Вера Максимовна, быстро кинула, что всё прошло в рабочем режиме, что бы это ни значило, и скрылась в дебрях медсанчасти. Из чего Слава сделала единственно необходимый ей вывод: Андронов жив.

После Слава торчала под дверями реанимационной палаты, доводя до икоты медицинский персонал. Сам командир базы снизошёл до того, чтобы поговорить с упрямицей, отправить отдыхать в кимбу, или хотя бы не маячить, вызывая изжогу у медсестёр. Не тут-то было. Славе казалось, как только она отойдёт, случится важное, знаковое, решающее.

Медсёстры рычали, фырчали, косились, однако, предпочитали помалкивать. Никому не хотелось с дочерью генерала связываться, когда у самих звания не выше прапорщика, а то и вовсе в рядовых ходили, что симпатии к Славе не добавляло, но ей было безразлично. Она не доллар, чтобы все любили.

Один раз к Славе подошла полненькая кудрявая медсестра, с подушкой подмышкой, оглядела скептически, где-то даже по-матерински, хоть по возрасту годилась разве что в старшие сёстры, вздохнула, показала рукой на одну из дверей:

– Пойдём, поспишь хоть.

– Не пойду, – заупрямилась Слава.

– Пойдём. Ночью моё дежурство, если что, разбужу. Вообще-то его в медикаментозную кому ввели, так что никакого «если что» быть не должно, но если вдруг…

– Кома? – распахнула Слава глаза, покрывшись холодным потом.

– Ну, сон, седация, наркоз. Раньше завтрашнего обеда выводить не будут, так что поспи, а то людей пугаешь внешним видом. С Кентервильским привидением одно лицо, честное слово.

Слава согласно кивнула, вдруг почувствовав, что действительно устала, сильно, почти до обморока. И ужасно хочет спать.

– Меня Света зовут, – сказала толстушка, показав ямочки на пухлых щеках.

– Слава.

– Знаю, Калугина Владислава Степановна, – усмехнулась Света, взбила подушку и вышла из комнаты.

Наутро Владислава Степановна отправилась в кабинет к Вере Максимовне – майору медицинской службу, – и потребовала отправить Андронова прямиком к Заболотскому, в Питер или на Луну – не важно. Главное – к Заболотскому.

Вера Максимовна развела руками, сославшись на тысячу и одну инструкцию. Майора ждали в Москве, в именитой клинике. Слава решила, что найдёт тысяча вторую инструкцию, пошла к командиру базы, прямо из кабинета звонила отцу с просьбой, потом с угрозами и с ультиматумами всех мастей. Что-что, а список того, что она могла сотворить был огромным, и никто не сомневался, что именно так и случится.

Нашла контакты Заболотского, сначала рабочие – тот оказался на выходном, потом личные. Убедительно попросила Веру Максимовну объяснить суть проблемы, перевести с человеческого на медицинский. Конечно, для этого потребовался шантаж, подкуп и крошечная угроза разнести медсанчасть – почти не серьёзная. Почти. В общем-то, Слава была готова.

Александр Яковлевич после звонка из главного военно-медицинского управления – молитвами генерала Калугина, – внял просьбе Веры Максимовны и Славы лично.

Через двадцать восемь часов сорок три минуты спец-борт с майором Андроновым Вячеславом Павловичем, сопровождающими медиками и одним Кентервильским привидением поднялся в небо и направился в сторону Санкт-Петербурга.

Спустя полтора месяца Слава ехала в трамвае, смотрела на обшарпанные фасады домов, свежую листву на редких деревьях, ярко-сочные газоны в нечасто встречающихся скверах и слушала неспешную беседу двух сухоньких старушек об эстетических предпочтениях, принципах социалистического реализма, искусстве голландцев, фламандцев или итальянцев… С ума сойти!

Небольшая парковая зона перед корпусом госпиталя встретила безудержным гвалтом птиц и редкими пациентами, выбравшимися на прогулку. Время процедур, осмотров, большая часть в палатах.

Два совсем зелёных солдатика в полосатых казённых пижамах – жертвы пневмонии, – стояли на крыльце.

– Здоров, Слав! – махнул один из них рукой, затягиваясь сигаретой.

– Здоров, – Слава подошла вплотную. – Василий, курение вредно, – назидательно, в полушутливой манере, сказала она.

– Учту, – деловито кивнул Василий, широко улыбнувшись, сверкнув щербинкой между зубов.

Слава засмеялась, отправилась в холл, снимая на ходу ветровку.

– Здрасте, Мария Александровна, – поздоровалась с гардеробщицей.

– Проходи, – та открыла стойку, пропуская. – Туда в уголок повесь, к практикантам.

– Спасибо! Это вам, – сунула в руки Марии Александровны большую, сочную грушу из пакета. – Угощайтесь.

Лифт проигнорировала, быстрым шагом поднялась на нужный этаж, прошла в отделение, по пути кивая пациентам, медикам, постовой сестре, завхозу, те отвечали точно так же приветливо.

За время, проведённое в стенах отделения, Слава подружилась со всеми медсёстрами, узнала имя любимого кота процедурной сестры, что ординатор Петухов увлекается ездовым спортом, живёт за городом и держит трёх псов породы хаски, а второй, Игнатьев, приехал из славного города Тула.

– Здравствуйте, Александр Яковлевич, – поздоровалась она, покачнувшись с пятки на носок, увидев спасителя Андронова.

– Здравствуй, здравствуй, Владислава, – улыбнулся тот. – Говорил со «Спутником», вас берут. Нужно подписать бумаги и оплатить, естественно.

– Не вопрос, – довольно закивала Слава и едва не кинулась на шею к Заболотскому от радости.

Оказалось, что несколько операций подряд, лечение в стационаре – лишь начало пути. Нужна хорошая реабилитация, лучшая, и чем быстрее, тем лучше.

Военно-медицинское управление министерства обороны предоставляло и оплачивало, но не то, что необходимо в конкретном случае. Вячеслав Павлович начнёт передвигаться самостоятельно, может быть без опоры, но многие и многие проблемы будут не решены. Медики не боги, нужно оборудование и индивидуальная программа восстановления.

Подходящая по всем статьям программа нашлась в частном реабилитационном центре «Спутник», денег, правда, стоила немереных, и очередь была конская. Проблему с очередью решил Александр Яковлевич, финансовый вопрос взяла на себя Слава. В конце концов, она не бесприданница, в крайнем случае, есть, что продать.

Продавать не пришлось, Лена – жена брата Николая, руководительница благотворительно фонда «Надежда», – выделила средства, ещё и отчитала Славу от души, что та сразу не обратилась.

– Дурында ты, Слава, – заявила она по телефону. – Мы, Калугины – сила, потому что держимся вместе!

Совершенно счастливая Слава распахнула дверь в палату, где у намытого окна с отодвинутыми в сторону жалюзи, опираясь на ходунки, стоял майор Андронов.

– Здрасте, – пропела Слава.

– Здравствуй, здравствуй, – ответил Вячеслав Павлович, тяжело вздохнул и направился к кровати.

Глава 12

– Сегодня среда, – сказала Слава, глядя на Вячеслава. – В буфете ватрушки, те самые. Сходить?

– Не надо, – Андронов тяжело вздохнул, устраиваясь на кровати поверх одеяла.

– Ладно, я хотела подсластить пилюлю, – с этими словами она села на кровать и начала стягивать носок с мужской ступни.

– Единственное, что может подсластить пилюлю, это если ты оставишь мою ногу в покое, – флегматично ответил Андронов. – И меня тоже.

– Попытку я засчитаю из гуманизма, – деловито кивнула Слава и тут же начала делать упражнение, которому научил местный реабилитолог.

Майору полагались десять сеансов физиотерапии, которые давно закончились. Платные услуги в стенах госпиталя предусмотрены не были – помощь оказывалась исключительно бесплатно для пациента, отклик же на терапию оказался хороший.

Слава не долго думала, прежде чем освоить новый вид деятельности, что не очень-то нравилось майору, но мало волновало саму Славу.

Упражнения делать надо? Надо. Вот и всё. Не тема для дискуссий.

– Слав, тебе когда-нибудь говорили, что людям нельзя причинять добро? – зажмурившись от боли, простонал майор.

Боль – это хорошо, это хороший знак, отметила про себя Слава. Первое время она ужасно боялась причинить дискомфорт, отдёргивала руки, пока не убедила себя, что так надо. Необходимо потерпеть. Одному боль, другой неудобство от причинения этой боли.

– Да, слышала такое, – небрежно ответила, повторив движение.

– Тогда, может, внемлешь народной мудрости? Тебе несложно, а мне приятно.

– Не-а, – Слава растянула губы в злодейской улыбке, в стиле вселенной Marvel.

– Весна на улице, найди какое-нибудь занятие. Над очерком поработай, в горы смотайся, любовника заведи, в конце концов, – закатил глаза болящий, после снова зажмурился, выдохнул сквозь зубы, явно сдерживая болезненный стон.

– Я ездила на Большие скалы, – отчиталась Слава, не обращая внимания на недовольство. – Представь только, здесь есть скалы. Везде пишут, что Питер стоит на болотах, а оказывается скалы есть. Правда, «большие» – преувеличение года, но размяться хватило. Ещё там, на Ястребином озере, есть тропа Хо Ши Мина – придумали же название…Хо Ши Мина! Северный Вьетнам просто, а не Венеция. Живописное местечко, кстати, обязательно там побываем.

– И как я жил без этой тропы?.. – проворчал Андронов.

– Я ещё на экскурсию по линии Маннергейма ездила, тоже интересно. Представь только, фортификационные сооружения ещё до тридцатых годов двадцатого века строили, они до сих пор стоят.

– В Австралии начинается пляжный сезон, может, ты там какие-нибудь тропы поищешь? А скал там… видимо – не видимо. Каменная волна, Двенадцать апостолов, Голубые горы, говорят, красоты неимоверной.

– Голубые горы – отличная идея! После «Спутника» подумаю, – кивнула деловито. – Остались формальности, Александр Яковлевич сказал, меньше чем через недельку отправят.

– Я говорил с тобой по поводу «Спутника», – напрягся Андронов, сморщился недовольно, попытался вывернуться, но не тут-то было. Слава – сильная девушка, несмотря на худобу, майор же пока был слаб. – Это дорого, неоправданно дорого, – интонацией выделил «неоправданно».

– Оправдано, – отрезала Слава. – Мы с Александром Яковлевичем и Марией Павловной, завом физиотерапии, перебрали все возможные варианты реабилитации, у «Спутника» лучшие в нашем случае.

– В моём, Слава, в моём! У меня пострадало тело, а не голова, я в состоянии решать вопросы собственного здоровья!

У Славы хватило выдержки не озвучивать то, что недавно он не мог решать даже вопросы собственного мочеиспускания, проглотить недовольный тон и злость в глазах. Поставит на ноги, потом поговорят.

Потом-то она всё выскажет, за каждое недовольство в голосе майора выдаст и раздаст. От всей широты Калугинской души. Пока же промолчит… да… промолчит. Погода на улице чудесная, солнце яркое-яркое, небо голубое, листья распустились, на Марсовом поле зацвела сирень. Словно не бывало туманно-серой, откровенно Питерской, депрессивной мглы.

– Фонд «Надежда» уже оплатил лечение, – всё, что ответила Слава. – Средства вернуть невозможно, – пожала она плечами. – Придётся искать другого пациента.

– Пусть ищут, – махнул рукой Андронов.

Слава отвернулась к окну. Медленно, с расстановкой досчитала до пятидесяти и обратно. Интересно, если она прямо сейчас придушит майора подушкой, это будет считаться самообороной или, например, состоянием аффекта? Что-то же должно её оправдать… Потому что, честно говоря, надоело! Задрало!

– Когда ты поймёшь своей хорошенькой головкой, что нельзя причинять добро? Понимаешь, нельзя, – сквозь зубы проговорил Вячеслав Павлович.

– Форма черепа у меня красивая, согласна, – широко и нагло улыбнулась Слава.

– Владислава!

– Что?! – Слава всё-таки вспыхнула.

Не вышла бы из неё сестра милосердия. Нет в ней терпения, ни на грош не отыскать такую добродетель. Обещала себе спокойно сносить Андроновское недовольство, в конце концов, после стольких операций, боли, наркозов он имеет полное право быть капризным. Не в себе быть. Её дело – поставить на ноги, а после… потом подумает, что после.

– Я не нуждаюсь в благотворительности, и в помощи твоей не нуждаюсь тоже!

– Что-то я не вижу здесь толпы желающий помочь!

– Тебя это не касается, – отчеканил Андронов.

– Помню я, помню. Отец не может приехать, он занят, сестра на гастролях – тоже занята. А я, как видишь, свободна, – наигранно развела руками.

– Так найди себе занятие, – огрызнулся Андронов.

– Сама решу, что и где мне искать! – взвилась Слава, ещё немного, врезала бы, честное слово.

Может не со всей силы… Хотя нет, со всей! Чтоб захлебнулся от боли и слабости, заодно мозг начал функционировать. А то с туалетом проблема решилась, а с головой нет!

– Да какого чёрта!

– Ты издеваешься? – подпрыгнула Слава на месте. – Ты Лялю спас! Закрыл собой мою сестру! Если бы не ты – это она… её бы… – с трудом сдержала слёзы.

– Знаешь анекдот про последние слова Александра Матросова? «Ёб твою мать, скользко»! То, что я, как дебил, подставился, не делает меня героем, а тебя обязанной. Понятно?

– Не понятно, – отчеканила Слава, насупившись.

Если бы она могла хотя бы для себя самой объяснить, почему она торчит в Питере – не самом лучшем месте на Земле, – зачем приходит почти каждый день в госпиталь, первое же время и вовсе жила в палате – она бы объяснила. Но ответа на эти вопросы у Славы не было, не находилось почему-то.

Благодарность? Несомненно! Только для выражения признательности достаточно было выйти на Заболотского, оплатить круглосуточную сиделку, необходимые медикаменты, если вдруг их нет в госпитале, реабилитацию, на удалении преодолевать административные препоны. Собственно, достаточно имени генерала Калугина, чтобы всё само решалось и оплачивалось, без непосредственного участия Славы.

Однако, Слава взвалила на себя ношу и понесла, зачем-то…

Ближе к вечеру выяснилось, что нужно ещё раз связаться с представителями «Спутника». Проблемы с оплатой, плюс вопрос перевозки повис в воздухе. Слава, стиснув зубы, не обращая внимания на повисшую в палате атмосферу, делала своё дело.

Недолго осталось терпеть плохое настроение майора и чуждый ей город, который, к слову, снова заволокло свинцовыми слоистыми облаками, закрыв и намёк на синий цвет. Все двести пятьдесят шесть оттенков предстали глазу, вызвав неприятие. Май месяц! Сирень цветёт, лето почти, на вид же – поздняя осень.

На пороге появилась постовая медсестра, приветливо махнула рукой Славе, лежащему на кровати майору, кивнула в сторону коридора. Сразу же нарисовались два санитара – здоровые парни призывного возраста, проходящие альтернативную службу. И им хорошо – рядом с домом, мамой и папой, и госпиталю – рабочая сила.

– Вторую кровать заберём, – прокомментировала своё появление медсестра. – Новенькие поступили, мест не хватает.

Андронова устроили в отдельной палате с двумя кроватями, одна – для Славы. Первое время было удобно, сейчас постель пустовала. Слава сняла жильё в относительной близости.

– Конечно, – приветливо ответил майор. – Сюда можно положить.

– Справимся, – отмахнулась медсестра. – Взяли! – отдала она распоряжение санитарам, те ловко толкнули стоящую у стены кровать, Слава только успела забрать свой рюкзак, лежавшей на покрывале.

Через пару часов Слава на цыпочках зашла в палату. После десяти вечера Вячеслав Павлович обычно спал под действием препаратов. Днём его мучали боли разной интенсивности, он упрямо старался обходиться без обезболивания, ночью, после укола, измученный организм вырубался.

Посмотрела на часы – половина одиннадцатого. Славина куртка осталась одиноко висеть на вешалке, гардероб был закрыт. Осталось проскочить мимо охраны, выйти через приёмный покой, вызвать такси и отправиться домой, спать. День был долгий.

Прошла к окну, всмотрелась в шапки деревьев и кустарников внизу. На улице, несмотря на белые ночи, темень. Небо заволокло тёмными, низкими тучами, лишь вдали виднелась тонюсенькая полоска света над крышами домов с торчащими рожками-антеннами, и похожий на жирафа одинокий строительный кран.

На улице громыхнуло. Раскат грома прокатился по деревьям, корпусам госпиталя, ударился о стекла приоткрытого окна. Следом несколько раз сверкнула молния, приближаясь от дальних домов прямо к Славе. Озарило в красно-оранжевый цвет сквер внизу, проспект через дорогу, проезжающую карету скорой помощи, мчавшиеся вдали автомобили. Сразу же грохнул ливень, ударяя в палату ледяными струями.

Слава быстро закрыла окно, оглянулась, чтобы убедиться, что Андронов спит, ещё раз посмотрела на улицу. Идея выйти на улицу без куртки и пробежаться под ливнем показалось сомнительной, что само по себе было странным…

Когда это Слава начала бояться дождя, грома, молнии? Глупости!

Просто поздно уже ехать домой, завтра в восемь утра контрольный звонок в «Спутник» и компанию, оказывающую услуги перевозки лиц с ограниченными возможностями. Последнее тоже выводило из себя майора.

Выдумал, что может добраться на такси. Его выводило из себя словосочетание «лицо с ограниченными возможностями».

Для того, чтобы возможности вернулись в полном объёме, нужна реабилитация, а не ослиное упрямство, – иногда хотелось сказать Славе, но она помалкивала.

Всё равно переупрямит его, не на ту нарвался.

Быстро привела себя в порядок после долгого дня, благо душ находился прямо в палате. Натянула смену белья, которая всегда болталась в рюкзаке – привычка, выработанная годами вольной жизни. Взбредёт в голову в середине дня отправиться к чёрту на куличики – ничего собирать не надо. Банковская карта, солнцезащитный крем и чистые трусы всегда с собой.

Поставила два стула вдоль стены, пристроила рюкзак в качестве подушки, с горем пополам уместилась, подтянув колени почти к подбородку, укрылась запасным байковым одеялом.

Ужасно неудобно, отвратительно просто. Затекает всё, что только можно, от шеи до пяток. Слава даже не знала, что пятки могут затечь, однако ж… пожалуйста, затекают! А ещё копчик, руки, поясница.

Попроситься что ли к дежурному ординатору в комнату для отдыха? Сегодня дежурит любитель хаски. Или к медсестре… Пф-ф-ф, и что ей в голову взбрело, зачем осталась?

После нескольких коротких провалов в тяжёлый сон под раскаты громы и сверкание молнии, Слава сползла со стульев. Кинула на пол одеяло, устроилась на рюкзаке, натянула на пятую точку свободный угол одеяла. Жёстко, прохладно, но хотя бы можно вытянуться, считай, с комфортом устроилась.

– Слава, Слав? – услышала сквозь сон. – Владислава!

– А?! – подпрыгнула в лёгкой панике, одновременно натягивая вниз футболку и хватаясь за голову. – Что? Укол? Врача?

– Ты почему домой не уехала? – с толикой раздражения спросил майор.

– Дождь, а я без куртки, – спросонок пояснила Слава.

– А-а-а-а, – усмехнулся Андронов. – Иди сюда, – поманил он рукой. – Устраивайся, – похлопал по кровати рядом с собой.

– Тебе неудобно будет, – искренне запротестовала Слава.

– Что-то не припомню, когда ты о моём удобстве пеклась, – усмехнулся в ответ. – До этого моё удобство – последнее, что тебя интересовало. Иди.

– Ладно, – растерянно пробормотала Слава, подошла к кровати, уселась на краешек, смиренно устроив ладони на своих оголённых коленях.

Гимназистка, а не Владислава Калугина – головная боль родителей, педагогов, пару раз командира одной отдельно взятой военной базы, прямо сейчас медперсонала госпиталя и конкретно майора Андронова.

– Перебирайся к стенке, – отдал распоряжение майор.

– Я с краю…

– Ты хочешь, чтобы я через тебя перебирался, если по нужде нужно будет встать?

– Ой! – пикнула Слава.

Действительно, перебраться через неё майору будет сложно, если в принципе возможно. Вот балда!

Слава перекинула одну ногу через лежащего Андронова, упёрлась двумя руками, чтобы случайно не задеть неподвижно лежащую ногу. Замерла на секунду от того, что мужские ладони обхватили её за талию, и от горячего выдоха, который достиг её вдруг вспыхнувшего лица. Что-то было в этой рокировке интимное, слишком откровенное, провоцирующее.

Она дёрнулась обратно, была остановлена сильными руками, которые приподняли её и скатили вбок, не позволяя вывернуться.

– Ложись, – Андронов спокойно приподнял угол одеяла, приглашая.

Слава нырнула, вытянулась по струнке, напряглась, сама не своя.

– Спокойной ночи, – пряча ухмылку, проговорил майор.

– Спокойной, – ответила Слава, пытаясь спрятать, замаскировать накатившее волнение под вопиющее спокойствие.