Текст книги "Кресло на чердаке"

– Здрасьте, Надежда Яковлевна! – прокричал он, выхватив поводок и ловко зацепив его за столб ближайшего забора.

– Я Николаевна, – похрипела Надежда, едва отдышавшись, но Димыч как всегда ее не услышал.

– Рози мышей очень боится, один раз даже в обморок упала! – сообщил он.

– Да я уж вижу… – пробормотала Надежда, осторожно выбираясь из кучи листьев.

Тут же на ее место вспрыгнул кот, который, оказывается, никуда не ушел и дожидался своего часа. Он мигом взбаламутил листья и выскочил из кучи с мышью в зубах.

– Ловко! – восхитилась Надежда со знанием дела.

Кот отнес свою добычу к забору и расположился там поиграть. Отпустив мышь, он в позе сытого льва горделиво посматривал по сторонам. Мышь слабо пошевелилась и сделала попытку подняться. Кот, не глядя, ткнул ее лапой. Мышь замерла, очевидно, прощаясь с жизнью.

В это время открылась калитка, и на улицу вышла женщина с хозяйственной сумкой.

– Васька, – весело сказала она, – опять мышь притащил?

– Это ваш котяра? – спросила Надежда с уважением. – Какой бравый охотник.

– Не мой, а соседский, только мышей отчего-то все время мне приносит, – засмеялась женщина. – Наверное, в благодарность, что я его подкармливаю.

Она шагнула вперед, на миг закрыв от кота полуживую мышь. Мгновенно ожив, мышь бросилась в траву возле забора. На ее пути оказалась Рози, которая, снова взвизгнув, шарахнулась в сторону, едва не своротив забор.

Кот, сообразив, что добыча ускользает, рванулся за мышью и врезался в Рози.

Рози боялась только мышей и крыс, поэтому рыкнула и здорово боднула кота головой, отчего он отлетел метра на два. А пока очухивался, мыши и след простыл.

Кот очень выразительно посмотрел на Рози. «Эх ты, корова, – говорил его взгляд, – только работать мешаешь, под лапами путаешься». После чего удалился, брезгливо дрыгая лапой.

Димыч подхватил Рози за поводок и повел прочь. Надежда сердечно распрощалась с женщиной и побрела за ними.

До дома шли быстрым шагом, Рози вздрагивала при малейшем шорохе и все время оглядывалась. Димыч дождался, пока Надежда отперла калитку, впихнул собаку на участок и удалился, крикнув, что приедет завтра утром.

Надежда тщательно заперла калитку и огляделась. На первый взгляд, за время ее отсутствия ничего на участке не изменилось. Не было поломанных кустов, не было грязных следов на дорожке, только лепестки увядших георгинов тихо падали на розовую плитку. Надо бы подмести… Но прежде всего, конечно, повидло. Слива ждать не будет.

Надежда шагнула по дорожке к дому, но тут ее внимание привлекло шуршание у забора. Листья падают? Или снова мышка? А что? Осенью их много, запасают на зиму себе пропитание.

Рози уже стояла на крыльце, опасливо озираясь по сторонам.

– Что ты за сторож, если боишься маленькой мышки? – начала Надежда воспитательную работу, одновременно отпирая дверь, но тут собака отпихнула ее мощным боком и проскочила внутрь.

– Рози, стой! – крикнула Надежда, вспомнив о своей хитроумной ловушке, но было уже поздно.

Надежда, устраивая ловушку для неизвестного злоумышленника, подразумевала, что он будет действовать хоть и быстро, но осторожно. Откроет дверь, войдет, подвешенную банку не заметит, и она выльется ему на голову. Причем не вся, поскольку реакция у злоумышленника, надо думать, весьма хорошая и нервы крепкие.

Рози же толкнула дверь всем своим весом, банка выскочила из не слишком прочных веревочных креплений и упала Рози на голову. При этом ее содержимое, разлившись по голове и спине, мгновенно впиталось в густую собачью шерсть.

От неожиданности Рози взвизгнула и шарахнулась назад. Реакция у Надежды была не очень хорошая, но она вовремя вспомнила о новом пальто и скатилась вниз по ступеням крыльца, как лыжник на скоростном спуске. Причем удержалась на ногах, чего нельзя было сказать о Рози: собака шлепнулась на ступеньки, оставив на них приличное количество желтой краски, и тут же рванула обратно в дом.

Ни на минуту не забывая о новом пальто, Надежда сдержала порыв броситься за собакой.

– Так, – тихо сказала она, – этого нам только не хватало.

Затем осторожно сняла пальто и повесила его на забор. Переобулась у крыльца из приличных кроссовок в старые галоши, в которых Александра Павловна ходила в огород, и осторожно приоткрыла дверь.

Слава богу, эта зараза не сумела открыть дверь в комнату, так что хоть туда краска не попала. Зато сени представляли собой ужасающий вид. Если с пола и стен краску можно было смыть, то половики годились только на выброс, как, впрочем, и резиновый коврик у двери. На вешалке, к счастью, ничего не висело, и в галошнице обувь была не самая приличная. Наскоро подсчитав потери, Надежда стала искать Рози и нашла ее в укромном углу возле кладовки.

– Боже мой! – только и смогла она сказать, увидев это чудовище.

На первый взгляд собака была в краске вся, от лап до кончиков ушей.

– Слушай, да там всего полбанки и было-то! – простонала Надежда.

Рози даже не стала подвывать в ответ, она выглядела ошеломленной и испуганной. К тому же, принюхавшись, Надежда поняла, что краска еще и воняет.

– Сидеть на месте! – строго сказала Надежда. – Шаг влево, шаг вправо приравнивается к побегу. Я не шучу!

Удостоверившись, что краска на собаке уже подсохла, Надежда сосредоточилась на сенях. С пола и стен краску удалось оттереть, а там, где не удалось, было почти незаметно. Особенно, если свет не включать и не приглядываться. Половики Надежда скатала и отнесла в сарай, решив потом повиниться перед Александрой Павловной, а коврик непременно купит новый, как раз у Зинаиды в магазине она видела очень похожий.

В сарае нашелся и растворитель, так что Надежда успешно оттерла ручку двери и ступеньки крыльца, затем расстелила на полу газеты и призвала Рози.

– Ну-ка встань сюда, к свету! Да-а…

Сказать было нечего. Краска была у собаки на голове, на морде (как она туда попала, интересно бы знать!), на боках и спине, на хвосте и еще совсем немножко на левой передней лапе.

– Приступим! – вздохнула Надежда, надевая перчатки и отвинчивая бутылку с растворителем.

Если краска пахла так, что можно было терпеть, то растворитель вонял ужасно. Рози тут же начала чихать. Надежде было полегче – она надела медицинскую маску, которую нашла у дальновидной Александры Павловны все в том же сарае.

Надежда долго терла густую шерсть растворителем, а потом стала просто поливать им собаку. Рози уже не выла, она плакала настоящими слезами. Надежда сама готова была разрыдаться, до того ей было жалко и себя и Рози. Тем более что краска с шерсти не исчезала, наоборот, ее становилось все больше. В конце концов, растворитель кончился, в доме стало совершенно нечем дышать. Надежда распахнула все окна, вынесла в сарай пустую бутыль и тряпки, после чего сказала Рози:

– Мыться!

Несчастная собака не посмела возразить.

В доме Александры Павловны имелись все удобства, в том числе душевая кабинка. Трудность заключалась в том, что Рози помещалась в кабинку только сидя. Надежда надела старенький халатик хозяйки и приступила.

Под теплым душем Рози блаженно застыла. Надежда долго мылила ее специальным собачьим шампунем, потом просто мылом, потом – гелем для стирки изделий из шерсти. Воды ушло немереное количество.

Вытирая собаку, Надежда использовала три махровых полотенца, а затем долго сушила ее феном. Но все старания и мучения были напрасны. На серо-белой вымытой шерсти ярко-желтые пятна проступали особенно заметно.

– Да, Рози, – вздохнула Надежда, – тут уж ничего не поделаешь. Придется оставить как есть.

Рози была так измучена, что молча уползла на свой матрасик, а Надежда еще долго убирала в ванной, потом стирала халат, потом мылась сама, и уже перед тем, как лечь спать, вспомнила про злополучное повидло, которое надо было срочно варить с сахаром в течение сорока минут, непрерывно помешивая.

И что такого? Подумаешь, сорок минут посидеть с ложкой возле плиты! Даже приятно, так думала Надежда, ежеминутно клюя носом.

Наконец все мучения этого длинного дня закончились, и она провалилась в глубокий сон.

О новом пальто, так и оставшемся висеть на заборе, Надежда вспомнила только рано утром, когда ее разбудили нахальные воробьи, разгалдевшиеся под самым окном. Надо же, никуда оно не делось, и даже дождем не намочило…

При ярком утреннем свете и кухня, и комната выглядели не слишком чистыми. Как видно, в суматохе Надежда все же натаскала грязи.

Надежда Николаевна быстренько подмела пол и протерла плиту, затем занялась повидлом.

В кладовке нашлось множество пустых банок, так что нужно было их тщательно вымыть, простерилизовать, заполнить повидлом и завинтить крышку. Закончив это трудоемкое занятие, Надежда присела на крыльце с чашкой кофе.

Кофеварка у Александры Павловны была современная, итальянская, со всякими модными прибамбасами, Надежда вспомнила, что и раньше Александра Павловна любила настоящий, хорошо заваренный кофе, растворимый она не признавала.

Светило мягкое осеннее солнышко, на кусте черноплодной рябины сидела сойка и лениво выклевывала поздние сочные ягоды. По небу плыли маленькие аккуратные облачка. Было так тихо, что Надежда слышала, как падают с деревьев желтые листья. Одним словом, благодать! «Нет, все-таки хорошо жить за городом, – подумала Надежда и тут же поправилась: – В такую погоду».

Она прикрыла глаза и подставила лицо солнцу.

– Здрасьте, Надежда Тимофеевна! – раздался веселый крик.

Димыч заглядывал через забор и махал рукой.

– Я Николаевна, – вздохнула Надежда, но Димыч уже оглядывался в поисках Рози.

– Рози! – Надежда спохватилась, что не видала собаку со вчерашнего вечера. – Девочка моя, где ты?

Вдвоем они забежали в дом и нашли Рози в самом темном углу. Она выглядела несчастной.

– Что с ней? – всполошился Димыч. – Я ее раньше такой никогда не видел!

– То ли еще будет, – вздохнула Надежда. – Рози, детка, выходи на свет, тут все свои.

– Ни фига себе! – ахнул Димыч. – Кто это ее так?

Надежда, отводя глаза, мекая и кашляя, рассказала, что Рози опрокинула на себя банку с краской. Димычу не пришло в голову спросить, каким образом банка оказалась в прихожей, он был занят осмотром собаки.

– Да, – констатировал он, оглядев Рози с ног до головы, – это не маламут, а дворняжка какая-то. Рози, определенно твоя бабушка согрешила с колли! Или с ирландским сеттером!

– Молчи, она и так переживает, – предупредила Надежда.

Собака и правда страдала. Посмотрев в большое зеркало, она горестно взвыла.

Надежда с Димычем хором сказали, что пятна непременно пройдут, что краска выгорит, и нужно только мыться почаще, а еще вычесывать эту противную желтую шерсть… Ничего не помогало, Рози рыдала и отказывалась от еды.

В конце концов, Надежда пошла готовить завтрак, а Димыч продолжал уговаривать Рози хоть водички попить, чтобы не заболеть от обезвоживания.

Пока жарились оладьи, пришла эсэмэска.

«Библ. им Ск-кого, фил. Соб. по ср. 18.00, спр. Марианну, пароль ТГ. В черном».

– Что за чушь? – удивилась Надежда. – Ошиблись номером, что ли?

Однако выяснилось, что загадочное послание пришло от Марфы Морковской. Ну да, она обещала, если узнает, прислать адрес общества «Третий Глаз». И надо думать, узнала. Небось, после лекции началось неформальное общение, проще говоря, междусобойчик, все перепились, вот Марфа и сумела выяснить адрес. Ох, и шустрая же бабенка!

– Библиотека имени кого? – рассуждала Надежда. – Ну лентяйка, не могла подробнее написать? Значит, какой-то Ск-ий. Склифосовский, что ли? Фил. – это, понятно, филиал. Ср. – среда, в шесть вечера, именно по средам они собираются. Спросить какую-то Марианну, и пароль ТГ.

Что такое ТГ? Ага, это «Третий Глаз» и есть. Ничего особенного. А вот что значит – в черном? В черном зале? В черном цвете? Что бывает черное? Черная вдова, черный тюльпан, черная пятница, черная пантера, черная метка…

Тут Надежду отвлек Димыч, который явился на кухню завтракать и сообщил, что Рози тоже согласилась поесть.

Не отрываясь от оладий, Надежда Николаевна просмотрела в телефоне список всех городских библиотек. Ск-ий оказался вовсе не Склифосовским, а Скабичевским (тот, который в знаменитом романе соседствует с Панаевым), малоизвестным литературным критиком середины девятнадцатого века, а филиал этой библиотеки по случайному совпадению находился совсем недалеко от больницы, куда положили Александру Павловну.

– Ой, как же она там? – всполошилась Надежда. – Ведь сегодня должна быть операция!

Пока Димыч уничтожал гору оладий и банку с повидлом, Надежда позвонила в больницу. Телефон Александры Павловны не отвечал, а в справочной заявили, что никаких сведений не имеют и нужно звонить на отделение. На отделении же никто не брал трубку.

Слушая долгие гудки, Надежда потихоньку закипала и произносила про себя всякие слова. Впрочем, в больнице всегда хочется выражаться.

– Да вам быстрее получится туда-сюда смотаться! – посоветовал Димыч.

Оставлять собаку одну было никак нельзя, гулять Рози категорически отказалась, она стеснялась. Договорились, что Димыч быстренько съездит домой за компьютером и посидит с Рози, заодно реферат из Интернета скачает.

– Со двора ни ногой! – строго сказала Надежда. – Калитку запри и этого Ноздряева на порог не пускай. Еще придумает, что мы тут собаку мучаем и травим!

– Да не волнуйтесь вы, Надежда Викентьевна! Все будет путем! Мне не впервой!

– Я Николаевна! – безнадежно крикнула Надежда, но Димыча уже и след простыл.

Вернулся он быстро. Надежда за это время привела себя в относительный порядок и собрала для Александры Павловны кое-какие вещи, а также яблок из сада и банку повидла.

В электричке было полно возвращающихся из леса грибников, так что Надежда очень обрадовалась, когда увидела свободное место. Рядом с ней сидела худенькая энергичная старушка, у ног которой стояла сумка-переноска с котом. Кот был большой, черный, с нарядной белой манишкой. Когда Надежда только села, он молчал, затравленно выглядывая из переноски, но едва электричка тронулась, Надежда поняла, почему это место осталось свободным. Кот замяукал диким голосом и стал вырываться из переноски. Было видно, что он страдает морально и физически.

– Мурзик, ну потерпи немножко! – уговаривала его хозяйка. – Потерпи, милый! Не любит ездить, – пояснила она Надежде виноватым голосом. – Мы к племяннице едем погостить, она сразу не отпустит, дня на три как минимум меня оставит, а то и на неделю. А как же я Мурзика на неделю одного оставлю? Вот и везу с собой, а он не любит…

– Мой тоже не любит… – проговорила Надежда. – Каждый раз, как куда-то везти, это прямо трагедия!

Старушка обрадовалась, что рядом с ней оказалась котовладелица, и заговорила про своего любимца.

Оставшаяся часть пути прошла в увлекательном разговоре о котах под аккомпанемент душераздирающего мяуканья, доносящегося из переноски.

До больницы Надежда добралась около полудня. Она поднялась на четвертый этаж, вошла в хирургическое отделение, прошла знакомым коридором мимо дежурного поста. В коридоре никого не было, кроме огромной монстеры в деревянной кадке, но Надежду это вполне устраивало – она и так знала, в какой палате лежит Александра Павловна.

Однако, когда она заглянула в эту палату, то вместо Александры Павловны увидела только пустую, аккуратно заправленную кровать. На второй кровати спала полная женщина лет пятидесяти, на третьей – девушка с гипсом на руке слушала в наушниках какую-то музыку, тихонько подпевая, на четвертой кровати сидела черноволосая, очень худая, желтолицая женщина, похожая на облезлую ворону. Внешность изобличала в ней многолетнюю курильщицу, волей судьбы лишенную своей привязанности. На шее у нее был надет гипсовый ошейник, фиксирующий голову в определенном положении.

Надежда Николаевна выглянула в коридор, чтобы проверить номер палаты на двери. Номер был тот же самый, что и прошлый раз, шестнадцатый.

Куда же делась Александра Павловна? Не могли ее выписать, она еще не в том состоянии! Наверно, на операцию забрали. В коридоре, как назло, не было ни души.

Надежда снова вошла в палату и спросила похожую на ворону брюнетку:

– Где ваша соседка?

Женщина посмотрела на Надежду с ненавистью и громко, хрипло закашлялась, став еще больше похожа на ворону.

Надежда испуганно отшатнулась и обратилась с тем же вопросом к девушке с плеером. Та никак не реагировала на ее слова – просто их не слышала из-за музыки. Надежда повторила свой вопрос – не слишком громко, чтобы не разбудить спящую, но на этот раз сопроводила его красноречивыми, выразительными жестами. Девица столь же красноречиво пожала плечами – ничего не знаю, никому не мешаю, и вы оставьте меня в покое.

Отчаявшись получить ответ, Надежда вышла из палаты и вернулась на сестринский пост. На спинке стула висел белый халат, давая понять, что его хозяйка ненадолго вышла. Надежда завертела головой, чтобы понять, куда подевались все сестры.

В этот момент дверь отделения открылась, и на пороге появился крупный, немного сутуловатый мужчина с коротко стриженными, черными с проседью волосами.

Надежда вздрогнула. Этого мужчину прежде она не видела, но он был одет в плотную твидовую куртку горчичного цвета. Точно такого же цвета, как та нитка, которую Надежда нашла возле окна в заброшенном доме. Возле того самого окна, из которого было видно, куда Димыч прячет ключи Александры Павловны. В том самом заброшенном доме, рядом с которым нашли труп режиссера и сценариста Багровского…

«Только не паниковать! – мысленно сказала Надежда себе. – Мало ли на свете таких курток? Ну, пришел человек кого-то навестить… может быть, двоюродную сестру. Или тещу…»

Но тут же сама себе возразила: твидовые куртки мало кто носит, и горчичный цвет – не самый распространенный, не то что серый, черный или темно-синий, и такие совпадения, даже если они бывают, наводят на всякие неприятные размышления. А Надежда Николаевна очень не любила совпадений. Точнее, она в них не верила.

В следующую секунду она осознала, что юркнула за кадку с монстерой и присела там ни жива ни мертва.

Тем временем человек в горчичной куртке остановился возле поста, огляделся и, убедившись, что никого поблизости нет, вытащил из-под стекла на столе какой-то листок. Из своего укрытия Надежда не смогла разглядеть, что это за листок, зато рассмотрела рукав куртки, на котором была заметна затяжка на месте выдернутой нитки.

«Закрепить надо, – подумала Надежда машинально, – а то вот-вот дырка будет. Вот что значит – мужчина! Совсем вещи не бережет. Нет, мой муж не такой…»

«О чем я думаю? – тут же сменила первую мысль вторая. – При чем тут мой муж? При чем тут бережливое отношение к вещам? У него затяжка на рукаве – точно, это тот самый человек, который следил за домом Александры Павловны! А значит – тот самый, кто спрятал труп Багровского! А перед тем наверняка сам же его и убил! А теперь он пришел в больницу, где лежит Александра Павловна… Зачем, интересно? Что ему здесь понадобилось? Мама! Я, кажется, догадываюсь! И догадываюсь, что это за листок!»

По крайней мере, вторая ее догадка тут же подтвердилась. Из листка мужчина в горчичной куртке наверняка узнал, в какой палате лежит Александра Павловна Прохорова, потому что решительно зашагал по коридору и вошел в дверь той самой палаты.

Надежда ждала, когда он выйдет обратно, убедившись, что Александры Павловны там нет, но этого не происходило.

В это время дверь отделения снова открылась, и в коридоре показалась больничная каталка. Каталку везла молодая полненькая сестричка с круглыми доверчивыми глазами и глуповатым лицом. На каталке, укрытая тонким одеялом, лежала Александра Павловна. Глаза ее были закрыты. Должно быть, ее везли из операционной, и она еще не очнулась после наркоза.

Надежда молниеносно выскользнула из-за монстеры, сдернула со спинки стула белый халат и поспешно натянула его. Халат ей был безнадежно мал, так что пришлось его не застегивать. Надежда пошла навстречу сестре и, поравнявшись с ней, строгим начальственным голосом проговорила:

– Это кто – Прохорова?

– Да… – испуганно отозвалась сестричка, сверившись с табличкой на каталке.

– Куда вы ее везете?

– В шестнадцатую, – робко сообщила девушка, снова сверившись с табличкой.

– Клавдия Петровна распорядилась, чтобы в двадцатую.

– В двадцатую? – сестричка испуганно заморгала. – Двадцатая же мужская!

– Ах, ну да, в двадцать вторую. И вообще, почему эту каталку везешь ты? Должна ведь Виктория.

– Не знаю… – девушка чуть не плакала. – Я на практике… мне велели, я и везу!

– Ладно, я сама отвезу больную, а ты иди к Клавдии Петровне, у нее для тебя есть поручение.

Надежда Николаевна решительно схватила каталку и повезла ее по коридору. Девушка растерянно посмотрела ей вслед и чуть слышно проговорила:

– Знать бы еще, кто эта Клавдия Петровна!

Опасливо покосившись на дверь шестнадцатой палаты, Надежда быстро прошла мимо, подвезла каталку к палате с номером двадцать два и вкатила внутрь.

В палате стояли три кровати. На одной из них лежала монументальная старуха, две другие пустовали.

– Ты куда ее везешь? – проговорила старуха суровым угрожающим голосом.

– Сюда, – ответила Надежда по возможности твердо и подвезла каталку к одной из пустующих кроватей.

– Сюда нельзя! – рявкнула старуха.

– Это почему это? – не сдавалась Надежда.

– Потому что я так сказала! Вези ее обратно, или я всю вашу лавочку переверну кверху дном!

– Клавдия Петровна велела… – попыталась Надежда повторить удачно сработавший прием.

– Не знаю никакой Клавдии, а тем более Петровны! Я в этой палате была одна, одна и останусь, а если вы мне тут перечить будете, я своего племянника вызову! – И старуха с самым угрожающим видом вытащила из-под подушки мобильный телефон.

Тут в дверях палаты появилась медсестра средних лет с испуганным лицом, покрытом пятнами нервного румянца.

– Что здесь такое? – проговорила она вполголоса.

– Да вот эта кукла хочет ко мне кого-то подселить! – прогремела старуха.

– Сюда нельзя, – страдальческим голосом проговорила медсестра, обратившись к Надежде. – Сюда никак нельзя…

– Но поймите, – попыталась возразить Надежда. – Александра Павловна после операции, ей нельзя находиться в переполненной палате…

– Давайте выйдем в коридор, – остановила ее медсестра. – Вместе с ней… – она кивнула на каталку со спящей Александрой Павловной.

Едва они вышли из палаты, медсестра осведомилась:

– Вы – родственница?

– Ну, можно сказать и так. Скорее, подруга.

Тут медсестра прижала руки к груди и воскликнула:

– Сельдереева – это наш крест! С ней ничего нельзя поделать! Чуть что, вызывает племянника, а ее племянник ужасный человек… Так что я бы на вашем месте даже не пыталась поместить подругу в эту палату. Сельдереева ее замучает!

– А есть какие-то другие варианты?

Медсестра взглянула на нее оценивающе и ответила вопросом на вопрос:

– А вы можете оплатить палату повышенной комфортности? Платную, проще говоря.

– Ну, в общем, да…

– Тогда это прекрасный выход! Там вашей подруге будет гораздо удобнее. Всего два места, повышенная, как я уже сказала, комфортность… Давайте отвезем ее в тридцатую палату. Там лежит очень приятная женщина, историк, они подружатся!

Через минуту Надежда втолкнула каталку в просторную светлую палату. На одной из кроватей дремала приятная женщина средних лет. Возле нее сидела полноватая особа раннего пенсионного возраста и вязала на спицах носок.

– Вот, соседку вам привезли! – фальшиво-жизнерадостным тоном сообщила медсестра. – Не обижайте!

– А зачем нам ее обижать? – Сиделка пожала плечами. – Им вдвоем только веселее будет…

Медсестра помогла Надежде переложить Александру Павловну на свободную кровать и покинула палату, сказав:

– Подойдите ко мне в кабинет, решим вопрос насчет оплаты.

– А какой ваш кабинет?

– На нем написано: старшая сестра Вишнякова Клавдия Петровна. Это я.

– Вот как, – протянула Надежда, проводив ее взглядом. – Бывают же такие совпадения…

– Вы не беспокойтесь, я за вашей тоже присмотрю, – проговорила сиделка, когда старшая медсестра вышла. – Мне не трудно, я все одно здесь сижу.

– Вот и отлично! А я вам за это доплачу. И вот, яблочки из своего сада и повидло к чаю, вам же тоже есть-пить нужно…

– Ну, тогда тем более присмотрю.

– Только я вас очень прошу – не пускайте к ней посторонних!

– Это уж как водится. Посторонних в больнице пускать никак не положено…

Выйдя из больницы, Надежда перевела дух. Ну, будем надеяться, что с Александрой Павловной ничего не случится. По крайней мере, сегодня. Сиделка за ней присмотрит, а завтра Надежда снова приедет, нужно за палату заплатить.

Она взглянула на часы: ого, почти два часа провозилась. Надо бы ехать в Мухино, но ноги сами понесли Надежду к филиалу библиотеки имени Скабичевского.

Библиотека занимала весь первый этаж старого, но прилично сохранившегося дома. Был в здании и парадный подъезд, который в свое время воспел поэт Некрасов. И портик, который поддерживали два голых каменных молодца с застарелой скукой на лицах. Еще бы им не заскучать – небось лет сто пятьдесят уже так стоят…

Надежда потянула на себя тяжелую резную дверь, и тут же перед ней возник еще один молодец. Этот был одет в черный костюм, пиджак едва не лопался на мощных плечах, но на лице застыло выражение той же застарелой скуки.

– Женщина, куда это вы направляетесь? – спросил он.

– В библиотеку, – удивилась Надежда. С каких это пор в библиотеке такая охрана?

– Это вам не сюда, – молодец решительно перегородил дверной проем, – это вам надо дом обойти, там сбоку дверь.

Как ни оттирал ее охранник от двери, Надежда все же успела заглянуть внутрь и заметила за спиной охранника просторный, отделанный мрамором холл и лестницу, покрытую ковровой дорожкой, которая уходила куда-то в заоблачные высоты, и люстру, которая украсила бы любой царский дворец.

– Да, это точно не библиотека, – вздохнула она. – А что здесь?

– А это, женщина, вас не касается, – строго сказал молодец. – Кому надо, тот знает.

– Ну и ладно!

Надежда обошла дом и остановилась перед неприметной дверью, над которой висела вывеска библиотеки. Дверь была открыта – заходи кто хочет. Все же библиотека – очаг культуры, а культуру нужно нести в массы, поэтому в холле никого не было.

Собственно, холлом это место назвать было нельзя – шаткий столик с проспектами в углу, над ним выцветший плакат, сообщающий о книжной выставке, которая состоялась в прошлом году, и несколько стоек с вешалками, отгороженных сеткой до потолка, как в школьной раздевалке. Вешалки были пусты, однако на сетчатой дверце висел большой амбарный замок.

Надежда потопталась возле столика, потом сняла пальто, повесила его на руку и прошла в небольшой коридор, куда выходили две двери. На одной было написано: «Абонемент», на другой: «Читальный зал».

Надежда немного подумала и открыла дверь в читальный зал. Он был пуст, только в углу сидели три старушки и один старичок в очках с бифокальными стеклами. Каждый был занят своим делом: две старушенции рассматривали яркий гламурный журнал, третья читала толстую книгу, старичок листал подшивку газет.

– Слушаю вас! – обратилась к Надежде скромного вида женщина с бесцветными волосами, стянутыми в хвостик аптечной резинкой. На груди у нее был приколот бейджик с именем Татьяна. – Ваш читательский билет, пожалуйста…

– Я у вас не записана, но хотелось бы воспользоваться читальным залом, – призналась Надежда и бегло осмотрела просторное помещение.

На первый взгляд в нем не было ничего необычного – длинные столы в ряд, лампы дневного света, книжные стеллажи до потолка. Окна завешаны не слишком новыми шторами, подоконники пыльные – ну, тут везде пыль, книжки все-таки. В самом дальнем углу находилась дверь, на которой висела табличка: «Служебное помещение. Посторонним вход воспрещен».

Надежда внутренне подобралась. Не понравилась ей эта табличка. Казалось бы, самая обычная надпись, но так и веяло от нее строгостью и секретностью.

Вот скажите на милость, какие такие секреты могут быть в обычной библиотеке? Если в ней хранятся ценные книги, то дверь должна быть железная, с серьезным замком. А здесь дверь была самая обычная, не слишком новая, как и все в этой библиотеке. Так чего они там стерегут? Чашки свои да чайник электрический?

– Конечно, вы можете воспользоваться нашим читальным залом, – закивала сотрудница библиотеки, – только по предъявлению паспорта.

Паспорт у Надежды был с собой, поэтому никаких проблем не возникло.

– Так что вы хотели?

– Мне бы что-нибудь про историю поселка Мухино! – выпалила Надежда по наитию. – Если у вас есть, конечно.

– Конечно, есть! – Татьяна даже обиделась. – У нас очень хорошие фонды. – И выдала Надежде толстенную книгу с полной подборкой журнала «Дом и усадьба» с 1906 по 1912 годы.

– Ой, это не слишком далеко? – растерялась Надежда.

– Вы же хотели историю, – Татьяна пожала плечами, – могу еще атлас дать, там все карты.

Надежда со вздохом взяла книгу и потащила ее к самому дальнему столу, рядом со служебной дверью. Нашла по оглавлению нужную страницу, которая оказалась заложена закладкой, и углубилась в чтение, не забывая поглядывать по сторонам.

Поселок Мухино раньше был финским, в нем находилось поместье богатого финского промышленника с большим парком и прудом (не соврала старушка со смешным прозвищем Пианиновна). Во время Советско-финской войны поселок прилично пострадал, поместье было разрушено, но некоторые дома уцелели.

На приложенной карте Надежда нашла улицу Лесную, которая и в те времена называлась так же, только надпись стояла по-фински. На черно-белой фотографии был изображен тот самый дом, рядом с которым нашли покойника. Дом и правда был большой и красивый. А рядом… ну надо же, дом Александры Павловны! Значит, он тоже старый, и дед ее в сорок шестом году не строил его заново, а только отремонтировал.

«И что это мне дает? – уныло подумала Надежда. – Конечно, интересно. Как говорится, люби и знай свой край, но как это связано с покойником в доме Александры Павловны?»

В это время дверь служебного помещения открылась и оттуда выскочила женщина средних лет в черном костюме. Надежда привстала, но, как ни тянула шею, разглядеть, что там, за дверью, не смогла. Зато она увидела бейджик на кармане костюма женщины и убедилась, что это и есть Марианна. Та самая, которая имела отношение к обществу «Третий Глаз».

Марианна быстро пересекла читальный зал, бросила что-то строгое сотруднице за столом и вышла. Надежда взглянула на часы и поняла, что ей уже давно пора.

Захлопнув книгу, она обнаружила, что все еще держит в руках листок, которым была заложена нужная статья. Листок оказался библиотечным формуляром на заказ книги «Мебель мастеров Германии и Австрии XVIII–XIX веков».