Текст книги "Медальон безымянного бога"

– Кто ты? – снова спросила Полина. – Я тебя знаю?

Он снова ничего не ответил, только перебросил ее поудобнее, как грузчики поправляют тюк, и продолжил карабкаться по железной лестнице.

Подъем продолжался недолго.

Человек в маске толкнул дверь – и на Полину пахнуло свежим воздухом.

– Ну что, дальше пойдешь своими ногами? – спросил он.

Она кивнула, и он поставил ее на тротуар.

Полина огляделась. Они находились в тихом переулке позади музея.

Загадочный спутник Полины прошел немного вперед, не выпуская при этом ее локоть, и остановился возле неприметной темно-серой машины. Пискнул брелок сигнализации, машина отозвалась негромким щелчком. Открыв дверь, странный человек втолкнул Полину на переднее сиденье, сам сел за руль, и машина тут же тронулась с места.

– Куда ты меня везешь? – спросила Полина, скосив взгляд на своего немногословного спутника.

– Узнаешь. Скоро узнаешь, – ответил он, не поворачивая головы.

– Но я так не могу… я не могу ехать неизвестно куда и неизвестно с кем… скажи хотя бы, кто ты?

– А как ты думаешь? – донесся из-под маски глухой напряженный голос.

Теперь этот голос показался ей смутно знакомым. А может, она просто привыкла к его странному звучанию.

Кто же этот человек? Может ли она доверять ему?

– У тебя просто нет другого выхода! – проговорил он, словно прочитав ее последние слова.

Неужели она произнесла их вслух?

Он продолжал ехать в молчании.

Тогда Полина попробовала пойти на хитрость.

– Не можешь же ты ехать по городу в этой маске! – обратилась она к мужчине. – Если нас остановит дорожный патруль…

– Если остановит – тогда и будем разбираться! – ответил он равнодушно.

Она замолчала, то и дело бросая на него настороженные взгляды и безуспешно пытаясь узнать его по манере вести машину, по движениям рук, по характерным поворотам головы…

Из этого ничего не выходило, и тогда Полина повернулась к окну, чтобы узнать, куда они едут.

Они уже миновали центральные районы города, переехали Неву по Литейному мосту, проехали по набережной, свернули на Кантемировскую улицу и, миновав Светлановскую площадь и Удельную, выехали на Выборгское шоссе. По правой стороне потянулись торговые центры и заправки, по левой – новенькие коттеджи и таунхаусы.

Полина снова забеспокоилась. Он везет ее за город – не для того ли, чтобы убить и выбросить труп в каком-нибудь глухом месте, где ее никто не найдет?

– Не волнуйся, мы скоро приедем! – проговорил он, почувствовав ее беспокойство, и свернул с шоссе на одну из пересекающих его тихих улочек.

По сторонам от нее современные коттеджи чередовались с чудом уцелевшими старыми дачными домиками еще довоенной постройки. Латаные крыши, давно не крашенная вагонка стен, веранды, застекленные выцветшими от времени цветными стеклами…

Машина еще пару раз свернула и остановилась перед одним из таких домов.

Даже на фоне окружающих неказистых домиков этот казался совершенной развалиной. В одном из окон разбитое стекло заменяла фанера, с другого были оторваны наличники, козырек над крыльцом покосился и висел криво, как кепка на голове подвыпившего хулигана.

– Приехали. – Спутник Полины заглушил мотор, поставил машину на ручник и открыл дверцу.

Полина выбралась наружу и на мгновение замерла в раздумье.

Ее странный спутник стоял по другую сторону от машины и не смотрел на нее. Может быть, воспользоваться удобным моментом и броситься наутек? Добежать до людных мест, позвать на помощь… или просто удрать, затеряться среди этих домиков, а потом выбраться на шоссе и остановить маршрутку?

Но тогда она не узнает, кто он и зачем привез сюда.

– Пойдем! – окликнул ее мужчина и толкнул скрипучую калитку.

Чувствуя, что, возможно, совершает непоправимую ошибку, Полина пошла за ним.

Участок вокруг дома был совершенно запущен. Бурьян, лебеда, крапива, репейники заполонили его, не оставив живого места. Среди этих сорняков едва просматривалась тропинка, ведущая к крыльцу. Однако мужчина уверенно шел по ней, и Полина без лишних разговоров следовала за ним.

Крыльцо рассохлось и тоскливо заскрипело, когда они поднялись на него. Однако дверь была цела и даже заперта на замок.

Мужчина достал ключ из-за дверного косяка, вставил его в скважину и открыл дверь.

Миновав сени, заваленные какой-то полуистлевшей рухлядью, они вошли в единственную комнату.

Здесь было почти темно: одно окно забито фанерой, другое покрыто таким толстым слоем пыли, что почти не пропускало дневной свет. Большую часть комнаты занимала старая дровяная плита. Кроме нее, в комнате были стол, накрытый грязной клеенкой, два колченогих стула и матрас, брошенный на пол возле плиты.

На этом матрасе лежал человек.

Собственно, он был мало похож на живого человека: тощее тело, облаченное в немыслимые лохмотья, лысая, как бильярдный шар, голова с провалом приоткрытого рта и впалыми щеками скорее напоминали обитателя морга.

Впрочем, приглядевшись, Полина заметила, что грудь этого доходяги едва заметно шевелится.

А еще, внимательно приглядевшись, она поняла, что ей знакомо лицо этого человека. Она видела его фотографии среди материалов, собранных покойной Вероникой Ширшовой. Он был снят в фас и в профиль, как снимают арестованных и подсудимых для личного дела… но как он изменился даже с тех, далеко не самых благополучных времен! Еще Полина видела его снимок с бывшей женой, когда, вернувшись с зоны, он требовал у нее денег. Вид у него тогда был гораздо хуже, но не шел ни в какое сравнение с нынешним.

– Афанасий Совко! – озвучила Полина свою догадку.

– Верно, это он! – подтвердил ее спутник и шагнул к лежащему человеку.

Тот проснулся, резко сел на матрасе и, уставившись на спутника Полины, испуганно вскрикнул и замахал руками.

Впрочем, в этом не было ничего необычного: Полина представила, как она просыпается и видит перед собой существо в наряде чукотского шамана, с раскрашенной маской вместо лица… Бр-р-р!

– Сгинь, нечистая! – пробормотал Афанасий и попытался неумело перекреститься.

– Не дури, – остановил его «чукча». – Я не привидение и не глюк. Я человек, как и ты. А то, что выгляжу странно, – так ты сам-то давно в зеркало смотрел?

– А если ты человек, – жалобно протянул Афанасий, – дай мне дозу! Дай мне уколоться!

Спутник Полины молчал. Тогда Афанасий подполз к нему, обхватил за ноги и завыл:

– Дай уколоться! Христом Богом прошу! Дай ширнуться, дяденька! Помру, если не уколюсь! Ну, будь же человеком!

Полина поняла, почему Афанасий шантажировал свою жену: на зоне он стал наркоманом, и теперь ему постоянно были нужны деньги на новую дозу. Все больше и больше денег.

«Чукча» схватил Афанасия за тощее запястье, с трудом нашел едва слышный пульс и стал считать. Наркоман вырвал руку, вскочил и попытался вцепиться спутнику Полины в горло, визжа, как одуревший кот:

– Дай укол, сволочь! Что ты меня за руку хватаешь? Дай дозу! Что ты на меня смотришь? Глядишь, сука, как человек мучается? Кайф от этого ловишь?

Спутник Полины легко сбросил его руки, толкнул наркомана обратно на матрас и, поправив сбившуюся маску, процедил:

– Так и быть, я сделаю тебе укол – только не даром.

– Все, что хочешь! – залепетал наркоман. – На колени перед тобой стану, ноги тебе буду лизать, как паршивая собака, – только дай дозу!

– Ничего такого мне не нужно. – «Чукча» брезгливо попятился. – Ты лучше расскажи при ней то, что вчера мне рассказывал.

– Это ты про что? – забормотал Афанасий угодливым лживым голосом, и глаза его трусливо забегали. – Думаешь, я помню, про что кому рассказывал?

– Про то, как ты на стрелку со своей бывшей женой ходил. Про то, что видел возле итальянского ресторана.

Лицо наркомана перекосилось от страха, глаза забегали.

– Ничего такого не знаю! – Он попятился и захныкал. – Не знаю, про что такое ты говоришь… понятия не имею… ни в каком таком ресторане я давно не был, у меня на рестораны денег нет… и нет у меня никакой жены… если бы у меня была жена, разве бы я жил в такой халупе? – Он огляделся по сторонам.

– Ну, раз не знаешь – не будет тебе никакой дозы!

– Нет, не могу я без дозы! – Афанасий, тяжело дыша, рвал на себе лохмотья. – Не могу! Помру я без дозы! Будь человеком! Пожалей меня – не видишь, как я мучаюсь?

– Тогда рассказывай! – безжалостно потребовал «чукча».

– Ты не знаешь, о чем просишь! – Наркоман перешел на шепот и, затравленно оглядываясь, подкрался к окну. – Он все слышит! Я вот тебе расскажу, а он услышит и кончит меня… никого раньше Афоня не боялся, даже на зоне, а его боюсь!

– Вот и рассказывай! Расскажешь все – тебе и полегчает!

– Не заставляй меня!

– Ну, как знаешь… – «Чукча» достал из кармана небольшую жестяную коробочку, открыл и показал одноразовый шприц, наполненный белесой полупрозрачной жидкостью. – Вот она, твоя доза… расскажешь – я тебе сделаю укол…

– Ну ладно… – Афанасий сглотнул и облизал губы. – Все одно помирать, а так хоть ширнусь перед смертью… ну ладно, слушай…

– Одну секунду! – Спутник Полины достал из кармана своей кухлянки крошечную камеру, поставил на стол и нажал кнопку. – Вот теперь рассказывай!

– Значит, договорился я со своей женой бывшей встретиться, – начал Афанасий. – Она мне, понимаешь, денег должна. Пока я на зоне парился, она тут, понимаешь, жизнь свою устроила, богатого лоха окрутила! Денег у нее куры не клюют, а чтобы мужу посылочку на зону послать – это ей западло! Нашел я ее быстро – отчим ее проболтался по пьяни. Тоже на нее сильно злой – денег шлет мало, а как мать померла – так и вовсе ничего. Ну, по первости-то она, конечно, брыкалась, но я ей быстро объяснил, что к чему. Пугнул, в общем, стала она шелковая. Ну, я и договорился с ней – в одном ресторане…

– Как называется ресторан? – уточнил «чукча».

– Как же это… – Афанасий наморщил лоб, припоминая. – «Аль денте»! Итальянский вроде ресторан. Договорились мы с ней заранее, я пришел, но в ресторан сразу заходить не стал…

– Почему?

– Потому что чувствую – что-то там неладно! Афоня хитрый, – наркоман осклабился. – У Афони чутье, как у собаки! Я только подошел к этому ресторану – чувствую, нехорошо там! – Он сделал паузу, перевел дыхание и продолжил: – Походил я вокруг, присмотрелся – вроде все нормально: ментов не видно, засады нигде нет. Тогда подошел еще раз, а ноги не идут. Чую, что что-то не так. – Он опасливо взглянул на окно и понизил голос: – Хотел уже уйти, а потом думаю – как же я уйду без денег? Мне без денег никак нельзя…

– Ну да, тебе же на дозу нужно!

– А хоть бы и на дозу! – Афанасий оскалил редкие желтые зубы. – А если бы и на дозу – кому какое дело?

– Никакого, – отмахнулся «чукча», – продолжай!

– Вот, значит, подошел я тогда к окну, заглянул… смотрю – сидит моя Алка, на часы посматривает. Дожидается меня, значит. Посмотрел, кто там был кроме нее. Еще вроде трое было… нет, – Афанасий задумался, загибая пальцы, – четверо. Это если не считать официантку. Один парень – лохматый ботаник с компьютером, от него никакой опасности нет, он только в свои цифирки пялится. Еще один мужик толстый, в светлом костюме – по всему видать, жулик. Ему тоже своих дел хватает, ему чужие неприятности ни к чему. Еще одна баба – так себе, о чем-то своем думает. На нее вот, между прочим, похожа, – Афанасий скосил взгляд на Полину. – Только тогда попригляднее была.

Полина невольно вздрогнула и подумала, что Совко и правда наблюдательный тип, раз сумел узнать ее в таком виде. Тогда в ресторане сидела привлекательная, уверенная в себе молодая женщина, теперь же перед ним загнанная личность в потертой бедной одежде, от которой пахнет дымом и опасностью.

– А третья, – продолжал Афанасий, – третья баба очень подозрительная. Делает вид, что ест, а сама то и дело на жену мою посматривает. На мента вроде не похожа, а только что-то с ней не так… Я еще маленько постоял, поглядел на них через окно, а тут смотрю – к той бабе, что на нее похожа, – наркоман снова зыркнул на Полину, – парень подошел. Вроде официант, да только официантка там девчонка была, я ее уже срисовал. А этот непонятно откуда появился со своим подносом и на эту дамочку тарелку опрокинул. Только мне-то со стороны видать – уронил он ее нарочно. Дамочка эта, значит, вскочила, заверещала и убежала – видать, в туалет, юбку свою замывать…

«Чукча» повернулся в сторону Полины, как будто ожидая от нее подтверждения.

– Так оно и было, – кивнула она.

– Продолжай!

– А чего продолжать-то? – заныл Афанасий. – Нечего мне продолжать… я уже все рассказал… больше я ничего не помню…

– А если ничего больше не помнишь – так не получишь дозы! Рассказывай то, что прошлый раз говорил!

Афанасий тоскливо посмотрел на шприц и снова заговорил:

– Ну ладно, так и быть… значит, та дамочка выбежала, а я решил – пойду внутрь, поговорю с Алкой! Мало ли что мне мерещится! Надо быть выше этого! Опять же деньги срочно нужны. Значит, отошел я от окна, направился к двери, а тут-то он и появился…

Афанасий замолчал, уставившись на что-то, что видел только он один. Губы его тряслись, как желе, из груди вырывалось прерывистое хриплое дыхание.

– Кто – он? – сурово проговорил «чукча», когда молчание слишком затянулось.

– Сатана! – прошептал Афанасий, неумело перекрестившись. – Самый что ни на есть сатана!

– Ты лишнего не болтай! – одернул его спутник Полины. – Ты говори, что видел!

– А как же не сатана, если он из ниоткуда появился? Только что его не было, пустая улица – и вдруг с мостовой поднимается! Точно тебе говорю – как из-под земли вырос! И сам такой страшный… волосы белые, глаза как две ледышки… так и стоит у меня перед глазами! С тех пор как его увидел, заснуть не могу, все его лицо мерещится! Потому мне и доза нужна, а то от страха прямо колотит… вот сейчас на окно гляжу, а вижу его лицо… или вот на тебя… слушай, а ты – не он?

– Ты не отвлекайся. Дальше что было?

– Дальше? – Афанасий заморгал глазами. – Это ты насчет чего?

– Что ты мне вчера рассказывал? Появился тот человек…

– Появился, будто из-под земли вырос – и прямо к тому ресторану, где Алка сидела. Вошел внутрь и как начал палить… всех в шесть секунд перестрелял! Одна только та дамочка, которая юбку замывать убежала, и уцелела, а остальных он на месте положил… хотя нет, – спохватился Афанасий, – та баба, что за Алкой следила, тоже сперва успела откатиться, за стол спрятаться, видно, не впервой ей в такую переделку попадать. Только от того, от сатаны-то, так просто не уйдешь! Он ее заметил и добил…

– Точно так все и было… – подтвердила Полина севшим от волнения голосом.

– А дальше что было? – проговорил «чукча», поскольку Афанасий снова замолчал, глядя прямо перед собой остекленевшими глазами, словно заново переживая события того страшного дня. – Куда потом этот беловолосый подевался?

– А дальше я оттуда драпанул поскорее, – ожил Афанасий. – Так что насчет того, куда он подевался, сказать ничего не могу. Тут дело такое… мокрое дело, с минуты на минуту должны менты появиться, а если они меня на месте возьмут – мало мне не покажется. Кто такой? Афанасий Совко, судимый, статья такая-то… взять его за шкирку, да прямым ходом в КПЗ, потому как он к этому делу непременно причастный! И повесят на меня эти убийства, как номер на ворота! Потому как я один раз уже судимый, на меня теперь можно всех собак вешать! Так что насчет того, куда он подевался, – ничего не знаю, зато как он появился – это я своими собственными глазами видел. Только что на этом месте машина стояла, а когда отъехала – он как из-под земли вырос…

– Постой-ка! – перебил наркомана спутник Полины. – Что еще за машина? Ты мне вчера про машину ничего не говорил!

– Ты не спрашивал – я и не говорил! Да и какая разница? Далась тебе эта машина! Лучше бы дозу дал. Ты мне обещал дозу, если я все расскажу…

– Э, нет! Ты еще не все рассказал. Что там насчет машины? Ты говоришь, стояла машина, потом уехала, а он на этом самом месте появился?

– Ну да, раз говорю, значит, так и было…

– И какая это была машина?

– Да какая? Обыкновенная, на четырех колесах. Не знаешь, какие бывают машины?

– А еще что-нибудь заметил? Ну, марку или хотя бы цвет?

– Насчет марки – врать не буду, не заметил, не до того мне было, чтобы чужие машины разглядывать. А цвет – само собой, черный. Какой же еще цвет может быть?

– Цвет разный бывает – и синий, и красный, и зеленый… да хоть фиолетовый!

– Ну, ты скажешь! Где это видано, чтобы похоронная машина была красная или зеленая? Само собой, черная она была!

– Похоронная? – переспросил «чукча». – Так это была похоронная машина? Что же ты мне сразу не сказал!

– Ты не спрашивал – я и не говорил! Да и какая разница? Та машина все равно уехала, а уж после он как будто из-под земли появился! Такой страшный… глаза закрою – и он прямо передо мной стоит… боюсь я! Никого раньше так не боялся! Вот я тебе скажу, на зоне такой уголовник был – Михеич его звали. До того страшный… огромный, как медведь, весь шерстью заросший, лапы, как у гориллы, и злющий, как черт. Его все боялись – и простые зэки, и блатные, его даже охранники боялись, даже авторитетные воры – и те его уважали. Так вот тот сатана гораздо страшнее Михеича… главное дело – он куда хочет может пробраться, хоть через стенку пройдет. Вот мы тут с тобой разговариваем, а он вдруг – раз! – и из-под пола появится, как тогда появился…

Полина невольно вздрогнула и опустила глаза на грязный пол каморки, но там, разумеется, никого и ничего не было.

– Ты мне кончай лапшу на уши вешать! – строго прикрикнул на Афанасия «чукча». – Ты про машину расскажи…

– Говорю тебе – черная машина, похоронная. Большая такая… я у одного авторитетного вора такую видел. Квадратная, вроде как на гроб похожая…

– «Гелендваген», что ли? – предположил «чукча».

– Во-во, он самый! И еще что-то на ней написано было… слова какие-то…

– Слова? Какие слова?

– Хорошие такие… – Афанасий наморщил лоб. – Вечный упокой, что ли…

– Вечный покой, может быть?

– Во-во, вечный покой!

Вдруг Афанасий скорчился, заскрежетал зубами. На лбу у него выступили крупные капли пота, и он едва слышно проговорил:

– Все, больше ни слова не скажу, пока не ширнусь… давай дозу, сволочь!

«Чукча» покачал головой, однако протянул наркоману шприц. Тот схватил его трясущейся рукой, торопливо закатал рукав.

Полина брезгливо отвернулась.

Когда она снова взглянула на Афанасия, тот лежал на матрасе, раскинув руки и ноги, лицо его выражало покой и даже немного порозовело, глаза были закрыты.

– Все, – проговорил «чукча», – от него больше никакой пользы. Впрочем, мы и так довольно много узнали, и главное – записали его рассказ на камеру…

– И что – полиция поверит этому полуживому наркоману? – фыркнула Полина. – Я и сама-то не очень ему поверила… Надо же, какой-то призрак возник из-под земли… хотя… – добавила она, задумавшись, – то, что касается ресторана и меня самой, он описал правильно, так, как будто все это действительно видел.

– Полиция не поверит, – ответил чукча. – А кто-то другой, может, и поверит…

С этими словами он взял со стола маленькую камеру и вложил ее в конверт из плотной бумаги.

Полина снова, уже в который раз, внимательно посмотрела на этого человека, который так тщательно скрывал свою внешность. Лицо его было спрятано под маской, фигуру скрывала бесформенная чукотская одежда, голос тоже наверняка был изменен каким-то устройством и казался неестественным, механическим. И все же что-то в нем было удивительно знакомое – тот жест, которым он убрал камеру в конверт, тот резкий поворот головы, как будто он прислушивался к чему-то…

До сих пор они действовали в таком бешеном темпе, что у нее просто не было времени как следует приглядеться к нему, проанализировать свои ощущения. А сейчас Полине показалось: вот еще одна минута – и она поймет, кто этот человек, узнает его…

Но не только этой минуты – даже лишней секунды у нее не оказалось.

Ее загадочный спутник прислушался к звукам за окном и вдруг схватил ее за руку:

– Слышишь? Нужно быстро отсюда удирать!

Теперь и Полина услышала звуки подъезжающих к дому машин, хлопанье дверей, приглушенные голоса людей, скрип рассохшегося крыльца…

– Уходим! – повторил «чукча» и потащил ее к плотной занавеске, на которую она раньше не обратила внимания.

Он отдернул занавеску, за которой оказалась еще одна комната, более темная и грязная, чем первая.

– Уходи через то окно, – прошептал ее спутник, указав на маленькое окошко, закрытое листом фанеры. – Оно выходит на огород, оттуда ты сможешь убежать.

– А ты?

– Я постараюсь их задержать, чтобы у тебя был запас времени…

Полина хотела возразить, но «чукча» подтолкнул ее к окну и скользнул обратно, за занавеску.

И снова Полина отключила сознание и включила инстинкты.

Она дернула фанеру – и та от самого легкого усилия оторвалась, открыв окно. Полина прижалась к подоконнику, выглянула на улицу… И тут же увидела крадущуюся фигуру в черном комбинезоне. Лицо преследователя было открыто, и Полина узнала одного из телохранителей банкира Ольховича. Стало быть, банкир все-таки нашел Афанасия Совко. Как обещал, так и сделал. Но Полине никак нельзя было показываться сейчас его сотрудникам, они запросто могли сдать ее в полицию, им-то все равно.

Этот путь был отрезан.

Она метнулась назад, задержалась на долю секунды, чтобы поставить на место фанеру, и бросилась в первую комнату.

За те несколько секунд, что ее не было, здесь произошли ужасные перемены.

«Чукча» исчез, а Афанасий Совко лежал поперек своего матраса, неестественно откинув голову. Рядом с ним лежал какой-то длинный темный предмет. Полина наклонилась над наркоманом, машинально подняла этот предмет… и тут же в ужасе отпрянула: горло Афанасия было перерезано от уха до уха, матрас пропитался темной кровью, а предмет, который она держала в руке, был измазанной кровью опасной бритвой.

«Он убил этого несчастного наркомана, этот фальшивый чукча… – пронеслось в голове Полины. – Выпроводил меня и убил его… но зачем?»

За входной дверью слышались приглушенные голоса. Еще несколько секунд – и сюда ворвутся, и снова, как несколько дней назад, ее найдут на месте преступления, с орудием убийства в руке… только тогда она сумела убежать, а теперь все пути к отступлению были отрезаны…

Но ведь «чукча» сумел как-то сбежать из этой комнаты, значит, здесь есть какой-то выход…

И тут она увидела простой домотканый половик. Он лежал на полу в двух шагах от окровавленного матраса, но край его был неаккуратно отогнут. Полина точно помнила, что прежде половик лежал ровно…

Одним движением она отдернула половик, под которым оказалась крышка люка. Откинув его, Полина увидела уходящие во тьму деревянные ступеньки, не раздумывая, спустилась и закрыла за собой крышку люка, при этом прихватила половик так, чтобы он закрыл люк.

Разумеется, они очень быстро найдут люк, но, возможно, это займет несколько секунд, а эти секунды дадут ей шанс…

Шанс был ничтожный, скорее всего под полом избы самый обычный подвал для хранения картошки и прочих овощей, но Полина не думала – она действовала на автопилоте.

И инстинкты ее не подвели.

Спустившись до конца лестницы, она пошла вперед, в полной темноте, осторожно ступая, – и шла так довольно долго, пока не заметила впереди тусклый, чуть брезжащий свет.

Значит, здесь не подпол и не погреб для картошки и свеклы – здесь подземный ход.

Теперь она пошла быстрее, хотя с каждым шагом в душе рос страх. Страх и неуверенность. Ведь до нее этим же путем прошел тот фальшивый чукча, который только что безжалостно убил наркомана Совко.

Не скрывается ли он в темноте, не подстерегает ли ее, чтобы тоже убить?

Но ведь до того он ей помогал: вытащил из музея, привез сюда, в эту жалкую лачугу, дал ей выслушать исповедь Афанасия – зачем? Чтобы потом ее схватили с окровавленной бритвой в руке? А если этот номер не пройдет, убить в этом подземелье?

Это казалось бессмысленным. Впрочем, в последние дни с ней происходило много непонятного и бессмысленного.

Несмотря на эти мысли, Полина шла все быстрее и быстрее – ей хотелось как можно скорее покинуть это мрачное подземелье, оставить позади таящийся в темноте страх, выйти к солнечному свету…

И через несколько минут подземный коридор кончился, перед Полиной оказалась лестница, ведущая наверх, и там, наверху, сквозь какую-то неплотную зеленую завесу пробивался дневной свет.

Полина быстро вскарабкалась по лестнице и оказалась в каменном гроте. Зеленая завеса была ветвями ивняка, в котором этот грот прятался. Раздвинув их, Полина выбралась на берег озера – одного из тех озер, по которым этот район называется Озерки.

Она огляделась по сторонам, но не увидела ничего подозрительного.

По серо-голубой глади озера плыли дружной стайкой утки. Плакучие ивы окунали в воду серебристую листву. Молодая мама катила коляску по тенистой дорожке вдоль озера, двое старичков прогуливались, поддерживая друг друга и оживленно обсуждая очередной сериал. Вокруг стояла мирная, спокойная картина, трудно было поверить, что в сотне метров от этого живописного места спецназ окружает жалкую лачугу, в которой на окровавленном матрасе лежит труп зарезанного наркомана.

Полина отряхнула запачканную одежду и быстро зашагала в сторону Выборгского шоссе.

Там она остановила первую попавшуюся маршрутку, чтобы как можно скорее уехать из этого района, словно она могла так легко отделаться от своих неприятностей.

Скоро она уже приехала домой… то есть, конечно, не к себе домой, а к Илье Борисовичу – впрочем, его квартира уже стала для нее почти родным домом.

Не знаю, долго ли я был без сознания, только пришел я в себя от холодного прикосновения к моему лицу. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в большом полутемном зале, в котором прежде мне никогда не приходилось бывать. В нескольких шагах от меня в огромном камине ярко пылало пламя. Сам я сидел в глубоком кресле с резными подлокотниками. Напротив меня в таком же кресле сидел крупный человек лет пятидесяти с длинными, совершенно белыми волосами и странными, удивительно прозрачными глазами на изрезанном шрамами лице. Между нашими креслами располагался красивый столик восточной работы, на котором стояли блюда с фруктами и сладостями.

Кроме нас двоих, в комнате находилась удивительной красоты девушка с живыми черными глазами. Она стояла рядом со мной и влажной губкой обтирала мое лицо. Именно прикосновение этой губки и привело меня в сознание.

– Оставь нас, Виола! – проговорил беловолосый человек.

Девушка взглянула на меня с сожалением и удалилась.

– Объясните мне, сударь, каким образом я здесь оказался? – обратился я к своему визави, проводив взглядом пленительную фигуру прекрасной незнакомки.

– Самым обыкновенным: я пригласил вас, вы приняли мое приглашение.

– Так это вы прислали того невоспитанного человека в капюшоне? – догадался я. – Однако я не помню, чтобы принял ваше приглашение, и тем более не помню, чтобы своими ногами пришел сюда…

– Если вы чего-то не помните, это не значит, что этого не было, – отвечал тот. – К примеру, помните ли вы свое собственное рождение?

– Не запутывайте меня словами, досточтимый милорд! Лучше назовите свое имя, ибо я не привык пользоваться гостеприимством незнакомых мне людей.

– Я долго живу на этом свете и сменил за это время много имен, так что не знаю даже, какое из них выбрать. Если вам угодно, называйте меня господин Инкогнито.

– Инкогнито? Неизвестный? – переспросил я. – Странное имя для значительной персоны, какой отрекомендовал вас тот человек в траттории.

– У многих людей странные имена. В частности, не казалось ли вам странным имя кавалера Строцци?

– Ах, вот вы о чем! – Я приподнялся. – Должно быть, Строцци был вашим родственником и вы хотите обвинить меня в его смерти? Так вот, милорд, господин Инкогнито, если вам угодно так себя называть, уверяю вас, что его смерть никоим образом не лежит на моей совести. Да, я обыграл его, но такое случается сплошь и рядом, и в этом нет ничего предосудительного…

– Уж будто! – Господин Инкогнито усмехнулся. – Но не волнуйтесь, Казанова, я не собираюсь мстить вам за него или каким-то образом взывать к вашей совести. Это слово мне вообще претит, впрочем, как и вам. Я пригласил вас совсем для другого разговора, хотя смерть Строцци и имеет отношение к его теме. Вы стали обладателем некоего предмета, некоего артефакта…

– Вы говорите о медальоне Строцци? – осведомился я, почувствовав странное волнение.

– Да, я говорю о медальоне. Для простоты и удобства так назовем этот артефакт, хотя прежде он носил другое название.

– Но я получил его от Строцци вполне законно, я его выиграл, чему есть множество свидетелей…

– Не спорю! – Мой собеседник поднял руку. – Иначе вы и не смогли бы его получить. Этот медальон нельзя отнять силой или украсть, поэтому то, что вы сперва задумали с вашим падуанским другом, не привело бы ни к какому результату.

– Откуда вы знаете… – пробормотал я удивленно, но господин Инкогнито снова предупреждающе поднял руку:

– Помолчите, Казанова. Помолчите и послушайте. Вы получили медальон вполне законно, я с этим не спорю. Я только хочу предупредить вас, что с ним связаны некоторые правила и законы, за соблюдением которых следят высшие силы.

– Какие еще правила?

– Помолчите, я сказал! Во-первых, вам известно одно из свойств медальона. Он приносит удивительный успех у особ прекрасного пола. Даже Виола, как я успел заметить, смотрела на вас весьма благосклонно, а она не из тех, кто открывает свое сердце первому встречному. Но этим не исчерпываются свойства медальона…

Господин Инкогнито сделал паузу, и мне отчего-то стало холодно, хотя совсем рядом со мной в камине жарко пылали дрова.

– Так вот, господин Казанова, вы должны знать, что отныне ваша судьба и сама ваша жизнь неразрывно связана с медальоном, и если вы лишитесь медальона – вы лишитесь и жизни.

– Так вот почему погиб Строцци, как только лишился медальона!

– Совершенно верно.

Вот отчего он был тогда в таком отчаянии! Проиграв медальон, он проиграл свою жизнь… но вольно ж ему было ставить его на кон!

Тут мне пришла еще одна мысль.

– Однако… – начал я неуверенно, – вы говорите, что моя жизнь связана с этим медальоном. Однако он принадлежит не только мне. Мы договорились с падуанским дворянином…

– Глупости! – Собеседник отмахнулся от моих слов, как от назойливой мухи. – У медальона может быть только один владелец, как у человека может быть только одна душа, только одна жизнь.

– Но как…

– А вот так! – резко оборвал он меня. – Я вам сказал – все прочее меня уже не касается.

– Но я…

– Вздор! – Господин Инкогнито приподнялся, сурово взглянул на меня, и вдруг в руке его оказался короткий кинжал.

Я тоже привстал и потянулся за своей шпагой, но он молниеносно полоснул меня по руке крестообразным движением – и тут же в глазах у меня потемнело, и я провалился в бездонную темноту.

Очнулся я в той же траттории, за тем же столом. Передо мной стоял недопитый кувшин вина.

Что же было со мной? Привиделся ли мне господин Инкогнито, померещился ли мне разговор с ним?

Я почувствовал боль в левой руке, взглянул на запястье – и увидел там крестообразный порез. Он уже не кровоточил, словно успел зажить, но я не сомневался, что еще нынче утром его не было…

Значит, это был не сон, не видение… но тогда…

Додумать эту мысль до конца мне помешал оборванец самого нелепого вида, подошедший к моему столу. На нем был разодранный камзол явно с чужого плеча, стоптанные сапоги, рваная шляпа с широкими полями и воткнутым за тулью вороньим пером. На поясе болталась немыслимых размеров шпага, а довершали облик лихо закрученные усы и грязная повязка, закрывающая один глаз.

– Вы позволите присесть за ваш стол, милорд? – обратился ко мне этот уникум с нарочитой учтивостью. – Я вижу, что вы пьете свое вино в одиночестве, а это непорядок!

– Проваливай, бездельник! – ответил я довольно грубо. – Меня вполне устраивает собственная компания.

Он, однако, оставил мои слова без внимания и уселся напротив меня за стол.

– У вас превосходное вино! – проговорил он с видом знатока и тотчас же наполнил из моего кувшина свой бокал. – Ваше здоровье, сударь!

– Кажется, я не приглашал вас за стол и не предлагал вам вино, – процедил я неприязненно. – Раз уж вы налили – пейте, но потом проваливайте. Мне не нравится ваша компания.

– Ах, какой вы мрачный, милорд! – воскликнул он, потягивая вино. – Человек, который может позволить себе пить такой божественный нектар, должен быть более жизнерадостным.

– Кажется, я сказал, что не намерен с вами беседовать.

– Знаете что, милорд? – проговорил он, перегнувшись через стол. – Ваше счастье, что вы угостили меня таким отличным вином: иначе я счел бы себя оскорбленным, а кто оскорбил Джакомо Одноглазого – долго не живет. Вы видели мою шпагу? Если выложить в ряд всех, кого я этой шпагой отправил к праотцам, – они займут всю улицу отсюда до церкви Святого Иеронима! – Произнеся эти слова, он самодовольно подкрутил усы и ухмыльнулся: – Но вы, милорд, можете меня не опасаться: я пью ваше вино, а значит – я ваш друг. И как друг я желаю помочь вам в вашем горе.

– В моем горе? О чем это ты говоришь? У меня все прекрасно!

– Э, нет, милорд. – Он погрозил мне пальцем. – Джакомо Одноглазого не обманешь! Вы сидите и пьете вино в одиночестве, значит, вы заливаете этим вином какое-то горе. И Джакомо как настоящий друг поможет вам за умеренную плату.

– Вот оно как! – Я усмехнулся, услышав про плату. – Как же ты можешь мне помочь?

– Это зависит от того, какого рода ваше горе, – продолжил оборванец, понизив голос. – Если вас бросила красотка, я могу познакомить вас с дюжиной других. У меня есть итальянки и гречанки, кокетливые француженки и страстные турчанки, есть рослые белокожие немки и даже одна эфиопка, черная, как ночь… если вас привлекают мальчики – это тоже не проблема…

Его развязная наглость несколько развеселила меня и отвлекла от дурных мыслей. Усмехнувшись, я сказал:

– Ну, уж нет, дружище, красоток я не покупаю – они сами слетаются ко мне как мухи на мед!

– Вот и славно, милорд! Тогда, значит, несчастье ваше другого сорта? Может быть, вас замучили кредиторы, а старый скряга-родственник не желает помереть, оставив вам наследство? Для такого горя у меня тоже есть подходящее лекарство: я знаю аптекаря, который составляет чудесные капли для слишком зажившихся родственников. Накапаешь ему в вино – и станешь богаче на тысячу-другую цехинов…

– Не болтай лишнего! – прикрикнул я на наглеца. – Неровен час, тебя кто-нибудь услышит, и хозяин траттории кликнет стражников!

– Ерунда, милорд! Здешний хозяин – мой лучший друг!

– Кроме того, у меня нет никаких родственников, тем более богатых, так что твои капли мне без надобности.

– Ну, если вам не нужны капли – может быть, вам понадобится моя шпага? Может быть, вас обидел какой-то негодяй, а вызвать его на бой вам не позволяет ваша… набожность? Тогда Джакомо Одноглазый рад будет вам помочь. Я встречу вашего недруга в темном переулке – и ему придется пожалеть о своем подлом поступке. Впрочем, жалеть он будет недолго…

Видимо, в моих глазах что-то промелькнуло, потому что оборванец вцепился в мое плечо, как клещ, и зашептал:

– Я вижу, что угадал! Назовите имя – и можете считать, что вашего недруга уже нет на этом свете! И обойдется это вам совсем недорого – каких-нибудь десять цехинов!

– Кто ты? – спросил я, чувствуя, как в горле пересохло от волнения и страха. – Кто тебя послал? Дьявол? Или тот, с белыми волосами и прозрачными глазами, господин Инкогнито?

– Я уже говорил вам, милорд, – ответил мне оборванец, приосанившись, – я Джакомо Одноглазый, меня здесь всякий знает! А насчет какого-то белого господина с прозрачными глазами ничего не знаю, я свободный человек и живу сам по себе! Однако хоть вы и говорите со мной без должного уважения, я не забуду, что вы угостили меня прекрасным вином, и не подведу вас как настоящий друг. Если вам нужно кого извести – только назовите имя да заплатите мне пять цехинов, остальные пять – после дела… впрочем, если вы мне не доверяете, можете все заплатить после…

– Нет, я не могу… – прошептал я, уставившись в стол. – Я не должен… это невозможно… оставь меня, искуситель…

Я смотрел на стол, но перед глазами у меня стоял медальон старого золота, удивительное лицо, изображенное на его крышке. Я один должен обладать этой удивительной вещью… я один… падуанец не имеет на нее никакого права!

Сам не знаю, как я проговорил его имя вслух.

Джакомо Одноглазый, который не сводил с меня глаз, повторил это имя и поднялся из-за стола.

– Дело будет сделано, милорд! – проговорил он с поклоном и двинулся к выходу из траттории.

– Стой! – крикнул я ему вслед. – Стой, Одноглазый! Ты не так меня понял! Я не хочу…

Но он уже скрылся за дверью.

Илья Борисович встретил Полину в волнении: