Текст книги "Многогранники"

Глава 8

Ты свежим ветром несешь перемены.

Роман до последнего не верил, что Маша вправду будет его сопровождать. Однако та безапелляционно заявила, что ей не нужны проблемы в институте.

До дома, где жил Роман, они добрались за двадцать пять минут. Обычно Роман ходил быстрее, но в этот раз пришлось подстраиваться под Машин шаг, а кроме того, он действительно чувствовал себя не очень хорошо. Смешно сказать, это было в первый раз, когда Романа ударили по лицу. И кто бы сомневался, что пионером в этом деле окажется Волков.

К счастью, поддерживать беседу не требовалось: Маша всю дорогу молча с кем-то переписывалась. Романа разбирало любопытство, чем закончилась беседа Волкова с ректором, однако спрашивать он не стал. Сегодня он уже спросил и получил в ответ: «А тебе-то что?» Маша вообще весьма странно с ним разговаривала, и у Романа начинали зарождаться подозрения, что отец был совершенно прав на ее счет. Если размышлять здраво, Маша, весь вечер не сводившая глаз с Волкова, просто не могла не заметить, как тот ушел. Особенно учитывая то, что остаток праздника она провела на верхней палубе, куда Роман отправил официанта, потому что в самом деле не голодать же гостям, если у него такая паршивая вечеринка. Трапы и стоянка с верхней палубы просматривались прекрасно. А значит, Маша знала, что Волкова на яхте нет. Вопрос: зачем она позвонила Роману?

Роман прокручивал это в голове и так и этак. Выходила какая-то ерунда. Если бы подобное сделала Юла, Роман с уверенностью в девяносто пять процентов сказал бы, что та играет с понравившимся парнем. Именно так действовала Юла с ним самим. У нее внезапно разряжался телефон, и остатки заряда она использовала, чтобы позвонить Роману и сообщить, что она застряла в каком-то мрачном месте и ей нужна помощь. Или же среди ночи ей было скучно, страшно, одиноко, и тогда она снова звонила, и Роман должен был ее развлекать, успокаивать, поддерживать. Он прекрасно видел все уловки Юлы и в общем-то им потакал, потому что… Ну а почему бы и нет? Юла была красивой, милой, умной, веселой, с ней было довольно легко. И, опять же, ее присутствие было дополнительным буфером между ним и Волковым. Даже приглашение на яхту Роман передал Волкову через Юлу.

Только вот Маша не выглядела заинтересованной в Романе. Он вспомнил ее сегодняшнее «стоять»… В его понимании романтично настроенные девушки должны вести себя иначе. Но зачем-то же она позвонила ему ночью? Знала ведь, что он приедет, потому что просто не мог иначе: девушка одна, у нее неприятности…

Роман вздохнул и вынужден был признать, что в Машином поведении он вообще ничего не понимает. Но если верить отцу, то все было затеяно для того, чтобы позлить Волкова, чтобы тот умолял ее о прощении.

«Как-то плохо сработало», – подумал Роман, вспоминая, как Маша отлетела, когда Волков ее толкнул.

Приложив магнитный ключ к двери подъезда, он повернулся к Маше, чувствуя себя на редкость глупо. Впервые за его теперь уже восемнадцать лет до дома его провожала девушка.

– Если честно, не знаю, что принято говорить в таких ситуациях, – начал он. – Просто «спасибо» подойдет?

– Спасибо скажешь, когда поднимешься в квартиру, – отрезала Маша, разглядывая кашпо с каким-то ярким цветком, подвешенное сбоку от двери.

– Маша, серьезно, это необязательно. Там уже Волкова, наверное, отпустили. Уверен, ему нужна помощь.

Роман попытался улыбнуться. Маша же повернулась к нему и посмотрела вдруг так, что ему стало неловко.

– Знал бы ты, как вы мне надоели. Оба, – неожиданно произнесла она.

Он хотел было сказать, что до вчерашнего дня даже словом с ней не обмолвился, но не стал. Кто ее знает, может, он ее за два дня успел достать. Это, правда, плохо увязывалось с теорией отца о девушках.

Роман распахнул дверь подъезда и пропустил Машу вперед. Консьерж посмотрел на него неодобрительно. Впрочем, он каждый раз так смотрел на Романа, вероятно, искренне полагая, что тот ведет излишне веселую жизнь.

В лифте ехали молча. Маша разглядывала кнопки, Роман – зачем-то – Машу. Сегодня ее волосы были собраны в хвост, и более короткие пряди у висков вылезли из общей массы. Роман почему-то завис, глядя на… кажется, этот цвет называется «русый»… завиток у Машиной щеки.

В квартире Роман быстро огляделся, надеясь, что не оставил с утра беспорядка. Домработница приходила по вторникам и пятницам, поэтому теоретически тут мог бы быть бардак. Впрочем, на практике Роман, большую часть времени проживший в школе-пансионате, не имел привычки разбрасывать вещи, поэтому студия выглядела вполне прилично, за исключением чашки из-под чая на барной стойке и свалившегося с подоконника пледа.

– Проходи, пожалуйста, – вежливо предложил он. – Чаю? Кофе? Есть еще, кажется, какао.

Маша молча помотала головой, разглядывая его квартиру.

Роман попытался прикинуть, какое у нее могло сложиться впечатление. Квартира была, кажется, около шестидесяти квадратных метров. Слева от условной прихожей начиналась зона кухни, отделенная от основного пространства барной стойкой. За барной стойкой, в центре гостиной, стоял большой диван, развернутый к панорамному окну. Стеклянный журнальный столик перед диваном сверкал чистотой после очередного посещения домработницы. В дальнем левом углу, в большой нише, оформленной дизайнерской подсветкой, располагался подиум с кроватью, рядом с которой стоял стеллаж с книгами и несколькими моделями самолетов, которые Роман притащил из Лондона. За кроватью в нише был вход в гардеробную, к счастью, сейчас закрытый, потому что там у Романа порой бывал беспорядок, если он опаздывал в институт. Спальную зону предполагалось отделять ширмой, но Роман ни разу ее не сдвигал.

Правее ниши находилась дверь в ванную. А у правой стены, увешанной фотографиями европейских столиц, стоял рояль. Пафосно белый, что хоть и подходило под интерьер, выполненный в светло-серых тонах, однако очень не нравилось Роману. Но у дизайнера было свое чувство прекрасного. Идея купить рояль, кажется, была маминым вкладом в обустройство квартиры. Зачем, интересно, если она не собиралась приезжать даже на пару дней в году? Сам Роман уже и забыл, когда играл в последний раз.

– У тебя здесь мило и… уютно, – озвучила Маша, разуваясь.

– Спасибо, – отозвался Роман, хотя ему показалось, что она врет.

– Ты играешь? – Маша подошла к роялю и провела пальцами по закрытой крышке.

– Нет, он для красоты, – ответил Роман и понял, что, наверное, опять звучит невежливо, поэтому добавил: – Я давно не играю.

– Понятно, – протянула Маша и прошла к окну.

Вид из него открывался классный. Маша долго молчала, разглядывая панораму. Роман, так и стоявший у двери, почувствовал, что ситуация начинает становиться абсурдной. Она теперь тут целый день проведет?

Маша же наконец отлипла от окна, подняла валявшийся на полу плед, аккуратно сложила и положила на подоконник. Роман почему-то подумал о том, что Юла никогда бы так не сделала. После той приходилось самому все подбирать и складывать.

– Я, наверное, пойду, – неуверенно сказала Маша. – За тобой есть кому присмотреть?

– Да, конечно, – тут же откликнулся Роман. – Отец живет в квартале отсюда. Да и я могу в любую минуту позвонить «девять-один-один».

Маша почему-то улыбнулась и направилась к двери. В этот момент у Романа зазвонил телефон. Взглянув на экран, он рассеянно извинился перед Машей и нажал «принять».

Мама плакала. Нет, не так. Она рыдала, захлебываясь словами, и мир Романа пошатнулся и закачался вместе с его неуютной студией.

– Что случилось? – закричал он в трубку, разом забыв о Маше, о Волкове – вообще обо всем.

– Роман… Роман… Роман, – повторяла мама, рыдая.

– Мама, пожалуйста, успокойся и скажи толком, что случилось.

– Патрик… – всхлипнула мама.

В душе Романа трепыхнулась надежда, что Патрика сожрал бешеный кенгуру.

– Что случилось? – повторил он, чувствуя, что паника немного отпускает. Черт с ним, с этим Патриком. Почему он должен его жалеть?

– Патрик меня ударил, – наконец между всхлипами выговорила мама.

– Что? – ошарашенно переспросил Роман. – Как?

В его картине мира мужчина не мог ударить женщину. Тем более его маму: такую хрупкую и нежную, такую…

– Ты обращалась в полицию? Где ты? Где он? Он сейчас тебе угрожает? – вопросы посыпались против его воли.

– Нет. – Мама уже не плакала, лишь всхлипывала. – Я не обращалась и не буду. Это бессмысленно, и меня могут просто не выпустить из страны. У него связи, а у меня здесь ничего…

Мама вдруг снова зарыдала, и у Романа заныло в груди. Как же он ненавидел, когда она плакала.

– Мама, подожди. Постой. Ты сейчас где и что будешь делать дальше? – Роман зачем-то толкнул дверь в ванную, автоматически зажегся свет.

– Я пока в Сиднее. Хочу вылететь домой. Но у меня нет ни пенса.

Роман закрыл дверь, потом вновь открыл, совершая бездумные действия, лишь бы не стоять на месте. Войдя в ванную, пустил воду в кране. Посмотрел на свое испуганное отражение в зеркале, заметил, что он в окровавленной рубашке, и, прижав телефон плечом к уху, принялся расстегивать пуговицы, вслушиваясь в мамины всхлипы.

– Ты звонила отцу?

– Да! – крикнула мама. – И он сказал, что Патрик, вероятно, не единственный олигарх в Сиднее и мне есть куда податься!

Роман замер с наполовину стянутой рубашкой.

– Что? Он не мог…

– Мог, Роман! – зло выкрикнула мама, будто это Роман сказал такие чудовищные слова.

– Подожди, – пробормотал он, потирая лоб. – Сколько тебе нужно? Сколько стоит билет до Москвы?

– До какой Москвы, Роман? Зачем мне в вашу чертову Москву? – Нервы у мамы сдали окончательно, и она вновь разрыдалась.

За всю свою жизнь Роман ни разу не слышал, чтобы мама так горько плакала.

Он стащил с себя наконец рубашку, бросил ее на пол и направился в гардеробную за чистой футболкой, действуя на автомате.

– Хорошо. Сколько нужно на билет до Лондона?

– Около тысячи фунтов.

Роман попытался в уме прикинуть, сколько это в рублях, и едва не присвистнул. У него не было таких денег. Хотя… ему же уже восемнадцать, значит, он может обналичить часть вклада…

Путаясь в вороте и рукавах, он наконец натянул футболку и произнес:

– Мама, ты успокойся. Я все решу.

Мама всхлипнула и попросила:

– Роман, поговори с отцом. Он не может оставить меня здесь. Я совершила ошибку, но я не перестала быть матерью его сына. Понимаешь?

– Да-да, мам, я понимаю. Я все улажу, – соврал он, понимая, что переубедить отца будет непросто.

В телефоне пошел сигнал второго вызова. Роман отнял трубку от уха и, взглянув на экран, торопливо сказал матери:

– Я наберу тебя… Алло, папа. Привет!

– Рома, а что у тебя в жизни происходит, а?

Тон отца не предвещал ничего хорошего. Роман длинно выдохнул, перед тем как спросить:

– А что?

– А почему мне звонят из универа и говорят, что вы с Димкой подрались, м? Да еще из-за дел амурных?

– Каких, прости? А, ты в этом смысле. Нет, там не то. Там…

– Роман, мы обсуждали вопрос твоей ответственности?

– Да. – Роман снова потер лоб, понимая, что подступиться к отцу, когда он в таком настроении, нереально.

– Тогда почему мой сын ввязывается в драку, как портовый грузчик, хотя умеет внятно излагать свою точку зрения минимум на трех языках, а?

– Папа, я… это недоразумение. Правда. Я обещаю, что больше такого не повторится. С Волковым я все решу.

– Я это слышал не ранее как вчера.

Голос у отца стал таким, что Роману захотелось, как в детстве, спрятаться под кровать. Но со своими почти шестью футами он уже и под кровать-то не влезет.

– Я разберусь.

– Отлично, – резко откликнулся отец и явно собрался распрощаться.

– Папа. – Роман решил попытать счастья, хоть и понимал, что момент, мягко говоря, неподходящий. – Мне мама звонила, и…

– Я в курсе, Роман. Твоя мама мне тоже звонила.

– И?

– Что «и»?

– Ты отправишь ей денег?

– Разумеется, нет.

– Как «нет»? – Роман, хоть и понимал, что отец может так ответить, все равно опешил.

– Роман, она сама выбрала себе мужчину. То, что он оказался вот таким, – не мои проблемы. Не я ее к нему толкал.

Роман сглотнул и неожиданно для самого себя прошептал:

– Как же не ты? Если бы у вас все хорошо было, она бы не ушла. Разве нет?

Отец очень долго молчал, а потом четко произнес:

– Мелко ты еще плаваешь, чтобы судить о том, в чем ничего не понимаешь, ясно? И да, если ты вдруг отправишь ей денег, я решу, что твои карманные расходы слишком завышены. Имей в виду.

С этими словами отец отключился. Роман же схватил с ближайшей полки какую-то декоративную фигню и, заорав, швырнул ею в противоположную стену. Декоративная фигня чудом разминулась с настенными часами, к удивлению, не разбилась и, упав на пол, покатилась… к ногам ошарашенной Маши Рябиной. Только тут Роман понял, что его гостья, оказывается, не ушла.

Некоторое время они в молчании смотрели друг на друга. Стараясь выровнять дыхание, Роман лихорадочно придумывал, что сказать, потому что в подобной ситуации он оказался впервые. Он очень надеялся, что Маша проявит тактичность и просто молча уйдет, однако она продолжала стоять у барной стойки, прижимая ладонь ко рту, и смотреть на него огромными глазами.

– Я все еще не маньяк, – наконец произнес Роман, стараясь разрядить обстановку.

Голос прозвучал неожиданно хрипло, и ему пришлось прокашляться.

– У тебя кровь. – Маша отняла руку от лица и заметалась по кухне, открывая все дверцы подряд. – Где у тебя холодильник?

– Слева, – указал Роман на встроенный холодильник и провел рукой под носом: дурацкое кровотечение возобновилось.

Маша открыла холодильник, чертыхнулась, закрыла и открыла уже морозильное отделение. Холодильник был большой и двустворчатый. Зачем, непонятно, если в нем одиноко стояла баночка с йогуртом да в двери ютилась пара пакетов молока.

В морозильнике было пусто. Мороженое Роман доел еще на прошлой неделе, а больше там ничего не водилось. Однако Маша выдвинула узкую полочку, о существовании которой Роман и не подозревал, и вытащила оттуда пакет с кубиками льда. Деловито осмотревшись, Маша выдвинула по очереди несколько ящиков и в третьем по счету нашла сложенные полотенца. Вооружившись парой полотенец и пакетом со льдом, она решительно двинулась в сторону Романа. Он очень хотел попросить ее уйти, но почему-то позволил ей взять себя за руку и отвести к дивану. Маша усадила его на пол, толкнув в плечо, заставила опереться о сиденье дивана и, положив на сиденье позади него диванную подушку, мягко, но настойчиво надавила Роману на лоб, вынуждая улечься на нее затылком.

Роман смотрел на нее во все глаза, не зная, как реагировать. Маша же как ни в чем не бывало сбегала на кухню, намочила полотенце и принялась вытирать ему лицо, будто он был маленьким ребенком. Роман зажмурился, чувствуя жуткую неловкость.

Маша осторожно сняла с него очки и приложила к заклеенной пластырем переносице пакет со льдом, предварительно замотав его в полотенце.

Роман твердо решил не открывать глаза.

Он слышал, как тикают настенные часы, негромко жужжит холодильник, едва слышно дышит Маша… На фоне этой тишины его сердце колотилось так громко, что Маша непременно должна была услышать.

– Я могу тебе помочь? – вдруг спросила она, и он распахнул глаза.

Без очков общая картинка смазывалась, однако сидящую совсем рядом Машу он видел удивительно четко. Серо-зеленые глаза, выбившиеся из прически пряди и очень встревоженное, сочувствующее лицо. Это немного отрезвило.

– Нет, спасибо. Ты и так со мной сегодня провозилась. Извини за эту сцену. Небольшие неприятности…

– По-моему, не небольшие.

– Как много ты слышала? – спросил он, переводя взгляд на потолок.

Смотреть на девушку Волкова так близко было неуютно.

– Ту часть, что была на английском, я почти не поняла. А твой разговор с отцом… У твоих родителей проблемы?

– А тебе-то что? – огрызнулся он ее же словами.

Правда, какое дело ей, благополучной девочке, до его проблем? Вон пусть с Волковым своим разбирается. Маша вздохнула и, отняв на миг полотенце от его переносицы, приложила его вновь другой, более прохладной, стороной.

– Ты прав, меня это в общем-то не касается, – негромко произнесла она. – Но я бы очень хотела тебе помочь, если бы могла.

– Зачем? – Он распахнул глаза и сел прямее.

– Потому что ребенок не должен выглядеть таким несчастным, разговаривая со своими родителями, – вдруг ответила Маша.

Роман медленно отвел ее руку со льдом и, потрогав под носом, понял, что кровь уже не течет.

– Маша, – произнес он, отодвигаясь от нее вдоль дивана, насколько позволял журнальный столик, – чего ты хочешь от меня на самом деле?

– Я? – Глаза Маши удивленно распахнулись.

Либо она была прекрасной актрисой, либо же отец ошибался.

– А ты как думаешь? – спросила она.

– Это какая-то игра, да? – уточнил он.

Маша, как ему показалось, растерянно помотала головой, Роман же вдруг вспомнил о том, что в каюте Маша сама села на кровать, а потом засуетилась, испугалась и выбежала прочь. А что, если слезливая история про бабушкиного соседа была придумана на ходу, чтобы выбить его из колеи? Что, если на самом деле Маше нужно было просто остаться с ним наедине?

Сам Роман не попадал в такие истории, но слышал от друзей, что в смешанных школах и колледжах это довольно частая практика. В случае обвинений в домогательствах есть только слово жертвы против слова насильника. И закон, как правило, не на стороне последнего. Перед переездом в Москву отец предупреждал его, что девушки из необеспеченных семей могут идти на различные уловки.

Роман еще раз посмотрел на Машу. Она сидела слишком близко для незаинтересованной персоны. Что, если это месть Волкова? В такой двусмысленной ситуации, после случившегося три года назад, никто не поверит Роману. От этих мыслей его даже затошнило. Он провел рукой по лицу, взъерошил волосы и, посмотрев Маше в глаза, твердо произнес:

– Тебе пора, Маша.

Маша отвернулась, заправила за ухо одну из выбившихся прядей, собрала с пола полотенца и отнесла их на кухню. Роман, нацепив очки, пошел следом.

Маша аккуратно сложила полотенца на столешницу у раковины, убрала пакет со льдом в холодильник и направилась к выходу.

Пока она обувалась, Роман, чтобы чем-то занять руки, решил поправить сложенный на верхней полке шарф. Шарф соскользнул и упал к Машиным ногам. Роман не успел даже глазом моргнуть, как Маша за ним наклонилась.

– Я сам, – смущенно пробормотал он, думая о том, что Юле бы даже в голову не пришло дергаться, если рядом мужчина.

– Тебе предписан покой, – сухо произнесла Маша и, встав на цыпочки, попыталась положить шарф на полку.

Ее рубашка задралась, и Роман невольно взглянул на полоску кожи. Над ремнем джинсов были красное пятно и, кажется, ссадина.

– У тебя спина, – не подумав, ляпнул он и, забрав у Маши шарф, положил его на полку.

– Круто. Представляешь, у тебя тоже. Я лично только что видела, – все так же сухо ответила Маша.

Роман не понял, о чем она, но на всякий случай пояснил свою мысль:

– У тебя ссадина, кажется. – И тут его осенило: – Это после того, как Волков тебя толкнул? Ты же вроде в подоконник врезалась?

Маша одернула рубашку и принялась рыться в сумочке, делая вид, что не слышала его вопроса.

Роман вздохнул, мысленно обозвал себя придурком и пошел на кухню за пластырем и мазью. Да, правильнее было бы выставить Машу за дверь и забыть о ее существовании, но он подумал о маме. Та всегда любила, чтобы за ней ухаживали, заботились о ней. И Роман просто не мог допустить, чтобы девушке рядом с ним было больно, и не попытаться как-то это исправить.

Мысль о маме напомнила Роману о том, что у него есть проблемы понасущнее пребывания Маши в его квартире. Он знал, что отец вполне способен претворить свои угрозы в жизнь, но даже примерно не представлял, насколько отец может урезать его расходы. Если бы он не купил ноут три дня назад, у него сейчас была бы свободная сумма. Хотя… ноут ведь можно просто сдать в магазин! Он же еще даже не распакован.

Щелкнув пальцами, Роман бросился к стеллажу у кровати и схватил с нижней полки коробку с ноутбуком. Положив коробку на кровать, он рванул в гардеробную за свитером и, когда там зажегся свет, увидел свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Его футболка оказалась заляпана кровью. Взяв с полки чистую футболку, Роман сообразил, что Маша все еще здесь, и решил, что уместнее будет переодеться после ее ухода. Он попытался вспомнить, где переодевался в прошлый раз, и не смог. Хотелось бы думать, что в ванной.

Выйдя из гардеробной, Роман бросил чистую футболку на кровать рядом с ноутбуком и посмотрел на Машу. Та глядела в ответ с подозрением. Мазь и упаковка с пластырями лежали на барной стойке, и Роман не стал уточнять, обработала ли она ссадину. Это точно было бы неуместно.

– Маша, мне сейчас нужно уехать. Спасибо тебе, что проводила, за помощь… – Он решительно направился к двери, всем своим видом показывая, что готов проводить гостью.

Маша все так же молча пошла следом, и Роман осознал, что его бесит то, что он не понимает ее мотивов. Если его догадка верна, то… отец точно его убьет. И будет прав, потому что, если вляпаться в обвинение в домогательствах, то это будет такое пятно на репутации, от которого не отмоешься.

– Ты правда куда-то собрался или просто выпроваживаешь меня?

Роман удивленно оглянулся. Маша смотрела в упор, и ему вдруг стало неловко за свои мысли.

– Правда. Мне нужно по делам.

– Тебе нужен покой, – негромко напомнила Маша.

– Я в норме, – соврал Роман.

Какая разница, как он себя чувствует, если маме срочно нужна помощь?

Маша молча обулась, Роман взялся за дверную ручку, и в это время в дверь позвонили. Роман с Машей синхронно вздрогнули и переглянулись.

На пороге стоял отец. С одной стороны, это было хорошо, можно попробовать поговорить о маме не по телефону, с другой же…

– У тебя кровь! – в голосе отца послышалось волнение. – Мне позвонили, сказали, что ты обращался к врачу. Роман, ты…

– Я не один, – перебил Роман, выдавливая улыбку.

И тут отец заметил Машу. Наигранно изобразив радость, он воскликнул:

– А у нас в гостях Маша Рябинина. Девушка Димы!

Повернувшись к Роману, отец бросил на него такой убийственный взгляд, что тому с удвоенной силой захотелось в Энфилд, к деду.

– Доброе утро, – сказала Маша и натянуто улыбнулась. – Роману прописали покой и сказали наблюдать за состоянием на предмет сотрясения, – зачем-то добавила она, и Роман понял, что съездить вернуть ноут в ближайшее время не получится. Все-таки Маша ему явно мстила.

В дверь снова позвонили. Стоявший ближе всех к выходу отец распахнул ее и опять изобразил радость:

– Юленька! Заходи, солнце. У Романа сегодня нет отбоя от визитеров.

Юла впорхнула в квартиру в облаке духов, посмотрела на Романа и, бросив его рюкзак на пол, буднично сообщила:

– У меня гемофобия.

Пока Роман пытался сообразить, что такое «гемофобия», Юла побледнела и начала оседать на пол.

Роман дернулся было к ней, но отец успел раньше: подхватил на руки бледную Юлу и бросил через плечо:

– Футболку смени, боец.

Роман посмотрел на свою футболку, где кровавая струйка вытекала из левого уха Бэтмена.

Переодевшись в ванной, Роман закинул испачканные вещи в стиралку, от греха подальше. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что Юла лежит на диване, под ее ноги подложено несколько диванных подушек, а вокруг порхает Маша с таким видом, будто все под контролем.

Отец пил воду у барной стойки и смотрел на девушек с видимым раздражением, однако стоило Маше обратиться к нему с каким-то вопросом, как он тут же улыбнулся.

Роман подошел к дивану и хотел было присесть на корточки, но Юла королевским жестом выставила руку. Эту руку, вероятно, полагалось поцеловать, а может, повинуясь жесту, исчезнуть из виду. Маша же неожиданно взяла Романа за локоть и развернула к себе. Она придирчиво осмотрела его лицо, потом свежую футболку и только после этого наконец его отпустила, сообщив Юле:

– Он чистый.

– Блох нет, – пробормотал себе под нос отец, и Юла рассмеялась.

Маша на шутку не отреагировала.

– А где ты научилась оказывать помощь? – голос Юлы звучал еще более сипло, чем обычно, однако лицо уже порозовело.

– У меня бабушка фельдшером работала.

Роман слышал это слово впервые, но, поскольку у остальных оно вопросов не вызвало, решил не вдаваться в детали, а просто потом погуглить.

– Бабушка, которая вяжет винтажные жакеты? – улыбнулась Юла.

Она выглядела сонной и умиротворенной. На Романа упорно не смотрела. Маша кивнула и сообщила, что ей пора, посоветовав Юле еще немного полежать.

Роман пошел проводить гостью, однако отец перехватил его по пути, сильно сжав плечо.

– Я отвезу нашего доброго ангела, а Роман останется соблюдать предписанный ему режим и присмотрит за Юлей.

Конец фразы отец адресовал вроде бы Маше, но смотрел при этом на Романа. В итоге с Машей Роман так и не попрощался.

Юла лежала с закрытыми глазами, и Роман присел на пол, опершись спиной о диван возле пирамиды из подушек, на которой покоились ее ноги. Он смотрел на ее бледное лицо, и ему почему-то было очень неловко, что Юла застала здесь Машу. Хотя ничего предосудительного в этом не было.

– Маше доктор сказал за мной проследить, и она пошла, – зачем-то сказал он.

Юла молчала, по-прежнему не открывая глаз.

– Тебе лучше? – спросил Роман. Чувство вины все усиливалось.

– А у меня крендельки дома, – вдруг сказала Юла.

– А крендельки – это?.. – не стал угадывать он.

– Это такие вкусные-превкусные штучки с сахаром. Бабушка не вяжет, зато классно готовит. Поехали ко мне?

Роман необъяснимо обрадовался тому, что, во-первых, Юла не сердится, а во-вторых, даже не думает соблюдать всякие дурацкие предписания докторов.

– Поехали, – он посмотрел на кровать, где по-прежнему лежала коробка с ноутом, – только мне нужно будет по пути в магазин заехать. Здесь недалеко.

– А что ты хочешь купить? – спросила Юла и осторожно села.

– Не купить. Мне надо ноутбук вернуть. Думаю, там недолго. Оформить возврат, получить деньги и…

– А ты наличкой платил? – удивленно спросила Юла и опасливо на него посмотрела: сначала на лицо, потом на футболку.

– С карты. А что?

– А, ну тогда правда быстро. Заявление напишешь, а деньги они тебе потом переведут. – Юла медленно встала и направилась в сторону ванной.

– В смысле «потом»?

– Ну, там в течение двух недель, кажется. Я так планшет возвращала.

Юла скрылась в ванной, а Роман понял, что его план провалился. Придется все же обращаться к отцу. Он не может ждать две недели.

Роман прикинул, что отец уже должен был довезти Машу до универа, отыскал мобильный, устроился за барной стойкой так, чтобы видеть дверь ванной, и позвонил отцу. Вдруг тот все же согласится выслушать?

– Да, Рома, – отец ответил моментально.

– Пап, я попросить хотел, – начал Роман, не зная, как подступиться к разговору.

– Говори что.

Роману показалось, что голос отца звучит напряженно, но он все же решил рискнуть.

– Пап, выслушай, пожалуйста. У меня сейчас нет нужной маме суммы, но я готов пользоваться старым ноутом. Не проблема. Тормозил он полгода, еще потормозит. Просто в магазине деньги не вернут сразу. Пожалуйста. Я понимаю, что ты злишься, и я наговорил сегодня всякого. Я прошу прощения. Правда. Просто я не могу оставить маму там. – Роман вдруг понял, что отец тоже не сможет. Тот просто зол и хочет ее наказать. От осознания этого ему стало невообразимо легко. – Ты же не бросишь нас? – совсем по-детски закончил он.

– Хорошо, – вдруг сказал отец.

Роман не смог сдержать улыбку. Он думал, что будет гораздо сложнее, и приготовился убеждать, уговаривать, обещать все что угодно. В душе вдруг поселилась надежда на то, что отец простит маму и все будет как раньше. Пусть не сразу, но все же…

– Спасибо, пап. Ты самый лучший!

– Только у меня одно условие, Рома. Обещай, что выполнишь.

– Да, конечно, – все еще улыбаясь, отозвался готовый на все Роман.

– Ты больше не будешь общаться с Машей Рябининой. Ни под каким предлогом.

Улыбка сползла с губ Романа.

– Обещаешь?

– Да, конечно, – на автомате отозвался он, удивленно глядя прямо перед собой.

Забота отца о Волкове становилась уж поистине фанатичной.

– Отлично, – подытожил отец и отключился.

Вышедшая из ванной Юла остановилась, потом оглядела свои брюки, майку, пиджак и спросила:

– Что не так?

И только тогда Роман понял, что он растерянно смотрит в ее сторону.

– Юля, а что ты знаешь о Маше Рябининой? – спросил он, пытаясь понять истинную причину отцовского запрета.

Запрещать общаться с кем-либо, по мнению Романа, было слишком мелодраматично.

– Она дочка Ирины Петровны, препода по английскому, и таскается с Волковым.

– А в каком смысле «таскается»? – решил все-таки уточнить Роман. Потому что вдруг решил, что, в его понимании, пары ведут себя немного не так. Вот они с Юлой вроде как были парой. При этом они иногда обнимались на людях, держались за руки, как-то еще оправдывали свой статус. Маша с Волковым ничего подобного не делали. Зато они очень много разговаривали и почти всегда уходили с занятий вместе. А еще Маша могла наорать на Волкова, чего Юла никогда не позволяла себе с Романом.

– Ну, в смысле они везде вместе. Как попугайчики-неразлучники. Знаешь, есть такие? Один сдохнет – и второй следом.

Юла сказала это с таким лицом, будто ей совсем не было жаль бедных попугайчиков.

– А они сразу стали встречаться? Прямо с начала учебы?

– А они уже такими попугайчиками пришли. – Юла направилась ко входной двери.

Роман пошел за ней, сдернул с вешалки толстовку, взял с полки ключи от машины, проверил, при нем ли очки.

– А как они могли познакомиться? – спросил он.

– Господи, Крестовский, я вот отвечаю на твои вопросы и думаю: когда же в тебе проснется чувство такта? Мало того, что я пришла к тебе, а у тебя, на минуточку, другая девушка, так ты меня еще о ней и расспрашиваешь.

Юла говорила спокойно, и Роман не был уверен, шутит ли она или обиделась всерьез, но на всякий случай поймал ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в макушку.

– Я спрашиваю из-за Волкова.

– Ну конечно, – отозвалась Юла, однако повернулась и обняла его в ответ, забираясь холодными пальцами под футболку и проводя ими по его спине.

Это было весьма неприятно, но Роман мужественно стерпел.

– Ну что, вперед, к кренделькам? – Он еще раз чмокнул ее в макушку, не решившись поцеловать нормально: вдруг на нем где-то капелька крови осталась, а он не Маша, у него бабушка фельдшером не работала.