Текст книги "Маринкина любовь"

– Я думаю, мне стоит уехать в Петровское. Там можно снять комнату в настоящем деревенском домике на окраине. Буду на воздухе, немного приду в себя. Да и Илюшке там лучше будет. Он такой нервный здесь…

– Но разве мы можем себе сейчас это позволить? То есть я в принципе не против твоего отъезда. Но почему бы тебе не пожить, например, у твоей мамы?

– Ты же был у нас дома, – печально вздохнула Маринка, – видел. Я не могу привезти туда ребенка. К тому же там чересчур тесно…

– Пожалуй, ты права…

– А потом, там и прокормиться легче. Можно достать натуральное коровье молоко, не надо каждый день на этой проклятой кухне давиться. Тут же с ребенком даже погулять негде – до ближайшего парка на метро ехать надо! Илюшка такой слабенький… Ему нужен нормальный воздух! А если что – сестра моя в няньках посидит, да и вообще там знакомых много. Справлюсь как-нибудь.

– Ладно, – сдался Павел Иванович, – поезжай. Только я тебя сразу предупреждаю, что часто к тебе ездить не смогу. Ты же знаешь, у меня тут дел невпроворот…

– Все знаю, дорогой, не волнуйся! И не прошу тебя об этом, работай спокойно. – Маринка поцеловала мужа в щеку и пошла укладывать вещи. Наутро первой электричкой она с Илюшкой на руках уехала в Петровское.

Мать, увидев днем Маринку на пороге, сначала закатила ей истерику.

– Ты что это приехала? – подозрительно глядя на дочь с ребенком и чемоданом спросила она. – Тебя что, муж выгнал?

– Да нет, мама, я приехала сюда пожить на лето. Малыш плохо себя чувствует в Москве, очень слабенький.

– А, тогда ладно, – успокоилась мать. – Но ты имей в виду, что я в няньках не буду сидеть. Какая я еще бабушка? У меня дел по горло.

– Мама, я и не прошу тебя об этом. Только узнай, не сдается ли где комнатка на окраине, поближе к реке.

– Да там полно комнат! Жить стали хуже, вот и рады бабульки любую копейку заработать. Матвеевна на Вольной улице меня на днях спрашивала, нет ли жильцов подходящих. У нее чистенько, хорошо. Так и быть, посижу с Илюшкой пару часов, а ты давай-ка прямо сейчас ноги в руки и беги узнавать, что к чему.

– Спасибо, мамочка!

Маринка умчалась. Когда она быстро шла по знакомой дорожке в сторону реки, сердце у нее билось быстро и гулко. Было такое ощущение, что она наконец вернулась к себе самой. Такими родными были дальний лесок, невысокие домики, речная близость, что у нее защемило сердце. А главное – частью всего этого близкого и родного, без чего ее, Маринкину, жизнь нельзя даже представить, был Димка… Вдруг разом прошли обиды, которые грызли еще с прошлой осени. Как было бы здорово увидеть его, просто спросить, как у него дела. Интересно, какой он отец? Маринка улыбнулась. Она уже знала, что скоро они снова встретятся…

В тот же день Маринка с Илюшкой переехали к Матвеевне. Ее небольшой, аккуратный домик в три окна стоял совсем недалеко от реки, перед ним был небольшой огородик, а прямо за оградой начиналась большая поляна. Илюшке здесь точно будет хорошо!

Ей совершенно не хотелось ни с кем общаться, кроме сына. Она брала рано утром маленького на руки и шла к реке. Илюшка не плакал, но с удивлением таращился вокруг. Если б только знать, что он там видит своими голубыми глазками! Матвеевна по своей инициативе приносила для него с рынка парное молоко. И за какую-то неделю малыш заметно посвежел, поправился, стал спокойнее спать ночами. Совсем по-другому зажила и Маринка – ее успокаивали природа, река и близость маленького, безумно любимого существа, сына, которого она ни на минуту не спускала с рук.

Однажды в выходной Маринка не спеша шла по городской улице в магазин. Илюшка мирно спал в коляске. Вдруг сзади ее кто-то тихо окликнул. Она обернулась. Прямо за ней чинно шла супружеская пара, тоже с детской коляской. В высоком, стройном мужчине она узнала того, о ком столько думала в последнее время.

– Димка! – только и смогла сказать Маринка.

– Здравствуй! – Димкины глаза потемнели и увлажнились.

– Ну как ты? Кто там у тебя? – Маринка сделала шаг по направлению к его коляске.

– Ну я и болван! – вдруг сказал Димка в своей обычной нагловатой манере. Так он вел себя, когда очень смущался. – Я же вас не познакомил! Светка, это Марина Смирнова… Или ты теперь не Смирнова?

– Та самая Марина?.. Много слышала. – Светка загадочно улыбнулась.

– Марина, это Света. Впрочем, заочно вы знакомы.

– Как это? – удивилась Димкина жена.

– Очень просто. При случае расскажу.

Тут разбуженный разговором Илюшка проснулся и громко заявил о своем существовании. Маринка взяла его из коляски на руки:

– А вот и мы!

– Какой хорошенький! – подскочила сразу Светка. – Мусипулечка просто!

– А на кого это он похож? – с подозрением спросил Димка, приглядываясь к младенцу. – Уж точно не на тебя. Такой светленький! Наверно, на твоего московского мужа, да?

Илюшка мгновенно перестал плакать и внимательно посмотрел на Димку. Потом улыбнулся и протянул к нему ручонки.

– Вот уж нет, еще этого не хватало! – отпрянул тот и спрятался за жену.

– Дима, как тебе не стыдно так говорить! – сказала ему строго Света. – Это же всего лишь ребенок!

– На кого же ты и вправду у меня похож, сыночек? – отозвалась Маринка, всеми силами пытаясь отвлечь малыша от пристального созерцания Димки. – А вашу крохотулечку можно посмотреть?

– Конечно! – разулыбалась Светка и приподняла полог коляски. Там лежало маленькое существо в розовых пеленках.

– Ой, девочка, лапочка! – восторженно выдохнула Маринка. – А как зовут?

– Ленка! – гордо заявил Соловьев. – Моя точная копия, между прочим.

– Ну здесь наши мнения немного расходятся. – Светка хитро подмигнула Маринке. – Этот замечательный отец даже роды проспал, но это сейчас не важно.

Тут Илюшка снова зашевелился и начал улыбаться Ленке во всю ширину большого беззубого рта. Маринка немедленно разулыбалась вместе с ним:

– Ты мое солнышко! Красивую девочку увидел, да? Это почти твоя сестричка…

– Лучше бы он никогда не видел красивых девочек! – неожиданно мрачно заявил Димка. – Светка, нам домой пора. А то Ленка проголодается, опять орать будет. И так голова болит. Поехали!

– Марина, мне было очень приятно с вами познакомиться. Я много слышала о вас от Смелова из райкома, как вы с детьми работали. Может быть, мы как-нибудь увидимся?

– Непременно! Я тоже была бы рада. Заходите!

– А ты разве не на выходные из Москвы приехала? – удивленно спросил Соловьев. – Ты вообще где живешь?

– На Вольной, у Матвеевны. В Москве сейчас жарко, душно, Илюшке там было плохо. Вот и приехала на лето.

– Ладно. Значит, еще обязательно увидимся!

Димка обернулся и вдруг улыбнулся на прощанье. Ветер растрепал его волосы. Совсем как в детстве! У Маринки снова земля поплыла под ногами, как будто она окунулась в глубокие омуты родных серо-голубых глаз. Она покрепче прижала к груди Илью, отвернулась, стараясь не выдать нахлынувших чувств.

На следующий день, как обычно, Маринка сидела в излюбленном укромном местечке на поляне у реки. Здесь ее никто не беспокоил, и она скинула одежду, просто загорала, подставляя усталое тело горячим лучам. Илюшка мирно спал под деревом в коляске, занавешенной от яркого солнышка. Молодая женщина откинула голову и смотрела на бегущую речную воду, отражающиеся в ней облака. Не хотелось ни о чем думать, только целиком отдаться этому мгновению. Природа как будто забирала себе все печали, растворяла их в светлом просторе своей благодати. Вдруг рядом что-то заскрипело, зашуршало, и на поляне появился Димка Соловьев с детской коляской. Он был в коротких шортах и белой футболке, на носу красовались солнцезащитные очки.

– Привет! – помахал он рукой, оставил коляску и подошел к Маринке. – Так и думал, что ты здесь сидишь. Где же еще?

Обомлевшая от неожиданности, Маринка начала торопливо набрасывать на плечи кофточку.

– Димка, ты! Нельзя же так людей пугать! – прошептала она.

– Да ладно тебе! Что я, баб, что ли, в жизни не видел? Вот удивила! Сиди загорай! Я и не смотрю вовсе. – Димка сел поодаль и демонстративно отвернулся от Маринки.

– Ты бы хоть коляску с солнца убрал, а то малышка проснется, беспокоиться будет! – сказала Маринка.

– Ты считаешь? – Димка пружинисто поднялся и откатил коляску в тень. – Слава богу, спит моя дочь. Можно расслабиться.

Он вытащил из кармана пачку сигарет и затянулся:

– Будешь?

– Нет. Ты бы тоже не курил, а то дети рядом…

– Дети, дети… Кругом только дети, никакой личной жизни! Надоело! – проворчал Соловьев, но сигарету потушил и сел поближе.

Несколько минут они молчали, глядя в разные стороны.

– Я все думал, – неожиданно вдруг начал он, – какая ты приедешь? Будут у тебя косы или такая корзинка на голове, как в школе? А ты постриглась…

– Да, чуть-чуть… Много волос во время беременности потеряла, тяжело мне было. Вот и укоротила немного. А что это ты в разгар рабочего дня с коляской гуляешь? – резко сменила тему Маринка. – Сегодня же понедельник, все нормальные люди работают.

– А кто тут нормальный, – подал голос Димка, – я, что ли? – Маринка изумленно на него посмотрела и собралась что-то сказать, но он не дал ей этого сделать. – Не напрягайся, я пошутил. Просто я такой… веселый человек по жизни. На самом деле, в нашей семье работает Светка, у нее это лучше получается. А я занимаюсь домашним хозяйством.

– Но сейчас же лето, занятий в школе нет! Где же она работает?

– Ну не только же в школе работать можно! Она на базе приемщицей летом подрабатывает. У нее там знакомые. Помнишь, фильм такой был «Усатый нянь», это про меня, только усы у меня не растут. Вот занимаюсь Ленкой.

– А живете вы со Светланой где, по-прежнему в коттедже?

– Нет, куда там! Это почти детективная история! – нехорошо рассмеялся Димка. – У меня же прошлой осенью бабка умерла…

– Да ты что! – всплеснула руками Маринка. – Я даже не знала. Почему мне не сказали? Я бы обязательно приехала…

– А ты что, мне свой московский адрес оставила и звонить просила? – ухмыльнулся Соловьев. Маринка густо покраснела.

– И что же?

– А вот что. Приехал отец, продал дом. Нечего, говорит, всяким лоботрясам, которые мое имя позорят, мое честно нажитое имущество портить. И уехал обратно в Штаты. А жена моя уже беременная была. Что делать, мы к Светкиной матери переехали. Там и живем – впятером в двухкомнатной квартире. Весело! Если к осени денег немного скопим – снимать будем. В очередь на жилье встали. Пока откладывать ничего не получается, все на ребенка уходит…

– Знакомая история…

– А ты что, счастлива с твоим этим… – Димка скорчил страшную рожу. – Старпером министерским?

– Димка! – Голубева строго на него посмотрела. – Во-первых, Павел Иванович и не старпер вовсе, ему всего сорок два. Мужчина в расцвете сил!

– Да уж! – Соловьев кивнул в сторону коляски. – По нему это заметно. Где ты только отыскала такого?

– А во-вторых, ты не должен так про него! Он очень хороший человек. И меня любит. Не то, что некоторые! – Маринка вдруг всхлипнула и отвернулась.

– Да ладно, чего ты! Нервная какая, а еще москвичка! Не закаляет тебя жизнь, я гляжу. – Димка придвинулся и обнял Маринку за плечи, от чего она только сильнее стала всхлипывать. – Ну прости, пожалуйста. Дурак я ненормальный, сам не понимаю, что говорю. Павел Иванович очень хороший и молодой красавец, мустанг просто, только ты не реви!

В этот момент раздался громкий писк из Маринкиной коляски. И тут же ему басовито завторил голосок Димкиной дочери.

– Ну вот, даже дети от твоих слов разрыдались, не то что я. Мне-то что, я привычная, кроме слез, что от тебя еще видела? – грустно сказала Маринка и, украдкой смахивая слезы, пошла к коляскам. Димка по-прежнему сидел на месте, глядя на реку.

Маринка взяла на руки Илюшку, потом Ленку и, напевая им что-то негромко и укачивая, медленно пошла с обоими по полянке. Дети мгновенно успокоились.

– Ну ты даешь! – восхищенно глядя на нее, сказал Димка. – Просто мадонна с младенцами! Жаль, что я не Микеланджело! А то нарисовал бы…

…Так начался следующий, относительно счастливый и спокойный период Маринкиной жизни. С утра они с Димкой встречались на заветной полянке и проводили там целый день. Вместе кормили, баюкали, переодевали детей. Если шел дождик, Соловьев приезжал в дом к Матвеевне, и они с Маринкой занимались детьми там. Иногда Димка оставлял свою Ленку у подруги, а сам шел в магазин, чтобы купить для детишек что-то необходимое. Скидывались на общие нужды обычно пополам. Маринка, зная Димкино незавидное финансовое положение, еще и помочь ему пыталась, жалела его, надеялась, что еще выправятся каким-то чудом у него дела. Но день бежал за днем, а чудес не происходило.

Несколько раз в неделю, когда все новые родственники Соловьева были на работе, Маринка с Илюшкой приезжали в гости к Димке. В квартире его тещи была горячая вода, и можно было спокойно искупать детей. Вместе ездили они в детскую поликлинику делать прививки. Светка просто нарадоваться на такую дружбу своего бестолкового мужа не могла: Ленка теперь была всегда спокойная, ухоженная, улыбалась и неуклонно прибавляла в весе. Маринка стала самым желанным гостем в ее доме.

Единственный, кто не одобрял Маринкиного странного сближения с Димкой, была Лидия Ивановна, которая сразу почуяла неладное в этой дружбе и постоянно доставала дочь расспросами:

– Маринка, что ты делаешь? Люди все видят. Вы же ни на минуту не расстаетесь. Скажи, ты снова за старое? Вы любовники, да?

– Нет, не любовники. Просто мы вместе занимаемся детьми.

– Уж мне-то не рассказывай! Я помню, как вы еще в седьмом классе математикой вместе занимались! Ну зачем тебе это надо? Ладно, был бы мужик. А то полная бестолочь! Светку тебе не жалко?

– А с ней у нас очень хорошие отношения.

– Ничего не понимаю! Но ты точно доиграешься! – предсказывала мать.

В начале августа в Петровское с намерением забрать жену и сына обратно в Москву приехал Голубев. Видимо, его тоже грызли необъяснимые предчувствия. А может, беспокойная Маринкина мать настучала…

– Какая-то неправильная ситуация получается, – ворчал Павел Иванович. – У нас благоустроенная квартира в Москве, а ты торчишь тут в непонятной халупе, все удобства на улице. Она же не приспособлена для ребенка! А врачебная помощь? Тут же настоящая деревня! К тому же жара в Москве спала, можно возвращаться…

– Дорогой, – Маринка была спокойна и тверда как кремень, – спроси кого угодно, любого детского врача. Ребенку нужен свежий воздух и здоровое питание. Тут я вполне могу все это обеспечить. В местной поликлинике у меня все знакомые, так что в любое время могу консультироваться. В Москве же такого нет…

– Ты уверена в том, что тебе тут лучше? – исчерпав аргументы, обреченно спросил Голубев.

– Да, я убеждена в этом. Да ты посмотри на своего сына, на меня! Все гораздо лучше, чем было! Мы останемся до конца сентября… Пока хорошая погода, надо пользоваться моментом.

Так и уехал Павел Иванович в Москву один. Маринка с тяжелым сердцем вернулась к нему не в конце сентября, как планировала, а только в ноябре, когда выпал снег и тянуть с отъездом дальше уже было просто нельзя.

В Москве все снова стало обыденным и серым. Потянулись скучные, одинаковые дни. Большой город нервировал Маринку, вызывал состояние страха и подавленности. Илюшка снова стал беспокойным, плохо спал и все время болел. Несколько раз в неделю Маринка моталась с ним по врачам, которые выписывали какие-то капли, микстуры, но все было бесполезно. Простуды, аллергии, расстройства у ребенка продолжались.

Голубев был тоже угрюм и нервен. Его дела шли все хуже, его таки уволили из министерства, и теперь он находился в постоянном поиске случайных заработков. С Маринкой они почти не общались. Когда он возвращался домой поздно вечером, она частенько уже спала рядом с сыном, полностью вымотавшись за день и предыдущую бессонную ночь. Она несильно страдала от недостатка общения с мужем: к этому времени Павел Иванович начал ее отчаянно раздражать, хотя она стоически пыталась держаться и не показывать этого.

Вскоре дошло до первых серьезных конфликтов. Голубев настаивал на том, чтобы они отдали малыша в ясли.

– Тебе надо идти работать! Мы не выдержим! Я не смогу вас обеспечить!

– Ты только о деньгах думаешь! Я не отдам ребенка в ясли. Только через мой труп! – кричала Маринка, прижимая к груди испуганного сына. Такие разговоры мгновенно выводили ее из себя.

– Все дети ходят в ясли – и это нормально. Наш что, особенный?

– Особенный, представь себе! Он дома-то беспрестанно болеет, а что будет в яслях? Тебе вообще что важнее, какие-то деньги или твой сын?

Голубев потел и сдавался. Маринка хлопала дверью и уходила в спальню. И такие стычки повторялись каждую неделю.

По весне навестить Маринку приехала мать и привезла много разных новостей.

– Ты не представляешь, дочь! – говорила она, вытирая слезы большим носовым платком. – Николай спивается совсем. Что делать – не знаю. Третью неделю из дома не выходит, горькую пьет. А ведь не мальчик уже, здоровье-то шалит. Что делать?

– Ох, говорила я тебе, мама! Нечего его было распускать и баловать! Сама виновата.

– Но я же люблю его, он меня моложе… А вдруг уйдет? Что мне с ним делать, Маринка?

– Уйдет – туда ему и дорога! А что делать с ним, я не знаю… Лечить, наверно, надо, если еще не поздно. – У Маринки не было никаких представлений о том, что делают в таких запущенных случаях с алкоголиками.

– А ты думаешь, я сложа руки сидела! Да я в нашем диспансере всех напрягала! Чего только не делали – не помогает! А ехать на лечение он категорически не хочет. И правильно, что он, хроник какой? – Мать помолчала и заговорила умоляющим почти голосом: – Дочка, я знаю, что надо…

– Что, мама? – Маринка уже примерно представляла дальнейшее развитие событий.

– Надо его закодировать! Такая новая методика есть… После этого вообще не пьют, трезвенниками делаются. К нам в выходные врач-экстрасенс из Москвы приезжает, собирает людей в ДК и кодирует.

– Ну закодируйте! – Маринка всегда скептически относилась ко всем экстрасенсам, но понимала: мать не переубедить.

– В этом и проблема, – помяла платок мать. – Денег у меня на это дело нету. Ты же знаешь, Николай не работает, Кристька учится и хвостом крутит, кормить-одевать всех надо… А тут он учудил…

– Что еще?

– Ну продал Николай телевизор наш цветной и весь хрусталь вынес из квартиры…

– Да гони ты его, мама, в шею, – не выдержала Маринка. – Я тебе уже давно говорила. Это же просто сволочь!

– Не смей так о нем! Он твой отчим, он Кристинке отец!

Маринка встала из-за стола и налила себе чай, чтобы успокоиться. Спорить с матерью было бессмысленно. Лидия Ивановна сидела с обиженным видом и громко хлюпала носом. Пришлось подавить все сильнее накапливающееся раздражение. Она подошла к матери и взяла ее за плечи:

– Что я могу сделать для тебя, мама?

– Дочь, помоги! – сразу воодушевилась Лидия Ивановна. – Нужны деньги, чтобы Николая закодировать. Потом все будет хорошо. Он пойдет работать, и мы тебе все отдадим.

– Сколько? – Маринка вздохнула и пошла к своему тайнику в старой швейной машинке, куда складывала мелкие деньги на одежки к лету Илюшке и себе.

– Да сколько дашь! Вы же тут в Москве, вам проще, чем нам, в провинции.

– Держи, мама. – Голубева, не пересчитывая, отдала ей все деньги. – Только не покупай ничего Николаю, я тебя очень прошу!

– Вот спасибо, дочь! – обрадовалась Лидия Ивановна, заворачивая деньги в платок. – Выручила меня.

В спальне заплакал Илюшка. Маринка вышла и вернулась, держа его на руках.

– А что это он у тебя такой худенький, дочь? Плохо кормишь, наверно?

– Мама, перестань!

– Ладно, не обижайся. А у Соловьева-то твоего такое происходит! Бедный Лев Дмитриевич! За что все это на его голову сыплется?

– Что еще? – У Маринки сердце в пятки ушло. – Что-то с Димкой? Или с Ленкой?

– С охламоном-то этим что будет! Ему море по колено. Все нормально у твоего Димки. Гуляет по-черному, девок по всей округе портит. Хоть и больной, а все туда же!

– Мама, почему больной?

– Весь город знает, что он с головой не дружит, только тебя жизнь ничему не учит! Как околдованная! – вскипятилась мать.

– Ладно, проехали. Так что случилось?

– Светка, бедная, на двух работах разрывается, а он, скотина, катается на лыжах, отдыхает и, представь себе, поет в городском хоре!

– Это Димка-то поет? – Маринка не удержалась и прыснула.

– Тебе все хиханьки! И сестрица Димкина тоже тот еще фокус выкинула… Вот семейка!

– Наташка?

– Она самая. Как Лев Дмитрич все это пережил? Я как мать его так понимаю! Бедный человек. Все сделал для своих детей, а они его так…

– Мама, говори скорее, что с Наташкой? – ] воскликнула Маринка взволнованно.

– «Что», «что»! У нее же все было хорошо: отличница, последний курс, отправляют за границу на работу. Постарался отец-то для дочери. Уже почти все документы оформлены были… И тут во время медкомиссии выясняется, что она беременна! Такой позор отцу! Какая уж тут заграница! Отец, умный человек, сразу ей сказал: делай аборт, попробуем все уладить. А она уперлась – не буду, и точка!

– Может, и правильно сделала? – задумчиво сказала потрясенная новостями Маринка.

– Ты точно не в себе, девка! Я тебе всегда говорила, ты ненормальная, вся в отца, он тоже психованный был! – торжественно произнесла мать. – Ну так слушай дальше. Эта вертихвостка не только насчет аборта отца ослушалась, но и замуж против его воли вышла, представляешь! За какого-то ханурика, рыночника! Ни жилья у него, ни денег! Мотается туда-сюда. Это она-то, красавица, которая с будущими дипломатами училась, могла себе даже принца испанского захомутать. Ужас какой!

– Мам, а где они с ним живут?

– Лев Дмитрич, благородная душа, оставил им квартиру в Москве. Наташка все-таки его любимица была. Там и живут. А рожать ей уже летом…

Осчастливленная Лидия Ивановна, рассказав еще какие-то местные новости, торжественно отбыла в Петровское. А Маринка не спала всю ночь – сидела в задумчивости у кроватки Илюшки. Павел Иванович безмятежно храпел в соседней комнате. Как же быстро летит время! У ее маленькой Наташки-первоклашки будет ребенок! А кажется, что она сама еще настоящий ребенок в белых кудряшках… Все в памяти, до мелочей. Даже те варежки, которые она когда-то Наташке подарила. Впрочем, сколько лет они уже не виделись? Наверно, лет пять… Девочка должна была сильно измениться за это время, повзрослеть! Как она сейчас? Мать права, Наташка своими руками сломала карьеру, к которой так стремилась. Как Димка. Что она обрела взамен? И стоят ли мужчины того, чтобы ради них так круто разворачивать жизнь?