Текст книги "Маринкина любовь"

Как-то так получилось, что Маринкины интересы все чаще теперь приводили ее в Петровское. Тем более что Наташка с мужем купили в Петровском небольшой дом и Маринка помогала им осваивать это дачное хозяйство. Димка тоже время от времени появлялся там – то огород вскопает, то подстрижет кусты. Однажды даже получилось так, что Маринка осталась в этом доме одна вместе с Серегой и Димкой. Комнаток в доме было всего две, мужчины расположились в одной, Маринка – по соседству. Тут нужно отметить, что с того самого первого мгновения встречи на крестинах Серега искал любые поводы, чтобы увидеться с Маринкой. Наташа, зная мужа, старалась всеми правдами и неправдами их общение ограничить. Маринка помогала в этом чем могла – Серега ей сразу не понравился, он чем-то напомнил ей отчима Николая. Общаться с ним она не имела никакого желания. А тут вот сложилось так, что Наташа по делам была вынуждена срочно уехать в Москву, а Маринка этого сделать просто не смогла – ей пришлось остаться в Петровском.

– Присмотри за ними, пожалуйста! – попросила ее Наташа. – А то они без меня тут напьются как свиньи и завтра не поднимутся. Я их знаю. А нам еще картошку посадить надо…

– Езжай спокойно! – ответила Маринка. – Я все сделаю.

Но, несмотря на ее контроль, Димка с Серегой умудрились-таки где-то выпить, пока она мыла посуду после ужина. Наверно, в огороде у них была припрятана заначка. В дом вернулись уже веселые, шумные.

– Как вам не стыдно! – всплеснула руками Голубева. – Что я завтра Наташе скажу? А ну марш спать!

– Только вместе с тобой! – ответил Серега, нагло улыбаясь.

– Нет, вместе с ней буду я, правда, Маринка? – рассмеялся Соловьев.

Маринку это страшно разозлило.

– Что за разговоры такие? Вам обоим кровати в гостиной застелены. Обоим, я сказала! – Она увернулась от Димкиных объятий. – Завтра разбужу в пять часов! Огород сажать надо.

– Ах какая она строгая! – мечтательно оскалился Серега. – Мне как раз такие недоступные нравятся!

Побузив еще некоторое время, мужчины отправились спать. Угроза про ранний утренний подъем оказалась действенной.

Маринка похлопотала еще некоторое время на кухне и решила, что ей тоже пора лечь. Переоделась, на всякий случай закрыла дверь на защелку. Улеглась в постель, но сон не шел. Минут через пятнадцать, когда в доме стало совсем тихо, она услышала под своей дверью шаги. Дверь осторожно попытались открыть, но она не поддалась.

– Маринка! Это Серега. Открой, знаю ведь, что не спишь. Как вообще без мужика можно спать? Открой…

– Проваливай, Серега, проспись. А то Наташе все завтра расскажу. Не поздоровится тебе.

Серега еще немного потоптался под дверью, ругаясь под нос, потом ушел спать. Маринка села в постели и прислушалась. Через некоторое время из соседней комнаты донеслось чье-то ровное сопение. Ну слава богу!

Но не тут-то было!

– Марин, ну что ты, в самом деле? Открывай! Это я… Теперь под дверью стоял Димка.

– Дим, я устала. Иди спать.

– Ну Марин…

– Серега проснется. Утром все Наташке расскажет. Иди-иди…

Димка вздохнул и послушно ушел. Голубева рассмеялась про себя. Спать уже не хотелось вовсе. Она лежала, всматриваясь в сумерки за окном, и думала о том, какая была дура, когда сделала аборт. Был бы у них сейчас ребеночек, светловолосая Наташка, сестричка Илье, и ничего больше в жизни не надо было бы. Может, еще удастся родить?

Минут через сорок из соседней комнаты донеслось шевеление, кто-то тяжело встал и подошел к двери:

– А плевать мне на Наташку! Открывай! Я на тебя с первого дня смотрю, какая ты красивая и несчастливая!

– Иди прочь, Серега! Сейчас Димку разбужу.

– Не разбудишь! Он храпит как паровоз. Полный тюфяк! Открывай!

– Серега, ты меня знаешь. Сейчас в лоб получишь. Проваливай. А то ночь в милиции закончишь.

Хрупкая дверь прогнулась несколько раз под Серегиным нетрезвым натиском, но выдержала.

– Ишь какая недотрога! Больная небось. Вот другая на твоем бы месте…

– Вот к другим и иди. И вообще, не больная я, а беременная. Беременных не трогают. Иди спать.

Этот аргумент оказался самым действенным. Серега тут же затих и ушел. Маринка села в кровати и отдышалась. Только скандала с Наташкой по такому поводу не хватало! Ночь медленно катилась к рассвету. Она подошла к окну, распахнула его. И в этот момент внизу, под самым окном, раздался тихий шум и мелькнула какая-то мужская фигура. Через мгновение кто-то уже висел снаружи, держась за ее подоконник. Маринка пригляделась и ахнула.

– Димка, ты с ума сошел? Ты же Серегу разбудишь…

– Не разбужу. У меня большой опыт… Не впускала, так я сам к тебе влез!

Маринка рассмеялась и вместе с Димкой упала на кровать. Они занимались любовью до самого рассвета.

Проснулась Маринка, когда солнце было уже высоко.

– Дим, вставай, Дим! – начала она трясти друга. – день на дворе. Наташка с Юлькой скоро приедут. Да вставай же!

Димка, улыбаясь, потянулся и обнял Маринку. Солнечные зайчики бегали по его лицу.

– Как хорошо! Разве уже пора вставать?

– Пора, пора! – Маринка, отбившись от его объятий, спешно одевалась, выглядывая в окно. – Что мы Сереге скажем?

– Да пошел он…

Когда они вдвоем, счастливые и заспанные, вышли на крыльцо, Серега уже ковырялся на улице. Он был зол и мрачен. Перед ним стояла пепельница, до краев набитая окурками.

– С добрым утром!

– С добрым! – отозвался он, разглядывая парочку. – Кто-то, кажется, собирался вставать в пять утра и копать огород. Я по вашей милости глаз не сомкнул! Неужели нельзя было потише? Всю ночь испортили!

– Ты понимаешь, Сережа, – начала оправдываться Маринка, но Димка наступил ей на ногу:

– Не стоит!

– С виду такая строгая, недоступная! А на деле б…. как и все бабы, – констатировал Серега. – Ты мне только объясни, почему с ним, а не со мной? И как же то, что ты мне ночью сказала?

– Сережа, это не то, что ты думаешь…

– Да! Как интересно! Вот держи лимон, съешь, чтобы рожа так не светилась. А то Наташка приедет – удивится очень.

– Понимаешь, мы с ним уже давно… Много лет…

– Ах даже так! Ну и хрен с вами.

Этого Серега явно выдержать был не в состоянии. Он чертыхнулся и пошел в дальний угол огорода, заложив руки в карманы. Вскоре к нему присоединился Димка. Они остервенело кидали землю лопатами, не глядя друг на друга, как будто соревновались в перевыполнении стахановского плана.

Во второй половине дня приехала Наташка с дочерью и только руками развела:

– Ну и работники! Не верила, что вы и половину-то участка вспахать успеете, а вы уже почти весь обработали. Наверно, с раннего утра трудитесь?

– Да уж, – хмыкнул Серега, – только кто трудится на участке, а кто и еще кое-где.

Когда сели обедать, Наташкин муж все время, как будто пытаясь что-то понять для себя, придвигал Маринке то ароматный борщ, то тарелку с соленой рыбой. Та морщилась и отворачивалась, а в конце концов выбежала в туалет.

– Обрати внимание, Наташа, на нашу недотрогу. Ты не знаешь, что с ней такое?

– Да как обычно. – Наташа пожала плечами. – Чересчур чувствительная.

– Ничего подобного, – с видом знатока произнес Серега, – это кое-что похуже.

– Заткнулся бы ты, – устало сказал Димка.

– Так, может, ты, Митюха, нам что-нибудь расскажешь? Колись, партизан!

– Не понимаю, что у вас тут опять происходит, – раздраженно сказала Наташа.

Еще пару дней Серега изводил Маринку, пока та не вспылила при всех:

– Да что ты все ходишь вокруг и около! Говори наконец, мне скрывать нечего.

– Ну это как сказать, – ухмыльнулся Серега. – Вы знаете, ребята, что наша чудесная крестная беременна?

Все за столом застыли. Первая пришла в себя Наташка:

– Марина, это правда? А что Голубев по этому поводу говорит?

– А при чем тут Голубев? – гнусно улыбаясь, продолжил Серега. – Ты своего брата спроси, что он по этому поводу думает.

– Марина, я не понимаю… Сережа, что ты имеешь в виду? Ты что дура, что ли? Не знаешь, что от моего брата рожать нельзя?

– Светке, значит, можно, а мне нельзя? Почему вы все мне всегда запрещаете делать то, что я хочу? Объясните мне наконец – почему? – взбеленилась Маринка.

Серега открыл было рот, для того чтобы сказать что-то язвительное, но перевел глаза на Димку и замолчал. Тот сидел с каменным лицом, белый как полотно.

– Митька, опять! – вскрикнула Наташка. – Вы совсем с ума посходили. Разве можно его так волновать? Он же помрет сейчас! Серега, волоки его на кровать, быстро! Маринка, уйди с глаз долой!

– Но что происходит?

– Я тебе сказала – уйди, не маячь! Доигрались уже!

Наташка с Серегой перенесли Димку в гостиную и закрыли дверь. Несколько часов они с ним возились, было слышно их тихое перешептывание, Наташка шуршала какими-то пакетами. Маринка посидела в одиночестве на кухне – и начала потихоньку собираться домой. Вокруг Димки по-прежнему была какая-то тайна, в которую ее даже теперь не пускали.

Самое странное произошло спустя месяц, когда Маринка обнаружила, что действительно беременна. Она удивилась и обрадовалась. Тогда Серега вроде повторил ее слова, а на самом деле, выходит, и впрямь догадался? Но из-за всех катаклизмов, которые случились тогда в ее жизни, родиться этому ребенку тоже оказалось не суждено. Произошел выкидыш, и врачи сказали, что детей у Голубевой уже, скорее всего, не будет.

С Наташкой они вскоре помирились и об этом эпизоде никогда не вспоминали. От любых вопросов о Димке она уходила, мгновенно превращаясь в фурию. А вот с Серегой Маринка старалась не общаться, хотя на фоне прочих событий причиненная им боль стерлась в памяти достаточно быстро.

Глава 9
ДВОЙНИК

А вскоре произошло знакомство Маринки с Вячеславом, которое реально перевернуло в очередной раз ее и без того не слишком устойчивую жизнь. Нельзя сказать, что для нее самой это знакомство было таким уж неожиданным, – скорее, Маринка сама себе все, что называется, накаркала… Лежала ночами и мечтала о том, чтобы пережить с кем-то все, что не получилось у нее с Димкой. Почти смирившись с тем, что с Димкой у нее никогда уже ничего не сложится, она грезила о мужчине, который будет таким же, как Димка, только лучше, моложе, красивее… Таким, какой он был тогда, когда они вместе с Борькой Смеловым ездили втроем на реку… Она была готова на все. Пусть будет что будет, только бы рядом был снова такой человек, пусть не Димка, но похожий на него!

И вот однажды поздно вечером это случилось. Маринка в домашнем халате как раз читала Илье перед сном «Тома Сойера». Вдруг услышала, как распахнулась входная дверь и в коридоре послышались смех и веселые голоса – мужа, Жени и еще кого-то незнакомого. Маринка не на шутку разозлилась: что за моду взял Павел, с тех пор как начался у него этот роман с Женей, – опять на ночь глядя кого-то приволок! Она вышла в коридор и приготовилась было выставить поздних гостей из квартиры или по крайней мере попросить их вести себя тише, и осеклась, онемела… Прямо перед ней в прихожей ее квартиры стоял совсем молодой Димка. То есть это был, конечно, не Димка, но как он был на него похож! Те же светлые волосы, только более золотистые, те же смешные веснушки и серо-голубые огромные глаза! Да и ростом он был повыше Димки – почти подпирал потолок… Но все это было заметно не с первого взгляда. Сначала же Маринка просто остолбенела.

– О, знакомься, жена! – громко начал Голубев. Он был явно в легком подпитии, что с ним случалось крайне редко. – А мы с Женей гостей привели. Вот Розочка, наша завуч по внеклассной работе. И Славик Весельцов, ее военный друг, защитник Родины! Товарищи, это моя жена, Маринка.

– Здрасте! – сказала Розочка и протянула Маринке тонкую ручку с ярким маникюром.

– Добрый вечер! – смущенно пробасил рыжий Славик откуда-то сверху.

– Очень приятно! – еле выдавила Маринка, машинально запахивая поплотнее полы халата.

Про эту самую Розочку она многократно слышала от мужа: тот добродушно посмеивался над ней. Ей было уже тридцать семь, а она ни разу не была замужем. Роль старой девы пугала ее отчаянно. Вот и стремилась Розочка заарканить любого, кто был в штанах. Видимо, на этот раз все сложилось удачно.

Маринке вдруг стало очень плохо. Ноги подкашивались, ее била крупная дрожь. Она никак не могла отвести глаз от Вячеслава – как будто прилипла к нему взглядом. А он, замечая это, отчаянно смущался, старался казаться незаметным, не понимая, чем обязан такому вниманию хозяйки к своей скромной персоне.

– Что-то ты бледненькая сегодня. Устала? – участливо поинтересовался Голубев. – Не волнуйся, мы долго не задержимся. Просто сегодня у меня юбилей работы в образовании, решили немного отметить… Посидим недолго и разойдемся. Хочешь, посиди с нами…

– Сначала мне надо пожелать ребенку спокойной ночи, – сухо сказала она. – Я вернусь. Наверное…

– Марина, не беспокойся, мы сейчас попьем чаю и сразу разойдемся. Постараемся не шуметь, – заверила Женя.

Маринка кивнула и быстро ушла в спальню. Казалось, что ее сейчас просто удар хватит. Уложив Илью и отдышавшись немного, она все-таки вышла на кухню. Там в самом разгаре был какой-то пикантный разговор. Раскрасневшаяся Женя смущенно хихикала, прикрывая рот ладошкой. Чаем, естественно, дело в этот вечер не ограничилось. Гости потягивали из чашек какое-то дешевое вино, а Голубев сидел в обнимку с бутылкой коньяка.

– О, наконец-то! – сказал он. – Мы только тебя и ждали. Садись. Славка, налей моей жене вина!

– Только не шумите, пожалуйста! Илье надо выспаться!

Вообще-то пить Маринке совсем не хотелось, но она, глядя на Весельцова, который своими загорелыми большими руками щедро плеснул ей в чашку ядовито-малиновой жидкости, сдуру зачарованно хлопнула все одним глотком. Голова закружилась. Чем я хуже других, подумала она, они, похоже, набрались к этому времени уже достаточно…

– Так вот, я продолжаю историю нашего знакомства, – весело сообщила Роза и закурила. – Со Славкой меня свела одна моя подруга. Она живет в том городе, где размещается Славкино училище. Сказала, что этот лейтенантик просто обалденный! И преподаватель, представьте себе, да! Но и я тоже не промах. Славка, подними майку!

Тот смущенно огляделся, посмотрел почему-то на Маринку и отрицательно покачал головой:

– Да что с тобой, Роза? Неудобно же…

– Чего неудобного? Все свои, сто лет знакомы. Давай! Роза энергично задрала Весельцову футболку. На его спине краснели свежие ярко-красные полосы. Роза горделиво обвела взглядом всех присутствующих и продемонстрировала свои наманикюренные ногти. Маринке снова стало плохо. Ей на секунду померещилось, что никакой это не Розин Славка, а самый что ни на есть настоящий ее Димка, которого демонстрируют общественности как породистого жеребца. Обида сжала горло.

– Ну все, посидели – и хватит, – раздраженно сказала она, – пора расходиться. Третий час.

– Марина права. – Женя интеллигентно закивала. – Ребята, нужно уходить. Всем завтра на работу.

– Я провожу Женю и останусь у нее, если ты не будешь возражать. Оттуда до работы ближе добираться, – прошептал жене Голубев, целуя ее в щеку.

– Конечно, только возьмите такси. Метро давно закрылось.

– И нас подбросьте по пути! – причмокнула Роза. – Впереди продолжение бурной ночи, правда ведь, Славик?

Тот кивнул тяжелой головой и снова покраснел. Его серо-голубые глаза увлажнились и потемнели, и у Маринки снова перехватило дыхание.

Гости ушли, распрощавшись. Маринка задумчиво перемыла посуду и села на кухне у стола. Вылила в чашку остатки вина и залпом выпила. Сегодняшняя встреча поселила в ее сердце предчувствие, которое властно подчинило все ее мысли, а главное – желания. Маринку снова куда-то несло, а она барахталась, не понимая, что ей делать.

На следующей неделе Маринка поехала навестить тетку в Подмосковье. В воскресенье, собираясь отправляться назад, купила почему-то билет в Петровское. Позвонила мужу, сказала, что тетка плохо себя чувствует, ей надо задержаться. Обещала быть к вечеру. Пыталась объяснить себе, что соскучилась по матери, по Кристинке… Но на самом деле прекрасно осознавала, что ей обязательно надо увидеться с Димкой, обнять его, почувствовать родной запах, прижаться к груди. Встреча с красавцем Весельцовым словно пробудила тщетно подавляемые воспоминания. Маринка точно рассчитала время: три часа туда, три обратно, два с половиной с ним… Бешеной собаке сто верст – не крюк!

Она приехала в Петровское и сразу, не заходя к матери, пошла на берег реки, к лодочному ангару, где Димка обычно проводил большую часть времени. Похоже, предчувствие ее не обмануло: ангар был открыт и кто-то брякал там железом, наверное, возился с мотором. Первой Маринку заметила гончая собака Найда, которую Димка прикупил некоторое время назад для походов в лес. Найда была еще молодая и глупая, поэтому, выскочив из ангара, она радостно прыгнула на Маринку, лизнула ее в лицо горячим языком и тут же умчалась прочь – только пыль полетела. Затем из ангара выбежал озабоченный Димка. Едва кивнув Маринке, он крикнул ей:

– Жди здесь! – и помчался вслед за собакой. Маринка осталась растерянно стоять у ангара, не понимая, «что ей теперь делать.

– Найда, девочка моя! – раздавался из кустов встревоженный Димкин голос. – Куда же ты убежала? Иди ко мне, иди скорее!

Минут через десять он появился, одной рукой придерживая собаку за ошейник. Он присел, собака начала лизать ему лицо. Димка не уворачивался, довольно подставляя ей щеки.

– Моя красавица, Найдочка, смотри, это Марина… Как я тебя люблю, моя девочка! Не убегай больше!

Это было слишком даже для терпеливой, все прощающей Маринки. Она оказалась хуже какой-то гончей! Зачем она приехала? Он ее вовсе не ждал, ему без нее было очень хорошо с другой «девочкой» – Найдой…

Маринка круто развернулась на каблуках и побежала через кусты к дороге, смахивая с лица слезы обиды. Димка через мгновение понесся за ней следом. Рядом, высунув мокрый язык, радостно бежала Найда.

– Куда ты? Что с тобой, принцесса моя?

Маринка не отзывалась, ускоряя бег. Димка догнал ее довольно скоро и попытался в шутку повалить на траву. Она серьезно сопротивлялась:

– Дим, уйди. Я дура, полная дура! Я никогда не была тебе нужна! Мне не стоило приезжать к тебе!

– Да что ты мелешь? – взвился Соловьев. – Ты просто истеричка. Что я сделал не так? У меня просто собака убежала! Я ее догнал. Ничего же не случилось…

– Я для тебя хуже собаки!

Димка чертыхнулся и ушел. Найда еще раз облизала Маринку и покорно побежала следом за хозяином. Голубева кое-как успокоилась, села в автобус и вернулась в Москву. Настроение было самое отвратительное. Наконец она осознала свое подлинное место в его жизни – после всех жен, лодки, велосипеда и даже собаки! Дальше так продолжаться не могло. Маринка сжалась как пружина и с головой погрузилась в работу и быт.

А уже в следующие выходные в квартире Голубевых как гром среди ясного неба снова появился Весельцов. Маринка только-только начала успокаиваться, убеждая себя, что все самое страшное уже позади, что она наконец отрывается от болезненной, тяжелой зависимости от Димки. Но оказалось, что это далеко не так…

Вячеслав приехал в гости к Розе на выходные, и в субботу Павел Иванович затащил его к себе домой. Причина была какая-то абсурдная: у Голубевых были бесконечные проблемы с унитазом, а Славик якобы слыл непревзойденным мастером этого дела. В общем, часа три он, согнувшись в три погибели, ковырялся в сортире, а Маринка приносила по его просьбе какие-то инструменты. Потом он долго и шумно мылся, вытирал полотенцем красивое, загорелое тело, а Маринка не сводила с него глаз. И каждый раз вздрагивала, когда довольный починкой унитаза Голубев нежно называл его Славиком. В ее глазах это был Димка – и только он!

Когда сели обедать, благодарный Павел Иванович попытался завязать с гостем разговор. Но Весельцов не был словоохотлив. Говоря что-то, он густо краснел и немного заикался, стараясь отделываться междометиями. Он даже ложку держал как Димка! Маринке снова показалось, что она видит сон, который непременно скоро закончится.

Но не тут-то было. Роман Вячеслава с Розой развивался, он часто мотался к ней в Москву. Вероятно, дело у них шло к свадьбе. По крайней мере, такой счастливой и окрыленной, по оценкам Павла Ивановича, Розочку еще никогда не видели. Они вместе приходили к Голубевым, несколько раз всей компанией ездили за город на шашлыки… Вряд ли Маринка и Вячеслав обмолвились за все это время даже десятком предложений. Наоборот, в компании они старались вовсе не смотреть друг на друга.

А потом Маринка как-то сразу с ним переспала. Дело было по осени, когда все выехали в лес за грибами. Так получилось, что Маринка и Славик сначала немного отбились от остальных и ходили рядом по какой-то поляне, потом он нагнулся срезать найденный гриб, она инстинктивно опустила руку потрепать его по густым светлым волосам… Она любила в этот миг вовсе не его, ей бы такое в голову не пришло, и тянулась совсем не к нему. Перед ней был живой, милый, знакомый до каждой ложбинки Димка, по которому она снова отчаянно соскучилась.

– Ничего себе! – потрясенно сказал Весельцов, когда все закончилось. – Вот уж не ожидал от тебя! Казалась такой холодной!

– Димка! – Маринка, не открывая глаз. – Как же мне хорошо!

Славик непонимающе посмотрел на нее, но ничего не сказал. Издалека послышались голоса. Женский требовательный голос громко звал Славика.

– Вставай скорее! Там Роза…

Эти его слова мгновенно привели растаявшую Маринку в чувство. Ощущение было такое, как будто на нее среди ночи вылили ушат холодной воды.

– Боже, что я сделала! – Округлившимися от ужаса глазами она смотрела на себя, на застегивающего брюки мужчину, на густой хвойный лес вокруг. – Прости, прости! Я не знаю, что это было!

Она вскочила и начала лихорадочно приводить себя в порядок. Славик удивленно смотрел на нее. Своими метаниями она напоминала сумасшедшую.

– Да нет, все очень даже ничего было, – наконец сказал он, – не волнуйся ты так.

От этих слов у Маринки началась истерика. Она рыдала в голос и не могла остановиться. А Славик, не зная, что делать, кругами ходил вокруг нее. А к ним уже быстро приближались Маринкин муж, Роза, Женя…

– Что с ней? – обеспокоенно спросил Павел Иванович.

– Упала, ногу поранила, – после секундного колебания флегматично сказал Славик. – Я вот поднял…

– Ты идти-то можешь? – озабоченно спросила Женя. – Или лучше мужчины донесут тебя? Славка, давай!

– Нет, только не надо нести! – испуганно вскрикнула сквозь слезы Маринка. – Я сама.

И опять зарыдала. Добрая, заботливая Женя усадила ее на сухую коряжку и, задрав штанину Маринкиных спортивных штанов, внимательно осмотрела ногу.

– Вроде бы ничего страшного, даже царапин не вижу! Не плачь! – вынесла она свой вердикт.

Голубев гладил жену по голове, успокаивая. И только Роза сразу что-то инстинктивно почуяла и все переводила недоверчивый взгляд с пунцового, понурого Славика на рыдающую Голубеву и обратно.

В следующий раз Вячеслав приехал к Маринке, когда Голубева дома не было. Он привез ей небольшой букетик полевых цветов. Маринка мялась на пороге, не зная, что ей делать.

– Но Павла нет дома… Заходи вечером, – наконец вымучила она.

– А мне не нужен Павел. Я к тебе приехал. Мне кажется, нам надо поговорить.

Еще секундное колебание, взгляд прямо в серо-голубые глаза – и Маринка распахнула перед ним дверь:

– Прошу. Только ты приехал в неурочный час. У меня не прибрано. И учти, у меня нет времени. Мне нужно скоро бежать… Мы не будем долго разговаривать!

– А долго и не надо! И беспорядком меня не испугаешь! Я вообще в общежитии, в части живу, насмотрелся всего. – Он обезоруживающе улыбнулся ей пухлыми, влажными губами.

Голубева снова почувствовала, что почти теряет сознание от его присутствия. Не было рядом никакого чужого Славика – был только Димка, помолодевший, коротко стриженный, родной. Такой, о каком она мечтала всю свою жизнь.

– Прости, я не знаю, что со мной, – прошептала она, медленно склоняя голову ему на плечо.

А он обнял ее своими огромными руками, поднял высоко – точно как Димка – и легко отнес в спальню. Только через несколько часов безумства странный дурман начал рассеиваться.

– Боже мой! Что же это опять? Что я делаю? – вдруг встрепенулась Маринка и села, встревоженно оглядываясь.

– По-моему, ты все очень хорошо делаешь, – улыбнулся Весельцов и вытянулся в кровати.

– Нет-нет, так нельзя! Сейчас же Илюшка придет… – Голубева взялась за голову, которая мучительно гудела. – Уходи!

Она вскочила, заметалась по комнате и стала швырять ему прямо в постель брюки, носки, рубашку.

– Да что с тобой?

– Уходи немедленно! И не смей здесь появляться. Никогда! Ты слышишь?

– Хорошо, хорошо… Ты только успокойся…

– Уходи!

Маринка побежала в ванную и закрылась там. Слава медленно оделся, аккуратно по-армейски заправил сбитую постель и постучал ей в дверь:

– Эй, ты там в порядке? Какая вожжа тебе под хвост попала? Ладно, не сердись, я уже ухожу…

И действительно – тихо закрыл за собой входную дверь и ушел. Маринка несколько дней снова была сама не своя. Присутствие рядом второго Димки лишало ее разума и воли, возвращало к тому, что она настойчиво пыталась забыть. Только инстинкт самосохранения еще кричал, что надо бежать от этой новой беды. От душевных метаний у нее поднялась температура, которая держалась несколько дней, несмотря на все лекарства. В бреду Маринка видела, как к ней приближается любимый, улыбающийся Димка, лет двадцати пяти от роду, но вдруг его лицо становится искаженным, незнакомым, изо рта выглядывают клыки – и он впивается ими прямо ей в шею…

Когда ей стало получше, Весельцов однажды днем приехал ее навестить. И Маринка его снова впустила – не понимая, зачем это делает. Она лежала в постели, а он сидел рядом на стуле и улыбался.

– Я же ничего не знаю о тебе, – слабым голосом сказала она, пытаясь скрыть свою радость от новой встречи, – расскажи.

– Что рассказывать? Не умею я. Я военный… Меня служить учили, а не языком болтать. Ну родился в Саратове. Мать умерла через три года…

– Умерла? – Маринка даже на локте приподнялась. – Быть такого не может!

– Почему ты удивилась? Я что-то не то сказал? – смутился Славик.

– Нет, продолжай, продолжай!

– Меня воспитали отец и мачеха. Отец тоже был военный, я его почти не видел. Разъезды сплошные. Мачеха занималась другими детьми. Меня в шестнадцать лет отдали в военное училище. Потом поездил по стране. И вот осел в училище, про которое ты знаешь…

– И где тебя все знают как отличного мужика! – съязвила Маринка.

– Это неправда… Вот. Отец умер три года назад. С мачехой не общаюсь, у них своя жизнь. А еще я от Розы ушел… Не могу больше разрываться!

Слава снова густо покраснел и затих. Голубева невольно залюбовалась его красивым, гладким лбом, светлыми ресницами, загнутыми кверху… Она потянулась к нему губами и прикоснулась к щетинистой щеке… Димка, Димка! Все возвращается на круги своя.

После болезни Маринка попыталась как-то собрать разбегающиеся мысли. В конце концов, она уже далеко не девочка. У нее семья, сын, работа. Устоявшийся, в целом благополучный быт. А тут в ее жизнь врывается нечто, что ставит под сомнение все дальнейшее существование в прежнем режиме. Разум твердил, что нельзя этого допускать. А душа… Душа ликовала, исполненная каким-то гибельным, но могучим женским торжеством. Ну и пусть настоящий Димка дважды отвергал ее детей и тысячу раз – ее саму. Теперь перед ней – его улучшенная копия. Красивый, сильный, молодой. Даже чересчур – на целых семь лет моложе Соловьева, а значит – ее тоже… Это не та жалкая месть, которую она устроила ему, выйдя замуж за Голубева! Теперь она может общаться с самим Димкой, только с лучшим – ах как хотелось ей тогда в это верить! Это лине главное доказательство женской силы – изменить любимому с ним самим? Пережить заново все то, что судьба не дала ей пережить с тем, единственным, незабвенным? Разум постепенно перестал сопротивляться, запутавшись в собственной аргументации, и, наконец, тихо сдался.

Бежали дни. Вячеслав стал приезжать все чаще. Маринка ходила с ним в кино и в дешевые кафе – на рестораны денег не было. Однажды они засиделись в таком заведении, и Весельцов опоздал на свою электричку, которая отправлялась полвторого ночи.

– Что теперь будет? Мне же даже пойти тут не к кому… Он стоял на перроне, как будто заблудившийся школьник,

с недоуменно-обиженным выражением лица. Маринка невольно рассмеялась:

– Как это – не к кому? У тебя тут Роза есть…

– Ты шутишь! – Славка поднял на нее глаза и покраснел. – Ну что я теперь буду делать?

– Да не дрожи ты так, герой-любовник! Не оставлю тебя на вокзале куковать. Поехали ко мне!

– Как – к тебе? А Павел?

– Павел уже спит. Едем!

– Ну если… Но…

Голубева рассмеялась и закрыла ему рот ладонью:

– У вас в армии все такие трусы? А кто же тогда родину защищает?

Они поймали такси и минут через сорок добрались до района, где жила Маринка.

– Сплошное разорение с тобой! Я еще не настолько богата, чтобы на такси ночами разъезжать… – Маринка улыбнулась, беря Славку за руку.

Когда входили в подъезд, Весельцов дрожал как осиновый лист. У квартиры Голубева сделала ему знак рукой, прислушалась и стала осторожно отпирать дверь.

– Марин, а может, я все-таки пойду? Неудобно как-то!

– Молчи!

В квартире было тихо, все спали. Славка быстро разделся у порога и замер, не зная, что делать дальше.

– Бери свои вещи и иди за мной! – прошептала Маринка.

Она на цыпочках прошла в гостиную, быстро разделась и, не зажигая света, нырнула под одеяло.

– А где же Павел?

– Мы давно не спим вместе. Он спит в одной комнате с Ильей. Иди ко мне! – Маринка весело протянула из-под одеяла руки. Славка осторожно залез к ней, нервно мотая рыжей головой.

– И все-таки это нехорошо!

– Кто бы говорил!

Не сомкнувшая за ночь глаз Маринка слышала, как Павел Иванович встал – как обычно рано. Из гостиной хорошо было слышно, как он умывался, возился с чайником на кухне. Потом проснулся Илья, прошлепал на кухню, где отец накормил его завтраком.

– А вдруг они зайдут сюда? – прошептал дрожащим голосом проснувшийся Весельцов.

Маринка отрицательно помотала головой и улыбнулась:

– Тоже мне Казанова! Не дрейфь!

И действительно, на кухне и в коридоре Голубев с сыном разговаривали приглушенным шепотом, даже собрались и вышли из дома быстрее, чем обычно.

– Фу! Отлегло, – шумно вздохнул Вячеслав. – Ну и ночка! Я так нервничал, что даже вспотел! У меня так в первый раз – чтобы при живом муже…

– А обычно при мертвых бывает? Нечего с чужими женами спать, тогда и потеть не придется! – парировала Маринка.

Она встала, весело напевая, набросила халат и вышла на кухню. Там для нее лежали, как обычно, приготовленные мужем два бутерброда. Чайник был еще горячий.