Текст книги "Останься со мной навсегда"

– Это ты? – Урмат сел. Он был растерян. Нургуль молчала. Она не знала, что сказать. Затем, через несколько мгновений, оперевшись о палку, встала.

– Мне пора… – она хотела сделать шаг к двери.

– Не уходи… Я думал, ты никогда не придешь… – Урмат взял руку Нургуль.

– Но я…

– Не говори, ничего не говори… – Он прижал её к себе. Волосы её пахли снегом. – Не уходи, слышишь…

– Я не могу, ведь я… – Нургуль трудно было найти слова, – мы совсем не знаем друг друга.

– Теперь знаем, я понял это еще летом.

– Я не могу так, у меня дети… – Нургуль попыталась освободиться.

– Это и мои дети.

– Ты никогда не сможешь заменить им отца! – с горечью сказала женщина.

– Ты никогда не сможешь простить себе, что я не смог стать им отцом! – Урмат повернул Нургуль к себе лицом и посмотрел в её глаза. – Разве ты мало страдала? Разве твои дети этого заслуживают? Скажи!

Нургуль закрыла глаза, маленькая слезинка скатилась по её щеке: «Нет. Не заслуживают».

– А ты? Ты сама? Разве ты не заслуживаешь счастья?

Нургуль отрицательно покачала головой.

– Ты заслуживаешь его! Ты слышишь меня? Слышишь? Я люблю тебя! Я люблю тебя, Нура!

И, словно эхо, в душе у Нургуль раздалось множественное «Нура… Нура…» Так её называл Анвар, когда они были особенно счастливы, когда они мечтали о хорошем.

Урмат не мог больше себя сдерживать. Он приблизился к лицу Нургуль, губы его почувствовали её губы. Поцелуй. Самый нежный, самый яростный, самый горький и самый сладкий.

На планете Земля появилась еще одна пара, блуждавшая в галактике межлюдских пространств жизни. Среди миллионов сердец, блуждающих до конца жизни, выпал случай сойтись на орбите именно этим двум созвездиям, потерянным и одиноким.

* * *

Зима еще долго не хотела уходить, возмущаясь в оправдание то мокрым снегом, то колючей изморозью. В конце концов, она сдалась, и на смену ей пришла весна. В марте Нургуль снова положили в больницу для снятия пластины. Операция прошла успешно, и через десять дней она была уже дома. Урмат всё еще не переезжал к ним, он не хотел, чтобы люди думали, будто он позарился на их квартиру. Хотя какое людям дело до этого?

Они были счастливы. Все! По-настоящему. По вечерам, когда Урмат приходил с работы, Бемка бежала и уже в прихожей бросалась Урмату на шею, весело визжа. Затем подходила Нургуль и, улыбаясь, наблюдала за весельем. Бакыт чувствовал себя взрослым, поэтому он чинно подходил и пожимал руку Урмату. Но потом, забывшись, бесился не хуже Бермет.

Гульмира Джакыповна заглядывала к ним раз-два в месяц. Всегда приносила с собой запах апельсиновых духов и кучу сладостей. Они пили чай, обсуждали цены, смеялись над проделками детей.

Лето незаметно пришло проливным дождем к концу мая. У детей начались каникулы. Бакыт на последний звонок понес самый большой букет, купленный по случаю Урматом. Это были огромные белые розы. В классе больше никто не смотрел на него косо, никто его не жалел. Он не отличался от тысяч таких же, как и он, школьников. На линейку вместе с матерью пришел и Урмат. Он аплодировал громче всех, когда Бакыту вручили грамоту за лучшие результаты по математике. Нургуль, сторонясь других родителей, пряталась за спину Урмата. Она не знала многих из них. Зато Урмат здоровался почти с каждым.

Летом решили всей семьей поехать в Боконбаево. Поставить памятник бабушке и Анвару. Сборы были суматошными. Нургуль волновалась и все время перебирала вещи, чтобы случайно не забыть что-нибудь. Урмат, видя её состояние, подошел и, обняв её, успокоил: «Всё будет хорошо. Не волнуйся».

Выехали рано утром. Пополудни они уже были на въезде в поселок. Выйдя из такси и расплатившись, они отправились к дому. Через поле, мимо дерева, которое росло прямо на середине поля, словно хозяин, оберегающий свои владения.

Саратан – это самый жаркий сезон лета. Солнце палит нещадно и изнуряет своими лучами всё живое. От зноя некуда спрятаться. Даже в тени этот зной пытается пробраться сквозь одежду и кожу. Воздух стоит горячий, и, кажется, что предметы приобретают чудные формы. Дерево в поле, как на экране телевизора, настраиваемого на цвет и качество изображения, идет волнами и только по приближении приобретает свою реальную форму. Дети бегут по полю вприпрыжку, им не страшен зной. Они бегут навстречу этому полуденному зною, делая вызов самой судьбе. Они в начале пути. Издалека видно, как женщина выходит на крыльцо дома. Она машет им рукой.

– Бабушка! Бабушка! – кричат дети. Нургуль и Урмат улыбаются.

Гульмира Джакыповна машет им рукой, она смеется, и её грузное тело сотрясается от смеха. Дети подбегают к ней и, обнимая, кружат её. Нургуль и Урмат присели на тахту, стоящую возле старого абрикоса. Их смех разносится далеко и поднимается высоко под облака, растворяясь в знойном полдне, ставшем для этих маленьких с высоты птичьего полета людей-муравьев, барахтающихся в своих заботах, радостях и печалях, берегом…

© Copyright: Назира Раимкулова, 2011

Останься со мной навсегда…

Чем ценна человеческая жизнь? Кто из живущих на планете, какой процент от семи миллиардов умов задумался о ценности жизни? Не о цене, а именно о ценности. Миллионы лет, сколько существует человечество, лишь единицы постигали эту ценность путем мучительных изысканий человеческой души. В современном мире ценность жизни человека настолько редко обозначается, это, скорее всего, обусловлено интегрированными темпами глобализации, поглощающей собой все ценности самой жизни и приводящие к деградации целого возрастного пласта. Всемирная гонка за пресловутым успехом и самореализацией затерла общепринятые моральные устои, этические нормы, оставляя лишь животный аппетит для достижения целей, не являющихся априори ценности.

Зима пришла в город без предупреждения, впрочем, она всегда так делала. Сначала заглядывала в окна легкой изморозью, пугая горожан заморозить отопительную систему, затем хрустящим настом уличных луж предупреждала, что не шутит. Горожане беспечно относились к выходкам зимы, но всякий раз бывали этой беспечностью наказаны. Вот и в этот раз они попались на уловки зимы, хитро расставившей свои ловушки.

С самого утра не хотелось вставать и ставить чайник. Что-то подсознательно заставляло накрыться с головой одеялом и лежать без движения, вслушиваясь в утреннюю тишину. Анара даже с закрытыми глазами чувствовала внешние изменения. Атмосфера ее комнаты напряженно звенящая только путала возникавшие в голове мысли. Девушка погрузилась в дремоту. Ей грезилось, что вот она плывет куда-то среди беспечных облаков, то растворяясь в перьях, то собираясь в общий сонм кучевых облаков, грозящих превратиться в грозовые. Она медленно проплывала над городом и замечала, что город изменился вместе с ней. Он стал аморфным и теперь с высоты, казалось, что он может растягиваться и отталкивать от себя предметы и еще что-то. По мере приближения это что-то оказалось птицей. Она тяжело махала крыльями, пытаясь подняться выше, но расстояние нисколько не уменьшалось. Оно лишь растягивалось в объеме, и птица оставалась на том же месте, что миг назад. Тогда Анара сама приблизилась к птице, чтобы рассмотреть ее. Это оказалась странная серая птица с острым клювом, она была среднего размера, больше скворца, но меньше вороны. Глаза все время бегали. В какой-то миг обе встретились взглядом. Птица пристально посмотрела на девушку и провалилась в пространстве. Зазвенел будильник. Анара резко сдернула с себя одеяло и от неожиданности зажмурила глаза. Свет заполнил комнату. Только вчера за окном была непроглядная темень, а сегодня серебряный отсвет заполнил собой все вокруг. Анара посмотрела в окно. Зима в ответ равнодушно зевнула и рассмеялась в лицо мелким колким снегом, дуновением ветра, подхватившим снежных парашютистов не успевших приземлиться, ударяясь о стекло и рассыпаясь.

– Ну вот! Так и знала, что снег будет! – не то нервно, не то утвердительно сказала девушка. Она накинула на себя халат и пошла на кухню ставить чайник. Из соседней комнаты послышался голос отца:

– Анара! Ванную не занимай дольше пяти минут, мне надо побриться!

– Папа, вечно ты так! Я хотела ванну принять!

– Тогда давай сначала я побреюсь, потом ты делай, что хочешь.

Анара что-то пробурчала под нос и, включив кран, стала набирать воду в чайник. Она находилась в состоянии перемирия с отцом. Всегда, когда мачеха была на дежурствах, Анара чувствовала себя хозяйкой, и снисходительно относилась к притязаниям отца на получение некоторых поблажек в моменты внеочередного занятия ванной.

* * *

Послышался звук отпираемой двери. Это Наристе пришла, мачеха Анары. Вот уже третий год они живут вместе. Сказать что живут, значит, не сказать всей правды их совместного проживания. Анара ведет партизанскую войну против мачехи, которую не переносит на дух. Наристе пытается наладить мосты, но за три года со стороны падчерицы женщина не смогла добиться мира. При отце Анара ничем не выказывает свою ненависть, но без него вдоволь наслаждается своим превосходством. Одним из инструментов подавления мачехи является слово. Девушка, учась на журналиста, в полной мере владеет этим оружием. Наристе в отличие от своей оппонентки немногословна, она и обороняться толком не может в такие моменты. Понимая, что проигрывает эту войну, женщина лишь пожимает плечами и выражает свое снисхождение к девушке, которая принимает это за слабость.

Наристе – врач-кардиолог, она работает в областной больнице, и два раза в месяц ей выпадают ночные дежурства. Она вышла замуж за Атая, отца Анары, три года назад. Мать девушки погибла от рук бандитов, когда ей исполнилось два года. Отец после того, как овдовел, долго не женился, и только когда дочь, окончив школу, успешно поступила в Славянский университет, привел в дом Наристе. Анара была жутко зла на отца, который ни слова до этого не обмолвился, что у него кто-то есть. Для неё это было предательством. Но долго на него злиться она не могла, поэтому избрала другую тактику. Тактику морального выведения противника из строя. Атай работал командиром экипажа на внутренних рейсах, когда-то ему прочили хороший карьерный рост и перспективу в отрасли, но после смерти жены, он отошел от лишней суеты и занимался только воспитанием дочери. Сколько Анара себя помнила, они всегда жили с отцом вдвоем, лишь изредка случалось, что на Новый год к ним заглядывала старшая сестра отца Жаныл эже. Своих родственников со стороны матери Анара не помнила и не видела их давно, хотя об их существовании в каждый свой приезд нехорошими словами вспоминала тетушка.

– Вот оно, волчье семя, волчья натура. Это надо же совсем забыть, что есть у них племянница, тоже мне тетушки называются! – возмущалась Жаныл эже, выкладывая на стол привезенные с Таласа гостинцы. – Им лишь бы по заграницам мотаться! Ага, ждут их там, тоже мне принцессы! Ни стыда, ни совести! Вон слышала недавно от родственницы нашей, эта… как там её Тамила приехала со штатов, с мужем своим американским развелась, наследство у него оттяпать не смогла и вернулась восвояси, никому не нужная! И мало ей, я бы ее вообще под суд отдала. И представляешь, еще вернуться не успела, а уже устроилась! Клинику открыла, тьфу ты, чтоб её!

Слова заканчивались, когда Жаныл эже выставляла на стол последнее привезенное из сумки. Анара с интересом слушала и проверяла на вкус гостинцы. Атай безучастно сидел на диване в гостиной и лишь изредка поддакивал словам сестры. Как правило, Жаныл эже гостила у них пару дней и затем снова возвращалась в Талас, где её ждало хозяйство. Приезжала она раз в полгода, брата наведать и обновки купить. Закончив свои дела в городе, повозмущавшись по поводу грабительских цен, она удалялась и о ее приезде напоминали лишь топленое масло да сметана.

Именно она, Жаныл эже, настаивала на том, чтобы Атай женился. Она говорила, что дочь выйдет замуж, и он останется бобылем. Анара на все разговоры о женитьбе отца не реагировала, ей казалось, что все, что говорит Жаныл эже, это лишь ее желание и что отец будет всегда рядом с ней, с Анарой, и никто ему больше не нужен.

После выпускного бала Анара пошла с отцом сдавать документы в университет, по результатам республиканского тестирования она набрала очень хороший балл, позволявший ей поступить на любой другой факультет и в любой вуз, но она выбрала именно журналистику. Она еще в школе решила, что будет писать. После экзаменов отец купил ей путевку на Иссык-Куль на две недели. Анара была на седьмом небе от счастья, она впервые ехала отдыхать одна без сопровождения. Став взрослой она могла распоряжаться своим временем и деньгами, которые ей дал отец.

Две недели пролетели незаметно. Вернувшись, она удивилась приготовлениями в доме. Жаныл эже и её муж сновали по дому и суетились. Отец в растерянности лишь выходил на балкон выкуривать очередную сигарету. Увидев с балкона остановившуюся машину, Атай не спеша погасил сигарету о край перил и пошел встречать дочь.

Девушка загорелая и довольная чмокнула отца и принялась делиться впечатлениями, Атай слушал молча и нес за дочерью сумку. Войдя домой, Анара остановилась в недоумении. Она машинально поцеловала проходившую мимо Жаныл эже, кивнула в сторону её мужа и остановилась как вкопанная посреди комнаты.

– Я что-то пропустила?

– Ты? Как раз таки ничего не пропустила! Как раз вовремя! Так что давай переодевайся и помогай нам, а то много еще надо сделать! – Жаныл эже смахнула капельку пота нависшую на кончике носа. – Давай, давай! Что стоишь? Завтра свадьба у отца, а она хоть бы что? Ты что не рада, что у твоего отца появиться жена, а у тебя мать?

Анара вытаращила глаза:

– Как это?

– Вот так это! Он что всю жизнь будет так ходить бобылем! Да, и сколько можно скрывать уже, давно пора было сказать дочке о Наристе. Тоже мне разведчик нашелся! – Жаныл эже посмотрела на брата и, подойдя к нему, улыбнувшись, добавила:

– А ты что думал, я ничего не знаю. Шесть лет тайком ото всех ходил, и думал, что никто не знает?

– Ну что ты, Жаныл… – смутился Атай.

Жаныл эже обняла брата и, посмотрев на Анару, скомандовала:

– Ты что до сих пор стоишь? А ну давай быстро за дело, надо еще салатов наделать!

У Анары все поплыло перед глазами. Как? Почему? Почему без неё все решили?! Как вообще это могло произойти? И кто такая эта Наристе, которая претендует на место в жизни её отца?! Анара сжала губы, слезы предательски просочились сквозь ресницы и вот-вот могли хлынуть бурным потоком. Но Жаныл эже предотвратила попытку Анары закатить истерику, она подошла к девушке и, взяв её за руку, строго спросила:

– Ты любишь своего отца?

Анара отвела взгляд, но Жаныл эже не отпускала и вновь спросила:

– Ты любишь отца?

– Да… – смогла выдавить из себя девушка.

– Ну, раз любишь, то не лишишь его счастья! Нельзя быть эгоисткой! Он и так всю жизнь тебе отдал. Ты выросла, и ему тоже хочется быть счастливым! Поэтому, чтобы я не видела твоих слез и сцен, иначе разговора у нас с тобой не получится! Всё! Шагом марш в кухню!

Поникнув, девушка отправилась переодеваться. Она поклялась себе: что во что бы то ни стало – поквитается с этой ненавистной женщиной, отнимавшей у неё отца.

* * *

Свадьба была скромной. Утром регистрация в Загсе и потом небольшое торжество в кругу друзей и родственников. С самого утра отец поехал за невестой, а Анара вместе с родственниками ждала в Загсе. Она с нетерпением хотела увидеть новую жену отца, воображение рисовало, то толстую некрасивую тетку с большой грудью, то сухую старушенцию из известных фильмов.

Подъехала украшенная праздничными лентами машина, и первым из неё вышел давний друг отца со своей женой, они были свидетелями со стороны невесты и жениха. Отец помог выйти своей избраннице. Анара готова была испепелить эту тонкую аристократичную руку в ладони отца. Она впилась взглядом в пространство, из которого должна была появиться невеста.

Аккуратно стараясь не задеть подолом платья край машины, из салона показалась женщина. Обыкновенная, на взгляд Анары, женщина, в которой не было ничего такого, что могло бы хоть как-то выделить её из таких же, наверное, как она, среднестатистических женщин среднего возраста. Невысокого роста, среднего телосложения, коротко стриженная, она чем-то смахивала на Ирину Хакамаду. Острый умный взгляд, тонкие брови, чувственные губы – нет ничего этого, как казалось Анаре, она не увидела. Обычная городская тетка, каких тысячи ходят по городу. Фи! Она даже не в свадебном платье, а в каком-то непонятном костюме серо-голубого цвета! Хотя учитывая, что она немолодая девушка и, вдруг еще не в первый раз выходящая замуж?! Хотя какая теперь разница! Отец без неё всё решил! Теперь и она не будет с ним советоваться! А этой грымзе она еще покажет, где раки зимуют!

Церемония прошла быстро, и свадебный кортеж в пять машин направился в сторону гор, в Ата-Бейит, на мемориал жертвам репрессий 1916 года, там же был похоронен и Чынгыз Айтматов, один из любимых писателей отца Анары.

Ближе к четырем часам вся процессия, нафотографировавшись и накатавшись по городу, остановилась у небольшого кафе.

Все проголодались и ждали, когда, наконец, ведущий объявит о начале торжества. Анара держалась возле тетушки и, стараясь пока никак не выказывать своего присутствия. Когда Атай позвал её познакомиться со своей женой, девушка нехотя подошла и протянула руку.

– Вот, Наристе, это моя Анарка! А это, доча, твоя мама!

– Здравствуй! – Наристе протянула руку Анаре и улыбнулась. Анаре захотелось плюнуть ей в лицо и разодрать ей волосы, но она лишь ухмыльнулась, показывая всем видом, что этого достаточно.

– Она хорошая девочка, только не привыкла еще, ты не переживай! – успокоил Атай жену.

– Да, да, конечно, я понимаю… – Наристе, улыбнувшись, прижалась к мужу.

Начались тосты. Все поздравляли молодых, пили за их здоровье и после каждого тоста протягивали новоиспеченной семье конверт. Звучала музыка, через некоторое время все стали вести себя более раскрепощено, от выпитого кружилась голова. Наристе вышла подышать на улицу. Она увидела в одной из беседок на улице одиноко сидящую Анару, и направилась в ее сторону.

– А ты почему здесь одна?

– Потому, что мне совсем невесело! – Анара исподлобья посмотрела на мачеху. – И я не рада! Понятно Вам!

Наристе от неожиданности попятилась назад и уперлась спиной в одну из стоек беседки.

– Если вы думаете, что я буду вас любить и уважать – ошибаетесь! – Анара подскочила к оторопевшей женщине. – И откуда ты взялась такая?! Что? Отец мой понравился? Да? Ага, я так и поверила? Небось, голодранка хочешь городскую прописку? – злобно бросила девушка.

– Зачем ты так говоришь? – Наристе опустила вниз глаза. Ей хотелось убежать и заплакать от обидных слов, брошенных этой девочкой. – Я тебе ничего плохого не сделала, почему ты так на меня злишься?

– Ты еще спрашиваешь? Это ты у меня отца отнимаешь! Мы жили до этого без тебя! А теперь ты встала между нами!

– Что ты такое говоришь? Я никогда не встану между тобой и твоим отцом…. И я не отнимаю его у тебя….

Анара резко приблизилась к лицу Наристе:

– Да? Только попробуй, я тебе жизни не дам! Ты испортила мою жизнь, теперь я буду портить твою!

Наристе закрыла глаза. Ей была неприятна близость лица Анары.

– Эй! Девушки! Вы что там делаете? – Атай, выйдя из кафе, направился в беседку. – О чем секретничаете?

– Да, так, ни о чем! – Анара взяла отца под руку. Он поцеловал её в лоб и затем, обняв обеих за плечи, улыбнулся:

– Какие вы у меня хорошие девчонки! Заживем теперь как люди! Мама, папа и дочка!

После свадьбы Жаныл эже, дав кучу наставлений Анаре, уехала с мужем в Талас. Началась новая семейная жизнь. Анару не устраивало всё. Появление женщины в их доме мешало её личному пространству, она, то там, то здесь обнаруживала следы её пребывания. В виде чистой посуды, поглаженного белья и прочих домашних мелочей, которые с неохотой, но все же до этого делала Анара. При отце она перебрасывалась парой слов с мачехой, но в его отсутствие измывалась над ней вдоволь. Наристе пожимала плечами и уходила из комнаты, как раненый с поля боя, получая вдогонку колкости от падчерицы.

Учеба давалась Анаре легко, она быстро усваивала материал и не боялась спорить с преподавателями. Перед самым Новым годом Анара загрипповала. У неё поднялась температура прямо на занятиях, и она, отпросившись, пришла домой.

Наристе готовила на кухне. Услышав что кто-то пришел, она выглянула в коридор и удивилась, увидев Анару:

– Что-то случилось? – тревожно спросила Наристе.

– Ага, радуйся! Умру я со дня на день! – кинула ей в ответ Анара. – Чай поставь!

– Хорошо, иди, раздевайся и к столу.

– Да, конечно, пойду, а то без тебя даже раздеться не могу уже!

Анара появилась на кухне закутанная в большое одеяло. Наристе машинально приложила ладонь ко лбу девушки, та отдернулась.

– Давай-ка ложись, я тебе сама все принесу, у тебя температура, ты вся горишь…

– Что боишься? Вдруг помру, что ты тогда моему отцу скажешь! – не унималась Анара. Но все же, послушав мачеху, направилась в свою комнату.

Наристе заварила чай и принесла на разносе вместе с малиновым вареньем. Она положила несколько ложек в чай и протянула Анаре:

– Пей и ложись. Тебе надо хорошенько пропотеть, а малина температуру собьет.

Анара молча вязла протянутую пиалу и стала мелкими глотками пить. Её знобило. Голова разламывалась и кружилась. Допив до конца чай, она опрокинулась назад так же, как и сидела закутанная в одеяло.

Наристе подняла ноги девушки и, положив их на кровать, вышла. Через минуту она зашла с пледом и стала аккуратно укрывать Анару.

– Ты, типа мне мамой хочешь стать? Не надо, не старайся! У меня нет мамы, она умерла. Есть только папа!

– Да, да, только давай укроемся потеплее, чтобы ты пропотела, хорошо?

– Наристе подоткнула края пледа под ноги Анары и присела на край кровати. Она снова приложила ладонь ко лбу девушки, он все еще горел.

От выпитого чая Анара разомлела и впала в дрему. Она почувствовала, как кто-то гладит её по голове и сквозь дремоту, уже засыпая, услышала шепот:

– Девочка моя, какая же ты еще…. Ты совсем такая же, как и была бы моя дочь… Вы даже родились с ней в один день…

Через неделю Анара поправилась. Все эти дни мачеха ухаживала за ней, и Анара, немного поразмыслив, решила на это время оставить свои нападки на Наристе. С выздоровлением затишье закончилось.

* * *

Как ни странно Наристе никогда не жаловалась мужу на выходки Анары. В силу своего характера она всегда обдумывала свои действия и лишний раз не хотела обострять и без того сложные отношения с падчерицей. Атай приезжал с работы усталый и начинал расспросы о работе, учебе, о домашних делах. После разговоров, он, как правило, садился за компьютер и уже не высовывался до самого ужина. Он отличался свойственным, наверное, только людям технического склада, нравом спокойным, рассудительным, никогда неспешный. Но видимо также в силу этого он не замечал очевидных вещей. Возможно, не будь настойчивее Жаныл эже, он никогда бы не решил жениться во второй раз. Слишком тяжело далось ему его теперешнее счастье. С Наристе они были знакомы еще со школы, она и была его первой любовью. Не случись в его жизни военной академии в Санкт-Петербурге, он женился бы на Наристе раньше. Но судьба распорядилась по-другому. Учась на последнем курсе, Атай на одной из встреч с земляками встретил Алию, которая впоследствии стала его супругой. Их роман закрутился со скоростью автомобиля, несущегося по автобану. Через две недели после знакомства, Атай отправил телеграмму сестре, чтобы готовились к свадьбе.

Наристе в то время училась в ординатуре. Сказать, что она забыла Атая? Скорее она не забыла, а спрятала свои чувства в глубине своего сердца и полностью отдалась учебе. К родителям она приезжала на выходные, благо маршрутные такси до Канта ездили постоянно. Когда она приехала домой в очередные выходные, узнала от соседки, что приезжает Атай. Сердце от чего-то защемило. Сначала оно сжалось, и мелкие иголки стали вонзаться в саму плоть. Ей стало трудно дышать от внутреннего волнения. Ещё учась в школе, они с Атаем часто переглядывались друг с другом. Из школы и в школу ходили вместе, их так и называли неразлучными. Они строили планы на будущее, но не те планы, которые обычно строят влюбленные, а как закадычные друзья. Наристе и относилась к Атаю, как к другу. Но известие о его приезде взволновало ее не на шутку.

Девушка в мыслях тысячи раз проигрывала момент их встречи: как она поздоровается, как потом после долгих разговоров, наконец, признается ему в своих чувствах. Каждый раз засыпая, она повторяла этот сценарий и, убаюканная счастьем предстоящей встречи, засыпала под самое утро.

Незаметно прошла неделя, и Наристе на выходные отправилась к родителям. Она критично осмотрела себя в зеркале, чтобы не выглядеть в глазах Атая кокеткой, тщательно подобрала волосы в тугую косу, и, оставшись довольной своим видом, закружилась по комнате в ритме только ей известной мелодии.

Приехав домой, Наристе никого не застала. В поисках матери она отправилась к соседке, спросить, куда она могла уйти.

На улице было пустынно, лишь воробей, чирикая, пролетел над пыльной дорогой. Странно, у соседей тоже было закрыто, и на стук никто не отзывался. И тут Наристе увидела его. Он ехал на велосипеде, совсем как мальчишка. Его волосы, взъерошенные от встречного ветра, смешно развевались. Он тоже издалека увидел Наристе и, улыбаясь, подъехал к ней. Наристе смутилась.

– Здравствуй, Наристе!

– Здравствуй, Атай!

Наристе опустила глаза под пристальным взглядом Атая. Ей было и приятно и неудобно от этого ощущения. Мелкий холодок прошел по позвонку. Она не знала, что говорить и с чего начать.

– Какая ты красивая! – не удержал своего восхищения Атай. – Давно не виделись, я даже не помню когда…

– Два года назад. Ты приезжал на каникулы, а потом вместе с семьей вы уехали на Иссык-Куль.

– Да, да, как же это я мог забыть? Как у тебя дела? Ты… замуж не вышла? – теперь уже Атай смутился, и от его бойкости не осталось и следа. Ему нравилась эта девушка, и он случайно или нет, спросив о ее замужестве, ожидал, что она ответит утвердительно. Но Наристе молчала, она лишь, опустив глаза, отрицательно головой.

– Я, нет, не вышла. У меня ординатура сейчас, а потом уже… – девушка покраснела.

– Такая красавица, наверное, у тебя от ухажеров отбоя нет?! – попытался пошутить Атай.

– Нету меня никаких ухажеров, – тихо проговорила Наристе.

– Жарко тут, может, угостишь водичкой? Или забыла, как у нас гостеприимно встречают? – Атай широко улыбнулся. В эту минуту их глаза встретились и, словно миллион невидимых искр сверкая, заиграли в волнах, набегая одна на другую.

– Пойдем, конечно, не забыла, я и чаем угощу.

Наристе прошла к калитке и прошла вперед, жестом приглашая гостя в дом.

Пока она готовила на кухне, Атай рассматривал фотографии, висевшие на стене. Увидев на одной из полок фотоальбом, он взял его.

– Да, – протянул он, когда Наристе зашла в комнату, – А помнишь вот эту фотографию?

Наристе присела рядом и стала так же с интересом рассматривать фото. Они снова стали детьми. Вспоминая, как бегали из школы, кто и что натворил. Время бежало незаметно. Когда закончились фотографии и чай был выпит, наступила неловкая тишина. Наристе никак не могла решиться начать разговор. Атай сам того не замечая, не мог оторвать глаз от своей школьной подруги. В голове его мысли перемешались. Он удивлялся, как столько времени проведя вместе, он не замечал красоты Наристе? Как он не видел, что она совсем не похожа на своих сверстниц, которые уже успели выйти замуж и родить детей? В ее глазах отражались целые миры, теперь он вспоминал их разговоры о Достоевском и, как она спорила с ним потому, что для Атая Достоевский был лишь хрестоматийным автором, а для неё нечто большее, чем современная литература. Однажды они крупно повздорили из-за Льва Толстого. Атай не понимал, почему князь Андрей смог простить врага и полюбить его. Ему не понятны были душевные муки лежащего на смертном одре героя. А Наристе с яростью рассказывала о возвышенном духе и вере князя в Бога, который показал ему высшую истину. Поводом для ссоры послужила фраза Наристе о том, что «Атай не верит в Бога». На что Атай разозлился и сказал, что он атеист и комсомолец. Но теперь все это вспоминалось с ностальгией и улыбкой.

– Знаешь… – Наристе, нервно теребя край скатерти, вздохнула, – я хотела с тобой поговорить…

Атай посмотрел на неё, ему стало всё ясно теперь. Она его любила всё это время, и он тоже любил её. Для него сейчас не существовало никого, кроме Наристе. Он взял её ладонь и приложил к своим губам. Он притянул девушку к себе. Она не сопротивлялась. Все случилось в один миг. Они оба, обезумевшие от долгой разлуки и переполненные чувствами, не могли насытиться друг другом. Тела их сплелись в одно целое. Наристе всего лишь не хватало его взгляда, всего лишь его голоса, чтобы дремавший внутри вулкан вырвался и горячей лавой заполнил её сознание. А потом была горькая правда… Атай нежно провел по волосам Наристе и заплакал. Он обнял девушку и, целуя её, повторял: «Что я наделал? Почему так поздно! Наристе, почему?»

Ничего непонимающая девушка лишь повторяла: «Почему поздно? Никогда не поздно, любимый…»

– Поздно, Наристе, поздно…. Я женюсь завтра. – Он стиснул свою голову словно ему хотелось раздавить её.

Наристе от неожиданности застыла. Как? Почему? Почему он сразу не сказал ей этого? Почему он говорит это сейчас, когда, когда…. В этот момент внутри её все окаменело. Образ Атая стал терять отчетливость, глаза наполнились самыми горючими, как ей казалось в том момент, слезами. Она лишь смогла тихо прошептать:

– Уходи…

* * *

Свадьба была скромная. У молодоженов много разных других обязанностей, и потому предаваться праздности не было. Алия бойкая и веселая, была совершенно не похожа на Наристе – это Атай отметил сразу. Несмотря на то, что он стал счастливым молодоженом, в глазах его появилась тихая тоска. Он любил Алию, но совсем другой любовью.

А Наристе забыть не мог. Задорный смех Алии, он сравнивал с тихой улыбкой Наристе, смешливость характера жены – с застенчивостью школьной любви. Нет, теперь всё встало на свои места. Он, как мужчина слова, не мог не выполнить данного обещания в любви и верности. Но всё же, вступая на путь долгой семейной жизни, нарушил этот обет, и теперь корил себя за то, что не смог совладать с чувствами, нахлынувшими на него в день встречи с Наристе. Ему хотелось увидеть её, но он понимал, что это бессмысленно.

Спустя некоторое время Атай с женой вернулся в Ленинград продолжать учебу. Он старался не думать о Наристе.