Текст книги "Стань рядом"

Стань рядом
Нэн Джойс

© Нэн Джойс, 2024

ISBN 978-5-0064-8446-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Как же я его ненавижу! – Полина трёт виски. Её нежно-персиковый маникюр уродливо контрастирует с покрасневшими раненными костяшками. – Скотина! Мразь!

Она жадно глотнула воздуха. То ли от нового приступа рыданий. То ли потому, что ей снова дурно.

– Остановить?

Зажала рот руками и закивала.

Моя белая Lamborghini сверкнула своим красиво очерченным глазом в отражении пластикового забора частного сектора.

Полина выпрыгнула на обочину и побежала к кустам.

Я заглушила двигатель и вышла. Июльский полдень буквально лоснится от жары.

За клубами оседающей пыли моя подруга в летящем розовом платье согнулась, и её снова стошнило. Уже в третий раз за дорогу.

– У нас вода кончилась. Дотерпишь до дома? – протягиваю бутылочку, на дне которой плещется жидкости на пару глотков.

Она вытирает рот, допивает воду:

– Не знаю. Мне очень плохо, – её измученное лицо с красивыми тёмными бровями вразлёт снова поползло, скомкалось в маску боли: – Тварь, ненавижу! – швырнула бутылку в кусты. – Мало я ему втащила! Маникюр жалко было.

– Садись в машину, сейчас заедем в магазин.

Полина идёт к моей малышке, оставляя за собой флёр из помеси ацетона, алкоголя, блевотины и уже угасающие нотки её любимых духов «Yü». Причёска осела и растрепалась.

Я перешагиваю через желтоватую лужицу в пыльной траве, поднимаю бутылку двумя пальцами:

– А то, что этот мудак с другой переспал – не повод тебе становиться свиньёй!

Обочина узкая, мне приходится ждать, пока проедет ряд машин, чтобы сесть на своё место.

Какая-то паршивая тачка с ржавыми бортами замедляет ход, приближаясь к нам.

Подпёрдывание глушителя, и загорелые волосатые руки, торчащие из открытых окон, придают этому автомобилю вид какого-то уродливого робота-паука из стимпанковского фильма.

Вслед за посвистыванием пассажиров на заднем сидении раздаётся похабный комплимент моим длинным ногам, которые едва прикрыты бежевым комбинезоном.

Машина остановилась. Водитель, парень с вытянутым лицом и пушком вместо усов, перегнулся через пассажира:

– Красавице помочь пописать?

Пассажир упирает ладонь ему в лоб и толкает:

– Чё несёшь, еблан? Леди не писают и не какают, – поворачивает ко мне изуродованное рытвинами лицо: – Вам помочь с машиной, девушка? Что-то сломалось?

В салоне сзади отчётливо слышится словосочетание «на какую пиздатую тачку насосала». И что-то вроде «с кем надо она не ломалась».

Ну, и хихиканье, переходящее в ржач.

Чего ещё ожидать от тупых плебеев?

– Вы мне мешаете. Езжайте своей дорогой.

Водитель выворачивает колёса и начинает медленно заползать на обочину.

От возмущения я даже теряюсь и послушно отступаю.

– Вот как, мешаем? Какая ты невежливая. Я тебе помощь предлагаю, а ты так грубо мне отвечаешь, – спокойно вещает Щербатый.

Теперь, когда его рожа торчит из окна точно напротив меня, я могу разглядеть пожелтевшие белки глаз.

Он бесстыже мажет по мне сальным взглядом вдоль и поперёк.

За свои восемнадцать лет впервые встречаю такую наглость.

– Эй, отвалите! – Полина высовывает голову из окна.

Я повернулась к ней.

И тут же почувствовала, что меня щипают за бедро.

Эта потная, уродливая скотина посмела своими грязными пальцами ко мне прикоснуться!

– Совсем охуел! – вырвалось у меня.

И я со всей дури хлопнула бутылкой по его волосатой руке.

– Дерётся, смотри, – угрожающе насупился.

Но меня уже не остановить.

– Я запомнила номер машины. Мой отец вас найдёт и в порошок сотрёт! Знаете, кто он? Как ты смеешь ко мне прикасаться, тупой ублюдок! Где ты, чмо нищебродское? И где я?

– Тачка как у леди. А выражается как блядь.

Щербатый открывает свою дверь, заставляя меня отступить ещё дальше. И неспешно вылезает из машины. Выпрямляется во весь рост. И, зло усмехаясь, растягивает:

– Тебя надо перевоспитать.

Глава 2

Да он просто какой-то мутант-переросток!

Я сама высокая. Сто восемьдесят. Мой Никита выше меня всего на пару сантиметров, а папа и вовсе сто семьдесят три.

Непривычно, когда смотрят сверху вниз.

– Тебе повезло, что ты с подругой. Одной нас четверых тебе обслуживать было бы… мммм… больно.

Я чувствую, что сердце уходит в пятки.

Щербатый растягивает довольную ухмылку, делает глоток из коричневой пластиковой бутылки, не сводя с меня масляного взгляда. Зажимает толстым пальцем отверстие горлышка и несколькими движениями взбалтывает бутылку.

Выглядит это возвратно-поступательное движение двусмысленно, я бы даже сказала – пошло.

Запах пива, которое скудной струёй подтекает из-под пальца, тошнотворный. Ползёт по густому раскалённому воздуху прямо в мои маленькие аккуратненькие ноздри.

Как меня, Лилю Ветрову – дочь влиятельного человека, студентку лучшего университета страны, невесту наследника ювелирной империи – угораздило оказаться на грязной обочине рядом с этим вонючим…

…пшшшшш!

Я даже не сразу понимаю, что произошло.

Под общий гогот устремляю взгляд на свой бежевый комбинезончик. А он теперь весь испещрён коричневыми пятнами как лицо Щербатого ямами.

Он… этот козлина… он что, облил меня….МЕНЯ… пивом?!

Я беспомощно перевожу взгляд на Щербатого. А он делает ещё один шаг ко мне.

Теперь в нос бьёт ещё и запах пота вперемешку с вонючим дезодорантом. Грязные кеды упираются носками в мои голые пальцы.

На кофейный ремешок моих босоножек Salvatore Ferragamo налетает белёсая пыль.

– Что ты там вякнул про обслужить? – голос Полины совсем рядом.

Ну всё. Сейчас нас обеих скрутят и затолкают в эту поганую тачку.

Их, конечно, найдут потом. Только мне уже будет всё равно.

А подруга продолжает:

– У мамки разузнал про обслуживать? Она это слово употребила, когда историю твоего зачатия рассказывала?

Нам пиздец.

Из тачки истерический визг.

Будто там клетка с гиенами.

Да им вообще похер над кем и над чем ржать.

Мне кажется, я слышу, как сжались от ярости челюсти Щербатого.

Вены на его шее надуваются…

Я невольно делаю шаг к Полине, закрывая её собой.

– Пожалуйста, давайте просто… – начинаю.

Потная ладонь Щербатого, как в замедленной съёмке, осьминогом надвигается на моё лицо.

Я рефлекторно зажмуриваюсь и вжимаю голову в плечи.

…меня же никогда, никогда не били…

Пшшшшшшшш! Очередное, но какое-то более интеллигентное.

– Сука драная!

Когда чья-то рука вцепляется в моё предплечье, я распахиваю глаза.

Это Полина тянет меня к машине. В другой её руке вижу перцовый баллончик.

А щербатое хамло кривит рот и трёт глаза.

– Быстрее! – рычит Полина. – За руль!

Я ныряю в свою машину через пассажирскую дверь. В темпе перебираюсь на водительское сидение.

Снаружи многоголосье:

– Вот сучки!

– Да чтоб ты сдохла, соска!

– Я тебя найду и…

Две целых и восемь десятых. За столько секунд моя малышка разгоняется до первой сотни.

У нищебродов не было никаких шансов догнать нас. Но ещё несколько минут я нервно поглядываю в зеркало заднего вида.

– Да расслабься, лапуль, – Полина поглаживает меня по плечу. – Вцепилась в руль как в вытяжное кольцо запасного парашюта.

Может, когда и мне будет двадцать три, как Полине, я стану такой же невозмутимой и находчивой.

– Ну подумаешь, облили чуть-чуть. Мы ещё легко отделались. Зато ты на таких обезьян посмотрела. Эти экземпляры в зоопарках не встречаются…

Они смели ржать надо мной, угрожать, трогать. Меня. Меня! А я ничего не могла сделать. Абсолютно ничего.

Потому что рядом не было папы. Потому то без папы я ничто.

– Счёт за химчистку отправлю твоему долбанному Марату, – цежу сквозь зубы. – Если бы не он, я бы сейчас спала в своей постельке, а не пёрлась в папочкину резиденцию, чтобы подальше увезти тебя от этого придурка. И если бы ты его не застукала, то не влила бы в себя десять коктейлей с водкой, не запила бы их шампанским, а значит, и не блевала бы каждые пять минут по дороге. Какой же он у тебя идиот! Не мог снять номер в отеле для своих блядок? Зато, видишь, у него не только на тебя времени не хватает. Чтобы номер забронировать и проститутку пригласить – тоже нет. Проще в кабинете собственную секретаршу…

Физически ощущаю, как холодеет справа меня. Затыкаюсь, и смотрю на Полину. Она чуть не плачет.

– Прости, – шепчу, хватаю её за руку. – Прости, пожалуйста.

– Забей, лапуль. Ты права, – она жмёт плечами, долго выдыхает. И почти молит: – Очень нужна вода. Придумай что-нибудь, пожалуйста.

Ищу в навигаторе ближайший магазин.

– Тут есть совсем рядом, потерпи.

Сворачиваем с шоссе в какой-то посёлок.

Дома здесь маленькие, некрасивые.

Дорога заканчивается перед поворотом на магазин.

Когда носик моей малышки с глухим звуком ударяется в край ямы, я рычу и съезжаю на обочину.

Даже с моим мастерством вождения глубину этих чёрных дыр не одолеть.

Полина открывает дверь, и успевает только высунуться из машины. Её скудно тошнит. И потряхивает.

Выхожу. Убеждаюсь, что никого подозрительного нет.

– Я быстро, жди здесь, – забираю сумочку.

Вокруг блестящая зелень и оранжевые цветы. Через сетку заборов видно людей, которые возятся в огородах, за калитками потявкивают маленькие собачки. Дорогу мне вальяжно переходит рыжий кот.

Но общая атмосфера примитивности посёлка и бесполезности тех дел, которыми занимаются его жители, удручает. Я будто попала в мир постапокалипсиса.

Это, конечно, не фавелы в Бразилии, только вот…

Господи, серьёзно?

Это магазин?

Маленькое одноэтажное здание из белого кирпича. Большое окно с облупившимися синими створками и ржавой решёткой. На стекле такой слой пыли, что отчётливо можно увидеть матерное слово, которое кто-то вывел красивым почерком.

Блеклая вывеска рядом с ободранной железной дверью гласит «улица Лермонтова». А над дверью малиновыми буквами «Продукты».

Сзади шум машины.

Я нервно оборачиваюсь только для того, чтобы убедиться – это не те придурки, которых мы встретили на дороге.

Глава 3

Сбоку от меня паркуется грузовик. Кажется, это называется…

Точно, Соболь. У наших садовников тёти Маши и дяди Андрея был такой. Только бутылочно-зелёный, а этот вишнёвый.

Я отворачиваюсь и продолжаю пялиться на магазин, размышляя, этично ли его сфотографировать?

Похвастаюсь друзьям, в какую преисподнюю нас с Полиной занесло всего в двадцати минутах от элитной резиденции моего папочки.

Делаю два шага в сторону. Да! Отсюда будет отличный кадр. Фоном для магазина служит обгоревшее сооружение с торчащими во все стороны брёвнами. А правее вход на кривую тропу в густую рощу. Увенчан издохшим деревом.

И тут краем глаза отмечаю, что из машины выпрыгивает мощная фигура. Поднимая своей тяжестью из песка клубы пыли.

Не знаю. Почему я повернула голову?

Как будто меня кто-то окликнул, кого я не могу вспомнить.

Ждала увидеть вспышку салюта впереди, но она сверкнула и расцвела сбоку. Выше. И ярче, чем ожидалось.

Заблудилась, разыскивая одно, а натолкнулась на другое. И оно оказалось лучше.

Но я это сделала. Да, я повернула голову. И мы встретились взглядами.

Что-то случилось с ритмом моего сердца. Давящее препятствие заслонило, разрослось, ограничило его движение. Очередь из сокращений и расслаблений перепуталась.

Отрывок времени сжался в острую иглу. Удары стали нанизываться на неё, проскакивать мимо, вразнобой, пошли внахлёст.

И меня уколол. Проткнул. И подцепил на крючок этот всеохватывающий, но точно сосредоточенный на мне взгляд.

Он словно вырезал меня из окружающей среды как бумажную фигурку, притянул, положил под лампу на пустой стол, и теперь изучает.

Я отвернулась. Уставилась на магазин.

Что со мной такое?

Дверь захлопывается. Щелчок зажигалки.

Я чувствую, что он смотрит на меня.

Рассматривает.

И жарко от этого.

По-плохому жарко. Солнце Кувейта так жжёт. Когда пекло тебя уже разрушать начинает.

Парень идёт ко мне. Я слышу, как скрепит песок и отлетают камни от его ботинок.

Встаёт рядом.

И теперь мы смотрим на одно и то же.

Господи, он, наверное, слышит, как шибко я дышу.

Я ведь просто испугалась?

Что ещё я могу здесь встретить? Только очередного грубияна.

А этот не только выше меня, но и, в отличие от того щербатого, крепкий.

…просто здоровенный.

Как гиперболизированных размеров памятник. Созданный скульптором-подхалимом, который хотел как следует подлизаться к натурщику.

– Ты как будто достопримечательность разглядываешь, – затяжка, выдох.

На что похож его голос?

На его уверенные шаги.

– Никогда таких магазинов не видела, – честно выдаю я.

Я ему что-то ответила?

– Как такое может быть? Инопланетянка, что ли?

– Да, к папе приехала.

Я что, с ним разговариваю?

Он засмеялся. А я бросила на него быстрый взгляд.

– Папа – землянин, а мама – марсианка?

– В смысле, я в городе живу, а там таких магазинов нет. Я это имела в виду, – нервничаю.

Потому что, когда я нервничаю, убираю волосы на бок и начинаю закручивать их в жгут.

– К Чамаеву?

– Нет. Кто это? Я на него похожа?

Он хрипло усмехнулся.

– Нет, и слава богу. Просто только у него в посёлке дочь никогда сюда не приезжала.

– А ты здесь всех знаешь?

– Да, – он выбивает горящий шмоток табака из недокуренной сигареты. – Так с какой улицы? Твой папа.

– Честно говоря, я ещё не доехала. Просто в магазин нужно было завернуть. Машину за углом оставила.

– А. Значит, не отсюда. Я и подумал, что странно. Не видел тебя раньше.

Поворачиваю к нему голову. Хочется вообще всей к нему повернуться.

Взгляд утыкается в плечо.

Охренеть он здоровяк.

Взгляд ползёт вниз. Плотная рубашка песочного цвета, вся в масляных пятнах. Рукав засучен. Бронзовое косогорье жил в паутине тёмных спутанных волос. Вместо часов полоса технической грязи над запястьем. Исполинская ладонь. Грубоватые пальцы. Держат окурок, поддевают край коричневого фильтра чёрными полумесяцами ногтей.

Как будто перенеслась во Флоренцию, и смотрю на картины Караваджо. Он любил таких людей рисовать – чумазых, с грязными ногтями, со смуглой от палящего солнца кожей.

– Я бы тебя запомнил, если бы увидел.

– Почему? – поднимаю взгляд на его лицо.

И тут же отворачиваюсь.

Я просто не выдерживаю этой рубленой совокупности черт в такой близости от меня.

Его будто нарисовали с помощью мастихина. Мощными, уверенными мазками. Не жалея никаких из мрачных красок. Ещё и каменной крошки набросали в застывающую массу.

Глаза темнее бистра, с антрацитовым блеском. А глубокий неровный шрам над правым глазом скашивает кончик угольной брови.

Это задаёт цепляющую асимметрию его лицу.

Сколько ему? Полинин ровесник?

Наверное, уже закончил универ.

Хотя… не представляю, чтобы он сидел за учебниками и зубрил.

Зато отчётливо представляю, как нависает над преподом, и тот из страха ставит ему зачёт.

И ещё раз набираюсь смелости и скольжу по его лицу.

Вот это губы. Какие же огромные! Мясистые, очень крупные, цвета необожжённой бурой глины. Уголки приподняты, даже когда он не улыбается.

Сейчас не улыбается. По глазам видно. Они по-волчьи смотрят на меня.

А вот волосы у него как шкура североамериканского медведя – густые и чёрные, вьются.

На висках коротко. И прекрасно видно уши – аккуратно прилегающие к голове, и только сверху чуть в сторону; оканчиваются как красивая вершина треугольника.

Понимаю, что всё это время стою с убранными с уха волосами. И тут же поправляю причёску, пряча свой главный комплекс.

«Я бы тебя запомнил, если бы увидел».

Ну конечно. Все, кому удалось узреть мои уши, меня запомнят. Он просто смеётся надо мной.

– У тебя манера держаться интересная, – вдруг говорит. – Как будто ты готовишься к броску. Но никак не можешь его сделать.

Да ладно!

И никаких шуток про оттопыренные уши?

Или хотя бы пошлостей про мои роскошные длинные ноги? Комплиментов миловидному личику? Восхищения лебединой шеей?

– Так меня ещё не описывали, – констатирую.

…тут я понимаю, что вид у меня сейчас совсем не такой, как обычно. Сейчас на мне залитый пивом комбинезон, запылившаяся обувь, спутанные волосы.

Этот молодой человек понятия не имеет, какая машина ждёт меня за углом, в какой дом я еду, и какая сумма на счетах.

А главное, он не знает, кто мой отец.

Поэтому не лебезит.

Он просто разговаривает. Со мной.

А не с чьей-то перспективной дочерью.

– Не туда смотрели. Идём?

Он делает шаг. Я почти синхронно с ним. Он немного замедляет свой ритм. Чтобы я успела подстроиться.

И вот мы молча идём в сторону магазина. Бок о бок.

Глава 4

Захожу и замираю.

Парень показывает ладонью на кассу, пропуская меня вперёд, но я мотаю головой:

– Давай ты первый. Я… думаю.

За стеклом печенье в прозрачных пакетах. Коробки с нарисованными монстрами термоядерных цветов.

На холодильнике с облупленным изображением мороженного расставлены шампуни и зубные пасты. Прокладки. А под ними в холодильнике… замороженное свиное копыто!

Я отшатываюсь, наступаю на край плитки. Та отрывается от пола и с грохотом падает обратно.

Задеваю стеллаж, из которого вываливается к моим ногам несколько батонов хлеба в одноразовых пакетах.

– Извините, – бормочу я продавщице, которая уставилась на меня густо подведёнными глазами. Кладу хлеб на место.

Молодой человек купил сигареты.

Я ошеломлена тем, что вижу. Что за сюр? Как будто в музей торговли попала. И сейчас нахожусь у экспоната «Если бы Дали рисовал торговые ряды».

Под потолком крутится вентилятор. Я такой только в старом фильме «Лолита» видела.

Завороженно смотрю на лопасти, под которыми висит коричневая лента с налипшими мухами.

– Дём, подсобишь? Вон ту коробку снимешь?

Молодой человек заходит за прилавок, а продавщица показывает на полку под потолком.

Дём.

Моего дедушку Демьяном звали.

Когда коробка оказывается у него в руках, выпуклые жилы напрягаются и выступают ещё сильнее.

Он опускает коробку на уровень своего живота. Я вижу, как перекатываются мышцы под натянувшейся рубашкой на спине.

Наклоняется, ставит, куда показывает женщина.

Его фигура отличается от фигур некоторых моих друзей, которые повёрнуты на своей атлетической форме. Нет ощущения, что он напичкан силиконовыми протезами вместо мышц.

Какой-то естественно хорошо сложенный.

Ещё не распрямившись он ловит меня на том, как я наблюдаю за ним.

И я получаю на все десять тысяч вольт этот взгляд исподлобья.

Густая темнота в центре алебастровых белков.

Природа – мастерица контрастов.

– Спасибо, дружочек, – женщина возвращается к прилавку. Смотрит на меня. – Вы чего будете?

Дём идёт к порогу.

А если он сейчас просто выйдет и уедет. Мы же так… ни о чём говорили… всё это ничего не значило…

…что я тогда почувствую?

Почему я вообще должна что-то чувствовать по этому поводу?

– Мне воды дайте, пожалуйста, – подхожу к прилавку.

И в отражении стеклянной витрины вижу Дёма.

И чувствую облегчение.

Он ждёт.

Ждёт меня.

Вальяжно прислонился к дверному косяку. И взгляд его как тяжёлая капля скользнул вниз по моему телу.

Огромные губы растягивает довольная ухмылка.

Мы встречаемся взглядами в отражении.

– Девушка! – вздрагиваю от громового голоса продавщицы. – Какой воды, спрашиваю?

Я смотрю на три вида за её широким плечом. Даже названий таких не знаю.

Двадцать шесть рублей? Нормальная вода может столько стоить?

– Вот ту, с утёнком, пожалуйста, – прошу самую дорогую и вытаскиваю карту.

– Карты не принимаем. Только нал.

– А переводом можно?

– Нет.

– Мне очень нужно.

– Вы читать не умеете? – она тыкает нечистым пальцем в листок, приклеенный к прилавку.

«Только наличными».

«В долг не даём».

Я наличку в последний раз видела, когда… когда?

Вот сейчас, когда Дём расплачивался. А до этого…

– На, держи.

Он за моей спиной. Дыхание в мою макушку.

Руку вытянул, кулак разжал. На ладони монеты.

На подушечке указательного пальца заживающий порез, между указательным и большим мозоль.

– Спасибо.

Сгребаю жёлтые и белые монеты. Ладонь у него прохладная. Эта прохлада мои пальцы опутывает, пробирается внутрь кожи мягким, лижущим ощущением.

Да что за хрень со мной происходит?

Я вся как на иголках. Будто проникли в ту часть мозга, которая за ощущения отвечает, и хорошенько промыли и встряхнули.

Всё так остро и гулко стало.

Когда заветная бутылка воды оказывается у меня в руках, откручиваю крышку и делаю глоток.

Блин! Пока я тут залипала – то на магазине, то на Дёме – Полина уже высохла, наверное!

Хороша же у неё подруга!

Выхожу на улицу вслед за Дёмом.

Это абсурд, но я не представляю, как вернуть ему деньги.

Папа так рьяно контролирует мои расходы, что эти пятьдесят пять рублей неизвестному молодому человеку очень дорого обойдутся.

Не столько мне, сколько Дёму.

– Нужно вернуть тебе деньги.

Он смеётся.

– Я могу себе позволить безвозмездно раскошелиться на такую сумму.

– Мне не нравится быть должной.

– А мне нравится, что ты будешь моей должницей, – он прищуривает глаза.

У меня на кончиках пальцев вдруг жечь начинает. Ощущение такое отчётливое, что я едва удерживаюсь и не проверяю взглядом, нет ли источника огня между мной и Дёмом.

А он спрашивает с хитринкой:

– Ну? И кто же пойдёт на компромисс?

Я не выдерживаю его вызывающего взгляда и шепчу:

– Уж явно не ты.

– Ладно, – говорит, делает шаг назад. – Давай так. С тебя, – указательный палец в мою сторону, задумчивый взгляд, – мммм… пирожок.

– Пирожок? – непонимающе смотрю ему в лицо.

– Да. Луковый. Только сама должна испечь. Такое условие.

– Я не…

– Всё честно. У меня на работе в столовке он ровно столько и стоит. Так что сегодня вечером. В восемь. Здесь. Ты. Я. И пирожок.