Текст книги "Предчувствие"

«Ты – следующий!»

Феде надоела мистика. Он взбунтовался. Следующим утром решительно направился в Хойму. И пусть его там зарубят! Если нет больше нигде Лили, то и он зачем тогда на этом свете? Зачем ему быть половинкой того, чего нигде нет? Разве стоит его жизнь хотя бы одного вздоха милой, родной и желанной, ее дыхания – принятого им в его серую жизнь и теперь в ней надежно включенного?!

Лиля по телефону сказала ему: «Прощай». Но разве это возможно? Федя не понимал, почему она нашла это нужным – сказать ему «Прощай». Что-то случилось? Или он заблуждался с первого дня, с момента их встречи в Хойму?

Он пошел на остановку в уготовленный для него автобус. На этот раз предельно собранный, желающий найти ответы на все вопросы. Но ему опять не повезло. Потому что, он это понял сразу, его вновь куда-то понесло, как только сел в автобусе в кресло.

Он не получил желаемого перемещения в Хойму. Но кто-то провел его совсем в другую местность – по тропам, ущельям в безумии и печали. Тучи массивные и набухшие расплавленным свинцом, несущиеся низко над землей, лупили его по лицу брызгами холодного дождя. И скалы Рокка аль Маре ему угрожали, когда он им приветливо помахал рукой, и море, которое вдруг открылось перед ним, глухо пробурчало, а он, было, подумал, что у него с ним столько много родственного. И, экономя силы, он решил отмести наваждения, отказаться от рассуждений, принять за факт и реальность лишь то, что чувствует и ощущает в конкретную минуту. Сейчас и только.

…Людей он увидел в широкой и высокой витрине таллинского универмага – веселые и добрые, они улыбались Феде и сияли магнетической силой и всем своим видом выказывали готовность к общению.

– Поговорим?

– Обязательно!

– А про что?

– А про что хочешь. Например, о том, как устроены люди.

– А как они устроены?

– Смешно. Человек рычит и зажигает! Рыпается и сопротивляется, рвется настойчиво вперед, не помня, не зная, откуда он сам и зачем, он делает это со всем своим семейством, совместно с глупыми беспомощными детьми, всегда сосредоточенной в бытовом благоустройстве женой. Он устремляется вперед и думает, что лучше не бывает. Потому что понятий не имеет о том, а как бывает. Он из глины пришел. Она его зовет обратно. В том же виде, но кое-что в себя набравшего. А он из этого заведомо уготовленного акта готов разыграть трагедию. И кричит безумно: зачем и почему?! Ему, видите ли, не очень хочется возвращаться к тому, с чего все началось. С кусочка глины. Он хотел бы стать богом.

– А как?

– А никак.

– А вы тоже – из глины?

– Нет. Не совсем. Мы – намного сложнее. Понимаешь, случай такой…

Федя обалдел от того, что услышал от совершенных людей и, заинтригованный, разговорился с ними. Элегантные мужчины, удивительно стройные и красивые девушки блистали умом, эрудицией, легко откликались на любую шараду. Федя подумал о том, как это здорово – иметь всегда рядом с собой таких умных попутчиков. И он предложил понравившимся ему новым друзьям пойти вместе с ним.

– Почему вы стоите на одном месте? Я уверен, с вами рады будут познакомиться и в других районах Таллина! Там тоже много хороших людей! Вы не должны скрываться! Пойдемте со мной!

– Спасибо! Ты – добрый человек. Мы с удовольствием пошли бы с тобой. Но не сможем. Видишь ли, у нас такое дело, – мужчина, а вместе с ним и девушки – обнажили свои идеальные ноги от ступни до колена.

И Федя увидел тонкие никелированные штыри, пронизывающие у каждого одну из ног и прочно удерживающие этих странных людей на назначенном им месте. В их желании и даже готовности последовать за ним он обнаружил горький сарказм. И восхитился тем, что в отличие от своих новых и случайных друзей, какая-то неведомая сила пока что милостиво не лишила его возможности передвигаться, пусть иногда спотыкаясь и падая, и позволила вновь подниматься, а если – никак, то хотя бы ползти.

– Вы мне скажите, а в чем тайна?

– А просто. У всех живущих под ногами какая-нибудь тумба, подставка, на которой они и выделываются. Но это ненадежное сооружение из их амбиций превращается в прах лишь потому, что изначально его устойчивость определяется внешними факторами, причинами и желаниями внешнего мира. От самих людей их собственная жизнь зависит едва ли на один процент из ста. Срабатывает механизм уязвимости и ненадежности. Если в твоих планах на сто процентов есть хотя бы один, который тебе не подвластный, но зависит от жены, начальника или даже от погоды, то твоему плану – грош цена!

– Это некрасиво!

– Зато убедительно. Тебе повезло однажды.

– Не понял.

– Тебя с юности спасало то неприятное происшествие – да, не удивляйся, твоя попытка самоубийства. Ты с тех пор оказался как бы во взвешенном состоянии – между небом и землей, ты умер и погиб для этого мира, а тело или глина твои продолжают жить, не имея под собой никакой подставки и необходимой опоры. Время для сооружения мирских химер тобой было упущено с юности, что и спасло тебя, и уберегло, и открыло границы других миров, для живущих в материальном измерении – совсем неизвестных.

Манекены Федю разочаровали. Он не ожидал от них, с виду жизнерадостных, слов столь тягостных и ни к чему хорошему не зовущих.

– Мне очень жаль. Вы знаете то, что мне недоступно. Потому что я всегда в болезненном, с вашей точки зрения, виде. Но! В отличие от некоторых, я все-таки могу двигаться. Знаете ли, я – пойду. Можно? Всего вам хорошего!

Федя ушел, оставив за собой словоохотливых существ, живущих всегда за стеклом и тем защищенных. Они, возможно, в мудрости превосходили людей – всегда идущих мимо них равнодушно и без желания поговорить.

– А не лучше ли при таком раскладе оставаться мне Чокой феданутым? Или Федей чиканутым? Ричард с людьми из универмага общего языка не нашел.

…Артур за семь минут до начала смены, как всегда, читал свежую газету. В столовой сидел, как обычно, самоуверенно и отдельно от других. Он всегда по дороге на работу успевал купить в киоске что-нибудь из свежей прессы. А вообще-то мало с кем из рабочих разговаривал: если и бросал какие-то реплики, то всегда авторитетно и с некоторым гонором, как будто больше всех знает. Народ ему как старожилу, появившемуся на заводе одним из первых, не возражал.

Он и сейчас со своих независимых позиций внимал разговору за соседним столом. И оказался причастным к тому, о чем негромко беседовали рабочие, мастер Валера и Федя. А говорили опять про глину, о том, что для человека очень важно научиться понимать, чувствовать и слышать природу. Федя объяснял товарищам свое понимание керамического производства:

– Глина должна пищать в руках умельца, она должна с ним жадно сотрудничать, она должна доверяться ему и желать всяких с ней манипуляций. Потому что ей приятно воплощение в каком-нибудь изделии. Но если с нею обращается хам и грубый потребитель, она моментально черствеет, засыхает и скрывает свои признаки, свойства, она умирает, отказывается от сотрудничества и молчаливо хранит свои тайны, превращается в обыкновенные никому не нужные черепки… Это нужно понять, – рассказывал очень живо и красочно Федор. – Вот есть одно состояние, когда заходит человек, скажем, в продуктовый магазин и там выбирает что-то, трогает, смотрит, примеряет товар. Но есть состояние, когда человек заходит, ну, как бы в музей, на какую-то выставку, в святая святых красоты и искусства, и почти что в храм… Разве будешь ты там все сразу лапать руками?! И деловито, и плотски примерять, а еще и пытаться испробовать на вкус? Нет. Здесь приходит другое состояние.

– Если человек что-то хочет понять, он сначала должен иметь первичную информацию. А не пороть чепуху. Отсебятину. Смешно слушать дилетантов! – такие слова и выложил Артур в этот момент со своего места – на удалении, аккуратно сворачивая газету.

Он это сказал конкретно Феде, а слышали все, кто был рядом. И заметили, что Артур на этот раз сказал слишком много слов.

И самые догадливые своим глазам не поверили: он натурально пьянехонький! Такого на заводе никто еще не видывал. Чтобы кто-то рискнул явиться на смену с явными признаками избыточного самовольства и под балдой. Володя Долматов сидел с края стола и сразу встал так, чтобы закрыть Артура от Валеры, чтобы мастер, да и другие ничего подозрительного в поведении Артура не заметили.

– Все мы в чем-нибудь дилетанты! Пойдем, Артур, за нашей первичной информацией! – заговорил Володя с виду беспечно. – Ребята! Время! Пора к своим баранам. То есть к горшкам!

Рабочие и без его приглашения потекли на смену и застучали ботинками по железной лестнице вниз – в цех. Каждый занялся своим обычным делом. Но время от времени те, кто переживали за Артура и те, кто не стеснялись любопытства, посматривали на его первую линию, где он всегда исправно отливал те самые раковины, которые через несколько операций попадали на стол к Феде.

У Феди в тот день опять не оказалось работы. Это грозило томлением и бездельем, которое тщательно приходилось скрывать или выдумывать себе любое занятие. Отходить от рабочего стола запрещалось, присесть – нельзя. И раньше в таких случаях, бывало, Федя, водрузив на вращающуюся подставку какую-нибудь безнадежную для ремонта раковину, тренировался сверлить по эмали мельчайшие точки, исправлять неровности. И так быстрее протекало время. Когда же надоедало и это, случалось, Федя, чтобы не заснуть невзначай от вредительски медленного хода стрелок на больших часах, что висели у самого входа в цех, считал до ближайшего перерыва: «Восемьсот двадцать семь, восемьсот двадцать восемь! Восемьсот двадцать девять…» Доходило до полутора тысяч и более. И часы тогда показывали время кофе-тайма или обеда.

…Федя, как и другие, наблюдал издалека за линией Артура. Он видел, что к нему подошел Владимир, потом еще несколько рабочих. Коротко перебросились словами. И разошлись.

Артур, как показалось со стороны, впал в раздражительность. Федя слов никак не мог слышать, но видел по мимике и жестам, что рабочие его о чем-то уговаривают, а он мотает головой, машет рукой, мол, ему наплевать, и пошло оно ко всем чертям! Еще через несколько минут появился Валера, прошел через весь цех, дал какие-то указания глазуровщикам, углубился в недра той линии, на которой стоял Володя и рядом с ним прапорщик Анатолий. И на обратном пути зашел к Артуру, которого на тот момент на переднем плане не оказалось. Может быть, парень занялся делом, и нештатная ситуация кое-как стабилизировалась.

Не прошло и часа, Федя от Прапорщика узнал: Артура уволили! Только что.

– Так сразу? За запах? – переспросил пораженный Федя.

– Эх! Не за запах! Он успел принять на грудь еще! Значит, с собой у него было! А Валера его и попутал.

– Вот так дела! А ведь здесь нет никого его старше по сроку службы, товарищ капитан! – сокрушенно протянул Федя. – И он уже стал настоящим специалистом, каковых на весь цех сегодня всего полтора человека!

– Рядовой, эээ-э, как вас там, Федор! Во-первых, не капитан, а майор.

– Ой, ваше благородие, осечка вышла! Не успеваю следить за вашей карьерой и депеши из канцелярии штаба я еще не получал! О вашем новом повышении!

Федя с Анатолием так бы и продолжали дурачиться. Будь на то время и возможность. Но весть о событии с Артуром уже облетела весь цех, народ приуныл. И попрятался.

– Да, рядовой Федя! Командование глубоко проанализировало оперативную обстановку во вверенных частях. Возьмите на заметку: Артуру с этого месяца стали платить, как постоянному рабочему. Не обманули. И личный состав обнадежили. Мне до окончания испытательного срока осталось двадцать шесть смен и одна получка! По курсу молодого бойца. А вам, рядовой, и того больше!

Жгучий вопрос о заработках на заводе требовал затяжного разговора. Но Анатолий, опасаясь попасть в этот день «под раздачу» неприятностей, скоро ушел на рабочее место – в свой, стало быть, дивизион из ряда глиняных горшков. Пока еще влажных и мягких, готовых к извлечению из гипсовых форм.

Валера время от времени, гонимый с начала смены мастерскими обязанностями, появлялся где-нибудь рядом с Фединым ремонтным закутком, но к Феде не приставал. И Федя не имел к нему претензий. Потому что с утра четко просил у мастера дать что-нибудь для ремонта.

Коротая смену, Федя задумчиво чесал подбородок и думал, что же ему учудить с предназначенными на выброс раковинами – сверлить, точить? И удивился, когда к нему прямо через весь цех подошел Артур. В своей обычной «гражданской» одежде и готовый к выходу с завода. Навсегда.

– Ты – следующий! – сказал вдруг Артур с четырех шагов и указал на него конкретно пальцем. Развернулся и пошел.

Федя раскрыл рот. Потому что не понял, что имел в виду Артур. Уйти в запой Федя не собирался, и позволить себе хотя бы глоток спиртного в ближайшие месяцы он никак не планировал. Не до того! Что же за этим странным заявлением только что уволенного рабочего? Федя решил, что серьезно относиться к словам Артура нет никаких оснований. Да и не дружил он с ним, и отношений каких-нибудь особых между ними не возникло.

…И уже по пути домой Федя снова вспоминал начало рабочего дня. Восстанавливал разговор в столовой с мастером. Какими своими словами он вызвал интерес и затем едкую реплику, оказывается, со стороны следившего за ними подвыпившего Артура?

А через день завод узнал о том, что Артура больше нет. Вообще нигде. Мрачная и совершенно невероятная новость просочилась через мастера Валеру. Артур включил на кухне газ. Выпив чуть ли не два литра водки перед этим. Родители его ушли на работу. А он остался один.

– Здесь у каждого из нас что-нибудь перекошено или вывернуто по жизни. Иначе – как бы мы попали сюда, на завод? – заметил Феде на перекуре Володя Долматов. – Видел, вчера приходили новички? Покрутились по цеху в новеньких белых робах и через пятнадцать минут пошли наверх обратно переодеваться. Сказали четко: «Пусть здесь папа Карло работает. Или рабы!»

Выхода нет. А вход закрыт

Загадочное и печальное происшествие с Артуром вслух никем на заводе особо не обсуждалось, между тем народ приуныл. А производство продолжалось.

…Федя какой уже день тяжело страдал по случаю внезапного разрыва отношений с Лилей. Последний звонок и разговор, как он понимал, ставили точку в их и без того странном общении, а о встрече с ней не могло быть речи. Из задумчивости Федю вывел с чего-то слишком бодрый и счастливый Анатолий. Оказалось, он только что побывал у начальника по кадрам.

– Рядовой Чикин! Передайте в генштаб, что со следующего месяца я буду получать на 782 кроны больше, как постоянный рабочий. При этом увеличивается количество зачетных бонусов! Это уже похоже на жалованье офицерского состава!

– Господин поручик! Если позволите, я пошлю в штаб нарочного! А не обмыть ли нам сегодня в полку ваше повышение?

Анатолий и Федя привычно обменивались любезностями. – Поручик? – Анатолий задирался.

– Вы мне сказали «поручик»? Послушайте, рядовой! Жаль, вас некуда дальше разжаловать! Но как вам удалось перепутать поручика с майором?

– Мой генерал! Я в последнее время всегда что-то путаю!

– Не расслабляйтесь, боец! Я вот что хотел вам передать: госпожа Эвелин ждет вас к себе и как можно быстрее.

Федя в ближайшем месяце повышения зарплаты не ждал, потому, поднимаясь по каменным ступенькам на второй этаж заводоуправления, ломал голову, что же собирается сообщить ему менеджер по кадрам?

И как только он вошел, Эвелин закрыла за Федей дверь в кабинет. И начала с порога:

– Я очень прошу вас понять меня! Вы должны меня выслушать. Сядьте спокойно. Нам нужно поговорить. Очень серьезно.

Федя растерялся и подумал, что с ним вновь что-то происходит. Он не узнавал Эвелин и встревожился, что неизъяснимые перемещения его из одного пространства в другое не то что прекратились – нет, они перешли в какую-то новую и крайне опасную стадию, если уже в рабочее время с ним происходит что-то невероятное.

– Я вас умоляю, как человека! Как очень доброго и хорошего человека! – продолжала Эвелин дрожащим голосом, а у Феди в это время закружилась голова, и туман застилал его разумение. – Я перед вами виновата, поверьте, мне очень стыдно! Но вы должны меня выслушать. Это очень важно как для меня, так и для вас лично!.. Вы понимаете, что это я вам звонила по телефону?!

Федя потерял дар речи, привстал с кабинетного кресла.

– Вы сами мне подсказали имя этой несуществующей девушки! И вы сколько раз могли мне заявить, что я – просто бесчестный и глубоко непорядочный человек. Но ведь вы продолжали со мной разговаривать. И это укрепило меня в мысли, что в реальном мире у вас нет девушки вообще, а ваша Лиля – это ваш фантом! Я вам все объясню. Если вы знаете, я по образованию – психоаналитик. Собственно, эта специализация и открыла мне в свое время место на этом керамическом предприятии…

– Я этого не знал. Я думал, что вы – учительница, – пролепетал изумленный и все еще ничего не понимающий Федя.

– Поверьте мне, это не было моей инициативой. Заняться лично вами в столь неформальной, я хотела сказать, необычной форме, мне предложил господин инженер – Свен Феллин. Его поддержал, во всяком случае, дал свое согласие на углубленную психотерапевтическую с вами работу и господин Клайк, директор нашего завода.

– А другими вы никак не занимались? – Федя почувствовал, что у него еще чуть-чуть и будет взрыв: возникнет просто шквал самых грубых и беспощадных вопросов к этому элегантному, тактичному и симпатичному менеджеру по персоналу. – Мы вообще где? На керамическом предприятии или в психиатрической клинике?

– На нашем предприятии – каждый человек по-своему уникален. И до сегодняшнего дня мы занимались всеми рабочими. Я хочу сказать, что особое к себе внимание вы сами и вызвали! Господин Феллин указал мне, что за вами требуются постоянный контроль и наблюдение…

– Я вас, кажется, понимаю. И понимаю, чего добиваются от рабочих эти заезжие люди – хотят провести уникальный эксперимент: через активизацию скрытых возможностей личности добиться необычайной эффективности производства. Иначе говоря, здесь хотят оживить глину? Руками, нет, управляемым развитием каждой личности?

– В принципе, вы правильно думаете. Но…

– Что «но»? – вспылил Федя. – А причем здесь Лиля?

– Я вам еще раз повторяю, производственная психология для руководства предприятия всегда и с самого начала ставилась на первое место. И то, что я вмешалась в вашу личную жизнь, не было моей инициативой. И я… я сама не понимала, чем вы их так заинтересовали – обыкновенный и не очень профессиональный работник. Я не увидела в этом ничего предосудительного – помочь вам с вашими психотическими состояниями… А теперь я им не верю! Я никому не верю! И ничего не понимаю! – закрыв вдруг лицо руками, уронив голову на стол, Эвелин зарыдала.

– Что с вами? Я могу помочь? – Федя совершенно не выносил женских слез. Но то, что сообщила начальница по кадрам, выходило за рамки понимания.

– Откуда вы знали про мое, как вы сказали, психотическое состояние? За мной постоянно следили? Зачем?

– Не знаю! Я не следила. Я с вами разговаривала, как с человеком! И, честно говоря, вы мне стали очень симпатичным. Я до этого не знала, какой вы интересный человек!

– Я все равно ничего не понимаю! Вы элементарно и сознательно разыгрывали меня. Это что-то невероятное. И вы еще смеете что-то говорить о порядочности?!

– Случилось самое ужасное. В наш последний разговор в кабинет зашел Артур. Вы, наверное, уже знаете или должны догадаться, у нас с ним, в общем, между нами были самые близкие отношения…

– Впервые слышу!

– Он зашел так, что я не заметила. А он услышал то, о чем мы с вами говорили, и подумал, что у меня есть другой мужчина. Я в это время от имени Лили соглашалась идти за вами куда угодно… Я говорила вам по телефону о том, что ничем и ни с кем в этой жизни не связана… А потом… Он не пришел вечером домой, ночевал у своих родителей. А затем это ужасное трагическое событие. Я звонила ему, я поехала к нему. Он заявил, что не желает меня больше видеть и слышать! Мастер не имел права через меня обращаться к господину Феллину! Артура никто бы не уволил! Во всяком случае, я могла ему помочь! Мастер – слишком жесткий человек. С таким снобизмом, как у него, нельзя работать с людьми, а в должности руководителя – тем более! Между прочим, вас уже внесли в резерв кандидатур на должность мастера…

– Кто бы мог подумать, столько событий! В такое короткое время, – пробормотал Федя, не веря ничему тому, что услышал. – И что же, получается, и я тоже неким образом причастен к смерти Артура?!

– Вы? Нет. Это моя вина. Целиком на мне. И перед вами я глубоко виновата и очень прошу тысячу раз меня извинить! Хочу сказать вам. Имейте в виду. Они от вас чего-то хотят. Вы им что-то должны принести! Но я сама ничего не понимаю! Я никому не верю! – Эвелин, жалкая, подавленная, запутавшаяся и расстроенная, виноватая, не прячась от Феди, заливалась слезами…

– Знаете, а я вам благодарен! За те, как я теперь понимаю, лечебные сеансы! И еще больше за то, что вы нашли в себе силы рассказать мне об этом! Не понимаю, откуда Свен или Джордж могли знать то, что со мной происходит…

– Поверьте, я чувствую себя виноватой. И не только перед вами. Я не успела Артуру ничего объяснить. Да он и не стал слушать! Я не знаю, что будет с этим производством дальше! Я не знаю, что будет дальше со мной!

– Это какой-то кошмар! Сон и не сон! – Федя искренне сочувствовал Эвелин и сам меньше всего желал быть обманутым.

…Домой он в этот день шел, как беглый каторжник. Не разбирая дороги, перебирал ногами, как по скользкому льду – по заснеженным пустырям. Опустошенный, оглушенный, потерянный. Он совершенно по-другому видел теперь все свои встречи и общение с Лилей, исключив из него телефонные разговоры. Он старался отсечь те слова, которые настоящая Лиля никогда ему не говорила. Он хотел как можно точнее вспомнить детали своего общения по телефону, как выяснилось, с посторонним и чужим ему человеком. Он восстанавливал в уме подробности невероятных, как ему казалось, живых встреч с той, которая назвала себя Лилей. Он же видел своими глазами! В том же автобусе с ним рядом сидела точно не Эвелин, а совершенно другая девушка… И если и она тоже – фантом, то откуда же тогда появлялся этот милый образ? Из Хойму? Из Хийю? Из другого и неизвестного мира?

Зачем Свен приказал Эвелин заниматься его личной жизнью? Как понимать происходящее? Где продолжающийся плохой сон, а где реальность? Неприятный осадок, чувство беспомощности и вновь появившиеся вопросы только усугубили панику. На них у Чоки не было ответов. А Ричард молчал. И Федя понимал одно – ему нужен выход! Срочно.

На одной из дорожек в лабиринте промзоны Лаагри его неожиданно нагнал мастер Валера. Они молчком вместе и рядом прошли несколько метров.

– Давай сбавим шаг, – предложил Валера.

– Давай!

– Тебе не кажется странным то, что происходит на заводе в последнее время? – начал мастер, а Федя не понял, чего он хочет от него: узнать что-то о настроениях рабочих и разговорах в цехе или сам готов сообщить нечто любопытное?

– Хочешь знать, почему погиб Вязьмин? Федя остановился:

– А это еще кто такой? Очень интересно!

– Это у Артура фамилия такая… Артур сам виноват. А эта, из отдела кадров, Эвелин, она хотела его перевоспитать, и чтобы он стал другим человеком. Он раньше много пил. Безнадежно. Он ей нравился – сильный и мужественный такой русский мужчина, он и пришел в цех по ее протекции. Завязал пить, а тут буквально в последний день с ним начало что-то происходить, сам видел, как его колбасило… Об его отношениях с Эвелин я узнал только на днях. От знакомых, они – соседи его родителей.

– История нехорошая! Очень запутанная, – отозвался Федя.

– Да, запутано слишком! Она теперь меня ненавидит. Считает меня виновником. А я ведь просто доложил Свену, как положено.

Не я решаю, кого уволить, а кого оставить. Она уже начала мне мстить и сделает так, чтобы меня выжить с завода… Я знаю, она сегодня тебя вызывала наверх, наверное, спрашивала, какой я мастер…

Федя, внимая Валере, решил помолчать и таким образом позволить мастеру высказаться. И Валера действительно сообщил очень важное. Он рассказал о том, что это Эвелин давала установки в отношении Феди – куда и на какое место его поставить, постоянно задавала о нем вопросы.

– Она – психолог и мечтает получить докторскую степень! – сообщил Валера. – Ей наплевать на все остальное.

Федя не выдержал. Остановился.

– Валера, а ты знаешь, как я хотел тебя догнать, когда ты шел по этому полю вперед и в цех, и приходил все равно раньше меня! А мне не удавалось. Теперь ты сам нагнал меня… Но я, как теперь говорят, не догоняю! Я ничего не понимаю! Что происходит? Черт ногу сломит! Об эти горшки и унитазы!

– Тебя, скорее всего, уволят! Ты для них в последнее время почему-то стал головной болью. И тут на днях еще выяснилось, что ты прекратил почему-то отмечаться, как положено, электронным жетоном. Может быть, он у тебя перегорел? Это серьезное нарушение! Хотя, наверное, и меня уволят. Не знаю, прикроют ли Свен или Джордж, но против Эвелин я бессилен. Это не мой уровень… Свен пообещал помочь в Англии найти приличную работу. Он и сам не собирается здесь долго оставаться! А ты – нормальный парень. На всякий случай скажу тебе кое-что. Я не могу понять, почему он мне приказывал следить за тем, чтобы ты не путал глазурь для ремонта и ту, что качают в бачки для глазуровщиков… Это раньше мне было не понять, а теперь, кажется, понимаю… У них у всех какие-то свои планы! И они мне, как простому мастеру, не все открывали!

– А мы, Валера, поначалу думали, что они наркоту собираются перегонять! Из Афганистана, к примеру, в Европу и далее. Вот и весь замысел сего уникального проекта по производству унитазов в Эстонии!

– Это глупо и смешно, – ответил Валера. – Каждый ищет свои объяснения. И каждый желает чего-то своего! А ведь говорили о синтезе, о пробуждении психической энергии, способной творить чудеса!

– Я, Валера, от этих чудес скоро сойду с ума. Или сошел. Давным-давно.

– Но посмотрим, что дальше. И напоследок. Ты не вздумай завтра не приходить на смену. Давай продержимся до конца. Я думаю, это чем-то должно кончиться. Да, и все-таки не забывай отмечаться, то есть фиксировать свое рабочее время! Иначе – оставят без зарплаты!

…Федор Чикин на следующую смену явился в Лаагри серьезный и молчаливый. Незадолго до первого кофе-тайма он подошел к Долматову, занятому распаковкой отлитых несколько минут назад новеньких унитазов.

– Володя! Поговорить надо. По-срочному.

– Понял. Что-нибудь придумаем!

* * *

Через короткое время Долматов вместе с Прапорщиком загрузили доверху тележку с бракованным литьем – сырыми и деформированными бачками, унитазами и другими неудавшимися изделиями под предлогом, что их надо отвезти на склад сырья – в общую кучу, тем самым очистить от хлама линию.

– Он с нами? – Федя кивнул в сторону Анатолия.

– Да. Не боись. Он, сам знаешь, мужик нормальный, толковый, надежный, – пояснил на ходу Володя.

На складе, занимаясь как будто делом – перебрасывая с тележки помятые унитазы и бачки в огромную глиняную кучу отходов, Федя рассказал друзьям открывшиеся ему некоторые новости, сообщил о том, что на заводике скрытно проводится какой-то эксперимент, а рабочих используют едва ли не в качестве обыкновенной глины, или как подопытных кроликов.

– И почти что факт – они действуют каким-то образом на психику, специально вызывают всякие дурацкие состояния. Явно, что для выпуска обычных горшков это – уже перебор.

– Нас здесь всех чем-то опрыскивают! – подтвердил Долматов.

– Хорошо хоть, не подкожно! Эксперимент зашел слишком далеко! – согласился Анатолий. – А еще: видали, утром по цеху ходили двое рабочих, совсем не из наших?

Долматов ничего не понял из последних слов Прапорщика, а Чикин подтвердил, что да, видел каких-то двух мужиков, подумал, что это электрики, выглядывали свои провода по цеху.

– А я поинтересовался, перекинулся парой слов с ними. Это другая фирма. Сказали, что будут устанавливать по всему цеху видеоконтроль!

– Вот это да! Это же и шагу без присмотра не сделаешь! Все будет видно! – воскликнул возмущенно Долматов.

– Я думаю, это для нас последний шанс – получить веские и сильные улики. И пока нет видеоконтроля. После этого можно будет поговорить кое-с-кем конкретно. А ждать, что будет дальше – слишком опасно, – заключил Федя.

И здесь же, полный решимости, предложил приятелям посетить завод в ночное время – в ближайшие выходные, когда в цехах никого нет.

На том и порешили.

Неделя пролетела без эксцессов, на заводе установилось подозрительное затишье. Свен и Джордж в цехе почти не появлялись. Валера-мастер вел себя, как обычно. И Федя с друзьями старались ничем не привлекать к себе внимания, каждый занимался своими делами.

* * *

…Прихватив с собой фонарики, веревки, они приехали в ночь с субботы на воскресенье на Володиной машине. По внешней лестнице поднялись на крышу и удачно проникли в цех через вентиляционную трубу. Федя заранее, в пятницу, в конце смены оставил открытой ее заслонку.

– Тебе лучше остаться в цехе – следить за улицей и чтобы кто-нибудь не появился невзначай. А мы глянем, что это за секретный склад в упаковочной и что у них под землей, – указал Федя Анатолию…

Ворота открылись без проблем. Они тут же внимательно исследовали дополнительный щит управления, на который обратили внимание еще в первое посещение склада.

– Я думаю, что верхняя кнопка – это спуск. Вторая – подъем. Значит, Анатолию лучше стоять здесь рядышком – в случае чего скажем ему, что делать, – предложил Володя.

– А остальные кнопки?

– Скорее всего, они – вспомогательные, дающие какой-то режим или скорость подъема.

С виду весовая платформа действительно оказалась лифтом. Через минуту Долматов и Федя опустились в подземелье. Как только платформа коснулась пола, в помещении в разных местах включилось слабое, приглушенное освещение, так что фонарики оказались как нельзя кстати. В первую очередь друзья-лазутчики обнаружили и открыли из любопытства попавшиеся на глаза массивные ящики наподобие тех, что стояли всегда в цехе на виду у всех и где обычно хранились формы сантехники из гипса особого состава.

– Смотри! Ты считаешь, это очень похоже на унитаз? Или на мойку?

– Да это же форма… человека! – громко удивился Федя.

– Тише ты!

– А чего боимся? Или думаешь, здесь нас кто-то услышит?

– Гробы что ли здесь они тайно льют? Или что-то такое для крематориев?

– Очень им нужно! Много ли с гробов заработаешь? Давай поищем еще. Может быть, найдем ключик к этим странным формам?