Текст книги "Предчувствие"

Себе навстречу

Как ухватить и увидеть разное состояние наших мозгов, то бишь сознания: в одном и том же месте, в одно и то же время в конкретном городе, в конкретный час ты видишь одно, а она – другое. Ты, возможно, наблюдаешь движение своих эмоций, мыслей, и помышляешь о том, как обуздать свои низменные, утяжеляющие человека желания. А она в это же самое время идет с тобой рядом и видит машины, шикарные дома и блеск человеческого насыщения комфортом. И она этому искренне восторгается, и уже своим умом и состоянием ликующей души, то есть мысленно, помещает себя в это видимое ей пространство.

Но не в качестве обладателя той роскоши, которую она наблюдает вокруг, а пока что только в роли соискателя и претендента заполучить себе когда-нибудь точно такое же или похожее материальное благополучие… Ты занят собой, своим образом мыслей и чувств. Она занята другим – тем, что вокруг нее. И вы – идеальная пара. Неудачника и оптимиста. Воды и огня. Земли и воздушных шаров.

В чем подвох? Нельзя так сразу определить, а кто из нас кто? И ты можешь быть оптимистом, а она плаксой. И она может быть из воздушных шаров, а ты – из земли. И вот, покинув город, ты огорченный, в лесу снова ищешь очищения сердца и души, освобождения от тяжести земного и опять мирского желания. И совершаешь между тем поступки с моральной точки зрения просто ужасные. То есть во внешнем мире, который ты всячески пытаешься презреть и желаешь избавиться от его на себя давления, ты, невольно так получается, нередко приносишь боль и страдания другим. Но при этом наносишь невероятные повреждения и себе самому.

Хотя бы потому, что становится очевидной тщетность твоего исцеления: формула «исцели себя сам» не работает, поэтому погружение внутрь (что и есть душевный труд) невозможно без тончайшего контроля вешних связей. Но здесь мало контроля, потому что нужно еще и тончайшее управление этими связями. А они, словно рыбацкие сети и чрезвычайно гибкие, цепкие сплетения всякой лесной растительности, опутывают и крепко удерживают каждого из нас, как постоянно нарастающая паутина, морока и борение, от которых нет избавления. И, разумеется, для более легкого пути желательно сокращение числа этих связей, упрощение самой схемы твоего взаимодействия с внешним миром, что и будет своего рода очищением ума и преображением души. Хотя тело твое к тому времени начнет покрываться шерстью и ты, вероятно, лично узнаешь, что такое «озвереть».

И отсюда становится понятным, что даже самое благое желание – оно утяжеляет человека, поскольку понуждает искать пути исполнения этого желания и потому по-прежнему владычествует над умом и сердцем, а значит, и душой… Зачем же тебе переделывать себя? А тем паче – других!

Айда смотреть чужое горе

Использованных шприцев под ногами в центре Таллина или упаковок от них теперь можно встретить не менее, чем в прошлые годы пустых бутылок из-под дешевого портвейна – почти в каждой подворотне, закутке обязательно валяются. А еще и на городских парковках частенько остаются следы поспешной борьбы с наступающей ломкой – кидают сразу по несколько шприцев, и тут же упаковок от них. Неужто у нас теперь и водитель за рулем редко когда не уколотый?!

Безмолвных следов страстей человеческих всегда полно на городских улицах, особенно когда идешь по ним рано-ранехонько, и мало где в это время прибрано. А тут не совсем уже молчаливое свидетельство, а целое письмо, записочка (красными чернилами!) под ногами. На огромной парковке кто-то скомкал как попало несколько исписанных листков и был таков. Эх, чужую почту выглядывать – занятие не самое благородное. Но бывает. Особенно у тех, кто каким-нибудь боком причастен к писательству, стало быть, интересуется характерами, житейскими ситуациями и прочими тонкостями душевных перипетий людей. И дневники чужие попадаются, еще какие-то записи, почему-либо потерявшие хозяина и теперь беспризорными странствующие по белу свету.

И что же? Выкладываю это попавшееся мне в руки письмо, как оно есть. Наверное, в известном смысле типичное, помогающее приоткрыть какие-то сведения не только о его авторе, но и о времени, в котором мы живем.

«Мне нереально больно за себя и за тебя. Но я больше не могу слышать от тебя, что я огромная проблема, которую ты так гасишь в самый темный угол, не выйдешь даже на улицу. Боишься, надо смелее быть по жизни, ни кого не е***, как я зарабатываю. Никто ни чем никогда не помог, все могут обсуждать, отворачиваться. Это болезнь то же самое, люди узнавшие отвернулись, хотя эта болезнь, что от ракового больного отворачиваются? Нет, и потом мне неприятно твое хамское и поху*стическое отношение. Меня зае**** делать все для тебя, а в ответ ко мне жопой. Я одна, нет даже тебя, ты тоже только о себе заботишься. Я вычеркиваю всех. С белого листа начну жить, так как держать вокруг людей, которые будут смотреть и болтать еще и еще. Пох** тебе на меня, только ты.

Не знаю, что сказать. Я старалась много для тебя, но в ответ когда ничего, это со временем зае****. Тем более в день без метадона устроить мне все это, этот ад. Это жестоко. Если я настолько проблема, что ты, родаки меня ненавидят, я уйду из ваших жизней, это не угроза. Мне надоело жить и слышать как я во всем виновата. Вам будет лучше без меня. Тебе особенно. Так жестоко ты со мной последнее время, как вернулся, что я устала мучаться, хочу забыть и вычеркнуть тебя из памяти и жизни. Живи спокойно и счастливо без меня. Как ты и хотел. Все не могу так больше… Может и увидимся когда-нибудь, но не так скоро. Пока. Раньше мне было хорошо с тобой, сейчас это ад! Но раз ты меня считаешь виной, я уйду, уйду, уйду».

* * *

Меня часто спрашивают. А кто ты сам? И что ты пишешь? И чего так щепетильно твое внимание к другим, как ты называешь, творческим людям? Попробую ответить. Я могу к тебе проникнуть в самые заповедные и тайные уголки. Конечно, не так, что нахально и дерзко, поломав тебе двери и тебя самого повалив на пороге. Я могу это сделать мысленно – войти в твой мир. Потому что мы вместе где-то есть, но всего более – в мыслях.

Да, мы всегда в том, о чем думаем ежедневно, куда редко кого впускаем, и где у каждого свой внутренний мир, и он совершенно иной, чем миры за окном и подаваемые нам в условных таких понятиях как «реальность» и «действительность». Но есть еще один мир, который плотским умом не увидеть, но он гораздо действительнее, чем обычный земной мир, отраженный через наше сознание, то есть через нас самих и наши приборы восприятия. А как они у нас настроены, сколь чуткие, а в чем барахлят, если, вообще, не искажают поступающую в наш ум информацию – об этом, пожалуй, больше знают те, кто нашими мозгами постоянно занимается.

В отличие от нас самих, когда для нас именно эта часть нашего существа нами же совершенно запущена, оставлена без присмотра и внимания. Я могу зайти к тебе в любое время, не важно, друг ли ты мне или враг. Потому что я знаю тебя. Я знаю то, что с тобой происходит, с чем ты борешься, чего боишься, а где бесшабашен. И количество денег тебя не спасает, как и отсутствие их не делает тебя неуязвимым.

Ты – человек! Даже если и мнишь себя кем-то другим или ничего не мнишь, а живешь, как последняя скотина. Смотри, рано или поздно со всех нас шкуры наши слезут, и все увидят друг друга в чем есть. Тебе нет смысла кривляться передо мной и спорить, что все не так и все по-другому. Тебе от меня не уйти, да и мне без тебя было бы очень постыло. Я не могу бесконечно наслаждаться собой – своими возможностями, своими мыслями, впечатлениями, восторгами, огорчениями и загадками. Я хочу тебя в собеседники и соучастники. Это про жизнь вообще и про наше с тобой одновременное присутствие на этом свете.

Так что же более всего реальность? То, что за пределами тебя и твоего внутреннего мира – площади с танцующими людьми, ярмарка и карусель житейского успеха или все-таки то, что ты сам лично обо всем этом думаешь? Что более действительно во всяком случае для тебя? То, что происходит за твоим окном или то, что происходит в тебе самом?

Что-то не так? В чем-то заблуждение? Каждый живет своими мыслями, хотя и ходит в общий для всех магазин, читает, смотрит и слушает одинаковые новости, но шуршит одними и теми же бумажками, что прозваны «деньгами».

Между тобой и внешним миром есть только одна связь – деньги. Газеты, новости – это вообще чепуха! Если у тебя денег нет, то и коммуникации твои – босяцкие, и у тебя нет выхода на парламенты, на начальников, на сильных мира сего, у тебя одна лишь отдушина – создавать свой собственный мир, где ты не только богач, маг и волшебник, но и царь и почти бог.

Это здорово: сидеть на берегу тихого янтарного озера и обнимать мыслями весь мир, соединять прошлое с тем, чего никогда нигде не было и не будет, если только не в тебе самом, то есть с мигом твоего пребывания на Земле, осознанным и понимаемым мигом. Но так-то можно прожить всю жизнь невменяемым и ничего – улыбаться и радоваться, и особо не досаждать своим присутствием тем, кто занимается благоустройством людей на Земле, а в этой связи и распределением их по различным палатам огромной такой клиники, кого-то, между прочим, определяя не только в пациенты, но еще и в обслуживающий персонал.

…Я жил в те века, когда люди ели кору с деревьев, и я был в рабстве в раскаленных песках, видал, как идут легионы и как пыль затмевает небеса от несущихся орд, видел великолепные замки и жалкие лачуги, понимал и чувствовал бессчетное количество людей, посещавших сей мир и ушедших далее.

И я уйду, когда состарится мое тело и в нем мне уже не будет утешения. Уйду, чтобы тут же явиться в новом обличье, но все с тем же сердцем и моей сострадательной душой. – О! – я слышу, как вскричали мне судьи. – Все это есть твое воображение! Не более, чем фантазия ума. Ты нагло заявляешь нам о своем бессмертии и о том, что видел самого Христа! Но у тебя нет свидетелей и нет доказательств!

Какие же еще вы хотите доказательства?! Да, все сказанное мною я нашел в своем сознании, мыслях и ощущениях, а также в памяти. Я никогда не умирал и не умру, потому что всегда хотя бы капелькой своей души присутствовал во всяком другом человеке и потому чувствовал, что происходит с каждым, и потому в душе и сердце храню бессчетно историй и судеб людских. И они во мне живы. Может быть, самой малой частичкой себя, неведомо как имеющие доступ к моему сознанию. И не только во сне – через врата времен или то, что названо Хроникой Акаши.

И это присутствие в моем сознании множества других людей – оно разве более иллюзорно, чем ваше представление об окружающем мире? И где же вы, если не в том же уме, храните свои знания и понятия, фиксируете то, что видите рядом каждодневно или услышанные где-либо новости внешнего мира? Заведомо сфабрикованные. Представляющие собой элементарные информационные помои.

И разве не своим ли умом вы обозреваете то, что с вами происходит? Выносите оценки, суждения и выстраиваете свою картину мира – разве с помощью какой-то мнимой реальности, каких-то посторонних экскурсоводов? Нет, вы это все берете из себя, из своих представлений, ощущений, мыслей. И разве вам в новость то, что для одних одно и то же событие из так называемой «реальной» жизни может быть белым, а для других – черным?!

Когда вы вдыхаете и выдыхаете воздух, вы приводите в движение прану – для вас неосязаемую и невидимую. И это некоторое информационное поле, исходящее от вас, тем не менее, теснейшим образом связанное с другими энергетическими полями всех живущих миров. Прекратится дыхание – начнется жизнь в другом измерении, то есть просто включится тот прибор, который в обычной жизни и нашему дневному сознанию не нужен. Хотя на Земле всегда полно медиумов, людей, способных работать с этим прибором – расширять и изменять сознание, не умирая при этом.

И разве не своим умом вы обозреваете то, что с вами происходит? Мое представление о бессмертии разве чем-то отличается от того, что представляете вы о жизни и смерти сегодня? И это только в вашем сознании, и нигде более. В сознании каждого есть только то, что он, как человек и душа живая, вмещает в себя, сознает и в силах представить. И вы верите всему тому, чему вас научили газеты и телевизоры, но мне не верите.

Чувство бога

…На днях помышлял о делишках житейских и судьбах человеческих, о скоротечности дней и поиске смыслов, и вдруг меня озарило! Тихо, без грохота и пыли, и шелеста крыльев, и с каким-то совершенно новым, свежим восприятием.

Вот нынче полно атеистов, много не слишком горячих поклонников существующих религиозных школ и конфессий. Однако – в каждом из нас независимо от вероисповедания и убеждений есть чувство Бога! И сдается, знакомо оно даже тем, кто яро кричит о материализме и отрицает наличие каких-либо вышних сил во Вселенной! И лично по себе почти что каждый знает, что кто-то невидимый за ним следит и кто-то постоянно опекает! В общем, помимо известных пяти чувств у нас есть еще одно – это чувство Бога! И наверняка неспроста все это. Для чего-то нужно. И может свидетельствовать о том, что не слишком уж примитивное и совсем никуда не годное существо это – человек.

Русь деревенская

Не то меня огорчает, что вот опять услышал на днях от маманьки моей престарелой: «Ну, ты, Фома Краснолуцкий!» Это она по поводу моей новой прически так выразилась, а там делов-то: подстригся наспех в салоне подле железнодорожного вокзала. Наверное, клоками выбрано, кое-как. А вот чем же все-таки был знаменит этот Фома из Красных Лук, чем отличился он от других деревенских жителей, да так, что за ним на много лет вперед закрепился столь эпический и грандиозный псевдоним – Краснолуцкий?!

Это меня занимает. Однако припоминаю, некоторое время назад она же назвала меня как-то Васюшкой Копаницким… Что за причина, не помню. Может быть, оплошность какую-то допустил пустяшную, чай там пролил на скатерть или в рюмочку не попал «Арсеничем» – угощением домашним.

Но еще раньше я слышал от нее опять же по какому-то поводу: «Ты у нас как Петя Буравицкий!» А до того вот точно еще было: Никитка Подграмский, Федя Малышский, Гриша Загорский. Да, а это уже в прихожей и другой раз она мне как-то попрек сделала: «Что ты встал, как Ульяна Коломенская?!»

Всех имен да величаний не помню, но точно – оказывается, их молва народная, печоро-псковская, сохранила немало. Потому для меня так и остается загадкой, кто же были эти чудные люди и чем они прославились, что такой деревенский пантеон знаменитостей из своих имен за собой оставили? Право, другой раз это может быть намного любопытнее, чем космические корабли, бороздящие Большой театр.

О том, что предшествовало утру

Мне нужно срочно посмотреть на себя. И повнимательнее быть к другим. А живы ли они? Что такое «смысл жизни»? Если – в одном выражении нами же выставлены понятия несовместимые. Смысл – внутреннее, информационное содержание, сущность феномена, значение чего-либо. А жизнь – это совокупность физических и химических процессов, протекающих в клетке, позволяющих осуществлять обмен веществ и ее деление (вне клетки жизнь не существует, вирусы проявляют свойства живой материи только после переноса генетического материала в клетку).

Итак, мы желаем определить смысл совокупности физических и химических процессов, протекающих в клетке, позволяющих осуществлять обмен веществ и ее деление. Что и есть жизнь – понятие, между прочим, весьма, многозначное, и все зависит от контекста. Чтобы иметь возможность исполнить наше желание, в данном случае нам нужны, как минимум, мозги. Но и это еще не все.

Нам нужно сознание. Возможно ли наше сознание в условиях… прекращения совокупности физических и химических процессов, протекающих в клетке, позволяющих осуществлять обмен веществ и ее деление?

Если никакого сознания после нашей кончины в физическом теле не существует, то и нет никакого смысла. Смысл имеет значение лишь до тех пор, пока мы живы. Чтобы гадать и ломать голову: кто мы? откуда? зачем? А если я не умер? И живой? Мне ничего другого не остается, как продолжать жить. И задавать те же самые вопросы. Примерять ответы. Осуществлять обмен, делиться. В общем, все, как в настоящей клетке. А без нее и вне ее нам ничего и нигде не светит. Во всяком случае, именно на том и стоит вся современная, удачно пришибленная дарвинизмом и пресловутым материализмом, наука. Хотя наука науке – рознь. И в среде ученых немало тех, кто Богу верит более, чем умственным упражнениям своих же коллег.

И это еще не все. Есть живые до сих пор ученые, которые осмеливаются утверждать, что сознание может существовать вне тела! Значит, вне клетки. На свободе, значит.

Так что мне помимо прочего и всего остального, нужно еще выяснить, так в клетке я или не в клетке? И сам из себя весь такой клетчатый!

Меня не возмущает и не удручает тот факт, что после смерти какого-нибудь человека люди не перестают ходить на работу, шлындаться по улицам и смотреть футбольные матчи. Скорее всего, и после моей кончины они будут делать то же самое. А если кому-то захочется всплакнуть, то вот прошу, этого не надо. Радуйтесь. И за себя, и за меня. Мне хорошо – и вам хорошо. И, пожалуйста, без истерик.

У меня – длиннющая дорога из Рима в Урук, через века и тысячелетия. А у вас сегодня «Барселона» с «Баварией». И это хорошо. Будут урюк, арык и кому-то кирдык. То есть, ничего не будет. Из ряда вон выходящего. Ну, ножами кого-нибудь опять порешат в толпе посреди города запросто так. Типа беженцы. Земля уже многажды раз переживала за стираемые с ее лица цивилизации. И слезинки со временем высыхали, и все начиналось сначала.

И мы постоянно между смыслом и жизнью. А что нам смерть?! Явно, предмет или там вещь в себе совсем уже какая-то посторонняя. Ни к смыслу, ни к жизни не имеющая никакого отношения. Совершенная бессмыслица. При этом гадкая, склизкая, вонючая, омерзительная. Так что иной раз и волосы на затылке у нас шевелятся, и пух на ушах сворачивается. От одной только мысли о ней. А уж что в глазах – то и не тоска уже, и не страдание, а так – стекло холодное. Ты наклонись к трупу пониже и посмотри, если у него еще открыты глаза. Там ты увидишь свое отражение. Тем более, зрачки у погибшего в этот момент максимально расширены.

Из десятки мировых шедевров

Ты можешь написать с десяток романов и уйдешь, никто не заметит твоей пропажи… Ты можешь написать сотню картин. И уйдешь. Никто твоего имени не узнает и не спросит: «А кто такой?» Ты можешь пятьсот песен спеть. И только твоя собака тебе будет подвывать. Иногда. И по причине преданности да сочувствия. Ты можешь слепить тысячу скульптур. И ни одну никто не запомнит.

Ты можешь однажды написать всего-то несколько нот! И мир офигеет, и с кого-то кожа начнет слезать. От восторга и безумия, и любви к тебе. И слезы обожания будут застилать глаза миллионам. Тем, кто тебя слушает, хотя тебя самого уже давно нет на Земле…

Но, дорогой мой друг. А вот прожить бы так, как эту самую песню спеть всего-то из нескольких на первый взгляд простеньких нот? И романов не писать, и картин не рисовать, и фоток не делать, и фигур не лепить, а каким-то таким своим внутренним состоянием явить миру свою необычайную возвышенность и благородство? Никто не заметит. Никто не узнает твоего имени.

А я узнаю тебя. И обниму. Как сестру или брата. И поклонюсь тебе. Спасибо тебе за то, что ты внушал. И являл самим собою образец. Походки. По жизни. Красивой, просто красивой. И чувств своих добрых являл пример, души и сердечности. Я тебя никогда не забуду.

Пиши. Ты пиши каждую свою строчку и каждый свой шаг на Земле. С чувством и желанием, через «немогу» и другой раз стиснув зубы. И уверяю тебя, потому и светит Солнце. Что такие, как ты, дают ему тепло и тот самый свет. Белый свет. А если ты, в самом деле, увлечен творчеством, рисуешь, изображаешь, поешь, играешь на инструментах, твори так, чтобы их радовало и вдохновляло, рвало и тошнило, выворачивало и содрогало – от отвращения и восхищения, жажды раскаяния и чувства родства. И никогда! Ты слышишь меня, никогда ничего не требуй от людей.

Реактивная установка

Иду по таллинским улочкам, иду через парк, как вижу сирень, иду тихонько и только что не крадучись к ней. И медленно обхожу куст вокруг и жду, вот-вот ветерок подует и каа-аак… сшибет меня! Запахом неповторимым – сиреневым! Ликовать охота. И вот еще капелька благоразумия во время такого восхитительного головокружения сохраняется, чтобы не кинуться к людям встречным и прохожим: «Братцы-сестрички! Что творится-то! Сирень с ума сводит!» В общем, кто знает, тот поймет меня!

…Помню юность, насыщенную надеждой, ожиданием или еще вернее – предчувствием. Чего-то такого очень хорошего, вкусного, сладкого, нежного, теплого и родного. И тогда не пугали вокзалы, дороги, общее купе в поездах, и в то время ветер был не страшен, не страшны невзгоды.

При условии, что вы – вольный человек и вас не везут в специальном вагоне, вам не кричат с какой-то издевкой и прямо в ухо: «Подъем! Встать! Стоять! Повернуться к стене!» Юношеская свобода и воображаемая безграничность предстоящего жизненного пути – это и есть ощущение счастья, и опять, то же самое предчувствие чего-то такого… Необыкновенного. И все это связано с запахом.

Это имеет прямое отношение к чувству близости и родства. Но то, что звало нас в дорогу и призывало на подвиги в восемнадцать лет – это я узнал только сейчас. Это был Запах Женщины. Ее незримое предчувствие, ожидание и пусть даже туманная, но все-таки надежда встретить Ее. Родственную душу, во всем так похожую на меня. Родную и близкую. Но! У нее есть то, чего у меня нет и быть не может. Запах. Какой-то такой сиреневый или персиковый… Или просто букет из тончайших оттенков самых изысканных запахов. И ощущение. Одновременная работа сразу всех двенадцати наших чувств восприятия.

И вот, когда уже позади вокзалы, дороги, когда уже мхом покрыты те тропки, которые мерещились в юности усыпанными живыми цветами из ландышей и подснежников, а еще и папоротника – только теперь вдруг открылось, что же это было?! Что за сила такая, которая влекла и вселяла уверенность и даже бесстрашие, без которой невозможен был ни один опрометчивый шаг? Это конечно, не встроенный в нас хитроумно природой двигатель… внутреннего сгорания, и даже не турбовинтовой двигатель. Это самая настоящая реактивная установка. Это – вообще запредельное. Это – Любовь! На чем до сих пор не умеют летать и строить космические корабли. Это предчувствие и запах Женщины! Родной и самой близкой. Но почему-то опять Она где-то там, далеко, на расстоянии. Если и есть в этом мире что-то исключительно дорогое и чего-то стоящее, так это только Женщина. Все остальное – производное, приложения, помои и ботва. А также перегной. Мужских страстей, апломба и гонора.

…Сегодня опять погружался в мир отверженных, провел очень много часов среди бродяг, тех самых, кто тщательно высматривает ваши дворовые помойки и мусорные ящики. А живут они в трубах или заброшенных домах-развалюхах, на пустырях и в мало кому доступных бункерах. Мест таковых по Таллину полно, в том числе и почти что в центре города.

Как говорят, свинья грязь найдет. Но я не из свинства ищу, в смысле общаюсь с теми, кто у нас отнесен к отбросам общества и в виде биомусора частенько предстает перед глазами и просит: «Дай на пиво. Или одеколон».

Я все-таки ваш собственный корреспондент. И до всего, что в Таллине нашем живет, шевелится и дышит, мне есть дело.