Текст книги "Предчувствие"

Первая партия

…Каково же было воодушевление рабочих, когда к Фединому столу Свен и Валера подкатили две тележки с раковинами, и Валера перевел на русский язык четкое задание для Феди: срочно, в течение дня отобрать все годные для ремонта мойки, сделать ремонт и отправить их на соседний участок – типа на ОТК. Для окончательной проверки и упаковки в специальные картонные коробки с красивыми фирменными надписями Gumborg SPA. Потому что утром следующего дня необходимо было сформировать первую партию заводской продукции. Эта новость сразу же облетела цех. И народ заметно просветлел. И, несомненно, обрадовался.

Федя самозабвенно целый день точил нижнюю часть раковин, чтобы они ровно и никак не качаясь, но плотно, без люфта, ложились на подставку. В этом и заключалось задание. Прапорщик тихонько подходил к Феде при любой возможности отлучиться со своей линии, смотрел, как идет шлифовка и многозначительно качал головой:

– Рядовой э… нет, сержант, вы, надеюсь, понимаете, на вас смотрит весь цех, эээ, нет – дивизия! От имени командования прошу оправдать надежды личного состава!

Обычное появление откуда ни возьмись, издалека, мастера Валеры сдувало Прапорщика мигом на его законное рабочее место. Но Федя успевал что-нибудь ответить Анатолию, не удержался и в этот раз, послав ему вслед нечто вроде пожелания:

– Ваше благородие! Обер! Штандартенфюрер! Организуйте срочно, если не затруднит, группу поддержки. С розовыми букетиками. И, желательно, в коротеньких юбочках!

– Да, конечно, разбежались! И полковой оркестр! От имени и лица ставки! – с расстояния и уже со своего участка отозвался Прапорщик, успев заляпать себе руки и рабочую одежду жидкой глиной, что совсем не походило на попытку создать видимость бурной производственной деятельности.

Он вправду опять что-то на линии опрокинул на себя, чем и привлек внимание Валеры, отправившего Анатолия через минуту выяснений к обыкновенному водопроводному крану – привести в порядок свою внешность. И Прапорщик, послушно удаляясь на помывку, хитро улыбался издалека и показывал знаками Феде, вот мол, как надо получать от начальства нечаянные преференции и минуточки для всегда желанного внепланового перекура.

Федино рабочее место располагалось так, что просматривалось со многих сторон и с других линий. И сам Федя видел в любой момент, кто и что делает на соседних участках. И мог даже присматривать за входом в цех, откуда обычно и появлялось начальство. И догадливым рабочим не нужно самим беспокоиться, идет ли кто-то к ним. Достаточно внимательно следить за поведением Феди и тех, кто работает неподалеку от него: если парни вдруг становились слишком сосредоточенными в работе и усердно чего-то там у себя терли, шлифовали и шоркали, значит, на горизонте – строгий мастер или еще какой-нибудь шухер.

Поначалу Федя думал, что все рабочие цеха следят друг за другом. И закладывают незаметным образом один другого начальству. А чуть погодя убедился, что такие же мысли посещают всех.

Велло как-то за обеденным столом и опять же при мастере Валере иронизировал над тем, что с соседних линий в течение дня народ постоянно крутит головами по сторонам, как будто высматривает сачков еще больших, чем сами! Федя на такое некрасивое замечание возразил:

– А может быть, люди просто отдыхают? Переводят дух. Мог бы и воздержаться поливать рабочих грязью, если, конечно, сам не претендуешь на должность мастера!

…К концу смены Федя доложил Валере, что требуемое количество изделий готово. На всякий случай он сделал на три раковины больше, потому что Джордж пообещал после смены вечером дополнительно проверить всю партию и запросто мог потребовать замены некоторых раковин. И уже следующим утром начальство приказало упаковать приготовленные к отправке мойки.

Специальный аппарат для упаковки продукции находился в отдельном закрытом помещении, куда рабочим входить категорически запрещалось, а если бы кто-то и пожелал проникнуть без разрешения, то, не зная специального кода, не смог бы открыть массивные ворота, управляемые системой автоматики.

Валера показал Феде, как управиться с воротами, а в помощники ему определил двух парней с печного участка. Совместными усилиями они пригнали к месту упаковки тележки с готовыми изделиями. Парни занялись картонными коробками и аппаратом для обертки. Федя тем временем изучил и затем запустил новое оборудование.

Работа ничего сложного собой не представляла. На широкую вращающуюся платформу ставился поддон с коробками, включался аппарат, а дальше оставалось только следить и при необходимости поправлять пленку или сдвинувшиеся коробки. Пока помощники занимались мойками, Федя внимательно оглядел помещение, обратил внимание на вторые ворота, которые, очевидно, выводили сразу на улицу, заметил еще один щит с кнопками, для чего-то установленный по другую сторону основных ворот.

Через некоторое время к нему подошли любопытствующие Володя и Урмас.

– Мы – посмотреть! Первая партия все-таки! – пояснил Володя. А Урмас направился к Фединым помощникам:

– Надо пощупать! Что за товар идет к покупателю…

Федя и Володя отвернулись, исследуя уже вместе прежде всегда закрытое от рабочих помещение. И в это время за их спинами раздался грохот: что-то упало, разбилось.

– Ты что-оо? Рехнулся? – это парни с печного участка заорали на Урмаса. Оказалось, он зачем-то смахнул с поддона самую верхнюю коробку с раковиной, которая от падения и удара о бетонный пол разлетелась на мелкие куски и в разные стороны. Не обращая внимания на ругань, Урмас, сопя себе под нос, подобрал несколько кусков разбитого фаянса. И было понятно, не из чувства вины. Он внимательно разглядел остатки раковины и открывшиеся ее полые внутренности. Принес один кусок показать Володе с Федей.

– Вот, а я думал, что порошок сюда запрячут! – Урмас покачал головой. – Ничего нет. Моя версия с наркотрафиком оказалось ложной.

– Ну ты ваще! Нашел, как проверить! – возмутился Федя.

– А как еще? Вчера вечером ты сдал партию. Ночь мойки простояли в пустом цехе. Значит, кому это надо, могли наполнить их какой-нибудь гадостью.

– Нет, ну ты офигел! Партия строго по счету! В упаковке должно быть пятнадцать штук, – посетовал один из Фединых помощников. – Если сейчас нас здесь прихватит Валера, без скандала не обойдется!

– Что поделать? – растерялся Урмас. – Вали на меня. Да, я разбил! Уволят в этот же день? Или заставят платить? – Урмас не шутил. Разочарованный, он, конечно, понимал, что влип, но такую, значит, цену выставил сам за то, чтобы узнать, соучаствует ли он прямо или косвенно в тайных наркоделишках хозяев завода.

Федя пожал плечами и, недолго думая, молча принялся собирать разбросанные по полу куски раковины.

– Для начала давайте соберем все осколки! И заодно неплохо бы сюда метелку. Урмас, у вас же в гипсовом есть нормальная швабра, давай ее сюда!

Через минуту-другую следов от падения мойки на полу не осталось. Пока подчищали упаковочную от осколков, Федя обратил внимание на то, что подле второго щита с кнопками есть еще одна, утопленная в полу, площадка-платформа.

– Володя, как ты думаешь, что это такое? – Федя негромко поделился открытием с Долматовым.

– Похоже на весы для транспорта. Заходит машина с каким-нибудь грузом, замерили, посмотрели, пожалуйста, привезла столько-то…

– А что взвешивать? Раковины или унитазы? А краску, гипс и глину, ты сам знаешь, завозят с другой стороны и без всяких весов!

– Да, это очень интересная задачка! – согласился Володя.

Разбитую Урмасом раковину Федя без лишнего шума заменил одной из тех, что попридержал на своих стеллажах на случай отбраковки.

– Мужики, толпиться не будем, а дело закончим! – Федя предложил товарищам разойтись по своим участкам. – Будем считать, что нам повезло, и маленькой аварии никто не заметил.

В перерыве Федя шепнул Долматову:

– Володя, информация к размышлению: если на тех весах, по нашему разумению, взвешивать нечего, не могут ли они служить в таком случае лифтом? Для спуска в какое-то подземелье…

– Ого! Значит, под цехом находится какой-то склад? А что оттуда поднимать? Или опускать?

– А вот этого я не знаю. Давай подождем. Посмотрим. Я думаю, скоро откроется.

Нарица

Чикин не оставлял надежды оказаться как-нибудь снова в зазеркальном Хойму. И в каждую новую поездку на работу внимательно следил, нет ли для него каких-нибудь сигналов или знаков…

На уже знакомых остановках длинного маршрута в автобус входили новые, на кого-то похожие, но для Феди совсем неузнаваемые люди.

«Они что? Ставшие теперь навеки веков живыми в недоступном прошлом чьи-то жизни? То есть это когда-то умершие? А в настоящем их нет? И я вижу прошлое? Нет, мечтаю о чем-то в будущем. Но из-за этого теряю настоящее время. Не слишком ли часто? Входят, а не выходят. Воплощаются или наоборот?» – Федя размышлял, путался и продирался настойчивой мыслью к всегда желанной ему ясности, простоте и легкости.

– Один на всех автобус – это неспособность людей выйти и поменять свое сознание, и потому у всех один и тот же маршрут, – Федин собеседник подключился к разговору. Он следовал, как обычно, одной и той же с ним дорогой.

Федя продолжал внимательно разглядывать пассажиров. Через окно автобуса, поскольку внешний мир покрывала темнота, а незначительная подсветка в салоне делала из окна достаточно удобное для Феди зеркало, которым он пользовался и ранее. Он видел затылки, лица, спины задумчивых мужчин и женщин. На одну из них обратил внимание. Та, что отражалась в стекле, вдруг повернулась, и ему показалось, что она похожа на знакомый образ. «Лиля!» – чуть было не кинулся он к сидящей впереди и через несколько рядов женщине, но лица ее не разглядел и потому осекся. В следующий момент Федя через то же окно увидел, что прямо на них на огромной скорости летит встречный автобус, а к нему вплотную прилеплен почему-то грузовик-трейлер, между тем как дорога перед ними разделяется на две полосы. Федя испугался – как же они сейчас разъедутся?! Он едва удержал себя, чтобы не закричать, не предупредить об опасности, но встречный транспорт быстро растворился в темноте, и Федя приписал только что увиденное обыкновенной зазеркальной игре, отражаемой окнами быстро несущегося по пригородам Таллина автобуса.

Время снова расплылось, потеряло границы, и утро ли сейчас, или ночь, или вечер – для Феди опять не имело никого значения.

На остановке «Хаава» стояла девушка в белых сапожках. Немножко похожая на Лилечку. Но нет, это не может быть Лиля. Девушка зевала, а Чикин удивлялся, почему это девушки в Таллине так часто зевают? Он и ранее замечал, они могут это делать и среди белого дня, стоя на оживленном перекрестке, просто пробегая в толпе пешеходов по улице.

Федя жадно вглядывался в темноту и понимал, что до Хойму ему еще ехать и ехать… Если он уже давно не проехал нужную остановку увлеченный разглядыванием посторонних людей.

На следующей остановке, водитель назвал ее «Нарица», девушки уже не было. Но стоял точно такой же автобус, в котором Федя ехал сейчас и как обычно. И он увидел себя! И вперился на своего двойника, то есть на себя самого, чиканутого, во все глаза.

– Как это понимать? Ты куда?

– Туда же, – ответил Федин двойник. Или сам Федя собственной персоной, но только почему-то с другой и противоположной от Феди настоящего стороны.

– Шутишь? Откуда ты знаешь, куда мне надо?

– Это не имеет никакого значения. То, куда тебе надо. Мы всегда едем в одном направлении, – сказал двойник и точная копия Феди.

– Имеешь в виду, на кладбище? Смешно, конечно. Но сейчас я совсем по другому делу еду.

Автобус тем временем остановился, распахнул все двери. Федя встал. Пошел по странно вдруг опустевшему автобусу, следя непрерывно за двойником. Дошел до первой открытой двери, желая выглянуть в темноту и убедиться в реальности того, что он видит. Откуда-то сзади, вытирая мягкой тряпкой руки, к нему подошел грузный водитель. Он вежливо и ни с того ни с сего вдруг взял Федю за ухо, аккуратно подвел его к ступеням у двери и, дав чувствительный пинок, выкинул его из автобуса. Двойник моментально пропал из виду.

«Разве я что-то не так сделал? Или нахамил пассажирам? Или к кому-то приставал?» – Федя недоумевал и не мог понять, что случилось с автобусом, пассажирами и водителем.

Он оказался на большой, окруженной мелкими сосенками и покрытой белым гравием площадке. На ней и вправду стоял еще один хорошо освещенный изнутри и пустой автобус. Своего двойника Федя в нем не обнаружил. Удивляясь неожиданным событиям, сбивая ботинки о щебень, Федя направился к видимой впереди и так же посыпанной гравием дорожке.

«Значит, это опять не тот автобус? – размышлял Федя на ходу. – Здесь конечная остановка, здесь автобус разворачивается. Наверное, какой-то другой маршрут, но почему же я опять не заметил, когда садился?!»

– Потому что все автобусы похожи друг на друга, а ты – слишком задумчивым выходишь на улицу, – ответил Федин собеседник. – Внимательнее нужно быть. А на остановках и пешеходных переходах особенно.

Садиться снова в автобус, чтобы вернуться назад, доехать до развилки, Федя не захотел; там же водитель-псих, который принял его почему-то за бича и бродяжку, катающегося бесцельно по таллинским маршрутам, чтобы таким образом согреться и поспать. Чикину нужно было Хойму.

Через канавы, перелесок он выбрался на окраину жилого района, видя издалека людей и начинающееся утреннее оживление. У будки, представляющей собой давно заброшенный и полуразрушенный киоск, рядом с длинной кирпичной стеной он неожиданно натолкнулся на группу парней, а приблизившись к ним, сразу понял – они зажали какую-то молодую женщину, чего-то при этом от нее домогались.

Федя сначала подумал, что это не его дело – вмешиваться в чужие разборки. Да, и притом у него – своя дорога. Однако он остановился напротив и посмотрел на компанию, желая со своей стороны вникнуть в ситуацию и понять, чего они хотят от женщины. Один из парней его заметил.

– Чего вылупился?

– ?

Федя не знал, что сразу ответить. Но тут же нашелся:

– А для чего глаза у человека?! Наступила тишина.

– Что же мне, выколоть их теперь? Себе? – продолжил Федя уверенно, с вызовом. – Для тебя! И чтобы как можно быстрее доставить тебя… в центр удовольствия? Сделать тебе что-нибудь приятное?

Вся компания вмиг оставила женщину и с любопытством гурьбой обступила Федю.

– Вот это да!

– Во дурак!

– Оборзел ты, кореш, в натуре!

– Щас в глаз схлопочешь! – целый град насмешек и угроз тут же высыпался на Федю. А кто-то вдруг со стороны и, судя по всему из той же компании, закричал:

– Не отпускайте его! Не дайте убежать! Тащи сюда! Сейчас мы и с ним разберемся! Заодно.

Федю бесцеремонно повлекли к кирпичным и также заброшенным постройкам. Он поражался дерзости и злобе, с каковыми его, не успевшего опомниться, потащили неизвестные люди. Остановились с другого конца кирпичной стены, где у нее когда-то была металлическая дверь, но теперь, судя по всему, прочно заварена.

Вся территория походила на задворки какого-то торгового центра – между сооружениями и постройками едва проглядывалась оживленная улица, по которой двигались, занятые своими делами и, должно быть, по-утреннему спешащие люди.

– Ну что, мужик? Допрыгался? – один из Фединых антагонистов нахально взял его за ворот куртки и занес было руку для удара.

Федя смотрел на происходящее как будто из сна. Страх? Да и нет. Удивление? Еще какое. Чоку сейчас поникают! Мама, не горюй! Это Федя понимал предельно четко. И удивился – ясность взяла его. И ему стало, как никогда, просто. Потому что не было времени думать, жалеть, переживать – успеет ли он теперь на завод? Найдет ли снова когда-нибудь Лилю, и дождется ли она его? Время превратилось в зрение. И потому Федя отчетливо, словно в замедленном кино, видел, как в его сторону направляется кулак, он еще видел и другие ближайшие лица, руки, вообще, фигуры злобных людей, решивших проучить его. Во что бы то ни стало.

…Легко и задолго до того, как левая рука нападавшего вытянулась в одну линию, он красиво нырком ушел от удара, мгновенно и мощно нанес встречный боковой. Попал безупречно и точно в челюсть обезумевшего в злобе противника, перегораживающего путь к маневрам и закрывающего доступ к другим нападавшим. Краем глаза справа Федя видел, как подкашивается и падает на спину тот, что начал первым. Вместе с тем он уже видел новую цель и боковым зрением следил еще за одним, и уже за четвертым противником. Работал жестко, быстро, как когда-то в свои лучшие минуты на юношеском ринге. Он ничего не чувствовал, а только сознавал, что какие-то удары пропускает. Ему нельзя мешкать, нельзя малодушничать. И если он останется собранным, хладнокровным и очень быстрым, то окажется слишком тяжелой или вовсе невозможной добычей для хулиганья из какого-то непонятного таллинского пригорода.

Ричард энергично и безжалостно раскидал неприятных парней, оставив некоторых лежать у той самой бетонной стены. Другие, осевшие или полулежа, шевелились и кричали ему проклятия, а также угрозы. И ненависть их поразила Федю. И удивила – потому что он не чувствовал никакой за собой вины. Но у него тоже оказалась разбитой губа, сильно болели затылок, спина, появились какие-то ссадины на руках.

Молодую женщину, которую только что терзала гопота, он увидел в нескольких шагах. Она не убежала, хотя имела время. Прижалась к стене. Издалека она смотрела на него с каким-то особым выражением, ему показалось, это ужас. И потому он подошел к ней – хотя бы успокоить. Опасности ведь больше нет. И уже вблизи увидел: женщина смотрела на него вызывающе, с презрением. И только он раскрыл свой рот и начал поиск нужных слов, застывшее лицо у женщины превратилось в резину. Оно неприятно исказилось, и Федя постиг всю глубину ее к нему отвращения. Она сказала брезгливо сквозь зубы:

– Ну ты и зверь!

Феди не стало. Или воздух пропал. Которым обычно дышат люди. И небо исчезло. И земля вместе с домами, деревьями свернулась, как свиток. Мгла явилась, как черный пар, и вползла, и заполнила собою все, что вверху и то, что в глубинах, окутала все то, что слева, и то, что справа. Из маленькой синей точки небытия появилась огромная, ослепляющая, похожая на взрыв, дыра недостачи. Царем стал Вакуум. Мерцающий, нарастающий и почему-то желтый.

Сквозь дрожащие полузакрытые ресницы Ричард увидел силуэт. Женщина! В полупрозрачном платье, похожем на тунику, она отворила черную от ржавчины дверь в стене. Да, в той самой длинной стене, где только что было у Ричарда-Феди ристалище.

Женщина молча отвернулась и пошла по длинному узкому коридору, едва освещаемому пятнышком света в самом конце. Ничего не оставалось, как последовать за ней. Они вышли в затемненный, выложенный из грубого камня, похожий на пещеру, круглый зал. Федя сразу обратил внимание на немногие слабые рожковые светильники и необычно скупое убранство святилища. Он не сомневался, что это какое-то скрытое от посторонних глаз культовое сооружение.

В центре его в обрамлении курящихся разноцветным дымом стеблей из тростника возвышался камень, похожий на стол или алтарь. Посредине его стояла чаша, из которой дрожащим язычком прорывалось пламя. В противоположной стороне пещеры на самой верхней из трех каменных ступеней Федя увидел в полумраке фигуру человека. Это был седовласый величавый старец. Его лицо густо иссечено морщинами, как будто кора очень старого дерева. Он в длинных одеждах и с посохом, похож на аскета, молчалив и бесстрастен. Он внимательно читал все мысли Феди. Это чувствовалось и понималось. Здесь не существовало звука, поэтому никто ничего не говорил. И Федя не слышал, а именно чувствовал, что за каменными стенами звучат величавые песнопения, и хор поет какие-то гимны. Появилось ощущение тепла, янтарные огоньки радости, но их тут же смело.

– Неужели это тот самый старик из Хойму?! – стыд и догадка прожгли парня. Седовласый старец повел очами, и Федя увидел, куда направлен его взгляд – на камень в центре зала. Сердце у Ричарда затрепетало и забилось надеждой, он поспешно глянул по сторонам: а куда же делась женщина, только что послужившая ему проводником?!

Неужели это Лиля? Она что ли служит в этом святилище? Но провожатой нигде не увидел: ушла или ее покрывал полумрак. Зато слева и справа явились два стражника – статные, безупречные совершенством фигур, они властными взглядами дали понять, что должен сделать сейчас Федя. Применять к нему силу, ударять по ногам не потребовалось – он сам безмолвно опустился на колени и поник головой.

Старец проводил все эти движения Ричарда взором, задержал на нем проницательные глаза, затем снова перевел их на середину зала, на камень, незаметно кивнул и не спеша отвернулся, ступил один шаг и пропал в стене.

Чикин почувствовал, что не стало и стражников, он один в этом странном месте. Вновь увидел камень-алтарь и на нем незамеченные раньше какие-то вещи, едва освещаемые неровными вспышками и дрожанием пламени из чаши. На ровном граните лежали бумажник, обломок точильного круга и, чему Федя больше всего удивился, его электронный брелок, тот самый, что выдан ему на заводе. С бумажником было понятно – он из Хойму. Точильный брусок – пустяк, случайная находка. А вот фирменный жетон как здесь оказался?

– Наверное, он выпал у меня из кармана в суматохе, когда я возился с теми парнями у стены… А женщина – проводник, это она и подобрала его за мной, и принесла сюда, и положила.

Только в этот момент Чика вспомнил про работу. И прежде, чем искать срочно выход из пещеры, ловко подхватил с алтаря и сунул обратно в карман свой заводской брелок. «Разберемся! Потом разберемся! А сейчас давай – делай то, что должен!» – приказал себе Федя.

…У самого начала кирпичной стены, оказалось, проходит асфальтовая дорожка, по которой скользили туда-сюда люди. На лицах – занятость, увлеченность. Пытаясь выбраться из западни, Федя неожиданно столкнулся с разносчиком газет. Он стоял возле перегруженной тележки и читал, как ни в чем не бывало, взятую из почтальонской сумки газету. И с его положения, как понял Федя, хорошо просматривалась вся стена, значит, почтальон мог видеть то, что произошло здесь несколько минут назад. Но еще Федя заметил, что появившиеся тут же прохожие почему-то радуются такому поведению разносчика газет – вместо того, чтобы развозить по подъездам почту, он ее нагло читает.

– Они радуются, потому что видят самое малое зло, которое может принести им этот почтальон!

«Пусть уж лучше читает газеты, чем занимается утолением своих каких-нибудь низменных и скрытых желаний, – осенило Федю. – Никак меня занесло в такие края, где любой факт ненападения одного человека на другого считается невероятным чудом?!»

– Слушай, человек, – Федя обратился к занятому чтением почтальону. – Я тебе вреда не причиню. Но ты мне только скажи, что это за район?

– Уговорил! И я тебя бить не буду, – отозвался почтальон. – Но имей в виду: ты находишься в Хийю!

– Неужели опять Мир желаний? Только с другой стороны. Здесь тоже каждый вытворяет то, что хочет. Но это – Хийю. А в Хойму – другое! Там люди излучают любовь, и кого тронешь, тот и реагирует, и откликается, а остальным как бы все до лампочки, – Федя снова отчетливо вспомнил то, что он вытворял в Хойму, и что случилось в Хийу, и вывел для себя вдруг четко и без оговорок: «Мир зла не может быть где-то в другом месте, если его нет во мне самом. Нечего пенять на зеркало, если мир вокруг искривлен!»

…На работу Чикин прибыл, как робот – автоматически выскочил из автобуса, огляделся, побежал на другую сторону через дорогу. Он чувствовал, что с ним сегодня с утра что-то не то и не так, как обычно. Что-то произошло, его опять куда-то перемещали, но зачем-то почистили память, он в этот раз ничего не помнил, почти ничего. Он так же автоматически и сразу, как вошел в вестибюль завода, поспешил отметить свое прибытие электронным брелком. И только в этот момент обнаружил, что их у него – два! Абсолютно одинаковых. В разных карманах. Какой же из них настоящий?

И тут же вспомнил о Хийу, вспомнил почтальона, женщину, стражу и старика… «Значит, это была все-таки Лиля, а я и ее не узнал!»

Зачем это все? Какой смысл? Федя складывал пазлы из прошедших дней и ночей, желая увидеть понятную уму логическую картину. Но пред собой имел лишь множество ее частей – разрезанных на мелкие фрагменты.

– Ищи! В этом что-то есть. Без смысла ничего не бывает. Им наполнены звезды, перетянуты люди. Ты же видишь, хаоса нет, но все для чего-то служит. Смысл проницаем – можно пройти мимо и ничего не заметить. А можно чувствовать и понимать, как бесконечно много нитей, лучей, соединений. Во всем, что ты видишь, что пропускаешь через ум. Внимательней смотри края! По ним иди.

– Я не могу. Смысла не вижу.

– Тогда придумай его. Хотя бы на время. Если что-то не так, и ты ошибся, время поправит и выставит все по своим местам.