Текст книги "Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы"

Как мы уже выяснили, необходимость принятия руководством страны и армии именно такого текста Директивы № 1 было следствием грубой ошибки Генерального штаба, допущенной в процессе выработки первоочередных действий РККА при получении сигнала «Гроза». Тогда, чтобы не повесить на Советский Союз всю ответственность за развязывание войны, по данному сигналу действовать было невозможно, а позаботиться о разработке других вариантов действий, и им соответствующих сигналов, объявляемых при угрозе военного нападения на нашу страну, наш Генеральный штаб посчитал излишним. Вот и получили то, что получили.

Итак, снова возвращаемся к тому же, роковому вопросу: можно ли было избежать или хотя бы ослабить последствия ошибок Генерального штаба?

В принципе, теоретически, конечно, кое-что было возможно сделать, но существенно изменить ход событий – нельзя. Для этого необходимы были другой нарком обороны и другой Генеральный штаб; другие кадры, с другим уровнем подготовки и дисциплины, организованности и боевой выучки, другие системы управления и связи, как у немецкой армии, или хотя бы как на нашем флоте. Однако для осознания этого, как показал дальнейший ход событий, требовались многие месяцы и море солдатской крови. В тех конкретных условиях, второй половины дня 21 июня 1941 г., это могло быть только лишь благим пожеланием, или, в лучшем случае, – частью плана боевой и политической подготовки сухопутных войск на ближайшие годы.

С учетом конкретного уровня организованности и боевой выучки сухопутных войск, да еще усугубленных требованием И. В. Сталина: ни в коем случае не допустить такой ситуации, чтобы Советский Союз оказался зачинщиком войны с Германией, выполнить Директиву № 1 в полном объеме было невозможно.

Нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г. К. Жуков, опять-таки, последствия внезапного нападения Гитлера на нашу страну обязаны были ясно себе представлять и без всяких гаданий на «кофейной гуще» прямо и честно об этом доложить И. В. Сталину. Однако этого они не сделали, потому что сами не представляли последствия своих действий.

В создавшихся условиях они были обязаны до передачи этой директивы, как минимум, для начала объявить учебную тревогу, чтобы хотя бы разбудить мирно спящих бойцов и командиров.

Вместо этого, хорошо понимая критичность обстановки, словами Жукова: «Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать», таким образом, высшее командование Красной Армии признает, что оно само, в первую очередь, виновато было в величайшей трагедии нашего народа, а не И. В. Сталин.

Да и как Директива № 1 могла не опоздать, если только Генеральному штабу для передачи ее в округа потребовалось 2 часа 10 минут (с 22 часов 20 минут 21 июня до 00 часов 30 минут 22 июня). И это при всех организационных и технических возможностях Генерального штаба.

Понимали ли эти начальники то, что они передают, точнее – приказывают подчиненным. Приведем еще раз только два пункта этой директивы:

«Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать».

Мыслимо ли было выполнить эти приказы командующим и командирам армий, корпусов, дивизий и полков, да еще при той организации службы и боеготовности войск? Не надо быть гигантом мысли, чтобы не понимать, что если Генеральному штабу потребовалось для передачи директивы больше двух часов, то для передачи этой же директивы командующим округов своим подчиненным потребуется никак не меньше времени. А сколько времени потребуется еще дежурным офицерам, чтобы довести ее до мирно спящих командиров дивизий и полков, офицеров и солдат?

Необходимо было, кроме прочего, учесть и время года: ведь эти события происходили 22 июня, в самую короткую ночь в году, когда на Севере, да и в Прибалтике, в это время темного времени суток практически не бывает. Так, когда же в таком случае выполнять этот грозный приказ высших начальников Красной Армии? Особенно в части: «в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе» и «Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать».

Не надо быть маршалом Советского Союза, чтобы не понимать, что данный приказ явно был не выполнимый.

Для взлета одного самолета, если летчик находится в кабине, требуется как минимум около минуты, а в каждом полку в то время было около 60 самолетов. Кроме того, на одном аэродроме нередко размещались несколько полков.

Далее, чтобы выполнить этот приказ, необходимо, чтобы в каждом полку количество летчиков было, по крайней мере, не меньше числа самолетов. Кроме того, каждый полк должен иметь свой запасной аэродром, который заранее должен быть оборудован всем необходимым для боевых действий.

Вместе с тем на наших приграничных аэродромах стояло огромное число новой боевой техники, которая была не освоена летным составом не то что для полетов ночью, но и днем.

Из воспоминаний будущего маршала авиации Н. С. Скрипко: «20–й истребительный авиаполк 63–й смешанной авиадивизии базировался на лагерном аэродроме: 60 самолетов И-153 и на основном – 61 новый истребитель Як-1, на котором умели летать только 20 человек. А всего на 121 самолет приходилось 63 летчика».

Следует подчеркнуть, что полеты даже на относительно старых самолетах И-153, И-16 для молодых летчиков было непростым делом. При конструировании этих самолетов закладывалось высокие требования к их маневренности. Поэтому уже при незначительных ошибках при пилотировании, особенно при взлете и посадке, этот самолет легко входил в штопор, причем, как правило, с катастрофическими последствиями для летчика и самолета.

Даже в мирное время, в результате катастроф и аварий, авиация Красной Армии тогда теряла ежедневно в среднем 2–3 самолета. За неполный первый квартал 1941 г. было разбито 138 самолетов, с гибелью 141 человека. Недостатки упомянутых, а также других самолетов того же конструктора Н. Н. Поликарпова имели системный характер, что привело сначала, 15 декабря 1938 г., к гибели выдающегося нашего летчика В. П. Чкалова на самолете И-180, а затем – одного из лучших советских летчиков – испытателей В. А. Степанченка на самолете И-185.

Предчувствуя смертельное дыхание очередной схватки с Западом, Чкалов старается сделать достоянием всего «Красного воздушного флота» свои революционные открытия и навыки в сфере запредельного воздухоплавания.

Несмотря на запреты, Чкалов все равно не отказывался от мысли добиваться совершенства в своем искусстве и изобретал новые приемы высшего пилотажа, что опять приводило его к большим неприятностям, хотя, как говорится, и достижения были налицо.

Однако, как это почти всегда бывает, новое с огромными трудностями прокладывает себе дорогу к признанию. И пока новое не добьется очевидной убедительности, люди больше склонны обращать внимание на его недостатки, чем на его достоинства.

Так, 9 августа 1938–го (то есть за 13 месяцев до начала Второй мировой войны) нарком обороны СССР Ворошилов получил очередное чкаловское послание:

«Товарищ Народный Комиссар! Докладываю: Сегодня, 9.VIII.38 г., в количестве 20 самолетов летали на высоте 8000 метров и выше, со стрельбой и розыском отряда отрядом. Розыск не удался. Стрельба проведена на некоторых самолетах успешно.

Подготовку Ундоловского полка к высотным полетам считаю законченной.

Необходимо каждую пятидневку тренировать людей на 8000–8500–9000 метров для розыска условно неприятельских эскадр. Короче говоря, на 8000 метров люди не могут найти друг друга, а поэтому необходима повседневная тренировка.

Герой Советского Союза комбриг Чкалов».

Обстоятельства гибели В. П. Чкалова: он погиб при первом испытательном полете на скоростном истребителе И-180, примерно через 10 мин. после взлета. Самолет разбит. При падении он упал на гору старых лесоматериалов дровяного склада Мосжилгорстроя. Гибель Чкалова явилась следствием выпуска в воздух недоработанной машины.

Как указано выше, гибель выдающегося летчика нашей страны В. П. Чкалова была не единственным случаем. Чтобы спасти жизни людей и сохранить дорогостоящую технику был издан специальный приказ Народного комиссара обороны СССР К. Е. Ворошилова.

Приказ о мерах по предотвращению аварийности в частях Военно – Воздушных Сил РККА

№ 070 4 июня 1939 г.

16–17 мая с. г. Главный военный совет Рабоче – Крестьянской Красной Армии с участием военных советов и командующих воздушными силами ЛВО, БОВО, КОВО, ХВО, военных советов АОН, специально вызванных командиров и комиссаров авиабригад, авиаполков и эскадрилий заслушал и обсудил доклад начальника Военно – Воздушных Сил РККА о мерах борьбы с катастрофами и летными происшествиями и об улучшении организации летной подготовки в Военно – Воздушных Силах.

В результате обсуждения этого вопроса Главный военный совет устанавливает:

Число летных происшествий в 1939 году, особенно в апреле и мае месяцах, достигло чрезвычайных размеров. За период с 1 января до 15 мая произошло 34 катастрофы, в них погибло 70 человек личного состава. За этот же период произошло 126 аварий, в которых разбит 91 самолет. Только за конец 1938 и в первые месяцы 1939 гг. мы потеряли 5 выдающихся летчиков – Героев Советского Союза, 5 лучших людей страны – тт. Бряндинского, Чкалова, Губенко, Серова и Полину Осипенко.

Эти тяжелые потери, как и подавляющее большинство других катастроф и аварий, являются результатом:

а) преступного нарушения специальных приказов, положений, летных наставлений и инструкций;

б) крайне плохой работы командно – политического состава воздушных сил и военных советов округов и армий по воспитанию летно – технических кадров авиачастей;

в) плохо организованной и еще хуже проводимой плановости и последовательности в учебно – боевой подготовке авиационных частей;

г) неумения старших начальников и комиссаров наладить летно – техническую подготовку с каждым экипажем и летчиков в отдельности в соответствии с уровнем их специальных познаний, подготовленности, индивидуальными и специфическими их способностями и качествами;

д) все еще неудовлетворительного знания личным составом материальной части и, как следствие этого, плохой ее эксплуатации;

е) самое главное, недопустимого ослабления воинской дисциплины в частях Военно – Воздушных Сил и расхлябанности, к сожалению, даже среди лучших летчиков, не исключая и некоторых Героев Советского Союза.

Подтверждением всего сказанного служит буквально всякая катастрофа и происшествие, так как при самом беглом ознакомлении с ними, как правило, причиной является или недисциплинированности и разболтанность, или невнимательное и недопустимо халатное отношение к своим обязанностям летно – подъемного и технического состава.

Вот наиболее тяжелые катастрофы и аварии за последнее время.

1. В конце прошлого года в полете на место посадки экипажа самолета «Родина» произошло столкновение двух самолетов «Дуглас» и ТБ-3, в результате чего погибло 15 человек. В числе погибших был и командующий воздушными силами 2–й Отдельной Краснознаменной армии комдив Сорокин и Герой Советского Союза комбриг Бряндинский.

Командующий воздушными силами 2 ОКА Сорокин без какой бы то ни было надобности и разрешения центра, но с согласия командования 2 ОКА вылетел на ТБ-3 к месту посадки самолета «Родина», очевидно, с единственной целью, чтобы потом можно было сказать, что он, Соркин, также принимал участи в спасении экипажа «Родина», хотя ему этого никто не поручал и экипаж «Родина» уже был обнаружен.

Вслед за Сорокиным на «Дугласе» вылетел Бряндинский, который также не имел на то указаний, ни права, целью которого были, очевидно, те же мотивы, что и у Сорокина.

Оба эти больших авиационных начальника, совершив проступок и самовольство, в дополнение к этому в самом полете проявили недисциплинированность и преступную халатность в летной службе, результатом чего и явилось столкновение в воздухе, гибель 15 человек и двух дорогостоящих самолетов.

2. Герой Советского Союза, известный всему миру своими рекордами, комбриг В. П. Чкалов погиб только потому, что новый истребитель, который Чкалов испытывал, был выпущен в испытательный полет в совершенно неудовлетворительном состоянии, о чем Чкалов был полностью осведомлен. Больше того, узнав от работников НКВД о состоянии этого самолета, т. Сталин лично дал указание о запрещении т. Чкалову полетов впредь до полного устранения недостатков самолета, тем не менее комбриг Чкалов на этом самолете с не устраненными полностью дефектами через три дня не только вылетел, но начал совершать свой первый полет на новом самолете и новом моторе вне аэродрома, в результате чего, вследствие вынужденной посадки на неподходящей захламленной местности, самолет разбился, и комбриг Чкалов погиб.

3. Герой Советского Союза заместитель командующего ВВС БОВО полковник Губенко, прекрасный и отважный летчик, погиб потому, что производил на И-16 полет высшего пилотажа на недопустимо низкой высоте. Полковник Губенко, невзирая на свой высокий пост заместителя командующего воздушными силами военного округа, невзирая на то, что еще накануне своей гибели, проводя совещание с подчиненными ему командирами авиабригад по вопросам аварийности в воздушных силах, сам указывал на недисциплинированность, как главную причину всех несчастий в авиации, допустил лично недисциплинированность, граничащую с преступлением. Полковник Губенко обратился к командующему войсками БОВО командарму 2 ранга т. Ковалеву с просьбой разрешить ему полеты высшего пилотажа с использованием взлетных полос. Командующий Белорусским особым военным округом командарм 2 ранга т. Ковалев категорически запретил полковнику Губенко летать. И все же Губенко не только грубо нарушил прямой приказ своего высшего и прямого начальника, но одновременно нарушил все приказы и наставления по полетам, начав высший пилотаж на недопустимо низкой высоте.

4. Два Героя Советского Союза – начальник летной инспекции ВВС комбриг Серов и инспектор по технике пилотирования МВО майор Полина Осипенко погибли потому, что организация тренировки по слепым полетам на сборах для инспекторов по технике пилотирования, начальником которых являлся сам комбриг Серов, не была как следует продумана и подготовлена, а главное, полет комбрига Серова и майора Полины Осипенко, выполнявших одну из первых задач по полету под колпаком, производился на высоте всего лишь 500–600 метров вместо установленной для этого упражнения высоты не ниже 1000 метров. Это безобразное, больше того, преступное нарушение элементарных правил полетов, обязательных для каждого летчика, и начальников в первую голову, и явилось роковым для Серова и Полины Осипенко.

Этот последний случай, так же как и случай гибели Героя Советского Союза Губенко, является ярким свидетельством того, что нарушение правил полетной работы не может прийти безнаказанно ни для кого, в том числе и для самых лучших летчиков, каковыми в действительности и являлись погибшие товарищи Губенко, Серов и Полина Осипенко.

5. Однако недисциплинированность и распущенность настолько вкоренилась среди летчиков, так велика эта болезнь, что, невзирая на частые и тяжелые катастрофы, результатом которых является гибель лучших наших людей, невзирая на это, всего лишь месяц примерно тому назад два Героя Советского Союза – командующий ВВС МВО комбриг Еременко и его заместитель полковник Осипенко в неурочное время вздумали произвести «показательный» воздушный бой над люберецким аэродромом и произвели его на такой недопустимо низкой высоте, позволили себе такое нарушение всех установленных правил и приказов, что только благодаря счастливой случайности этот, с позволения сказать, «показательный» бой закончился благополучно. Однако такие «показательные» полеты показывают лишь, что источником недисциплинированности, расхлябанности, воздушного лихачества и даже хулиганства являются не всегда худшие летчики и рядовые работники авиации. Вдохновителями и образцом недисциплинированности, как это видно из приведенных фактов, бывают и большие начальники, на обязанности которых лежит вся ответственность за воспитание летчиков и руководство их работой, которые сами обязаны быть и непременно образцом и примером для подчиненных.

6. Ко всему сказанному необходимо отметить, что культурность летно – подъемного состава нашей авиации продолжает оставаться на весьма низком уровне. Замечание т. Сталина, сделанное им на заседании Главного военного совета о том, что законы физики, механики и метеорологии летно – техническим составом плохо усвоены, их, этих законов, многие не знают, с этими законами природы не всегда и не все летчики считаются – это указание т. Сталина исключительно правильно определяет физиономию большого числа летно – подъемного и технического состава воздушных сил. Оно бьет прямо в цель.

У нашего летного состава не хватает постоянной, не показной, а подлинной внутренней подтянутости и внимания к своему делу, особенно в воздухе, где необходима высокая дисциплина, где летчик, штурман, радист, стрелок, бортмеханик обязаны быть всегда начеку, внутренне собранными, внимательными ко всему, что относится к технике, к полету в целом. В полете летчик должен быть полностью внутренне отмобилизованным.

Если хорошим безаварийным паровозным машинистом может быть только человек организованный, внимательный, знающий и любящий свое дело, то насколько же повышаются требования к летчику, который управляет не паровозом, движущимся по рельсам, а современным могущественным летным аппаратом, заключающим в себе сотни и тысячи механических лошадиных сил и развивающим огромную скорость в полете.

Все эти азбучные истины, к сожалению, забываются нашими летчиками, и за это многие из них платятся своей жизнью. И что самое тяжелое, старые, испытанные мастера летного дела не борются с отрицательными явлениями среди своих молодых сотоварищей и тем самым поощряют молодняк на поступки, совершенно нетерпимые в рядах бойцов нашей авиации.

Народный комиссар обороны СССР

Маршал Советского Союза К. Ворошилов.

Так что мы видим, далеко не все в предвоенные годы зависело от И. В. Сталина, да и он физически не все мог решать, военачальники на местах допускали серьезные просчеты в организации учебной и боевой подготовке.

Так, непонятно до сих пор, по чьему приказу приграничные аэродромы оказались забитыми авиационной техникой, в том числе новейшими самолетами, причем во многих случаях не имеющими экипажей.

А ведь распределение боевой техники, летного состава и обслуживающего персонала осуществляется на самом высоком уровне. Конечно, здесь можно свалить все на И. В. Сталина. Он, мол, ничего не понимая в военном деле, подставил нашу авиацию под удар немцев. Но, кроме Сталина, действительно, не обучавшегося в военных академиях, в Красной Армии содержалось, начиная с Генерального штаба и управлений Главкома Военно – воздушных Сил, отделов ВВС военных округов, огромное количество специалистов, которые обязаны были разбираться в реальных возможностях и тонкостях боевого применения истребительной и бомбардировочной авиации. Только для этого они были и предназначены. Очевидно, это касалось не только авиации, но и других видов и родов войск.

Таким образом, тяжелейшее поражение и громадные потери Красной Армии были предопределены еще до 22 июня 1941 г. Не понимая характер и игнорируя опыт последних войн, наши маршалы и генералы допустили крупнейшую ошибку, когда расположили значительную часть наших войск непосредственно у границы, вместо того, чтобы расположить приграничные войска, как минимум, в 25–30 километрах от нее, а авиацию – на порядок дальше. В этом случае советские войска получили бы полосу местности, ничего не значащую в стратегическом плане, но исключающую непосредственное визуальное наблюдение со стороны немцев за строительством оборонительных сооружений и развертыванием наших частей. Кроме того, в случае внезапного нападения основные силы Красной Армии были недосягаемы для артиллерийского огня.

Даже тогда, когда всем стало ясно, что стратегия контрблицкрига провалилась, наши маршалы продолжали гнать мехкорпуса в безнадежные атаки, вместо того чтобы организовать отход и занять прочные оборонительные позиции.

Так, в июньских плохо подготовленных контрударах Юго – Западный фронт под командованием генерал – полковника Кирпоноса безвозвратно потерял больше половины своих танков. Контрудары предпринимались по настоянию Ставки и приехавшего на фронт Жукова, в ту пору начальника Генерального штаба.

Ведь любому военному хорошо должно быть известно, что самое главное преступление делает командир, если он отдает войскам заведомо невыполнимый приказ: войска его выполнить не в силах, гибнут сами, а приказ так и остается не выполненным.

«Немедленно прекратить отход! Перейти в контрнаступление! Выбить противника из захваченных позиций!» – такие команды одновременно летели из Генерального штаба командующим всех фронтов, в том числе из Москвы в Могилев несчастному Павлову, командующему Западным фронтом. Правда, эти приказания высоких начальников очень часто «не долетали» до исполнителей из-за неработающей связи, даже между Москвой и Минском.

Так, личное приказание командующему Западным фронтом Павлову: «За Минск драться с полным упорством вплоть до окружения» Народный комиссар обороны Тимошенко вынужден был продублировать через маршала Шапошникова, направляемого для исправления критической ситуации на этом фронте.

Из показаний Павлова:

«С 25 по 28 июня ни с 3–й, ни с 10–й армиями связи не было. Попытка делегатов на самолетах оканчивалась тем, что самолеты сбивались. Послано большое количество делегатов обходными путями на машинах. Мне не известно, пробрались ли эти делегаты к штабам 3–й и 10–й армий или нет.

Люди, появляющиеся из 3–й и 10–й армий, привозили данные о том, где находятся штаб этих армий или их части, обычно с опозданием на двое суток…

В дальнейшем основной задачей становилось – любыми мерами и любой ценой разыскать, где находятся наши части. Сбрасывались парашютисты в районе предполагавшегося нахождения наших частей с задачей – вручить зашифрованную телеграмму или передать на словах направление отхода…

За все время боев штаб фронта работал с полным напряжением, приходилось добывать сведения всякими возможными путями, так как проволочная связь совершенно бездействовала. Она рвалась в западных областях местным антисоветским элементом и диверсантами, лицами, сброшенными с самолетов».

Таким образом, наши маршалы сами загоняли целые армии и дивизии в так называемые «котлы». Обессиленные в боях наши бойцы и командиры, взорвав оставшиеся без горючего танки, приведя в негодность орудия без снарядов, пробивались из окружения небольшими группами.

Командный состав был смелым и преданным своему народу, но высокие морально – политические качества не могли заменить боевого мастерства, тактического и стратегического предвиденья, способности быстро принимать решения. Красная Армия по уровню боевой подготовки значительно уступала вермахту.

Так, например, пройдет два военных года войны, многие тысячи самолетов вместе с подготовленными пилотами погибнут, прежде чем наши авиационные начальники убедиться в ущербности тактики так называемого «роя», когда нашим летчикам – истребителям было строго предписано действовать против противника группами по 6–8 машин, в плотном боевом порядке. Это мешало эффективному использованию главного оружия истребителей – скоростного маневра. «Стадность» почти два года преобладала в воздухе. Только с 1943 г. наши летчики, наконец, стали летать парами. В результате наши потери самолетов в начале войны, до декабря 1941 г., почти в семь раз превышали немецкие. Борьба за господство в воздухе советской авиацией была поиграна надолго.

Наши маршалы и генералы не побеспокоились о том, чтобы Красная Армия, обладая достаточно могучей артиллерией, была оснащена современной по тем временам оптикой, дальномерами, радио и авиаразведкой, поэтому эффективность использования нашей артиллерии была, особенно в начальный период войны, не на высоте: она попросту молотила по площадям, крайне не эффективно расходуя дефицитные боеприпасы.

Не лучше дело обстояло у танкистов. Танковые части, бросаемые в атаки общевойсковыми командирами, которые смутно представляли принципы боевого применения танков, нередко теряли до половины машин по техническим причинам в результате сверхфорсированных маршей, несоблюдения установленных требований обслуживания материальной части. Значительная часть боевых машин вступала в бой, полностью израсходовав в бездумных маршах свой моторесурс. Кроме того, командиры не обладали навыками эвакуации с поля боя поврежденных танков.

До войны нашим механикам – водителям отводилось всего пять часов практического вождения, в то время как в вермахте – не менее пятидесяти часов. Все это якобы из-за нехватки горючего. Экономили. В то же время склады, распложенные в 50–60 километров от границы и содержащие огромные запасы топлива, в первый же день войны были сожжены авиацией противника, или наши войска вынуждены были, отходя, уничтожать их сами.

В результате огромных потерь самолетов в первый же день войны, разведывательные задачи, как правило, авиацией не выполнялись. Другие средства разведки, при столь быстро меняющейся ситуации на фронтах, были неэффективными.

Из-за отсутствия у нас эффективной разведки все действия немецких войск для нас были почти всегда внезапными. Кроме того, по этой причине немецким генералам перед наступлением удавалось создавать без проблем значительное преимущество в силах и средствах на отдельных участках фронта.

Так, например, на Брестском направлении, которое прикрывала наша 4–я армия, немцы сосредоточили в 5,4 раза больше пехоты, в 2,9 раза больше танков, в 3,3 раза больше орудий и минометов, вдвое больше самолетов.

Конечно, наряду с этим, огромные потери наших войск, в том числе и упомянутой 4–й армии, были следствием ряда и других причин. Вот текст показаний командующего Западным фронтом, Героя Советского Союза, генерала армии Д. Г. Павлова, арестованного 4 июля 1941 г.:

«Основное зло я нанес своей беспечностью и неповоротливостью, я слишком много доверял своим подчиненным и не проверял их. Эта беспечность передавалась моим подчиненным.

Так, например, мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагерь еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста.

Я этого приказа не проверял, а командующий 4–й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22–я танковая дивизия, 6–я и 42–я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения, не существовали. Я доверил Оборину – командиру мехкорпуса – приведение в порядок мехкорпуса, сам лично не проверил его, в результате даже патроны заранее в машины не были заложены.

22–я танковая дивизия, не выполнив моих указаний о заблаговременном выходе из Бреста, понесла огромные потери от артиллерийского огня противника».

Это был тот же Павлов, командующий особым Белорусским военным округом, который за неделю до войны заверял Сталина по телефону, что он лично выезжал на границу и никакого скопления немецких войск там не обнаружил, а слухи о готовящемся вторжении Гитлера назвал провокационными. Таким образом, этот заслуженный генерал докладывал в Кремль ту информацию, которую там хотели услышать, а не ту – которая была в действительности.

Это в значительной степени был результат того что из наркомата обороны и Генштаба всё начало июня шли сердитые звонки: «Смотри, Павлов, только из твоего округа поступает информация о сосредоточении немецких войск на границе. Непроверенная, паническая информация, нехорошо, Павлов».

И командующий округом внял «критике» и лично доложил Сталину обстановку так, как учили. За что и был расстрелян. «Учителя» Тимошенко и Жуков ничего не сделали для спасения своего «ученика».

Только 31 июля 1957 г., по заключению Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко по делу бывшего командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова, а также подчиненных ему генералов, расстрелянных 22 июля 1941 г. по приговору Верховной коллегии Верховного суда СССР, Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла определение: заключение Генерального прокурора обоснованно, приговор от 22 июля 1941 г. в отношении Д. Г. Павлова и трех подчиненных ему генералов отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, дело военачальников прекратить за отсутствием состава преступления.

Хотя загубить людей и технику целого округа, разве это не преступление? Другое дело, что в то время были и ещё более «отличившиеся», но у которых было время, чтобы осознать свои ошибки и стать к концу войны «Георгиями – Победоносцми». Как нам представляется, Д. Г. Павлов, если бы тогда сохранили ему жизнь, был бы к концу войны не хуже самых «заслуженных».

Наши неудачи и огромные потери были также следствием того, что И. В. Сталин и его маршалы просчитались при оценке направления возможного удара противника. Они полагали, что немцы главный удар нанесут в юго – западном направлении, на Киев, к сырьевым запасам и южным промышленным районам страны. Реально же главный удар был нанесен по Белорусскому военному округу, с последующим наступлением на столицу нашей родины – Москву.

Советские войска накануне войны на западе были рассредоточены Генеральным штабом на обширной территории: до 4500 километров – по фронту, от Баренцева до Черного моря; и на 400 километров – в глубину.

Причем эти войска были разорваны на три эшелона:

– 1–й эшелон – войска, расположенные непосредственно у границы;

– 2–й эшелон (он же, 1–й стратегический) – «глубинные» дивизии округов, предназначенные для выдвижения к границе в случае начала войны;

– 3–й эшелон (он же, 2–й стратегический) – резервная группировка войск).

Все три эшелона, из-за значительной общей глубины построения, не обладали устойчивой оперативной связью друг с другом. Такое построение советских войск позволило немцам иметь численное превосходство над каждым, в отдельности, из указанных наших эшелонов. Причем каждый из эшелонов имел плотность построения, непригодную ни для обороны, ни для наступления. По указанной причине вермахт имел возможность поочередно уничтожить все эти три препятствия на своем пути к Москве.