Текст книги "Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы"

Далее Н. И. Крылов описывает переживания командира дивизии, оставшегося живым, но потерявшего почти все свои войска: «Чувствовалось, он (Казарцев) не перестает мысленно задавать себе мучительный вопрос: может быть, все-таки чего-то не учел, не предусмотрел?..» и делает вывод: «Нет, казнить себя комдиву было не за что. Выполняя приказ, он ничего, от него зависящего, не упустил».

Такой вывод будущего маршала более чем странный. Интересно, кто доложен был позаботиться о разведке предполагаемого пути выдвижения целой дивизии? Ведь дивизия направлялась на фронт, а не к тёще на блины.

В данном конкретном случае преступная беспечность, в масштабах одной дивизии, привела к ее гибели в течение считанных часов, но еще крупные потери бывают при неэффективной работе разведки в масштабе отдельной армии или фронта. Именно недооценка сил и возможностей противника, ошибка в определении направления главного удара летом 1942 году едва не привела к крупной катастрофе в масштабах всей страны.

При определении замысла Гитлера на лето 1942 г. считалось, что враг снова обрушит удар на столицу нашего государства. Ведь, несмотря на поражение в конце прошлого, 1941, года, немецкая армия находилась в непосредственной близости от Москвы, под Ржевом, и, казалось, что Гитлер непременно попытается, во что бы то ни стало, восстановить свою репутацию как непобедимого вождя, поднять моральное состояние армии и населения Германии.

Исходя из этого, Ставка и Генштаб предполагали, что судьба летней кампании, от которой непосредственно зависел дальнейший исход войны, будет решаться под Москвой. Из этого делался ошибочный вывод о том, что центральное, Московское, направление следует считать главным, а другие направления будут играть только второстепенную роль, и около половины из общего числа дивизий были сосредоточены для защиты подступов к столице. А на Кавказском направлении было оставлено около 5–6 % сил Красной Армии. Это был крупный просчет, который обернулся для войск Юго – Западного и Южного фронта и всей страны огромными материальными и людскими потерями.

Из-за ошибки в определении главного удара крупнейшее стратегическое наступление немецких войск (операция «Блау») на юге летом 1942 г., с выходом фашистов к Кавказу и Волге для захвата кавказской нефти, оказалось для нашего верховного командования неожиданным. В результате, к концу августа немецкая армия на Северном Кавказе захватила Моздок, а на востоке – была уже на окраинах Сталинграда.

Конечно, по мере накопления опыта и технических возможностей отношение командиров Красной Армии к разведке менялось. Так, например, благодаря данным всех видов разведки, решение Гитлера начать крупное наступление под Курском (операция «Цитадель) уже не было неожиданным для советского командования. В результате принятых мер на этом участке фронта своевременно были направлены резервы Верховного Главнокомандования, и враг под Курском потерпел сокрушительное поражение. Победой под Курском и выходом советских войск к Днепру окончательно завершился коренной перелом в ходе войны.

Результаты боевых действий в значительной степени зависят от качества военной связи, которую справедливо относят к основному средству управления войсками. В немецкой армии с самого начала войны таким средством связи было радио. Этим средством связи уже тогда были оснащены не только штабы дивизий и полков, но даже отдельные самолеты и танки. Оперативная передача и прием (обмен) информации (сообщений, сигналов) позволяли немцам использовать свою боевую технику, особенно танковые войска и авиацию, с большим эффектом, согласовывая действия отдельных частей, видов и родов войск для достижения поставленной общей цели.

Из многочисленных мемуаров немецких генералов следует, что в гитлеровской армии, даже в не лучшие для нее времена в конце войны, никогда особых проблем со связью не было.

В качестве примеров, подтверждающих высокое качество работы связи в немецкой армии, приведем выдержки их «Военного дневника» Гальдера:

«Связь внутри групп армий, армий и танковых групп обеспечивается целиком, как и прежде, собственными средствами групп армий, армий и танковых групп. Радиосвязь не вызывает никаких трудностей. (Доклад начальника связи сухопутных войск от 24.7.41 г.)».

Даже в Сталинградском котле, лишенные последних надежд на спасение, без продовольствия и боеприпасов немецкие связисты прекратили связь и уничтожили свою радиостанцию только тогда, когда на пороге штаба фельдмаршала Паулюса стояли советские солдаты.

Одновременно немцы широко использовали недостатки работы наших связистов, которые были следствием отсутствия эффективной системы шифрования и кодирования сигналов. В качестве примера приведем некоторые выдержки их «Военного дневника» Гальдера:

«Перехвачена радиограмма штаба 26–й русской армии, в которой говорится, что завтра намечено наступление четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий из района южнее Киева (Группа армий «Юг» 18.07. 41 г.)».

«Данные радиоперехвата говорят о том, что кавалерийские части противника, действующие в нашем тылу, почти полностью выдохлись. Они сейчас находятся в таком состоянии, что не смогут причинить нам какого-нибудь ущерба. (Группа армий «Центр» 3.08.41)».

Управлять войсками с помощью связи, не имеющей засекречивающей аппаратуры, было опасно, и это было хорошо известно командирам Красной Армии. Поэтому в первые годы войны наши военачальники вынуждены были использовать для этих целей так называемых офицеров связи (делегатов связи), которым выдавались боевые распоряжения подчиненным, о том, кому какие позиции належит занять, кому, куда и когда следует наступать и т. д. и т. п.

Понятно, что такой допотопный вид связи был крайне неэффективным, так как требовал значительного времени для доведения приказа командира подчиненным войскам.

Кроме того, о таком виде связи в Красной Армии хорошо было известно немцам, поэтому они всегда с большой для себя пользой устраивали охоту на наших офицеров связи. Приведем один из результатов такой успешной охоты, из «Военного дневника» того же Гальдера:

«Сообщение о захваченном русском приказе, из которого явствует, что русское командование стремится фланговыми контрударами отрезать наши танковые соединения от пехоты. Теоретически эта идея хороша, но осуществление ее на практике возможно лишь при наличии численного превосходства и превосходства в оперативном руководстве. Против наших войск, я думаю, эта идея неприменима, тем более что наши пехотные корпуса энергично подтягиваются за танковыми соединениями. (Группа армий «Центр» 19.07.41)».

А ведь достаточно известна поговорка: «Предупрежден – значит вооружен». Казалось бы, что воевать, имея такую связь, было невозможно. Однако воевали, вынуждены были воевать с убийственным для себя результатом. Провал в части организации связи в Красной Армии был насколько глубоким, что почти до конца 1942 г. в этом плане не удавалось существенно изменить ничего.

Например, упомянутый выше дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Н. И. Крылов в своей книге «Сталинградский рубеж», описывая события с 10 августа 1942 по 2 февраля 1943 г., приводит более 15 эпизодов неудовлетворительной работы связи. Без преувеличения можно сказать, что плохо поставленное дело со связью было одной из основных причин поражений нашей армии, причем, возможно, не менее важной, чем знаменитое, общепризнанное, «внезапное» нападение Гитлера.

Причем обидно то, что к указанной причине поражений Красной Армии фюрер никакого отношения не имел. Плохая связь – непосредственный, убийственный для нас результат деятельности наших собственных безграмотных «стратегов». И это притом, что это выдающееся революционное изобретение было создано в России.

Александр Степанович Попов (1859–1906), гениальный русский человек, изобретатель радио, родился в небольшом уральском поселке Туринские Нудники в семье священника. После окончания духовной семинарии и Петербургского университета работал преподавателем физики и электротехники в Минном офицерском классе в Кронштадте. Именно в это время А. С. Попову пришла в голову идея обеспечения радиосвязью кораблей русского флота путем передачи сигналов без проводов. Эта идея им была впервые в мире реализована на практике. А 25 апреля 1985 г. (по новому стилю 7 мая, теперь этот день отмечается в нашей стране как День радио) А. С. Попов продемонстрировал свое гениальное изобретение на заседании Русского физического общества как прибор для беспроволочного телеграфа.

Однако революционное изобретение не было должным образом оценено на родине. В результате уже в 1905 г., во время войны с Японией, России пришлось закупать радиостанции у иностранных фирм. Связь еще долго, даже слишком долго, оставалась, вплоть до средины Великой Отечественной войны, одним из самых больных вопросов Красной Армии.

На Западе до сих пор считают изобретателем радио итальянца Маркони, работавшего в США, который сумел получить патент на это техническое решение в 1897 г., а в 1909 г. – еще и Нобелевскую премию.

Точно так же не получил Нобелевскую премию и Д. И. Менделеев, совершивший величайшее открытие в химии, создав Периодическую систему элементов. Список необъективного отношения к открытиям русских ученых может быть продолжен.

Вместе с тем надо признать, что здесь дело не только в традиционной для Запада недооценке достижений русской (советской) науки, но и в отсутствии рекламы и должной материально – технической поддержки со стороны власть предержащих в нашей стране. Так было при царях, так было и коммунистических вождях, еще хуже положение с этим вопросом при современных так называемых «демократах».

Исключением было и остается только время И. В. Сталина, когда практически все идеи, идущие на пользу государству и народу, получали немедленную и всестороннюю поддержку. Отсюда и результаты налицо: передовые в мире образование и наука, ракетно – космическая техника, ядерное оружие, мощнейшая в мире армия и флот, экономика и сельское хозяйство, безопасность страны.

Советские маршалы и генералы не понимали, что успех в бою зависит не только от количества и мощи вооружения: артиллерии, танков, самолетов и другой военной техники. Это, разумеется, является необходимым, но не достаточным условием для достижения победы над врагом. Очень важно на поле боя обеспечить координацию действий всех видов и родов войск, частей и подразделений, вплоть до отдельного боевого экипажа и даже солдата.

Такое взаимодействие сил и средств возможно только при обеспечении бесперебойного управления войсками. Для этого необходима качественная связь, а ее тогда не было. Например, в Московском военном округе на 1 января 1940 г. радиостанции стояли только на 43 самолетах из 583.

Проблемы связи в Красной Армии сильно недооценивались задолго до начала Великой Отечественной войны.

Основываясь на опыте Гражданской войны, ее герои – а они практически все бывшие «водители кобыл» с начальным образованием – считали, что для управления боем, передачи приказаний подчиненным и доставки донесения начальнику, достаточно скорости лошади. В лучшем случае они ориентировались на линейную (проводную) связь. Радио, ввиду сложности этой техники, вызывало у них не только недоверие, но и даже страх. Среди командиров Красной Армии весьма распространенной была «радиобоязнь». Им казалось, что противник немедленно нанесет артиллерийский или бомбовый удар, как только поблизости заработает радиостанция. Поэтому даже исправные радиостанции во многих случаях не использовались по назначению.

А для связи с Верховным командованием вполне достаточно использовать стационарные проводные (кабельные) линии и узлы Наркомата связи.

В мирное время проблем со связью, как будто бы, не было. Первый серьезный конфуз со связью произошел, как было показано в первой части книги, с передачей Директивы № 1, о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. Дальше положение со связью становилось еще хуже.

Оно и понятно, откуда могла появиться в начале войны современная связь в войсках, если в «кузнице» генеральских кадров – Академии им. М. В. Фрунзе на изучение этой, достаточно сложной науки и техники, не отводилось ни одного часа?!

Это еще одно убедительное доказательство, что плохая связь в Красной Армии не случайное событие, а закономерный результат деятельности наших «стратегов», в первую очередь, конечно, начальников штабов различного уровня, начиная с самого главного – начальника Генерального штаба РККА, который на уровне всех Вооруженных Сил страны нес персональную ответственность за качество связи с войсками. Из текста данной книги может показаться, что Г. К. Жуков, будучи начальником Генерального штаба, накануне войны сильно недоработал в части организации связи, а следовательно, и управления в Красной Армии. Это, конечно, так, но не совсем. Вопросы организации связи были основательно запущены и его предшественниками. Начальниками Генерального штаба РККА в разное время были: А. И. Егоров (1931–1937 гг.), Б. М. Шапошников (1928–1931 гг., 1937–1940 гг., 1941–1942 гг.), К. А. Мерецков (1940–1941 гг.). Г. К. Жукова назначили на эту должность только в январе 1941 г.

Но уже в самом начале войны И. В. Сталину стало очевидно, что без надежной связи успешно руководить собственными войсками и победить немцев невозможно. Для этого срочно приступили к формированию и к подготовке специальных частей, в том числе для обеспечения связи в звене: Ставка – фронт, а также частей и подразделений для обслуживания линий связи в звене: армия – корпус – дивизия. Однако вопрос со связью в нашей армии был настолько запущен, что только со средины 1942 г. для командующих фронтами и армиями, а впоследствии и для командиров соединений были введены личные радиостанции, которые сопровождали их при всех выездах в войска. Особенно остро недостатки радиосвязи чувствовались в авиации, в бронетанковых и механизированных войсках, где такая связь являлась, по сути, единственным средством их оперативного управления.

Однако для освоения современных по тому времени средств связи в Красной Армии требовалось время. Упущенная в мирное время, такая учеба оплачивалась большой кровью во время войны, где главными учителями были гитлеровские генералы, которые не прощали даже малейшей ошибки. Многочисленные свидетельства говорят, что в первые годы войны потеря связи не только с отдельными полками, но и дивизиями, армиями и даже фронтами случалась часто и надолго.

Вопиющим примером потери связи на уровне целого фронта может быть все та же Киевская трагедия, когда 14 сентября 1941 г. после соединения в Лохвице наступающих с севере и юга немецких танковых дивизий в тылу Юго – Западного фронта, войска наших 21–й, 5–й 37–й и 26–й армий оказались в окружении. В этих условиях, само собой разумеется, проводная связь Верховного командования со штабом Юго – Западного фронта была нарушена, а с вечера 17 сентября была прервана связь и по радио. Командующий фронтом генерал – полковник Кирпонос М. П. и его штаб, стараясь выйти из окружения, оставшись без связи, прекратили управление войсками и поспешно двигались на восток, в сторону Лохвицы. В результате огромная масса войск, около 50 советских дивизий, осталась без связи, перестала существовать как управляемое воинское объединение; организованное и скоординированное сопротивление наших войск прекратилось. Уже к 20 сентября 1941 г. осталось только шесть очагов, где скопились наши войска. На отдельных участках бои продолжались до 4 октября.

В результате генерал – полковник Кирпонос М. П., член Военного совета Бурмистренко М. А., начальник штаба фронта генерал – майор Тупиков В. И. и еще несколько генералов с группой солдат погибли в одной из рощиц в районе Шумейково, близ Лохвицы, Полтавской области 20 сентября 1941 г.

Понятно, что формально вину за потерю управления войсками фронта следует возложить на командующего фронтом и на его начальника штаба, персонально ответствечающих за беспрерывную работу связи как с вышестоящими начальниками, так и с подчиненными. Однако, по нашему мнению, разделить вину за Киевскую трагедию должны «профессора» Военной академии им. М. В. Фрунзе, которые не объяснили этим высоким командирам РККА, зачем нужна радиосвязь в войсках, и как ей пользоваться. А не объяснили только потому, что и эти «профессора» сами плохо представляли устройство и возможности радиосвязи.

Большая трагедия из-за потери связи произошла и в Белоруссии. Вот выдержки из показаний бывшего командующего Западным фронтом, генерала армии Д. Г. Павлова, арестованного 4 июля 1941 г. за крупные просчеты в руководстве войсками Западного фронта и расстрелянного через 18 дней:

«С 25 по 28 июня не было связи ни с 3–й, ни с 10–й общевойсковыми армиями. Попытка полета делегатов на самолетах окончилась тем, что самолеты сбивались. Послано большое количество делегатов обходными путями на машинах».

«В дальнейшем основной задачей ставилось – любыми мерами и любой ценой разыскать, где находятся наши части».

«На день отъезда (1 июля 1941 г.) я не могу точно доложить состояние частей 3–й и 10–й армий, но знаю, что по состоянию войск они будут сопротивляться очень долго и упорно и примут все меры к тому, чтобы выйти из окружения».

«Из 10–й армии с реки Зельвянка оторвалась и вышла 1–я противотанковая бригада. Вышла, не имея ни одного снаряда».

Вот еще свидетельства крайне низкого качества работы связи будущего Маршала Советского Союза, дважды Героя Советского Союза, а в начале войны командира 9 механизированного корпуса генерал – майора К. К. Рокоссовского, из книги «Солдатский долг»:

«А. Г. Маслов (начальник штаба корпуса) с утра (22 июня 1941 г.) добивался связи с вышестоящим командованием. Лишь к десяти часам каким-то путем он на несколько минут получил Луцк. Один из работников штаба армии торопливо сказал, что город вторично подвергается бомбежке, связь все время рвется, положение на фронте ему неизвестно.

Почти к этому же времени удалось получить сведения, что Киев бомбили немцы. И тут же связь опять нарушилась.

С командованием округа, которому мы непосредственно подчинялись, связаться никак не могли. От него за весь день 22 июня – никаких распоряжений».

«Где-то впереди или в стороне от нас должны были находиться части 19–го и 22–го мехкорпусов генералов Н. В. Фекленко и С. М. Кондрусева. Разведгруппы, возглавляемые командирами из штаба корпуса, отправлялись на их поиски».

«Связь с соседями то и дело прерывалась».

«Мне, как командиру корпуса, больше всего доставляло неприятностей отсутствие информации о положении на фронте. Чувство локтя необходимо не только солдату. Оно – в более широком понимании – необходимо и высшему комсоставу действующих войск. Без него, хочешь или не хочешь, творческая мысль оказывается связанной.

Всю информацию пришлось добывать самим. Работники штаба во главе с генералом Масловым быстро освоились с той, порою казалось – невыносимой, обстановке, в которую мы попали, и смогли обеспечить нас необходимой информацией. Но далось это дорогой ценой: многие штабные офицеры погибли, выполняя задания (делегатов связи)».

А вот некоторые воспоминания, касающиеся работы связи, генерал – лейтенанта Д. И. Рябышева, вступившего в схватку с немецкими войсками в должности командира 8–го механизированного корпуса; командира, в подчинении которого было три дивизии:

«Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона… Вошел начальник связи корпуса полковник С. Н. Кокорин и взволнованно доложил:

– Связь со штабом армии прервана… Для восстановления своих линий отправил людей. Армейскую связь могут восстановить лишь те, кто за нее отвечает… Приказ командующего 26–й армией я получил в 10 часов… Я тут же отдал распоряжение войскам. От штаба помчались мотоциклы и бронемашины со связными».

И это в первые часы войны, во время, когда ситуация на фронте коренным образом менялась каждую минуту, поэтому связь с вышестоящим командованием, как никогда, была необходима для координации действий войск Красной Армии с целью отражения агрессии фашистской Германии.

Выдержки из описания Д. И. Рябышева дальнейших событий: «Наши танкисты и пехотинцы не дрогнули. На центральном участке все атаки были отбиты с большими потерями для врага. Но сами танкисты понесли серьезный урон от огня тяжелой артиллерии. А вот на левом фланге, где мы меньше всего ожидали сильного удара, так как надеялись на соседа (15–й мехкорпус), противник овладел инициативой. Дело в том, что 15–го мехкорпуса там не оказалось, и мне очень дорого обошелся этот просчет…».

«Что же делать дальше?» – мучительно думал я. С соседом слева – 15–м мехкорпусом образовался большой разрыв, связи нет… Я оставался на КП 7–й мотодивизии. Связи с командованием фронта не было. Пробиться в Дубно не удалось…

Над нами появился горящий советский самолет, подбитый немецкими истребителями. Летчик выбросился на парашюте и приземлился в расположении КП 12–й танковой дивизии. Когда мы подошли к нему, то увидели, что он находится в тяжелом состоянии: лицо и руки были сильно обожженными. После оказания первой помощи летчик нашел в себе силы доложить, что доставлял приказ командующего фронтом командиру 8–го механизированного корпуса. Когда фашистские истребители подбили самолет, летчик, боясь попасть в руки противника, уничтожил приказ. О содержании приказа летчик не знал, но нам от него стало известно, что общее наступление войск фронта отменено. Однако, не имея приказа письменного, я сомневался, что наступление отменено. Вместе с тем отмена общего наступления войск фронта не давала мне права на отступление.

Что делать? Продолжать выполнять задачу, поставленную фронтом, идти в район Дубно?

Связаться с командованием фронта и подвижной группой Попеля мы не могли, так как при очередной бомбежке погиб шифровальщик, сгорели документы шифрованной связи. Кодированных карт у нас не было».

Вот такая связь была у командиров корпусов, генералов. На уровне дивизий, полков, батальонов и рот она была значительно хуже, а на уровне взводов, отдельных боевых машин, танков и самолетов, ее не было практически никакой. Почти как в 490 г. до новой эры, когда греческий воин Фитипид пробежал от города Марафон до Афин, принес весть о победе греков над персами и скончался.

Наши маршалы, начиная с «военного гения и непревзойденного стратега», Тухачевского считали, что радиосвязь между отдельными боевыми машинами только отвлекает бойцов от выполнения поставленной задачи.

Поэтому для того чтобы отдать какое-либо приказание во время боя своим подчиненным, например, командирам отдельных танков, командир танковой роты должен был вылезти из башенного люка и условными сигналами, размахивая флажками, как когда-то моряки на флоте, сообщить подчиненным свое решение. Понятно, что при таком способе связи командирский танк всегда выявлялся противником и становился первоочередной целью для его артиллерии, а сам командир – для немецких снайперов и пулеметчиков. Неудивительно, что при этом командир танковой роты погибал в первые минуты боя, а его починенные, командиры 10–12 танков, действуя каждый сам по себе, не согласовано, становились также легкой добычей противника.

Вот примерно в таких условиях в начале войны, не имея достоверных данных о состоянии и нахождении собственных войск, не говоря уже о войсках противника, командиры и начальники Красной Армии, начиная с Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина и кончая младшими командирами Красной Армии, вынуждены были принимать важнейшие решения, связанные с жизнью и смертью миллионов наших солдат. Точно в таких же условиях действовали командиры упомянутых выше мехкорпусов, каждый из которых имел в своем подчинении более 20 тысяч личного состава, по несколько сот танков и орудий и много другой техники.

Сила немалая. Но как ей правильно распорядиться? Что делать в данный момент боя? Куда наступать? Где и кто сосед справа и слева? – вопросы, на которые не находили тогда ответы даже крупные военачальники. Такая ситуация, совершенно не допустимая даже в небольших воинских подразделениях, была, к глубокому нашему сожалению, характерной почти во всех частях действующей нашей армии, особенно в первые часы и месяцы Великой Отечественной войны. Тогда и случилось самое страшное, что могло произойти: произошла потеря управления войсками, а это, в свою очередь, вело к тяжелым поражениям, даже при весьма благоприятном соотношении сил в целом.

Вот так воевали наши отцы и деды. Очень дорого стоила нашему народу недооценка накануне войны нашими маршалами и генералами радиосвязи.

22 июля 1941 г. начальник Управления связи Красной Армии генерал – майор Н. И. Гапич был отстранен от должности. А 8 августа его арестовали по обвинению в том, что он, «являясь с августа 1940 г. по август 1941 г. начальником Управления связи Красной Армии, преступно руководил работой управления, не снабдил армию нужным количеством средств связи, чем создал трудности в управлении войсками. Возглавляемое им Управление связи в первый же месяц войны с Германией не обеспечило нужд фронта и оказалось неспособным наладить бесперебойную связь с фронтом». Однако, в конечном счете, лично для Гапича эти неприятности закончились сравнительно благополучно, поскольку, когда разобрались, то главным виновникам плохой связи оказался начальник Генерального штаба генерал армии Жуков.

А ведь еще наш великий соотечественник генералиссимус А. В. Суворов в своей книге «Наука побеждать» учил, что «каждый воин должен понимать свой маневр», у нас же в начале войны свой маневр не понимали не только солдаты, офицеры и генералы, но и маршалы.

Конечно, недооценка разведки и радиосвязи – это прямое следствие слабой общей и технической подготовки командиров Красной Армии.

Кроме связи, большие потери Красной Армии были результатом слабой военно – научной подготовки, в первую очередь оперативной и тактической, наших военачальников.

«Генералу необходимо, – говорил А. В. Суворов, – непрерывное образование себя науками». Однако в этой части советские маршалы и генералы в довоенные годы недооценили роль военной науки, не уделили ей должного внимания, мол, «мне это не надо», я и так умный. Поэтому практически все они вынуждены были учиться уже в процессе самой войны, главным образом, на собственных ошибках.

Из «Военного дневника» Гальдера: «Русская тактика наступления: трехминутный огневой налет, потом – пауза, после чего – атака пехоты с криком «ура» глубоко эшелонированными боевыми порядками (до 12 волн) без поддержки огнем тяжелого оружия, даже в тех случаях, когда атаки производятся с дальних дистанций. Отсюда невероятно большие потери русских. Однако при всем этом противник остается верен себе; он бесцельно и хаотично бросает в бой свои войска».

Особенно немецкие генералы существенно превосходили своих противников в оперативной подготовке. Боевые действия немецкой армии велись таким образом, чтобы не допустить чисто фронтального оттеснения противника.

Танковые наступления немцы уже в начале Второй мировой войны в Польше и во Франции осуществляли на широком фронте и на большую глубину. Только в этом случае можно было достигнуть решающих успехов и обезопасить фланги. Для этих целей немцы использовали средние и легкие танки, причем последние привлекались преимущественно для выполнения разведывательных задач и для охранения. Используя боевые свойства танков, немцы перебрасывали их с одного участка на другой, в зависимости от складывающейся обстановки.

Благодаря этому на определенных участках фронта создавались танковые резервы, которые немедленно использовались там, где намечался успех, то есть где у противника немцы обнаруживали слабое место. Если танки встречали сильное сопротивление, то немецкие военачальники в ходе самого боя меняли направление наступления.

Немецкие генералы, в том числе Ф. Гальдер в своем «Военном дневнике», удивлялись низкому уровню оперативно – тактической подготовки командиров Красной Армии в первые месяцы войны, когда те, несмотря на громадные потери, действовали по одному и тому же шаблону.

«На восточном участке фронта (группы армий «Юг» у Киева) отражены многочисленные атаки противника. На отдельных участках противник предпринимал до 11 атак, одну за другой! Русские устали от атак».

Наверное, советские генералы действовали по лозунгу, который запомнили на политических занятиях еще во время учебы в академиях: «Нет таких крепостей, которых не могли взять большевики». Само собой разумеется, что жизни людей для безграмотного в военном отношении большевика, придумавшего этот лозунг, мало что значили.

Именно грамотное использование немецкими генералами танковых войск породило миф у многих наших историков и мемуаристов, о слишком большом количестве танков в немецкой армии, что якобы это стало одной из основных причин наших военных неудач в начальный период войны. Но это – заблуждение. Действительно, преимущество в танках у немцев на отдельных участках фронта было значительным. Однако это не результат их общего превосходства, по сравнению с количеством и качеством боевых машин в Красной Армии, а результат – более эффективного, в нужное время и в нужном месте, использования боевой техники. Иначе – это результат более высоко военного искусства немецких генералов.

Так, немецкие военные теоретики считали, что наступление танков становится бесцельным, если оно не переходит в преследование. Только преследование может закрепить успехи, достигнутые в предыдущих боях. Поэтому немецкие танкисты стремились продолжать наступление всеми боеспособными машинами и вести его до тех пор, пока хватало горючего. Само собой разумеется, немецкие интенданты стремились к тому, чтобы у танкистов с горючим и боеприпасами проблем не было.

Используя образовавшиеся бреши в обороне, а при их отсутствии, сосредотачивая силы самых слабых участках нашей обороны, немецкие войска обходили на флангах войска Красной Армии. При этом, прорвав оборону в самом слабом месте и оказавшись в нашем тылу, немцы в первую очередь стремились отрезать пути отхода противника и одновременно лишали его сухопутных путей снабжения, а также аэродромов.

При таком ходе событий, снабжение оказавшихся в котле наших войск возможно было осуществить только самолетами, причем путем сбрасывания грузов на парашютах.

Для крупных группировок войск это практически невыполнимая задача, поскольку в условиях активного ведения боевых действий, например, только для 6–й немецкой армии, окруженной под Сталинградом, требовалось ежедневно 750 тонн грузов, для этого необходимо было иметь 200–300 транспортных самолетов.