Текст книги "Владычица морей"

Элгин попросил объяснить, что такое солонские лодки и чем, по мнению императора, как утверждает цитирующий его Е, они оказались так страшны для Бохема.

Вейд пояснил, что устья великих рек Китая связаны каналами, по которым «тягой и толканием», как сказано в декрете, успешно движутся суда. Каналы эти проложены в древности, как известно, и идут параллельно морскому берегу, вдоль которого торговое движение затруднено постоянными штормами, приливами и отливами и множеством мелей. По Великому каналу на север к столице идут продовольственные грузы из богатых и плодородных провинций, а также множество всевозможных изделий, потребных светскому обществу столицы, в том числе и английских товаров, даже таких, как батистовые носовые платки и дамское белье из Европы, которое очень нравится знатным китаянкам, с их переломанными ради моды, забитыми в колодки с детства ногами.

А солоны – это туземное племя маньчжурско-тунгусского происхождения, родственное русским инородцам, которое всегда обитало на Амуре. Солоны искусно управляются с парусами, их лодки гораздо подвижней тех, что ходят по каналу, они могут выходить в море. Е делает вид, что они могут представлять опасность для парового флота.

– Все понятно, – сказал Элгин.

«Поэтому Бохем заслуживает любви и пусть Бохем будет возведен в титул Вай Ла Па..»

– Это что еще такое?

– Вай Ла Па… Е цитирует императора, император цитирует указ королевы и приписывает ей все похвалы Китаю, при этом все перепутано, а загадочный титул – это какая-то смесь звания баронета с награждением рыцарским званием, с вручением ордена Бани.

Е, император Китая или королева, по их мнению, продолжали: «Королева также передает Бохему знак почетной оценки его хорошего поведения, и английские власти и коммерсанты в Гонконге, надев церемониальные одежды, приходят, неся ему поздравления».

«Так купцы вашей нации думают, что Бохем прав, а Девис не прав. Так и вам, в непослушание данных вам инструкций, следует взять пример с Бохема. Также велено вам не повторять ошибки и не брать примера с Девиса».

«Про допуск в город ясно, что это не было утверждено прежним императором и поэтому не может быть принято его преемником. Обещания не было, и царствующий подтверждает все, как прежде. Нет этого в ратифицированном договоре».

«Флага оскорбление. Но когда хватали лодку с китайскими преступниками, которые пользовались протекцией Гонконга, то по исследованию оказалось, что флага на мачте не было, он лежал в трюме и никто не знал о нем Видели, что приехали преступники и схватили. Умысла не было. Лорча – большая лодка, построена в Китае и нанята на имя Су И Чин, на кого капитан и зарегистрирован. Команда вся из беглых преступников, осужденных в наказание за пиратство во внутренних землях, нарушителей китайских законов. Двое из них, Ле Минь Та и Ли Ху Фу, судились за самое страшное пиратство. По настоянию консула Паркера, который тогда от гонконгской конторы был представителем вашего государства около стены Кантона, я вернул ему двенадцать преступников. Паркер вместо извещения, что получил их, внезапно и без причины враждебных действий начал атаку и разрушение фортов, а три партии английских войск жгли здания и жилища в разных направлениях. Каждый разумный англичанин и каждый иностранец убеждали Паркера, делали все, что в их силах, чтобы убедить его и отвлечь, но он не хотел слушать. Он заявил, что сам берет за все ответственность, что случится, а в январе поехал в Гонконг и представил список потерь и убытков, поставленных в счет всех пострадавших купцов, что показывает, что все сделанные компенсации он забрал себе. Так он давно поступал. Но это Китая не касалось, не дело Китая. Сожаления о тяжких убытках, павших на головы вашей нации. Но так было на обеих сторонах. Мой двор, как высший суд, заполнен джентри, которые толпятся вместе с горожанами и жителями пригородов и все умоляют меня написать вам об этом, чтобы ваше превосходительство вошло в дело и исследовало, убеждаю возместить и ликвидировать их потери. Я не вкладываю в пакет их петиций. Но если вы не верите мне, то я пришлю вам их письменные жалобы в другой раз, со следующей почтой, для изучения и руководства вашему превосходительству беспристрастно. Что же о Хонане, то джентри и народ там очень свирепый. В октябре 47-го года, когда купцы нации вашего превосходительства хотели взять себе участки на Хонане, джентри и народ подали петицию, генерально подписанную, уполномоченному Девису, который заметил в ответе, что дело будет так, как оно есть, все останется по-прежнему. Ваше письмо говорит о военной оккупации Хонана и фортов на реке…»

– Это все королева говорит? – спросил Элгин, изнемогая от умственной усталости. Такой головоломки он никогда еще не разбирал…

– Да…

– Королева или Богдыхан?

– Да, да…

– Что вы, мистер Вейд, как мандарин мне отвечаете? Или это сочинение самого Е от имени королевы, согласно его понятий?

Сесть за стол переговоров. Это означало получить допуск в Кантон. А на переговорах потребуем допуска в Пекин и все остальное; многое продумал Элгин во время своих скитаний по волнам морей. Окружающие недовольны. Сеймур готов протестовать, все находят требования Элгина слишком скромными. Возмущены, хотя и не выражают, молчат, но догадаться можно. Всем понятно, что надо всю разваливающуюся страну брать под свою опеку, а то возьмут другие, и тогда начнется хаос, который не остановить. На тайпинов пока нет никакой надежды.

Смысл письма Е, его стиль, путаница, удобны для придирки, еще более убеждают Элгина, что надо переучивать Китай и брать все в свои руки. Они сами запутались и нас путают. Они не могут сами толком сказать или написать то, что они хотят.

Наши затраты на Китай велики и будут еще больше, придется потребовать со временем, чтобы доходы государства собирались нами, взять китайские таможни в свои руки.

Ответ Е окончательно убеждает, что терпеть дальше нельзя. Больше никаких переговоров. Надо нанести самый ужасный удар, на какой мы только способны. Бросить на стены Кантона наших бульдогов, которые вцепятся мертвой хваткой, а потом начнут грабить. Китайцы сами потом спасибо скажут, как японцы говорят теперь, благодарят Перри и мечтают об экспансии, хотят построить свой Париж в русском Приморье, а свой Лондон на Камчатке и перещеголять американцев.

Путятина желал бы Джеймс иметь союзником, помня лучшее мнение о нем соотечественников и старую истину о России, как о каменной стене Граждающей Европу.

Ресурсы Китая безграничны. Я потребую передать китайские таможни нам. Это укрепит финансы и даст приток в казну Сына Неба. Мы унизим его, а потом, может быть, начнем наводить порядок, крепя его власть в растерзанной стране.

Наши затраты на Китай велики и будут еще больше. Великобритания пробудит Китай, не выворачивая своих карманов, на средства самого Китая с достойным отсчетом выгод. Весь Китай расцветет, как Кантон, его базары запестрят множеством прекрасных изделий, которых нет нигде больше в целом мире. Кантон и Тяньцзинь самые цветущие города, в них лучшие мастера и ремесленники, массы искусных рабочих, не объединенных в тред-юнионы, не мешающих оборотистым хозяевам, охотно предлагающих свой труд и таланты за скромное вознаграждение. Этот народ даст богатства, о каких мечтать не смеют торговцы опиумом.

До сих пор Элгин полагал, что Е умен, и хотя сам пустился с ним на хитрости, дозволенные в дипломатии и в политике, но все же верил в Е, что как китаец, человек великой нации, древней цивилизации, он в чем-то все это должен выражать. У настоящего китайца, как предполагают многие европейцы, есть безукоризненный вкус, он обладает тонкостью чувств и остротой мысли, силой воображения и знанием истин. За ним, может быть, будущее, и это предвидел Тот, в Чье писание мы верим. Не был ли он учеником китайцев?

Элгин разочарован, ожидал, что ответ Е будет более серьезным, что тут-то, перед лицом опасности, второй человек империи подымится в полный рост. Нет, ничего подобного не произошло. Элгин понимает, что от Китая нечего ждать чуда.

Дело придется брать в свои руки. Слаб, слаб Е во всех отношениях.

…В понедельник шестнадцатого декабря Лоуренс Олифант и Вингров Кук прибыли в форт Макао на южной оконечности острова Хонан. Это не форт Камоэнса в городе Макао. Здесь прекрасный курортный вид. Форт также на высоком холме, издали похожем на скалу, отделен огромным плоским островом от Кантона на реке Жемчужной, и с его вершины хорошо виден Кантон. Да, Элгин прав: чтобы рассмотреть город, необязательно применять «шпионские стекла», хотя в бинокль все ясней. На острове бесконечные плодородные поля, фермы, рабочий скот, луга, рощи. В этой цветущей стране военные действия начнутся, как в Лотарингии, среди виноградников.

Видно, как внизу по протоке идет флот. Майкл Сеймур двигался по речному рукаву с частью кораблей и десантов. От самого слияния этой протоки Макао с протокой Блэнхэйм за адмиральским кораблем тянулся необычайный караван. Канонерки, по просьбе китайских торговцев, взяли на буксир их большие лодки и живыми быками, предназначенными на бифштексы во время войны. Население Хонана заранее оповещено прокламациями, что сегодня остров будет занят войсками союзников.

Внизу под фортом бесконечные вспаханные поля. Реки у Кантона почти не видно, но можно рассмотреть множество высоких мачт.

Форт Макао – ключ кантонской обороны на Хонане – взят давно, британцы обжили его, благоустроили и чувствуют себя как ни в чем не бывало, наблюдая издали за жизнью в деревнях и за Кантоном.

Офицеры гарнизона форта предложили Олифанту и Куку второй завтрак. Форт приведен в порядок, переустроен. Китайские рабочие выбелили его стены внутри и снаружи, заделали щербины и выбоины от прежних бомбардировок. По заказу офицеров сделана простая удобная мебель. Морские солдаты получают из соседних деревень свежее продовольствие, добросовестно расплачиваясь мелкими монетами. Тут ходят дырявые чохи, пенсы, центы, испанская и мексиканская мелочь, также тяжелые серебряные монеты. Богатые торговцы ради серебра пригнали на Хонан откормленный на убой скот для британских «фулоо» прежде, чем те начали высадку.

Послышались пушечные выстрелы, и вскоре с вершины форта Макао стали видны красные и синие линии англичан и французов, передвигавшиеся по полям Хонана по направлению к пригороду Кантона на острове. Хонан почти без холмов и хребтов не представлял удобств китайским войскам для сопротивления. Солдатские бараки, которые находились на берегу рядом с купеческими складами, напротив самого Кантона, теперь пусты. Войска Е благоразумно покинули остров.

Иногда над рядами шагающих по полям англичан и французов появлялись клубы дыма, через некоторое время доносились щелчки выстрелов. Но это не сражение. Просто выражение желаний храбрых солдат и матросов показать свой воинственный дух и предупредить возможных противников, что к бою все готовы. Но противников не было.

Одновременно по дорогам Хонана следом за войсками потянулись отряды милитери[54]54
  Милитери – военные (англ.).


[Закрыть] кули. Все они в одинаковых шляпах. Несут на руках артиллерийские орудия и разные грузы.

…Элгин просил собрать сведения о причинах, которые побуждают китайцев вступать в английские войска и сражаться против своей отчизны. Лорд желал выяснить степень их надежности и поручил Олифанту со знатоками Китая пересмотреть наемных добровольцев этой оригинальной армии перед отправкой их под Кантон. Причин, как объясняли сами китайцы, две. Во-первых, материальная выгода. Англичане платят заработанные солдатами деньги исправно, в то время как китайское правительство подолгу задерживает платежи. Другая причина в том, что многие китайцы, особенно молодые, испытывают ненависть к существующим в стране порядкам. Среди солдат есть совсем молодые люди, прибывшие в Гонконг из далеких горных районов. Они не имеют семей и не боятся кровавой мести Е своим родственникам. Среди милитери кули есть солдаты из армии тайпинов, которые, видимо, посланы не зря. Им не отказано продолжать службу в английских войсках.

По совету знатоков Элгин велел не выплачивать деньги солдатам этого китайского корпуса до окончания военных действий из опасения, что как только они получат деньги и окажутся на родной земле, то могут дезертировать.

Хонан занят. Напротив Кантона, над опустевшими казармами, взвились британский и французский флаги. Ночью с 16-го на 17-е стояла полная тишина, когда часовые услыхали плеск весел на протоке. Немедленно доложили дежурному офицеру. Шел первый час, на форте еще никто не спал, обсуждали события минувшего дня.

Прибыл мандарин с письмом от генерал-губернатора Е для передачи лорду Элгину. С ним целая свита чиновников и переводчиков. У Кука нашлись знакомые. Они попытались объяснить, что, по их мнению, может содержаться в письме вице-короля.

…18-го декабря Элгин на «Фьюриос» стоял на вилке реки, где сходятся протоки Вампоа и Бленхэйм, у 1-го бара. Здесь на глубокой стоянке похожие на древние замки лесных рыцарей «бревенчатые» корабли с большой осадкой, в том числе «Калькутта» Сеймура и флагман французского адмирала. Дальнейший их подъем вверх по реке невозможен, хотя капитаны рвутся в бой, уверяют, что пройдут. Легкая «Фьюриос» со своей минимальной осадкой, как яичная скорлупка перед черными караваями. Здесь же флот парусных, колесных и винтовых судов, которые понемногу покидают рейд, отправляясь к Кантону. Там перед городом, у самых его стен, имея в тылу занятый морской пехотой Хонан, перед началом бомбардировки выстраиваются линиями британская и французская эскадры. Некоторые быстроходные суда возвращаются к флагманам, выполняя посыльную службу. Снизу, с моря, подходят новые корабли. Все время слышны рабочие песни матросов, крики офицеров, гудки, время от времени на всех кораблях одновременно бьют склянки и по эскадре прокатывается перезвон. На французе веселая музыка, там готовятся к праздничному спектаклю.

С уходом из Гонконга Джеймс погружался в тяжкие и неприятные дела. Теперь не оставалось никакой отрады, никакого намека на нее. Он создан для исполнения строгих и обязательных повелений и сам умеет отдавать их. Лишь исполняя планы, он глупеет. В Маниле испанка сказала: «Никакие путешествия не совершаются в одиночестве». Что она хотела сказать? Она не делала тайны из собственного мнения и прямо все выкладывала. «Прощаясь со своими близкими и отправляясь в далекий путь, обрекая себя на долгую разлуку, вы, едва расставшись, уже невольно начинаете обращать свое внимание на тех, кто вблизи… Так каждый… Не правда ли?»

Чем дальше, тем все более нелепым казалось Элгину его собственное положение. Он, в конце концов, без воодушевления, но честно и с энергией исполнял свою миссию. Никакой ненависти к Китаю и к китайцам у него не было. Не было желания посвящать свою жизнь англо-китайским отношениям Китай оказывается страной, которой надо либо заниматься как следует, либо не лезть в нее с поучениями и авантюрой. Планы Пальмерстона и собственное положение обязывают, и дело доводится до конца.

Китайцы воевать отказывались. Наши грозные приготовления к военным действиям их не пугали. Мы остаемся в дураках.

Тут еще некстати замешалось Рождество.

Энн, безусловно, одна из самых выдающихся женщин, каких ему приходилось видеть. Хотя она очень молода, но это очевидно. Конечно, влияние на него оказала и необычайная встреча в парке епископа Джонсона, ее очарование, которое было заметно и тогда, и потом на балу и приняло там новый оттенок. Длительное одиночество, неприятные дела, за каждым из которых подразумевается кровь и преступление против человечности… Но пока Джеймс был в Гонконге, в своем замке, и Энн была где-то рядом, он, как и каждый англичанин в своих личных делах, был очень застенчив и не решался сделать следующего шага. Точнее сказать, он трусил, как каждый, кто привык быть преданным закону, а может быть, опасаясь ее сопротивления. Она была так близка, к его услугам были все возможности, хотя бы изредка можно было кратко поговорить с ней. Это одно давало ему бы некоторый смысл жизни. Не всей жизни, которая обнимает для него очень обширные понятия. Нет, речь шла о жизни здесь. Там, где он исполнял правительственное поручение, которое неприятно, но цель которого направлена на решение одного из самых важнейших вопросов мировой истории будущего. Он это понимал, умел взять себя в руки и повелевать людьми.

…А пароход «Фьюриос» бросил якорь в островах, неподалеку от Кантона. Смит прибыл после поимки китайских преступников. Он отыскал проточную канаву и слепой рукав реки, на котором помещался Чертог миролюбия и патриотизма. В подвале брошенного дома оказались скованные цепями крестьяне, которые отвергали требования самозванцев платить им налог как представителям британской короны. Рассказы Смита могли составить сюжетный роман приключений. Как и литературные упражнения Е, они походили на произведения модных европейских декадентов и нигилистов, полагавших путаницу главным смыслом художественной литературы. С открытиями Смита еще придется разбираться.

Наблюдая ловкую фигуру молодого капитана, замечая его быстрые движения, слушая его энергичную и выразительную речь, Элгин находил в нем схожесть с Энн Боуринг и вспомнил циничное замечание графа Путятина в располагающем к лени и эстетству Макао.

Олифант и Кук с форта Макао прислали письмо Е. Можно предполагать, что это протест против занятия союзниками острова Хонан. Оказалось, что Е направил на форт Макао еще одну копию своего ответа на ультиматум Элгина, который посол получил 14 декабря. Е решил еще раз напомнить. Протеста нет. Есть уже известное упоминание о свирепости жителей Хонана и о неизбежной резне. Какие хитрости!

Смит доставил перевод доносов из Задней приемной. Видя, что посол занят, он намеревался уйти.

– В вас есть общее с Энн Боуринг, – сказал вслед ему Элгин.

Смит обернулся и глянул испуганно. Все лицо его по уши залила краска. Элгин подумал, что неожиданно попал в цель. Какая новость! Ясно, он тут замешан!

Воспитанные люди никогда не совершают неприличных поступков, не разговаривают грубо и без толку, не оскорбляют подчиненных, не обижают ближних и не бьют слуг. Если же аристократ позволяет себе неприличный поступок или несет чушь, это принимается обществом как оригинальность. Осмелься на то же самое выскочка, человек пера или бакалейщик, все сконфузятся, а его осмеют и постараются вытеснить из общества. Элгин знал, что у людей его положения не бывает ошибок и поэтому есть право на неприличия. Нельзя быть всегда любезным. Собственная вежливость с приближенными самому набивает оскомину. Смит всегда слишком одинаков: исполнителен и дисциплинирован. Он заслужил, чтобы в его тихую воду сэр Джеймс без причины запустил камнем. Результат налицо.

Элгин дал понять, что не имеет больше надобности, и Смит ушел.

А может быть, он покраснел не за себя? Неужели он все знает? Как хорошо, что я не приглашаю его к обедам. Теперь смутился Джеймс. «Во всяком преступлении вини женщину», – учил известный французский сыщик Лекок – коллега и собрат нашего гонконгского капитана Смита.

Глава 13. Мятеж варваров против законного Владыки Мира

– Крестьяне на этих островах снимают по два и даже три урожая в год, – говорил Чарльз Эллиот, стоя с послом на палубе канонерки, вооруженной шестью пушками, и обращая его внимание на поля с созревающими хлебами и на террасы с рисом, которые, как ступени, подымались по склонам гор.

Коммодор Чарльз Эллиот, бывалый моряк, кавалер ордена Бани, на вид еще молод, без седины в усах и бакенбардах. Про Эллиота говорят, что это человек-легенда, он подлинный, но непризнанный основатель Гонконга, такая репутация придает ему блеска сквозь туман и вызывает зависть друзей и врагов. Китайцы много раз имели возможность убить или отравить Эллиота, и было за что, но не делали этого. Сам он, еще при прошлой встрече с Элгином, уверял, что это все twaddls – пустая болтовня и волшебные сказки и что он не Ахиллес и пуля стережет его в любой миг, для этого китайцу не надо целиться в пятку.

Элгин чувствовал симпатию к Эллиоту, угадывая в нем что-то родственное.

Перед уходом с безопасной стоянки на глубокой протоке Вампоа, выше китайских фортов, Элгин принял капитана 59-го пехотного полка Хелуорда, который отправлялся со своим батальоном на баржах, на буксире частного парохода к Кантону.

Хелуорд сказал, что служит в Гонконге первый год, но имеет преданных друзей. У него есть невероятные сведения, которые при тщательном рассмотрении могут оказаться похожими на правду. Якобы адмирал Майкл Сеймур обещает Е сохранить жизнь, если пушки Кантона во время боя не будут портить его кораблей. «Они все тут знают друг друга! – сказал возмущенный Хелуорд. – Я не могу нести ответственность за то, что мне говорили, но я не имею права утаить этого от вашего превосходительства. Адмирал предлагает весь огонь китайской артиллерии обрушить на десантные колонны? Мои красные мундиры[55]55
  Красные мундиры – пехотинцы.


[Закрыть] будут гибнуть от артиллерийских снарядов, предназначенных для кораблей?»

Вот-вот будут видны стены и пригороды Кантона. На сторожевом корабле, несшем брандвахту, сообщили, что у Кантона все спокойно, послу можно следовать. Канонерка шла между полей гаоляна, бобов и пшеницы, повсюду разбросаны дома под соломой, видны персиковые и абрикосовые деревья на плантациях. Иногда заметны фанзы побогаче, среди обширных угодий и полей, ставленные на особицу.

– В одном из таких уединенных поместий и нашла себе убежище Британская Контора Мира и Патриотизма, – заметил Элгин. – Смит – мастер своего дела. Он раскрыл шайку во главе с Тином.

– Компрадор Тин вряд ли рискнул бы на такое предприятие, не имея покровителей… – ответил Эллиот.

– Так вы знаете этих покровителей?

– Да.

– Похоже, что эти покровители на нашей эскадре. Достаточно самозванцу пройти на нашей канонерке на виду у здешних деревень, как его басни станут правдоподобными.

– Вы знакомы с Тином?

– Да, конечно… Смотрите, как красиво. Изобилие плодов земных. Это горная страна, сквозь которую прорвалась огромная река, обладающая китайской силой и терпением.

На гористом острове виден лес. Эллиот сказал, что там много бука, белой акации, растет мирт, лавровишневое и красное дерево, много пород кустарников, неизвестных в Европе. По словам коммодора, тут есть острова величиной с целое графство. Эллиот показывал поля и груды фанз с вдохновением хозяина, словно он был графом кантонским.

– После встречи с вами в Макао Рид обратился с письмом к Е. Он согласился встретиться с послом Америки, но только вне стен Кантона.

«Руководствуйтесь этим» – вспомнил Джеймс фразу из императорского указа.

– Е меньше всего боится американцев. Угрозы Рида ему не страшны.

Эллиот рассказал, как пятнадцать лет тому назад, когда Гонконг был пустынным скалистым островом среди моря, он высадился со своими матросами на берегу. Среди пустынных скал и перелесков душистой сосны стояла одинокая гьяссу маньчжур, совсем такая же, какие видел наш русский соперник, а теперь наш друг Муравьев на Амуре. Смехотворное сооружение, подобное крепости каннибалов, частокол, как у Робинзона Крузо.

Сэр Чарльз приказал разбить несколькими выстрелами эту крепость и сжечь дотла. На месте гьяссу теперь склады и собственная пристань торговой компании «Джордин и Матисон», а дальше проходит вдоль берега великолепная Куин Роуд с магазинами, банками, дворцами магнатов, замком епископа Джонсона. А Джордин был противником занятия Гонконга и добился в свое время, чтобы Эллиота убрали на много лет, а сам постепенно превратился в дожа колонии.

– Вы знакомы с Муравьевым?

– Случайность помогла ему избежать знакомства со мной. Как и Путятин, он чуть не попал ко мне в плен. Я знаю их. Я не стал брать их в плен. У нас были другие цели. Пусть хвастаются своей «Авророй». Мы не проявляли излишнего рвения в этих морях. Муравьев напрасно церемонится с китайцами на своем Хей Лу Цзяне[56]56
  Хей Ау Цзянъ – китайское название Амура (Река Черного Дракона).


[Закрыть]. Пора сносить прочь остатки китайского величия из гнилых бревен и старых шкур. Я был на Амуре и на побережьях Охотского моря. Великий проповедник и путешественник епископ Иннокентий – мой друг; я пригласил его из церкви, где он служил в маленьком порту, за обеденный стол на свой корабль, и мы с преосвященным выпили бутылку итальянского вина… Я не рискнул, зная обычаи ортодоксальной церкви, попросить епископа совершить обряд над этим вином, чтобы превратить его…

Элгину самому казалось, что, разбив остатки китайского влияния на севере, Муравьев поступил бы благоразумно. С этим многие не согласны. Адмирал Сеймур главный противник Муравьева, грозный и убежденный. С тех пор как со своей эскадрой он описывал побережье Приморья, твердит, что на севере в более удобном и привычном для европейца климате мы должны создать второй Гонконг. Великий ученый Джон Боуринг – сторонник Майкла Сеймура. Элгин полагает, что безумием было бы брать то, что привело бы к новым конфликтам… Он желал бы совместных дипломатических действий с Путятиным. Открылся Кантон. Эллиот переложил руль. Канонерка быстро пошла вперед с наведенными на город пушками. Кантон подплывал во всю ширь. Город без глав церквей, без башен и памятников, как сооружение утопического будущего, весь с плоскими крышами, с одинаковыми строениями, из домов чиновников и магазинов. На берегу стоят стены, а вокруг их беззащитные лачуги, склады и пристани.

Эллиот сказал, что в эти дни Кантон вдвое уменьшился, река стала шире. Здесь было тесно. Рассеялся и ушел в лабиринты проток плавучий город, в котором на лодках обитало более ста тысяч человек.

…Правительственное поручение, данное Пальмерстоном, неприятно, хотя цель его ясна и благородна. Предстоит решить один из важнейших вопросов мировой истории.

…Энн должна презирать и своего отца, и Элгина. Она всюду и всегда одинока.

Если говорить про Энн, то это именно та «встреча во время путешествия», которая, по словам манильской приятельницы Джеймса, бывает неизбежна. Нервное напряжение оказывало свое влияние. Мимолетное увлечение все глубже проникало в существо Джеймса. Несогласно с его принципами, но это реальность. Решались дела жизни и смерти, дипломатии и экономики, войны и мира, а где-то в памяти существовала Энн, привлекавшая Джеймса и отталкивающая его. Он задет ее кроткой и насмешливой надменностью.

Праздничную службу будут служить на всех кораблях, а для солдат морской пехоты на Хонане, – в очищенном китайском складе, куда поместятся все 1200 человек. Тем временем маринеры вломились в один из соседских складов, съели там имбирь, а остальные ящики с товаром разбили и все рассыпали, китаец-хозяин пришел жаловаться и удивлялся, зачем было бить все и ломать. У командира канонерки, известного арктического исследователя Пима, матросы высадились на берег у одного из рукавов реки, затеяли в деревне ссору, неясно из-за чего, пустили в ход оружье, крестьяне разъярились, дали отпор, убили четырех матросов. Канонерка Пима открыла огонь и снесла всю деревню с лица земли. Дело нешуточное. Пока невозможно расследовать все подобные происшествия, когда война на носу.

Адмирал Сеймур отдал приказ по эскадре: «Перед началом активных операций против Кантона командующий призывает всех капитанов, офицеров, моряков и маринеров сохранять жизни и имущество мирных и невооруженных жителей, не только на основании преданности понятиям гуманности, но и ради сохранения доброй воли тех классов китайского населения, чьи материальные интересы и склонности отделяют их от мандаринов и военных, против которых единственно мы воюем… Контр-адмирал обязан внушать всем своим офицерам и рядовым, активно занятым в боях, свое решительное намерение не одобрять и пресекать грабежи и разбои как не только аморальные, но и разрушительные для нашей собственной дисциплины, существенно необходимой при стремлении к успеху».

Такой же приказ отдал французский адмирал, хотя во Франции, как известно, нет морского закона, запрещающего мародерство и грабежи. Командование стремилось успокоить противную сторону. Листовки были отпечатаны.

Смит прислал сообщение. На Хонан перебежал из Кантона дезертир. Сообщил, что Е разослал приказание собрать в обоих Гуанях все силы для обороны Кантона и запросил из Пекина северных солдат, в том числе маньчжурских солонов[57]57
  …в обоих Гуанях… – Гуань Дун и Гуань Чжоу – две провинции, подчиненные управляющему ими наместнику императора Е Минь Женю. Кантон по-китайски называется Гуань Дунь.


[Закрыть].

– Да вон, видите, и сейчас еще не все ушли, – сказал Эллиот.

Жилища на лодках отплывают от берега, они отрываются от города и уходят прочь, река становится все шире, а город меньше. Вон поплыл двухэтажный дом, весь в цветниках, чья-то счастливая семья спешит поскорее убраться с поля боя.

На островке, совсем близко от стен Кантона, работают красавцы саперы, сбивают деревянную платформу. Батарея мортир устанавливается под самым боком Е, чтобы через низкую стену в упор палить по его дворцу, крыша которого, с резными головами зверей, отлично видна. Ямынь строен на возвышении. На одной из канонерок капитан поднял бочку на грот-мачту, чтобы из нее наблюдать за тем, что происходит в Кантоне. Корреспондент «Таймс» Кук залезал в это гнездо, смотрел в бинокль и видел, как он утверждал, двух молоденьких жен Е, которые были заняты каким-то хозяйственным делом во дворе дворца: кажется, они умывали идола…

Наши пушки ставятся на островках и на побережьях Хонана А на лодках и на обоих берегах толпы китайцев так смотрят на все происходящее, словно идут приготовления к празднику. По всей реке стоят на якорях военные корабли англичан и французов. Другие суда движутся, выбирая себе назначенную позицию. Слева остров Хонан. С реки Элгин еще не видел Хонана, и он не видел Кантона иначе как с вершины форта Макао. На Хонане тесные кварталы жилых домов, время от времени их масса расступается и открываются правильные улицы, выходящие на реку. Виден Красный форт, покинутый маньчжурами, склады купцов, китайский док, где строились джонки. Над большими зданиями подняты британские и французские флаги. Хонан подобен графству Соррей за Темзой и ничем не отличается от города на другой стороне реки. Он составляет единое целое с городом. Только через реку тут нет мостов, видимо, по той причине, что все, находящееся за стенами, городом не считается и заботе городских властей не подлежит.

Какой же Хонан остров! Это сам город, быть может, самая торговая, рабочая, фабричная его часть. Мы уже заняли половину Кантона Мы идем по самому центру Кантона Справа стены цитадели, китайский кремль, а вокруг него бурлит жизнь. Зачем же китайцам впускать нас в музей? Там, как драгоценность со своими понятиями, хранится Е. Но этот экспонат жесток и опасен. Наши флоты вошли в самый центр города без всяких церемоний, врезались в глубь чужой жизни, бросают якоря, наводят пушки прямой наводкой на ямынь и жилые кварталы, и тут, как на стоянке у Вампоа или в гавани Гонконга, бьют склянки, поются рабочие песни… Солдаты Е пока лишь выглядывают в бойницах. Вот они наводят пушку на нашу канонерку, но не стреляют. Как бы чувствовали себя лондонцы или парижане, если бы чей-то – например, американский – флот расставил бы свои корабли по всему течению Сены или Темзы и навел пушки на Нотр-Дам или на Вестминстер, или на королевские дворцы? Для того чтобы подтвердить доводы, изложенные в письме на имя правительства, давая десять дней на размышление.