Текст книги "Владычица морей"

Несмотря на запреты командования и свирепость кантонских мстителей, искатели приключений отлучались самовольно в любое время дня и ночи, чтобы проникнуть в дома и магазины.

На кантонских стенах грянула военная музыка. Всюду строились войска.

Гребной катер пристал к берегу, и посол со свитой сошел.

Издали послышались крики «ура». Кричали на кораблях, в городе и на стенах. Войска под стенами, и на берегу, и на улицах. Крики нарастают и приближаются. Масса жителей заполняет улицы. Многие приветливо машут руками и флажками. Посол едет верхом на пони, окруженный офицерами, в сопровождении сильного эскорта. Марш открывают красные мундиры, краса и гордость Британии. Шагают колонны моряков. Крики нарастают. Все в восторге при виде посла королевы. Он был вчера во время боя, стоял под ивой, сойдя со своего пони. Но считается, что посол впервые вступает в покоренный город. Это событие великого патриотизма Гордость нации растет. Коксвайн Том, мастер гребли и кулачных драк, смотрит на посла, волнуясь, даже у него слезы восторга на глазах.

Шагает полубатальон бенгальцев. Идут пенджабцы в чалмах. Картинно маршируют красавцы французы с бородками. Рядом с Элгином едет в коляске барон Гро. Тут оба адмирала и оба генерала, масса офицеров.

Послы поднялись на одну из башен. Там устроено нечто вроде королевской ложи.

Оркестр грянул «Боже, храни королеву». Непобедимая, неприступная веками крепость Кантон, самая крепкая цитадель. Символ мощи Небесной империи. Стена построена вокруг города. Вдруг весь миллион народа вздрогнул. Главная твердыня, башня, с которой еще вчера стреляла артиллерия Е, подпрыгнула и при грохоте, подобном удару грома, разлетелась, превращая в груды топлива ближние кварталы города, из которых заранее велено было послом удалить население.

– Но где же Е? – шел разговор в ямыне. Все офицеры хотели бы это знать, как и обратившийся к ним с подобным вопросом посол. Где же он, в этой массе кварталов, в этом миллионном городе?

Сидя в Задней западной передней, посол выслушал доклад Смита о том, что ему удалось выяснить.

Писем Путятина в архиве нет.

Элгин был уверен в этом. Приятно, когда сохраняешь хорошее мнение о порядочном человеке, которому веришь. При тайной проверке его бумаг таким он и оказывается. Это похвала достоинству и доверчивой твердости самого сэра Джеймса.

Разговор продолжался за огромным столом губернатора Е, который похож на алтарь в буддийском храме, где всегда должно быть достаточно места для жертвенных приношений, которые потом священники передают своим домашним и служанкам на кухню.

Во дворце Е для сэра Джеймса приготовлены комнаты. Он будет здесь жить и заниматься. Здесь, во дворце Е, решатся дальнейшие дела. Но сэр Джеймс сказал, что на ночь он возвратится на «Фьюриос».

Погода менялась. Дождь прекращался.

После парада всех родов войск, музыки и торжественных лларшей, после гимна и восторженных криков, обращенных к послу и главнокомандующему, после того как была разыграна последняя карта и взрывы потрясли Кантон, а две башни взлетели на воздух и превратились в развалины, и опять гремела музыка и грохотали салюты, а население города заполняло и заполняло улицы, а пыль облаком неслась над крышами от разрушенных твердынь, – после всего этого произошло ужасное событие. Молодые сердца дрогнули.

По окончании торжества в экипажах был зачитан приказ адмирала. Всем командам немедленно возвратиться на борта своих кораблей… При этом, конечно, нет правил без исключения, в приказе не оговорено, но Эллиоту с его ударной силой дозволено задержаться. Там из «синих жакетов» и китайцев составляется отряд поимки Е. Экипаж «Сибиллы» и коммодор Эллиот исполняют особое поручение.

А жаль… Жаль остальным морякам уходить в свои плавучие общежития. Велено немедленно садиться в шлюпки и баркасы и убираться вон из города. Как жаль… «Синие жакеты» поглядывают на Магазинный холм, как на покинутую возлюбленную. А с китаянками ничего не станет. Их же не резали и не убивали. Они только кричали: «О-ё-ха! О-ё-ха!»

Посол ехал на пони в окружении конвоя пенджабцев. Он возвращался на ночь на корабль. «Синие жакеты» восторженно приветствовали его. На этот раз им казалось, что посол примерно в таком же положении, как и они. Как им, ему также ничего не дозволяется, приходится уезжать на ночь из города.

На груди у картинных пенджабцев огромные кинжалы, на головах чалмы, у всех бороды, а в руках обнаженные кривые клинки. Полубатальоны красных мундиров открывают и замыкают шествие. По сторонам улицы стояли бенгальцы с ружьями. А китайские кули движутся вереницей с закрытыми телами на носилках. Это маленькое шествие замыкает «отец и наставник», капитан Холл с иероглифом на красном мундире.

На кораблях моряки могли разбирать и оценивать свои находки. У них не рылись в мешках, никто не доходил до такого унижения.

Сеймур не шутил, он мог наказать за пустяк. Мог забить палками насмерть.

Было еще светло. Долго «синие жакеты» поглядывали из-за бортов, как с плавучих гауптвахт, на город – мечту моряков всего мира. Знали и прежде, что Кантон богат, но никто не ожидал, что там такие магазины, зайдешь – и чуть-чуть слышен запах модных шелков и травяных духов, висящих в мешочках для придания аромата множеству первосортных товаров. Учтивые приказчики безукоризненно вежливы. Моряки сбивали с них шелковые шапочки, хватали их за косу и выбрасывали вон. Теперь даже не верится, как все происходило… В магазинах, видно, ждали покупателей. Если магазины закрывались, матросы их взламывали, разбивали двери складов. Туда же лезли грабители-китайцы, резали британских моряков. Начиналась стрельба. Прибегали патрули наводить порядок…

Глава 18. Никаких грабежей

– The eccentricities of the British sailor are held under strong repression![68]68
  The eccentricities of the Britosh sailor are held under strong repression! – Выходки британских матросов строго наказываются! (англ.)


[Закрыть] – сказал корреспонденту Вингрову Куку, шагая с ним при ярком утреннем солнце по кантонской стене, в сопровождении своих офицеров, провост-маршал капитан Моррисон. Это очень почетное звание, напоминающее деканов университетов, а также маршалов в армии и при дворе. Оно дается офицеру, назначенному на время боевых действий на должность, которая в других армиях именуется начальником военной полиции или комендантом взятой крепости. Провост-маршал располагает почти неограниченной властью и всеми нужными полномочиями.

Моррисон при палаше, в мундире с пуговицами, сияющими в лучах восходящего солнца еще ярче на фоне красного сукна Он в сапогах и в белом шлеме из пробки, на который накинута белая хлопчатая материя. Все офицеры при оружье, в белых шлемах. Тут же мистер Вунг. У него разные обязанности, и он много помогает. Капитан Холл, «отец и наставник» батальонов кули «милитери сервис», по левую руку Моррисона. За ними red coats[69]69
  Red coats – красные куртки (солдаты) (англ.).


[Закрыть], солдаты с примкнутыми штыками. Капитан Холл и двое «военный кули» – богатыри в халатах с гордыми надписями на груди.

Утренний обход аванпостов по широкой, как highway[70]70
  Highway – столбовая дорога, тракт. В наше время скоростная автострада (англ.).


[Закрыть], крепостной стене, уже обжитой англичанами и французами. По всей стене пылают костры. Войска готовят завтрак. На фортах и башнях союзные флаги. В стенах зияют провалы от двух взорванных вчера башен.

– Каждого, кто замечен хотя бы в десяти ярдах от наших аванпостов, я приказал немедленно пороть! – тоном, в котором не слышно ноты компромисса, продолжает провост-маршал.

– Но люди, которые готовят свой завтрак у всех этих костров… – заметил мистер Кук вежливо и твердо как человек, чувствующий за собой мировое общественное мнение.

– Что бы вы хотели сказать? – не поворачивая головы, вымолвил на ходу Моррисон.

– Свидетельствуют… о необычайном для наших мальчиков изобилии парной свинины и домашней птицы.

– Немедленно будет выпорот каждый, если только он не француз! – ответил провост-маршал. – Галантным союзникам мы не можем запретить. Флаг не приказывает флагу.

– В самом деле, свинина в изобилии! – подтвердил капитан Холл.

– Where did you loot this pig, Jack?[71]71
  Where did you loot this pig, Jack? – Где вы украли эту свинью, Джек? (англ.)


[Закрыть] – спросил капитан Моррисон у одного из морских солдат, жарившего на костре свиные вырезки.

– Loot, sir, we never loott![72]72
  Loot, sir, we never loot! – Грабить, сэр, мы никогда не грабим! (англ.)


[Закрыть] – вытягиваясь, отвечал шустрый молодой солдатик с чистыми голубыми глазами. – There is an order against looting, and it’s pretty strict, as we knows[73]73
  There is an erder against looting, and it’s prelty strict, as we know. – Имеется приказ против грабежей, это строжайше запрещено, как мы знаем (англ.).


[Закрыть].

Его товарищи стояли навытяжку и смотрели так же ясно и уверенно.

– Но где же вы добыли этих свиней? А ну, отвечайте, джек!

– Я должен сказать, сэр… ночью холодно… Мы жжем костры всю ночь… также внизу на аванпостах. Кажется, я не ошибусь, если скажу, и это всем известно, что здешние свиньи так голодны, что идут на свет. Наши часовые принимают их за катайцев, подползающих с дурными намерениями… за крадущихся китайцев. Они обязаны стрелять…

– Таким образом каждое утро мы находим несколько свиней с перерезанными глотками, – подтвердил солдат постарше.

Кук заметил, что капитан Моррисон, как и капитан Холл, и китайские воинские старшины, и мистер Вунг, нашли это объяснение вполне удовлетворительным.

Вооруженный патруль во главе с капитаном Моррисоном пошагал дальше. Кук полагал, что тут может быть выдвинуто благоразумное объяснение, что китайцы режут свиньям горло, как изменникам, стремящимся в стан врага. Можно предположить, что это форма бдительности.

На пролете стены за следующей башней на кострах жарились и варились прекрасные золотистые карпы. Таких разводят в прудах при храмах.

– Подойдите сюда! – приказал провост-маршал. – Откуда карпы в таком изобилии?

Оказалось, что все началось вчера во время дождя. После ужасного происшествия, хорошо известного капитану Моррисону. Несколько солдат морской пехоты зашли в закрытый хозяином магазин. Им удалось открыть двери, так как они искали неизвестного, стрелявшего с крыши. Все были внутри, когда раздался взрыв. Оказалось, что под полом магазина находился порох. Один человек был убит, из наших два маринера ранены.

– Тогда мы обыскали соседние опустевшие дома, а также кладовые. Было обнаружено много пороха…

– Все это походило на уловку.

– No looting, sir![74]74
  No looting, sir! – Никаких грабежей, сэр! (англ.)


[Закрыть] – уверяли солдаты.

– Найденные запасы пороха надо было обезопасить, – уверяли солдаты. – Мы выбрасывали их в воду, совершенно не зная, что это храмовый пруд с золотыми карпами. Все рыбы всплыли, и нам приходится их съедать, чтобы не допустить гниения.

Какое дельное объяснение. Как обстоятельное научное исследование. В каждом из этих солдат таится ученый.

«Как бы они объяснили, – подумал Кук, – если бы Моррисон спросил, откуда попали в костры доски и брусья, обломки стен и крыш, полов, части переломанной мебели… Голодная свинья еще могла сама передвигаться, завидя свет, но… Впрочем, ответ придумать просто, остатки зданий, разграбленных китайцами во время бомбардировки и пожаров… Они могли бы стать пищей для поджигателей. Мы убрали руины, из которых в нас стреляли лазутчики! В которых они могли бы скрываться. Как можно оставлять такие завалы…»

Все это потом окажется материалом для статей мистера Кука; интересно для прессы и общественного мнения.

Стены заняты, но город все еще в руках китайцев. Что же дальше? Е где-то в городе. Он скрылся. А о курицах и свиньях, прилетающих на огонь, как бабочки, – потом…

– Мой дорогой! – воскликнул Эллиот, встречая мистера Кука, спустившегося со стены после обхода аванпостов и явившегося в ямынь генерал-губернатора Е вместе с мистером Вунгом. В саду при ямыне цвели азалии и миндаль. Вышел Смит и сказал, что пока не может найти некоторых нужных ему документов. Видимо, часть архива Е вывезена.

– Я покажу вам, что старый Е не дремлет. Идемте.

Коммодор повел корреспондента на балкон, с которого видна главная улица. Проспект Справедливости и Милосердия. Она уходила в глубь города с его массой крыш. На балконе появился Смит, уставший за ночь от занятий, и зажмурился от солнца На картах Кантона эта аллея человеколюбия очень широка. Но на самом деле ее ширина не более десяти футов. Даже земля главной улицы разворована на торговые постройки.

Опять за ночь этот проспект, как фонарями, с обеих сторон уставлен шестами с насаженными на них срубленными головами. Из некоторых еще течет кровь.

– Е казнит своих для устрашения за собственную трусость. Он требует от народа непримиримости, – сказал Эллиот.

– Это ответ на взорванные вчера башни, – заметил Моррисон.

По лестнице поднялся офицер и доложил, что пришли двое китайцев, хотят видеть коммодора, уверяют, что есть важное сообщение. Все спустились вниз.

Довольно приличный на вид китаец, каких приходилось видеть в эти дни, несколько волнуясь, сказал, что знает, где скрывается Е, и может показать.

– Кто с вами? – спросил Смит, кивая на его спутника.

– Мой помощник.

– Кто вы сам, чем занимаетесь?

– Я профессор…

– A-а! Это ваша кличка? Так вы были хозяином игорного притона?

– Нет, что вы! – испугался китаец. – Никогда! Я не умею играть в азартные игры. Никогда не играл… Так меня называют ученики: «Ван – профессор». Или: «Ван – учитель».

– Почему вы решили прийти? Где ваша школа?

Посетитель сказал, что прочитал прокламацию адмирала с обращением к населению Кантона, и понял, что это относится к нему самому. Адмирал предупреждал, что англичане придут как друзья, чтобы избавить население от произвола и поддержать тех, кто их ждет и кто еще не погиб от руки злодея. Был тронут. Поверил адмиралу.

– Я всегда был недоволен произволом. Кроме того, – с виноватой улыбкой добавил распропагандированный адмиралом читатель его прокламаций, – я решил избавиться от бедности.

Хитрая бестия. Пришел и уверяет, что перевоспитался, намерен жить по-новому и просит хорошо заплатить за услуги.

– Объясните, где находится Е Минь Жень.

– Это трудно рассказать. Я покажу сам.

– В соседнюю комнату, – велел Смит. Он приказал охране встать у дверей.

– А я займусь консортом профессора, ваше превосходительство. Разрешите?

– Да, – ответил Эллиот. – Я внимательно слушаю.

– Разрешите, капитан, я допрошу учителя, – обратился Вунг, – я знаю такие способы допроса, которых китайцы очень боятся.

– Мистер Маркес, идите с ними и не давайте китайцу усердствовать, – сказал Смит. Учителя увели.

Его помощник испуганно оглядел лица окружавших и кинулся в ноги Смиту. Стал уверять, показывая рукой на дверь, что это не агент Е, но этот человек знает, где Е… Действительно знает.

– Он знает?

– Да.

– А вы?

– И я… У нас есть карта, по которой мы поведем…

– Дайте мне карту.

– Я боюсь, увидят…

Помощник учителя оглянулся по сторонам, расстегнул кофту дрожащими руками и достал из-за пазухи узелок, развязал его, достал желтую тряпку, на которой были нанесены планы улиц и кварталов.

Вошел довольный, улыбающийся Вунг со своим подследственным, а за ними Маркес.

– Он не стал запираться, – сказал переводчик в форме лейтенанта.

– У нас с ним оказались общие знакомые, капитан. Его прислали ваши люди, капитан, – сказал Вунг.

– Очевидно, эти «люди» сами по какой-то причине предпочитали держаться в тени.

Расследование еще продолжалось. Смит и переводчики во всем разобрались.

– Губернатор Е находится в ямыне, в северной части, в самой гуще города, там, где кварталы мелких торговцев и ремесленников. Вот этот ямынь на карте, – говорил Смит. – Он скрылся туда и велел одному из своих чиновников выдавать себя за Е. Эти люди присланы моими агентами.

– Но это похоже на ловушку, – заметил Моррисон.

– На поимку идет коммодор. Пусть он и решает, – ответил «отец и наставник».

– Пойдете под штыками – и будете вмиг проколоты, – еще раз предупредил Эллиот проводников. – По следу, господа! Не теряя времени.

Прокуковала русская кукушка часов-ходиков. Из ворот ямыня пошел Чарлз Эллиот с отрядом матросов. С ним незаменимый коксвайн, его любимец и силач Том. На континенте он назывался бы унтер-офицером с адмиральского вельбота.

– Вперед!

Через некоторое время, сохраняя интервал в расстоянии и времени, следом за отрядом Эллиота, отправился полубатальон пенджабцев, которые незаменимы при резне в тесных переулках.

А с холма, на котором стоял ямынь, из губернаторского сада, навели на северную часть города дальнобойные пушки, доставленные для защиты кантонской резиденции графа, в которой он не ночевал, но куда ежедневно приезжал для занятий.

Еще через интервал пошли солдаты Хеллуорда, за ними – артиллеристы, а также кули «отца и наставника», волочившие пушку, заряженную картечью. Сам капитан Холл, идя сзади, наблюдал за своими плечистыми приемышами с разбойничьими рожами. Все это шествие поглощалось гигантским Кантоном, опускалось в его недра, как в бездонную бочку. Могли всех перерезать. Шли туда, где еще никто не бывал, куда не ходили патрули и не решались проникнуть, с целью своих исследований, бесстрашные «синие жакеты». По дороге жители предлагали купить у них меха, соболей, лис и выдр, видимо, награбленных в сокровищнице. Отставший от строя пенджабец вырвал соболя у оборванца, отпихнул его ногой, а мех спрятал.

Китайцев-проводников матросы вели под штыками, чтобы знали, что в любой миг будут заколоты за предательство. За проводниками шел Эллиот. Вунг подтверждал время от времени, что идут верно. Он знал о существовании ямыня в этой части города. Улицы становились все уже и выписывали кривые, тут черт знает что может случиться. Не похоже на правильную китайскую планировку города. Скорее это Москва или Лондон.

Где мы? Это никакому плану не соответствует.

– Вперед! – Эллиот взял в обе руки по кольту. Шли долго и зашли далеко. Каждый твердил себе, что даром не дастся. Никто уже не верил проводникам, не верили даже молодому Вунгу, и капитан Темпль грозил его пристрелить.

– Ур-ра! Вот и ямынь. – Матросы и маринеры кинулись внутрь. По комнатам забегали чиновники в халатах. Матросы хватали ящики с документами, а вместо них запихивали в шкафы чиновников, грозя при этом, что пристрелят, если посмеют высунуться.

Чиновников с шариками высоких рангов на шапочках хватали и допрашивали.

– Где Е?

– Я..

– Ты Е?

– Я Е…

От хорошего матросского кулака чиновник тут же ложился замертво.

– Вот поймали!

– И это не Е.

– Ваше превосходительство! – закричал коксвайн Том. – Скорей сюда! Е во дворе.

Чарльз Эллиот через террасу выпрыгнул наружу. Все ринулись сквозь окна и двери. В углу к каменной стене прислонена лестница, и по ней взбирается китаец огромной толщины, и ему помогают человек пять чиновников.

– Е! Е! – в диком восторге заорали матросы, подымая лестницу и хватая толстяка. Е стащили и повернули лицом к коммодору.

– A-а! Вот ты! – схватил ею за оба плеча Эллиот и тряхнул, как тумбу, которой вбивают сваи.

– Это наконец сам Е!

Толстяк ослаб, маленькие глаза его бегали, а огромное лицо набухло буграми, нос вспух, он отекал на глазах. Коксвайн обхватил Е вокруг пояса и во весь вес поднял его на руки. Толпа моряков пришла в неистовство от восторга, люди теряли разум, они плясали, орали, прыгали, как дикари, сплошной массой вокруг Е, и каждый заглядывал ему в лицо, а Е в ужасе щерился, как пойманная крыса гигантского размера, и бух, как надувной мяч, и обливался жиром.

Раздался мощный хохот отряда военных кули, вошедших во двор и увидевших схваченного Е. Жители окрестных кварталов также набивались во двор. Они смеялись, показывая на Е руками.

Эллиот почувствовал сильный удар в спину. На мгновение показалось, что он ранен. Боль отозвалась во всем теле. Он обернулся. На земле лежал брошенный камень. Пущен детской, но сильной рукой. Если б матросы заметили, не пожалели бы подростка. «Может быть, он похож на моего родного сына!» – подумал Эллиот. Боль не проходила, напоминая, что здесь не театр, где разыгрывают потешную комедию. Удар может быть и покрепче, даже смертельный. Каждая палка о двух концах. Он вспомнил сетование Элгина на несправедливость наших действий и впервые подумал, что они могли не быть лицемерны. Конечно, весь наш успех еще ничего не означает. Самому не так-то приятно сносить боль и грубости. Почувствовалось зло.

Коксвайн накрепко связал руки Е веревкой, и чудовище повели, как бегемота Хохот китайцев стал еще громче. Это был больной смех излечивающегося больного, исстрадавшегося от вековых ран, при виде злодея, которому пришел конец. Е затрясся, проходя мимо хохочущих кули. Его забило сплошной дрожью, которую он не в силах остановить и не может скрыть, он никогда не нуждался в умении владеть собой, у него не бывало подобных трудных минут. Каждое новое выражение испуга, вздрагивание лица вызывало взрывы хохота китайцев. Население Кантона готово было травить, дразнить его. А джеки показывали, как его повесят или как ему отрубят голову.

Ликующие западные варвары вели его на веревке через весь Кантон. Какие ужасные предатели вокруг, как мало Е рубил им головы!

Е уже не мог идти и сваливался, но его подняли. Кули подали кресло на носилках. Е взвалили на него, принесли в ямынь и сняли с креслом вместе.

Увидя себя в собственном ямыне, Е приободрился. «Меня убьют? – желал бы знать Е. – Не похоже…» Е поднял голову. Он приведен не на казнь. Важные чины в золотых эполетах сидели за его собственным столом. Он знал, какие отличия и нашивки означают должности, заслуги и чины варваров. Выражение упрямства и бычья осанка стали возвращаться к Е. Являлся сильный зверь вместо посмешища.

Перед ним адмирал Сеймур, генерал Струбензее, французский адмирал Арни и офицеры, все без зла на лицах. Переводчик-офицер вежливо объяснил, что с ним будет говорить адмирал Сеймур. Лицо Е выразило удовлетворение. Это достойно.

Едва допрос начался, как Е опять впал в ничтожество. Собралось множество офицеров. Кругом сидели офицеры и быстро срисовывали его. Е объяснили, что тут корреспондент газеты «Таймс» Кук. Е опять стал валиться на бок, но его поддержали и дали прийти в чувство.

После нескольких вопросов он выбрал удобное мгновение и спросил:

– Что теперь со мной будет? – Руки его постыдно задрожали в ожидании ответа.

– Жизнь Е будет сохранена, – ответил Сеймур. Переводчик еще не переводил, адмирал не закончил фразу. – Скажите ему, что не в нашем обычае лишать жизни захваченных в плен противников.

Выражение лица и тон Сеймура могли навести страх на кого угодно. Е не понимал слов, но почувствовал трепет, на него повеяло смертельным холодом, и он боялся перевода.

И вдруг бугры на лице Е опали, глаза открылись, явилось выражение самодовольства – и все так быстро, словно из него, как воздух из мяча, вышел весь страх, и остался Е в своем обычном виде.

– Такой он нам и нужен, – сказал Сеймур.

– Что? – возмущенно вскричал Эллиот.

«Со мной ничего не будет», – решил Е и взглянул на Эллиота. Е ухмыльнулся. Он по-прежнему пытался уверить себя, как низки и ничтожны перед ним все эти варвары моря и суши из стран Запада. Он сразу обнаглел. «Это ничтожества. Весь мир боится Китая! Я еще подумаю, стоит ли мне отвечать вам. Попробуйте-ка теперь…»

– Адмирал спрашивает, где попавший в ваши руки англичанин Купер, – заговорил Смит. Уже при звуках голоса адмирала на лице Е опять стали выступать отеки.

Е молчал. Казалось, от страха ему отшибло память. Или он искусно притворялся?

– Я… я… не могу вспомнить… Ах, кто такой этот Купер? – сощурившись, спросил Е.

Смит напомнил, где, кто и при каких обстоятельствах схватил хозяина гонконгского дока Купера.

Е сказал, что сейчас вспомнит и ответит сам. Он, кажется, затевал игру.

– Мы также ничего не знаем о судьбе двух англичан: Гибсона и Рея, оказавшихся у вас. Где они? – продолжал адмирал.

– Ах, я вспомнил, – приходя в хорошее настроение, сказал Е. – Я сам приказал убить Купера. Хи-хи-хи, – тихо подхихикнул пленник. – Могу показать все три могилы. Всех трех, про кого вы спрашиваете. Всего я казнил четырнадцать попавшихся мне англичан.

Волна движения и гул прошли по гуще военных, сидевших за столом и по всей комнате.

Лгал Е? Желал придать себе веса по своим собственным понятиям и заслужить большее уважение? Адмиралу неизвестно что-либо о каких-либо попавших в плен, кроме трех упомянутых британцев. Может быть, англичанами назывались другие европейцы, которых Е также охотно казнил?

– Где же могила Купера? Где могилы Рея и Гибсона?

– Все три могилы близко отсюда. Да, я их убил, – повторил Е. – Я также велел убить жену Эллиота, – добавил Е, не глядя на коммодора.

– Я знаю! – Не дожидаясь перевода, ответил по-китайски Эллиот, показывая веревку, на которой коксвайн привел губернатора.

– Зачем напрасно! – ответил Е, не теряя самообладания.

Спокойствие, с которым он говорил об отданных им приказаниях убивать людей, всех удивляло, и все стали, как наэлектризованные. Этот палач просился на виселицу. Эллиот прав: нельзя щадить, нельзя не отомстить. Всех охватывало негодование, которое временами прорывалось. Е слышал, как от его признаний в убийствах опять гул проходил по тесно сидевшей массе присутствующих.

Е продолжал давать справки. Его уже защекотало знакомое чувство, не известное никому другому. Он любил узнавать подробности убийств и сейчас мог бы поделиться, как умелые палачи и с какой целью расчленяют тела. Он испытывал наслаждение, когда подсмотреть что-то подобное удавалось самому. Он давал слушающим его варварам урок твердости. Он побеждал этих людей с их слабыми нервами.

– Я знаю, что у вас есть привычка при трусости и бессилье на поле боя, – сказал Сеймур, – потом вымещать свою ненависть на одиноком пленнике со всей изощренностью и радоваться поступающим докладам из камеры пыток. Вы схватите голландца или русского, а в Пекин сообщите, что умерщвлен еще один англичанин.

– Я убивал не только одиноких пленников, – слегка разводя маленькими смуглыми руками, тонкими и элегантными, как у пианистки, заметил Е.

– Господа, надо вешать! – вдруг поднялся Артур.

– Нельзя.

– Вешать! Я взял эту мерзость, и я своими руками повешу его. Неужели его оставлять в живых? Уморите его, как они морят, возьмите с них пример!

– Сколько же людей вы убили? – спросил Сеймур. – Правда ли, что по вашему приказанию казнены восемьдесят тысяч пленных, что вы перерубили головы целой армии тайпинских повстанцев, окруженных и сдавшихся вам под ваше честное слово сохранить им жизнь?

Е засмеялся, скалясь. Смех его похож на злое рыдание со всхлипываниями.

– Я не убил столько. Ничего подобного! Но всего в разное время я приказал казнить… Кажется… Да… Сто двадцать тысяч человек. Да, тайпинов я лишал жизни… Обещать им жизнь и убить – это очень хорошо. Хи-хи-хи ху… хо… Тайпинов было восемьдесят тысяч, но вы не точны, ошибаетесь в подсчете.

Все это надоедало, и опять вокруг раздались возгласы. Похоже, что все эти варвары могут не удержаться, они кинутся и разорвут Е на части.

– Задушить немедля!

– Я вздерну его своей рукой, – выходя, сказал Эллиот. – Сэр Майкл, не совершайте еще одного позорного гуманизма.

Смит сегодня переводил все это, говорил об убийствах, пытках и преследованиях. Как же он может полюбить? А ему казалось, что он любит. Кому он нужен, молодой человек, который каждый день возится с убитыми и отравленными, с раскопанными могилами и с гниющими трупами, и с негодяями вроде Е. Как после этого прийти на свидание с юным созданием и убеждать ее в своих чувствах… Язык не повернулся бы. Смит молод, и все это – лишь его профессия, долг. Можно ли это объяснить? Поймет ли Энн? Она умна. Или его удел на всю жизнь предопределен? Он недалеко ушел от Е с его множеством покойников и с книгами по некромании.

– Не дергай руки! – прикрикнул коксвайн, подходя к Е с веревкой. Е так затрясло, что казалось, он хочет сорваться. «Я все же тверд, – говорил он себе, – не могу только преодолеть дрожь, как ни уверяю себя в своей правоте, – но бьет, бьет, трясет, до боли в щеках, до тряски в мозгах… неужели у всех было так, кого я приговаривал?» Но думаешь о себе.

Да, подданных королевы он приказывал убивать… Е кормил крыс самим Купером. Сейчас варвары не посмеют повесить Е. От американцев Е узнал, что в парламенте королевы обвинили Боуринга. Парламент за меня заступится и на этот раз… И все были на моей стороне. Я тверд и прав.

Сеймур полагал, что если генералы молодого царя не проведут черту, резко отделяющую Европу от всей этой мерзкой азиатской гнили человечества, и не займут твердых и удобных позиций, то всю грязь опять придется расхлебывать нам и французам. Жить тут, торговать и воевать – и попадать в их руки. Выручать барыши. А нам, военным, гибнуть за выгоды коммерсантов и дельцов, за грязные европейско-китайские и американские махинации. Адмирал спросил, что бы желал губернатор Е для себя.

Е ответил, что не знает, где он будет находиться, и печально оглядел свою обширную комнату.

– Вы здесь не останетесь. На корабль «Флексибл»! Там все приготовлено для вас.

– Куда меня отправляют? – встревожился Е.

– На английский корабль, для плавания в Индию. Там вы будете находиться как пленник.

– Я не поеду! Я не желаю. – Е заговорил быстро и горячо, но переводчики молчали.

Увидев зашевелившегося силача коксвайна с веревкой, Е закричал:

– Впрочем, я согласен!.. Я соизволяю! Я снисхожу к вам! Я принимаю ваше приглашение.

Е вывели из ямыня и при смехе и возгласах сожаления толпившихся жителей повели по улице под надзором провост-маршала и офицеров.

Близ пристани навстречу двигались войска. В средине их ехал на коне англичанин в белой фуражке, в одежде частного лица, без военных знаков. Плохое предзнаменование. Белый цвет траурный.

– В город, под почетным эскортом, едет наш главнокомандующий и посол королевы, сэр Джеймс Элгин, – пояснил Смит.

Этого Е желал бы видеть! Это равный ему чин. Сейчас остановятся оба почетных эскорта и состоится историческая беседа. Е ждал. Но Элгин не остановился и не поглядел на него.

Е заволновался, лицо его стало отекать, полил пот… Он откинулся в негодовании. Посол проехал, не обратив на него внимания. Он не посмотрел. Словно Е не что иное, как сеза дунси – маленькая вещь, мелочь между Западом и Востоком.

С корабля, где Е был помещен, прибыли офицеры с докладами к послу и адмиралу о его самочувствии.

Е недоволен, что помещен у капитана корабля, который имеет только две нашивки. Е просит назначить его на корабль капитана с тремя нашивками.

У Е повар, слуги, кули, всего пятеро китайцев. «Синие жакеты» возмутились: появились вши.

Капитан приказал всех вымыть и выстричь. Матросы раздели спутников Е, окатили всех горячей водой и скребли, выварили их одежду, проутюжили, выветрили вещи, вычистили, старье выбросили. Выдали матросское белье.

– А как вы, капитан, живете с Е в одной каюте? – заехав на корабль, спросил Майкл Сеймур.

– О да… – ответил капитан.

Е находился в одном из отделений его каюты. Тут всегда дежурный офицер. Е находится на положении почетного гостя и поднадзорного пленника.

– Он также вшивый?

– Он не моется, а обтирается. Вши были и на нем. Мы помним ваш приказ не подвергать Е насилию. Но мы вышли из положения…