Текст книги "О Нём"

Я подняла голову и увидела, что почти все уже перестали записывать и посмеиваются, радуясь возможности передохнуть и размять пальцы.

– Так что же это такое, Дух Святой? – не унимался преподаватель. – Совершеннейшее ничто, которое нельзя осязать, увидеть, понюхать и тому подобное. Никаких личных качеств у этой личности, в кавычках.

Я тоже давно перестала записывать и ждала, когда, наконец, профессор перейдет к другой теме. Слушать его было неприятно. Но тот совершенно разошёлся.

– Вот подумайте! Если бы этот Дух Святой действительно был личностью и личностью реальной, то, думаю, наверняка кто-то мог Его каким-то образом зафиксировать. Почувствовать. Например, в этой аудитории сейчас примерно двести человек? – спросил он и засмеялся. – Да, да, первый курс, из вас ещё половина не отсеялась… Это так называемая выборка. Так вот, наверняка из двухсот человек нашлись бы люди, которые видели, осязали, чувствовали или ещё каким-то образом контактировали с этой сущностью, так?

В зале был гул. Многие уже расслабились и считали минуты до конца лекции.

– Ну?! – продолжал преподаватель. – Есть среди вас те, кто осязал?

Поднимите руку!

Он засмеялся и весь зал вместе с ним. А я чувствовала внутри какую-то неясную обиду. Ну да, я уже ушла из церкви. И распрощалась с Богом. Я решила больше не быть христианкой. Но от этого Бог не перестал существовать. И это не изменит того, что я была с Ним счастлива. Тем более, совершенно невозможно с моей стороны сказать, что я не чувствовала Духа Святого. Ещё как чувствовала! Объяснить эти ощущения невозможно, но их ни с чем не перепутаешь…

– Вот видите! – торжествующе провозгласил преподаватель. – Видите, никто Его не видел…

Сидя за своей партой и сжимая до боли ручку, я медленно подняла другую руку. Моя соседка, обернувшись, удивлённо подняла брови.

– Вот видите! – повторял профессор, торжествующе глядя вокруг, но почему-то не замечая моей поднятой руки. Наконец его взгляд скользнул по мне и остановился. В аудитории образовалась гробовая тишина. Все мои сокурсники смотрели на меня и мою поднятую руку.

– Что вы хотели? – спросил он. – Выйти? Подождите до конца, скоро звонок.

– Я, – удалось мне произнести пересохшими губами. Чувствуя при этом, как я покрываюсь испариной от ужаса происходящего.

– Что? – не понял препод.

– Ну, вы спросили… Кто чувствовал. Так вот – я…

– Вы чувствовали Духа Святого?..

– Да.

И тут как в каком-то классическом спектакле, прозвенел звонок. Как мне показалось – торжественно и скорбно одновременно.

– Ну что ж… – произнёс преподаватель. Казалось, он чем-то разозлён. – Что ж! – обратился он к аудитории. – Посмотрите на эту девушку! Если у кого-то возникли к ней вопросы, он может задать их на перемене. И если кто-то хотел бы знать, как выглядит и осязается этот самый Дух Святой, можете у неё спросить! Наша лекция окончена. Все свободны!

Я собирала учебники, боясь посмотреть на однокурсников. Лектор схватил портфель и первым выбежал из аудитории, хлопнув дверью. Боже, думала я. Сейчас я пойду курить со своей группой на улицу, и мне будут задавать вопросы… О Боже… Что мне им сказать? Как они будут ко мне относиться? Я только добилась уважения среди однокурсников… Они решат, что я больная на всю голову? Я стану изгоем, как в школе?!… О, нет! Но как я могла не поднять руку? Это означало бы, что всё, что было со мной, на самом деле не происходило… Но ведь это была бы ложь!

На ватных ногах я вышла из лекционного зала. Подбежали мои приятельницы. Щебетали что-то про следующую пару. Но я их не слышала. Я ждала, когда начнутся расспросы. Потом мы всей толпой курили возле универа, а со следующей пары по латыни мы решили сбежать в кино на премьеру «Шрека». И я так и не дождалась. Никто, совершенно никто не задал мне ни единого вопроса. Удивительно, когда впоследствии я спросила свою подругу Ольгу об этом случае, она не смогла его вспомнить. А я помню, как будто это было вчера.

От Матфея Гл.12 Ст. 31—32 «Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем».

От Матфея Гл.10 Ст.33 «а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным».

______

Где-то примерно в это время я впервые обзавелась мобильным телефоном. Это было восторженное, даже фантастическое чувство. Однажды мне позвонил Алексей и попросил встретиться. Мы гуляли по какому-то парку и он зачем-то рассказывал мне о своих подругах, которые были после меня. Потом предложил снова воссоединиться. Я смотрела на него и понимала, что ничего к нему не испытываю – кроме чувства неловкости за его порушенную карьеру. На меня смотрел совершенно чужой человек, и я внутренне удивлялась тому, как когда-то сходила с ума от чувств к нему. Лёшка снова напомнил о моём обещании. Потом опять пригрозил, что женится на другой… Я смеялась и вообще пожалела, что пошла на эту встречу. Зачем пошла? Наверное, для того, чтобы попрощаться по-человечески. Перед тем, как уйти, я спросила его, мог бы он жениться на мне за три дня? Лёшка разозлился.

– Жениться за три дня? Ты издеваешься? Это невозможно!

– Да?.. А я бы хотела, чтобы ты попытался сделать для меня что-то

невозможное.

– Опять твои капризы! Я же согласен жениться, чего тебе ещё надо?

– Ничего мне не надо, – сказала я и ушла.

Больше мы никогда не виделись.

Года через полтора он внезапно мне приснился. Очень ярко и реалистично. Во сне рассказывал о том, что у него скоро венчание, и подвёл ко мне за руку свою невесту, невысокую худенькую девушку с тонкими серыми волосами. Я искренне их поздравила и пожелала всего наилучшего. Через некоторое время общие знакомые злорадно сообщили мне о Лёшкиной свадьбе. Взахлёб описывали невесту. Я прервала их, объяснив, что уже видела её. Они спросили, где и как? Я ответила, что Алексей мне сам её уже показал… Во сне.

Что касается моей личной жизни, то теперь я придерживалась лозунга «живи здесь и сейчас». С удовольствием знакомилась, встречалась и заводила романы, не строя далеко идущих планов. Несколько раз получала предложения руки и сердца. Но как только задумывалась о серьёзных отношениях, у меня срабатывал какой-то рефлекс, источник которого был мне тогда неясен. И я беспощадно рвала эту связь. Конечно, я отдавала себе отчёт в том, что это нехорошо для меня, но ничего не могла с этим поделать.

Систематически на меня накатывала хандра и приходило отчаяние. Я очень не хотела быть одна и страдала от этого состояния. Но при этом, когда появлялись новые отношения, ловила себя на мысли, что они меня тяготят…

Со мной явно было что-то не так, но что? Я нравилась мужчинам, и они влюблялись в меня. Я тоже испытывала чувства – радовалась, страдала, ревновала… Но всё это было будто игра. Частенько я ловила себя на ощущении, что нахожусь в театре и участвую в какой-то постановке.

И по сей день я пребываю в совершеннейшей иллюзии относительно того, как устроены отношения мужчин и женщин. Абсолютно убеждена, что имею ошибочное восприятие, и не один раз была справедливо за это раскритикована. Но я ничего не могу с этим поделать. Идеалисткой была, ею и осталась. К сожалению. Всю жизнь находясь во власти своих заблуждений.

Мне всё время казалось, что меня любят недостаточно. Всегда было мало. «Чёрная дыра», о которой я говорила ранее, давала о себе знать. Я жаждала любви, как иссушенный цветок. Но всегда преобладало ощущение, что меня принимают по частям. Тела. Смотрят, прежде всего, как на красивую куклу. И рассчитывают, соответственно, что я буду улыбаться, наряжаться, иногда в меру истерить, как и полагается женщине. И все мои мысли, чувства, таланты и сложности рассматриваются только в контексте применения и комфортности их к моему избраннику. Конечно! – заранее отвечу я на все здравые аргументы. Большинство людей именно так и живут и вполне счастливы, существуя по принципу «он (она) мне подходит». Мне кажется, люди даже не поймут, о чём я пытаюсь сказать, и решат, что я просто больная на всю голову! Социопатка. И я со всем этим согласна. Да – я не хочу просто кому-то подходить. Ведь я могу подойти многим. Могу подстроиться. Притвориться, где надо, прогнуться, потерпеть (до конца жизни). Но я всегда твёрдо знала где-то внутри, что есть и другая любовь. Другая. Когда ты не вычленяешь полезные качества избранника, игнорируя при этом отрицательные.

Ну, как же мне это объяснить? Например, большинство мужчин пугались моего желания писать. Зачем мне это, если они согласны меня кормить? Немногие понимали моё стремление развиваться, ведь это забирало время и отвлекало меня от заботы о них. Поэтому, когда я оказывалась перед выбором, быть мне с этим человеком или нет, это всегда был выбор – отказаться от части себя и того, что во мне заложено. Отказ от себя для семьи – в этом нет ничего плохого, даже наоборот. Сейчас все богословы и проповедники начнут взахлёб объяснять, что это наша счастливая женская доля – быть помощником мужу. Раствориться в его нуждах и желаниях и через это найти собственное счастье. Верю! Сто раз верю! Но… Я не смогла.

Знаю, что рассуждаю противоречиво – с одной стороны, я всю жизнь ждала, что кто-то возьмёт ответственность за меня и скажет «обопрись на моё плечо». С другой – цеплялась за свою свободу и независимость всеми силами, потому что в этом видела безопасность.

Однако я не переставала искать того, кто примет меня такой, какая я есть, и будет испытывать рядом со мной не комплексы, а радость от гармонии наших индивидуальностей. Тогда я ещё верила, что это возможно…

Поэтому, когда я познакомилась с Александром, была в восторге от того, что он тоже творческий человек. Он был старше меня, классно играл на гитаре, пытался писать песни и обожал свой старенький Форд. Позади у него был развод, а в юности он успел отслужить в Афганистане, за что был (почти!) награждён медалью.

Я к тому времени сменила работу, оставив фабрику. Моя подруга с университета, Ольга, пристроила меня в хорошее место, в одно госучреждение. Для меня, приезжей студентки с липовой регистрацией, это был просто подарок судьбы. «Не могу больше смотреть, какая ты измученная приходишь на лекции», сказала она мне однажды. А так как и сама Ольга тоже устроилась на работу, мы обе вынуждены были перевестись на заочное отделение.

И вот у меня хорошая работа, неплохая съёмная комната и, кажется, мужчина моей мечты. И я полностью погрузилась в водоворот этих отношений. Как это обычно бывает у нас, у женщин, наделила его несуществующими качествами и без памяти влюбилась в этот образ. Во всём, что он делал и говорил, я видела острое одиночество и желание завести семью и детей. Правда, были случаи, когда он пропадал и не выходил на связь, но я успешно объясняла себе это тем, что человек борется с собой и со своими чувствами ко мне… Такую наивность можно было объяснить только тем, что я была довольно избалована вниманием мужчин и уже не могла представить, что в этом его поведении есть какой-то другой смысл. Многие факторы свидетельствовали о том, что он человек пьющий… Но я старалась не замечать очевидное.

О Господе я в тот период вспоминала довольно редко. Была вполне довольна своей жизнью и планировала создать семью. Когда я узнала о своей беременности, первым чувством был восторг. Безмерно счастливая, я позвонила своему избраннику. Но эта новость его совсем не обрадовала.

– Это не может быть мой ребёнок! – безапелляционно заявил он.

– Как?!  Почему ты так говоришь?..

– Я не верю, что это мой ребёнок! И я не хочу никаких детей!

– Но мы же с тобой говорили о семье… О детях…

– Делай аборт, и у нас всё будет, как раньше. Разве нам было плохо вместе?

– Ты с ума сошёл?!

– Тогда сама решай.

– Что значит, сама решай? Ты отказываешься от ребёнка?

– Да. Мне это всё не нужно…

Я положила трубку. Мне казалось, что на меня обрушился потолок. Как со мной могло такое произойти? Из всех мужчин, которые хотели быть со мной, я выбрала именно того, которому на самом деле никто не нужен! Этого не может быть! Этого просто не может быть!!! Он одумается! А если нет?

Аборт? И в тот момент я внезапно и очень чётко внутри себя почувствовала тот голос, который слышала уже не один раз – «НЕТ! НЕ СМЕЙ!» Это прозвучало как серьёзная угроза. Как будто некто строго и категорически мне это запретил. Причём в ультимативной форме.

И я позвонила маме. Она жила в Химках в съёмной комнате и работала на стройке. Тяжёлый график работы пошёл ей на пользу и во многом дисциплинировал её. Запои стали редкими, и я частенько приезжала к ней в гости. Когда я сообщила о том, что беременна, она почему-то сначала не поверила.

– Может, тебе показалось? – спросила она. – Ты сначала УЗИ сделай.

– Мама, это точно!

– А… Отец ребёнка?..

– Я не хочу о нём говорить!

– Понятно. Что ты думаешь делать?

– Не знаю… Мне двадцать девять лет, и я очень хочу ребёнка! Но у меня же учёба и работа… А потом, моя квартирная хозяйка… Она изначально, когда сдавала комнату, озвучила, чтобы без детей. Мне придётся снимать отдельную квартиру… А это дорого и не по моей зарплате… Я не знаю, что мне делать…

И тут мама сказала очень важные слова, за которые я ей благодарна и по сей день.

– Ничего. Рожай! Поднимем как-нибудь вместе. Я скоро на пенсию выйду, буду помогать.

Не знаю, решилась бы я на этот шаг одна… Но её слова дали мне ту поддержку, благодаря которой я приняла, бесспорно, самое правильное в своей жизни решение. У меня будет ребёнок!

От Матфея Гл.18 Ст. 1, 5,10 «В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное;… и кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот Меня принимает;… Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного».

______

Период беременности был одним из самых счастливых и беспечных эпизодов моей жизни. Сработал некий защитный механизм, и я ни о чём не беспокоилась, пребывая в каком-то блаженном состоянии. Со всех сторон, в том числе и на работе, меня окружили заботой и поддержкой. Я постоянно прислушивалась к себе и своим ощущениям и даже разговаривала со своим еще не рождённым ребенком.

Шестой месяц выпал на жаркое лето. В лёгком платьице я продолжала ездить на работу. Но метро и духота сыграли свою роль – врач положила меня в больницу на сохранение. Симптомы были неопасны, направили, по большей части, «на всякий случай». Ездить по утрам на работу в забитом вагоне метро было и вправду тяжеловато, и я согласилась полежать в больнице. Там со мной произошёл ещё один случай – один из самых удивительных.

Старенькое здание московской больницы было разделено на родильный дом и гинекологию. Все, у кого были небольшие сроки, лежали в отделении гинекологии. По старым правилам советских больниц меня полностью переодели во всё больничное – белую сорочку, цветастенький халатик и огромные кожаные тапочки, наверное, шестидесятого размера. Отделение было небольшим – Г-образный коридор с тремя палатами, двумя операционными, смотровым кабинетом и сестринской. Меня положили во вторую палату и проинструктировали о распорядке дня. Он был таков: утром обход, потом до 12 дня мы находимся в своих палатах. Выходить в коридор в это время категорически запрещено. И даже если пациентка захочет в туалет (а мы хотели постоянно), санитарки в это время приносили судна…

Пользоваться ими стеснялись – терпели. Обед тоже разносили по палатам. А после обеда мы были совершенно свободны в перемещениях. Причину запрета медперсонал объяснял тем, что в это время проводятся операции.

Девочки в нашей палате оказались, как на подбор, все молоды и жизнерадостны. Стояла июньская жара, и наши окна были распахнуты настежь. Мы же занимались тем, что шуршали в своих огромных тапках по коридору до холодильника и обратно. Читали журналы, рассказывали анекдоты и болтали без умолку. Врач несколько раз заходила к нам и, улыбаясь, делала замечания – мол, вредно так хохотать. Атмосфера этого маленького мирка совсем не походила на больничную, и я была довольна, что согласилась лечь. Вечером все девочки хватались за телефоны и звонили своим мужьям, а одна даже расплакалась, заподозрив, что её благоверный совсем не дома, как он ей доказывал. Мы успокаивали будущую мамочку с расшалившимися нервами, объясняя, что ей нужно думать только о чаде, которое внутри неё. От жары мы допоздна не могли уснуть, а потом всю ночь ходили в туалет. Для меня это стало открытием – сколько раз беременные бегают в это помещение и насколько остро это желание. Я сама, на удивление, ходила туда ровно по часам: в час ночи, в три, а потом в пять утра, перед общим пробуждением. Обнаружила я столь интересную особенность потому, что в общем коридоре, перед туалетом висели большие электронные часы.

Проснувшись однажды ночью, я пошуршала в своих безразмерных тапках в уборную. Электронные часы мигали цифрой один. Пустой коридор освещался тусклым голубоватым светом дежурных огней. Вернувшись в палату, я быстро уснула. Когда встала в следующий раз, на табло горела тройка. На обратном пути я увидела в конце коридора девушку. Она была в таком же больничном халате и таких же тапках, как я. Сидела на кушетке, склонив голову. У неё были тёмные длинные волосы, и я не разглядела её лица. Только подумала, что опять какая-то невротичка звонила своему мужу, а теперь плачет. Вот дура! Я повернулась и пошла в палату. Когда вышла в пять часов утра, её уже, конечно, не было. Утром нас разбудили для замера температуры и обхода. Мы снова принялись болтать друг с другом и рассказывать истории. Я вскользь упомянула о том, что снова какая-то девушка плакала ночью в коридоре. Все мои соседки заинтересовались, кто же это мог быть. Я описала её внешность и предположила, что она из соседней палаты. От нечего делать мы решили её найти. Но палата оказалась совершенно пустой. В третьей же палате находилась только одна женщина. Она испуганно смотрела на мой уже выпирающий живот и заявила, что она здесь одна. Мы вернулись к себе и девочки шёпотом мне сказали, что эта палата для тех, кто пришёл делать аборт.

– Как-то неудобно получилось… – сказала я.

– Может, тебе показалось?

– Да вы что, девчули! Я разглядела цветочки на её халате…

– А может, её утром выписали? – предположила другая.

– Точно! – дружно решили мы и забыли об этой истории.

Следующей ночью я по графику встала ровно в час. Коридор был пуст. Но когда я вышла в три, сразу остановилась в коридоре. Потирая сонные глаза, смотрела на девушку. Она снова сидела на кушетке. Синенький халатик в мелкий белый цветочек, тёмные, почти чёрные волосы. В руках она теребила что-то белое. Ах, да – пелёнка. Нам всем такие выдавали вместо полотенец. Весь её вид говорил о том, что ей плохо. Она сжималась будто от боли…

Господи, да ей же врача надо! Наши медсёстры хоть и дежурили по ночам, но на посту не сидели, а спали в сестринской. Предупредив всех, чтобы при малейшем недомогании к ним незамедлительно стучали. Я стояла и размышляла, стоит ли их будить? А может, подойти к ней и спросить о её самочувствии? До кушетки, на которой сидела девушка, было не так уж далеко – метров десять. И только я решилась и сделала шаг в её сторону, как девушка подняла голову и повернулась ко мне. На её бледном, почти белом лице выделялись тёмные глаза. Мы смотрели друг на друга некоторое время. И почему я сразу передумала к ней подходить? Даже не знаю. Спокойно подумала: «Да ну… Пойду-ка лучше спать. Если ей нужна помощь, сама может разбудить медсестёр». И, зевая, пошлёпала в свою палату. Утром я торжествующе объявила, что ночная незнакомка снова плакала в коридоре. Девчонки аж подпрыгнули на своих кроватях. Они взахлёб расспрашивали меня о ней. Я снова и снова подробно её описывала, упомянув и особые приметы – чёрные волосы и очень бледное лицо. Впрочем, все согласились, что при синеватом дежурном освещении коридора любое лицо может показаться излишне бледным. И мы все с новым воодушевлением отправились на её поиски. Снова навестили две соседние палаты, выяснили у дежурных сестёр, что никого утром не выписывали и даже осторожно расспросили санитарок, закрывают ли на ночь двери нашего отделения. Но все поиски были безрезультатны. Двери, разумеется, закрывались ещё с вечера, а обе палаты были пусты. Заинтригованные, мы с жаром обсуждали эту загадку.

– Оксан, а ты уверена, что тебе не показалось? – осторожно спрашивала соседка.

– Ой, девочки, может, нам чего-нибудь колят? Не того… – выдвинула версию другая.

– Не глупи, нам колят магнезию и витамины. А от них глюков не бывает! – успокаивала третья.

– Знаете что, – сказала я, уже выходя из себя, – я вас ночью разбужу, сами увидите!

– Точно! Буди обязательно. Тоже хочу на неё посмотреть. И спросим заодно, откуда и как она к нам в отделение зашла.

– Да, да, буди! – оживились все остальные.

На том и порешили. Вечером я долго не могла уснуть, размышляя, не могло ли мне действительно показаться?

Проснувшись в час ночи, я почти бежала в коридор. Кушетка была пуста. Но когда я проснулась во второй раз и прошествовала в туалет, обнаружила её снова сидящей на своём месте. Как и две предыдущие ночи, она сидела, ссутулившись. По плечам рассыпались длинные волосы, руки теребили светлую пелёнку. Я остановилась и побежала обратно в палату.

– Девчонки! – прошептала я. – Спите?

– Я не сплю… – отозвалась соседка с кровати рядом с дверью.

– Сидит! – торжествующе сообщила я.

Она вскочила.

– Серьёзно? Щас тапки надену!

И вот мы вдвоём поспешили в коридор. На кушетке, с силой сжимая светлую пеленку, сидела темноволосая. Со стороны казалось, что она плачет…

– Видишь, вот она! – показала я рукой, в этот же момент неожиданно осознавая, что кушетка совершенно пуста. Я замерла с вытянутой рукой.

Поморгала, не понимая, что происходит. Мне казалось, что какая-то неведомая пелена вдруг закрыла мои глаза, и я растерянно посмотрела на девчонку, стоявшую рядом.

Моя соседка медленно повернулась ко мне.

– Скажи мне, что ты пошутила… – прошептала она.

И тут я поняла, какую глупость совершила, притащив сюда девчонку. Мы здесь все лежим на сохранении с угрозой выкидыша, и нам совершенно нельзя волноваться…

– Прости меня, пожалуйста… – так же тихо прошептала я, чувствуя, как у меня отливает кровь от лица и дрожат губы. – Я действительно пошутила… Прости…

– Нет, нет! – вскричала девушка, – я вижу, что ты не шутишь! Мамочки!!! – завизжала она, и мы обе бросились в палату.

Конечно же, мы не сомкнули глаз до самого утра. Я шёпотом уговаривала соседку никому ничего не рассказывать, но это было бесполезно. Не успели все проснуться, как она уже во всех красках описывала наше ночное происшествие. Сказать, что мои соседки по палате были в шоке, это ничего не сказать. Только одна нам не очень поверила. Но самое плохое было то, что я осознала невозможность теперь выходить ночью в туалет. От одной мысли, что снова её увижу, у меня вставали волоски на руках… Можно было попросить у санитарок судно, но журчать при всех в палате – нет, конечно.

Во время утреннего обхода я попросила оформить мне выписку. Та девушка, что разделила со мной ночное происшествие, заявила, что тоже выписывается, набирая номер мужа и требуя, чтобы он срочно её забрал.

Наша лечащая врач была очень недовольна и объясняла нам, что мы не прошли и половину курса лечения. Я понимала её упрёки, но как я могла сказать ей правду? Что больше не могу здесь оставаться? Наконец, после безуспешных уговоров мне оформили документы, и я, собрав сумку и попрощавшись с нашими притихшими пациентками, вышла в коридор. Возле больницы меня ждало такси. Не торопясь, я шагала по коридору в неурочный час, как раз в то время, когда нам не разрешали выходить из палаты. На знакомой кушетке сидели три женщины. Все трое в больничных синих халатах, с пеленками в руках. Лица напряжённые и глаза какие-то…

Выключенные. Точно! Внезапно до меня дошло. До двенадцати часов делают аборты. А нам не разрешают выходить, чтобы мы не сталкивались с ними, а они с нами. Как говорится, морально не травмировали друг друга… И все женщины идут туда с пелёнкой… И у той черноволосой тоже в руках пелёнка и сидит она каждую ночь на этой самой кушетке, перед дверью в операционную… У меня даже закружилась голова от того, что я внезапно поняла.

Я ехала в такси и размышляла. Почему это происходит именно со мной? Я не искала мистических проявлений. И даже Божьи чудеса давно позабылись. Странно было бы их видеть особенно теперь, когда я живу обычной греховной жизнью. Но почему я всё-таки вижу, вижу такие вещи, в которые сама бы никогда и ни за что не поверила, если бы услышала от кого-то?

Я не сразу решилась изложить здесь данное происшествие, но достаточно долго размышляла – стоит ли рассказывать эту историю в книге о Нём. И внутри своего сердца я чувствовала, что всё-таки сказать нужно. Почему? Ну, во-первых, потому, что и это тоже правда, а я, как вы помните, обещала говорить правду и только её. А во-вторых, думаю, из этого эпизода можно понять, насколько глубок и реален духовный мир, который вокруг нас. Он не статичен. Он живой и ближе, чем мы думаем.

Екклесиаст Гл.9 Ст.5 «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению».

Откровение Гл. 20 Ст. 12 «И увидел я мёртвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими».

______