Текст книги "Рецепты сладкой мести"

– Не приходилось. – Ковалев пытливо поглядел на девушку.

– А кто-то из твоих знакомых?

– Ну-у-у… – Капитан потер ладонью шею. – Недавно к нам одного старлея из Красноярска перевели, так вот его внедряли там в ОПГ…

– Это не то, – перебила Вероника. – Ты ведь его раньше не знал, да? А мне хочется знать, насколько меняет человека… – Ника сбилась.

– Чужая личина?

Девушка кивнула, и Максим продолжил:

– Кого-то меняет, кого-то нет, от человека зависит. Но мне рассказывали, что опер, который прежде за моим столом сидел, оттуда так и не вернулся.

– Погиб?! Или сам бандитом стал?! – испуганно спросила Полумятова, примерив эту ситуацию на собственные плечи: из этого города она выезжает либо в гробу, либо превратившись в молодую версию тети Клары.

– Нет, он накрепко подсел на кокс, а слезть получилось только на бухло. Хорошо хоть, не уволили мужика, а комиссовали по просьбе психиатра.

– Ну ничего себе! – совсем перепугалась Вероника. – И как же он теперь…

– Не знаю. Но на всякий случай учти, подруга: попросишь кокса – я не дам.

– Все шуточки тебе, – буркнула Ника и двинулась к ванной комнате, где надолго задержалась.

Помыв руки и сполоснув лицо, она вышла оттуда немного успокоенной, дотопала до кухни и пожаловалась Максиму:

– Прикинь, Клара заставляет меня завтра начинать гадать всему кафе. Причем, я думаю, разрабатывать вариант с картами она начала уже тогда, когда меня еще в глаза не видела. Целыми днями в моечной с пасьянсами торчит. – И простонала: – Она такая умная, Максим!

– Боишься ее?

– Пожалуй, уже не очень. – Ника посмотрела на лежащие на разделочной доске куски слегка отбитой свиной шейки. – Та-а-ак, – протянула, – симпатично. Но пожарю я их все-таки сама. В том шкафчике вроде бы были панировочные сухари… А ты пока займись льезоном[2]2
  Льезон – жидкая смесь из яиц, молока или сливок и воды – для белых соусов.


[Закрыть].

– Чем?

Недоумевающий полицейский в фартуке выглядел таким потешным, что Нику окончательно отпустило. Она рассмеялась и махнула рукой.

– Ладно, проехали. Яйцо из холодильника достань.

– Угу. Вино открыть? Оно не кокс, а расслабиться тебе не помешает.

– Не помешает. Доставай сухое красное. Но можно и белое, по твоему вкусу, короче.

На плите разогревалась сковородка, Вероника взбивала вилкой яйцо в глубокой тарелке. Полицейский орудовал штопором.

– Кстати, о гадании, – сказал. – Прикинь, мне сегодня Марьяна звонила. Ей кто-то уже насплетничал, что у нас с тобой роман.

Вероника отвернулась к тумбе, насыпала на плоскую тарелку панировочных сухарей и потянулась к бутылке с оливковым маслом…

Сколько времени прошло с того дня, когда Максим заявился к ней поздним вечером выяснять отношения? Устраивал разборки, обвинял Нику в том, что любимая жена ушла от него после того, как та ей чего-то нагадала…

Примерно месяц пролетел. А кажется, что подвыпивший и разозленный капитан приходил скандалить сотню лет назад.

– Приревновала? – усмехнулась Ника, обмакивая мясо в сухари.

– А пес ее знает. – В руках Ковалева чпокнула пробкой бутылка. – Предложила встретиться, типа поболтать о том о сем…

– Поедешь?

– Куда?

– В Москву, конечно. Пользуйся моментом. – Вероника повернулась к своему охраннику.

– Да ну. – Тот выглядел совершенно искренним, пожал плечами. – О чем нам разговаривать? О ее муже-бизнесмене? – И улыбнулся. – Нет, Ничка, здесь гораздо интереснее.

– Уж да, – ответно улыбнулась Вероника, – особенно если позвать на ужин Котова и Клару.

– А почему ты Игната никогда по имени не называешь?

– Разве не называю? – Вероника в самом деле удивилась. – Не замечала.

– Он заметил.

Утром, буквально за минуту до выхода Вероники из дома, Максиму позвонил Котов. Девушка задержалась на пороге, узнала, что вор дал полицейскому задание: сгонять в Москву и привезти свой наиболее приличный темный костюм. А если такового нет, купить. Вместе с рубашкой и однотонным галстуком. Чек за покупку сохранить и позже передать работодателю Тополеву.

Максим, прослушав указания, опять припомнил Ильфа и Петрова.

– Лед тронулся?

– В какую сторону, хотелось бы узнать, – торопливо пробормотала Вероника. – Он хоть о чем-то намекнул?

– Нет. Просто предупредил, что костюм должен быть ну о-о-очень приличным.

– Пойдете в ресторан, – скорострельно предположила Вероника и помчалась на работу.

Но, как ни торопилась, опоздала. Не слишком сильно, всего на пять минут, и прибежала в мыле, извинялась… Ловила на себе заинтересованные, прямо-таки заговорщицкие взгляды девочек и Александры Дмитриевны. За чьей широкой спиной пылала ланитами интриганка тетя Клара.

«Гадальный план воплощается», – догадалась Вероника. Бестрепетно убрала волосы под поварскую шапочку и натянула латексные перчатки. Погнали наши городских…

Первой к Нике подошла Динара. Невысокая, худенькая девушка с глазами олененка Бэмби вытянула шею из-за плеча работающей Вероники и шепнула:

– Тетя Клара сказала, что ты хорошо гадаешь. Да?

– Случается, – не слишком дружелюбно буркнула профессионал-кондитер Полумятова.

Миндалевидные оленьи глаза Динары просительно распахнулись.

– А мне погадаешь, а? Ну очень нужно!

– На любимого? – не отвлекаясь от рабочего процесса, поинтересовалась Вероника. – Или на себя?

– На мужа! Он работу ищет! А еще…

– Ничего не рассказывай, – оборвала Динару ворожея-любительница. – Мне лучше ничего не знать заранее. – И мысленно добавила: «Для чистоты эксперимента».

– Так ты мне погадаешь?!

– Да. Но позже, в обеденный перерыв. И лучше где-нибудь в уголке, процесс, можно сказать, интимный.

– Моечная подойдет? Тетя Клара даже новую колоду карт купила!

Кто б в этом сомневался.

Если бы первой к Веронике не подошла трогательная хрупкая Динара, то, не исключено, ворожея Полумятова все-таки почувствовала бы себя немного изнасилованной, принужденной. Конечно, в чем-то аферистка Клара права: сближения от Даши можно ждать полгода и вообще его не дождаться. А к гадалкам люди почему-то чувствуют доверие и тянутся. Кто-то любит пооткровенничать с лечащим врачом или платит сумасшедшие деньги за психоанализ; кто-то изливается перед священником или открывает душу проверенному и даже случайному собутыльнику. Так что если брать последний случай, то гадание не самый плохой способ выговориться и решить какие-то проблемы – в голове.

В общем, Нике повезло, что первой в очереди оказалась милая, простосердечная Динара. С отважившейся проявить расположение Александрой Дмитриевной ей пришлось уже тяжеловато. «И хочется и колется» говорят именно о таких. Дмитриевна изначально решила гнобить возникшую на горизонте конкурентку невестки, но вот когда пошла молва «Ника всю правду говорит!», то дрогнула. И даже улыбнулась. Пару раз.

Во второй половине дня к пребывавшей в ажиотаже кухне потянулись заинтригованные официанты…

– Нет, хватит, – взмолилась Вероника. – Вы ж видите – одно гадание занимает минимум полчаса. Дайте отдохнуть! На мне еще пирожные суфле!

Обрадованная ее пророчествами Леночка пообещала, что сделает суфле за Веронику. Или шибко-шибко поможет.

Но Ника отказалась наотрез:

– Простите, нет. Голова болит, девчонки, правда.

И строго-настрого предупредила: если кто-то начнет приводить в «Полянку» для ворожбы подружек, то вообще ни одного расклада больше не сделает.

– Гадание для меня только хобби. Несерьезное. Не мучайте меня, пожалуйста!

Девочки послушались. И весь день так старались помочь оригинальной москвичке, что Вероника почти простила лукавую тетю Клару. Динара, получив пророчество – в твой дом вскоре придут деньги, – порхала по кухне легкокрылым мотыльком.

Приятно радовать людей. Хотя Леночку и пришлось предупредить о вероятно серьезной болезни мамы, но та, оказывается, уже обо всем знала. И к счастью, это была единственная крупная неприятность, которую в тот день выдали карты.

Из кофейни Вероника вышла хоть и измученной, но довольной и в компании. Леночка и Соня проводили ее до самого дома, но в гости деликатно не напрашивались. Кажется, догадались, что Вероника может заподозрить, будто Соня зайдет «чайку попить», а на самом деле…

– До завтра, девочки!

– Жду не дождусь! – расплылась в улыбке рыженькая Софья.

Вероника поднялась к квартире, отперла и раскрыла дверь…

Темно. Ни одного мужчины в фартуке.

Хотя из глубины квартиры, кажется из спальни, доносится шуршание.

Вероника, прислушиваясь, замерла. Не сказать чтобы испугалась, но, сбросив верхнюю одежду и обувь, вооружилась-таки мужским зонтом нешуточного веса. На цыпочках прокралась к двери в освещенную спальню…

Опять – с ума сойти. Капитан Ковалев стоял перед огромным зеркальным шкафом и сосредоточенно просовывал под воротник белоснежной рубашки новый синий галстук, чьей упаковкой только что шуршал.

– Как денди лондонский одет… – тихонько фыркнув, продекламировала Вероника.

– Что? – вздрогнул Ковалев.

– Пижон, говорю. Онегин. В ресторан идете?

– Нет, – засмущался полицейский. – Понятия не имею, куда мы собираемся таким парадом. Игната я вообще сегодня не видел, только перезванивался.

– Интересно, чем он занят. Сначала пупс, потом костюм… Где, спрашивается, логическая связь?

– Темнит.

– И опасается, что Клара из меня что-то вытянет.

– Угу. Ты галстуки завязывать умеешь?

– Откуда? Я дочь офицера, у него все галстуки на резинках были.

Перешучиваясь, ребята вместе сочинили простецкий ужин, по просьбе Ковалева – жареную картошку. Хотя и с бутербродными деликатесными вкраплениями от Клариных щедрот.

Потом, по образовавшейся традиции, до ночи резались в нарды. И их никто не беспокоил. Ни Клара, ни какое-либо начальство… Все как будто забыли о временных жильцах квартиры с видом на мокрый облысевший сквер.

И слава богу, что забыли, укладываясь на кровать с прямо-таки чудотворным матрасом, подумала Вероника. День выдался нелегким, перед закрытыми глазами мелькали то разложенные карты, то фишки-кубики на разлинованной доске, один раз появился смутный облик тети Клары…

Забыть! Уснуть.

Ежевечерний доклад Клары

– Мне тяжело с девчонкой, Костя. И Котов что-то мутит. Кожей чувствую, он – мутит!

– Конкретно, что?

– А ты сам его спроси! Он твой дружок! Я думала, что с девочкой получится поладить и узнавать через нее, но детка, повторяю, сложная.

– Чтобы ты не могла справиться с какой-то поварихой? – В голосе Тополева послышалось сомнение.

– А вот не справилась. Сама не понимаю как, но она вечно ускользает и не дает приблизиться.

– Когда-то я такое уже слышал, – пробормотал Топляк. – Про Дарью.

– Хочешь сказать, я типа сдаю, старею?!

– Годы, Клара, годы… Не злись. У меня, знаешь ли, тоже колено хрустит…

– К черту в задницу твое колено! Найди мне что-то на девчонку! Мне нужно чем-нибудь ее прижать!

– Но ты ведь уже сама искала и ничего не нашла, – резонно напомнил Тополев.

– Когда? Я, Костя, работала! В этом сраном кафе! Так что времени у меня было – с муравьиный хрен, а в остальное время я, твою мать, посуду мыла!

– Ну хорошо, хорошо. Не вопи, потерпи еще немного. Я заряжу своих, авось чего-то раскопают.

Тополев попрощался с Кларой, положил телефон на подлокотник кресла и задумчиво уставился на картину, висящую над антикварной тумбой. Батальное полотно, лошади с раздувшимися ноздрями, окровавленные всадники окутаны дымами от взрывов…

К Кларе у Тополева всегда было особенное отношение. Как к баньке в первом купленном им доме.

Они познакомились в конце девяностых. Клара работала в бригаде знакомых лохотронщиков. Могла изобразить хоть разбитную провинциальную челночницу, хоть учительницу младших классов с помутившимся от голода рассудком…

Красивая была. Лихая.

Да и сейчас поддерживает форму. Прическа, маникюр, шмотье. От былой отчаянной бабенки – ни намека, ни следа.

Тополеву хотелось думать, что и у него перемениться получилось. У Клары это хорошо выходит, так чем он хуже? Он тоже поменял красные пиджаки на изделия от лучших лондонских портных, снял с себя тяжелые золотые цепи и почти все перстни. И очень хотел верить, что истинная сущность, как и у Клары, не выбивается из-под заграничного прикида. Не мелькает, не проглядывает оскаленная морда, он стал таким же респектабельным.

Так верить Кларе или нет? Сдает старая гвардия или чуйка у нее по-прежнему звериная?

Тополев побарабанил пальцами по подлокотнику. Поглядел на искореженные боевым азартом лица всадников на полотне…

Кот – мастер. Причем, как хорошо известно, одиночка. И в принципе нет ничего неожиданного в том, что он держит в стороне навязанную ему Клару.

Та рассчитывала, что сумеет контролировать Кота через девчонку, но крепко обломалась и сейчас бесится. Чувствует себя ущемленной и валит с больной головы на здоровую. Или – не валит? На самом деле ощущает в атмосфере некие движения?

Да и Шаланда, если вспомнить, говорил о друге детства, что Котик из породы Робин Гудов…

Пожалуй, стоит прислушаться к советам Клары. Пока она еще нигде не ошибалась.

Дарья Яковлевна устраивала разнос Александре Дмитриевне. Случайно услышала, как Лена пожаловалась, что закончилось сливочное масло, и спустила на Дмитриевну, забывшую сделать заказ поставщику, всех собак.

– Да я сейчас в магазин сбегаю! – попыталась исправить положение Лена.

– А это не твоя забота – бегать! – вконец окрысилась хозяйка. – Работа встала! Я что, должна следить за всем…

Динара спряталась в подсобке-кладовой, тетя Клара не показывала носа из моечной. Веронике было некуда деваться – она взбивала крем из остатков сливочного масла, порционно добавляла сахарную пудру в чашу стационарного блендера.

– Вероника, ты не могла бы ко мне зайти, когда освободишься? – все еще не выйдя из роли разозленной хозяйки, строго спросила Дарья.

Ника, не поворачиваясь к ней, кивнула. Тон Даши не позволил догадаться, зачем она ей понадобилась, в нем было больше приказа, чем просьбы. Но тетя Клара, высунувшаяся из своей каморки, все-таки заговорщицки подмигнула.

И оказалась права. Дарья, увидев входящую через стеклянную дверь Веронику, быстро закончила телефонный разговор и, продолжая с кем-то прощаться, махнула сотруднице рукой, предлагай той присаживаться.

Куда, интересно? Порядка в кабинете больше не стало.

Ника принялась переставлять все те же картонные коробки с диванчика на пол…

– Вероника, девочки сказали, что ты хорошо гадаешь? – услышала вопрос и, распрямившись, удивленно посмотрела на хозяйку. – Ах да… Прости меня за тот нагоняй, но я так устала, Шура вечно что-то забывает! Может, сократим твой испытательный срок, а? Возьмешь на себя кухню, а потом и поставки?

Неожиданный переход от гадания к производству заставил Веронику онеметь. К просьбе взять на себя руководство она совершенно не была готова!

– Подумай, ладно? – попросила Даша. – Тетя Шура больше думает о внуках, чем о продуктах в холодильнике. Ты присаживайся, присаживайся… – Ника умостилась на краешке диванчика. – Так ты мне погадаешь или нет?

– Сейчас? Здесь? – Кондитер повела плечом.

– А в чем проблема?

– Нам лучше сесть напротив, – объяснила Вероника. – И можно попросить тебя опустить жалюзи? Не хочется сидеть здесь, как на выставке. Отвлекает.

– Да, да, конечно!

Даша поднялась из кресла, засуетилась. Обогнув колени сидящей возле двери Вероники, дернула за шнурок рулонных жалюзи над стеклянной стеной…

На голову сотрудницы, сорвавшись с опускающегося рулона, упали куски штукатурки.

– Ой! – воскликнула Даша и принялась отряхивать голову и плечи Вероники от известки. – Прости! Совсем забыла, что еще не опускала жалюзи! Месяц назад штукатурка с потолка осыпалась, вон видишь – трещина?

Присыпанная белесой пылью Вероника поглядела на потолок. В стыке между стеной и потолком расползлась огромная трещина, куски отвалившейся штукатурки упали и на скатанные жалюзи, которые, как видно, Дарья редко опускала.

– Через пару дней в кабинете начнется ремонт. Потому здесь и такой бедлам – я разбираю документы… Ничего не успеваю! Цех еще надо запускать…

Пнув огромную тяжелую коробку в угол, Дарья выкатила свое кресло из-за письменного стола, кое-как установила его возле столика, напротив Вероники.

– Так пойдет? – спросила.

Ника покосилась на наполовину спущенные жалюзи и согласилась, что больше рисковать не стоит.

Дарья положила перед ней новую колоду карт. Смутилась:

– Тетя Клара сказала, что лучше новые купить.

– Это в том случае, если у меня своих, обласканных и прирученных нет, – улыбнулась Вероника и взялась распечатывать упаковку карт. – Но вообще-то, Даша, я должна предупредить, что гадалкой себя не считаю.

– Скромничаешь?

– Нет.

Ника сказала чистую правду. Она называла себя гадалкой плюшевой, игрушечной. И совершенно честно удивлялась, почему карты с ней разговаривают.

– Посмотрим, – кивнула Дарья, – девочкам ты много правды сказала. Мне тоже есть о чем спросить.

Ника сосредоточенно перемешивала карты. Как делала всегда с новой колодой – договаривалась с ней. Просила не лукавить, не отказывать.

– На кого будешь гадать? – спросила.

– На себя. – Даша сказала так твердо, как будто боялась поменять решение.

Ника пробормотала традиционную фразу, с которой всегда начинала сеанс:

– Ну… погнали наши городских! – и попросила: – Сдвинь колоду левой рукой к сердцу.

Даша выполнила просьбу. Ника принялась выкладывать карты картинками вверх, разыскивая среди них бубновую даму. Колода становилась совсем тощей…

– А ты ведь мне не веришь, – сказала и подняла глаза от карт.

Владелица «Полянки» вскинула брови.

– Почему ты так решила?

– Это не я решила, а карты. Бубновая дама спряталась в самом низу. И лежит она, то есть ты… между двумя свиданиями, деловым и романтическим. Вот, видишь, две семерки, крести и черви.

Гадая кому-то, Вероника всегда старалась объяснить значения некоторых карт, как будто говоря: «Это не я, ребята, это карты так сказали. Вот, сами посмотрите…»

– Сейчас, Даша, я сделаю предварительный расклад, а не главный – на прошлое, будущее, настоящее. Чтобы убедиться, что карты согласились разговаривать, вначале посмотрим, что у тебя в голове, что в руках – то есть ты это можешь контролировать, – а что ты положила себе в ноги. Также глянем, что у тебя на сердце, что спряталось под ним… Ты ведь про себя все знаешь, если карты начнут нас путать, значит, прекращаем сеанс – сегодня не твой день.

Раскладывая карты вокруг дамы, Ника впервые чувствовала себя обманщицей. Мошенницей. Досье, составленное на Дашу тетей Кларой, она все-таки читала и о многом знала. Но кое-что в раскладе ей показалось очень странным.

– Ты держишь дом родной в ногах, – проговорила удивленно и подняла глаза на Дарью. – Видишь туз червей в ногах?

Хозяйка кофейни не кивнула, но и отрицать ничего не стала. Замерев, слушала Веронику.

– На работе есть небольшие проблемы, но они, как, кстати, и деньги, легли в руки, значит, ты всем этим управляешь, держишь под контролем. А в голове твоей, прямехонько над ней, застряла дама пик.

– Дама пик? Злодейка, значит?

Ника пожала плечами.

– Это ты ее такой считаешь. Это твоя голова, твои мысли, а не сущность этой дамы.

– То есть… дама не злодейка?

– Не знаю.

– Стоп! – Даша внезапно вытянула руку и накрыла ею карты. – Я хочу знать об этой даме!

– Подожди, – опешила Вероника. – Давай хотя бы посмотрим, что у тебя на сердце, что под сердцем… Проверим, разговаривают ли с нами карты.

– Хватит! Проверили уже. – Взгляд Дарьи сделался колючим. – Я про себя все знаю, я хочу знать об этой даме.

– Как скажешь.

Недоумевающая Вероника сгребла карты со стола. Умудрилась мельком глянуть, какие перевернутые карты все-таки лежат на даме и под ней. Там оказалось все в порядке: любовь-морковь, обычная девичья печаль – мелкая, без слез.

Ника снова перемешивала колоду, оставив даму пик лежать на столе. Дарья спрятала руки под столешницей и смотрела на эту даму так, словно ожидала, что карта сейчас выпустит паучьи лапки и станет бегать по столу.

«Кто ж эта дама? – прикидывала Вероника. – Может быть…»

Забыть досье! Думать только о том, что показывают карты.

Ника приступила к новому раскладу, и недоумения в ней только добавлялось. Видя явную ожесточенность Дарьи, она предполагала, что вокруг дамы пышно расцветут такие же пики, но карты говорили об обратном.

– Не получается злодейка, Даша.

– Как это не получается?! – синим порохом вспыхнула Чудова.

– Ну вот, смотри. Практически сплошные черви и буби. Особа – светлая.

– А это что?! – Дарья ткнула пальцем в пиковую семерку, пристроившуюся под ногами дамы.

– Это плохая карта. Вражда. Но дама положила ее в ноги, старается забыть или не обращать внимания…

– А это!

– Недавняя смерть близкого человека. Возможно – родственника.

– Дальше.

Под сердцем дамы тоже ничего злодейского не спряталось. Вероника продолжала, добиралась до основной задачи любой ворожбы, до предсказаний на будущее. И делала это, надо сказать, с недовольством. Ей приходилось, разумеется, сталкиваться и с недоверием, и с ехидством, кто-то даже спорил, отрицая практически каждое ее слово. Но тогда Вероника попросту отказывалась продолжать.

С Дарьей получалось очень сложно. Она хотела знать, но оставалась непробиваемо уверенной в собственной предвзятости и правоте.

– Даму ожидает исполнение желаний, крупная удача…

– Наследство? – резко перебила Дарья.

– Не похоже. – Вероника задумалась над толкованием, которое придавали лежащие рядом карты. – В ее дом идет большая радость, но, скорее, не денежная, а личная… Счастье.

Дарья вскочила. Развернувшееся кресло ударило подлокотником о стопку бумаг на большой коробке и сбило их на пол.

– Все, Ника. Хватит. Спасибо. – Застыла спиной к Веронике, упершись взглядом в медведя на сейфе.

Ника задумчиво поглядела на разложенные карты. И не стала их собирать. В конце концов, колоду покупала не она.

Спустившись в кухню, она встретилась взглядом с тетей Кларой и, сделав лицо мрачным, чуть заметно покачала головой. Если Клара и рассчитывала, что ее подопечной удастся войти в ближний круг хозяйки – как же, как же, личная ворожея, – то тут она здорово промазала. От Дарьи Вероника вышла, подозревая, что может стать для той напоминанием о чем-то неприятном. Даша хотела подтвердить некие догадки, но, когда Ника с ней не согласилась, упрямо отказалась слышать, слушать…

Бывает. Иногда на переоценку ситуации требуется время, и Вероника с подобным сталкивалась. Порой подруги приходили позже и говорили спасибо, если у них получалось взглянуть на проблему иначе, без собственной предвзятости. Карты и, главное, беседа в этом неплохо помогали. Но встречались и упрямцы, остававшиеся непробиваемо уверенными в собственной непогрешимости. Кому как легче, каждый выбирает сам, короче.

Вероника помыла руки, надела перчатки и склонилась над противнем с заготовками для пирожных безе. Ее пальцы машинально отлепляли невесомые ракушки от пергамента, но Ника их почти не видела. Она с детства обладала прекрасной зрительной памятью, перед ее внутренним взором намертво застрял основной расклад возле пиковой дамы…

Интересно, кто она такая? Если верить досье на Дашу, то наиболее животрепещущая вражда у нее с новой папиной женой, Елизаветой. Молоденькая мачеха происходит из многодетной, можно смело сказать, нищей семьи. Сама Дарья выросла единственным балованным ребенком. Чудов долгие годы над ней трясся – девочка рано потеряла маму, папенька старался изо всех сил…

Легко вообразить, как непросто приходится двум почти ровесницам. Дарья наверняка страшно ревнует отца и подозревает Лизу в том, что та вышла замуж за ее немолодого отца по расчету.

В общем, ситуация насквозь типичная, ничего нового или запутанного в ней нет. Если пиковая дама – Лиза, то нельзя ждать от Дарьи трезвого к ней отношения. Хоть кол на голове теши, исправить что-то сложно.

Вторым «врагом», если говорить о накале страстей, можно поставить маму Руслана, которой Клара представила настолько смачную характеристику, что впору Дарью пожалеть. Зумрун Рашидовна тоже родилась в многодетной семье, но ее отец был не поселковым агрономом, а полноценным закавказским баем. Авторитетным человеком, выражаясь современным языком. Любимая младшая доченька Зумрун выросла, ощущая негу и защиту не только батюшки, но и пяти старших братьев. В связи с чем и обрела характер, мягко выражаясь, пламенный. Она всевластно держит дом в ежовых рукавицах, львиная доля успешности бизнеса Али Мурадовича принадлежит широким связям его свекра-бая. Короче говоря, в этой семье все тоже ох как непросто.

А ведь еще есть некая «прозрачная» девица. Что, если Даша не совсем поверила Руслану и продолжает подозревать его в измене?..

Вокруг работающей Вероники заинтересованно крутилась тетя Клара, но Ника, улучив момент, отрезала:

– О гадании я никогда ничего никому постороннему не рассказываю. Это – табу! Иначе карты врать начнут.

– Подумайте какая… – приступила к отповеди Клара.

Но Ника так вмазала по ней взглядом, что тетя мудро не решилась обострять и ретировалась в моечную.

Загадочности в этот день добавил и Ковалев. Явившись в их квартиру позже Вероники, он поменял шикарный костюм на джинсы и футболку. На просьбу Ники поделиться историей прошедшего дня смущенно отказал:

– Прости, но Игнат велел помалкивать.

– Велел? Он мне не доверяет?

– Не в этом дело. Вспомни, ты сама недавно говорила: Котов держится от тебя подальше, осторожничает. Клара может что-то из тебя вытянуть и вмешаться…

– И получается у него что-то? Хоть намекни!

– Ну-у-у… – Максим взъерошил волосы. – Кажется, получается. События грядут. Тьфу-тьфу-тьфу… – И ускользнул от опасной темы: – В нардишки сыграем?

События нагрянули уже ранним-ранним утром. Поеживаясь от холодка, Вероника торопливо шагала сквозь туман к кафе и вздрогнула, когда при ее приближении дверь красного автомобиля на парковке внезапно распахнулась и оттуда выскочила Даша.

– Вероника, подожди! – крикнула Чудова и подбежала. – Здравствуй, я тебя жду.

– Доброе утро, – заново натягивая перчатки, поздоровалась Ника. – Что-то случилось?

Дарья выглядела на троечку: бледная, под глазами круги.

– Помнишь, вчера ты мне сказала, что в дом дамы пик идет большая радость?

– Ну.

– Лиза, моя мачеха, беременна! – счастливо воскликнула хозяйка кафетерия. – Я вчера об этом узнала!

В нескольких словах Дарья поведала, как вечером, задумавшись над словами «плюшевой» ворожеи, она пошла к отцу. Впервые за несколько недель. Решила как бы заново взглянуть на Лизавету, попробовать понять, кто прав – она или карты? Лиза обманщица или в самом деле любит ее папу?

– И вот, прикинь, я прихожу… отца еще нет… А Лизка вся какая-то загадочная. И меня испугалась так, как будто я пришла ее зарезать, все живот ладонями прикрывала… – Дарья улыбнулась. – Она вчера, оказывается, была у врача, и тот ей подтвердил беременность. Все точно, Ника, у меня сестренка будет! Или братишка! Я об этом одновременно с папой узнала!

– Поздравляю. Малыш, ведь это здорово!

– Ника, я так тебе благодарна… Если бы вчера я не пришла к папке и не увидела, как он обрадовался… – Дарья не договорила, а попросту обняла Нику и прошептала уже ей на ухо: – Спасибо. Мы помирились…

Безусловно, у кондитера Полумятовой и ранее случались минуты истинного триумфа, но вчерашнее гадание, сомнений нет, она занесет в список исключительных удач на первое место. Ее появление в этом городе, совсем не исключено, сыграло важнейшую роль в жизни семьи Чудовых. Представить невозможно, как поступил бы отец Даши, узнав о беременности жены. У его любимых женщин непростые отношения. Яков Борисович мог до поры до времени утаивать правду о положении Лизы, а от Даши вполне можно было ожидать негативной реакции, как бы папочка ни поступил. Сказал бы сразу, без подготовки – мог нарваться на язвительность дочери. «Забытые» дети отвратительно реагируют на известие о скором появлении их «заместителей». А если бы Чудов попридержал новость, то Дарья могла, наоборот, обидеться: мол, от нее скрывают что-то важное и вроде как она уже не так важна для папы…

Короче, то, что могло еще больше запутаться, распуталось.

Даже напрочь слепой случай всегда стучится в нужную дверь!

Воодушевление Вероники, правда, слегка увяло, когда из-за угла кофейни вывернула тетя Клара. И при виде обнимавшихся девчонок ее лицо сделалось торжествующим…

Плевать! Пусть даже «ослепшее» везение и приняло в этом случае облик Клары, позитивный результат имеет место, и он важней всего.

Яков Борисович Чудов прослыл отъявленным педантом. Аккуратистом, злостным буквоедом. Что, кстати, сам считал достоинством, а не психологической проблемой.

Он и со своей второй женой познакомился, обратив внимание, как скромная официантка машинально поправила лежащую напротив посетителя вилку, придав ей абсолютную геометрическую ровность. Чудов делал заказ в ресторане, вилка, лежащая чуточку косо, его раздражала, но тянуться не хотелось. Миловидная девушка с беджиком «Лиза» сделала короткий жест, и Чудов понял, что у них одинаковые представления о правильности мироустройства.

Чего, увы, нельзя было сказать о его дочери. Их споры – признак гениальности или распада личности – не заканчивались никогда ничьей победой.

И если папеньке Дарья прощала брюзжание по поводу вселенского хаоса в ее комнате, то самый крохотный намек Елизаветы (или предложение помочь прибраться) вызывал такой протест, что отношения падчерицы и мачехи разладились катастрофически. Разбились вдребезги – осколков не собрать.

От папы Даше передались деловая хватка и рационализм в приложении усилий… включавший в себя огнеметное трудолюбие, но не любовь к организации личного пространства.

Папа-аккуратист нешуточно тревожился о разгильдяйстве дочери, оставил ее в покое, лишь заподозрив, что обычай Даши окружать себя ворохом привычных вещей как-то связан с ее внутренним беспокойством, желанием защититься от внешнего мира. Он попытался отвести Дарью к психологу, но та отнеслась к его просьбе настолько негативно, что пришлось оставить ее в покое, в привычном милом бардаке.

Надо сказать, что эти мысли появились в голове шагающего Якова Борисовича при виде конфетного фантика, брошенного кем-то мимо урны возле его офиса. Наклоняться и марать руки Чудов не захотел, поморщившись, пинком ботинка он загнал обертку за постамент чугунной вазы и сделал выговор охраннику на вахте: следите за порядком на территории!

С чуть подпорченным радужным настроением – а оно уже два дня являлось неизменно приподнятым! – Яков Борисович поздоровался с секретаршей Даной, прошел к своему кабинету… И застыл на пороге, не в силах его перешагнуть.

На рабочем столе Якова Борисовича Чудова возвышалась ГОРА мусора. Письменный набор из малахита засыпали картофельные очистки, на клавиатуре распласталась склизкая банановая кожура, вонючие подгнившие отбросы заполнили весь стол и стекли на пол, на надраенный паркет. На небольшом расчищенном пятачке, на фоне монитора, кто-то усадил чумазого, потертого пупса с полуприкрытым глазом и консервной банкой из-под кильки на голове, надетой на манер бейсболки – неровным жестяным «козырьком» назад.