Текст книги "Все грани мира"

Я умолк и слегка покраснел, вспомнив, как в первые дни путешествия инквизитор вежливо упрекал нас с Инной в легкомыслии, когда мы вечером отлучались, чтобы заняться в укромном местечке любовью, и слишком долго задерживались. В конце концов он убедил нас не уходить далеко, а оставаться в пределах купола, благо мы всегда разбивали лагерь в лесистой местности, где не так ветрено, как в степи. Но в таких стеснённых обстоятельствах нам не удавалось в полной мере насладиться близостью и вскоре мы отказались от наших вечерних прогулок, ограничившись объятиями, поцелуями и прочими невинными ласками в фургоне по вечерам и по утрам, когда Сандра притворялась, что уже – или ещё – спит...

– Собственно, у меня есть приемлемое объяснение поступку Сиддха, – заговорил Винченцо Торричелли, и по заминкам в его речи я догадался, что он немного смущён. – Как раз поэтому я настоял на беседе с вами с глазу на глаз. Остальным это знать ни к чему.

– А именно?

– Видите ли, среди привычек командора-лейтенанта Сиддха есть – или была – одна... гм, назовём это странностью. Или, лучше, нетрадиционностью. – Несколько секунд отец Сандры помолчал в нерешительности. – Короче, он гомосексуалист.

– Ага... – только и сказал я.

В теории я исповедывал толерантное отношение к представителям сексуальных меньшинств, но на практике не мог преодолеть своей брезгливости к таким людям, особенно к мужчинам. При мысли о том, что Сиддх часто прикасался ко мне, хлопал меня по плечу, я почувствовал лёгкий приступ тошноты. Одно утешало: мне не пришлось спать в палатке бок о бок с инквизитором; я проводил все ночи в компании двух очаровательных девушек.

„А знаешь,” – сказала Инна, – „я подозревала, что Сиддх «голубой». Ничего конкретного, а так, некоторые намёки. В его манерах было что-то женское.”

„А вот для меня это полная неожиданность. Я даже подумать такого не мог...”

– У нас в ордене это не считается преступлением, – между тем продолжал Торричелли. – Правда, большинство относится к таким людям со стойким предубеждением, поэтому Сиддх был осторожен и, надо отдать ему должное, никогда не смешивал свою личную жизнь со служебной деятельностью. Но ведь он, в конце концов, человек и вполне мог поддаться слабости. Если допустить, что между ним и ещё кем-то из вашего отряда возникла связь, то тем самым можно объяснить, почему он пренебрёг своими же собственными правилами и среди ночи покинул лагерь.

– Вы полагаете, что у него было... э-э, свидание?

– Вполне возможно. Если отбросить версию о предательстве, то это единственное разумное объяснение поступку Сиддха.

– Тогда получается, – произнёс я, – что один из наших спутников знает гораздо больше, чем говорит. Даже если он не пришёл на встречу или пришёл позже, то всё равно должен понимать, что исчезновение Сиддха связано с их несостоявшимся ночным свиданием. А может, он собственными глазами видел, как это произошло, но держит рот на замке, боясь признаться в своих гомосексуальных наклонностях.

– Совершенно верно, – подтвердил командор. – Я знаю немало случаев, когда люди скрывали жизненно важную информацию из страха, что вместе с ней станут достоянием гласности и некоторые их мелкие грешки. А на Агрисе, насколько мне известно, мужской гомосексуализм считается серьёзным прегрешением, поэтому неудивительно, что тот парень не осмеливается рассказать о своём свидании с Сиддхом.

– Если он вообще есть, тот парень, – заметил я.

– Да, конечно, если он есть. А вы, случайно, ничего такого не замечали? Может, вам бросились в глаза особые отношения между Сиддхом и кем-нибудь из ваших людей?

Я хотел сразу сказать «нет», но Инна удержала меня:

„Погоди, не горячись, ведь это серьёзное дело. Я понимаю, что тебе не хочется думать о такой возможности, но обстоятельства сейчас таковы, что мы не вправе потакать своим желаниям. А особенно ты – поскольку ты наш предводитель. С исчезновением Сиддха ты стал главой отряда не только формально, но и фактически. Так что изволь не прятать голову в песок.”

Я мысленно вздохнул:

„Легко тебе говорить! Если одна из обязанностей руководителя состоит в том, чтобы подозревать своих подчинённых во всех смертных грехах, то это самая гнусная на свете должность. Тогда неудивительно, что подавляющее большинство политиков такие мерзавцы... Ай, ладно! Если на то пошло, то мне кажется, что Сиддх особо выделял среди загорян Младко.”

„И всё? Больше никого?”

Я снова вздохнул:

„Ну... И ещё, пожалуй, Йожефа.”

„Вот это другое дело. Нельзя исключать человека из списка подозреваемых только на том основании, что он тебе симпатичен. Хорошо хоть Штепан вне подозрений... почти.”

„Правда?” – Слова Инны немного утешили меня. – „А почему?”

„Он без памяти влюблён в Сандру. Ты не заметил?”

„Нет,” – честно признался я. – „Как-то не обращал внимания. Хотя сейчас кое-что припоминаю... И как к этому относится сама Сандра?”

„Без особого энтузиазма. Штепан ей безразличен.”

„А жаль. Из них получилась бы замечательная пара...”

Закончив разговор с женой, я с тяжёлым сердцем назвал отцу Сандры имена обоих подозреваемых, однако счёл нужным предупредить, что знаки внимания, которые оказывал им Сиддх, были совершенно невинными и лично у меня не вызывали никаких подозрений. Прежде я считал, что инквизитор относится к двум юным загорянам (обоим было по восемнадцать лет) по-отечески покровительственно.

На что командор сказал:

– Я не собираюсь склонять вас к тем или иным выводам, Владислав. Вы ближе к событиям, вам виднее, у вас своя голова на плечах. Я лишь изложил вам свои соображения, а дальше вы сами разбирайтесь, что к чему.

– Так вы предлагаете мне провести расследование?

– Это я оставляю на ваше усмотрение. Действуйте по обстоятельствам.

Затем он распорядился позвать Инну, Сандру и Штепана и уже в их присутствии продолжил:

– Сразу после нашего разговора я вызову десяток самых надёжных людей и прикажу им немедленно готовиться к отъезду. Потом свяжусь Центральной Канцелярией и доложу Главному о происшедшем. Возможно, он захочет поговорить с вами, так что будьте к этому готовы. Однако я не думаю, что его распоряжения будут чем-то отличаться от моих. Ближайшим к вам командорством Инквизиции по-прежнему остаётся Лемос, а значит, вы всё ещё находитесь в его юрисдикции. Вы должны оставаться на месте и ожидать прибытия посланного к вам отряда. Укрепите лагерь, установите всевозможную защиту, добавьте поверх основного ещё два, а то и три, силовых купола... Кстати, как у вас с продовольствием?

– Всё в порядке, – ответила Сандра. – Позавчера мы пополнили запасы мяса, фруктов и овощей, господин Сиддх наложил на них консервирующие чары. А крупы, соли, масла и специй мы взяли с собой вдоволь.

– На неделю ваших запасов хватит?

– Должно хватить.

– А как насчёт воды?

– Недалеко есть родник.

– Отлично. Сделайте последний купол водопроницаемым и установите его так, чтобы он охватывал и родник. Это можно устроить?

– Да, отец. Но я думаю, что нам следует перебраться на другую Грань.

– Зачем? Надеешься оторваться от слежки? Если это не удалось Сиддху, то у тебя подавно не получится.

– Я понимаю. Но если... если господин Сиддх ведёт собственную игру...

– Скажи прямо: если он предатель.

– Хорошо, если он предатель. В таком случае я считаю, что нам лучше не оставаться на том месте, которое выбрал он. Мы не знаем, что это за Грань. Может, она расшатана.

Торричелли задумался.

– Ты права, дочка, – сказал он. – Этого я как-то не учёл. Подыщите для лагеря другую Грань, но смотрите в оба и ни в коем случае не разделяйте отряд. Когда найдёте хорошее место, разбейте лагерь, установите над ним три или четыре силовых купола и оставайтесь там до прибытия отряда. Не покидайте в одиночку пределы внешнего купола – а лучше совсем не покидайте его. И вообще, старайтесь пореже выходить из внутреннего. После того, как вы разобьёте лагерь на новом месте, снова свяжитесь со мной – чтобы я знал, что у вас всё в порядке. И связывайтесь регулярно, три раза в день – утром, в обед и вечером, перед сном. Всё ясно?

– Да, – хором ответили я, Инна и Сандра. Штепан промолчал.

– Я полагаюсь на вашу рассудительность, – добавил командор напоследок. – И не вздумайте продолжать поиски Сиддха. Если он жив, то и сам выкрутится, а если мёртв, вы уже ничем ему не поможете. Не нужно никакого геройства, от вас требуется одно: продержаться неделю, пока не явится подмога.

Когда Винченцо Торричелли, попрощавшись, прервал связь, я обратился к своим спутникам:

– Итак, ближайшую неделю мы проведём на осадном положении. Не очень приятная перспектива.

– Но это ещё не самое худшее, – хмуро промолвил Штепан. – Дай-то Бог, чтобы осада не закончилась штурмом.

Глава 7
В ОСАДЕ

1

Огромный диск красного солнца полностью скрылся за кронами папоротниковых деревьев, и по земле протянулись длинные тени. Лес наполнился громким пением птиц, провожавших уходящий день. В этом нестройном хоре особо выделялась заливистая трель крупного пернатого, обладавшего голосом соловья, а с виду напоминавшего летающую курицу.

Штепан тронул меня за плечо и указал пальцем на дерево шагах в десяти – пятнадцати от нас.

– Вон там, видите? – шёпотом произнёс он.

Я утвердительно кивнул. Между клинообразными листьями тёмно-зелёного цвета виднелось белое с рыжими пятнами оперение нашей птички певчей. Судя по тому, как сильно прогибалась под ней ветка, это был самый крупный экземпляр из всех, которые нам встречались.

– Самец, наверное, – предположил шедший чуть сзади Желю. – А жаль. У самок мясо нежнее.

Штепан шикнул на него, призывая к молчанию.

Мягко отстранив меня и Инну, Сандра подошла вплотную к стенке купола и, сосредоточившись, послала в направлении жертвы парализующий импульс. Обездвиженная «курица» упала в густую траву под деревом, а лишённая тяжести ветка тут же распрямилась, всполошив других птиц, большей частью мелких и невкусных, которые с испуганными криками взмыли в поднебесье.

Глубоко вдохнув воздух, словно перед прыжком в воду, Штепан пересёк границу внешнего силового купола, быстро подбежал к дереву, поднял с травы добычу и, не теряя ни секунды, повернул обратно. Я прикрывал его на случай внезапного нападения, а Сандра с Инной внимательно следили за окрестностями. Но пока что всё было спокойно.

Оказавшись под защитой купола, Штепан передал «курицу» Желю, вытер со лба пот и улыбнулся:

– Думаю, на ужин и завтрак нам хватит.

– Ясное дело, – подтвердил Желю, укладывая тушу в корзину, где уже лежало три птицы поменьше. – Теперь у нас фунтов двадцать чистого мяса. А может, и все двадцать два. Как говорится, ешь не хочу.

– Раз так, то на сегодня достаточно, – сказал я и, не ожидая согласия товарищей, направился к лагерю; все четверо без возражений последовали за мной. – Всё-таки хорошо, что для стоянки мы выбрали этот птичий мир. Здесь дичь сама просится в руки. Сомневаюсь, чтобы зайцы или вепри были такими же покладистыми.

...Шёл восьмой день с момента исчезновения Сиддха. Наши мясные запасы почти исчерпались, и теперь мы были вынуждены промышлять охотой. К счастью, нам не приходилось блуждать в лесных дебрях в поисках добычи, рискуя попасть в неприятность. Эта Грань буквально кишела птицами, многие из которых были не только съедобными, но и очень вкусными, а вдобавок беспечными. За каких-нибудь полчаса мы могли, практически не покидая пределов внешнего купола, обеспечить себя пропитанием на весь день. Я и Штепан поочерёдно выбирались за парализованной дичью, а остальные прикрывали нас в этих вылазках. И хотя за прошедшую неделю противник не предпринимал против нас никаких действий, мы не расслаблялись и не теряли бдительности, понимая, что он только и ждёт нашей ошибки.

Четыре дня назад мы получили тревожное известие: семеро инквизиторов, что были посланы нам на подмогу, не вышли на очередной сеанс связи с командорством. С тех пор о них не было ни слуху ни духу, они как в воду канули, и мы могли только гадать, что с ними приключилось. Впрочем, никто из нас не сомневался, что их молчание имеет самое прямое отношение к тому заданию, которое они выполняли по приказу Торричелли. И если раньше в наших сердцах ещё теплилась слабая надежда, что исчезновение Сиддха было просто трагической случайностью, то теперь никаких надежд не осталось. Всем было ясно, что и Сиддх, и те семеро инквизиторов, с которыми мы ни разу не встречались, пострадали от того, что имели неосторожность связаться со мной и Инной. Беда по-прежнему шагала с нами рука об руку, обрушиваясь на головы тех, кто находился рядом. Осознание этого крайне неприятного факта тяжёлым бременем ложилось на нашу совесть, но ничего изменить мы не могли...

Почти целые сутки Винченцо Торричелли ждал, что его люди объявятся и разъяснят возникшее недоразумение; а убедившись, что они умолкли всерьёз и надолго, он взял с собой две дюжины инквизиторов (то есть, как позже объяснила Сандра, практически всех, кто был у него под рукой) и отправился по следам пропавшей семёрки. У нас хватило благоразумия не спрашивать, действует ли он с ведома регента или на свой страх и риск. Мы подозревали, что он поставил своё начальство перед уже свершившимся фактом.

Как и прежде, командор три раза в день связывался с дочерью, и всякий раз мы с волнением ожидали приближения очередного сеанса связи. Чем дальше, тем больше мы боялись, что однажды он не отзовётся и замолчит, как замолчали семеро его людей. Ясное дело, мы не делились своими опасениями с Сандрой, да и это было ни к чему – она сама боялась того же...

2

Наш лагерь был ограждён от окружающего мира тремя силовыми куполами, установленными один поверх другого по принципу матрёшки; мы называли их внутренним, внешним и основным. Внутренний купол имел в диаметре лишь немногим более двадцати метров, под ним располагался собственно лагерь – фургон, две палатки и ограждённый камнями очаг, который мы называли печью. Основной был почти втрое больших размеров и обладал самой мощной защитой; в пределах основного купола мы проводили девяносто пять процентов своего времени. Внешний же купол (добрую сотню метров в поперечнике) имел водопроницаемую границу; через него протекал довольно широкий ручей, где мы могли брать питьевую воду и мыться, оставаясь под магической защитой, пусть и не такой надёжной, как в самом лагере. Ставить четвёртый купол мы сочли нецелесообразным.

Раздобыв мяса для ужина, мы вернулись в пределы внутреннего купола. Желю, Инна и Сандра немедленно принялись ощипывать «кур» – после долгой и упорной борьбы девочки всё же добились своего и теперь наравне с мужчинами занимались стряпнёй. Вскоре к их компании присоединились Милош и Радован, постоянные помощники Желю, которых мы в шутку прозывали поварятами. Там же, в ожидании свежих потрохов, вертелся Леопольд со своими кошками. Кстати говоря, наш кот был лишён возможности участвовать в охоте, поскольку основной и внешний куполы мы сделали непроницаемыми для него. Он очень обижался по этому поводу и, бывало, устраивал скандалы, но я оставался непреклонным и не позволял Сандре изменять настройку куполов. Леопольд был хорошим парнем, но несколько недисциплинированным, и в данных обстоятельствах я предпочитал держать его на коротком поводу.

Мы со Штепаном никогда не принимали участия в приготовлении трапезы – у Желю и без нас хватало помощников, а мы, к тому же, не испытывали никакой тяги к поварскому делу. Поэтому мы уселись в сторонке, чтобы не путаться под ногами у наших кормильцев, и закурили – я сигару, потому как сигареты уже закончились, а Штепан свою неизменную трубку.

Некоторое время мы молча наблюдали за суетой вокруг очага. Взгляд барона то и дело задерживался на Сандре, при этом лицо его становилось грустновато-задумчивым. Он не очень умело скрывал свой интерес к девушке, и просто удивительно, что я не обращал на это внимания, пока Инна не ткнула меня носом. Вообще-то я человек наблюдательный и, как правило, замечаю такие вещи, но в данном случае я проявил чудеса невнимательности.

Ещё в самом начале нашего знакомства Штепан, рассказывая о себе, мимоходом обмолвился, что был женат, но лет пять назад развёлся. Никаких подробностей он не сообщил, а я не стал расспрашивать, догадываясь, что ему неприятны эти воспоминания. Позже Йожеф по секрету рассказал мне, что его брат души не чаял в своей жене, но она не питала к нему столь сильных чувств, и когда её расчёт на получение мужем крупного наследства от дальнего родственника не оправдался, она без раздумий бросила его и ушла к королевскому сборщику налогов, который и без всякого наследства жил припеваючи. И теперь я вдвойне сочувствовал барону: судя по отношению к нему Сандры – дружественному, но не более того, – его снова угораздило неудачно влюбиться...

Йожеф и Борислав принесли полную корзину грибов, которые в обилии взошли между внешним и основным куполами после вчерашнего дождя. Сандра передала наполовину ощипанную «курицу» Бориславу, а сама стала перебирать грибы, выискивая среди них несъедобные и ядовитые. Йожеф и Младко, оставшись не у дел, развлекали, вернее, отвлекали её разговорами. Девушка слушала их с благосклонной улыбкой – она не скрывала, что ей приятно общество двух молодых людей, всего на год-полтора старше её, а оба парня, в свою очередь, были явно неравнодушны к ней. Как, впрочем, и остальные загоряне – все они, включая женатого Борислава, не упускали случая приударить за Сандрой, чем решительно опровергали домыслы командора Торричелли.

В последнюю неделю у меня появилась масса свободного времени, и немалую его часть я потратил на то, чтобы получше узнать своих спутников и попытаться выяснить, не скрывает ли один из них важную информацию об исчезновении Сиддха. Результаты моего расследования носили чисто негативный характер: я не заметил в поведении загорян ничего необычного, что можно было истолковать в пользу версии о ночном свидании, и на этом основании в конце концов признал их невиновными. Инна в принципе соглашалась с моими выводами, но с одной существенной оговоркой.

«Если среди загорян есть предатель, а не просто пассивный свидетель приключившегося с Сиддхом несчастья, – говорила она, – то психологически он готов к тому, что за ним будут следить. Его не мучит чувство вины за своё молчание, и, в отличие от невиновного, но против воли втянутого в скверную историю, он вполне способен убедительно играть роль честного парня, ничего не ведающего и ни во что не замешанного. Поэтому не спеши закрывать дело. Действительность может оказаться ещё паршивей, чем наши самые худшие предположения».

Я это понимал и продолжал мучиться подозрениями. Мне нравились загоряне – одни меньше, другие больше, но нравились все, – и я очень не хотел, чтобы кто-то из них оказался предателем. Я тяготился необходимостью подозревать всех и каждого, я зверски уставал от своих подозрений и чувствовал, что долго так не выдержу. Мой первоначальный страх перед ударом в спину вскоре сменился нетерпеливым ожиданием этого события. Я жаждал определённости – той самой, которая гласила бы: это враги, а это друзья, бей одних, защищай других...

Штепан докурил свою трубку, выколотил из неё весь пепел и тут же принялся набивать её новой порцией табака.

– Господин граф... – заговорил он, не глядя на меня.

– Владислав, – поправил я. – Сколько раз можно повторять! Вы же вроде бы согласились с этим.

– Хорошо, Владислав, – неохотно уступил Штепан. Он ненадолго умолк, делая вид, что занят трубкой, затем, видимо, собравшись с духом, продолжил: – Быть может, я вмешиваюсь не в своё дело, но больше молчать не могу. Я должен сделать вам одно замечание... Только поймите меня правильно. Здесь нет ничего личного, это вопрос нашей общей безопасности.

– Да, слушаю, – сказал я. Меня заинтриговало такое мощное вступление. Штепан не был склонен к излишнему драматизму, и должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы он так заговорил. К тому же не в его привычках было избегать взгляда собеседника – а сейчас он упорно не хотел на меня смотреть.

– Так вот, – произнёс Штепан, внимательно разглядывая свою трубку. – Вы потеряли осторожность, Владислав. Боюсь, вы слишком увлеклись.

– Чем я увлёкся?

– Не чем, а кем. Вы знаете, кем. – И он бросил быстрый взгляд в сторону Сандры, которая оживлённо болтала о чём-то с Инной. Обе девушки были увлечены разговором и не обращали на нас никакого внимания.

– О чём вы толкуете? – растерянно спросил я. – Я вас не понимаю.

По-прежнему не глядя на меня, Штепан хмыкнул и пожал плечами.

– Вы всё понимаете, – сказал он и, считая наш разговор законченным, принялся раскуривать трубку.

Я снова посмотрел на Сандру. Перехватив мой взгляд, она лучезарно улыбнулась и помахала мне рукой. Инна же, мигом почуяв неладное, мысленно осведомилась, что происходит.

„Сам не знаю,” – ответил я. – „Штепан говорит очень странные вещи.”

„Какие?”

„В этом-то я и хочу разобраться. А разберусь – скажу.”

Я дождался, когда девушки вернутся к своим делам, и вновь обратился к барону:

– Честное слово, Штепан, я не понимаю ваших намёков. Прошу вас, выражайтесь яснее.

Наконец барон соизволил взглянуть на меня.

– Для ясности сообщаю, что у меня бывает бессонница. Порой я просыпаюсь среди ночи и по два-три часа не могу уснуть. Так что я знаю всё.

– И что же вы знаете?

По всему было видно, что только уважение ко мне удержало Штепана от нецензурных выражений. Он крепко сжал зубами мундштук трубки, подавляя приступ раздражения.

– Монсеньор... то есть Владислав, – заговорил он тихо, но твёрдо. – Я не собираюсь осуждать вас или поучать уму-разуму. Вы с Сандрой взрослые люди и не нуждаетесь ни в чьих наставлениях. У вас есть собственная совесть, пускай она судит вас и наказывает – если есть за что. А я лишь хочу призвать вас к благоразумию и осмотрительности. Ваши ночные приключения с Сандрой, это ваше личное дело; но их возможные последствия касаются всех нас. Сейчас нам крайне важно сохранить единство наших рядов, избежать любых трений, ссор и скандалов. Мы все на взводе, наши нервы напряжены до предела, и... в общем, при теперешних обстоятельствах нам ни к чему новые неприятности, они запросто могут привести к взрыву. Какие бы меры предосторожности вы ни принимали, имейте в виду, что шила в мешке не утаишь. Я не знаю и знать не хочу, что вы делаете для того, чтобы госпожа Инна не проснулась, пока вы отсутствуете. Но одно могу сказать наверняка: когда-нибудь вы оплошаете, и она обо всём узнает. Так вот, я хочу, чтобы это произошло уже после того, как мы выберемся из этой переделки. И не раньше. – С этими словами Штепан поднялся. – Это всё, что я хотел вам сказать, Владислав. А выводы делайте сами.

Он не спеша направился к палаткам, а я молча таращился ему вслед очумелым взглядом. Я не протестовал против его чудовищных обвинений по той простой причине, что не мог выдавить из себя ни единого слова. Я в самом буквальном смысле онемел от изумления. В моей голове всё перемешалось, происшедшее казалось мне жутким, кошмарным сном, и я не щипал себя за руку только потому, что здравой частью рассудка понимал, что не сплю и не брежу и что мой разговор со Штепаном состоялся наяву. У меня мелькнула сумасшедшая мысль, что какой-то шутник забавы ради подмешал в трубочный табак марихуану или другую дурь-траву, и барон, вдрызг обкурившись, тронулся умом. Моя следующая догадка была более правдоподобной, но она оказалась такой ужасной, что, будь у меня возможность выбирать, я без всяких колебаний предпочёл бы версию с наркотическим бредом...

„Что с тобой, Владик?” – пришла ко мне мысль Инны. – „Ты весь посерел.”

Я встретился с обеспокоенным взглядом жены. Её лицо выражало тревогу и растерянность. Она явно собиралась встать и подойти ко мне, но я быстро остановил её:

„Погоди, солнышко. Сиди на месте. Не смотри на меня. Не привлекай ко мне внимания.”

„Чьего?” – удивилась она, но тем не менее послушно отвела взгляд. – „Чьего внимания?”

„Чьего-либо. А пуще всего – Сандры.”

Инна озадаченно покосилась на Сандру, которая, сидя вполоборота ко мне, угощала наших котов свежими потрохами и в мою сторону не смотрела.

„Но что случилось?”

Я разлёгся на траве, делая вид, что решил отдохнуть. Теперь уже никто из сидевших возле очага не мог видеть, что я весь посерел.

„Штепан мне кое-что сказал. Кое-что странное... и страшное.”

„А именно?”

„Он считает, что у меня роман с Сандрой. Весьма изящно именует это «ночными приключениями» и так уверен в своей правоте, что едва не покрыл меня матом, когда я упорно не хотел понимать его намёков. В конце концов он высказал всё открытым текстом и призвал меня к осторожности – дескать, я так сильно увлёкся, что потерял чувство меры.”

„Что за глупости?!” – искренне изумилась Инна. – „Он что, спятил?”

„Я так не думаю.”

„А что же тогда?”

„Вот это я и пытаюсь понять. Правда, пока получается со скрипом. Ничего конкретного Штепан мне не сообщил, он только отчитал меня и ушёл. Кстати, что он сейчас делает?”

„Похоже, собирается искупаться. Только что выбрался из своей палатки, в руках у него полотенце... Да. Он махнул нам рукой и направился в сторону ручья.”

„Что ж, этим надо воспользоваться.” – Подождав немного, я поднялся с травы и сел, но при этом развернулся так, чтобы быть спиной к очагу. Зеркала со мной не было, и я не мог взглянуть на своё лицо, однако подозревал, что следы недавнего потрясения ещё не исчезли. – „Пожалуй, я пойду и потребую от Штепана объяснений. Правда, он вполне способен надавать мне по морде, если решит, что я нагло издеваюсь над ним, но выбирать не приходится.”

„А может, я попробую?” – предложила Инна.

„Нет, не стоит. Скорее всего, Штепан заявит тебе, что ничего слышал и ничего не знает, и вообще по ночам он спит, как сурок. Так что говорить с ним придётся мне.”

„Хорошо. А я буду слушать.”

„Лучше не надо. Не в упрёк тебе будет сказано, ты плохая актриса, и Сандра может что-то заподозрить. Ведь догадалась же она, что ты подслушивала мой разговор с её отцом.”

„Да, ты прав,” – уступила жена. – „Ступай к Штепану, а я буду ждать результата... И вот что. Почему ты так напуган?”

„А ты нет?”

„Нет. Я просто ошарашена.”

„Значит, до тебя ещё не дошло. Сама посуди: подозрения Штепана возникли не на пустом месте, очевидно, он что-то заметил за Сандрой, но превратно истолковал её поведение. Это «что-то» может быть совершенно безобидным чудачеством, на что я очень надеюсь; но может оказаться и кое-чем посерьёзнее. Теперь дошло?”

До неё, наконец, дошло. Я почти физически ощутил те неимоверные усилия, которые ей пришлось приложить, чтобы сохранить внешнее спокойствие. А внутри её захлестнула волна отчаяния.

„Ах, Владик! Это... это ужасно! Я даже думать об этом не хочу...”

„Я тоже не хочу,” – сказал я, вставая на ноги. – „Но приходится.”

Спеша к ручью, я в душе молился о том, чтобы на сей раз мои худшие опасения не подтвердились. Я истово взывал ко всем святым и нечистым, прося их об одной-единственной милости – не отнимать у меня сестру, которую я с таким трудом нашёл...

3

Я догнал Штепана лишь возле самого ручья. Он положил на траву мыло и полотенце и уже собирался раздеваться, когда заметил меня. На лице барона мелькнуло раздражение, но он быстро подавил его и как можно вежливее обратился ко мне:

– Да, Владислав?

– Всё в порядке, продолжайте, – сказал я, усаживаясь на плоский камень недалеко от ручья. – Я подожду.

Штепан безразлично пожал плечами, снял кафтан, штаны и рубаху, разулся и вошёл в ручей в самом глубоком месте, где вода доходила ему до пояса. Пока он мылся, я ломал голову над тем, как бы поделикатнее начать наш разговор. К тому времени, когда барон вернулся на берег и, обтёршись полотенцем, присел на соседний камень, я не придумал ничего лучшего, как сказать ему без обиняков:

– Только не сердитесь, Штепан, но я хотел бы продолжить наш прерванный разговор.

– А по-моему, – возразил он холодно, – я уже всё вам сказал.

– Зато я услышал не всё, – настаивал я. – Что именно вы видели?

Штепан искоса взглянул на меня:

– Вас беспокоит, как много я знаю?

– Можно сказать, что так.

– Тогда вам нечего волноваться. Не в моих привычках подглядывать в замочную скважину. Когда вы с Сандрой уходили ночью из лагеря, я следом за вами не шёл.

У меня закружилась голова. Уходили! Ночью! Из лагеря...

– Но... вы видели нас?

– Бывало, что видел. А бывало, только слышал, как вы выбираетесь из фургона и как влезаете обратно. Я не всегда выглядывал из палатки, в этом не было нужды. Я и так знал, что это вы.

– Точно мы? Я и Сандра?

Штепан вздохнул:

– Если вы хотите убедить меня, что я мог обознаться, то зря стараетесь. Пять раз я видел вас собственными глазами, а на зрение я не жалуюсь. В остальных же случаях слышал – со слухом у меня тоже всё в порядке. На суде, конечно, я не смог бы присягнуть, что каждый раз это были вы; я говорил бы только о тех пяти ночах, когда выглядывал из палатки и видел вас так же чётко, как вижу вот эту руку. – Он поднял на уровень лица растопыренную пятерню. – Впрочем, сейчас я говорю обо всех ночах, когда вы бросались в загул. Сейчас мы не на суде, и для нас важна истина, а не её формальное установление. Истина же такова, что вы...

Штепан умолк, не докончив своей мысли. Но я понял, что он хотел сказать.

– И когда вы заметили нас в первый раз? – спросил я.

– Если не ошибаюсь, то на шестой день путешествия. Вернее, на шестую ночь.

– А во второй раз?

– На следующую ночь.

– Ну, а потом? Вы часто подмечали нас за этим?

– Довольно часто. Фактически каждую ночь, когда у меня бывала бессонница. А в последнее время вы совсем обнаг... загуляли. – Он сделал паузу. – А может, и нет. Возможно, вы гуляете так же, как раньше. Просто после исчезновения Сиддха я стал спать ещё хуже.

– В ту ночь, когда он исчез, я тоже... гулял?

– Вам это лучше знать. – Штепан поднялся с камня и стал одеваться. – Я, во всяком случае, не заметил. Похоже, это была одна из тех редких ночей, которую вы целиком провели рядом с женой.

– А вам не кажется странным, что часовые не замечали наших отлучек?

– Нет, не кажется. Вы неплохо продумали планировку лагеря. Для своих целей неплохо, имею в виду. Кроме того, я уверен, что вы пользуетесь какими-нибудь отвлекающими чарами. Без этого вы вряд ли обходитесь. Можно не сомневаться, что и я попадал под их действие, когда был на дежурстве. Ваша ошибка заключается в том, что вы не насылали крепкий сон на весь лагерь... Хотя нет, это не ошибка. Вы правильно делали. Нельзя всех усыплять, этак мы можем проспать и собственную смерть.

Одевшись, он собрался уходить. Я торопливо задал ему последний вопрос: