Текст книги "Украинская революция. 1917–1918"

Между тем немцы продолжали искать способы строительства конструктивных отношений с Радой. В качестве альтернативы создания нового правительства в Украине или навязывания стране прямого военного правления Колин Росс предложил «разбавление украинского правительственного аппарата и вооруженных сил немцами». Смягченный вариант этой идеи, исходившей от германского дипломата в Брест-Литовске, рекомендовал назначение немецкого эксперта в каждое министерство Рады или учреждение.

То, что Рада была слабой и с трудом справлялась с хаосом в стране, нельзя отрицать. В самом деле, было бы удивительно, если бы все выглядело иначе. После трех тяжелых лет войны, за которыми последовал год революционного брожения, большевистская оккупация и, наконец, германо-австрийская интервенция, ожидать немедленной нормализации экономических и социальных условий в Украине было нереально. Более того, в создавшемся положении украинское национальное движение едва ли могло достичь зрелости. Нереально было завершить и социальную революцию. Связь Рады со страной оставляла желать лучшего, но аналогичной она была и у советского правительства в Петрограде и всех других в России в революционный период. Поскольку немногие немцы понимали обстановку, они оценивали Раду той мерой, к которой привыкли у себя в стране и других хорошо организованных странах. Многие из них, особенно деятели типа генерала Грёнера, имевшего некоторый опыт в освоении Бельгии (перешла под контроль немцев практически нетронутой), не понимали, почему бы не применить уже имеющийся опыт, хотя бы частично, в Украине.

Генерал Гофман (тогда находился в Брест-Литовске), знавший о слабой позиции Рады, продолжал выступать за ее усиление так, чтобы она могла функционировать как управляющий орган. Его рекомендация основывалась на оценке германской политики на Востоке. Гофман рассматривал две альтернативы для России в будущем: 1) дальнейшее развитие и завершение процесса децентрализации, который подтвердит правильность заключения Германией сепаратного договора с Украиной; и 2) возрождение России в качестве унитарного государства, что докажет ошибочность позиции Германии в Брест-Литовске. Чтобы исключить вторую возможность, следует поддерживать и укреплять Раду.

После того как Хофман в составе Верховного командования Восточного фронта переехал в Ковно, послу Мумму пришлось одному бороться за сохранение прежнего подхода Германии к своему украинскому предприятию. Он должен был отстаивать собственную позицию перед теми, кто стремился пренебречь дипломатическим этикетом и международными договоренностями, предлагая Германии «просто пользоваться всем, в чем она нуждается для выживания и ведения войны посредством применения, в случае необходимости, грубой силы, независимо от пожеланий украинского правительства, которое можно заменить одно на другое или просто устранить».

Усилия посла Мумма вести украинское предприятие Германии в соответствии с установками, данными генералом Хофманом, были направлены на дальнейшее укрепление положения Рады, превращение ее в орган власти, готовый добровольно поставлять центральным державам обещанное продовольствие в ответ на предоставленную дипломатическую и военную поддержку. Все это должно было осуществиться за счет использования таких средств, которые не вступали в противоречие с заключенными соглашениями или не допускали применение не дипломатических методов. Мумм отстаивал такой подход еще до своего прибытия в Киев. Первая подобная возможность представилась в Брест-Литовске, где он остановился на ночь, следуя к новому месту службы в Украине, и встречался с различными немецкими военачальниками и дипломатами. Мумм говорил им прямо, что любой другой подход Германии в Украине только настроит против нее население и лишит шансов на достижение поставленных целей. Он продолжал отстаивать свою позицию после прибытия в середине марта в Киев, где ему представили несколько «решений» украинской проблемы.

Выполнение послом своей миссии на Востоке, видимо, облегчалось тем, что немцы еще не выработали четкой оккупационной политики. «На Украине абсолютно не существует какого-либо общепринятого политического ориентира, – сообщал немецкий офицер разведки в начале марта 1918 года. – Можно сказать, что каждый штабной работник или командир подразделения осуществляет политические решения по собственному разумению, и тем не менее это единственный способ действовать здесь». С другой стороны, миссия Мумма значительно осложнялась сохраняющейся неспособностью внешнеполитического ведомства выработать определенную политику в Украине, что позволило бы ему взять инициативу в свои руки и внести определенную ясность в выстраивание отношений Германии с Радой. В то время как Кюльман занимался в Бухаресте «румынскими делами», генерал Людендорф разработал «Общие директивы по управлению и эксплуатации оккупированных восточных территорий после заключения мирного договора». Весь раздел «Б» этого документа от 18 марта посвящался Украине. Людендорф называл германское вмешательство в дела Украины «спасательной экспедицией в дружественную страну». Он отмечал, что еще предстоит договориться о четком соглашении с Радой относительно стоимости предоставленной военной помощи. Затем он высказал замечание, что командиры воинских частей были наделены властью отдавать приказы и распоряжения, а также принимать необходимые меры для обеспечения гарантии безопасности войск и умиротворения страны. Хотя необходимые меры следовало принимать совместно с местными властями, оккупационные силы были вправе действовать и самостоятельно, если местные учреждения отказывались или оказывались неспособными к немедленному реагированию на ситуацию. Опять же, хотя командирам воинских частей не позволяли отдавать приказы или осуществлять иное вмешательство в вопросы, представляющие интерес для большей части местного населения (например, регулирование цен на товары), любое действие, не совпадающее с интересами германской армии или ее военнослужащих, предписывалось рассматривать в военных трибуналах в соответствии с имперским декретом № 2 от 28 декабря 1899 года. Наконец, Людендорф обещал «далеко идущую» поддержку властям Рады в восстановлении ее постоянных управляющих органов и страны в целом. В качестве пояснения последнего пункта он отдал общий приказ о немедленной и широкой распашке земли «в интересах Германии». Можно смело утверждать, что генерал Людендорф, выступая в поддержку Рады и утверждения ее власти в стране, стремился одновременно укрепить позиции немецкой военной верхушки в Украине и подготовить ее к любым возможным неожиданностям.

Армия в общей массе поддерживала «Общие директивы» Людендорфа, поскольку они вносили больше ясности в ту роль, которая ей отводилась в украинской кампании. Меморандум, однако, нельзя считать определенной политической программой, которой нужно было следовать в Украине, так как он мало способствовал улучшению там обстановки. Между тем Грёнер стал относиться к Раде весьма критично, придя к выводу, что «ее управленческий аппарат совершенно расстроен, ненадежен и совершенно неспособен на какую-нибудь серьезную деятельность». Он также проинформировал Людендорфа о существовании широких антигерманских настроений в Украине и предостерег, что потребуются дополнительные силы для сохранения контроля над столь обширной территорией. Грёнер, однако, приберег наиболее острую критику для германского МИД за его отношения с Украиной «как с якобы обычным и равным партнером». В то же время он высоко оценил «практичный подход» австрийцев (введение смертной казни в Подолии и насильственная реквизиция зерна). Он полагал, что немцам тоже необходимо следовать такой тактике.

На встрече с австрийским послом графом Форгашем Грёнер не скрывал своего удивления и раздражения тем, что такая масштабная операция, как оккупация Украины, была предпринята практически без предварительного планирования. Оба ее участника согласились, что Рада немногое сможет сделать без опоры на австро-германское руководство.

Неудивительно поэтому, что через несколько дней с Муммом встретился Штольценберг и поинтересовался, какую позицию займут германские оккупационные власти в ответ на требования установления монархии в Украине. Не имея конкретных директив из МИД, посол ограничился изложением «личного мнения», заявив, что любая радикальная перемена в стране не может произойти без их одобрения. Мумм также сообщил, что основной предпосылкой успеха украинского предприятия является поддержание закона и порядка в стране и что немецкие усилия могут быть обеспечены наилучшим образом по крайней мере некоторое время посредством сохранения статус-кво. Следуя тем же взглядам, посол осудил порочную практику арестов украинских гражданских лиц, применяемую германскими и австрийскими властями, и предупредил, что она превратит роль Германии в Украине из союзнической в оккупационную.

Лишь в конце марта 1918 года министр иностранных дел Кюльман с помощью меморандума из Бухареста решил поддержать Мумма. В документе, который он подготовил для МИД в ответ на настойчивые просьбы дальнейших указаний, Кюльман в очередной раз остановился на причине военного вмешательства рейха в Украине. Он заявил, что интервенция предпринята только в ответ на обращение за помощью правительства, которое Германия признала и с которым имела договор. Германская политика в Украине должна учитывать эти факты, иначе она утратит свою основу. Кюльман признавал, что главной целью германского вмешательства в дела Украины являлось обеспечение поставок зерна, и добавлял, что представители МИД должны способствовать осуществлению этой жизненно важной задачи. В то же время им следовало убедиться, что это не приведет к политической нестабильности. Раду нужно было поддерживать и укреплять, но и напоминать, что именно данное обещание осуществить поставки продовольствия в центральные державы подвигло Германию прийти к ней на помощь и что она намерена настаивать на четком выполнении украинской стороной своих обязательств. Он подтвердил стремление Германии не вмешиваться во внутренние дела Украины и не посягать на право Рады проводить экономические и социальные реформы. Однако Кюльман весьма настойчиво подчеркивал необходимость возделывания всех наличных земель параллельно с урегулированием вопроса о собственности, «даже если бы это означало временную отсрочку осуществления некоторых из программ Рады».

Программа Кюльмана относительно Украины основывалась на двух моментах: 1) на ожидании того, что Рада будет следовать немецким рекомендациям, и 2) на убеждении, что она способна и готова выполнять обязательства, принятые в Бресте. Очевидно, и Людендорфу в его «Общих директивах» от 18 марта, и Кюльману в меморандуме не удалось выработать руководящие принципы для проведения альтернативной политики на тот случай, когда предпосылки, на которых основывался их подход к украинскому предприятию, оказались бы ошибочными. Тем не менее оба документа содержали семена будущей «жесткой линии» Германии в отношении украинской проблемы, которую военачальники типа фельдмаршала Эйхгорна и генерала Тренера усвоили сразу, с полным удовлетворением и без всяких сомнений, но на отстаивание которой МИД и его представителю в Киеве, послу Мумму, потребовалось значительно больше времени.

Поскольку экономические факторы имели для украинского предприятия Германии ключевое значение, полностью понять кризис, достигший наибольшей остроты к концу апреля, в результате свержения Рады, можно только после рассмотрения первоначальных немецких планов эксплуатации Украины, методов и тактики, использовавшихся для этой цели.

В то время как в мирный договор с Украиной (подписан 9 февраля 1918 года) вносились окончательные изменения, полномочный министр Австро-Венгрии, барон фон Визнер, представлявший центральные державы, и, с украинской стороны, Любыньский подписали 7 февраля 1918 года «Протокол». В документе определены избытки зерна в Украине «по крайней мере, в один миллион тонн». Их следовало без промедления отправить за рубеж и получить «эквивалент, выраженный в стоимости производственных товаров». Украинская сторона согласилась с такой постановкой вопроса, хотя знала, что эта оперативность в значительной степени зависела «от сотрудничества центральных держав с Украиной, как в сфере регулирования, так и в сфере совершенствования транспортной системы». Фактически это стало приглашением к прямому вмешательству немцев и австрийцев в экономические дела Украины – тем шагом, о котором украинцам вскоре пришлось пожалеть. Неудивительно поэтому, что министр иностранных дел фон Кюльман рекомендовал захватить к 20 февраля украинские железные дороги и установить над ними контроль. Неудивительно и то, что немцы вскоре сочли возможным прибегнуть к более жестким мерам для обеспечения гарантии выполнения Украиной экономических обязательств.

Общие принципы, регулирующие экономические и коммерческие отношения между подписывающими сторонами, содержались в статье VII договора от 9 февраля 1918 года и «Дополнительном договоре», заключенном 12 февраля[3]3
  См. приложение В.


[Закрыть]. Не входя в подробности, уместно отметить, что все экономические положения опирались на полное равноправие и взаимную выгоду участников договора. Их можно считать вполне справедливыми для вновь образованного Украинского государства. В период, предшествовавший германо-украинским экономическим переговорам, делегаты Рады представили немцам длинный список товаров, которые следовало поставить в обмен на украинское зерно. Его открывали такие товары, как сельскохозяйственные машины, инструменты, приборы, красящие и химические вещества. Украинцев чрезвычайно удивила готовность немцев поставить многие из затребованных товаров. Поставки австрийской стороны должны были включать косы и серпы. Сложилось общее впечатление, что Австро-Венгрия не способна поставлять что-либо другое. Центральные державы отклонили все требования о компенсации за издержки войны и репарациях. Проблема государственных долгов не обсуждалась по практическим соображениям, главным образом из опасений Вены, что будет создан прецедент, позволяющий союзникам выдвинуть Австро-Венгрии в будущем аналогичные требования. Различные коммерческие и тарифные соглашения опирались на старые договоры с Россией. Была также включена статья о статусе наиболее благоприятствуемой нации. Договор с Украиной должен был оставаться в силе до заключения отдельного коммерческого соглашения. В случае если такой документ не будет подписан, то прежний должен был сохранять силу в течение шести месяцев после заключения всеобщего мира.

Лишь в апреле Украина, подписав специальное соглашение в Киеве, приняла на себя конкретное обязательство по поставкам круп, зерна и семечек подсолнечника. Правительство Рады пообещало Германии и Австро-Венгрии миллион тонн этих продуктов. Их следовало поставлять по твердым ценам – б рублей за пуд пшеницы и 5 рублей за пуд ржи. Выделялись определенные квоты на апрель, май, июнь и июль. Зерно и крупы следовало получать у Украинского коммерческого агентства. Учреждались австро-германские торговые конторы в Киеве, к которым приписывались украинские представители (заместители комиссионеров) для облегчения складирования и поставок продовольствия. Некоторые немецкие представители считали установленные цены слишком высокими. Матиас Эрцбергер, влиятельный лидер фракции в рейхстаге, был ими особенно не удовлетворен. Он требовал, чтобы повысили цены на поставляемые немецкие товары. Интересно, что центральные державы довольно высоко ценили украинские бумажные деньги, несмотря на то что экономические основы молодого государства были не очень прочными. В это время (апрель 1918 года) 1 карбованец (1 украинский рубль) равнялся 2 австрийским кронам или 1,33 германской марки.

Через две недели, 23 апреля 1918 года, в Киеве была подписана уточненная экономическая конвенция, состоявшая из нескольких отдельных соглашений. Наиболее важное из них касалось поставок зерна (неочищенного корма для скота, семян). Аналогичное соглашение было подписано 9 апреля. Другие (специальные) – регулировали закупки яиц, скота, сала и сахара. Был подписан отдельный протокол, предусматривавший «свободные закупки» картофеля, лука, других овощей, а также специальное соглашение о поставках различного рода сырья, такого как лесоматериалы, шерсть, железо, металлический лом и крепкий известняк. Центральные державы, в свою очередь, обязались снабжать Украину сельскохозяйственным оборудованием и инструментами, углем, химикатами, нефтепродуктами. Кроме того, они должны были поставить 105 тысяч метрических тонн угля в месяц, 101 500 плугов до 31 июля 1918 года и 350 000 серпов, «поставляемых сразу».

Эта конвенция, согласно официальному немецкому источнику, была «подписана после продолжительных переговоров, сопровождавшихся постоянным давлением на украинцев». Поскольку она была заключена за несколько дней до краха Рады, то ей суждено было играть важную роль в развитии экономической политики в Украине в период гетманского правления.

Пока шли переговоры по экономическим вопросам, украинскому премьер-министру Всеволоду Голубовичу пришлось пообещать Мумму, что ни одному государству не будет разрешено закупать (или приобретать иным путем) украинское зерно до выполнения Радой своих обязательств перед центральными державами. Это обязательство правительство Украины подтвердило в специальной декларации, опубликованной 16 апреля. Данный акт оформил сложившуюся австро-германскую монополию на эксплуатацию экономических ресурсов Украины.

Берлин и Вена начали готовиться к совместной эксплуатации страны еще до официального заключения договора с Украиной. 4 февраля 1918 года в Берлине решили, что украинское зерно будет поделено поровну между двумя союзниками. 21 февраля был заключен ряд новых соглашений по разделу других видов продуктов и сырья, а также финансовое об их оплате. Детали этих документов (объем более 40 страниц) следует здесь рассмотреть прежде всего потому, что слишком мало из их условий подлежало реализации. Однако следует отметить, закупки и поставки зерна поручались либо австро-германским экономическим учреждениям, возникшим в ходе войны, либо объединениям, специально созданным для этой цели. Еще более любопытно соотношение долей между австрийцами и немцами: шерсть – 38: 62; лен – 45: 55; шелк – 1:2; изделия из хлопка – 5:8; минеральное сырье – 1:2; шкуры – 4:7; кожа и меха – 2:3; марганец – 1: 2 и так далее. Австро-Венгрии надлежало выплатить 5/12 всей стоимости этих товаров, а Германии – 7/12.

На практике, однако, немцы стремились с самого начала поставить Австрию в явно подчиненное положение в сфере экономической эксплуатации Украины. Правительство же Рады, естественно, знало о подлинных отношениях между оккупационными державами. Например, вскоре после вторжения Австрии на территорию Украины в конце февраля 1918 года Людендорф дал указание генералу Гофману (тогда находился в Бресте) заставить Раду перебросить как можно скорее все наличное продовольствие в Киев для дальнейшей отправки в Германию. Потребности Австро-Венгрии подлежали удовлетворению позднее.

Перед лицом неспособности и неготовности Рады сотрудничать в плане выполнения ее экономических обязательств, а также решимости Германии действовать в Украине без учета нужд и пожеланий Австрии оккупационные силы последней вскоре посчитали необходимым прибегнуть к довольно жестким методам для того, чтобы не остаться с пустыми руками. Например, они занимались реквизицией продовольствия и принудительным возвращением помещикам земель и другой собственности, захваченных у них крестьянами. Эта тактика получила полное одобрение со стороны австрийского Верховного командования в Бадене. В приказе от 19 марта оно предписывало центрам сбора продовольствия в Украине добиваться необходимых поставок, «независимо от политических условий в стране». Посол Форгаш пришел к выводу, что Раду нельзя принимать всерьез «ни политически, ни экономически». Он полагал, что ее представителей следовало игнорировать (и при необходимости принудительно препятствовать их вмешательству в сбор и поставки продовольствия). Форгаш рекомендовал возложить заготовку продовольствия в Украине на командование австрийской армии. Такой подход полностью разделяли такие австрийские руководители, как граф Чернин и князь Готфрид ну Гогенлоге-Шилингфюрст. Они сохраняли крайнюю враждебность к Украине. Страну обрекали на экономическую эксплуатацию и затем бросали на произвол судьбы, возможно, на воссоединение с Россией. Наконец, пока сохранялась критическая ситуация с продовольствием в Австрии, а широкомасштабные поставки с Востока не удавалось наладить, император Карл 1 апреля принял решение предоставить полную свободу действий командующему 2-й австрийской армией в Украине. Он потребовал от него оперативных действий, иначе продолжать войну стало бы невозможно. Между тем Бюлов из германского МИД 10 марта предложил, чтобы Германия также проводила насильственные реквизиции продовольствия, конфискации наличных запасов и восстановление помещичьих хозяйств. Даже посол Мумм, не говоря уже о его военных коллегах в Киеве, начал проявлять интерес к вопросу о том, должны ли немцы копировать «жесткие» австрийские методы или выдвинуть ультиматум Раде. Однако на этом этапе генерал Людендорф решительно возражал против командования австрийской тактики и написал «энергичное письмо» генералу Артуру Арцу фон Штраусенбургу в Украине, напомнив тому, что принудительные реквизиции, проводившиеся австрийскими войсками в своей зоне оккупации, находились в вопиющем противоречии со всеми достигнутыми договоренностями. Это предостережение, конечно, не подействовало на австрийцев прежде всего потому, что немцы стремительно продвигались вперед по внедрению тех же методов. Сначала немцы и австрийцы осуществляли экономическую эксплуатацию своих оккупационных зон независимо друг от друга. Затем, незадолго до смещения Рады в конце апреля 1918 года, они договорились о «милитаризации» торговли зерном на всей оккупированной территории и даже разработали соответствующий совместный план. Для сохранения собственного лица Рады они официально объявили, что это надлежит осуществлять в районах, где украинские власти «не в состоянии заготавливать зерно».

Таким образом, действия войск союзников в Украине значили больше, чем все подписанные соглашения и другие торжественные обязательства, вместе взятые, хотя Германия и Австрия никогда не отказывались от последних открыто. Расширение зоны немецкой оккупации, продолжавшееся и в мае 1918 года, несомненно, имело целью усилить позиции рейха в районе Причерноморья и явилось важным шагом в развитии ее долговременных планов относительно Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока. Это также усилило позиции Германии в сравнении с ее партнером, Австро-Венгрией, позволив ей влиять на правительство Украины с целью добиться от него дальнейших уступок, преподносимых как «компенсация за дополнительную военную помощь в борьбе с большевиками».

Более того, немцам удалось освободиться от обязательства снабжать Украину углем. Первоначально они рассчитывали поставлять Украине 100 тысяч тонн топлива в месяц. Германская сторона рассматривала эту договоренность и как удобное средство давления на правительство Рады, и как довольно выгодное экономическое соглашение. (Стоимость немецкого угля разнилась от 4,5 до 5 рублей за тонну.) Когда это обязательство тоже оказалось несколько обременительным для германской экономики и транспорта, а требования Украины насчет поставок угля усилились, немцы решили распространить свою оккупацию на угольные шахта Донбасса (на них Украина некоторым образом претендовала). Таким образом, они разрешили данные проблемы одним ударом. Экономические соображения, очевидно, играли важную роль, но нельзя говорить при этом об осуществлении предварительно согласованной программы «обеспечения безопасности для экономических интересов Германии на Востоке», как это делает Фишер в хорошо известной книге. По его мнению, немецкие промышленные круги зарезервировали для себя природные ресурсы Украины еще в декабре 1917 года, до начала переговоров в Бресте. Немецкие документы того периода указывают на то, что распространение германского господства на район Дона и Донца явилось такой же импровизацией, как вся «восточная политика» рейха в целом.

Немецкий контроль над транспортной сетью Украины рассматривался с самого начала как абсолютно необходимая меры для осуществления украинского предприятия Германии. Одним из ее первых шагов было овладение украинскими железными дорогами – согласно плану, оглашенному Кюльманом еще 20 февраля. Хотя этот шаг не оговаривался никаким специальным соглашением, правительство Рады не стало ему открыто противодействовать, что фактически способствовало германо-австрийскому участию в обеспечении функционирования железных дорог. Отправка генерала Грёнера в Украину явилась еще одним доказательством важности, которое немцы придавали эффективному контролю и бесперебойной деятельности транспортной системы Украины.

Совместный австро-германский контроль над этой системой оговаривался в соглашении по разграничению сфер влияния в Украине, заключенном Берлином и Веной 29 марта 1918 года. Железные дороги, а также водные пути Украины передавались под контроль центральной железнодорожной администрации со штаб-квартирой в Киеве. Это учреждение возглавлял германский представитель по железным дорогам, у которого был заместитель-австриец. Хотя поддержание железнодорожных путей в рабочем состоянии и их ремонт осуществлялись сторонами совместно, движение транспорта в каждой зоне оккупации находилось в ведении начальника соответствующей полевой службы, за исключением дороги Харьков – Крым, остававшейся под контролем немцев, несмотря на то что она проходила через австрийскую зону оккупации.

Кроме того, было создано Черноморское бюро с центром в Берлине. Задача этого австро-германского учреждения заключалась не только в организации движения судов по Черному морю и Дунаю, но также в регулировании транспортных перевозок в низовьях Днепра. В то время как река Буг оставалась под контролем австрийцев, регулированием движения транспорта по Днепру в верхнем течении занималась центральная железнодорожная администрация. В результате большую часть времени железные дороги Украины функционировали нормально. Движение транспорта по Черному морю и рекам тоже было хорошо организовано и позволяло осуществлять перевозки гораздо большего тоннажа, чем ожидалось. Только в одной Одессе было захвачено в качестве военных трофеев более сотни транспортных судов и немедленно введено в эксплуатацию.

Что касается военных трофеев в целом, то в результате вторжения на территорию Украины под контроль немцев и австрийцев попало дорогостоящее военное и другое промышленное производство. Хотя до середины августа 1918 года не было достигнуто официальных договоренностей с правительством Рады о разделе военных трофеев, немцы и австрийцы нисколько не гнушались отправкой в собственные страны ценных видов продукции, таких как автопокрышки, аэропланы и медь.

Наем рабочей силы в Украине рассматривался немцами вполне серьезно еще до заключения с ней договора. Германские власти также настаивали на удержании у себя всех российских военнопленных, включая украинцев, «поскольку действия в противоположном направлении, по мнению генерала Людендорфа, означали бы крах германской экономики». В результате почти 1 млн 200 тысяч россиян пришлось оставаться в Германии до конца войны. Немцы попытались в Брест-Литовске добиться согласия украинской стороны на наем дополнительного количества сельскохозяйственных рабочих. Однако, когда представители Рады не проявили энтузиазма относительно этого предложения и заявили, что в Украине в данное время излишки рабочей силы отсутствуют, немцы оставили свои попытки, но не забыли о них. Генерал Людендорф вернулся к этому вопросу летом 1918 года. Он выступил за призыв немецких колонистов на службу в вооруженные силы рейха и выразил надежду на привлечение призывников из числа других народностей, населявших страну. Он также запланировал массовый наем рабочей силы с Востока для замены ею немецких рабочих в Германии с целью высвободить для армии новые резервы. Генерал Людендорф объяснял провал собственных планов «отказом военного министерства сотрудничать». Хотя в некоторых советских источниках утверждается, что немцы отправляли в этот период украинских и белорусских рабочих и крестьян на работы в рейх, автор в результате исследования германских архивов и других источников не выявил доказательств подобных депортаций.

Недостаточное сотрудничество со стороны Рады в экономической сфере и растущую неудовлетворенность немцев результатами украинского предприятия нельзя объяснить исключительно непрочностью ее положения и преувеличенной оценкой запасов зерна в Украине. Эти два обстоятельства играли важную роль в германо-украинском конфликте, но имелись и другие противоречия, препятствовавшие компромиссному соглашению. Удовлетворив многие требования центральных держав, Рада решила сохранить хотя бы некоторые свои полномочия как правительства. Не следует также забывать, что существовали серьезные идеологические разногласия между социалистической Радой и представителями кайзеровской Германии и Австро-Венгрии. Тем не менее можно предположить, что, будь Рада попросту слабой и дай она свободу действий немцам в деле обеспечения их экономических потребностей, ей бы позволили существовать в качестве управляющего органа весь период оккупации. Австрийцы, в целом более критичные и менее терпеливые в отношениях с Радой, не скрывали своего раздражения тем, что «социал-революционный режим, слабый и некомпетентный, пользуется такой поддержкой немцев». Оставаясь абсолютно равнодушными к будущему Украины, они в то же время были вынуждены поддерживать отношения с Радой, поскольку нуждались в украинском хлебе.

Разногласия между немецкими оккупационными властями и Радой проявлялись прежде всего в сфере аграрной политики. В первое время немцев заботил не только сбор имеющихся зерновых излишков, но и производство зерна на перспективу. Это предполагало оценку возможностей экономической эксплуатации Украины с учетом обработки всех пригодных земель, независимо от того, в чьей собственности они находились. 18 марта 1918 года генерал Людендорф попытался убедить немецкое командование в Киеве в необходимости «немедленной и как можно более интенсивной обработки земель». Через несколько дней немцы потребовали от Рады подготовить два постановления: одно – относительно возвращения земли и собственности помещикам, а также выплаты им компенсации за незаконный отъем, а второе – относительно обработки всех пригодных земель и строгих наказаний за несоблюдение решений.