Текст книги "Начало пути"

Телефонный звонок прервал беспокойный сон, но он был как бы в руку. Звонили из кадетской школы, и именно только что приснившийся бывший классный руководитель Петрович. Он узнал, что Андрей в Челябинске, и приглашал в кадетскую школу – хотел, чтобы Андрей провёл встречу с его нынешними курсантами. В любой другой ситуации Андрей непременно бы заехал в «гнездо», – как любой курсант, покинувший его, он свято верен был кадетскому братству. И с удовольствием поделился бы с ребятами опытом жизни и борьбы в большом мире. Но вот нынешние обстоятельства, гонка, в которую его впрягли самые авторитетные для кадетов люди, не позволяла распоряжаться самим собой. Об этом и поведал Андрей Петровичу. Тот как узнал, что лично Сергей Иванович поручил Андрею срочно вылетать в Симферополь, уважительно хмыкнул и произнёс:

– Понятно, Андрюх! Тогда давай, выполняй приказ – только держи там хвост пистолетом! Знай, в случае чего за тобой все мы и всегда готовы подсобить. Ну а если сам Иваныч поручил, то, значит, действительно надо пахать как пчёлка и успеть сделать всё в срок. У шефа интуиция адская – знает мужик, когда надо поднапрячься, а когда можно всё делать в спокойном ритме. Если уж он начал дёргаться и гнать, то жди грозы.

– Ну, дёргаться-то он не начал, но настоятельно рекомендовал, никуда не заезжая срочно двигаться в аэропорт и вылетать в Симферополь. На объекте всех на уши поставить, но обеспечить бесперебойный ход строительства. Настаивает, что, чтобы не сорвать графика работ, придётся, не дожидаясь окончания всего комплекса работ по геологоразведке, приступать к возведению опор. Объясняет это тем, что в местах, где будут стоять опоры, геология уже известна и нечего ждать, когда работы будут закончены по всей трассе мостового перехода. Потом будет слишком много помех, чтобы спокойно работать.

– Вот видишь – ждёт каких-то негативных сюрпризов. Сам знаешь, в каком восторге были все буржуины и зелёная поросль укропов, когда в результате землетрясения обрушился мост через Керченский пролив. Как бендеровцы гопак плясали и радовались разрушениям и погибшим в Крыму людям. Это только официально западные страны приносили свои соболезнования, а на самом деле их пресса нас очередной раз с дерьмом смешивала. И представляешь ощущения буржуинов, если Россия, несмотря на всякие там санкции, колоссальные потери от крымского землетрясения, на крики светил экономики, вдруг возьмёт и возведёт такой объект. Да они там не просто обосрутся словесным поносом, а постараются любым способом помешать строительству моста. Своих агентов влияния зарядят по полной программе, чтобы те заболтали, залили помоями идею строительства, наверняка агенты влияния буржуинов создадут административные барьеры и проблемы в финансировании. Ещё и экологию примешают. А если всё это не поможет, то не забывай про всяких там террористов – или исламских, а может быть, и бендеровских. Так что Иваныч чует это всё, поэтому и гонит. Понимает, что с нашими технологиями мы уже успеем мост построить, а буржуины только начнут свою грязную игру. Если по старинке его строить, то лет пять, не меньше, надо ковыряться. А ты за сколько планируешь его возводить?

– Ну, думаю, за пару лет управимся.

– Вот видишь, как мы можем кинуть буржуйских аналитиков. На Западе ещё только пердеть начнут, а мост уже стоять будет. Ещё только первые гранты перечислят своим шавкам, а в Крым уже можно будет по мосту ездить. Вот так, парень! Прижми хвост всяким там пособникам буржуинов – покажи, на что способны бывшие кадеты. Поговорил с тобой и тоже взбодрился. Теперь начал ворочать мозгами и некоторые распоряжения начальства понимать. Вот Бык недавно проводил совещание, где поставил задачу переделывать расписание занятий девятой роты. Распорядился их, так же как и десятую роту, обучать работе на тренажёре «Жар-птицы». И в занятиях физподготовкой сместить акцент в сторону обучения курсантов хорошо переносить перегрузки. Так что, Андрюх, похоже, наших птенцов готовят к полётам на «Рексах». А это о многом говорит умному человеку. Так что думай и будь готов к любой неожиданности.

Слова Петровича перекликались с мыслями Андрея. Он тоже был уверен, что враждебные силы постараются сделать всё, чтобы помешать строительству моста в Крым. А когда на Западе узнают, что строится не просто мост, а буквально нитка жизни для жителей Крыма, так возможны и диверсии на подведомственных ему объектах. Об этом он прямо говорил сегодня Сергею Ивановичу. Потом они вместе думали, как оградить важнейшие объекты от вражеских происков. Самым узким местом был признан подвоз компонентов для синтеза уралия. Если даже диверсант проникнет на саму стройку, то взрывчатка, которую ему удастся заложить, не сможет повредить элементу моста, изготовленному из уралия. К тому же все объекты взяты под охрану внутренними войсками, и даже больше того: ФСБ обещает направить в тот район свою спецгруппу, обученную борьбе с террористами. Так что в месте проведения работ смертельные укусы противников строительства моста исключены, а вот подвоз стратегического сырья очень уязвим. Несколько тысяч километров везти тургоякский песок и смолинскую воду, и на любом перегоне возможно пустить под откос эшелон, перевозящий эти стратегические материалы. Казалось бы, ну и чёрт с ними, невелика потеря, загрузим новые эшелоны песком, а в цистерны закачаем смолинскую воду и всё равно доставим этот материал на Таманский полуостров. Но всё это было далеко не так – прошли времена, когда никто не считал, сколько тонн тургоякского песка отгружено. Запасы его значительно уменьшились, а новых месторождений так и не выявили, несмотря на колоссальные усилия геологов корпорации. Со смолинской водой положение было ещё труднее. Конечно, само озеро так и оставалось полноводным, но вот в шахте, откуда её черпали для синтеза уралия, воды становилось всё меньше и меньше. Темпы производства уралия были выше, чем воспроизводство одного из его главных компонентов. Вода просачивалась из озера в шахту очень медленно, не более трёхсот литров в сутки. Нарушать естественный процесс прохождения воды через земляные пласты правление корпорации запретило. Легко можно было что-нибудь нарушить, и обратно свойства природного катализатора не вернуть. Целая лаборатория, оснащённая новейшим оборудованием, уже лет двадцать билась над тем, чтобы вода, набранная из озера, приобрела те же свойства, что и жидкость из шахты, но ничего так и не получилось. К тому же вода из шахты требовала осторожного с ней обращения – например, хранить её можно было или в шахте, или же в специально изготовленных ёмкостях. Вода теряла своё свойство катализатора, если её транспортировать в обычных железнодорожных цистернах. Поэтому для корпорации были специально изготовлены три цистерны из дюралюминия, которые сейчас поступили в распоряжение Андрея. Если хотя бы одну из них диверсанты уничтожат, то строительство очень затянется. Эти цистерны весьма сложное изделие и были произведены по спецзаказу в Германии. Понятно, что если сейчас заказать подобные цистерны, то немцы не будут их производить, сославшись на санкции, а если самим напрячься и изготовить такие же мобильные ёмкости, то это затянется года на два, не меньше.

Когда обсуждали этот вопрос, Сергей Иванович, зло сплюнув, воскликнул:

– По полной программе окружили нас демоны! Спокойно вздохнуть не дают ублюдки! Чуть в сторону от их гибельного курса, так сразу окрик – стой! к ноге! А чуть промедлишь с исполнением приказа, так сразу на голову их помойные санкции и грязные измышления. Граждане стран, в которых эти демоны воцарились, находятся в каком-то мороке. Душу им заменили гаджеты и поиск доступных развлечений, чтобы убить своё свободное время. И к нам они напустили свои миазмы – соблазнили некоторых деятелей поменять свою бессмертную душу на полный зелёных бумажек кошелёк, который теперь те держат в своих душных подвалах.

Потом, немного успокоившись, продолжил:

– Ладно, не бери в голову, это всё эмоции, а их к делу не пришьешь. Нам в этой ситуации выход только один – действовать быстро, не давая шанса противнику помешать строительству моста в Крым. Мы должны опережать их хотя бы на шаг. И наши технологии и уралий дают нам этот шанс. Пока до них начнут доходить сведения, что русские опять начинают ковыряться с мостом, – основные материалы уже должны быть завезены на объект. Пока они раскачиваются, мы уже полностью закончим возведение мостового перехода. По данным Бориса Михайловича, несмотря на то что корпорация уже возвела много мостов, западные конкуренты ещё не в курсе, какой технологией и материалом мы обладаем. Не было ещё таких знаковых объектов, да и службы Михалыча хорошо работают, затуманивая мозги как нашим, так и западным специалистам. Они всё ещё уверены, что в Мостотресте просто собрались ушлые ребята с большими связями наверху. Гребут деньги лопатой, занимаясь очковтирательством и распиливая бюджетные деньги. Вот это и даст нам возможность пару лет спокойно заниматься делом. Информация о том, что Мостотресту поручили строительство моста, появится в открытом доступе дней через двадцать. И сразу же начнёт обрастать подробностями, как пилятся бюджетные деньги. Службы Бориса Михайловича об этом позаботятся. Да и учредители корпорации примут в этом посильное участие – например, Роман Евгеньевич через месяц вылетит в Куршевель, погудит там от души, посорит деньгами, постарается принять участие в каком-нибудь скандале. Одним словом, создаст впечатление купца-ухаря, которому подвезло хапнуть хорошие деньги, вот он и отрывается по полной программе. Ну, это ладно, ты не волнуйся, если до тебя дойдёт, как развлекаются учредители корпорации. Спокойно работай и знай, что это твои руководители отвлекают, так сказать, огонь на себя. Гони стройку вперёд, несмотря ни на что. Кадрами постараемся тебя укрепить – бывшие кадеты, которые сейчас заканчивают строительные вузы, будут направлены на строительство Крымского моста. Ты вроде бы об этом больше всего просил?

– Так точно, Сергей Иванович! Сейчас среди наёмных работников маловато энтузиастов. Даже большими деньгами трудно заставить народ перерабатывать и полностью посвятить себя поставленной задаче. Кратковременно можно лозунгами увлечь народ, но длительный период в таком темпе они работать не могут. Школа не та – это вам не бойцы, закончившие кадетское училище.

– Да, кадеты – это, пожалуй, наша главная надежда на успех всего дела! Вот скажи, только честно признайся, ты сам уверен, что сможешь преодолеть все возникшие трудности?

– Так точно, Сергей Иванович, – прорвёмся!

– Ну ладно, Андрей, тогда дерзай, и пусть нам способствует удача! Самолёт корпорации тебя ждёт на аэродроме, поэтому никуда больше не заезжай, а быстрей дуй в Симферополь. Впрягайся там в руководство строительства моста на полную катушку.

На этих словах аудиенция закончилась, и, пожав Сергею Ивановичу руку, я вышел из кабинета. Голова и тогда была мутная от бессонной ночи, а после беспокойного, нервного сна в машине она совсем ничего не соображала. В аэропорту вёл себя чисто на автомате, даже смог пошутить со стюардессой. Но когда пристроился в мягкое кресло, сразу отключился, даже не почувствовал момент взлёта. И сон был на удивление приятный, про благостные дни обучения в кадетской школе, про настоящую дружбу и верность.

Уже перед самым завершением полёта, наверное, из-за начавшейся воздушной болтанки (в Крыму разыгралась непогода), приснившаяся сцена свидания с первой любовью сменилась картинками драк с пацанами из Колупаевки. Именно наш выпуск был обречён на такие драки. Местные уличные банды не воспринимали того, что в Челябинске появилась сила, способная противостоять им – таким сильным и отчаянным пацанам. В их среде котировался только культ силы, ну и пришлось курсантам отвоёвывать авторитет. Это сейчас курсант в увольнительной может совершенно спокойно ходить один в любом районе города, а тогда это было невозможно. Стоило даже группе кадетов появиться, допустим, в кинотеатре, то после сеанса их обязательно поджидала толпа местных пацанов. И начиналось – в ход шли кулаки, часто ножи и практически всегда найденные невдалеке подручные средства. Насчёт этого курсантам было проще, каждый на себе носил своё оружие – конечно же, это был ремень с тяжёлой бронзовой пряжкой. Точно такой, какие носят солдаты, только на нём был выгравирован герб училища. И умение обращаться с ним было культом курсантов. В свободное время даже ребята из младших рот отрабатывали разные финты и удары ремнём. Эти бурные годы шатания по челябинским подворотням очень пригодились в дальнейшей студенческой жизни. А именно, при отвоёвывании места под солнцем в общежитии МАДИ. Учащиеся из кавказских республик полностью захватили над ним контроль. Можно сказать, превратили это место в большой гарем, где роль евнухов выполняли славяне. Ну, естественно, бывшие кадеты это терпеть не смогли. Хотя в МАДИ из бывших курсантов поступило всего два человека, но зато каких – настоящие рубаки и бойцы от Бога. Бились с супостатами насмерть, и, наверное, их бы в конце концов забили, но помешало этому кадетское братство. Кроме них в московские вузы поступило ещё двадцать семь бывших курсантов – вот они и явились той силой, которая в процессе разборок (некоторые из них были с применением огнестрела) и усмирила разбушевавшихся джигитов. Девятеро из них отправились на родину грузом 200, дюжина стали инвалидами. Среди бывших курсантов тоже были жертвы – пятеро похоронены на кладбище близ училища, и теперь курсанты периодически устраивают у их могил вахты памяти. Может быть, вся эта бойня продолжалась бы и дальше, ведь несколько челябинцев были объявлены кровниками влиятельных на Кавказе родов, но вмешалось руководство училища. И действовало оно несколько нестандартными методами. Были вызваны все не находящиеся на службе в силовых структурах выпускники, которых командировали в Махачкалу с единственным заданием – внушить местным абрекам, что трогать кадетов получится себе дороже. Кроме этого, под видом футбольных болельщиков туда же выехала девятая и десятая роты. Драки и поножовщина продолжались в столице Дагестана больше недели. И только тогда руководство училища пошло на переговоры с местными старейшинами. В результате этих договорённостей кровники примирились, топор войны был зарыт, а челябинцы стали в Дагестане весьма уважаемыми людьми. И уже даже в курсантской форме могли спокойно поодиночке гулять по вечернему городу. Дорого далось это умиротворение Махачкалы: из пятисот туда выехавших тридцать два прибыло в Челябинск в цинковых гробах. Семнадцать человек бывших курсантов получили срок и за большие деньги (чтобы сидели в определённом месте) отбывали его сейчас в Копейской колонии. Естественно, они там ни в чём не нуждались, а, наоборот, навели в этой зоне свой кадетский порядок. Так что даже внутри пенитенциарной системы у корпорации теперь тоже были свои люди. Большую роль в вопросе примирения сыграли представители дагестанской диаспоры Челябинска. Их отпрыски уже сталкивались с кадетами, и больше им этого не хотелось. Наверное, это они и довели до своих родичей – что нельзя будить этого зверя, разорвёт всех и будет биться до последней капли крови, и скорее всего, чужой. Объявляя кого-нибудь из кадетов кровником, получаешь несколько тысяч смертельных врагов. У которых есть всё – и деньги, и связи, и свирепость зверя.

Начавшиеся после кошмарных видений теоретические рассуждения внезапно прервались – мозг получил команду и переключился на другое, а именно вернулся в реальный мир. Андрей очнулся от сна, разбуженный толчком – это самолёт приземлился в аэропорту Симферополя.

Глава 7

После знакового заседания Совбеза в Тургояке жизнь Сергея стала напоминать гонку на выживание. Теперь он превратился в важного государственного чиновника, и нагрузка, добавившаяся к работе президента корпорации, руководителя первой лаборатории и прочим обязанностям, включая и члена попечительского совета кадетского училища, довольно сильно возросла. А выгода от этой дополнительной нагрузки была-то всего лишь одна – добавившийся в кабинете телефон. Правда, он был особенный, что-то типа палочки-выручалочки, облачённой в форму телефона – стоило его поднять, и ты связывался с президентом страны. И Сергей этим волшебным телефоном бессовестным образом пользовался. Ну не хотела административная машина двигаться без толчка сверху. И даже после нажима из Москвы она со скрипом начинала еле-еле вертеться, грозя вот-вот остановиться. Единственно, почему не останавливалась, это из-за того, что Сергей не только драл горло, грозя разным должностным лицам санкциями, вплоть до уголовного преследования, но и хорошо смазывал ржавый административный механизм разными бонусами, а иногда и живыми деньгами из фонда корпорации. Худо-бедно, но дело двигалось, административные препоны перед структурными подразделениями корпорации снимались. Пускай экономика страны в большинстве отраслей и была в стагнации, но уже кое-где появлялись ростки использования новых технологий на основе уралия и производных от него. Иногда в самых неожиданных сферах происходил прорыв российских товаров на мировой рынок. Например, самые передовые позиции были заняты в совершенно не свойственной для России сфере деятельности, такой как зубное протезирование. Необыкновенной прочностью обладали протезы, изготовленные в России. Потребители это быстро просекли, и заготовки для имплантатов практически все теперь завозились из России. А богатый пациент, которому требовались особо сложные протезы и суперкоронки, потянулся в Челябинск. Там возник громадный стоматологический центр, где индивидуально, для каждого клиента, путём распечатки на 3D-принтере изготавливали уникальный протез. Поток клиентов постоянно увеличивался, и уже процентов пятьдесят из них были иностранцы. Но это один из маленьких и незначительных фактов успеха российских технологий. Главные же товары, которые сметали всех конкурентов на своём пути, это, несомненно, были солнечные батареи и супераккумуляторы. Если кое-как со спросом на солнечные батареи корпорация справлялась, то на аккумуляторы стояла очередь из оптовых покупателей. Всем они стали нужны, и больше всех требовали поставки супераккумуляторов, ставших называться у-батареями, производители электромобилей. Но удовлетворить растущий спрос корпорация не могла – больше половины мощностей построенного в Тургояке аккумуляторного завода было задействовано на программу «Рексов».

А эта программа требовала колоссальных ресурсов. Ведь кроме производства самих «Рексов» развернулись работы по возведению второй стапели. Население Тургояка многократно увеличилось, перевалив за пятьсот тысяч человек. Все общежития были переполнены, и даже недавно возведённые корпуса пятой школы теперь использовались для проживания привлечённых специалистов. Город из тихого посёлка, заселённого в основном научными работниками и членами их семей, превратился в клокочущую скороварку, выпускающую из себя пар в виде конфликтов между старыми жителями и недавно прибывшими. Невероятная вещь: в городе стали случаться драки, появились алкаши и наркопритоны, открылось несколько злачных заведений. Одним словом, город стал напоминать поселение Дикого запада Америки во времена золотой лихорадки. И это несмотря на то, что Тургояк был закрытым городом, и чтобы жить в нём, нужно было пройти ряд проверок по линии МВД и ФСБ. Казалось бы, в таком месте легко навести порядок – силовых структур море, пустил патрули, пересажал самых буйных и наглых, и станет опять тишь и благодать. Я, как президент корпорации и член Совбеза, запретил наводить порядок силовыми методами – хотя элементы бардака меня, конечно, раздражали. Но разрушить тот дух свободы, конкуренции, надежды вырваться в лучшую жизнь, который воцарился в головах жителей Тургояка, я боялся больше всего. Пускай у местных чиновников возникают трудности и проблемы, пускай жалуются некоторые жители на бардак и нарушения их права на спокойную жизнь, но зато город полон энергии и стремления развиваться.

С детства меня преследовал кошмар оказаться в таком месте, в котором побывал когда-то с отцом. Это было во времена СССР, а побывал я всего лишь в одном крупном и важном госучреждении. В воспоминаниях осталось, как мы, празднично одетые, с шумной городской улицы, прошли в большой каменный дом и попали в царство тишины и покоя, вход в которое охраняли два здоровых лба в милицейской форме. Казалось бы, ничего особенного в том доме не было, широкие коридоры, застеленные ковровыми дорожками, громадные дубовые двери и тишина… В голове после нахождения в этом доме пять минут сформировалась мысль, что за этими полированными дверьми, так похожими на крышки дорогих гробов, стоят мертвецы с косами, поэтому везде и стоит такая тишина. Это впечатление только усилило появление человека в чёрном костюме. Он шёл по краю ковровой дорожки тоже бесшумно – как будто крался. Схватив отца за край пиджака, я разрыдался, и это был первый и единственный раз в жизни. Тогда моя истерика произвела на отца удивительное впечатление, он повёл себя не так, как обычно, когда я капризничал. Вместо того чтобы дать подзатыльник, батя наклонился и шёпотом начал уговаривать, чтобы я вёл себя прилично, а когда это не получилось, схватил за руку и потащил обратно к выходу. Уже на улице надавал подзатыльников, наорав, приказал сидеть на лавочке и никуда от неё не отходить, после этого убежал обратно в этот страшный каменный дом. На улице было хорошо, пускай и непривычно, но вскоре нашёлся друг, мама которого сидела на соседней лавочке. Жизнь начала бить ключом, а в подкорке отложилось, что тишина и идеальный порядок означает мертвецов и смерть.

Потом, когда ту эпоху начали называть временем застоя, я стал уже взрослым и, основываясь на своих детских впечатлениях, мог представлять, что это было такое. Казалось бы, был порядок, по крайней мере видимость его, было тихо, впечатление такое, как будто все довольны своей жизнью, но это спокойствие, внешнее благолепие, было похоже на кладбище – идея умерла, осталось только животное желание набить себе брюхо и поудобней устроиться в самый красивый, навороченный крутыми прибамбасами гроб. Люди, которые рулили страной в годы заката социализма, совсем потеряли связь с реальностью. Старческие мозги уже совсем окостенели, а немощным членам требовался покой. Конечно, была попытка омолодить верхний эшелон власти, но она провалилась. Лень и инертность уже овладели большинством управленческих кадров, и дёргаться, внедряя что-то новое, совершенно не хотелось. Казалось бы, беспричинный распад великой страны детский мозг связал с тем мёртвым спокойствием, которое было в большом сером доме. Когда я вырос и стал мыслить логично, то сформулировал это детское впечатление – власти просто-напросто отгородились от шумных, беспокойных улиц кордоном и там, в тиши кабинетов, решали, казалось бы, архиважные проблемы. Но это для них они казались архиважными, а для жизни эти дутые вопросы не стоили даже выеденного яйца. Людьми надо было тогда заниматься, а не великими стройками. Видно же было, что народ желает хорошо жить здесь и сейчас, а не рвать жилы ради светлого коммунистического завтра. Перенапрягся уже, выиграв великую войну, и настрадался, восстанавливая хозяйство после колоссальных разрушений.

Вывод из всех этих впечатлений и душевных терзаний получился один: нация устала после череды грандиозных свершений и искусственным введением себя в коматозное состояние пытается выжить. Потеряла она самых энергичных и рисковых представителей. Умные и осторожные, конечно, сохранились, но без буйных оставаться собой в современном мире было очень проблематично. Что же делать? Вот, наверное, из этого вопроса и сформировалась идея искусственно воссоздавать цвет нации. По крайней мере, здоровых и деятельных ребят. А уж на них и ляжет вся остальная работа по возрождению и выходу из коматозного состояния.

Когда ещё под Смоленском мы с друзьями обсуждали, куда направим такую уйму деньжищ, которые получим, продав найденные сокровища, то я с пеной у рта доказывал, что нужно направлять всё в человеческий капитал. В общем-то, все были согласны, что даденные Провидением средства следует направить на возрождение страны, но вот только методы каждый отстаивал свои. У Ивана вся концепция развития упиралась в отсталость наших технологий, и значит, чтобы сделать рывок, нужно поднимать их. Весь упор на науку и технику – вот его кредо. Парня я сломал всего лишь одним примером:

– Ван, что ты зациклился на всяких там гаджетах и ноу-хау, мы же всё это проходили. Вспомни Советский Союз – там всяких ноу-хау было море, вот только внедрить их в повседневную жизнь та система так и не смогла. Капиталисты смогли, а мы нет – вопрос: почему? Да всё из-за обычных людей! Народу были по барабану всякие там научные достижения. Чтобы их внедрить, нужно было много работать, недосыпать, рвать жилы на производстве, а это возможно, если тебя со всех сторон подпирают конкуренты. А у нас этого не было, так что тогда напрягаться? Вот и не напрягались, только в одном направлении рвали жилы – это для обороны. Все силы туда направили, а народу вкусно кушать и красиво одеваться хотелось, ну, естественно, и зрелищ. Вот этим буржуины нас и взяли. И сейчас возьмут, так как люди продолжают хотеть вкусно кушать, красиво одеваться, и при этом особо не напрягаясь. На хрен им твои ударные стройки и великие свершения, если для этого придётся пожертвовать своим здоровьем и свободным временем. Кадры нужны специфические, чтобы внедрять разные там новации. Кровно заинтересованы должны быть руководители даже низшего звена, чтобы дело шло. И не наскоком должна быть эта заинтересованность, а постоянная – жить должны этим люди. Где таких взять? На Западе целый слой таких людей сформировала конкуренция. У нас во времена СССР тоже пытались воспитать народ при помощи коммунистической идеологии. Какая модель оказалась более успешной, мы теперь знаем. Пока нация не была обескровлена (революцией, коллективизмом, ВОВ), мы держали удар, а как только перестали бороться, так сразу и поплыли. Упёртых, романтиков и просто здоровых физически и психически людей выбила эра великих свершений. По большому счёту нам осталось обтекать и копить силы, чтобы выжить в этом жестоком мире. Или пойти наперекор истории и взяться исправлять эту вселенскую несправедливость. Не иначе, сокровища, которые мы нашли, это знак свыше, что именно нашими руками Бог хочет восстановить угасающую нацию.

– Что, получается, мы Богом избранные? – ехидно воскликнул Саша. – Что-то я не вижу здесь святых или хотя бы на худой конец блаженных.

Иван на эти слова громко захохотал, а Витек, периодически подхихикивая, начал ёрничать:

– Шурикан, да ты литру на грудь прими, сразу же блаженным станешь, а любой из нас тебе святым покажется, если с утра стаканчик рассола подаст.

Серьёзным оставался только я, хотя и хотелось колко подшутить над ехидствующим Саней. Но превращать этот судьбоносный разговор в балаган было нельзя. Поэтому, затолкав куда подальше свою амбицию самого остроумного в нашей компании, я тоном проповедника произнёс:

– Вы что, не понимаете, что не просто так нам достались эти марки и картины? Вспомните ту ночь в Москве перед защитой дипломов. Мы же вместо того, чтобы зубрить материалы, начали мечтать о том, как нам изменить эту долбаную действительность. Как хорошо бы иметь в распоряжении целый корпус янычар – умных, преданных, здоровых ребят. Каких мы дел бы натворили – Петру Первому такое бы не приснилось. И путь достижения цели мы тогда разработали – как получить и воспитать таких людей в наших реалиях. Только, как обычно у плохих танцоров, что-то нам мешало, а именно отсутствие финансирования. Так вот Бог, наверное, услышал эти споры, идея ему понравилась, и он ниспослал нам поездку на поля былых сражений и находку партизанского блиндажа, набитого сокровищами. Больше чем уверен, что если мы скрысятничаем или направим полученные деньги не на создание корпуса янычар, то не пойдут они нам впрок. Или сопьёмся где-нибудь на Багамах, или эти деньги перехватят слуги дьявола. У них система отработана, всё бабло спустят на развращение народа.

Как ни странно, моя, в общем-то, пафосная и напыщенная речь не вызвала града насмешек и издевательских шуточек. Мистика она заразна и цепляет человека без всяких обоснованных доказательств и долгого убеждения. Конечно, если он в этой теме и недоумевает, по какой причине ему так повезло (или, наоборот, не повезло). Случайность-то она случайность, но каждый человек в глубине души думает, что не обошлось без промысла Божьего. Особенно если это касается жизни или смерти. В нашем случае это тоже был вопрос жизни или смерти – слишком ценны были сокровища, по довольно дилетантским прикидкам Виктора, нынешняя стоимость коллекции марок превышала миллиард долларов, а кроме этих маленьких фитюлек были ещё и старинные картины известных мастеров живописи. Новости по зомбоящику все смотрели, а там часто поминали того же Рембрандта, картины которого уходили на аукционах за десятки и даже сотни миллионов долларов. А в одном из рулонов, обмотанном мягкой тканью, было три картины этого мастера. Даже за одну такую картину могли удавить нас всех как кутят, и пискнуть бы не успели. Народ всё это прекрасно осознавал, и если бы даже не внутреннее убеждение пустить все полученные средства на благие цели, то эти нежданно свалившиеся сокровища страшно использовать на свои корыстные цели. А вот потратить бешеные деньги на благо страны – это было не страшно, тут включалась генетическая память – пропадать, так с музыкой. Можно было рискнуть жизнью, тем более если всё это дело окутано мистикой и высшие силы как бы толкают на выполнение обсуждаемых нами ранее идей. Поэтому особых возражений не было – разговор и дальнейшие споры вызвали только методы воплощения этой необычной идеи по восполнению нации генетически здоровыми людьми. Так что вот во что вылились мои детские впечатления.

Год жизни в качестве члена Совбеза был труден, беспросветные нервотрёпки лишь изредка сменялись солнечными пятнами настоящей жизни. Такими свершениями, как празднование пуска последней очереди стапеля по производству «Рексов». Но и этот праздник был недолгим – проблем с комплектацией новых аппаратов только прибавилось. Вся эта суета, ответственность и дикое нервное напряжение наверняка бы доконали меня, но больше половины нагрузки принял на свои плечи молодой помощник президента корпорации – Лёня Пантелеев. И как практически все работники нынешнего управленческого аппарата, он был бывшим воспитанником детского дома, который курировала корпорация. Да, так вот получалось, что именно бывшие сироты были более приспособлены к реалиям жизни, чем выпускники кадетского училища. В отличие от здоровяков кадетов, эти молодые люди и девушки не блистали здоровьем и физической силой, но были хитрые, изворотливые и умные люди. Конечно, не все, но процентов тридцать из них могли, как говорится, без мыла влезть куда хочешь. И влезали, в основном, конечно, в органы власти, и это было на пользу корпорации. Ведь пускай эти бывшие воспитанники детского дома заботились в первую очередь о своём благополучии, но в их сердце было табу – ни в коем случае нельзя жить, нанося вред корпорации и родине. Два этих понятия для них были практически синонимы, и в этом была большая заслуга воспитателей, которых в этот конкретный детский дом подбирала кадровая служба корпорации. Наверно, из-за того, что в детском доме воспитывались как мальчики, так и девочки, которые в процессе учёбы постоянно контактировали между собой, характер у выпускников мужского пола был намного мягче, чем у ребят, закончивших кадетское училище. Может быть, и из-за этого детдомовцы были более гибкие и уступчивые. Если в кадетской школе царил дух физической силы, верности данному слову и мужской дружбы, то в детском доме главное было выделиться чем-нибудь из общей массы. Блеснуть перед девочками своим умом, ну, по крайней мере, оказаться впереди по успеваемости или в какой-нибудь сфере общественной жизни, а это иногда достигалось не мозгами, а расчётливостью, бывало и хитростью. Одним словом, воспитанные в детском доме были более приспособлены для современной жизни, чем выпускники кадетского училища. Учредители корпорации внимательно наблюдали за карьерами выпускников, анализировали и спорили – как же лучше организовать процесс формирования личностей? С одной стороны, в том обществе, которое было уже сформировано в стране, более успешными и эффективными будут прошедшие школу детского дома. А с другой стороны, по мнению большинства членов попечительского совета, нынешнее общество шло в тупик. Чтобы его пробить, одних гибкости, хитрости и ума мало – требовались твёрдость, фанатическая преданность делу, нечеловеческая работоспособность и здоровье. А этими качествами в полной мере обладали именно выпускники кадетской школы. Вот и было решено основное финансирование направлять на развитие кадетского училища – открывать новые филиалы, производить дополнительные наборы суррогатных матерей, улучшать качество преподавательского состава. Конечно, курировать Шумихинский детский дом корпорация не перестала. Продолжались финансирование и подбор кадров, соответствующий стандартам кадетской школы. Но вот филиалы было решено не открывать. Соответственно, количество детей-сирот, которые воспитывались в детском доме, было ограничено – максимум реконструированный в городе Шумихе детский комплекс мог принять в свои стены шестьсот сирот.