Текст книги "Кронштадтский детектив"

– Аэроплан сильно разбит? – хриплым шепотом выдавил из себя пилот.

– Точно не скажу, – проворчал зазывала. – Смотреть надо. Да самолет – ерунда, починим. Главное, ты живой остался. Вот господин хороший говорит, что даже кости не поломал.

– И всё-таки вам следует показаться врачу, – сказал я и добавил, когда зазывала бросил на меня хмурый взгляд: – Не волнуйтесь, если вы так стеснены в средствах, я оплачу его визит.

– Надо же, – хмыкнул зазывала. – Ну, тогда, конечно, благодарствуем, господин хороший.

Пилот тоже порывался что-то сказать, но смог только закашляться. Зазывала вытащил фляжку и дал ему хлебнуть. Эффект получился обратный: пилот еще больше раскашлялся, да так, что его пополам свернуло. Пожалуй, доктор тут всё-таки не помешал бы. Я уже нацелился было пойти и найти такового, когда пилот выдавил из себя фразу, заставившую меня задержаться:

– А деньги? Денег хватит? Сколько ты сегодня собрал?

Зазывала озвучил ему ту же сумму, что и мне.

– Получается четыреста рублей, – прохрипел пилот. – Но нам надо пятьсот! Сегодня!

В ответ зазывала развел одной рукой – второй он придерживал пилота за плечо – и пробормотал, что, мол, да, надо пятьсот, но есть только четыреста. Такие дела. Пилот через хрип протолкнул тяжелый вздох. Это был самый подходящий момент, чтобы влезть не в свое дело.

– Господа, – сказал я. – Возможно, я смогу вам помочь?

Пилот взглянул на меня так, как, наверное, взглянул бы голодный волк, внезапно приметив в лесной чаще упитанного ягненка.

– Он из полиции, – предупредил зазывала.

Пилот вздрогнул.

– Да, – подтвердил я. – Поэтому, прежде чем предлагать помощь, я хотел бы быть уверенным, что деньги не предназначены для совершения преступления. Сами понимаете, мое начальство не одобрит, если я профинансирую ограбление городского банка.

Пилот, снова зашедшись в кашле, замахал руками. Мол, никаких злодейств, согласен на ваши условия. Зазывала был более осторожен.

– Закон мы уважаем, – сказал он. – Но, простите, господин хороший, у нас тут вообще не принято его нарушать. Так с чего это вы именно нам помогать удумали? Мы ведь даже не представлены друг другу как положено.

– Последнее, думаю, легко исправить, – не сдавался я, после чего по всей форме отрекомендовался пилоту. – Вы, как я понимаю, инженер Морошкин?

Пилот согласно кивнул. Я повернул голову к зазывале. Тот фыркнул и сказал:

– Морошкин я.

– Вы? – удивился я, снова поворачиваясь к пилоту. – Погодите, а вы…

– Он тоже, – ответил за него зазывала. – Он Пётр, инженер, как вы правильно заметили, а я – Михаил, механиком буду. Братья мы. Анатольевичи, если это имеет какое-то значение.

– Отлично, вот и познакомились, – сказал я. – Что до остального, то я не благотворительное общество, но ссудить вам сто рублей смогу. Почему? Ну а почему бы и нет? Я, как и вы, верю в будущее авиации и буду рад поддержать усилия талантливого инженера в этом направлении. Может быть, именно благодаря вам мы перестанем заказывать дирижабли и аэропланы во Франции, а начнем выпускать свои, и не хуже.

Зазывала хмыкнул.

– Талантливый, – протянул пилот. – Боюсь, вы это не про меня сейчас сказали.

– Про вас, – уверенно заявил я. – Вы же взлетели. Какие еще доказательства вам нужны? Если бы вы не забрали так сильно вправо, то и полетели бы.

– Если бы, – ворчливо повторил зазывала. – Мы так уже лет десять летаем. Через забор и в канаву.

– В этот раз всё было по-другому! – вскинулся пилот и снова закашлялся.

– Ну да, – спокойно согласился зазывала. – В этот раз вместо канавы было дерево.

– Я просто его не увидел, – выдавил через кашель пилот. – Пока в моторе копался, слякоть очки залепила. Взлетал практически вслепую.

– Ну и снял бы их, – проворчал зазывала. – В небе-то перед кем форсить? Перед галками?

– Я снял. Только поздно.

Зазывала покачал головой.

– Вот так всегда, – сказал он мне. – Вечно мы не успеваем.

– Тише едешь, дальше будешь, – вспомнил я слова своего недавнего знакомого. – Подготовитесь как следует, дождетесь нормальную погоду…

– Простите, – перебил меня пилот, он же Пётр. – Но деньги нам нужны сегодня.

И, судя по его взгляду, нужны были до зарезу. Зазывала, который Михаил, тоже явно отнекивался только приличий ради.

– Что возвращает нас к теме нашего разговора, – подытожил я. – Речь, как я понимаю, идет о покупке нового агрегата, причем, судя по вашему нежеланию привлекать к делу полицию – явно контрабандного.

Братья переглянулись.

– Вообще-то, нет, – честно сказал зазывала.

После чего я с полминуты наблюдал отчаянную внутреннюю борьбу между желанием получить с меня сто рублей и послать меня куда Макар телят не гонял. С подачи Петра первое победило. Существовал, конечно, еще один вариант: братья могли меня обмануть, но им самим такая мысль в голову не пришла.

– Ну, в общем, дело такое… – начал зазывала, и оглянулся на брата.

Тот твердо кивнул. Я изобразил на лице композицию «я весь внимание». Зазывала вздохнул, и начал рассказывать. На всякий случай я всё-таки приготовился отслеживать нестыковки в его рассказе, но быстро это забросил. Такая дикая история могла быть только правдой.

НАЧАЛАСЬ ОНА АЖ шестнадцать лет тому назад. Тогда мои новые знакомые были «подающими надежды» молодыми людьми. Петр учился на инженера, Михаил устроился на завод учеником механика, а их третий брат Иван поступил на службу во флот. Но все трое были одержимы одной идеей, одной целью – покорить воздушный океан!

Увы, человек предполагает, а бог располагает. Первое же плавание Ивана стало для него последним. Да и не только для него.

В морской пучине сгинул броненосец «Русалка». По крайней мере, так гласила официальная версия. На Балтике бушевала буря, корабль попал в нее, и с тех пор его никто не видел. Позднее на одном из островов нашли шлюпку с «Русалки», на другом – деревянные обломки, за неимением других кораблекрушений приписанные ей же, а в порту – крышки от люков, забытые командой броненосца.

Впрочем, морячки вообще повели себя на редкость безалаберно. Капитан канонерки «Туча», получив строгий приказ сопровождать броненосец, забыл о нём и оставил «Русалку» посреди шторма и тумана. Да что капитан?! Адмирал флота заметил, что потерял броненосец, лишь спустя трое суток после трагедии! Полиция, кстати, уложилась в два дня, обнаружив разбитую шлюпку и доложив по инстанциям в морской штаб.

Потом, понятное дело, всем досталось на орехи. Адмиралу здорово всыпали за то, что выпустил «Русалку» в море, капитану канонерки – за то, что ее там оставил, а всем прочим, кто попал под горячую руку, за недостаточную бдительность и впредь на будущее. В 1902 году здесь, в Ревеле, был воздвигнут памятник в честь погибших моряков.

История печальная, но, казалось бы, давняя. Однако пару недель назад она неожиданно обрела продолжение.

Ближе к ночи братьев посетил один человек. Он отрекомендовался посредником и заявил, что представляет русалок Балтийского моря.

– Вот так вот, – сказал в этом месте Михаил.

Мол, это они утопили броненосец или, как считали сами русалки, забрали его себе. Он ведь тоже «Русалка», так что они как бы и право такое имели. Когда братья оправились от шока, у них возникло к гостю два вопроса. Первый озвучил Пётр:

– А что случилось с экипажем?

Экипаж, понятное дело, попал русалкам в плен. Мол, все пока живы – слово «пока» посредник четко выделил голосом – и обитают вместе с русалками на морском дне. Однако живые игрушки русалкам наскучили, и пришла пора от них избавиться. Либо утопить окончательно, либо отпустить, но не просто так, а за выкуп.

Второй вопрос – у меня он был бы первым – касался психического здоровья посредника, и, к моему удивлению, озвучил его сам посланец русалок. Причём сделал это вполне разумно. Он сказал, что нечего верить на слово первому встречному. Мало ли каких безумцев на земле русской хватает. Нет, братьям предлагалось лично встретиться с русалками, убедиться, что их новый знакомый – не сумасшедший, и узнать, так сказать, из первых рук условия выкупа, чтобы не подумалось, будто посредник что-то себе урвать на этом деле желает. Он-де исключительно о пленённых россиянах радеет.

В последнее братья не поверили. Другое дело, что навар посредника был для них вопросом даже не третьестепенным. Что ему посулили русалки за хлопоты – это его дело. Для братьев главное было, что Иван, возможно, всё еще жив. А русалки там или, к примеру, немецкие социалисты – это, как разумно заметил Михаил, дело десятое.

Встречу назначили, не откладывая в долгий ящик, в ту же полночь.

– И что? – не удержался я. – Видели русалок?

Пётр кивнул, а его брат подтвердил:

– Именно так, господин хороший. Вот прямо как вас сейчас.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДЕПАРТАМЕНТ ГОРОДА Ревель внешне походил на мавзолей. Это было массивное серое здание, подавлявшее одним своим видом. Внутри никто не бегал, не кричал и никуда не спешил. Меланхоличный дежурный так долго изучал мои документы, что я уже начал подозревать, что он просто уснул с ними в руках.

Я тихонько постучал ладонью по конторке. Дежурный вперил в меня долгий вопросительный взгляд, после чего сообщил, наконец, в каком кабинете искать инспектора из Санкт-Петербурга: второй этаж и по коридору налево до самого конца, где свернуть направо.

Пройдя этим путем, я обнаружил просторный светлый кабинет, а в нем – Вениамина Степановича и неизвестного мне чопорного старичка с длинной седой бородой. Инспектор сидел в кресле за большущим столом. На таком разве что военную кампанию планировать. Вся столешница была погребена под множеством бумаг, и только с самого краешку нашлось место для фарфоровой кружки с чаем. И то, нашлось только потому, что часть бумаг старичок держал в руках, крепко прижимая их к груди.

– Добрый вечер, Вениамин Степанович, – начал я. – Добрый вечер и вам.

Старичок церемонно кивнул мне в ответ:

– И вам здравствуйте, молодой человек. Вы кто будете?

– Это мой помощник, – представил меня инспектор. – Ефим Родионович Кошин. Ефим, познакомьтесь: Пафнутий Павлович Чёрный, письмоводитель.

Старичок снова кивнул, но особой теплоты в его взгляде я не заметил. Только внимание. Инспектор взглянул на часы. У стены стояла настоящая деревянная башня с большим циферблатом, и стрелки показывали ровно четыре часа.

– Я так понимаю, этот ваш инженер никуда не полетел, – сказал инспектор.

– Увы, – ответил я. – Взлететь-то он взлетел, но сразу врезался в дерево. Хорошо хоть, живой остался. А вот аппарат – всмятку.

– Печально, – равнодушным тоном констатировал инспектор.

– Не то слово, Вениамин Степанович, – вздохнул я. – Аэроплан обратно в ангар на четырех тачках привезли. Плюс крылья отдельно.

– Вот как? – произнес инспектор, снова зарываясь носом в бумаги. – И что вы?

– Я пожелал пилоту скорейшего выздоровления и прибыл к вам на помощь, пока вас не поглотило это бумажное море.

Инспектор внимательно посмотрел на меня, потом на старичка, и, молча кивнув, снова углубился в изучение какого-то отчета. Я прошелся по кабинету и остановился у окна. Мелкий дождь накрапывал уже из последних сил, но упорно не сдавался. В тучах обозначился первый просвет.

– Похвально, – сказал инспектор, не прерывая чтение, так что я даже не сразу сообразил, что это относится ко мне. – Похвально, Ефим. Что ж, работы много, – он перелистал бумаги справа от себя и повернул голову к старичку: – А где форма по авансовым отчетам?

Старичок сунулся было в те же бумаги, но инспектор покачал головой.

– Нет, Пафнутий Павлович, это сами отчеты, а где утвержденная форма и приказ по ней? Принесите, пожалуйста.

– Слушаюсь, господин инспектор.

Письмоводитель аккуратно пристроил свои бумаги на краешке стола и вышел из кабинета. На его лице я успел прочесть: «Нет у нас такой ерунды и никогда не было!» Однако найти несуществующий документ всё же легче, чем сказать «нет» столичному инспектору.

В прошлом году эта же «драма» целый сезон с успехом шла в кронштадтской сыскной полиции, так что мысли и закулисные реплики героев я знал практически наизусть. Сейчас исполнялся акт первый, в котором инспектор требовал немедленно подать ему еще ненаписанный документ, а начальство, имеющее право подписи подобных бумаженций, отсутствовало. Нас тогда, помнится, спасли политические дрязги. Отделение сыска создали, а начальника сразу не назначили, ну а без руководства – какая же бюрократия?

Когда за письмоводителем закрылась дверь, инспектор не торопясь перелистал оставленные тем бумаги и негромко сказал:

– Хорошо, Ефим, я вас слушаю. Дело хоть интересное?

Со времени нашего знакомства он не уставал поражать меня своей проницательностью, но тут, когда я еще ни словом не обмолвился, это просто выбило меня на секунду из колеи, и я брякнул:

– Но как?

– Ефим, Ефим, – покачал головой инспектор. – Я готов, исключительно в порядке рассуждения, допустить мысль, что вы способны предпочесть вот эту бумажную волокиту, – он обвел рукой бумаги на столе, – возможности покопаться в очередном летающем чуде техники, но как рабочую версию я ее принять никак не могу. Слишком ничтожна вероятность. Стало быть, вам нужен я. Учитывая ограниченный круг моих интересов и дополнительно урезая его за счет вашего равнодушия к правильным сортам чая, вывод абсолютно очевиден. У вас на руках сложное дело, и вам нужен совет. Отсюда и вопрос: дело интересное или так себе?

– Интересное.

– Хм… Кого убили?

– Никого, насколько я знаю.

Инспектор покачал головой.

– Надо же, как вам с ходу подфартило. Только приехали, а сразу и дело интересное нашлось, и без смертоубийства. Но кто преступник, вы пока не установили?

– В общих чертах – установил, – ответил я.

Инспектор откинулся на спинку кресла и внимательно уставился на меня.

– Вы, Ефим, прямо как в сказку попали. Хвастайтесь, я вас внимательно слушаю.

– Насчет сказки, это вы в точку, – сказал я. – У нас тут дело о русалках вырисовывается.

Густые брови инспектора изобразили домик. Я быстро, но во всех подробностях пересказал ему историю братьев Морошкиных. Инспектор слушал молча. Лишь когда я дошел собственно до русалок, он медленно покачал головой.

– Хорошо, – сказал инспектор. – Первый вопрос: кто выступает в роли русалок?

Своей версии у меня не было, поэтому я озвучил то, что слышал от Морошкиных.

– Братья считают, что это русалки и есть.

– Вздор, – фыркнул инспектор. – Народ у нас суеверный. Подчас в такую бесовщину верит, что не сразу и поймешь, как такое вообще придумать можно. Но выто, Ефим, образованный человек!

Тут я не удержался и хмыкнул. Именно этот аргумент я приводил инженеру Морошкину. Михаил был человек простой, поближе к земле. Если он видел русалок, то так и говорил: да, эти морские барышни существуют, а как они правильно именуются – это для него совсем не важно. Пётр же как инженер пытался осознать увиденное с научной точки зрения. Последняя уверенно гласила, что такие существа, как русалки, в природе не существуют, но все мои доводы разбивались о: «Да господи, Ефим Родионович, я сам их видел!»

Так что я переадресовал слова инженера Вениамину Степановичу и развел руками. Тот ненадолго задумался.

– Пусть будет так, – сказал, наконец, инспектор. – Примем пока термин «русалки» для идентификации преступной группы. Второй вопрос. Вы, конечно, не из тех, кто выпаливает новости прямо с порога, но у меня сложилось впечатление, что присутствие Пафнутия Павловича было излишним.

– В общем, да. Я дал Морошкиным слово, что не буду вмешивать в дело местную полицию. По крайней мере до тех пор, пока передача выкупа не состоится.

– Опрометчиво, – констатировал инспектор. – Были причины для подобного обещания, или исключительно по зову сердца?

– Больше второго, чем первого, – признал я. – Честно скажу: тронула меня их забота о брате. Но свои соображения тоже были.

Инспектор покачал головой.

– Всё интереснее и интереснее. Хорошо, Ефим, излагайте ваши соображения.

– Угу. Вы не заметили, что, начиная с вокзала, за нами следили?

– Нет, – ответил инспектор. – Каюсь, не следил за этим. Наша миссия не предусматривает ничего тайного. А почему вы меня не предупредили?

– Простите, Вениамин Степанович. Я заметил слежку уже после того, как мы расстались. Хотя самого соглядатая приметил еще на вокзале.

Я подробно описал внешность лешего. Инспектор кивнул.

– Да, я тоже обратил на него внимание, – сказал он. – Хорошо, излагайте дальше.

– Дальше этот тип проследил за мной до почты. Затем я зашел перекусить и заметил, что он наблюдал за мной через окно. К сожалению, он тоже заметил, что я обратил на него внимание, и исчез. Больше я его не видел.

– Это логично, – протянул инспектор. – Вы его вспугнули, и он решил временно залечь на дно. С делом русалок есть связь?

Связь была, и самая прямая. У Михаила Морошкина оказалась отменная память и такое же зрение. Несмотря на поздний вечер, он очень хорошо разглядел посредника. Это был леший.

– Замечательно, – произнес инспектор, хотя тон его свидетельствовал об обратном. – Вы дали слово не посвящать в дело местную полицию, а нас с вами как минимум один из преступников знает в лицо.

– Но никто, кроме местной полиции, не знал о нашем приезде, – возразил я.

– Да, это верно, – кивнул инспектор. – Стало быть, как минимум один из них уже посвящен в это дело. Хорошо, когда намечена передача выкупа?

– Сегодня в полночь.

– Где?

– На берегу залива, примерно в трех километрах от города. Инженер показывал мне карту. Местечко довольно глухое, но дорога там есть.

– И за ней, конечно, преступники установят наблюдение, – проворчал инспектор. – А то и засаду устроят.

Я согласно кивнул. По улице под окнами проехал экипаж и остановился у входа. Из коляски выскочил усатый мужчина в форме. На ходу что-то бросив кучеру, он быстро прошествовал к дверям и скрылся за ними.

– О засаде мне тоже сразу мысль в голову пришла, – сказал я. – И, кстати, не только мне.

– Вот как?

– Да. Я сразу заметил, что посредник как-то быстро самоустраняется. Обычно ведь как? Преступники затем и привлекают посредника, чтобы свою личность скрыть. Ладно, тут случай особый. Но встретились, представились – вроде всё. Ан нет! Выкуп тоже лично в руки передать надо, и знаете по какой причине посредник отказался? Мол, места глухие, и если его по дороге ограбят, то он кругом виноват выйдет.

– Хм… – протянул инспектор. – А если ограбят братьев, то виноваты они, и освобождать Ивана, если он еще жив, русалки не обязаны. Вот уже одна рабочая версия. С другой стороны, русалкам, если они с хвостом, тоже не с руки бегать по земле. Стало быть, нужен посредник. Это если мы принимаем существование русалок. Хм… А какова сумма выкупа?

– Русалки запросили тысячу рублей, но не деньгами. Им как бы под водой купюры бесполезны, поэтому они хотят драгоценностей на ту же сумму. Золото, бриллианты, всё такое.

– У Морошкиных есть драгоценности? – сразу спросил инспектор.

– Нет, но в городе есть ювелирный магазин. Его хозяин даже пошел братьям навстречу. У него зависли какие-то украшения, которые он никак продать не может, и он готов уступить их за полцены. На витрине они выставлены аккурат за тысячу, так что формально русалкам придраться не к чему.

Обдумав мои слова, инспектор кивнул.

– Да, пожалуй. Что вам известно про этого ювелира?

– Только то, что мне рассказали Морошкины. Зовут его Франсуа Симоно, он из французов. В Ревеле имеет свою коммерцию, открыл ее с год назад. Насколько я понял, дела у него идут неважнецки. Так что эта сделка вроде как для обеих сторон вынужденная.

– Нет худа без добра, – ответил инспектор. – Две необходимости – самое надежное основание. Значит, с этой стороны у нас проблем не возникнет. Хорошо. Тем не менее зайдите к нему. Осмотритесь, купите какую-нибудь мелочь не дороже десяти рублей. Может пригодиться, если потребуется наладить контакты.

– С ювелиром или с русалками? – усмехнулся я.

– И с тем, и с другими, – без тени улыбки ответил инспектор. – Консультация специалиста по драгоценностям нам определенно понадобится. Ежели сумеете подольститься к какой-нибудь морской барышне и выведаете что-либо о заложниках – тоже хорошо. Так, дальше, Ефим, какой ваш следующий ход?

– Мой?

– Конечно. Дело-то ваше.

В задумчивости я потер подбородок.

– По правде говоря, Вениамин Степанович, ничего оригинального пока в голову не пришло. Очевидно: надо проследить за братьями и за тем, кто получит выкуп…

– Но это слишком очевидно, и преступники непременно учтут такую возможность, – закончил за меня инспектор. – Однако оставлять Морошкиных совсем без присмотра тоже нельзя. В таком ключе помощь местной полиции была бы кстати.

Тут он вопросительно посмотрел на меня. Я подумал – хорошо подумал – и отрицательно покачал головой.

– Нет. По крайней мере, пока мы не узнаем, кто тут связан с лешим. Да и раз уж Морошкины решили платить, быть посему. Это их родственник. До выкупа я поддержу их деньгами и незаметно прослежу, а дальше, видимо, придется действовать по обстоятельствам.

– Хорошо, – кивнул инспектор. – Про первый пункт поподробнее, пожалуйста.

– Первый? А, да. Морошкины собрали только четыреста рублей. Я обещал добавить им сотню, но с собой не было.

Инспектор вынул из нагрудного кармана бумажник и отсчитал десять червонцев.

– Вот, – сказал он, положив деньги на стол. – Незаметно пометьте каждый и включите в подотчетные суммы отдельными строками с подробным описанием пометок. Сделайте это сейчас.

В ответ я тяжко вздохнул. Сама по себе идея пометить деньги была правильной. Морошкиных вполне могли ограбить по дороге, благо преступники знали – когда и куда они направятся, а для земных бандитов наличные деньги были бы куда предпочтительнее, чем примелькавшиеся горожанам украшения на ту же сумму. Но десять подробных записей только именовались строками, а на бумаге каждая заняла бы и две, и три строки. А все десять – целую страницу. Если на этом наши расходы не закончатся, то будут и другие записи, а с ними – сквозная нумерация с отдельной описью записей. Короче, та еще бюрократия.

– А вот это вы зря, – сказал инспектор. – Единый документооборот, Ефим, это один из ключей кооперации полицейских отделений всей империи в единое целое. Времена сыщиков-одиночек остались в прошлом веке. Будущее – за системой.

Это я уже слышал, и не один раз. Причём самому инспектору отсутствие системы нисколько не мешало с легкостью раскрывать самые запутанные дела. Систему он строил для таких, как я, что не могло не огорчать – в новое поколение Вениамин Степанович явно не верил.

– И еще, Ефим, – чуть помедлив, добавил инспектор. – Возьмите с собой револьвер.

– Непременно, – пообещал я. – И бинокль.

– Вряд ли вы что-нибудь увидите ночью, но согласен, лишним не будет, – сказал инспектор. – Наши вещи вон там.

«Там» подпирал потолок массивный шкаф из красного дерева. Тяжелые дверцы были в два пальца толщиной. Полки пустовали, и только на нижней скромно притулился наш багаж. Зонтик инспектора стоял отдельно.

– Братья фонарь возьмут, – заметил я. – Чтоб не заплутать в ночи. Если русалки не догадаются потребовать сразу его погасить, есть шанс их рассмотреть.

– Разумно, – согласился инспектор. – Тогда действуйте, а я пока тут разберусь.

В дверь постучали. Вениамин Степанович разрешил войти, и в кабинет заглянул Пафнутий Павлович.

– Господин полицмейстер прибыть изволили, – доложил он. – Вас, господин инспектор, к себе приглашают.

ПОСКОЛЬКУ Я В число приглашенных гостей не входил, то без промедления отправился в путь. Начал с того, что избавился от слежки. Точнее, я провел ряд мероприятий, призванных «стряхнуть хвост», если таковой ко мне прицепился.

Я не спеша шёл по улице, а потом, будто что-то забыв, резко разворачивался и почти бегом спешил обратно, внимательно вглядываясь в лица немногочисленных прохожих. Все они равнодушно проходили мимо. Единственным знакомым оказался Пафнутий Павлович, да и тот меня, похоже, вовсе не заметил. Прижимая к груди кожаный портфель, он торопливо семенил в сторону почтамта.

На ближайшем перекрестке я свернул налево, потом рванул обратно и в быстром темпе отмахал целый квартал. Там на глаза мне попался ресторан. Я зашел в него и сразу выскочил через черный ход на соседнюю улицу. Не знаю, что подумала обо мне обслуга, но за мной никто не последовал. Спрятавшись под аркой, я впустую прождал минут десять. Либо за мной больше не следили, либо леший нашел себе на замену такого мастера, который мне не по зубам. Для собственного спокойствия я предпочел первое, но на всякий случай вспомнил еще пару подходящих уловок. В итоге сам заблудился и долго блуждал по пустынным улочкам в поисках хоть какого-нибудь указателя.

В ювелирный магазин «Симоно» я вошел уже без пяти шесть. Если его хозяин ставил своей целью пустить клиентам пыль в глаза – он, вне всякого сомнения, преуспел. Большое помещение было залито ярким электрическим светом. Для Кронштадта и тем более Санкт-Петербурга он уже становился привычным делом, а вот Ревель, насколько я заметил, жил пока по старинке. Вдоль дальней стены тянулся сплошной ряд витрин, где под стеклом было выставлено столько драгоценностей, что у меня сразу возник вопрос: почему здешний преступный мир до сих пор не взял магазинчик штурмом? Скучающий у дверей громила, который неумело изображал швейцара, остановил бы их разве что с пулеметом.

Едва над дверью прозвонил серебряный колокольчик, как навстречу потенциальному покупателю вышел сам хозяин. Он был невысокого роста и такой худой, что даже явно сшитый на заказ костюм изумрудного цвета, богато отделанный золотыми нитями, болтался на нем, как на вешалке. Не человек, а скелет какой-то. С радушием голодного людоеда он сразу бросился ко мне.

– Приветствую вас в магазине Симоно, – пропел этот тип. – Я – Симоно, и Симоно – это я. Позвольте выразить уверенность, что вы не уйдете из магазина Симоно с пустыми руками.

Я в ответ выразил вежливое сомнение и предложил вначале показать товар. Симоно с радостью согласился. Мы прошли с ним вдоль всех витрин, и он с явным удовольствием рассказывал о содержимом каждой. Я не знаток ювелирного дела, но две мысли у меня к концу осмотра отложились.

В магазине не было простых украшений. Вообще. Никаких простых колечек, цепочек и тому подобного. Если кольцо – то обязательно с витиеватым узором, с драгоценными камнями. Если цепочка, то со сложным узорным плетением.

– Если Симоно продает украшения, то он продает украшения, а не предметы из драгоценных металлов, – гордо заметил по этому поводу ювелир.

На мой взгляд, украшения были слишком вычурными, где-то даже аляповатыми, но если он за год не прогорел, то, наверное, кому-то это нравилось. И этот кто-то должен был быть очень богатым.

– Очень красиво, – дипломатично сказал я, когда ювелир продемонстрировал такую цепь для часов, что, не будь она золотой, сошла бы за якорную. – Хотя цены, прямо скажем, кусаются.

Симоно картинно схватился за сердце.

– Ох, молодой человек! Как вы можете быть таким меркантильным пред такой красотой. Не смотрите на цены! Забудьте о них. Вы думаете, Симоно такой жадный? Нет. Симоно сделает вам скидку. В магазине Симоно для каждого покупателя скидка. Для каждого!

Я ради интереса стал считать, сколько раз он произнёс слово «Симоно». За те пять минут, что ювелир трещал у меня над ухом, оно прозвучало ровно сорок раз. В итоге я присмотрел серебряную брошку.

На мой взгляд, красная цена ей была пять рублей, у Симоно она была выставлена за двадцать, а отдал он ее за десять. Отсчитывая сдачу, ювелир пропел такую бессовестную хвалу моему отменному вкусу, что мне даже неловко стало. Точно рублей пять переплатил. А то и все восемь.

По ходу нашего разговора Симоно раз десять между делом ввернул, что он – ювелир в четвертом поколении, но вернее было бы сказать, что он был торгашом поколении эдак в двадцатом и болтуном – в двадцать пятом. Уходя прочь по улице, я еще добрых полчаса не мог вытрясти из головы «Симоно» с французским прононсом.

ПО ТОМУ АДРЕСУ, что дал мне Михаил Морошкин, располагалась какая-то забегаловка без названия и с дверьми нараспашку. Изнутри вкусно пахло щами. Народ тут собирался самый непритязательный: трудовой люд, всякая шантрапа и откровенно темные личности. Один столик оккупировала шумная компания молодежи. Судя по тостам, студенты праздновали день рождения одного из них.

Самого Михаила Морошкина я нашел в самом конце зала. Он ел щи и запивал их пивом. Странные у него вкусы. Увидев меня, Михаил кивнул, приглашая за свой столик. Я сел напротив.

– Если хотите кушать, надо Фёдора позвать, – сказал Михаил, кивнув в сторону мордастого мужика за стойкой.

– Нет, спасибо, я только по делу, – ответил я и вынул из кармана конверт. – Здесь то, что я вам обещал.

Михаил не спеша развернул на столе салфетку, отложил на нее ложку и только тогда взял в руки конверт. Аккуратно заглянув внутрь, он, не вынимая, пересчитал червонцы и кивнул.

– Всё так. Спасибо вам, господин хороший. Если я что могу для вас сделать…

– Сможете, – ответил я. – Деньги, что вы приготовили – все бумажные?

– Да. Сумма и так не маленькая, чтоб с мелочью таскаться.

– Отлично, – сказал я. – На червонцах есть маленькая чернильная точка над словом десять. На ваших банкнотах сделайте такую же точку, но над словом рублей. Только не в одном и том же месте, и еще перемешайте деньги, мои с вашими, чтобы не по порядку.

Михаил наморщил лоб.

– А вы уверены, что это не повредит? – спросил он. – Если русалки заметят точки, что мы им скажем?

– Русалкам же вы драгоценности обещали, – напомнил я.

– Ах да, верно. Запамятовал. Ладно, сделаем. Петра попрошу, он у нас чертежник.

– Кстати, как он себя чувствует?

– Оклемался уже, – проворчал Михаил. – Нам это не впервой.

– А триплан?

Михаил вздохнул.

– А вот он отлетался. Слава богу, мотор уцелел. Побился малость, но я его починю. Остальное-то построить – дело не такое хитрое. Был бы материал. Только на него опять же деньги нужны… Ну да придумаем что-нибудь. Тоже не впервой.

– Ну и хорошо, – ответил я. – И вот еще что: когда соберетесь к ювелиру, возьмите лучше экипаж.

– Прогуляемся, – сказал Михаил. – Чего зря деньги переводить? Но смотреть, знамо дело, будем в оба. Сами понимаем, не маленькие уже. Встречаться с русалками Петру одному велено, но до места я его провожу.

– Правильно, – одобрил я. – Во сколько выходите?

– У ювелира нам назначено к десяти, так что выйдем в девять тридцать, – неспешно начал перечислять Михаил. – Русалки ждут к полуночи. Туда пешком час с лишком топать, но лучше с запасом время взять, так что прямо от ювелира не спеша и пойдем.

– А у ювелира почему так поздно?

– Откуда мне знать, – пожал плечами Михаил. – Вроде у них во Франции это еще ранний вечер. Или не хочет, чтобы другие покупатели видели, как он товар за полцены отдает.