Текст книги "Кронштадтский детектив"

Не успела за лешим закрыться дверь, как мы дружно рванули следом. Зайцев бесшумно поднялся на крыльцо и тронул дверь.

– Не заперто, – шепотом сообщил он.

Из открытого окна донесся сонный голос. Женский. Он спрашивал, что случилось.

– Цирк закрывается, – прозвучал в ответ резкий мужской голос.

Двое агентов, точно тени, метнулись к окнам. Зайцев резко взмахнул рукой и толкнул дверь. Мы с оружием в руках ринулись внутрь. Я и Зайцев – через дверь, агенты – прямо в окна. Открыто было одно из двух, но они запрыгнули в оба. Послышался треск и звон стекла. Затем густой бас прогремел:

– Всем стоять!!! – и добавил на полтона тише: – Ну, или сидеть!

Дружный женский визг возвестил, что операция по захвату русалок прошла успешно.

– Идемте, Ефим Родионович, – спокойно сказал Зайцев.

Я на ходу оглядел просторные сени. На вешалке одиноко висел серый плащ лешего. Внизу, на аккуратно расстеленной тряпке, стояли три пары женских туфель. Стало быть, ноги у наших русалок всё-таки были. И, судя по тому, как стоптаны были все три пары – по земле им пришлось отмахать немало верст.

Наклонив голову, чтобы не задеть низкую притолоку, я шагнул в комнату. Посреди нее стоял леший. Без плаща, в застиранной рубахе он еще больше походил на своего сказочного собрата, внезапно застигнутого городскими жителями. Взгляд из-под бровей так и метался по сторонам, высматривая лазейку. Руки постоянно подергивались, словно леший не знал, куда их девать, а два агента по бокам не располагали к свободному поиску. У одного в руках был револьвер, у другого – массивный металлический крест. Таким и перекрестить, и приложить при случае можно было.

– У него взял, – сказал тот, что с револьвером, ткнув оружием в бок лешего. – Заряжен.

На лавке рядком сидели русалки, все втроем укрываясь за одним покрывалом. На троих его не хватало, и я мог уверенно констатировать – помимо покрывала на красавицах были только короткие, обтягивающие бедра штанишки, покрытые чешуей. Старшая русалка сидела слева. При свете дня она еще больше походила под описание, данное ей Пафнутием Павловичем.

– Вера Ивановна? – полувопросительно обратился к ней Зайцев.

Та едва заметно кивнула.

– Всё-таки спалилась, дура, – прошипел леший. – Говорил тебе, нечего на телеграфе делать.

– А жить нам на что? – резко бросила в ответ Вера Ивановна. – Тех грошей, что ты оставил, хватило бы только на хлеб.

– Стройнее будете, – буркнул леший.

На мой взгляд, диета русалкам не требовалась. Ноги, торчавшие из-под короткого покрывала, были очень стройные. Кстати, они наличествовали у всех троих и были куда привлекательнее, чем рыбьи хвосты, однако интересы службы требовали именно хвостов.

– Здравствуйте, красавицы, – сказал я. – А где же ваши хвосты?

– Да вон, на печке сохнут, – хохотнул басом один из агентов.

Я повернул голову. Комната была большая, и всё же печка занимала добрую четверть помещения. На шестке стоял закопченный горшочек с мятой крышкой. От него исходил слабый аромат гречневой каши. Наверху, на полатях были разложены хвосты. На ощупь – уже сухие, но я не сомневался – те самые.

Сняв один из них, я с интересом рассмотрел сложную конструкцию. Максимум, что я ожидал увидеть – это штаны с ластами, стилизованными под хвост, однако им удалось меня удивить. Я держал в руках половину русалки: змееподобное тело длиной в полтора метра, покрытое темно-зеленой чешуей. С одной стороны был хвост, с другой – целая система рычажков. Узкие ремни по бокам позволяли пристегнуть хвост к ногам. Я наугад покрутил рычажки, и змеиное тело зашевелилось, будто живое.

Агент с крестом перекрестился.

– Впечатляет, – признал я. – Чья работа?

Русалки переглянулись, но ни одна мне не ответила.

Леший продолжал разглядывать пол с таким вниманием, будто там был начертан план побега. Пока они играли в гляделки, я сам догадался.

Леший не был похож на профессионального преступника. С другой стороны, глупым человеком он тоже не выглядел, и когда ему понадобилось чужое имя, он вряд ли назвал первое попавшееся. Скорее уж выбрал имя, владелец которого точно не мог случайно оказаться рядом и уличить его в обмане. Например, утонувший на болоте инженер, под именем которого леший записался в мебелирашках.

– Ладно, – неспешно и с расстановкой навскидку выстрелил я. – Тогда я сам скажу. Это чудо сотворил Артур Семенов.

Вроде попал. Плечи лешего заметно вздрогнули. Русалки дружно опустили взгляд.

– Тот самый человек, имя которого вы присвоили, – уже тверже сказал я лешему. – И тот человек, которого вы убили.

– Неправда ваша! – вскинулся тот. – Он сам утоп!

– Отправившись ночью на болоте собирать грибы, – усмехнулся я. – Нет уж, с этой сказкой – к кому-нибудь другому. Если хотите, чтобы я вам поверил, будьте любезны версию поправдоподобее.

– Не, ну, понятно, не за грибами, – пробурчал леший. – К нам сюда приходил он. Поговорить надо было.

Зайцев передвинул стол в центр комнаты и переложил на него хвосты с печки. Внешне они ничем не отличались от того, что был у меня в руках. Бросив «свой» хвост поверх двух других, я заметил:

– Вы остановились на самом интересном месте. Пришел он, и что дальше?

– Дальше мы поговорили, – пробурчал леший. – И он ушел.

– Не так быстро, – сказал я. – О чём говорили?

– Да вот об этом, – леший кивнул на хвосты.

Зайцев тем временем продолжал шарить за печкой.

Русалки с тревогой следили за ним, и чем ближе он подбирался к трубе, тем больше они волновались, однако мне в тот момент показалось важнее дожать лешего.

– Так, – строго сказал я. – Слова из вас клещами будут вытягивать в другом месте. Излагайте всё сразу и, по возможности, без драматических пауз.

Леший вздохнул. Его краткий рассказ не отличался ни связностью, ни вниманием к деталям, но суть дела я уловил. Семенов действительно был у них за механика. Работал хорошо, брал не дорого, да вот оказался слишком уж принципиальным.

Прослышав о русалках-вымогателях, Семенов быстро сложил одно с другим и пожаловал для серьезного разговора. Точнее говоря, для предъявления ультиматума: либо вымогательство незамедлительно прекращается, либо он идет в полицию. Лешего не устроили оба варианта. Соответственно, они не договорились. Семенов собрал свои инструменты в корзину и ушел, на прощание пообещав вывести русалок на чистую воду. Леший поспешил за ним, чтобы остановить механика-правдолюба, но якобы не догнал. По темноте да на нервах того занесло на болото неподалеку, где бедняга почти сразу оступился. Леший ничем не успел ему помочь.

– Не успел? – хмуро бросил от печи Зайцев. – Или не захотел?

Леший принялся божиться, что очень хотел, но чуть-чуть не успел.

– А корзину-то пустую нашли, – припомнил я.

– Так ему-то инструмент уже не нужен, – плавно перешел с причитаний на разъяснения леший. – А нам, глядишь, еще бы и пригодилось.

Я покачал головой. Зайцев что-то проворчал себе под нос, а потом громче добавил:

– Так, а это еще что тут у нас?

За печной трубой он нашарил небольшую коробку.

– Это наше! – вскинулась блондинка.

– Хорошо, что не отрицаете, – заметил я. – Чистосердечное признание вам непременно зачтется в суде.

При упоминании суда красавицы поникли. Зайцев заглянул в коробку и передал ее мне. Коробка была жестяная, со стершимся узором. Внутри лежали деньги: два червонца и рубля на три мелочи. Чернильных пометок на купюрах не было.

– М-да, не ценят у нас простых исполнителей, – проворчал я, пересчитывая деньги. – Это у вас на всех, или только ваше, красавицы?

Русалки переглянулись, и старшая сказала:

– Наши деньги. Нас троих. У господина директора свой кошелек.

Взгляд лешего стал подобен взгляду рассерженного тигра, но в образе сказочного персонажа он мне нравился больше, и побыть диким зверем я ему не дал.

– Директор, говорите? Ну что ж, господин директор, а чем вы похвастаетесь?

Леший дернулся одновременно с агентами. Он – к окну, те – наперехват. Ловко скрутив беглеца, они уткнули его носом в подоконник и обшарили карманы. Добычей стали старые часы с оторванной цепочкой – осталось лишь несколько звеньев – и кошелек. Внутри лежали две банкноты: червонец и двадцать пять рублей.

– Не густо для директора-то, – заметил я. – А где же драгоценности графа?

Русалки метнули три осторожных взгляда на лешего. Тот гордо молчал.

– Хорошо, сами найдем, – сказал я, разглядывая деньги.

На червонце над словом «десять» темнела маленькая чернильная точка.

– Меченый? – со знание дела спросил Зайцев.

– Да, – кивнул я. – Тот самый, что братья Морошкины передали ювелиру. Ну, что вы на это скажете, господин директор? Как банкнота от ювелира Симоно попала к вам?

– Сам разбирайся, раз такой умный, – буркнул «леший».

– Врезать? – предложил агент с револьвером.

– Не положено, – сразу отказал Зайцев. – Хотя я бы врезал. Для воспитания. По делу и так всё ясно. Деньги от ювелира, значит, он ими и расплатился. За что – ясно. Сейчас драгоценности найду, и дело в шляпе.

Леший изобразил на лице надменную ухмылку. Красавицы продолжали жаться под покрывалом. За окном послышались голоса. Выглянув, я обнаружил отряд солдат, присланных, как сказал их командир, нам в подкрепление. Подкрепление с любопытством заглядывало в окна.

– Вот что, молодцы, – сказал я. – Нечего на девушек пялиться, лучше пошарьте вокруг дома и в камышах. Если что найдете, ничего не трогайте и немедленно докладывайте.

– Слушаюсь, ваш бродь, – ответили все разом.

– Спасибо, – едва слышно прошептала брюнетка. – Если нам еще и одеться позволят…

– Вы и так неотразимы, – хмыкнул Зайцев. – Сейчас, только найдем драгоценности, и наряжайтесь. Вы не против, Ефим Родионович?

– Ничуть, – кивнул я и добавил, обращаясь к девушкам: – Так вам даже спокойнее будет. Не потребуется вас обыскивать. Мы, простите великодушно, прохлопали ушами и не пригласили женщину-полицейского.

– Ох, какая галантность, – фыркнула блондинка.

Старшая русалка посмотрела на своих подружек, на лешего – тот ответил самым суровым взглядом, какой только смог изобразить, – на Зайцева, методично обшаривавшего все углы, и вытащила из-под себя тоненькую подушку.

– Здесь всё, – сказала она, бросив подушку на стол.

Леший так рванулся к столу, что агенты вдвоем его еле удержали.

– Ишь ты, разволновался, – хмыкнул Зайцев.

Точнее было бы сказать – разбушевался. Красавицы называли лешего директором, но его лексикон больше подошел бы пьяному матросу. Зайцев спокойно взял подушку в руки. По одной стороне вилась тоненькая тесемочка. Зайцев потянул за нее, и подушка открылась. На стол вместе с пухом вывалились драгоценности.

– Нам это зачтется? – спросила старшая.

Мы одновременно с «лешим» ответили, что да, хотя наши обещания были выдержаны в разном ключе.

– Тогда выметайтесь, пожалуйста, – сказала она.

– Так не пойдет, – сразу отказал Зайцев. – Мы отвернемся. И этого крикуна заткните уже.

Агенты, развернув лешего к столу, запихали ему в рот наволочку от подушки. Он рычал сквозь нее и старательно семафорил нам глазами. Зайцев кивнул мне – мол, следи за дверью на всякий случай, – а сам повернулся так, чтобы краем глаза, но видеть оба окна рядом с русалками. Шуршание тканей возвестило, что красавицы начали переодеваться. С улицы доносились крики нашей «поисковой группы»:

– Нашел чего?

– Нет! А ты?

– Нет пока!

Три всплеска прозвучали как один. Мы разом развернулись. Красавиц не было. Лавка теперь стояла у самой стены. Перед ней в полу был открыт квадратный люк, и крышка опиралась на лавку. Мы с Зайцевым в один прыжок оказались около него. Внизу был колодец. По воде еще расходились круги, но самих русалок уже не было видно.

– Нашел чего-то! – донеслось с улицы. – Михайло, кликни сыщиков!

– Туда! – первым опомнился я. – Вы двое, стеречь и смотреть.

– Так точно! – гаркнули агенты.

Мы уже были за дверью.

– Где нашли?! – с порога закричал Зайцев.

– Тут оно, ваш бродь, – донеслось в ответ из камышей. – Дыра железная, и вода в ней пузыриться.

– Докладывай как положено! – рявкнули на глазастого солдата, но нам и такой доклад сгодился.

В нужном направлении вела едва приметная тропинка. Мы пробежали по ней, свернули на деревянные мостки – две доски, аккуратно прикрытые травой – и как раз успели увидеть, как из-под огромной коряги одна за другой появляются наши красавицы. Они так торопились сбежать, что не потрудились одеться.

Вход в нору, откуда они вынырнули, был обит металлом. С мостков он был практически не виден. Солдат разглядел его с самого края.

– А ну, стоять! – строгим тоном велел Зайцев.

Русалки разом обернулись на звук, увидели нас и дружно взвизгнули. Солдата звуковой волной снесло в воду. Он, правда, потом говорил, будто бы от неожиданности оступился. Впрочем, там вообще неожиданностей хватало. Когда он упал в воду, я вместо всплеска услышал отчетливый удар по металлу.

Вынырнув и отплёвываясь, солдат потирал ушибленный затылок и на чем свет стоит чехвостил всю нечистую силу, какая только есть в природе. Досталось и лешим, и русалкам, и даже домовым. Наши русалки, прикрываясь руками, медленно выпрямились.

– Ну что, красавицы, будем считать это наглядной демонстрацией того, как вы тайно выбирались из дома, – предложил я. – А вы взамен всё это объясните. Договорились?

– Куда деваться-то? – вздохнула старшая.

Сквозь камыши с треском ломились солдаты.

– Эй, там! – крикнул Зайцев. – Отбой тревоги! Я сказал, хорош скакать! Все улики затопчите. Пусть кто-нибудь один принесет сюда три шинели, остальным искать дальше. Эй, герой, – он повернулся к тому, кто только что искупался. – Тащи всё, что там – сюда.

Тот, не переставая ругаться, но уже себе под нос, навалился на что-то под водой и сконфуженно доложил:

– Простите, ваш бродь, один не сдюжу. Шибко большое.

– Оно на якоре, – тихо фыркнула блондинка.

Я старался по возможности не касаться взглядом девушек – только приглядывал, чтобы опять не сбежали, но насмешку в их глазах заметил.

– Не напрягайся, – крикнул я солдату. – Оставайся там, сейчас посмотрим – что у них такое интересное спрятано.

По мосткам прибежал молодой солдатик и, не глядя на девушек, вручил Зайцеву три серых шинели.

– Ох, какие мы стеснительные, – ехидно пропела блондинка.

В шинель тем не менее нырнула первой.

– Вот за это, – сказала старшая русалка, – я готова рассказать и показать, что там такое спрятано.

– Спасибо, конечно, – ответил я. – Но я сам разберусь. А вы давайте-ка обратно в дом. Сейчас большое начальство приедет, будете показания давать.

– А что с нами сделают? – спросила брюнетка.

– Это суду решать, – ответил я. – А мы, со своей стороны, расскажем ему, как вы содействовали следствию.

Блондинка фыркнула, и они гуськом потянулись к берегу.

– Надо всё-таки глянуть, что там, – сказал я.

– Глядите, коли охота, – отозвался Зайцев. – А я теперь с них глаз не спущу. Пойдемте, красавицы, обратно в дом.

Я разделся и полез в воду. Не скажу, чтобы та была холодной, но идеальной для купания я бы ее тоже не назвал. Впрочем, находка того стоила.

Под водой на якоре стоял деревянный колокол. Сверху он был обит тонким слоем железа и выкрашен в черное. Примитивная по сути, но не по исполнению, эта конструкция позволяла «русалкам» прятаться под водой. Втроем там, конечно, долго не высидеть. Банально не хватило бы воздуха. Зато, как оказалось, в нём не составляло никакого труда переехать в более безопасное для всплытия место. Колокол был на удивление легкий. Мы вдвоем с солдатом безо всякого труда вынесли его на берег.

Здесь меня ждало еще одно открытие. Сбоку к корпусу крепился круглый короб. Внутри был установлен мотор, а под ним – дюжина разнокалиберных лебедок. Все они были соединены в единое целое цепной передачей. На каждую лебедку была намотана прочная веревка, тоже черного цвета.

Я запустил мотор, и тот тихонько зафырчал. Переключатели под лебедками позволяли быстро сматывать или разматывать веревки. Слева к стене крепился металлический лист. Вся его поверхность была покрыта гравировкой: какие-то стрелки, значки, и везде с точностью до секунды было проставлено время. Должно быть, это были подсказки технику, который обслуживал подводную часть их представления.

– Здорово придумано, – сказал я. – Эх, такой бы талант, да в мирное русло…

– Ага, – поддакнул солдат. – Так что, ваш бродь, нет никаких русалок? Одна механика?

– Получается так, – согласился я.

– Ну ты ж елки-палки! А я перед выходом бабке Матрене три рубля за оберег отвалил, – пожаловался солдат. – Ваш бродь, а эта штука-то хоть ценная?

– Очень. Может быть, это самое ценное, что мы тут сегодня нашли.

– Ух ты!

Оставив его сторожить трофей, я оделся и отправился обратно в дом. Экипаж рядом с домом свидетельствовал, что большие шишки уже прибыли.

За столом сидели полицмейстер с инспектором. Уже одетые красавицы вновь рядком устроились на лавке. Старшая и брюнетка были в платьях, блондинка щеголяла в костюме для верховой езды. Леший при виде высоких чинов совсем пал духом и только бубнил, не переставая, что он кругом не виноват. Это все другие виноваты, это они его, бедного, обманули да под удар подставили. Ему никто не верил, да по большому счету и не слушал.

– А, Ефим, наконец-то, – обрадовался Вениамин Степанович. – Вы как раз вовремя. У Ивана Анатольевича много достоинств, но чистописание – не его конек.

Вообще-то, и не мой тоже. Я банально аккуратен, но Зайцев с такой готовностью уступил мне место, что мне просто некогда было отказаться. Как оказалось, он составлял опись наших трофеев, а заодно вел протокол допроса. Старшая русалка сдержала обещание и не спеша излагала историю их падения. Я успел застать ее рассказ почти с самого начала.

– Итак, – шепотом фиксировал я, – червонец из кошелька инспектора Гаврилова, помеченный чернильной точкой над словом «десять». Двадцать пять рублей. Пометок нет, но очень ровно загнут уголок.

– Под портретом Александра? – уточнил полицмейстер.

Русалки тотчас замолчали.

– Именно так, – подтвердил я.

– Тогда это деньги графа Комарова, – сказал полицмейстер. – У того есть привычка пересчитывать деньги, загибая уголки, так что это не должно было вызвать подозрений.

Я кивнул и сделал соответствующую отметку.

– Ну вот, – продолжила русалка. – Тогда мы переехали в Ригу, но там у нас сразу не сложилось. Дали всего пару выступлений, а потом еле ноги унесли.

– Надо же как, – почти сочувственно произнес инспектор, придвигая ко мне серебряное ожерелье. – Обязательно отметьте наличие треугольного скола на застежке.

Я дописал про рижские гастроли после каракулей Зайцева и на другом листе восьмым номером вписал «ожерелье серебряное, с пятью прозрачными камнями неустановленного типа с характерным треугольным сколом на застежке». Как потом выяснилось, камни оказались стеклянные.

– Тот тип в Риге тоже ожерелье обещал, – проворчала брюнетка.

– Дорогое? – спросил я.

Девушка пожала плечами.

– Он ведь только обещал. И не за просто так.

– А за что? – спросил я.

Брюнетка перевела взгляд на старшую. Рассказывала тут она за всех.

Как оказалось, русалки действительно были «русалками», а директор действительно был директором цирка. От самого цирка, правда, к тому времени оставался только его разорившийся в дым директор, которого я окрестил лешим. Настоящее имя он, по собственному признанию, забыл. Как позднее установило следствие, забыл он не только имя, но и триста тысяч рублей долга, на это имя записанного, однако в тот день леший упорно строил из себя жертву несчастной судьбы. Если же верить русалкам, то на судьбу он нещадно клеветал.

Удачно удрав из Москвы, леший благополучно прибыл в Петербург, где в первый же вечер в ночлежке судьба свела вместе всю его новую труппу: трех спортсменок-красавиц, плававших так, что рыбы завидовали, и оказавшегося на мели инженера. Труппу, не мудрствуя лукаво, назвали «Русалки». Первое же выступление – тогда еще с резиновыми ластами-хвостами – имело полный успех, чему, впрочем, немало способствовали костюмы красавиц. Точнее, почти полное отсутствие таковых.

– И не стыдно было? – покачал головой полицмейстер.

– Так а всё равно было темно, – усмехнулась блондинка. – Четыре факела на весь бассейн.

– Вряд ли бы они так хлопали, если бы совсем ничего не разглядели, – вздохнула брюнетка.

– Ну, что-то, конечно, видели, – сказала старшая. – Еще больше себе придумали, а собственное воображение – оно завсегда лучше чужих фокусов.

Инспектор кивнул, жестом призывая продолжать. Дальше дела труппы быстро пошли в гору, хотя по вполне понятным причинам ночные выступления русалок широко не афишировались. Девушки выступали на берегах рек, озер, даже разок в специальном бассейне порезвились.

– Вот там света было навалом, – пожаловалась старшая. – Дай им волю, вообще бы прожектор поставили. Но мы к тому времени притерпелись. Специально дома почти нагишом расхаживали, чтобы привыкнуть.

Финал был предсказуем. Богатый зритель возжелал одну из русалок – блондинку. В ответ на откровенное предложение зритель схлопотал по физиономии, после чего директор получил предписание о закрытии цирка за аморальное поведение.

Вместо этого труппа отправилась на гастроли. Вдали от столицы публика была не столь избалована, а Семенов мастерил одно устройство за другим, позволяя девушкам устраивать настоящие феерии на воде. В бщем, как ни странно это звучит в конкретно данной истории, если бы не порядочность девушек, всё бы у них сложилось успешно.

Однако что в столице, что в глубинке зритель, по сути своей, одинаков, и питерская история повторялась раз за разом. Непристойное предложение, отказ и суровое изгнание за непристойное поведение. Частые переезды оборачивались новыми расходами, да и реквизит дорожал. И вот когда перед лешим всерьез замаячила картина повторного разорения, судьба на аркане приволокла к нему ювелира Симоно.

– Надо признать, что он единственный, кто нас не лапал, – грустно заметила брюнетка.

Спокойно досмотрев первое выступление до конца, он прямиком отправился к лешему и вытащил кошелек. Директор, взглянув туда, изобразил вздох страдающего в аду грешника, после чего сообщил ювелиру, что уломать девушек на что-то большее, чем только что было показано, лично он, к своему безмерному сожалению, не в состоянии. Ответ ювелира, мол, большего и не надо, вернул лешему радость жизни. От его подопечных всего-то и требовалось продолжать выступления, только в другом месте, как бы по-настоящему и для одного зрителя.

– И вы согласились заняться вымогательством, – подвел итог полицмейстер.

Старшая русалка развела руками.

– Так, по крайней мере, нас никто не лапал, – сказала брюнетка.

– Ну что ж, – ответил полицмейстер. – В тюрьме у нас тоже никакой распущенности не дозволяется.

С ПОКАЗАНИЯМИ РУСАЛОК положение ювелира стало совсем безнадежным. Когда он, громогласно требуя справедливости, вошел в кабинет полицмейстера, Лев Григорьевич молча протянул ему копию показаний. Ювелир внимательно прочел и схватился за сердце:

– Не так всё было! Совсем не так! Симоно клянется в этом. Они хотят оклеветать Симоно. И это за всё, что Симоно для них сделал!

– А что Симоно для них сделал? – спросил полицмейстер. – Регулярно недоплачивал гонорар? С чего бы это Вера Ивановна на телеграфе подрабатывала?

– Как вы не понимаете! – снова вскинулся ювелир. – С хорошими деньгами они бы покинули город. Покинули бы такое прибыльное предприятие, которое так вкусно их кормило. Симоно не жадный! Вот господин подтвердит! – палец ювелира указал в мою сторону. – Симоно о других думал. О тех, кто своей глупостью кусок хлеба мимо рта проносит!

– Кстати, о вашем предприятии, – полицмейстер протянул ему еще одну бумагу. – Вот заключение экспертов. Весь ваш товар, от броши, что вы продали этому господину, – тут он тоже указал на меня. – До украшений, проданных всем остальным жертвам шантажа, сплошная фальсификация! Пусть и самого высокого качества.

Симоно снова взвился, но уже через полминуты пал на колени. Мол, да, фальшивка, но не он в этом виноват.

– По-моему, совсем недавно я это уже слышал, – заметил я.

– Это самая популярная фраза в моем кабинете, – ответил полицмейстер. – Так кто виноват, Симоно?

Тот моментально перестал плакать и тотчас раскололся, попутно сдав всех, включая пару проходимцев во Франции. Мол, это те двое всучили ему по дешевке большую партию драгоценностей, оказавшихся очень качественной подделкой. Ювелиру, по его словам, просто не оставалось ничего иного, как покинуть милую сердцу Францию и распродать этот товар там, где, по его мнению, оный не так скрупулезно изучают перед покупкой. Россия же всегда славилась широтой души.

– А почему вы не заявили на них в полицию? – спросил я.

– Что вы?! – Симоно картинно всплеснул руками. – Полиция не умет хранить тайны. Завтра весь Париж будет знать, что Симоно – плохой ювелир. Так нельзя!

– Неужели быть хорошим мошенником лучше?

– Хорошая репутация везде важна, – ответил ювелир.

СУД СОСТОЯЛСЯ ТОЛЬКО через месяц, от чего мне, как одному из главных свидетелей, пришлось задержаться в Ревеле.

Подводный колокол обрел вечную стоянку на задворках порта, где, по слухам, сгнил без должного присмотра. Я попытался выцарапать для Морошкиных мотор, но безуспешно. Впрочем, получив назад четыре сотни рублей, братья тут же выписали себе на них из Германии какой-то чудо-агрегат от русского инженера с не очень-то русской фамилией – Тринклер. Я посоветовал им смотреть в оба и не отдавать денег, пока не получат мотор на руки. Они долго меня за всё благодарили, но совет, похоже, пропал втуне.

Русалкам вместо обещанной тюрьмы достались исправительные работы, откуда они довольно быстро освободились с новой специальностью и, смею надеяться, чистой совестью. Леший поехал знакомиться с сибирскими сказками за казенный счет. Ювелира, на мой взгляд, следовало бы отправить тем же маршрутом, но то ли политика вмешалась, то ли наш извечный пиетет перед Западом, а только, вернув все деньги, Симоно был всего-навсего выслан из страны.

В Ревеле он сел на пароход, но во Францию так и не прибыл. Шесть свидетелей видели, как ночью на палубе пьяный ювелир внезапно перегнулся через поручни, будто увидел нечто в воде, и тотчас кувырнулся вниз. Спасти его не удалось.