Текст книги "Политика Российской Империи на Среднем Востоке во второй половине XIX в."

После берлинского конгресса, когда русофильское население охватила тяга наказать немцев, Милютин высказался в более сдержанном тоне. Он считал, «как бы ни были для нас невыгодны условия настоящего конгресса, они все-таки будут несравненно менее тяжелы и унизительны для России, чем то, что ожидает нас в случае войны…»[247]247
  Зайончковский II. Указ. соч. С. 51.


[Закрыть].

Во-вторых, присоединив огромные территориальные владения азиатских ханств, Российская империя нуждалась в передышке для их экономического освоения и адаптации к нуждам отечественной промышленности. 3 января 1875 г. у канцлера Горчакова состоялось совещание по поводу очередного проекта политических инициатив в Азии, предложенного Лесепсом. Предполагалось начать строительство железной дороги от Индии в Европу через Гималаи и Среднюю Азию. Поскольку в совещании принимали участие представители русского генералитета: Кауфман, Посьет, Милютин и министр финансов генерал Мельников, то все сошлись во мнении, что такой проект мало того что трудно осуществим, в связи с огромными расходами, так еще и нанесет вред русским интересам в Азии. Вместе с тем Кауфман поддержал ту часть проекта, которая бы соединила Туркестан с центральной Россией[248]248
  Милютин Д. А. Дневник. Т. 1. С. 181.


[Закрыть]. Не случайно, что в период переговоров с пекинским правительством о возврате Кульджи и Заилийского края, именно Кауфман предложил взять с китайцев крупный куш в 60 млн руб. и вложить их в строительство среднеазиатских железных дорог[249]249
  Там же. С. 149.


[Закрыть].

В-третьих, британские дипломаты не прекратили своих попыток выстроить антирусский кордон из азиатских племен на пути к Афганистану. Осенью 1877 г. в туркменских степях объявился новый «ишан», вокруг которого стали собираться вооруженные отряды. Примечателен тот факт, что духовный лидер, по сведениям астрабадского консульства империи, был уроженцем Коканда. Однако тревожные сведения оказались на поверку пустым беспокойством. Наученные горьким опытом последнего десятилетия туркмены уже не были такими легковерными. Они предложили «ишану» испытание, а именно: выйти невредимым из под выстрелов, которые будут в него направлены. Туркмены готовы были признать его святым, только в том случае, если «ишан» останется цел. Не сидели сложа руки и собственные британские резиденты. В конце 1877 г. по территории Средней Азии путешествовал английский капитан Ботлер, который затем появился в Иране. В разговоре с Ага уль Мульком он заявил, что главная цель его поездки (через Хорасан в Мерв) – организация из туркмен общего союза, который имел бы задачу противодействовать завоевательным планам России[250]250
  Там же. 194. Оп. 1. Д. 2031. Л. 42об.


[Закрыть]. Откровенность резидента с иранским сановником исходила из его убежденности в «обиде» шаха на территориальные захваты России в Азии. По мнению Ботлера, Ирану следовало «опасаться честолюбия России», и потому предлагал иранцам принять участие в создание такого союза. Ботлер по-видимому не учел тот факт, что создание союза туркменских племен никак не может устроить и шахское правительство, поскольку превращало в фикцию ранее достигнутые с Россией соглашения о присоединении к владениям шаха земель до р. Атрек. Поэтому Ага уль Мульк доложил о беседе шахскому министру иностранных дел, а тот в свою очередь незамедлительно проинформировал российского посла в Тегеране. По рекомендации миссии, правительство шаха отдало распоряжение губернатору Шахруда о задержании путешественника и высылке его в Индию[251]251
  Там же. Л. 42об-43.


[Закрыть]. Сведения об интригах англичан и сложной обстановке в туркменских степях подтвердил полковник Н. И. Гродеков, проехавший в 1878 г. из Ташкента через Маймане и Герат до Астрабада. Он отмечал, что соседние с Хорасаном туркмены «сделались крайне дерзкими относительно русских», и уже нападали на солдат крепости Чат, основанной при слиянии реки Сумбара с Атреком[252]252
  Милютин Д. А. Дневник. Т. 3. С. 109.


[Закрыть].

С 1877 г. российские консульства стали фиксировать поступления в туркменские земли большого числа оружия и боеприпасов. Так из Баку персу Ага Мохаммеду доставили сначала 1 место оружия и 1 место капсюлей весом 10 пудов 5 фунтов, затем ящик весом 4 пуда 21 фунт, а туркмену Мулла Дурди – 38 мест разного рода оружия, боеприпасов и сопутствующих товаров[253]253
  АВПРИ. Ф. 161.II-3.Оп. 35. Д. 7. Л. 5.


[Закрыть]. Кавказский наместник великий князь Михаил в 1878 г. отмечал, что по донесениям из Закаспийского края у кочевников – туркмен появились английские ружья. Он приказал следить за источником такого товара и параллельно внес предложение об изменении транзитных правил. В соответствии с новым порядком, установленным 7 января 1877 г., провоз через Закавказский край в Иран и Османскую империю оружия, снарядов и пороха не допускалось (Ст. 7 и Ст. 26)[254]254
  Там же. Л. 30.


[Закрыть]. Но несмотря на принятые меры, и заключенную с Ираном конвенцию о запрете транзита оружия в туркменские степи через владения шаха (Ст. VI), скорострельные винтовки системы «Пибоди» все равно проникали[255]255
  Там же. Л. 49.


[Закрыть]. Еще одним источником поставок вооружения стали турецкие склады, разграбленные курдами во время русско-турецкой войны. В частности, со склада макинского Паша хана вывезли до 12 тыс., а всего по подсчетам русской миссии в обороте находилось до 50 тыс. ружей. Механизм распространения был прост. Под видом богомольцев туркмены приходили в Мешхед, сюда же стекались и шииты со всего северо-запада. Эти последние приносили с собой ружья «для самозащиты в пути», а затем продавали.

Стремясь помешать попыткам России установить дипломатические связи с Афганистаном, Лондон развязал вторую англо-афганскую войну (1878–1881 гг.). Одной из причин военного вмешательства англичан во внутренние дела Афганистана можно считать дипломатическую миссию генерала Н. Г. Столетова 1878 г. в Кабул. Эмир Шер-Али принял Столетова чрезвычайно радушно, и не согласился встречаться с британским представителем. Милютин в своем дневнике по этому поводу записал: «В Лондоне не могут переварить… Но какой еще поднимется крик, когда узнают, что сам афганский владетель прислал свое посольство в Ташкент, с просьбой о принятии Афганистана под покровительство России и с заявлением, что не примет англичан в Кабуле без «разрешения» генерала Кауфмана. Такой неожиданный для нас самих оборот дела…может повести к большим усложнениям»[256]256
  Милютин Д. А. Дневник. Т. 3. С. 93.


[Закрыть]. Для российской политики сохранение независимого Афганистана в качестве сдерживающего фактора англо-русского соперничества было «жизненно необходимым», однако попытки графа Шувалова в Лондоне сгладить инцидент не увенчались успехом.

В разгар англо-афганской войны в МИД на имя И. А. Зиновьева была подана записка с предложением «изъять Герат из под возможного в будущем их (англичан. – О. Н.) влияния…»[257]257
  АВПРИ. Ф. 194.0п. 1.Д. 115. Л. 13.


[Закрыть]. Документ был подписан героем русско-турецкой войны генералом М. Д. Скобелевым. Генерал исходил из двух основных положений. Во-первых, трудности, с которыми столкнулась Англия, не позволят ей на данный момент оказать России достойное сопротивление. Прежде всего, вопрос шел о мобильности английских войск. Во время похода 1878 г. через Баланг, английские войска потеряли 30 тыс. верблюдов, из имеющихся у них 40 тыс., и при этом даже не дошли до Кандагара. Для переброски 15 тыс. корпуса, которым располагали англичане, оставшихся животных явно не хватало. Получить необходимое количество на территории Индии было невозможно, а азиатский и иранский источник, благодаря влиянию России на местные власти, генерал считал возможным перекрыть. Для полномасштабных действий, по мнению Скобелева, было необходимо иметь до 90 тыс. вьючных животных, а, следовательно, такой поход был возможен для Англии только в союзе с Ираном[258]258
  Там же. Л. 14об, 16об.


[Закрыть]. Вторая причина вытекала из стратегического положения Герата, который «есть ключ к обладанию Индией». Любопытно, что Скобелев прекрасно понимал, что роль Герата осознают и ценят и английское правительство, и военные, и «весь английский народ», и факт захвата Герата Россией больно ударит по английскому престижу, и будет давать огромное преимущество в дальнейших русско-английских отношениях. Завершая свой доклад, Скобелев подчеркивал, что «быть может, никогда не представятся такие как ныне благоприятные обстоятельства для решения вопроса в интересах России»[259]259
  Там же. Л. 13.


[Закрыть].

Министерство и правительство империи, которые не до конца еще разрешили основные вопросы европейской политики, не сочли нужным ввязываться в конфликт на территории Афганистана, способный к тому же вновь обострить отношения России с Великобританией. В частности, серьезную обеспокоенность МИД России вызывал тот факт, что с конца 70-х гг. XIX в. в Пешаваре обосновался старший сын Бухарского эмира Абд-уль-Малик (Катта-Тюря). Поссорившись с отцом, Абд-уль-Малик нашел в лице английской миссии надежный источник финансирования и военной поддержки для вмешательства во внутренние дела Бухары[260]260
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1115. Л. 267об.


[Закрыть]. Этим, по-видимому, объяснялись шаги российского правительства в отношении эмира Шер-Али, который намеревался использовать Петербург, как площадку для международного форума по осуждению британского вторжения в Афганистан. Исследователи С. Е. Григорьев и Г. С. Харатишвили считали, что в данной инициативе проявилась основная черта характера эмира – его политическая наивность[261]261
  Россия и Афганистан // Россия и Восток. Сб. ст. СПб., 2000. С. 204.


[Закрыть]. Представляется, что данный тезис не совсем верен. Скорее в этой попытке прослеживалась убежденность в военно-политической мощи империи, на которую Шер-Али пытался опереться, и ее заинтересованности в Афганистане. (На территории империи нашли прибежище ряд видных политических деятелей Афганистана, в частности, внук эмира Дост Мохаммед хана – Абдуррахман хан (будущий эмир. – О. Н.) и внучатый племянник Дост Мохаммеда – Искандер хан). Но под давлением внешнеполитических обстоятельств Россия посчитала для себя не выгодным будировать «афганский вопрос». Поэтому эмиру отказали в просьбе посетить Петербург и в материальной помощи. Как отмечал Милютин, что если Шер-Али ожидал от России чего-нибудь другого, «то это с его стороны прискорбное заблуждение. Материальной помощи ни в каком случае мы не могли ему подать»[262]262
  Милютин Д. А. Дневник. Т. 3. С. 107.


[Закрыть]. Зависимость от европейской политики, и опасения английских действий в азиатском регионе диктовали выбор крайне осторожной политики.

Парадоксально, но именно Д. А. Милютин – «ястреб» в правительстве империи стал призывать Кавказские и Закаспийские власти не вести активных военных действий к границам Афганистана, и прежде всего, против ахалтекинских (Асхабад) и атрекских туркмен. К сожалению, Великий князь Константин Николаевич, сменивший своего дядю на посту Кавказского наместника, посчитал иначе и приказал генералу Франкини провести ряд акций в туркменских степях. Командир закаспийского военного округа генерал-майор Ломакин, которому было поручено дело, решил занять местечко Баят Ходжа Олум на Атреке (в 80 вестах от Каспийского моря)[263]263
  Там же. Т. 1.С. 133–134, 164.


[Закрыть], попутно обратившись с воззванием к заатрекским туркменам с призывом принять российское подданство.

Естественно, данная акция обеспокоила Тегеран, поскольку по условиям русско-иранской конвенции, земли эти считались собственностью шаха. В конце 1879 г. в Иране распространилась весть, что якобы шах собирается войной против туркмен, чтобы помочь русским в борьбе против ахалтекинцев. Благовидный предлог, объявленный народу о причинах сбора военного отряда – поклонение Мешхедской гробнице Ислама Ризы не смог обмануть никого. Тавризский консул Э. Кребель, который считал, что такая помощь окажется для России «не только сомнительной, но и даже для нас нежелательной»[264]264
  АВПРИ. Ф. 144. Оп. 488. Д. 482. Л. 10–11 об.


[Закрыть], обещал МИД империи приложить все усилия для предотвращения похода иранских войск. Действительно, участие в туркменских делах шаха, возвращало Иран на политическую арену азиатского региона, чего стремилось не допустить внешнеполитическое ведомство империи.

Эти сборы дали шанс Великобритании вбить клин в русско-иранские отношения. Прекрасно понимая, что залогом успешной политики собственно в Иране является экономическое превосходство, «Foreign office» предложил шаху подарок «с двойным дном». Взамен на разрешение строительства железной дороги от Персидского залива к Тегерану и судоходства по р. Карун, англичане предлагали передать в шахское владение Герат. Суть британских предложений шахскому двору «конфиденциально» сообщил российскому послу Министр иностранных дел шаха, и «вследствие сделанных нами возражений» шах проект отверг[265]265
  Там же. Ф. 161.1–1. Оп. 781. Д. 126. 1886. Л. 1об-2.


[Закрыть].

Политика Великобритании в Афганистане, интриги при шахском дворе и в туркменских степях вынудили правительство России к принятию ряда военно-политических решений. 5 октября 1880 г. Милютин подал императору Александру II записку о задачах империи в Средней Азии, где подчеркивал необходимость завоевания туркмен. Он писал: «Судя по фактам, Англия еще очень далека от мирных заявлений, напротив, до сих пор она систематически преследует наступательную против нас политику, которая с каждым годом получает все обширнейшее развитие. Подчинив себе Азиатскую Турцию, разрушив Афганистан, завязав тесные связи с туркменами и усиливаясь склонить также на свою сторону и Персию, она осязательно начинает угрожать Каспийской области. Поэтому оставаться с этой стороны в бездействии признается невозможным, тем более что это бездействие пагубно отразилось бы на все соприкосновенные нам азиатские народы»[266]266
  Цит. по: Зайопчковский П. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть].

Военные действия начались весной 1880 и закончились в 1884 г. присоединением Мервского оазиса к владениям империи. В ходе войны империей была заключена 9 декабря 1881 секретная русско-иранская конвенция, установившая границу между государствами от Каспийского моря до Теджена (Герируда). В 1894 г. договор был дополнен статьями о водном разграничении, в соответствии с которыми 5/6 воды Теджена считалось собственностью России[267]267
  АВП РФ. Ф. 04. Д. 50643. II. 109. Л. 14.


[Закрыть]. Примечательно, но победа над туркменами дала повод хивинскому хану поздравить генерала Кауфмана, что он, наконец, «проучил этих нахалов»[268]268
  Милютин Д. А. Дневник. С. 96.


[Закрыть].

В целях «защиты» своих интересов в Средней Азии англичане спровоцировали афганского эмира Абдуррахмана на активные действия против русских войск. В марте 1885 г. афганские войска вошли в оазис Пенде, затем перешли р. Мургаб и заняли позиции у Таш-Кепри на р. Кушка. 18 марта отряд командующего войсками Закаспийской области генерал-лейтенанта К. В. Комарова напал на афганцев и разгромил их.

После возникновения афгано-русского пограничного конфликта, Британская миссия в Тегеране стала пугать шаха русским стремлением к территориальным захватам. Летом 1885 г. шах обратился к Мельникову в Тегеране за разъяснениями о дальнейших российских планах. Как доносил посол в столицу империи, шах «почел бы себя безгранично счастливым и совершенно успокоенным на счет судьбы Персии, если бы при нынешних обстоятельствах Государь император благоволил укрепить в нем надежду и уверенность, что шах и Персия могут в будущем рассчитывать на дружбу, расположение и покровительство»[269]269
  АВПРИ. Ф. 161.1–1. Он. 781. Д. 125.Л. 7об-8.


[Закрыть]. МИД империи попросило Мельникова заверить шаха от имени императора в неизменной дружбе России. В послании отмечалось: «Его величество твердо намерен держаться традиционной политики России, цель которой всегда заключалась в охранении целости и независимости Персии»[270]270
  Там же. Л. 6.


[Закрыть].

Афганский эмир отказался от продолжения военных действий, которые могли бы привести к эскалации конфликта. Позиция Абдуррахман хана способствовала англо-русскому сближению в определении северной границы Афганистана. Все вышеперечисленные факты, в конце концов, склонили российскую дипломатию к мысли о необходимости укрепления сферы своего влияния в Средней Азии и связей новых областей с северными иранскими провинциями. В секретной депеше министра иностранных дел Н. К. Гирса на имя командующего Туркестанским военным округом генерал-адъютанта К. П. Кауфмана настоятельно рекомендовалось отозвать всех российских агентов из Афганистана, деятельность которых могла обострить отношения с Англией[271]271
  Гам же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1115. Л. 128.


[Закрыть]. Действия российской дипломатии свидетельствовали об отсутствии у России намерений распространить своё владение до южных морей. Это подтверждается и событиями 1888 г., когда от одного из самых влиятельных ханов Белуджистана – Келатского хана Худадада и двух Раджпутанских вали – Мир Али Мурада хайпурского и Садык Мохаммеда хана бахуальпурского в МИД империи пришли письма с предложениями провести совместное антианглийское восстание. Император, которому была подана депеша, на полях пометил: «весьма курьезные письма. Кто знает, может быть, они когда-нибудь и пригодятся; во всяком случае, мне кажется, что надо бы им…сказать, что Россия и не думает завоевывать Индию в настоящее время».

Два русско-афганских соглашения 1885 и 1887 г., установившие русско-афганскую границу от р. Герируд на западе до Малого Памира на востоке, привели к окончанию прямого противостояния двух держав. Великобритания получала свободный доступ в Афганистан и ставила под контроль политическую жизнь этой страны, а Россия, закрепив за собой обширные территории по Мургабу и Кушке, сосредоточилась на укреплении своих политических и экономических позиций в северном Иране и на освоении туркестанских территорий и Закаспийского края.

Нормализация англо-русских отношений в афганских делах не остановила взаимных происков в регионе. Напротив, в первое пятилетие после заключения соглашений активизировалась британская «тригонометрическая» служба. О наличии британских резидентов в пограничных областях были хорошо осведомлены отечественные консулы. Так, в Ашхабаде сбором сведений для английских дипломатов занимался хаджи Мамед Хасан. Мервский округ был поручен 3 агентам, из которых главный агент постоянно проживал в Мерве. Консульство собрало о нем довольно подробные сведения: по происхождению индиец; родился в Бендер-Бушире; воспитание получил в Лондоне; владел 7 языками и т. п. В Бендер-Бушире его знали под именем мирза Муса, а теперь он выдавал себя за жителя Хорасана Мешеди Сулеймание[272]272
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1390. Л. 2об.


[Закрыть]. В Хиве аналогичные дела вел хивинец Hyp Ягди, а в Бухаре – жители Кандагара Таг Мамед и афганец Гулям Риза[273]273
  Там же. Л. 3.


[Закрыть].

Консулы не особенно волновались о наличии здесь британской агентуры, поскольку большая часть передаваемой информации не соответствовала действительности и была почерпнута из общений на базаре с приезжими купцами. Беспокойство вызывали поездки по пограничным местам профессиональных британских военных. Одним из первых был полковник Джерард, проехавший вдоль границы в 1885, затем майор Вельс (февраль 1890) и генерал Маклин (ноябрь 1890). В отличие от слухов, добываемых местными агентами, офицеры получали более достоверную информацию. В частности, Вельс, проехав по всей русско-афганской границе, собрал сведения о численности, вооружении, дислокации каждой отдельной русской части[274]274
  Там же. Л. 19.


[Закрыть].

Вся полученная информация оперативно стекалась к генералу Маклину, руководившему английским контингентом войск в Афганистане. О наличии почтовой связи между Кветтой, Гератом, Хорасаном и туркменскими резидентами узнал из разговора с принцем Джамы Сагам уль-Мульком консул Российской империи в Хорасане. Принц сообщил, что беглыми туркменами Тэке и Сарыками организовано 12 постов между Мешхедом и Гератом, и каждый пост занят 3 конными джигитами. По расчетам консульства, содержание такой почты обходилось не дешево. Каждый джигит поучал в месяц по 13,5 туманов в месяц жалованья, что выливалось в сумму 17 520 руб. ежегодно[275]275
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1577. Л. 1–1 об.


[Закрыть]. Великобритания шла на большие издержки, считая их оправданными, лишь бы не опоздать, в случае нужды и военной опасности, адекватно отреагировать на «русскую угрозу».

Тот факт, что такая угроза была возможна в принципе, подтверждается обсуждением в 1903 г., произошедшим в русском правительстве. В связи с начавшимся железнодорожным бумом на иранской территории, на имя императора была подана записка Лессара в которой предлагался проект железнодорожной линии от Асхабада через Мешхед и Систан к Кветте. Министр иностранных дел Зиновьев, которому этот проект принесли для экспертизы, высказался в том плане, что строительство ее перспективно только в том случае, если Россия действительно решиться воевать, и воевать именно против Великобритании[276]276
  Там же. Ф. 151. Оп. 482. Д. 366. Л. 14об.


[Закрыть]. В тоже время Зиновьев утверждал, что если «мы вынуждены будем двинуться в Афганистан, то исходным пунктом наших действий будет Кушка, а ближайшим объектом Герат». Поскольку предпринимать таких действий Российская империя не планировала, то МИД предложил не тратить деньги на бесперспективный проект. По мнению дипломатов, такая дорога если и могла чему-то способствовать, то только свободному доступу британских товаров в земли являющиеся рынком сбыта русских товаров.

Благодаря укреплению собственных позиций в иранских провинциях Астрабад и Хорасан и политике протекционизма отечественным предпринимателям, вновь появилась перспектива оживить российский торг с афганскими рынками. Консулу в Мешхеде Власову в декабре 1888 была прислана специальная инструкция МИД, в которой указывалось на необходимость «пользоваться удобными случаями, чтобы внушить им (афганцам, приезжающим в Мешхед. – О. Н.) убеждение в доброжелательстве императорского правительства к Афганистану». Консулу рекомендовали «афганских купцов отправляться лично в Асхабад и другие торговые пункты России для вступления в непосредственные сношения с русским торговым сословием»[277]277
  Там же. Ф. 161.1–1. Он. 781. Д. 128. 1888. Л. 12об-13.


[Закрыть].

В свою очередь крупнейшие контрагенты русских фабрик в Хорасане Мкртычев и Гулиянц завязали в 1891 г. контакты с клиентами в Герате. В том же году первая крупная партия товаров отправилась через Герат в Афганистан. Из общей стоимости, вывезенных в Герат товаров на сумму 1 355 020 кран, 923 500 кран приходится на русский текстиль[278]278
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1652. Л. 10об-11об.


[Закрыть].

Примечательно, что такую выгоду удалось получить, несмотря на происки британских властей. Ведь еще в 1889 г. генерал Маклин в присутствии афганских и индийских купцов, ведущих операции на местном рынке, объявил о запрете ввоза товаров из России в Герат и на границу Афганистана. В качестве дополнительной меры таможенный налог на русские товары был увеличен на 50 %, а всех, кто пытался его обойти, объявляли контрабандистами[279]279
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1095. Л. 28.


[Закрыть]. Вместе с тем консульство России в Хорасане такие итоги посчитало «крайне печальными». Имея двойное превосходство в длине пути (300 верст от Мешхеда и 650 верст от границ Индии), консульство надеялось на более высокие объемы экспорта в Герат[280]280
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1652. Л. 12.


[Закрыть]. Первые крупные операции с российскими товарами изменили отношение афганцев к перспективам развития русско-афганской торговли. По сообщению консула империи в Хорасане от 4 января 1897 г. гератские власти значительно облегчили афганцам условия торговли с закаспийским краем. Был открыт для торговли путь от Герата в Пяндж и Кушку, снято запрещение на вывоз в Россию традиционных товаров: хлопок, крупный и мелкий рогатый скот, молочной продукции: сыра, масла, кислого молока и т. п. Под запретом остался только хлеб и рис, да и то только тот, который выращивался в Герате. В ответ потянулись из Закаспийского края в Герат мануфактура, сахар, керосин. Консул констатировал, что товары из России «охотно раскупаются на рынках и с пользой для продавцов». Гератцы даже собирались на заработки в Россию, поскольку пограничным властям дали приказ никого не задерживать. Правда все бумаги у афганцев на границе изымали, поскольку опасались, что отходники могут служить курьерами британской разведслужбы[281]281
  Там же. Ф. 194. Он. 3. Д. 363. Л. 22об.-23.


[Закрыть]. Гще более любопытным фактом следует признать решение афганского эмира. В феврале 1900 г. он разрешил некоторым гератским купцам «ездить на Нижегородскую ярмарку для закупки товаров из первых рук»[282]282
  Там же. Л. 49об.


[Закрыть].

Успехи российских предпринимателей позволили наладить отправку товара с территории Ирана через Герат и Афганистан в Индию. В 1897 г. из Мешхеда в Бомбей было впервые завезено русское полусукно (молескин), изготовленное на московской фабрике Викульт Морозова. Партия было небольшая, но качество товара удовлетворило заказчиков. В 1898 г. последовал новый заказ на 8 кусков, в 1899 г. – на 20 кусков, и в 1900 г. был сделан заказ на 40 кусков полусукна. При этом надо иметь в виду, что доставка одного пуда полусукна (100 аршин) через Ашхабад, Мешхед, Бендер-Бушир в Бомбей обходилась в 20 % от стоимости товара. То есть если в Москве кусок стоил 36 рублей, то доставка его почти 6 рублей 70 коп. Выписывали его мешхедские персы Мохаммед Исмаил и Гулям Неби, проживающие в Дели.[283]283
  Там же. Ф. 194. Оп. 3. Д. 367. Л. 2–3.


[Закрыть]

Подводя итоги периоду активного русско-английского противостояния в акватории юго-восточного Каспия и на прилегающих к нему территориях, следует признать, что политические амбиции Российской империи в отношении этих стран оказались реализованными лишь частично. Договоры политически отрезали Россию от Афганистана и Герата, но не смогли прервать обозначившегося экономического тяготения этих земель к российским рынкам.

С другой стороны, заключенные между афганским и российским правительством соглашения по вопросам о разграничении сфер влияния в Азии, не могли гарантировать полной безопасности завоеванным преимуществам. По-видимому, этот фактор международных отношений был хорошо осознаваем как в Лондоне, так и в Петербурге, что дало лишний повод для включения вопроса об афганских территориях в Англо-Русское соглашение 1907 г.