Текст книги "Григорий Распутин: правда и ложь"

Глава 21
Война

«Не убий».

6 Заповедь, Исход 20:13

«Подумать так воистину не было от веку

горшей страдальицы вся тонет в крови

велика погибель без конца печаль».

Г.Е.Распутин

По разбитой дороге полуживого Распутина довезли до Тобольска. Там сделали еще одну операцию. И, несмотря на все неблагоприятные прогнозы, к удивлению докторов, Распутин выжил. Но пока Григорий Ефимович мучался от непереносимой боли и висел на волоске между жизнью и смертью, царь под давлением родственников, политиков и общественного мнения подписал манифест о вступлении России в войну. Та заветная черта, о которой многократно предупреждал его Григорий Ефимович, была теперь пройдена. Россия ступила на свой путь в пропасть.

Певица Беллинг рассказывала в своих воспоминаниях: «Однажды за обедом он (Распутин) сказал: “Кабы не эта проклятая баба-злодейка, что мои кишки перерезала, то не бывать войне… А пока мои кишки заживали, немец стал драться!”».

Впрочем, даже мучаясь от боли, с трудом приходя в чувство, Распутин пытался еще бороться и, как потом он сам говорил, «послал государю штук 20 телеграмм, из коих одну очень серьезную». Он знал, к чему приведет война. Как знал, или, по крайней мере, догадывался, другой человек, злой гений которого в конце концов победил в ту пору. Этим человеком был Ленин, который писал: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой».

Григорий Ефимович обладал особым духовным зрением. Для обретших это зрение мир уже никогда не будет видеться таким, как прежде. Зато сами они становятся по отношению к миру странниками и пришельцами, как и сибирский Опытный Странник. И тогда и приходит к человеку подлинная свобода: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными». Распутин обрел такую свободу, но с ней пришло и бремя ответственности за других людей.

Распутин в своей жизни пытался воплотить полноту Евангелия. Его поступки, кажущиеся столь непонятными для критически настроенных сторонних наблюдателей, имеют простое объяснение для тех, кто знаком с Десятью заповедями и Заповедями блаженства, произнесенными Иисусом в Нагорной проповеди. Заповеди «не убий» достаточно, чтобы понимать отношение Григория к войне – ко всякой войне. И не надо уже гадать, чьи интересы он отстаивал. Он отстаивал честь Бога и интересы людей. В свете этого простого понимания становится ясна и прозрачна жизнь сибирского Странника.

«На тему о войне, – сообщает В.И.Баркова, – я слышала его речи. Он был против войны, но не против войны с Германией, а против войны как войны: грех»[200]200
  Литературное наследство. С. 184.


[Закрыть].

По воспоминаниям Вырубовой, первая реакция государя на мирные инициативы Распутина была отрицательной: «В это время пришла телеграмма из Сибири от Распутина, которая просто рассердила государя. Распутин был сильно настроен против войны и предсказывал, что она приведет к гибели Империи, но государь отказался в это поверить и негодовал на такое в самом деле почти беспрецедентное вмешательство в государственные дела со стороны Распутина»[201]201
  Бэттс Р. Пшеница и плевелы. С. 98.


[Закрыть].

Или в другом месте: «…в начале войны с Германией Григорий Ефимович лежал, раненный Гусевой, в Покровском. Он тогда послал две телеграммы Его Величеству, умоляя “не затевать войны”. Он и ранее часто говорил Их Величествам, что с войной все будет кончено для России и для них»[202]202
  Рассулин Ю.Ю. Верная Богу, Царю и Отечеству. С. 127.


[Закрыть].

Вот текст той телеграммы: «Милой друг есче раз скажу грозна туча нат расеей беда горя много темно и просвету нету, слес то море и меры нет а крови? что скажу? слов нет, неописуомый ужас, знаю все от тебя войны хотят и верная не зная что ради гибели, тяжко божье наказанье когда ум отымет тут начало конца. Ты царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ вот германию победят а рассея? подумать так воистину не было от веку горшей страдальицы вся тонет в крови велика погибель без конца печаль. Григорий»[203]203
  Соколов Н.А. Предварительное следствие. С. 354.


[Закрыть].

В связи с этими строками автор книги «Император Николай II и революция» И.П.Якобий писал: «Это глагол пророка… Германию победят, но что же Россия? Она тонет в крови, гибель ее велика… Какое грозное предостережение патриотическим восторгам первых дней войны! Какая картина ужасной участи несчастной России!»[204]204
  Якобий. С. 52.


[Закрыть]

Получив эту «главную», самую страшную телеграмму, государь отменил мобилизацию! Почему? Да потому что поверил Распутину и его телеграмме. Царь потом держал эту телеграмму при себе в Тобольске, а незадолго до расстрела через камердинера императрицы передал мужу Матрены Борису Соловьеву.

Радзинский пишет: «Среди министров и в Генеральном штабе началась паника. Решено было объявить отмену указа “недоразумением, ошибкой, которая будет вскоре исправлена”. Министр иностранных дел Сазонов и начальник Генштаба Янушкевич совещались: кого послать к царю – уговаривать исправить “ошибку”. Но Николай никого не принимал. И тогда “страшный дядя” (Николай Николаевич. – О.Ж.) сумел добиться аудиенции. Он и убедил царя…»[205]205
  Радзинский Э.С. Распутин: жизнь и смерть. С. 287.


[Закрыть]

Так совершилась эта трагедия. Впрочем, начало войны вызвало немалое патриотическое воодушевление, почти восторг в русском обществе. Распутин, выступавший против безумства войны, оказался одинок.

Вот что писал в газете «День» Бонч-Бруевич за месяц до вступления России в войну, цитируя опытного странника: «Тебе хорошо говорить-то, – как-то разносил он, полный действительного гнева, особу с большим положением, – тебя убьют, там похоронят под музыку, газеты во-о какие похвалы напишут, а вдове твоей сейчас тридцать тысяч пенсии, а детей твоих замуж за князей, за графов выдадут, а ты там посмотри: пошли в кусочки побираться, землю взяли, хата раскрыта, слезы и горе, а жив остался, ноги тебе отхватили – гуляй на руках по Невскому или на клюшках ковыляй да слушай, как тебя великий дворник честит: ах ты такой, сякой сын, пошел отсюда вон! Марш в проулок!.. Видал: вот японских-то героев как по Невскому пужают? А? Вот она, война! Тебе что? Платочком помахаешь, когда поезд солдатиков повезет, корпию щипать будешь, пять платьев новых сошьешь… – а ты вот посмотри, какой вой в деревне стоял, как на войну-то брали мужей да сыновей… Вспомнишь, так вот сейчас: аж вот здесь тоскует и печет, – и он жал, точно стараясь вывернуть из груди своей сердце.

Нет войны, не будет, не будет?»[206]206
  Чернышев А.В. Выбор пути. С. 16.


[Закрыть]

Вот что пишет А.Варламов: «Распутин своим мужицким умом выступал за добрососедские отношения России со всеми крупными державами, был против войны и, по свидетельству различных мемуаристов, говорил о том, что, не случись ему быть раненным полоумной Хионией, никакой войны, а следовательно и революции, не случилось бы»[207]207
  Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 401.


[Закрыть].

«Отец был горячим противником войны с Германией, – показывала на другом следствии, в 1919 году, Матрена Распутина. – Отец говорил, что мы не можем воевать с Германией; что мы не готовы к войне с ней; что с ней, как с сильной державой, нужно дружить, а не воевать. Это его так сильно расстроило, что у него открылось кровотечение из раны»[208]208
  Соколов Н.А. Предварительное следствие 1919–1921 гг. Вып. VIII. С. 183.


[Закрыть].

Впрочем, несмотря на то, что ранее он выступал против войны, Григорий Ефимович не выступал против нее, когда война уже разгорелась – было слишком поздно. Интересно, что полнота революционной ситуации настанет тогда, когда большевики начнут настаивать на прекращении войны с Германией в то самое время, когда победа становилась реальной. Им не нужна была победа – им нужно было поражение, и чем более страшное, тем лучше. Как бы предвидя и это, Григорий Ефимович показал определенную гибкость в военном вопросе.

«31-го августа приехал в Петроград Распутин. Он, так энергично стоявший против войны, теперь говорил, что раз ее начали, надо биться до конца, до полной победы.

“Я до войны был за дружбу с немцами, – говорил Распутин А.Мосолову. – Это было лучше для государя. А раз началась война, то надо добиваться победы, а то государю будет плохо”»[209]209
  Мосолов А.А. При дворе последнего Императора. Записки Начальника Канцелярии Министра Двора. С. 234.


[Закрыть].

«Относясь очень отрицательно к самому факту войны с Германией, утверждая даже, что, если бы он был при царе в дни, предшествовавшие войне, он убедил бы его войны отнюдь не допускать, Распутин наряду с этим говорил, что, коль скоро войну начали, необходимо довести ее до победы»,[210]210
  Гурко В.И. Царь и царица. С. 121.


[Закрыть] – писал Гурко.

Палеолог в своем дневнике записал: «Среда, 24 февраля 1915 г. Сегодня днем, когда я, наконец, наношу визит г-же О., которая деятельно занимается благотворительными делами, внезапно с шумом открывается дверь гостиной. Человек высокого роста, одетый в длинный черный кафтан, какие носят в праздничные дни зажиточные мужики, обутый в грубые сапоги, приближается быстрыми шагами к г-же О., которую шумно целует. Это – Распутин.

Кидая на меня быстрый взгляд, он спрашивает:

– Кто это?

Г-жа О. называет меня. Он снова говорит:

– Ах, это французский посол. Я рад с ним познакомиться; мне как раз надо кое-что ему сказать.

И он начинает говорить с величайшей быстротой. Г-жа О., которая служит нам переводчицей, не успевает даже переводить. У меня есть, таким образом, время его рассмотреть. Темные волосы, длинные и плохо причесанные, черная и густая борода; высокий лоб; широкий и выдающийся нос, мясистый рот. Но все выражение лица сосредоточивается в глазах, в голубых, как лен, глазах со странным блеском, с глубиною, с притягательностью. Взгляд в одно и то же время пронзительный и ласковый, открытый и хитрый, прямой и далекий. Когда его речь оживляется, можно подумать, что его зрачки источают магнетическую силу.

В коротких отрывочных фразах, с множеством жестов, он набрасывает предо мною патетическую картину страданий, которые война налагает на русский народ:

– Слишком много мертвых, раненых, вдов, сирот, слишком много разорения, слишком много слез… Подумай о всех несчастных, которые более не вернутся, и скажи себе, что каждый из них оставляет за собою пять, шесть, десять человек, которые плачут. Я знаю деревни, большие деревни, где все в трауре… А те, которые возвращаются с войны, в каком состоянии, Господи Боже! искалеченные, однорукие, слепые! Это ужасно! В течение более двадцати лет на русской земле будут пожинать только горе.

– Да, конечно, – говорю я, – это ужасно; но было бы еще хуже, если бы подобные жертвы должны были остаться напрасными. Неопределенный мир, мир из-за усталости, был бы не только преступлением по отношению к нашим мертвым: он повлек бы за собою внутренние катастрофы, от которых наши страны, может быть, никогда бы более не оправились.

– Ты прав… Мы должны сражаться до победы.

– Я рад слышать, что ты это говоришь, потому что я знаю нескольких высокопоставленных лиц, которые рассчитывают на тебя, чтобы убедить императора не продолжать более войны.

Он смотрит на меня недоверчивым взглядом и чешет себе бороду. Затем, внезапно:

– Везде есть дураки!

– Что неприятно – так это то, что дураки вызвали к себе доверие в Берлине. Император Вильгельм убежден, что ты и твои друзья употребляют все ваше влияние в пользу мира.

– Император Вильгельм? Но разве ты не знаешь, что его вдохновляет дьявол? Все его слова, все его поступки внушены ему дьяволом. Я знаю, что говорю, я это знаю! Его поддерживает только дьявол. Но в один прекрасный день, внезапно, дьявол отойдет от него, потому что так повелит Бог, и Вильгельм упадет плашмя, как старая рубашка, которую бросают наземь.

– В таком случае, наша победа несомненна… Дьявол, очевидно, не может остаться победителем.

– Да, мы победим. Но я не знаю, когда… Господь выбирает, как хочет, час для своих чудес. И мы еще далеки от конца наших страданий: мы еще увидим потоки крови и много слез…

Он возвращается к своей начальной теме – необходимости облегчить народные страдания:

– Это будет стоить громадных сумм, миллионы и миллионы рублей. Но не надо обращать внимания на расходы… Потому что, видишь ли, когда народ слишком страдает, он становится плох; он может быть ужасным, он доходит иногда до того, что говорит о республике… Ты должен был бы сказать обо всем этом императору.

– Однако же я не могу говорить императору плохое о республике.

– Конечно, нет! Но ты можешь ему сказать, что счастье народа никогда не оплачивается слишком дорого и что Франция даст ему все необходимые деньги… Франция так богата.

– Франция богата потому, что она очень трудолюбива и очень экономна… Еще совсем недавно она дала большие авансы России.

– Авансы? Какие авансы? Я уверен, что это еще один раз деньги для чиновников. Из них ни одна копейка не достанется крестьянам, нет, поверь мне. Поговори с императором, как я тебе сказал.

– Нет, ты сам скажи ему. Ты видишь его гораздо чаще, чем я.

– Мое сопротивление ему не нравится.

Поднимая голову и сжимая губы, он отвечает почти дерзким тоном:

– Эти дела меня не касаются. Я – не министр финансов императора: я – министр его души.

– Хорошо. Пусть будет так! Во время моей следующей аудиенции я буду говорить с императором в том смысле, как ты желаешь»[211]211
  Палеолог М. Дневник посла. С. 256–258.


[Закрыть].

Распутин действительно вникает во все. Он предвидит недостаток продовольствия и голодные бунты и требует подвезти больше продовольствия и организовать раздачу хлеба таким образом, чтобы были устранены очереди и не началась паника. Все его советы были практичны и могли быть легко осуществимы, но уже сам факт, что они исходили от него, делал реализацию его программ в целом невозможной.

Гурко, который не любил Распутина, тем не менее вынужден был признаться: «Вред, нанесенный Распутиным, огромный, но старался он работать на пользу России и династии, а не в ущерб им. Внимательное чтение писем императрицы, заключающих множество преподанных Распутиным советов, приводит к убеждению, что среди этих советов, в большинстве случаев азбучных и наивных, не было ни одного, в котором можно усмотреть что-либо мало-мальски вредное для России.

Действительно, что советовал Распутин? “Не ссориться с Государственной думой”, “заботиться о народном продовольствии”, “увеличить боевое снабжение армии”, “беречь людской состав армии до достаточного снабжения войска оружием”. <…>

В вопросах чисто военных он тоже проявлял обыкновенный здравый разум. Словом, при всем желании найти в его советах что-либо, подсказанное врагами России, – этого не удастся»[212]212
  Гурко В.И. Царь и царица. С. 121.


[Закрыть].

В августе 1915 года государь объявил о том, что принимает на себя командование армией вместо великого князя Николая Николаевича. Этого великий русский масон простить не мог ни царю, ни царице, ни Распутину, руку которого за этим отстранением он видел. Кстати, скорее всего, на этот раз его подозрения были напрасны: согласно некоторым документам Григорий вовсе не желал, чтобы царь брал на себя командование армией. Тем не менее против царя и Распутина встал теперь не только старый двор, но еще и правительство.

Генерал Спиридович писал: «На Распутина клеветали, что Старец агитирует за сепаратный мир, что он пользуется покровительством немецкой партии, что за ним числится несколько судебных дел, прекращенных Щегловитовым. Все это была сплошная неправда, но публика всему этому верила»[213]213
  Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Т. 1. С. 232.


[Закрыть].

Все кричали о его неограниченном влиянии, в то время как Григорию Ефимовичу не удалось даже, как он ни старался, освободить от армии своего единственного сына.

«Аня получила из Тюмени от нашего Друга следующую телеграмму: “Встретили певцы, пели пасху, настоятель торжествовал, помните, что пасха, вдруг телеграмму получаю, что сына забирают, я сказал в сердце, неужели я Авраам, реки прошли, один сын и кормилец, надеюсь, пущай он владычествует при мне, как при древних царях”. Любимый мой, что можно для него сделать? Кого это касается? Нельзя брать его единственного сына»[214]214
  Платонов О. А. Николай II в секретной переписке. С. 164.


[Закрыть], – писала императрица мужу 20 июня 1915 года.

И три месяца спустя: «Гр. прислал отчаянные телеграммы о своем сыне, просит принять его в Сводный полк. Мне сказали, что это невозможно. А. просила Воейкова что-нибудь для него сделать, как он уже прежде обещал, а он ответил, что не может. Я понимаю, что мальчик должен быть призван, но он мог бы устроить его санитаром в поезде или чем-нибудь вроде этого. Он всегда ходил за лошадьми в деревне; он единственный сын, конечно, это ужасно тяжело. Хочется помочь отцу и сыну. Какие чудные телеграммы Он опять прислал!»[215]215
  Там же. С. 227.


[Закрыть]

Глава 22
Распутин «под колпаком»

«И, наблюдая за Ним, подослали лукавых людей,

которые, притворившись благочестивыми,

уловили бы Его в каком-либо слове,

чтобы предать Его».

Евангелие от Луки, 20:20

«И Христос страдал и при кресте тяжела была минута.

И крест Его остался на любящих Его и повседнесь

пребывает, кто терпит за Христа. И враги посейчас

есть и ловят и распинают истинных Христиан».

Г.Е.Распутин

По настоянию царицы, едва оправившись от ранения, 21 августа 1914 года Григорий Ефимович приезжает в Петербург (точнее, уже три дня как переименованный в Петроград), где благодаря хлопотам верной Вырубовой поселяется в квартире на Гороховой улице. Начальник тайной полиции Джунковский тотчас отдает распоряжение, чтобы за каждым шагом старца следили и доносили ему ежедневно. Джунковский, как потом оказалось, обрабатывал и редактировал приносимые ему материалы о «Темном» – такую уничижительную кличку дал он Григорию Ефимовичу.

Джунковский активно искал компромат на Распутина уже с 22 января 1912 года, когда поместил Григория Ефимовича «под колпак» своего ведомства. И уже с тех пор оригиналы рапортов полицейских не хранились, а собирались только обработанные, отредактированные сводные рапорты, которые регулярно рассылались членам царской семьи.

В этих рапортах говорится, будто Распутин постоянно посещал проституток, притом часто – по нескольку раз в день. Удивительно однако, что ни одной конкретной проститутки по имени в тех рапортах не называется. И даже когда в 1917 году 13-я Комиссия Временного правительства опрашивала петроградских проституток об их связях с Распутиным, все до одной какую-либо связь отрицали.

Единственная свидетельница-проститутка, которая заявила, что знает его, рассказала следствию довольно странную историю. Распутин, увидев ее на Невском, внимательно посмотрел на нее и позвал за собой. Когда они пришли в номера, он накормил ее, а потом велел раздеться и, внимательно осмотрев ее, сказал, что у нее больна одна из почек и что ей надо беречь себя. Потом велел одеться и отпустил. Об этом случае Э.Радзинский пишет в английском варианте своей книги о Распутине.

«…Агенты Охранного отделения дежурили в подъезде дома, в котором жил Распутин, под видом швейцара, и два агента всегда находились у ворот того же дома, – писал впоследствии бывший начальник петроградского охранного отделения генерал Глобачев. – Попутно, по моему приказанию, они вели подробные записи всем лицам, посещавшим Распутина, и тем, кого он посещал. Таким образом, я ежедневно получал самые подробные сведения о том, кого видел и где был Распутин. Автомобиль, на котором ездил Распутин, принадлежал Охранному отделению, и шофером на нем был мой служащий. Поэтому мне всегда было известно, куда ездил Распутин. Между прочим, по моим сведениям, он никогда не бывал в Царском Селе во дворце; он всегда останавливался там у Вырубовой, и к ней съезжались императрица Александра Федоровна, великие княжны и наследник, а также бывший император, если он в то время находился в Царском Селе»[216]216
  Глобачев К.Н. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника петроградского охранного отделения // Вопросы истории. 2002. № 7. С. 105, 106.


[Закрыть].

А.Варламов уточняет: «Записи наружного наблюдения существовали в двух видах – необработанные и обработанные. Первые составлялись непосредственно филерами, вторые подвергались редактуре, прежде чем лечь на стол к высокому начальству. Именно они-то в основном и сохранились и послужили основным источником для компромата на Распутина, именно в них идет речь о его пьянстве, кутежах, проститутках.

Однако помимо обработанных материалов сохранились три фрагмента “сырых” донесений филеров, и в них – случайно или нет – но ни слова о проститутках и кабаках»[217]217
  Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 123.


[Закрыть].

«Можно предположить, – пишет О.Платонов, – как было дело. Пригласили человека – “специалиста” по подобным делам, профессионала по фальсификациям, предоставили ему подлинные донесения агентов, которые потом были уничтожены. “Специалист” их изучил, использовал хронологическую канву, отбрасывая все “лишнее” и добавляя массу клеветнических вымыслов в духе Илиодора. Можно предположить, и кто был этот специалист. Очень вероятно, что это был уже известный нам журналист Дувидзон (Давидсон. – О.Ж.), профессионал в клевете на Распутина.

Известно, что Дувидзон секретно сотрудничал с Белецким, писал по его заказу статьи в определенном направлении и получал от него деньги. Это свидетельствует сам Белецкий в своих записках. Кроме того, стилистически и по характеру своих выдумок с подробным сочинением тобольских эпизодов “выписки” схожи с клеветническими очерками Дувидзона “Житие старца Григория” в газете “Биржевые ведомости”»[218]218
  Платонов О.А. Терновый венец России. С. 212.


[Закрыть].

Дувидзон действительно писал про Распутина серии статей под псевдонимом Вениамин Борисов и в «Курьере», и в «Биржевых новостях», и при этом и желтой прессой не брезговал. Он придумывал леденящие душу истории о том, как совращенная и обманутая Григорием девушка решилась на справедливую месть; писал о том, как в своем селе Распутин пляшет голый перед огнем, а вместе с ним это делают и его поклонники; как он гребет золото мешками и отвозит в Тобольск, а потом пляшет там с губернатором и барышнями под граммофон. Губернатор Тобольска заявил газетчикам, что это ложь, и что Распутина он встречал всего раз, когда тот приходил с ходатайством по каким-то крестьянским делам. Но это никого не интересовало – народ зачитывался «произведениями» Дувидзона, работавшего, напомним, еще и на полицию. Он был виртуозом пера, и полицейская кличка его была Паганини.

Трудно сказать какова была роль и степень ответственности Дувидзона в неудавшейся операции по ликвидации Распутина. Но судя по тому, с какой рьяной ревностью он принялся бросать клевету на Распутина, кажется, ему приходилось отвечать перед очень важными особами.

Через несколько дней после приезда Григория Ефимовича в Петроград Анна Вырубова повезла его в Царское Село. Распутин был еще слаб, с трудом держался на ногах, едва разгибался, и даже не мог переодеться в свою любимую крестьянскую одежду. Зимнее пальто накинули прямо поверх больничного халата. Но государыне необходимо было видеть старца. Она переживала вместе со страной мрачные дни: провалилось наступление русской армии в Восточной Пруссии, наголову была разбита армия генерала Самсонова. Государыня нуждалась в молитвах Григория Ефимовича, в утешении, которое приносило само его присутствие, в его мудрости.

Григорий Ефимович не хотел надолго задерживаться в Петрограде. Лишь забота о царской семье удерживала его в городе. Кроме того, несмотря на болезнь, он сразу же начал принимать посетителей, нуждавшихся в его помощи. Благо теперь у него была своя квартира, и ему уже не приходилось никого стеснять непрерывным потоком просителей. Вот что пишет генерал Глобачев: «Обстановка квартиры среднемещанского типа, даже скорее бедная. Ежедневно у дверей его квартиры по утрам толпился бедный люд, и каждому он давал пособия, кому рубль, кому два, а кому и три. Семья его вела образ жизни скромный, но, по-видимому, ни в чем не нуждалась. В течение почти целого дня его посещали лица, принадлежавшие к разным слоям общества и разного служебного и общественного положения. Одни здесь бывали из-за личных симпатий к Распутину, другие ища его протекции, третьи просто в надежде набить около него карман»[219]219
  Глобачев К.Н. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника петроградского охранного отделения. С. 67.


[Закрыть].

Какое-то время после ранения Распутин не мог лечить людей. Сначала он даже плакал по этому поводу, извиняясь перед людьми, жалея их. Иногда в предчувствии надвигающегося на страну кошмара он отказывался приходить к больным, говоря: «Может, Бог возьмет его теперь, чтобы уберечь от будущих грехов…»

В это время он занимается в первую очередь благотворительностью. Люди приносят ему огромные деньги в благодарность, и он принимает и раздает их, не глядя и не считая.

Варламов подчеркивает: «Дела, которые брался проводить Распутин, делились на две резко различные категории. Одни из них касались устройства судьбы сравнительно маленьких людей: выдачи им пособий, увеличения получаемой пенсии, продвижения на службе в ее низших степенях. По отношению к таким людям он, в большинстве случаев, ограничивался снабжением их короткими записками к знакомым и незнакомым ему высокопоставленным лицам. Записки эти, неизменно начинавшиеся со слов “милай, дорогой”, для некоторых лиц – увы! – имели такую обязательную силу, что снабженные ими просители были обеспечены в удовлетворении своих ходатайств»[220]220
  Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. С. 444.


[Закрыть].

Некоторым он давал записки к разным министрам. Hа восьмушке простой бумаги он ставил сверху крест. Затем следовало: «Милой, дорогой, сделай ей, что просит. Несчастна. Григорий». Или: «Прими, выслушай. Бедная. Григорий». Одному было написано: «Милой, дорогой, прими его. Хороший парень. Григорий».

Вряд ли искажал положение вещей жандармский генерал Спиридович, когда красочно описывал «приемную» Распутина: «В квартире Распутина (Гороховая, 64), в его приемной, с утра толпилось много народа. Люди всяких званий. Больше всего дам. Бывали священники, иногда даже офицеры, очень молодые. Много несчастных.

Распутин выходил в приемную и обходил просителей. Расспрашивал, давал советы, принимал письменные просьбы, и очень участливо, внимательно. Иногда шарил у себя в карманах и совал просительнице деньги. Одна интеллигентная женщина жаловалась, что муж убит, пенсии еще не вышло, а жить не на что. Помогите, не знаю, что делать. Распутин зорко смотрит на нее. Треплет свою бороду. Быстро оборачивается, окидывает взглядом просителей и хорошо одетому господину говорит: “У тебя деньги ведь есть, дай мне”. Тот вынимает из бокового кармана бумажник и дает что-то Распутину. Посмотрев, Распутин берет просительницу за плечи. “Ну, пойдем”. Проводит ее до выходных дверей. “На, бери, голубушка, Господь с тобой”. Выйдя на улицу и посмотрев, что сунул ей Распутин смятым, она насчитала пятьсот рублей»[221]221
  Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Т. 1. С. 267–268.


[Закрыть].

Симанович будет наговаривать на Распутина, будто тот накопил большой капитал. Но вот что пишет по этому поводу Э.Радзинский, которого все-таки никак нельзя упрекнуть в симпатиях к старцу: «Ничего он не скопит, ничего после себя не оставит. Шальные деньги будто жгут ему руки – он их пропивает или раздаривает, лишь совсем немного отсылает в Покровское, на свое небогатое хозяйство»[222]222
  Радзинский Э.С. Распутин: жизнь и смерть. С. 301.


[Закрыть].

Впрочем, никаких денег Григорий Ефимович не пропивал – за все платили другие, в особенности Джунковский, стремившийся споить Григория Ефимовича. На эти деньги Распутин кормил и угощал всех, с кем беседовал по ночам о Боге. Белецкий, свидетельствуя перед 13-й Комиссией, говорил о том, как однажды вместе с другими думскими он пытался подкупить Григория Ефимовича: «Не зная особенностей его натуры, мы хотели войти к нему в доверие при помощи подачек».

Впрочем, Симанович говорил о распутинских «капиталах» скорее не из желания очернить Распутина, а желая угодить 13-й Чрезвычайной комиссии, которой страшно боялся. К тому времени Распутин был уже мертв, и Симанович, по всей вероятности, не считал большим грехом наговаривать на человека, перед которым ранее искренне преклонялся и которому был обязан жизнью и здоровьем своего сына.

Сыну Симановича, двадцатилетнему студенту, тоже пришлось предстать перед зловещей комиссией. Вот некоторые из его показаний, которые цитирует Радзинский: «С 1909 по 1910 год у меня стали наблюдаться признаки нервного заболевания, именуемого “пляска святого Витта”. Со времени объявления болезни я обращался к докторам, тем более что одно время я принужден был лежать в постели, так как вся левая половина у меня была парализована… Среди докторов, меня пользовавших, я могу указать профессора Розенбаха и доктора Рубинько, живущих в Петрограде… В 1915 году Распутин, узнав от отца о моей болезни, предложил привести меня к нему на квартиру… Распутин, оставшись со мной в комнате наедине, посадил меня на стул и, поместившись напротив, пристально смотрел мне в глаза, начав меня гладить рукою по голове. В это время я испытывал какое-то особенное состояние. Сеанс этот, как мне кажется, продолжался минут десять. После чего, прощаясь со мной, Распутин сказал: “Ничего, это все пройдет!” И действительно, теперь я могу удостоверить, что после этого свидания с Распутиным припадки больше у меня не повторялись, хотя со времени этого сеанса протекло более двух лет… Это исцеление я приписываю исключительно Распутину, так как врачебные средства лишь поначалу облегчали форму припадков, не устраняя их проявлений. Между тем, после визита к Распутину припадки эти прекратились»[223]223
  Там же. С. 304.


[Закрыть].

Слухи о том, что Распутин якобы жаждал власти, также не выдерживают никакой критики. Вот, например, фрагмент из воспоминаний князя Жевахова: «Вмешательство Распутина в государственные дела, приведшее к утверждению, что не царь, а Распутин “правит Россией”, назначает и сменяет министров, являлось только одним из параграфов выполнявшейся революционерами программы, а в действительности не имело и не могло иметь никакой под собой почвы. Именем Распутина пользовались преступники и негодяи; но Распутин не был их соучастником и часто не знал даже, что они это делали. Как характерный пример я укажу на визит ко мне некоего Добровольского, надоедавшего обер-прокурору Святейшего Синода Н.П.Раеву домогательствами получить место вице-директора канцелярии Св. Синода, остававшееся вакантным после перемещения на другую должность А.Рункевича.

Явился этот Добровольский ко мне на квартиру, развязно вошел в кабинет, уселся в кресло, положив ногу на ногу, и цинично заявил мне, что желает быть назначенным на должность вице-директора канцелярии Святейшего Синода.

– Кто вы такой и где вы раньше служили, и какие у вас основания обращаться ко мне с таким странным ходатайством?.. Предоставьте начальству судить о том, на какую должность вы пригодны, и подавайте прошение в общем порядке, какое и будет рассмотрено по наведении о вас надлежащих справок, – сказал я.

– Никакого другого места я не приму; а моего назначения требует Григорий Ефимович (Распутин), – ответил Добровольский.

Посмотрев в упор на нахала, я сказал ему:

– Если бы вы были более воспитаны, то я бы вежливо попросил вас уйти; но так как вы совсем не умеете себя держать и явились ко мне не с просьбою, а с требованием, то я приказываю вам немедленно убраться и не сметь показываться мне на глаза…

С гордо поднятой головой и с видом оскорбленного человека Добровольский поехал к Распутину жаловаться на меня, а я обдумывал способы выхода в отставку, стараясь не предавать огласке истинных причин, вызвавших такое решение. <…>

На другой день Н.П.Раев вызвал меня в свой служебный кабинет, и между нами произошла такая беседа: