Текст книги "Волчье правило"

Пусть и душманы знают!

Перед прилетом вертолетного полка, в небе промелькнули какие-то шустрые аэропланы, средь белого дня повесив над ПКП световое поле (наверное, чтобы заманить на себя ПЗРК противника, которых тут быть не могло). Эскадрилья «Грачей» стремительно прошла в вышине хищным боевым порядком, демонстрируя полную боевую загрузку на внешних подвесках.

Винтокрылы, привычно отстреливая тепловые ловушки, выстроили в небе над ПКП уже знакомую «этажерку», прикрывая посадку четверки Ми-8, на которых прилетели «народные контролеры».

На вертолетной площадке специалист по «солдатскому ускорению» держал вытянутую вверх руку, из которой валил оранжевый дым – показывал направление несуществующего приземного ветра. В конце концов все четыре машины счастливо приземлились, а вертолетный полк и далее крутил «этажерку», переведя двигатели в режим дросселирования.

Из четырех «восьмерок» на землю сошло аж пятнадцать человек – по три с половиной на мощную воздушную машину (очевидно, всерьез опасаясь, чтобы всех вместе не завалила шаровая молния – обычное явление для этих широт).

Выглядели «народные контролеры» инопланетными пришельцами – на их, мягко говоря, неспортивные фигуры, кто-то напялил новенькие «эксперименталки» с берцами, тяжелые бронежилеты и каски. У каждого на плече болтался «окурок» с двумя огромными (для такого миниатюрного автоматика) пулеметными магазинами, перевязанными черной изолентой.

Контролерский вид был настолько несуразным, что туземная политическая братия ошалела, потеряв на некоторое время возможность разговаривать. Пока армейское начальство рапортовало и здоровалось с гостями, прозвучала команда – всем политработникам зайти в полевой клуб.

Из него предварительно вытянули все стенды, расставив вдоль лагерной линейки, под охрану часовых. Зашли и расселись – согласно иерархии. Александр, легко растолкав конкурентов при помощи локтей и специфического десантного мата, занял предписанное ему место.

На узкую лавку рядом с Хантером напихалось несколько загорелых и веселых старлеев и летёх, замполитов батарей из АПА (армейского артполка), явно не горевших желанием встречи с «народным контролем». Подполковник Михалкин сел в первых рядах, рядом с политотдельцами армии и напыщенным майором Гольцовым. Тайфун сидел там же. Кролик тоже влез в первые ряды и, вытянув колоссальный гроссбух, подготовился тщательно записывать.

После непродолжительного ожидания в палатку торжественно ввалилась куча элитного военного люда – ЧВС армии в своей «фирменной» форме, два полковника явно афганского вида и главпуровцы… толстые, с пузами, незагорелые, в солдатской форме (в панамах с зелеными звездочками, с солдатскими ремнями, с зелеными «партизанскими» бляхами)…

Непривычной была сама их походка, поскольку заскорузлые, неношеные берцы, с соплями шнурков, угрожали падением их носителям… Броники, каски и оружие с пришельцев сняли, дабы с непривычки не потеряли сознание от физической и психической перегрузки, не учинили пальбу.

При виде «контролеров» среди политработников-туземцев пошло гулять своеобразное эхо – шепот, сдержанный хохот, старательное шипение старших начальников – все соединилось в этом гуле. Команду «Товарищи офицеры!» не подали – война ж! Представились, сообщив – кто есть кто среди прибывших генералов и офицеров ГлавПУра.

Слышимость была паскудной – грохот вертолетных двигателей и стригущий звук их лопастей давали о себе знать, поэтому некоторые, наиболее заинтересованные и принципиальные политработники попросили первого заместителя ЧВС армии, абы выступающие прибавили звуку.

В ответ появился солдат с микрофоном, другой боец затащил в палатку динамики, веселившие военную публику рассказами о воздушных приключениях Почина и то, что говорилось с трибуны, нашло живой отклик в массах.

Хантер так и не успел врубиться – кто есть кто среди главпуровцев, кто у них закоперщик. Дождавшись, когда станет хорошо слышно всем, из пришельцев выделился невысокий, седой и дородный «народный контролер», заговоривший хорошо поставленным голосом, с обычным набором стандартных фраз, выдававших в нем профессионального партийно-политического болтолога.

– Товарищи офицеры-политработники! – задушевно начал он. – Все советское общество…

Дальше в течение десяти минут «контролер» рассказывал об успехах перестройки, о партии, которая обновляется и от этого крепнет, о победоносных успехах армейских политработников на этой трудной, но благородной стезе…

Хантер тревожно смотрел на часы – уже приблизилась пора линять, а он никак не мог отважиться. Решил выждать удобный момент. В конце своего пламенного спича «контролер» захотел поиграть в очень модную игру под названием демократия, предложив кому-то из политработников первичного звена выйти к трибуне, и поделиться опытом – как продвигается перестройка в армейском понизовье, чем живут в первичных партийных и комсомольских организациях, каковы успехи «солдатского ускорения» в ротах, батареях и эскадрильях?

Сразу же старлей ощутил на себе два взгляда – жесткие и, вместе с тем, с просьбой – это смотрели Тайфун с Монстром, каждый со своего места, уперев глаза в контуженую башку неугомонного Хантера. На их счастье, у того в тот момент была совсем иная цель – он строил планы побега из клуба.

Как оказалось, полог палатки с внешней стороны завалили камнями, опасаясь коварного ветра-«афганца». Теребя сначала легонько, потом сильнее и сильнее, Александр расшатал весь шатер, чем привлек к себе внимание окружающих…

Убедившись, что Петренко занят чем-то своим, оба надзирателя успокоились. Тем более – на трибуне обозначилась колоритнейшая фигура, собиравшаяся рассказать об успехах перестройки и перспективах «солдатского ускорения».

Не обращая внимания на вытянутую в жесте первоклассника руку Кролика, горевшего желанием поделиться с высокими гостями передовым опытом, к трибуне пробился крепкий мужик лет тридцати пяти, в затасканной форме с опознавательными знаками капитана-мотострелка.

– Капитан Соломонов, – назвался он, вставая за трибуну. – Помощник начальника политического отдела шестьдесят шестой мотострелковой бригады по комсомольской работе.

Политработники возбужденно загомонили, ожидая – что же выдаст комсомолёнок? Народ тихонько перешептывался, обсуждая кандидатуру оратора. Всех смущало то, что в его возрасте можно уже быть подполковником и, закончив ВПА имени В. И. Ленина, служить замполитом полка или даже занимать должность начальника политотдела бригады.

– Я хотел бы поделиться своим опытом, – громко начал капитан. – Как мы в боевых условиях продвигаем вперед перестройку. Это дело не такое простое, как иногда кое-кому кажется…

– Абзац! – выдохнул рядом веселый старший лейтенант-артиллерист. – Начнет мозги е…ть!

Однако комсомолец из Джелалабада не стал никому ничего насиловать, после двух-трех дежурных фраз о «солдатском ускорении» и жизни первичных комсомольских организаций он выдал такое, от чего товарищество схватилось за животы.

– Вы не смотрите, товарищи, что я, как это говорится: «Волосы выпали, зубы торчком, старый дурак с комсомольским значком!» – Он продемонстрировал свою огромную лысину.

Политбратия ответила взрывом смеха, когорта «контролеров», не ожидая подвоха, снисходительно усмехалась, мол, все нормально – демократия в действии!

– Я хочу рассказать о том, как мы в тяжелейших условиях горных боев с душманами проводим занятия по политической подготовке! – продолжал старый комсомолец. – Мы заранее планируем не только ход боевых действий, – нес он сущую ахинею, – но, вместе с тем, планируем: где, когда и каким образом мы сможем проводить политические занятия!

– Так, так! – оживились главпуровцы. – Правильно, молодец – капитан, продолжай!

Реакция политработников-аборигенов была иной – они весело загудели, предчувствуя продолжение спектакля, начатого Почином.

– И вот, – настойчиво продолжал Соломонов, размахивая руками для вящей убедительности. – Когда в горах, я, например, вижу, – он показал на свой «Ориент», вызвав неподдельный интерес в глазах московских гостей, – что настало время проводить политзанятие, я подаю команду: «Стой! Занять круговую оборону! Подготовиться к политзанятиям!», – громогласно завопил он, как-будто действительно шарахался где-то в горах.

Местные политработники заткнули рты руками, другие молча стискивали зубами панамы и кепи, пытаясь их жевать, чтобы не вырвалось жеребячье ржание. Начиная с передних столов, катилась волна – мужики бились в судорогах немого смеха.

Генерал Захаров на сборах не присутствовал – он в самом начале извинился и куда-то отлучился, а полковник, его первый зам, сидел молча, до сих пор не врубаясь – куда гнет помощник по комсомолу боевой бригады?

– Потом, – заговорщицки продолжал капитан преклонного возраста, – я оставляю достаточный для охраны и обороны минимум бойцов, остальные садятся вокруг меня в пещере, где на стене уже растянута полевая ленинская комната. – Снова тихий взрыв мекания и бекания, и новая волна пошла гулять клубом. – Все они вытягивают из рюкзаков или вещевых мешков конспекты лекций для политзанятий и ручки, я достаю из полевой сумки свой конспект, заранее утвержденный вышестоящим руководством. – По клубу прокатилась свежая волна, а мекание и бекание прибавило в звуке.

– В то же время специально выделенный из первичного актива боец выпускает боевой листок, в котором пишет о наших победах и достижениях. Я проверяю содержание, расписываюсь на обратной стороне боевого листка, и редактор боевого листка немедленно вывешивает его посреди пещеры!

Капитан Соломонов оказался большим актером, становилось очевидным – в своей молодости он ошибся дверью – ему следовало поступать в Щучинку с Гнесинкой, а не в военное училище. «Контролеры» заворожено слушали капитана, некоторые что-то записывали в блокнотах, а часть клуба, состоявшая из аборигенов, корчилась от смеха. Характерный вертолетный вой и стрекот служил отличным маскировочным фоном, помогая великому артисту в капитанских погонах.

– Когда я вижу, что время, запланированное на проведение политзанятий, уже исчерпано, я ставлю задачу на самоподготовку, после чего подразделение готовится к дальнейшему ведению боевых действий. Личный состав закрывает конспекты, сворачивает походно-полевую ленинскую комнату, и мы отправляемся дальше, в горы! – закончил обмен опытом доблестный носитель комсомольского значка.

В клубе было тяжело найти зрителя, которого бы не «проняло» это проникновенное выступление. У некоторых просто свело животы, у Сашки от смеха болели челюсти, губы и язык, артиллеристы рядом с ним просто лежали на столе и молча всхлипывали, судорожно дергая плечами.

Но представителей ГлавПУра интересовало нечто другое.

– А боевой листок? – спросил кто-то из них. – Что, он так и остается висеть посреди пещеры?

– Так точно! – не повел глазом капитан. – Пусть и душманы знают о наших победах и достижениях!

– Ха-ха-ха!!! – не выдержала аудитория, взорвавшись злым смехом, похожим на ржание стада одичавших жеребцов.

Хантер, наконец вспомнив, что у него в полевой сумке лежит опасная бритва, вытянул ее, склонился под столом, разрезал жесткий брезент, быстро выскочив сквозь дыру – прочь из душной палатки. В клубе, кажется, никто не заметил его бегства, там царствовал здоровый хохот.

Не обращая внимания на часового, ошалело уставившегося на старшего лейтенанта, выскочившего из дырки как черт из табакерки, Александр спокойно направился к себе, вон из штабного городка.

Почему-то он не очень радовался жизни, несмотря на колоссальный заряд положительной энергии, полученный от бесплатной комедии. Дурные предчувствия травили его неспокойную душу. Старлей быстро спустился к ручью, где стояли два аппарата, принадлежавшие гвардейской десантно-штурмовой бригаде. Зверобой, увидев его, соскочил с брони, где играл в карты с дедами из экипажа бэтээра, и подбежал к офицеру.

– Что-то не так, товарищ старший лейтенант? – встревоженно спросил он. – На вас лица нет!

В ответ Хантер сообщил о разговоре с хадовцем и подполковником Вагановым (избегая деталей, связанных с халатом покойного Сайфуля), о том, что на эту БМП с ее славными бойцами и их оторванным замполитом охотятся дурноголовые и жадные до денег душманы.

Ничуть не перебарщивая степень опасности, Сашка говорил с опытным сержантом на равных, как с товарищем, а не как старший с младшим. Опытный Зверобой понял все – не пытаясь переступить грань между доверием и панибратством, он глубоко задумался.

– Знаете что, товарищ старший лейтенант, – проговорил он, наблюдая за громадной стаей вертолетов, неспешно круживших над ПКП. – Я размышляю так: за шесть километров ускоренного марша, даже в сумерки, с нами ничего не произойдет. Передадим своим, чтобы встретили в районе того кишлака, Асава, кажется – там, где мы «духов» из-под земли вытянули. Номер БМП замажем глиной, все как один, наденем комбезы химические, шлемы и бронежилеты. Боезапас почти полный, пока вы ходили, старший прапорщик Черпак заправил нас соляркой, подбросил всяческих боеприпасов. Даже на каждого по шприц-тюбику промедола выдал под роспись. Воевать мы умеем, я полагаю, не так уж страшен этот местный шайтан, как его малюют!

– Добро! – согласился Хантер. – Отправляемся через двадцать минут! А пока что, по старой дружбе, – взял он сержанта за локоть, – пригласи, пожалуйста, Оксану сюда, проститься хочу.

– Запросто! – с пониманием усмехнулся Зверобой, и стремглав помчался на горку.

Пока он бегал, бойцы затерли глиной бортовой номер, Александр переоделся в КЗС, обул кроссовки шелудивого пса Сага. Оказалось, что Ерема, умевший, кроме всего, еще и хорошо шить, пришил к каждому комбинезону специальный кармашек из остатков чьей-то парадной солдатской рубашки.

Это было очень удобно – именно туда Хантер положил шприц-тюбик и автоматный патрон – на край, для себя. Вот прибежал Зверобой, за ним в каньон спустилась Оксана. У Сашки радостно забилось сердце, когда увидел ее стройную фигурку. Глупые мысли и дурные предчувствия сразу отступили куда-то за высокий берег. В руке девушка, как и всегда, держала очередной объемистый сверток.

– Не может она без этого! – по-доброму улыбнулся Хантер, наблюдая за искусительной походкой. – Все считает – путь к сердцу мужчины лежит через желудок, на самом деле путь этот проходит ниже!

Это было полнейшей правдой в отношении Хантера. Выросший в военной семье, с младых ногтей таскаясь за родителями по гарнизонам и военным городкам, он сызмала привык к солдатской пище. Для него, непритязательного, лучшим угощением часто выступала «просто еда», то есть что угодно съедобное. Даже мама, жена и теща иногда обижались на него, когда на вопрос «Что тебе приготовить?», он отвечал поговоркой беспризорников периода двадцатых-тридцатых годов: «Шо дадите, тетенька!»

Соскочив навстречу любовнице, Александр, не стыдясь, при всех крепко поцеловал ее в губы вместо приветствия. Девушка ответила взаимностью.

– Что случилось, дорогой?! – всполошилась она. – Ты какой-то не такой, грустный… Заболел?

Объяснять, что душу переполняют нехорошие предчувствия, что небо видится затянутым тучами (на самом деле там живо светило уже несильное солнышко, пробиваясь сквозь вертолетные винты), что не хочется почему-то отправляться в это путешествие, Хантер не захотел – не позволила гордость. Он привлек Оксану крепче к себе и молча замер в объятиях, втягивая в себя аромат волос и запах свежевымытого тела.

– Должен ехать, – невесело объяснил он. – Завтра утром буду здесь, а потом – лечу в Джелалабад, в госпиталь.

– Ты смотри там, – как-то нервно хохотнула девушка. – В госпиталях знаешь, какие медсестры! Как щуки голодные бросаются на молодых и красивых офицеров, разглядев все, что можно, пока те, беспомощные, голяком на операционных столах валяются, и ам…, – щелкнула она зубами в воздухе как настоящая щука. – И нет офицера!

– Думаю, что до операционного стола дело не дойдет, – не очень уверенно проговорил Хантер. – Потому как принадлежать я буду только тебе! – применил он дедовский метод охмурения девчат.

Метод этот передал ему… собственный дед по маме. Когда-то, будучи еще молоденьким курсантом Свердловской политуры, Сашка приехал в летний отпуск к своему деду в Полтаву и тот, под рюмочку, не отвлекаясь на легкое неудовольствие со стороны бабушки, под вишнями учил внука искусству ухаживания (охмурения, по деду).

– Главное, Санька, – учил захмелевший дед, – обещай каждой, что ты обязательно женишься, что ты будешь принадлежать только ей одной с первого момента вашей встречи и на всю жизнь! Женщинам нравится, когда им мозги цветочной пыльцой опыляют и нектаром заливают!

Метод этот никогда не давал осечек, прибавляя в Сашкину копилку мужчинских подвигов блестящие победы и новые девичьи имена, и лишь однажды, когда Александр, по молодости да сдуру, всерьез увлекся экзальтированной Ядвигой, дедов метод дал сбой – внук скоропостижно окольцевался…

На Оксану дедовский метод произвел неожиданное впечатление – она заплакала.

– Почему так всегда? – по-детски всхлипывала она на Сашкиной груди. – Только встретишь красивого и толкового мужика и все, баста, разлука? Почему так, а?

– Не знаю, звезда моя, – гладил ее по волосам Александр. – Как поет Алла Пугачева: «Расставанье – маленькая смерть».

– О смерти не нужно! – высохли слезы на милом личике. – Что-то ты мне не нравишься! Какой-то ты фаталист сегодня! Может, никуда не поедешь? – не на шутку встревожилась красавица. – Я здесь, в штабе все устрою!

– Нет, спасибо! – рассмеялся Хантер, глядя, как горячо раздулись ноздри хрупкого носика. – Я приеду завтра, и мы все устроим лучшим образом, хорошо?

– Хорошо! – согласилась женщина. – А как ты относишься к Витебской десантной дивизии? – вдруг спросила она.

– Как говорят в Одессе, – перевел в шутку Петренко, которому становилось все более неудобно обниматься с женщиной под обстрелом десятка голодных мужских глаз, – я не отношусь к славной Витебской дивизии ВДВ, хотя уважаю витебцев за храбрость и отвагу. Хотя и гонористые они – до одури!

– А я здесь, – показала женщина на вертолеты, выкидывающих, в буквальном смысле, народные деньги на ветер, – переговорила с некоторыми начальниками, они говорят, мол, в принципе, тебя возможно перевести в Витебскую дивизию ВДВ, в Кабул… – Она виновато посмотрела на Сашку снизу, лукаво пряча хитрые зеленые глазки.

– Я тебе искренне за все благодарен, зорька моя ясная! – привлек он к себе девушку. – Давай я приеду завтра, и мы обо всем переговорим, лады?

– Лады! – согласилась она, обнимая старшего лейтенанта, прижимаясь всем упругим телом. – А ты точно вернешься?

– Чтоб я сдох! – засмеялся Хантер, вспоминая «клятву Штирлица».

– Не надо! – заслонила она ему рот мягкой, чуточку загрубелой ладонью. – Ей-богу, не нравится мне твое настроение!

– Имеем то, что имеем! – собрался с силами Хантер. – Мне пора, пока мой долбодятел не подскочил оттуда, – он показал рукой на ПКП, вспомнив Михалкина.

– А я тебе на дорожку собрала, – подняла сверток с земли Оксана, словно ему предстояло ехать куда-то в Ташкент. – Даже тортик «Наполеон» испекла! Ты любишь «Наполеон»?

– Это мой любимый торт! – умело солгал Александр, безразличный к сладостям. – Большое тебе спасибо! – Он забрал сверток из рук красавицы.

– Я тебя буду ждать, – она крепко поцеловала его в губы. – Я буду, как та Ярославна, молить Бога, чтобы ты остался живым и невредимым!

– Я вернусь… – вновь не очень уверенно заявил Александр (предчувствия червями точили его душу). – Жди, Ярославна!

– Вперед! – он залез на броню. – На СТО! Бронированная машина резко крутнулась посреди ручья, едва не разувшись, и рванула на горку. Хантер, оглянувшись, смотрел на стройную фигурку в белом халате, пока та не исчезла, махая рукой, в пыли.

Вертолеты еще барражировали, а возле полевого клуба уже толпились офицеры – организационно-методические сборы… закончилось. Вспоминая веселого капитана Соломонова, старлей захохотал, прокрутив в памяти его сольное выступление. Не желая видеться с Михалкиным, он демонстративно отвернулся от штабного городка, дабы, даже разглядев Сашкину броню, Монстр не смог остановить стремительный бег мощной машины.

Пока все шло хорошо – БМП подлетела к шлагбауму, охранбатовцы, для которых десантники за этот небольшой срок стали чем-то наподобие фетиша, радостно приветствовали их, задрав древесину вверх.

Оставив позади ПКП, Александр вздохнул с облегчением: с одной стороны, здесь была Оксана, вкусная еда, относительная безопасность, а с другой – казарменный порядок, суровый контроль, куча дурноголового и тщеславного начальства, будто не в Афгане воюешь, а в Союзе служишь, в какой-нибудь «придворной» части.

Не тратя времени, Хантер вышел на связь с Дыней, предупредив – они выдвигаются на пределе допустимой скорости к Темаче, просил встретить перед разбитым кишлаком Асава. Денисенко, удивленный просьбой, все же согласился выслать навстречу Грача с двумя БМП. Машина летела быстро, ветер свистел в ушах, забираясь под шлемофон.

– Может, поедим? – спросил сквозь грохот двигателя Зверобой, указывая на Оксанин сверток. – На СТО пожрать не дадут, налетит голодное зверье со всех закутков, вмиг все заточат!

– Нет! – отрезал замполит роты. – Пока не доберемся до СТО, ни крошечки никто не съест! Что-то мне не по душе это путешествие, – поделился он с сержантом предчувствиями.

– Да фигня все это! – махнул пренебрежительно рукой Зверобой. – Проскочим те холмы – он показал место, где огонь «Градов» смешал с землей духовскую засаду, – а там и Асава вскоре!

– Лось! – крикнул Хантер, обращаясь к Кулику. – Вот тебе частота, – он подал бумажки экс-сержанту. – Выйди на охранбатовцев, проверь связь!

Лось умостился на башню рядом с офицером и, взяв бумажку, на ходу налаживал связь, вызывая радистов батальона охраны. Зверобой, уступивший место радиотелефонисту, молча курил на корме, усмехаясь в усы.

Очевидно, он с иронией относился к чересчур осторожному старлею, чья перестраховка раздражала срочников. Ерема тоже с улыбкой смотрел на замполита, сидя рядом с земляком, и ласково, как девушку, держа перед собой снайперскую винтовку с пристегнутым оптическим прицелом.

– К бою! Дослать патроны! Всем надеть каски и бронежилеты! – неожиданно скомандовал Хантер, предчувствуя близкую опасность.

Как и в тот раз, когда возвращались из Сапамхейля, его кололи со всех сторон острые иглы, вдруг стало холодно…

– Прав Ваганов, – размышлял Александр, натягивая поверх шлемофона каску. – Опасность сейчас можно даже пощупать руками!

Бойцы, криво ухмыляясь, отвернулись от него – такого от Хантера-турана никто не ожидал…

– Чего рты пооткрывали?! – загремел на них замполит. – К бою!!!

Бойцы лязгнули предохранителями. Проверил свой автомат с подствольником и старлей. Все было как надо, все готово к бою, в неотвратимости которого он не сомневался. Пушка БМП повернулась к холмам, готовясь дать отпор невидимому врагу.

Арсентьев проворно преодолел участок пути, где когда-то пряталась засада – нападение не состоялось. Бойцы снисходительно взирали на офицера, дескать, что с него возьмешь, контузия мозги разжижила, а женщина – лишила, через место оное…