Текст книги "Своя Беда не тянет"

– Ты говорил, Серега, – начала я с порога, – что «ракету» сам изобрел.

– Тс-с! – Серега округлил глаза в неподдельном ужасе. Он держал на весу блестевшие от массажного масла руки и всем своим видом показывал, что не намерен сейчас со мной беседовать на щекотливые темы, и уж тем более впускать в квартиру.

– Ты говорил, Серега, – я отодвинула его накачанное постоянным физическим трудом тело – «мясо и кости»! – и прошла в комнату. Блондинка скосила на меня подведенный глаз. Я сунула ей под нос какой-то журнал.

– Знаете, девушка, по новой методике, каждые пять минут нужно делать перерыв в разминании мышц. Но это стоит дороже.

– Я заплачу, – кивнула блондинка и уткнулась в журнал.

– Ну, вы даете, коллега! – восхитился Серега и повел меня на кухню, где на подоконнике буйствовали зеленью кусты индийской конопли.

– Ты говорил, что «ракета» – твое изобретение? – повторила я вопрос.

– Ну, в общем, в какой-то мере... Принцип, конечно, известный..., чтобы из маленькой дозы извлечь наибольшую пользу... – Серега вытер вафельным полотенцем руки. – Можно сказать, я эту идею усовершенствовал, наперсток придумал и как закрепить...

– Понятно, тогда скажи, откуда такая «ракета» могла появиться в школе? – Я помахала перед его носом бутылкой, которую прихватила с собой. Серега взял ее, мечтательно понюхал и сообщил:

– Да, палево реальное. Это, наверное, Лялька-зараза своим клиентам рассказала, как экономичнее траву расходовать и быстрее кайф словить.

– Кто это, Лялька-зараза?

– Цыганка, которая ганджубасом торгует. У нее свои покупатели-оптовики есть. А те, в свою очередь, своих клиентов имеют – тех, кто непосредственно употребляет. Вот они и учат друг друга всяким приспособам. Я Ляльке «ракету» как–то показал в действии, она и растрепала всем.

– В долг она работает?

– Нет, только за наличку. В день до десятка тысяч имеет. Вот те, кто потребителям дозы продает, уже, бывает, в долг работают. А Лялька... она скидки хорошие дает, если ты ей понравился. А если так понравился, что она и переспать с тобой не прочь, то можно и бесплатно партию срубить. – Серега потупился, как красна девица, из чего я должна была сделать вывод, что именно таким способом он и получает свой вожделенный ганджубас.

– Фамилия Грибанов тебе ничего не говорит?

– Грибанов? Да она всем обо всем говорит. Ты что – сбрендила? Или место работы сменила и все забыла? – Серега заговорил в полный голос, забыв, что в соседней комнате томится клиентка, готовая отвалить ему денег за простой. – Грибанов – начальник департамента здравоохранения мэрии! Это все знают, для этого и журналистом быть не надо.

– Начальник? В мэрии? Дура я, дура.

– А какая связь между Лялькой-заразой, «ракетой», Грибановым и тем, что ты дура?

– Не знаю. Говори адрес Ляльки.

– Да не будет она с тобой разговаривать.

– Будет. Ты ей сейчас позвонишь и скажешь, что она будет со мной разговаривать, – я сунула ему в руку свой мобильный.

– Не понял, – нахмурился Серега. – Это что, для газеты? Я в эти игры не играю. Ты же всех наших заложишь, мне потом в городе никто ганджубас не продаст. Не-е, Элка, я в эти игры...

– Сына у Грибанова убили, а отоваривался сыночек, скорее всего у этой Ляльки, потому что приспособа эта, «ракета», по школе гуляла, – забормотала я, не слушая Серегу. – Сыночек был красавчик, малолетний, правда, но скидочку наверняка имел у этой знойной Ляльки. Как ты думаешь, за долги его могли грохнуть? Что они там не поделили – деньги или Лялькино цыганское тело?

– Я так понимаю, – подключился Серега к моим размышлениям, – у твоего парня большие неприятности в школе. Это палево оттуда? – Он повертел в руках «ракету».

– Оттуда.

– Ну, так ты не там роешь. Лялька и долги – ерунда. Не нужно ей звонить. – Он сунул мой мобильник мне в карман. – В долг она не работает. Бесплатно – бывает, а в долг никогда.

– Я вас умоляю!!! – Дверь внезапно открылась и в проеме появилась блондинка. Она забыла одеться, и ее наглое тело отливало массажным маслом. – Я вас умоляю! Да всем давно ясно, почему убили сына Грибанова! Все эти сказочки по ящику про бомжа, который якобы признался в убийстве – смешны! Всем понятно – раз «глухарь», нужно найти козла отпущения. Какого-нибудь бедолагу из подвала вытаскивают и вешают на него нераскрытые убийства! А уж как они признаются, хорошо известно: отметелят всем отделением по очереди и порядок! Им, убогим, легче признаться и сесть. – Блондинка так трещала, что я с трудом улавливала суть сказанного. – Я вас умоляю! – Девица по-хозяйски включила чайник и села за стол, закинув ногу на ногу. Из одежды на ней были только стринги, цепочка из металла, похожего на платину и педикюр цвета перезрелой сливы. – Вы, конечно, извините, что я вмешиваюсь, но вы так громко разговаривали... Грибанов! Да все давно ждут, когда грохнут или его, или кого-нибудь из его семьи!

– Да?! – поинтересовалась я.

– Да! – Блондинка тряхнула острыми грудями. Может, она тоже считала, что массажист не мужик, и нечего его стесняться?

– А кто ждет? – Я услужливо развела ей растворимый кофеек, который Серега всегда держал на столе для клиентов.

– Да все! Муж мой, например, ждет. Грибанов! Да он стольким людям бизнес обломил, что без охраны давно не ходит! Была у моего мужа фирма, торговала одноразовыми стерильными изделиями: белье, одежда, бинты, салфетки. Товар этот, как хлеб для клиник и больниц. Спрос огромный и постоянный. Только с сертификацией заморочки выходили. Трудно, долго, и практически невозможно. Поэтому все приспособились, и продавцы и покупатели. Те, кто продавал, просто брали изделия, у которых ткань сертифицирована. А покупатели глаза закрывали на то, что сама продукция без сертификата. Всем ведь ясно, сертификация – это взятки, взятки и взятки. Все всё понимали. И вдруг – бац! – департамент здравоохранения мэрии издает указ, запрещающий больницам покупать не сертифицированную одноразовую продукцию. А это значит, что покупать ее можно только в одном месте – фирме «Медитекс». У конторы этой все везде схвачено, взятки розданы, весь товар сертифицирован. И контора эта принадлежит зятю Грибанова. Семейка монополистов получилась. Больше этим никто не торгует, а зятек огребает бешеные бабки. Представляете, как некоторые любят эту семейку? В бизнесе и за меньшие пакости головы лишаются. Я вас умоляю, пацана убили, чтобы папашу наказать. Предупредить. А то одни – бомж, месть! Другие – Лялька, долги! Ерунда. Конкуренты! – Она отхлебнула кофе и поморщилась.

– По-моему, логичнее было бы убить папашу, – осторожно заметила я, чтобы, не дай бог, не сбить ее с нужной информационной волны.

– Не логичнее. Зять – пешка, убьешь пешку, деньги все равно в семье останутся. Папу не замочишь – шумно это и хлопотно, одно из первых лиц администрации города мочить. А сынишку в школе, как бы случайно, непонятно за что... Изящное предупреждение сильным мира сего, что за их козни отвечать будут их дети. Красиво.

– Не очень, – не согласился Серега и тоже налил себе кофе. – Но Ляльке теперь точно звонить не надо.

– Не надо, – кивнула блондинка и встала. Она развернулась к нам сильной, красивой спиной и уже выходя из кухни, небрежно и быстро договорила:

– Если это типа частное расследование, то позвонить нужно Мишину Дмитрию Олеговичу, директору и учредителю фирмы «Медодежда». Он от Грибанова больше всех пострадал.

Я ушла от Сереги с полным непониманием того, что делать дальше.

Найти этого Мишина и спросить его напрямую, не он ли заказал убить сына Грибанова из пистолета школьного учителя Глеба Сазонова? Не по его ли наводке разгромили Бизин сарай и подсунули оружие в карман чужой телогрейки? Сложно все как-то и замысловато для того, чтобы дезорганизовать конкурента. И все же это была зацепка. И я бы была не я, если бы не попыталась задать эти глупые вопросы господину Мишину, в одночасье потерявшему доходный бизнес из-за одного распоряжения свыше.

Ташкентские девушки, слава богу, все еще были на рынке. На кухне, как всегда, воняло перекаленным хлопковым маслом. Я заглянула в казан и поковыряла остывший плов. Эта узбекская кухня меня доконает. Она жирная, пряная, острая, и такая запашистая, что жить не хочется. Еле отплевавшись от чесночной шелухи – они суют в плов нечищеный чеснок! – я подумала, а не переехать ли мне на время в гостиницу? Сначала я еще надеялась, что ташкентские гостьи здесь долго не протянут, думала, сибирские морозы они не переживут. Но они прикупили где-то по дешевке унтики, собачьи шапки, теплые пуховики, и прекрасно себя чувствуют, с ужасом вспоминая жаркий и душный Ташкент.

Я, конечно, сама виновата, что вляпалась в эту историю, но сначала все выглядело совсем невинно. Я едва пришла в себя от Бизиного нестандартного способа от меня уйти, как позвонила подруга из Ташкента и попросила на три дня приютить знакомую своих знакомых Салиму. Мне понравилось имя Салима. Я думала, что за три дня развлекусь и наберусь новых впечатлений с национальным колоритом. Как объяснила Наташка, знакомая знакомых прослышала о новой разработке сибирских ученых – лекарстве под названием «Иммуномодулятор». Как водится, лекарство с таким умным названием лечило абсолютно все. Со всех концов страны и даже из-за рубежа в наш город потянулись гонцы, скупавшие в сибирском институте бутылочки с темной вязкой жидкостью. И хотя времена шарлатанских эликсиров давно прошли, сибирским ученым верили почему-то абсолютно все. А поскольку ташкентские врачи славились тем, что даже насморк лечат хирургическим путем, то Салима собралась в дальнюю дорогу, чтобы обеспечить себя и свою семью новомодным лекарством.

Когда она возникла на пороге с подружкой, сорока баулами и сообщила, что кроме здоровья, собирается поправить еще и свое материальное положение, поторговав на рынке узбекским, дешевым хлопком, я поняла, что вляпалась. Выгнать их я не могла. Я переселилась на кухню и жила практически на табуретке. Выяснилось, что гостьи надолго, что они вообще не прочь у меня поселиться, что им тут все нравится: и климат, и люди, и научные достижения, и даже моя собака. Они привезли с собой абсолютно все: от специальной посуды для плова и уникального издания Корана, до годового запаса хлопкового масла и крупы маш, которых у нас днем с огнем не сыщешь. «Иммуномодулятор» они купили. Они купили его всем родственникам, знакомым, знакомым знакомых, забили бутылками все пространство по периметру квартиры, место под столом, диваном. И благополучно про него забыли. Их увлекла новая, трудная, веселая жизнь в снежном, холодном краю. Меня бесила их привычка рано ложиться и рано вставать, много и каждый день готовить, а национального колорита я на всю жизнь накушалась.

Наверное, они были добрые, наверное, они были славные, только понятие «радушная хозяйка» – не про меня. Я хотела, чтобы в моем доме не пахло чужим духом, особенно женским, я хотела наслаждаться одиночеством, курить в кровати, ходить голой, не натыкаться на чужие вещи и не слушать вечерами длинные истории о несостоявшейся любви.

Может, мне попробовать вечерком, когда стемнеет, перевезти сюда Возлюбленного? Он огромный, страшный, вонючий, у него на роже написано уголовное прошлое. Сбегут, не сбегут? Точно сбегут. Или в Ташкент, или в гостиницу.

Чтобы узнать телефон фирмы «Медодежда», мне не пришлось прибегать к помощи моего знакомого опера, который при необходимости пробивал мне адреса и телефоны по ментовской базе в компьютере. В потрепанном справочнике «Желтые страницы» я без труда отыскала координаты ООО «Медодежда» и даже прямой телефон директора. Видно, дела у фирмы и правда шли из рук вон плохо, потому что трубку взяла не секретарша.

– Слушаю! – рявкнул вполне директорский бас.

– Дмитрий Олегович? – Я не ожидала такой быстрой связи и не была готова к разговору.

– Ну не Анжелика же Павловна! – вроде как пошутил бас. – Слушаю!

– Здравствуйте! – Я хотела было выдать себя за оптовика, желающего купить большую партию белых халатов, назначить встречу, а там уже прощупать почву насчет своих подозрений, но язык мой часто действует отдельно от мозгов. – У меня есть доказательства! – выпалил враг мой. – По делу Грибанова...

– Молчите! – бас сорвался на фальцет, будто никогда и не был басом. – Умоляю вас, молчите! Давайте, через полчаса в баре «Гараж»... – Он бросил трубку.

Такого результата я не ожидала. Я не была к нему готова. Бар «Гараж» находился в пятнадцати минутах езды от моего дома и был не баром вовсе, а рестораном, просто в городе пошло новое поветрие называть рестораны барами, чтобы избежать излишних придирок со стороны санэпидемстанции. «Гараж» был недешевым заведением, но сейчас было дневное время и можно заказать бизнес-ланч – самое недорогое удовольствие в любом ресторане. Я порылась в кошельке и решила, что вполне могу себе позволить поболтать за обедом с господином Мишиным, который так боится доказательств его отношения к делу Грибанова.

Я не стала приводить себя в порядок и помчалась на стоянку, чтобы успеть прогреть машину. День стоял солнечный, но морозный. Солнца в Сибири так мало, что каждое светлое мгновение придает необыкновенный оптимизм. Может быть, все обойдется?

Садясь в машину, я поймала себя на том, что внимательно посмотрела на ее марку, цвет и номера. Я гнала, но все равно опоздала. Пару раз пришлось объезжать по встречной пробки, но на красный я не решалась пролетать – все же не на «мерсе» еду. Наконец, я воткнулась на стоянке, найдя приличное местечко поближе к выходу: кто знает, может, и удирать придется.

В баре было темно. Антураж заведения деликатно воспроизводил обстановку гаража – любимую и желанную для многих представителей мужского пола. За столиками сидели в основном мужики и тянули пиво. Я неприкрыто усмехнулась, оглядев стены, на которых были развешаны гаечные ключи, монтировки и старые колеса. По-моему, для полного счастья посетителей нужно повесить табличку «Женщинам вход воспрещен». Я попыталась определить, который из мужиков и есть господин Мишин. У всех был вид расслабленный и умиротворенный, и только один чернявый дядька за самым дальним столиком маялся, бегал глазками по потолку, потел в костюме с галстуком. Заметив меня, он впился глазами в мои сапоги, потом дубленку, сумку, рассмотрел даже руки: так смотрят, когда хотят решить, сколько заплатить надоевшему, но опасному свидетелю. Я уселась напротив него за столик, на котором стояли два коктейля, украшенных яркими фруктами. Я понятия не имела, как начать разговор, но он облегчил мою задачу.

– Я вас узнал, – прошептал вдруг Мишин, перегнувшись через стол. Это сообщение меня огорошило.

– Да?! – Я губами схватила спасительную соломинку, торчавшую из коктейля.

– Ну да, – энергично зашептал главный по медодежде, – вы репортер из криминальной газеты, с какой-то дурацкой фамилией про счастье.

– Про беду, – поправила я.

– Что?!

– Моя фамилия не про счастье, а совсем наоборот.

– Да черт бы вас побрал с вашей фамилией и вашей скандальной газетенкой!

– Он забегал черными глазками по столу, взял пачку «Парламента», но она оказалась пуста. Я достала из сумки «Житан» и закурила, не предложив ему. Коктейль оказался алкогольный, но я решила, что лишний градус в этом разговоре мне не помешает.

Я бы сказала, что все пошло не по моему сценарию, если бы этот сценарий у меня был. Самое большее, чего я ждала от этого разговора – это личные впечатления об этом человеке и возможности его причастности к странным событиям. Оказалось же, что он знает не только, где и кем я работаю, но и имеет какое-то представление о моей фамилии. Может, я ему чем-то когда-то насолила и он, как говорит блондинка, изящно меня предупредил, подставив моего мужа?

– Давайте ваши доказательства! – выпалил он, снова схватился за «Парламент», и снова увидел, что пачка пуста.

– Что значит – давайте?

– Ну что там – негативы, диски, дискеты, кассеты? Что? Деньги я принес. Надеюсь, три тысячи долларов вам хватит, чтобы ваша гнусная желтая газетенка обошлась без очередной порнографии?

Внезапно я поняла, что сделала холостой выстрел. Мне стало скучно, грустно, и захотелось поскорее уйти. Я промолчала.

– Давайте по быстрому, вы мне компромат, я вам бабки. Только прошу, настаиваю, это единственная и последняя сумма, которую я могу заплатить. Дайте слово, что вы больше никогда у меня ничего не попросите.

Я опять промолчала. Черт его знает, как должна вести себя приличная шантажистка... Наверное, он тоже не знал, потому что вдруг разоткровенничался, ему вдруг захотелось поплакать мне в жилетку.

– Вы не понимаете, вы ничего не понимаете! Вам лишь бы падали кусок схватить и прибежать в свою скандальную газетку. Смотрите, как интересно, Мишин спит с дочкой Грибанова! Его зять – рогач, дочка – шлюха! Что у вас там – тираж, подписка, гонорар, премии? Так вы делаете свои бабки? Каждый делает их, как может, как умеет. Когда моя фирма разорилась, мне пришлось несладко. У меня тоже, знаете, дети, мама, жена, мама жены. И все хотят кушать, учиться, одеваться, развлекаться! А я – один! Один я! И дело у меня одно! Годами наработанные связи, поставщики, оптовики – личные отношения! И все вдруг рушится по одному указу сверху. Мы с Верочкой Грибановой вместе учились, в одном классе, она была в меня влюблена. Хорошая девочка, но стра-ашненькая! В семье, говорят, не без урода, младшенький-то у них красавец получился. Конечно, на нее охотников долго не находилось. И папа у нее тогда еще чиновником средней руки был. – Мишин опять схватил пачку «Парламента», и досконально изучил ее внутренности, убедившись, что она действительно пуста. – А когда Вася-умник нашелся, все поняли, какого дурака сваляли.

– И вы поняли?

– Да ладно вам! Кто же знал, что папа станет тем, кем стал! В общем, когда кислород мне перекрыли, я вспомнил, что Верочка ко мне неравнодушная была.

– Подкараулили вечерком на улице, назначили свидание?

– Ой, да ладно! На ярмарке медицинской повстречались, она на стенде у муженька своего сидела. Обменялись визиточками, дело обычное на выставке, все контакты новые ищут. – Мишин вдруг хихикнул. – Ну и созвонились. У меня к тому времени бизнес на ноль сошел. Остатки товара еле рассовал по знакомым за бесценок, а что дальше делать – не представлял! Рынок медтехники переполнен, не сунешься. Чуть в сетевики не подался, какой-то новый полушарлатанский аппарат продавать. Уже бабушек себе подобрал, сетевичек. И тут Верунчик: «Я тебя всю жизнь ждала!» В общем, никакого разврата, сплошная любовь. Где вы нас застукали? На даче?! Говорил ей, только съемные квартиры и каждый раз новые! Эх, женщины! «Я не желаю на чужих диванах!» На своем супружеском будто лучше. – Он снова хихикнул. Я хотела прервать его исповедь, но не успела.

– Ни папка, ни муж ее, ни сном, ни духом. Не дай бог, узнают, что из семьи и жену и деньги уводил. Кранты мне, и детям моим, и маме, и жене, и маме жены... Мы с Веркой умно делали. Все эти салфетки-простынки ведь подлежат обязательной стерилизации, а у Васьки ее участка стерилизации никогда не было. Он все в Москве заказывал. А у меня этот участок уже год, как простаивал. Вот Верунчик, как директор по развитию, и подписала со мной договорчик на стерилизацию их продукции. Да еще часть каждой партии продавалась под моей маркой. Все честно, без криминала, только если Грибанов с зятьком об этом узнают, мне в этом городе не жить. А Верка... Она меня всю жизнь любила. А помочь любимому человеку – разве не благородно? Это вы, газетчики, во всем грязь видите. Давайте так, вы мне ваши материалы, я вам три тысячи зелени, и разойдемся, как в море корабли. Дело не очень интересное, частное, видите ли, дело. – Он достал из кармана пухлый конвертик и продвинул его мне по столу двумя пальцами. Я щелчком отбила конвертик обратно.

– А я, видите ли, совсем не по этому делу, – сказала я.

Мишин покраснел как свежесваренный рак и с патетикой крикнул:

– Как не по этому? А по какому? Что вы имели в виду, заявив, что у вас есть доказательства по делу Грибанова?

– Ничего не имела. Понт это был чистой воды. Под делом Грибанова я подразумевала убийство его младшего сына Игоря.

– Вы с ума сошли, – прошептал горе-любовник. – Его убил какой-то бомж, об этом все новости передали. При чем тут вообще я?!

– Ни при чем, – искренне согласилась я и встала.

– Катастрофа, – закрыл лицо руками Мишин. – И что вы теперь будете делать с тем, что я вам рассказал? Возьмите деньги. Больше у меня нет, дома дети, мама, жена мамы...

– Успокойтесь, все останется между нами. Вы правы, это не очень интересное дело, слишком частное.

Он опять схватил сигаретную пачку, но теперь заглянул в нее так, будто точно знал, что она пустая. Я швырнула ему на стол свой «Житан», пусть подавится крепким куревом.

– Можно, я задам вам один вопрос не для прессы, а для своего личного, женского опыта? Если бы вы знали, что папа у Веры займет такой нехилый пост в администрации города, вы бы женились на ней, а не на своей жене?

– Да идите вы со своим женским личным опытом! Если бы, да кабы... да во рту росли грибы...

– А откуда вы меня знаете?

– Господи, да вы же моду завели в газетенке своей статейки с фотографиями авторов давать. А что еще в этом городишке интересного почитать? Только криминал. Кто же вас не знает? Внешность – Хакамада отдыхает, фамилия – Черномырдин просто Иванов.

– Ясно, – прервала я его политизированные ассоциации.

Из бара я вышла, повторяя про себя девиз сегодняшнего дня: «Дура я, дура!»

Машина еще не успела остыть, и я поехала, сама не зная куда. Дура я, дура. Нужно было хоть деньги зеленые у него забрать, все не зря бы съездила. Чувство у меня было такое, будто я купила дорогую новую шмотку и в первый же день вляпалась в ней в какую-нибудь дрянь. Вроде бы и постирать можно, но настоятельно хочется выбросить. Из всего произошедшего следовало, что ... дура я, а не Пинкертон. Понеслась по первой наводке сомнительной девицы, которая, наверняка, преследовала какие-то свои цели. Наверное, муженек ее имел какие-то счеты с Мишиным, и она захотела с моей помощью потрепать ему нервы. Ну и ладно, господин Мишин заслуженно попотел, потратился на два коктейля, жаль только, что узнал меня с первого взгляда. Я всегда была против идеи, недавно посетившей Полянского, помещать рядом со статьей фотографию автора. Но на мои возражения он орал, что «пиарил, пиарит и будет пиарить» и свою газету и своих авторов. Многие редакционные дамочки были не прочь засветиться в выгодном ракурсе на страницах родного издания, только мне казалось, что если ты хоть чуть-чуть серьезно хочешь писать на криминальные темы, твоя физиономия, а лучше и фамилия должны оставаться за кадром. Сегодня я в этом убедилась.

Что дальше? Есть хороший вариант потрясти плохиша Глазкова, а также расспросить хорошенько бдительную бабу Капу, но надеюсь, у Бизона хватит мозгов, чтобы самому этим заняться. Я же вернулась к первоначальной мысли поговорить с этой Лялькой.

Я набрала Серегу, но он не ответил, наверное, мял очередную блондинку. У него правило: когда работает, отключает телефон. Тогда я решила все сделать на свой страх и риск. Если мне что-нибудь приходит в голову, то лучше этому не сопротивляться. Я ни разу не пожалела, что следую своему старому принципу: «Лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано».

В городе было одно место, где наблюдалось сильное скопление цыган – автомобильный рынок. Чернявые тетки в цветастых юбках и ярких платках сновали между машинами, вершили свой странный, нечистый бизнес, предлагая погадать на судьбу и на удачу томящимся в ожидании продавцам и заполошным покупателям. Цыганок было так много, что их гомонок перекрывал разговоры автолюбителей, а вели они себя так нагло и по-хозяйски, что в голову невольно приходили мысли о приличных взятках милиции, чтобы их не касались никакие правила и законы.

Я с трудом нашла место на платной стоянке возле автобарахолки, заплатила охраннику за час, и пошла бродить по бесконечным рядам машин, выставленных на продажу. Плана действий у меня не было, сценария разговора – тоже. Я надеялась, что ко мне пристанет какая-нибудь цыганка, а я уж ей объясню, что мне очень нужна Лялька с ганджубасом. Но цыганская братия почему-то не спешила приставать с услугами к длинной девушке со скучающим лицом. Они сновали вокруг, гомонили, но обращались совсем к другим людям. Я поразмышляла над этим феноменом: ведь, по идее, я блестящая мишень – молодая, одна, без обручального кольца, но со старинным бабкиным перстнем на пальце, явно с неустроенной личной жизнью и лишними деньгами, раз болтаюсь среди продаваемых машин. Я поразмышляла над этим фактом и пришла к лестному для себя выводу, что, наверное, в моих глазах прорва ума, раз даже этим одноклеточным понятно, что такая не сдерет с себя золото и не отдаст под гипнозом последние деньги за обещанное счастье в личной жизни. В общем, все пошло не по плану. В общем, я сделала странную штуку – пристала к цыганке сама. Я достала сто рублей, и, вытянув ногу, поставила подножку летящей навстречу мне молодой ромалэ в невообразимо пестрой юбке и вязаных кофтах, одетых одна на другую. Она с трудом удержалась на ногах и завопила с темпераментом холерички:

– Швабра! Оглобля! Раскидала костыли по дороге, я чуть не на...

Я сказала: «Извините» и протянула ей сотню. Она не договорила, улыбнулась и хотела улизнуть с деньгами.

– Эй, а погадать? – преодолевая брезгливость, я схватила ее за замызганный рукав. Цыганка встала, как лошадь, которой резко натянули поводья.

– А оно тебе надо? – без акцента спросила она.

– Слушай, – наклонилась я к ее уху. Меня просто раздирал профессиональный интерес, – а по каким таким признакам видно, что мне это не надо?

– Ты похожа на ОБЭП, РУБОП, СЭС, ОМОН и УБН в одном лице.

Я расстроилась. А какая женщина не расстроится, услышав о себе такое? Каждая рассчитывает, что сначала в ней видят женские прелести, а потом профессию.

– Но если есть охота, – продолжила цыганка, – давай, погадаю. Пятьсот рублей.

– Дороговато.

– За риск. Больно физиономия у тебя знакомая. Ты по ящику интервью не даешь?

– Нет, это Хакамада дает, перепутала ты. Вот тебе еще пятьдесят, пойдем за тот киоск, ты мне все изложишь.

Цыганка сцапала полтинник и порысила за указанный мною киоск, подметая длинной юбкой грязный, затоптанный снег.

– Ну, что хотела? – спросила она, когда мы оказались в безлюдном пространстве между забором и длинным рядом киосков.

– Погадать, – стояла я на своем. Она пожала плечами. И кто сказал, что цыганки красавицы? Больших страхолюдинок в природе не существует, разве что женщины каких-нибудь африканских племен. В двадцать они выглядят на сорок, в сорок – на шестьдесят. Они из другого теста, и мне неохота знать, из какого.

– Муж от тебя ушел, – сказала цыганка. – Странно как-то ушел, по воздуху.

– Правду говоришь, – похвалила я. – Мужик у меня чистый Карлсон, усвистал с балкона, не предупредив: «От винта!»

– Но потом вернулся, любит он тебя, и ты его любишь, только оба вы бестолковые, поэтому не жизнь у вас, а маета.

– Эй, может тебе руку дать, у меня что, на морде все написано?

Но цыганка на меня не смотрела, стояла с отсутствующим видом и монотонно бубнила:

– Оба вы по краю ходите, вместе вам и быть и не быть, и быть и не быть. В гробу его вижу: и он, и не он, и он и не он... Металл какой-то в гробу.

– Заткнись! – заорала я.

– А все из-за тебя получается. Ты в жизни чего-то ищешь, чего-то добиваешься, а когда получаешь, не знаешь, что с этим делать. Ты разрушаешь, потом снова создаешь, маешься ты, и никто рядом с тобой счастья не находит. Чтобы все исправить, надо кольцо дорогое заговорить...

Чтобы остановить этот чревовещательный поток, я толкнула ее в плечо. Цыганка пошатнулась, запуталась ногами в юбке и шлепнулась в снег.

– Говори, где Ляльку найти, которая ганджубасом торгует! – крикнула я. – А то позвоню в милицию, скажу, обокрала ты меня, кольцо хотела выманить.

Цыганка подскочила, отряхнулась, неожиданно достала из-под кофт свою вялую грудь и брызнула мне в лицо молоком. Я отскочила в брезгливом ужасе, лучше бы в меня из пистолета палили, чем поливали грудным молоком.

– Я честная! – заорала цыганка. – У меня ребенок грудной! Буду я из-за твоего вонючего кольца мараться! Деньги ты мне сама дала, свидетелей полный рынок!

Я нашла чистый снег и умылась им. Цыганка попыталась унести ноги, но я догнала ее и сказала:

– Ты не ошиблась, я имею к ментам отношение, но сейчас решаю свои личные проблемы. Скажи, где найти Ляльку? Все останется между нами, и я заплачу тебе еще сто рублей.

Мы стояли между киосками и основным потоком барахолочной толпы, она могла нырнуть в поток, раствориться в нем, что она и решила сделать. Я помчалась за ней, распихивая чьи-то спины и слыша ругательства вслед. Народ с интересом смотрел, как, продираясь сквозь толпу, улепетывает цыганка, а за ней несется долговязая девица с купюрой в руке.

– Возьми деньги! Где Лялька?

– Не знаю Ляльку! Не знаю ганджубас!

Я выдохлась и отстала – больно прыткая оказалась цыганка. Вдруг кто-то сзади дернул меня за полу распахнутой дубленки.

– Эй, припадочная! Давай мне деньги, я все скажу!

Я оглянулась и увидела парня лет пятнадцати, совсем не цыганской наружности. От злости я чуть не залепила ему подзатыльник. Цыганка растворилась в толпе, а вокруг я видела только ухмыляющиеся рожи. Народ повеселила сценка, бездарным режиссером которой оказалась я.

– Запомни, юноша, я не припадочная. Если ты решил срубить денег по-легкому, то...

– Что знаю, то скажу, – перебил меня пацан. – Только не за стольник, а за пятьсот. Не хочешь, гоняйся за цыганами, только если ты им не понравишься, хорошо тебе не будет.

Торговаться у меня не было сил. Я сунула мятую пятисотку пацану и пошла с ним за киоски.

Парень честно отработал свои деньги.

– Если тебе нужна Лялька, которая ганджой торгует, так это она и была, – сказал он с усмешкой заядлого пройдохи.

– В смысле? – как последняя дура удивилась я.

– А сколько тут может быть смыслов? Ты орала: «Где Лялька?» И гналась за Лялькой. Она орала: «Не знаю Ляльки! Не знаю ганджубас!» Значит, ты попала на Ляльку, а она в этом не призналась, чего-то испугалась. Больно вид у тебя... цензорский.

– Слова ты сильно умные знаешь!

– Школу посещаю. Ты что, травы хотела оптом у нее купить?

– Чего я хотела, тебя не касается. Говори, где Ляльку поймать и как ее прижать!

– Поймать ее можно вечером, в девять, в квартире триста пятидесятой, доме номер восемь по улице Плановой. Квартира на первом этаже находится, там двери деревянные, в дверях дырка есть. В дырку деньги сунешь, из дырки тебе траву подадут. Там Ляльку и можно поймать, а насчет прижать... смотри, как бы тебе самой хвост не прижали. У них все менты прикормлены и своя, цыганская служба безопасности существует. В квартире склад оружия, говорят, даже гранатомет есть. Туда ни один спецназ не сунется. Да и зачем? С них все имеют, и, в сущности, они никому не мешают. А что отраву продают, так ее все равно продают. Через окна первых этажей в городе чего только не получишь: и водку паленую, и спирт технический, и героин. У этих хоть сервис – дырочка в двери, на улице зад морозить не надо. Все по-человечески, и трава хорошая.