Текст книги "Сердце язычницы"

Не желая рисковать, девушка терпеливо выносила тягостные свидания. Она не решалась прекратить их, но чем дольше медлила, тем активнее вел себя ухажер, считавший ее пассивность поощрением. Девушка сознавала все это, но слова замирали у нее на губах, когда она видела жалкого и нелепого Мориса Этериджа. Однако за четыре дня до бала тот, сам того не желая, довел дело до развязки.

Некоторое время назад он начал провожать Лилиа до конюшни и в тот день шел рядом с ней, по обыкновению болтая всякую ерунду. Девушка, не слушая его, делала вид, будто заинтересована. Вдруг одна фраза привлекла ее внимание. Она остановилась и посмотрела на спутника:

– Вы что-то сказали, кузен? Извините, я не расслышала.

– Ничего, я охотно повторю. Я спрашивал, какой костюм вы наденете на бал-маскарад.

– Понятия не имею, кузен. Бабушка наотрез отказалась сказать мне об этом, опасаясь, как бы я не проговорилась. – Лилиа слегка улыбнулась. – Она задумала грандиозный розыгрыш: до самой полуночи никто не узнает, какая из масок – ее внучка.

– Весьма нелепо! – заметил Морис. – Я сейчас же спрошу тетушку. Она ведь не откажет вашему будущему мужу: ведь мне придется присматривать за вами на балу, чтобы какой-нибудь вертопрах не позволил себе лишнего.

– Позвольте, кузен, я не давала вам понять, что собираюсь выйти за вас замуж!

– То есть... как это?! Разве это не подразумевалось? Чего ради я ухаживал бы за вами, если бы не имел никаких надежд?

– Вспомните, вы сами предложили встречаться, и я согласилась только потому, что вы настаивали...

– Что значит – настаивал? Я спросил, могу ли ухаживать за вами по всем правилам. О чем же, по-вашему, шла речь, если не о браке? Разве я неподходящий жених? Пусть я не богат, зато знатного рода, прихожусь леди Анне родней, а когда она... когда вы унаследуете поместье, я, как человек опытный, сумею им управлять.

– Но я не люблю вас, кузен...

– При чем здесь любовь? Речь идет о браке! Кто в Англии вступает в брак по любви? Впрочем, если для вас это так важно, любовь придет... со временем. Полюбить меня не так уж трудно, вы скоро сами в этом убедитесь. Я мужчина зрелый и знаю жизнь, всему знаю цену, не то что все эти расфранченные павлины из общества.

Не сдержавшись, Лилиа рассмеялась.

Бесцветное лицо Мориса исказилось и побагровело. Он отступил на шаг, занес руку как для пощечины, но тут же спрятал ее за спину. Посмотрев, не видел ли кто его движения, он снова подступил к Лилиа.

– Как ты смеешь смеяться надо мной, полукровка? Явилась сюда из какой-то дыры на краю света и возомнила о себе невесть что, хотя на самом деле ты – просто туземная сучка! Перед тобой человек знатный, изволь относиться ко мне с уважением!

– А перед вами, кузен, Лилиа Монрой! Я принадлежу к роду вождей, в жилах моих течет царская кровь, но я скорее разделю ложе с грязным боровом, чем с таким, как вы! Меня тошнит от одного вашего вида! Подите прочь, кузен, и никогда больше не приближайтесь ко мне!

– Что? Тошнит от меня? Вот как? – Кровь отхлынула от лица Мориса. – Ты пожалеешь о том, что выставила меня на посмешище, что играла со мной! Этого Морис Этеридж не прощает никому.

Он пошел прочь. Гнев Лилиа угас так же быстро, как и вспыхнул, и теперь ей опять стало жаль Мориса, хотя к жалости примешивалась брезгливость. В случившемся девушка обвиняла себя. Не стоило поощрять человека, не только безразличного ей, но и отталкивающего. Не поступи она так, ей не пришлось бы узнать, как отвратителен Морис Этеридж.

Лилиа охватила легкая дрожь. Впрочем, сейчас ей не хотелось омрачать предстоящую встречу тягостными раздумьями. Куда приятнее было думать про Дэвида, который скорее всего уже ждал ее у водопада.

Прошел день, но ярость Мориса не утихала. Всю дорогу до конторы он кипел от бешенства, вспоминая разговор с Лилиа. Донельзя униженный, Морис даже вообразил, что его лучшие чувства втоптаны в грязь. Он готов был устроить засаду на Лилиа в лесу и свернуть ей шею. Мысль о том, как он будет медленно сжимать руками ее шею, доставляла ему извращенное наслаждение, но здравый смысл победил. Такая выходка обошлась бы слишком дорого.

Возле конторы Морис встретил Радда, и тот вошел вслед за ним.

– Я уж думал, ты решил смотать удочки, Этеридж, – сказал Радд, усевшись. – Тебя не было здесь черт знает сколько времени!

– Я человек занятой. Дел было по горло, вот и не приезжал. Пришлось все разнюхать, высмотреть... Теперь, когда мы остались без Слейта, кто этим займется? Не ты же! Тебе нечего опасаться, Радд, я не меньше твоего желаю туземке смерти. Раз другого пути нет, проделаем все так, как я задумал, то есть на балу, через три дня. А теперь слушай внимательно. Мы с тобой заранее встретимся, наденем маски и такие костюмы, чтобы сам черт не разобрал, кто под ними скрывается. Поскольку мы с тобой не вращаемся в свете, нас не узнают ни по походке, ни по движениям... Одна только тетка могла бы догадаться, но ее и в солярий-то выносит слуга, так что старуха не будет расхаживать среди гостей.

– Не нравится мне все это, чертовски не нравится, – проворчал Радд. – Чтоб мне пропасть, сроду не слышал ничего ненадежнее! Сам посуди, Этеридж, как ты ее выманишь в укромное место, когда в доме такая куча народу?

– Вот и хорошо, что в доме будет полным-полно гостей.

После сцены у конюшни Морис всерьез задумался об убийстве Лилиа и до глубокой ночи пытался составить план понадежнее, прекрасно понимая, как рискованно совершить преступление при таких обстоятельствах. Кое-какие мысли у него наконец появились.

– В самом разгаре бала мы потихоньку выскользнем из дому и подождем, пока девчонка не выйдет подышать воздухом. А там уж останется только схватить ее, зажать рот и утащить в сторону, в лабиринт живых изгородей. Если она не выйдет сама, что-нибудь придумаем и выманим ее. Сделав дело, мы снова присоединимся к гостям. Никто ни о чем не догадается, помяни мое слово...

Глава 9

Лето шло своим чередом, погода стояла чудесная, и становилось все жарче. Место тайных свиданий Лилиа и Дэвида Тревелайна было наполнено дремотным гудением пчел и напоено ароматом полевых цветов.

Любовники лежали под сенью развесистого дерева. Утолив страсть, Лилиа, по обыкновению, закричала в полный голос, счастливая не только физически, но и духовно. Пальцы ее конвульсивно сжали волосы Дэвида.

– Люблю тебя, люблю!.. – повторяла она в неутомимой потребности выразить свои чувства, в то время как тела их содрогались в пароксизме блаженства.

С того памятного дня, когда Дэвид и Лилиа впервые разделили страсть, они встречались ежедневно. По мере того как они лучше узнавали друг друга, учились понимать язык тела, минуты близости становились все более яркими и полными, страсть все возрастала. Радости плоти так захватывали их, что после близости не было ни желания, ни сил говорить о делах повседневных, и они просто лежали рядом, удовлетворенные и счастливые.

Но на этот раз Лилиа внезапно вспомнила объяснение с Морисом, и ее сладостная дремота рассеялась. Хотя ухаживания кузена казались нелепыми и даже смешными, смутное ощущение надвигающейся опасности снова охватило девушку. Несмотря на послеполуденную жару, ее пронизала дрожь.

– Что с тобой, милая? – сонно спросил Дэвид.

Лилиа подумала, что теперь, когда с визитами Мориса покончено навсегда, она может рассказать о них. Когда девушка умолкла, Дэвид усмехнулся.

– Я всегда знал, что Этеридж – законченный болван, но, видно, он совсем повредился в уме, если набивался тебе в мужья!

– Отчасти это моя вина, Дэвид. И зачем я только позволила ему ухаживать за собой! Не понимаю, что это на меня нашло. До самого последнего дня мне было жаль Мориса, и я полагала, что таким образом проявлю к нему доброту. Не следовало забывать о том, что любой англичанин в любой ситуации неправильно меня поймет.

– Любой? То есть и я тоже? Уж не хочешь ли ты поставить меня в один ряд с Морисом Этериджем!

– Ну что ты! Его ухаживания я не поощряла, зато твои... Если бы ты сделал мне предложение, я не отвергла бы тебя.

Дэвид замер, потом, мягко отстранив Лилиа, сел и устремил взгляд на водопад.

– В чем дело, Дэвид? – встревожилась девушка. – Я что-то не так сказала?

– Нет, милая, вовсе нет... Помни всегда, что я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Дэвид.

Медовые глаза Лилиа смотрели на него с безмолвным вопросом, и он снова отвел взгляд.

Девушка заметила перемену, хотя и не понимала ее. Несмотря на слова Дэвида, она догадалась, что ее шутливое замечание изменило их отношения.

В этот вечер Дэвид возвращался домой в смятении, душу его раздирали противоречия. Он страстно любил Лилиа, но его пугала перспектива брака с ней. Мысль о том, что встречи у озерка должны чем-то завершиться, уже не раз посещала его, но он трусливо отгонял ее, не желая омрачать свое счастье раздумьями на эту тему.

Поручив жеребца заботам грумов, Дэвид быстро прошел в дом и осведомился у прислуги, где его родители. Ему ответили, что ее милость на веранде, за чаепитием, а его милость отправился в Лондон по делам. Последнее несказанно обрадовало Дэвида.

– Вот и ты, дорогой! – Мать улыбнулась. – Я хочу выпить немного шерри, не присоединишься ли ко мне?

– Охотно.

Дэвид расположился поудобнее на стуле, взял бокал и сделал глоток.

– Как дела, мама?

– Превосходно. – Леди Тревелайн потрепала сына по руке. – А все благодаря тебе, дорогой. Уже и не помню, когда ты так долго оставался дома. Я совершенно счастлива, Дэвид.

– Так счастлива, что даже не спрашиваешь о причине моей внезапной любви к провинции?

– Вообще-то я задавалась этим вопросом, но сочла за лучшее не приставать к тебе с расспросами, тем более что твой отец тоже несказанно рад такой перемене.

– Рад? Вот как! И тоже не интересуется причиной? – Помолчав, Дэвид бросился в омут очертя голову: – А причина в том, что я влюблен в Лилиа Монрой, мама!

– Во внучку леди Анны? Как странно! Я думала, вы даже незнакомы!

– Мы успели познакомиться... и очень близко.

– О, Дэвид! – огорчилась леди Тревелайн. – По-твоему, это хорошо?

– Хорошо или нет, но так уж случилось.

– Не советую тебе, милый, ставить отца в известность об этом.

– Я и не собираюсь, не волнуйся... во всяком случае, пока. Однако может настать момент, когда придется это сделать.

– Дорогой мой! Только не говори, что намерен жениться на этой девушке! Ох, прости, ради Бога! Я ведь никогда не встречала Лилиа Монрой и незнакома с ней. Однако я много слышала об этой девушке. Она ведь... – Мэри Тревелайн запнулась, и легкий румянец покрыл ее щеки. – Она ведь издалека, не так ли? С островов, где живут язычники?

– Боюсь, что так, мама, – усмехнулся Дэвид.

– Уверена, девушка она в высшей степени достойная, иначе ты, конечно, не влюбился бы в нее. Говорят, она очень красива. Однако нельзя забывать, что она воспитана в далекой стране и принадлежит к иной культуре. Эта девушка – язычница, Дэвид! Твой отец никогда не даст согласия!

– Ни минуты в этом не сомневаюсь. Согласие отца меня ничуть не занимает.

Но, произнеся эти слова, Дэвид понял, что покривил душой. Согласие отца весьма и весьма занимало его, оно было попросту необходимо. Хотя он испытывал отчуждение к этому человеку и мысленно называл его лордом Тревелайном, их связывали семейные узы, и они принадлежали к среде, считающей эти узы священными.

– Боюсь, твое будущее омрачит множество проблем, если ты свяжешь жизнь с этой девушкой. Всем известно, что она полукровка. Конечно, девушка отчасти Монрой, и пока жива леди Анна, на ее происхождение закроют глаза, но общество никогда не примет ее по-настоящему, особенно респектабельные и наиболее знатные семейства. А дети, Дэвид, подумай о них! Ведь и их будут считать полукровками и – презирать!

– Поверь, мама, я не так наивен, чтобы не понимать этого.

– Нет, ты не понимаешь! Думаешь, я пожертвую твоим счастьем в угоду условностям? Нет, дорогой! Твое счастье – это и мое счастье. На ком бы ты ни женился, я буду любить твою избранницу, как родную дочь, никогда и ни в чем не упрекну ее. Но ты не будешь счастлив, твоя страсть сменится горечью и сожалениями. Я думаю не о себе, а о тебе, Дэвид...

– Конечно, мама. – Дэвид поднялся. – Я ценю твою заботу. Пожалуй, мне пора съездить в Лондон навестить Дика.

Мэри Тревелайн улыбнулась:

– А как же бал у леди Анны? До него осталось два дня. Ты и твой друг приглашены, не забывай этого.

– Мы будем там, не волнуйся.

Ричард Берд и Дэвид Тревелайн, такие же пьяные, как несколько недель назад, выписывали кривую по той же самой улице, направляясь к Сочной Джейн и Грудастой Бете. Хотя было уже далеко за полночь, Дик во все горло распевал свое последнее произведение, с которым в этот вечер выступил перед благодарными слушателями в «Лачуге углекопа». Он имел грандиозный успех и без конца повторял, что уж теперь-то обессмертил свое имя. Дэвид тоже не мог пожаловаться на судьбу: еще раньше друзья совершили тур по игорным домам, где он раз за разом выигрывал.

Направляясь в Лондон, Дэвид дал себе слово не думать о Лилиа и весь вечер посвятить развлечениям, еще недавно привычным и желанным. В какой-то мере он преуспел в этом, но все же не вполне. Даже выпив огромное количество спиртного, он видел перед собой неясный облик. Казалось, прекрасный призрак являлся напомнить ему о себе. Вспоминая свои рискованные ставки на зеленом сукне игорных столов, Дэвид невольно подумал, что уж слишком ему везло в карты этим вечером. Возможно, счастье в любви изменило ему.

Внезапно Дик на полуслове оборвал песенку и положил руку на плечо Дэвида.

– Что, дружище, не помогло?

– Это ты о чем?

– Нечего притворяться! Думаешь, Дик Берд слепой? Я то и дело ловил твой меланхолический взгляд – и когда ты пил, и когда метал карты. Твоя постная мина означала, конечно, что ты усердно пытаешься не думать про свою туземную красотку, но ничего не выходит.

Сделав над собой усилие, Дэвид постарался собраться с мыслями. В этот вечер приятели не говорили по душам, и Дик не знал, почему он вдруг оказался в Лондоне после двухнедельного отсутствия. Однако его проницательный друг и без слов угадал многое. Притворяться дальше не имело смысла.

– Ты прав, я пытался не думать о Лилиа, но это попросту невозможно. Я люблю эту девушку, наша идиллия быстро движется к развязке, и можно сказать, я уже стою перед выбором.

– Твоя прекрасная леди стремится к браку?

– Проклятие! Иногда ты просто пугаешь меня! Вот скажи, с чего ты это взял?

– Не вижу в таком простейшем предположении ничего пугающего, дорогой мой Дэвид. Помнишь это: «Но знатная леди и Джуди ОТреди во всем остальном равны»? Женщина есть женщина, дружище, и как бы снисходительно ни относилась она к плотским утехам, рано или поздно ей хочется узаконить их. Ничего не поделаешь, такие настали времена. Родители с детства долдонят дочерям о добродетели, о целомудрии. «И не возляжь ты на ложе с возлюбленным своим, пока не услышишь от него брачного обета. Если же лукавый одолеет тебя, поскорее прикрой грех у алтаря». Ясно? Куда уж тут деваться!

– Не ты ли говорил, что островитянки проще относятся к любви, чем наши благовоспитанные барышни? А теперь получается, что Лилиа так же помешана на браке, как и любая англичанка! По-моему, она упомянула о нем просто к случаю, в шутку.

– Как же ты все-таки неискушен, друг Дэвид. – Дик сочувственно покачал головой. – Не родилась еще на свет женщина, которая бы упомянула о браке просто к случаю, в шутку. Это всегда всерьез, поверь мне, даже если сама она этого не сознает.

– А я говорю, это было мимолетное замечание. Не забывай, ты никогда не встречал Лилиа, а я ее хорошо знаю и люблю, а значит, сердцем чувствую, как обстоит дело. Она из рода алии, вождей, а там, на островах, королевской кровью гордятся еще больше, чем у нас. Лилиа никогда первой не заговорила бы о браке, опасаясь получить отповедь. Она ведь чужая здесь и знает еще далеко не все наши правила и условности. Даю слово, Дик, девушка лишь случайно обмолвилась вследствие недавних событий, о которых слишком долго рассказывать.

– Тогда что же ты так всполошился, дружище? Или ты и сам уже подумывал о женитьбе на ней?

– Подумывал, верно. Впервые за всю мою жизнь, пусть не слишком долгую, мне пришло на ум, что можно и жениться.

– И вся загвоздка состоит в том, что твоя избранница королевских кровей остается для твоих родителей островитянкой, дикаркой и язычницей?

– Хуже, Дик. Она остается таковой даже и для меня самого. Очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Впрочем, и лучшая сторона моей натуры убеждает меня в том же: если мы свяжем свои жизни и Лилиа придется жить в Англии, это будет не к лучшему... для нее.

– Ну что тут сказать?.. – Дик криво усмехнулся. – Мы, англичане, рабы великого множества условностей, в том числе рабы своего происхождения и воспитания. Даже я, человек свободный душой, как птица, порой ощущаю на своих крыльях какие-то путы. И тогда начинаю сожалеть о том, что делаю, как живу. Полагаю, я был бы более в ладу с самим собой, если бы не отличался от других, ведь англичанину несвойственно быть слишком вольным. К счастью, эти малодушные мысли не часто посещают меня и не отравляют мне существования. Только представь себе Дика Берда добропорядочным и чопорным! Скольких женщин я не уложил бы в постель, сколько бы песенок не написал и не спел, сколько выпивки не согрело бы мою глотку на дружеских пирушках! Стоит только представить себе это, и сомнения как рукой снимает. – Он придвинулся ближе, обдав Дэвида густым запахом бренди. – Что касается тебя, дружище, я уже как-то говорил: бойся чрезмерного любовного жара, он может сжечь дотла. Говорил или нет? А ты не послушался, и дела твои плохи. Мужайся, мой друг, я не покину тебя в беде!

– Пока что я себя не сжег, а всего-навсего отравил спиртным.

– Подумаешь! – Дик расхохотался. – Для нашей Бете это не помеха, она быстро приведет тебя в чувство.

Дэвид вовсе не был в этом уверен, но предпочел оставить сомнения при себе. К тому времени они достигли цели. Как и в прошлый раз, Дик забарабанил кулаками в дверь и объявил о своем приходе громкими воплями.

– Ты, вижу, решил восстановить против нас всю округу, Дики! – раздалось из темноты, когда дверь приоткрылась. – Здесь не глухие! Тебя было слышно чуть ли не от самой «Лачуги углекопа»!

Дик подтолкнул Дэвида, и тот влетел в дверь.

– Моя крошка Джейн, моя дорогая милашка! Все бы ей ругать да срамить бедного Дика, а он ведь кроток, что твой ягненок... ну разве что когда идет по шлюхам, может немного пошуметь. А все потому, что не стыдится этого.

– До чего же мне нравится, как ты выражаешься, Дики! – засмеялась Джейн.

Все было как в прошлый раз: дверь захлопнулась, Дэвид ощутил жаркие округлости Бете. Чтобы поцеловать его, она приподнялась на цыпочки. Острый язычок скользнул вдоль подбородка, по ощущению внезапно напомнив ему кошачий. Руки Бете уже вовсю гуляли по его телу, и Дэвид поспешил расслабиться, очистить мысли от всего постороннего, от того, что могло стать преградой между ним и этим роскошным телом. Он покорно последовал за молодой женщиной к кровати и начал неловко расстегивать одежду.

– Нет-нет, ваша милость, доставьте Бете удовольствие, позвольте мне вас раздеть! – томно прошептала она.

– Да уж, ваша милость, – поддержал ее Дик, – лучше, если она все сделает за вас! Вы уж поверьте, ваша милость, куда лучше!

Пружины загудели, когда два тела рухнули на другую половину кровати. Послышались возня, хихиканье, приглушенный смех. Бетс тоже не теряла времени, и скоро Дэвид стоял нагой почти в полной темноте. Глаза его уже приспособились к скудному освещению, он видел пышную фигурку Бетс с арбузными округлостями грудей. Когда она развязала пояс пеньюара, Дэвид не выдержал и закрыл глаза. Тотчас перед ним возникли мерцающие воды озерка, ноздри наполнил запах цветов, и хвои, и согретых солнцем волос Лилиа. Они входили в воду, обняв друг друга, потом со смехом бросались на глубину, и все это нагие, при ярком свете сияющего дня...

Внезапно комната показалась Дэвиду тесной, душной клеткой, где ему не хватало воздуха, и он непроизвольно содрогнулся. Здесь пахло чужим возбуждением, покрытыми испариной телами, слышался стон пружин в унисон с ритмичным движением. В происходящем было что-то тайное, постыдное, что необходимо прятать в темноте, и Дэвид спросил себя, восстанет ли в таких условиях его плоть.

Ответ на этот вопрос пришел очень скоро. Бетс потянулась к его паху и обнаружила, что он совсем не в форме для утех.

– Ай-яй-яй! – заворковала она. – Это же надо, он у нас совсем не готов! Он, значит, больше не рад своей крошке Бетс?

– Он отравлен спиртным, – угрюмо и со стыдом объяснил Дэвид.

Он чувствовал такое отвращение к себе, что к горлу подступила тошнота. Только теперь Дэвид понял, что лишь любовь возвышает плотские радости. Раньше он не имел возможности сравнить, а теперь не мог отмахнуться от своего открытия. Неужели за две недели он так изменился?

«И что же мне теперь делать, Лилиа? Проклинать тебя или благодарить?»

Дэвид горько рассмеялся.

– Ваша милость, неужели все, что я возбуждаю в вас, это веселость? – обиделась Бетс.

– Я не ваша милость! – раздраженно возразил он. – Никакого титула у меня пока нет, это все выдумка Дика, так что называй меня просто Дэвидом!

Он поднял Бетс с колен, толкнул на постель и прилег сам, мысленно приказывая себе думать только о ней и желать только ее. Она охотно раскрыла ему объятия, и какое-то время Дэвид честно пытался как-то участвовать в происходящем. Но потом сел и со стоном схватился за голову. Все было бесполезно, все! Слишком обильная выпивка или муки совести – какова бы ни была причина, он оказался в эту ночь ни к чему не пригоден.

Отказавшись от борьбы с самим собой, Дэвид поднялся и начал одеваться. Потянувшись, Бетс погладила его по ноге и спросила, неужели настолько противна ему.

– Ты тут ни при чем. – Дэвиду хотелось отбросить ее руку.

Отведя ее, он начал натягивать брюки.

– Ты что-то рано сегодня покончил с приятными обязанностями, – раздался из полумрака ехидный голос Дика.

– Я не покончил, а даже не начинал. Я ухожу, все это бессмысленно. Сегодня неподходящая ночь для таких приключений, и мне бы следовало сообразить это пораньше! Приношу свой извинения, дружище. Не беспокойся, продолжай, а я уж как-нибудь проскользну по улицам под покровом ночи вместе с грабителями. – Дэвид снова с горечью засмеялся. – Надо же, почти каламбур! Кто-то и впрямь ограбил меня сегодня, лишил всякого пыла! – Он повернулся к Бетс: – И ты тоже прости меня, ладно? Может, как-нибудь в другой раз...

Одевшись, Дэвид пошел к двери. Сзади доносились возня и приглушенные проклятия Дика.

Пройдя не слишком большое расстояние, Дэвид услышал оклик. Он остановился и огляделся. Из-за угла выбежал Дик.

– Ты почему не остался? – спросил Дэвид.

– Потому что джентльмен не отпустит лучшего друга бродить одного по темным улицам, где полно разбойников! Женщины приходят и уходят, а друг остается. – Дик улыбнулся. – Славный бог Эрос уж как-нибудь простит меня.

– Подумаешь, разбойники! Сегодня мне было бы приятнее встретиться с ними, чем с Бете.

– Вот поэтому я бросил все и побежал за тобой. – Дик дружески хлопнул Дэвида по спине, и друзья медленно пошли по улице. – С тобой явный непорядок, дружище. Пожалуй, если бы разбойники и впрямь напали на тебя, ты не заметил бы этого до тех пор, пока не очнулся бы в лучшем мире.

– Через два дня состоится бал-маскарад, – мрачно пробормотал Дэвид, не слушая его. – Поедем в Тревелайн-манор вместе, побудем там до того времени!

– С превеликим удовольствием, дружище! Во-первых, за тобой надо присматривать, а во-вторых, я ни за что не хотел бы не вовремя напиться и прозевать это событие. Не могу дождаться, когда познакомлюсь с твоей язычницей!

По мере того как бал-маскарад приближался, суматоха в Монрой-Холле нарастала. В последний день подготовка велась так лихорадочно, что даже у Лилиа голова пошла кругом. Не дождавшись, когда девушка проснется, Дорри разбудила ее по приказу леди Анны, и до самого вечера у Лилиа не было времени перевести дух.

Пожалуй, более всего особняк напоминал потревоженный муравейник. Слуги носились туда-сюда с какими-то предметами туалета и убранства, приводя в порядок то, что еще не успели сделать.

Лилиа пришлось завтракать не в столовой, а в своей комнате, причем Дорри посоветовала ей:

– Миледи, лучше никуда не выходите, иначе вам непременно наступят на ногу или что-нибудь на вас уронят.

Девушка рассеянно кивнула. Ее мысли были далеки от надвигающегося испытания, она думала только о Дэвиде. Когда два дня назад Лилиа сделала шутливое замечание, он переменился в лице, а потом исчез. Она тщетно ждала его, тревожась все больше и больше, не находя удовольствия в том, что прежде так радовало ее. Девушка ждала письма или устного объяснения, но никаких известий от Дэвида так и не поступило. Лилиа подумывала, не послать ли лакея в Тревелайн-манор, но отказалась от этого намерения. Об этом наверняка узнали бы все, в том числе леди Анна, чего девушка совсем не желала. Кроме того, это задевало ее гордость.

Когда с завтраком было покончено, Дорри начала возиться с нарядом Лилиа. Идея костюма принадлежала, конечно, леди Анне. Увидев одеяние, девушка остолбенела.

Костюм назывался Скромная Пастушка и представлял собой платье с узким открытым корсажем и необъятной атласной юбкой на кринолине, сплошь расшитой цветами и унизанной стеклярусом под жемчуг. К нему прилагались также высокий пастушеский посох, обвитый плющом, и пудреный парик. Возможно, пастушки и выполняли свои непосредственные обязанности в подобных нарядах... в Версале, например, под окнами короля, но только не на лоне природы. Лилиа не знала, смеяться ей или плакать.

Леди Анна, напротив, пришла в восторг и захлопала в ладоши, когда внучка скованно вошла к ней в комнату.

– Бабушка, как же сидеть в этом платье?!

– Ты ничего не знаешь о балах, дитя мое, потому и говоришь глупости. На балу никто не сидит, кроме пожилых дам. Молодежь весь вечер танцует, ну а кого не приглашают, те стоят у стены. Тебе это не грозит, дорогая, иначе зачем я нанимала тебе лучшего учителя танцев?

Леди Анна, оживленная и веселая, интересовалась только приготовлениями к балу, за всем желала присмотреть сама и выказывала необычайную энергию. Она раскраснелась, глаза ее сверкали.

– Дитя мое, старухи вроде меня без колебаний отдали бы свою бессмертную душу, лишь бы молодость вернулась к ним на один вечер такого вот бала!

Девушке наряд не нравился, но она воздержалась от замечаний, чтобы не портить бабушке удовольствие.

– Боюсь, я и танцевать в нем не смогу... – тихо промолвила она.

– Вздор, вздор! Конечно, сможешь! Платье задумано именно для танцев.

Лилиа попыталась настроиться на веселье, что означало забыть о долгом отсутствии Дэвида. Пока Дорри одергивала и поправляла на ней наряд, она неподвижно стояла перед зеркалом. Наконец, горничная отошла на пару шагов, склонила голову к одному плечу, потом к другому и удовлетворенно вздохнула:

– Ну, с платьем все в порядке. Теперь займемся вами, миледи. Я приготовлю душистую ванну, потом уложу вам волосы...

– Как, сейчас? – с ужасом спросила Лилиа. – Ведь еще нет и полудня!

– Чтобы подготовить вас, нужно не меньше нескольких часов!

– А как же верховая прогулка?

– Какая прогулка? – ужаснулась теперь уже горничная. – Только не сегодня! Вы вся пропахнете лошадью! Неужели вас занимает какая-то верховая прогулка, миледи? Я бы только о бале и думала!

«Но что, если именно сегодня Дэвид наконец приедет к водопаду?» – подумала девушка.

– Я посоветуюсь с леди Анной, – уклончиво ответила она.

– Миледи, ради Бога! – Дорри сделала робкую попытку заступить дорогу Лилиа, когда та направилась к двери. – Я получила распоряжение не выпускать вас отсюда!

– Вот как? – Лилиа надменно вскинула голову. – Я сама решаю, что мне делать!

Она прошла мимо горничной в коридор. В спальне леди Анны не оказалось. Лилиа спустилась в солярий, но и там ее не было. От лакеев девушка узнала, что хозяйка приказала проводить ее на кухню. Там Лилиа и нашла леди Анну. Почтительно поддерживаемая Джеймсом, она гневно размахивала тростью перед кухонной прислугой.

– Неужели из всей этой оравы не нашлось ни единого человека, у кого в голове мозги, а не мякина? – вопрошала она, тыча острым наконечником в тучного человека в белом колпаке и фартуке. Тот только разводил руками, виновато понурив голову. – Не стройте из себя простачка, любезный, лучше объясните, почему соус так сильно отдает уксусом? Он должен быть густой и пряный, то есть такой, чтобы любая хозяйка позеленела от зависти!

– Я тут ни при чем, миледи, все дело в бренди! Если составные части хороши, то и соус выйдет на славу. Я говорил, что нельзя делать заказ в той лавке...

– Так отчего не послали в другую лавку?

– Послали, миледи, но рассыльный еще не прибыл...

Леди Анна хотела еще что-то добавить, но тут трость ее со стуком ударила в пол, а сама она покачнулась и прикрыла глаза. Лицо ее мертвенно побледнело.

Лилиа бросилась к старухе и подхватила ее под другую руку.

– Что это вы задумали, бабушка? Зачем вы здесь? Вам следовало бы держаться подальше от этой суматохи!

– Кто же в таком случае за всем присмотрит, скажи на милость? – возразила леди Анна, открывая глаза. – Это тебе, дитя мое, надо оставаться в своей комнате и отдыхать, а не бродить по дому. Иди и готовься к балу!

– На это у меня хватит времени. Прошу вас немедленно подняться к себе, бабушка, или хотя бы оставаться в солярии!

Старая леди начала протестовать, но видно было, что ей в самом деле нездоровится. Джеймс доставил хозяйку в спальню, но не покинул ее, как делал всегда, а задержался у двери. Этот невозмутимый человек явно встревожился.

– Бабушке нужно подкрепить свои силы, – обратилась к нему Лилиа. – Думаю, кларет будет кстати...

– Но если бренди уже доставили, я предпочла бы этот напиток, – подала голос леди Анна.

– Сейчас узнаю, миледи.

– Мне очень жаль, дитя мое, – сказала леди Анна, когда лакей удалился. – Я так увлеклась этим балом, что совсем забыла о своем здоровье.

– Хорошо, что вы это поняли, бабушка. Ведь вы наняли столько прислуги по этому случаю, она отлично со всем справится.

– Увы, дитя мое, нет ничего печальнее бессильной старости, – прошептала старая леди, сжимая руку Лилиа. – Так хочется забыться в предпраздничной суматохе, сбросить десяток лет! Такого счастливого волнения я не испытывала бог знает сколько времени. Наверное, мне не стоило спускаться, но прислуга так нерадива, что стоит только отвернуться, как все опускают руки.