Текст книги "Сердце язычницы"

Глава 11

С тех пор как Лилиа исчезла, жизнь в Хана изменилась не к лучшему.

Правда, Акаки оказалась мудрым и дальновидным вождем, но это не меняло дела. Многие мужчины считали ее узурпатором, поскольку испокон веков именно они стояли у кормила верховной власти. Чем дальше, тем упорнее ходили разговоры о том, что правление женщины навлечет гнев богов на весь остров.

Поначалу Акаки не обращала на это внимания, зная, что недовольные найдутся всегда. Однако случилось то, чего она ждала и боялась: после долгого пребывания в городе-убежище Лопака наконец покинул его и укрылся в джунглях. Некоторое время о нем не было слышно, но потом пошли слухи, что он набирает новый отряд, явно – готовясь возобновить войну. Мало-помалу недовольство правлением Акаки усилилось. Наиболее непримиримые покидали деревню и пополняли ряды сторонников Лопаки.

Акаки ненавидела этого человека всем своим существом. Теперь она точно знала, что он замешан в похищении Лилиа.

Прошло полгода с того дня, как Лопака исчез в джунглях Мауи, а напряжение нарастало день ото дня. Хотя он пока не предпринял открытой атаки на деревню, жители чувствовали постоянную угрозу и жили как в осаде. Если раньше между ними и жителями Лааины, ближайшей из деревень острова, было постоянное общение, то теперь лишь немногие рисковали отправиться в гости, поскольку воины Лопаки оккупировали территорию между деревнями, и легко можно было угодить в засаду. Постепенно те, кто еще решался посещать соседей, полностью перешли на водный маршрут, пролегавший вдоль побережья чуть в стороне от рифов. Лопака немедленно отреагировал на это, и теперь даже на море его люди в сторожевых лодках одним ударом топили утлые суда островитян.

И все же Лопака медлил с нападением. О том, почему он не спешит захватить вожделенную власть, говорили разное, но Акаки знала причину: Лопака многому научился в прошлый раз и теперь выжидал, копя силы, чтобы непременно победить. Противостоять этому Акаки не могла, поэтому по мере сил укрепляла деревню на случай внезапной атаки и советовала жителям не терять бдительности. Однако легкомысленные островитяне легко забывали о том, что не было в данный момент безусловно необходимым. И все же Акаки побудила соплеменников построить высокую стену вокруг деревни с одним-единственным выходом к морю. Вообще-то стена была неизменным атрибутом каждой островной деревни, чем-то вроде ограды вокруг группы хижин или маленького храма, хеиаус, но Акаки заставила сделать стену вокруг Хана вдвое выше, оставив лишь узкие просветы для того, чтобы нести дозор. Несколько мужчин каждую ночь стояли на страже, хотя и без особого удовольствия. Порой казалось, что воины заранее смирились с поражением. Они утратили боевой дух, поскольку не считали Акаки настоящим вождем. При таком положении дел Лопаке не составило бы труда захватить власть.

– Вся беда в том, что мужчины не принимают меня всерьез, Наи, – однажды вечером сказала Акаки, заглянув в хижину к старому калеке. – Как будто впав в оцепенение, они не думают об опасности и ведут себя так, словно Лопаки нет. Считая меня непригодной для правления, они скрывают улыбки, когда я отдаю приказ. За спиной они говорят так: «Акаки состарилась и шарахается от каждой тени, ей пора на покой». – Она вздохнула и покачала головой. – Почему, Наи? Почему так трудно принять женщину-вождя?

– Потому что боги завещали нам иметь сильных вождей, а слово «сильный» соотносится с мужчиной. Так уж повелось, Акаки.

Наи совсем одряхлел за прошедший год, хотя и не достиг еще возраста, когда уходят в лучший мир. Он и раньше не покидал хижину, а теперь даже не поднимался с циновки.

– А все эти новшества, отмена табу, – ворчливо добавил он. – Люди сбиты с толку и не знают уже, что правильно, а что нет.

В минувшем году умер король Камехамеха, при котором традиции неизменно уважались. На трон взошел Лиолихо, человек совсем иного склада, более расположенный к веяниям из-за океана. Вместе с любимой женой старого короля, красавицей Каахуману, он посягнул на святая святых – веру и обычаи. По его приказу были сожжены все кии, священные изображения, прежде стоявшие не только в храмах, но и в каждом доме и считавшиеся покровителями очага. Следующим и еще более пугающим шагом была отмена всех табу, касавшихся женщин. С начала времен повелось, что женщины не должны касаться пищи мужчин, должны есть отдельно, а в дни женского недомогания уединяться. Прожив много лет с европейцем, Акаки куда легче приняла перемены, чем ее соплеменники, но и она находила, что случилось это слишком внезапно, что такие новшества следует вводить постепенно, шаг за шагом, да и то после долгих разъяснений. Все это привело островитян в растерянность. Ни женщины, ни мужчины, ни дети теперь не знали, каково их место в семье и в общественном устройстве, как разделить обязанности и каких придерживаться правил. Казалось, земля колебалась у них под ногами, не осталось больше ничего незыблемого и не на что было опереться. И это связали с Акаки, присвоившей верховную власть еще до официальной отмены древних обычаев.

– Но рано или поздно человек ко всему привыкает, – продолжал Наи. – Люди Хана смирятся с новыми временами, нужно только подождать. А Лопаку однажды уже победили, вот всем и кажется, что это проще простого. Воины не понимают, что поражение сгибает только слабого, сильный духом извлекает из поражения урок.

– Так надо им это разъяснить! – горячо заговорила Акаки. – Нельзя жить, отворачиваясь от опасности, как будто от этого она исчезнет! Если защищаться вяло, едва шевеля руками, противник легко одолеет нас. Лопака опустошит деревню, как ураган опустошает целые острова! И он не остановится на этом, уж я-то знаю. Ему мало даже всего Мауи, он мечтает захватить королевскую власть. Для него наша маленькая деревня станет лишь началом военного похода. Если его не остановить сейчас, он зальет острова кровью!

– Возможно, ты права, Акаки. – Наи отер слабой рукой испарину с иссохшего, словно череп, лица. – Но как убедить рыбешку, прожившую всю жизнь в лагуне за коралловым рифом, что в океане водятся акулы? Она поверит в это, когда шторм разметает риф, но будет слишком поздно.

– Помоги мне, Наи! – Акаки схватила старика за руку. – Помоги убедить воинов!

– Передай, что я хочу видеть их. Сделаю все, что смогу, но станут ли они слушать? Я стар и так жалок, что скорее всего они просто посмеются над тем, что услышат от меня. Вот разве что... – Старик призадумался, потом продолжил: – Разве что обратиться за помощью к миссионерам, которые теперь живут в Лааине. Мы позволим им проповедовать в Хана, заручившись их помощью в борьбе с Лопакой. Эти люди охотно отправятся в джунгли и попытаются обратить Лопаку в свою веру. Христианство несет е собой мир, не встанет ли и он на путь мира?

– Однажды он уже встал на путь мира с помощью белого миссионера, – с едкой иронией возразила Акаки. – Это кончилось смертью Коа и похищением Лилиа. С чего ты взял, что христианство несет мир? Только тогда, когда это выгодно миссионерам. Кстати, этот белый, Джэггар, плечом к плечу с Лопакой разжигает войну на Мауи.

– Но что мы знаем об этом? – не сдавался Наи. – Он мог уйти в джунгли как раз потому, что другие миссионеры изгнали его и наложили табу на его возвращение. Я мало вижу, Акаки, но многое знаю. Говорят, новые миссионеры совсем другие, истинные служители своего бога и несут с собой мир и порядок. Они учат жителей Лааины полезным вещам, лечат больных, объясняют, как жить, когда старые обычаи рухнули.

– О да, они учат их! – усмехнулась Акаки. – Учат жить так, как сами живут за океаном. Думаешь, почему они так рьяно взялись за дело? Потому что легко насадить новое там, где старое рухнуло, Наи. Вот только нужно ли нам это новое? Миссионеры учат людей закрываться от пяток до подбородка, считая человеческое тело грязным и непристойным. Их белый бог неблагосклонно взирает на радости жизни. Вместо свободы они несут с собой множество новых табу, в том числе табу на веселый смех и на любовь. Все это нечисто, греховно, за все ждет вечная расплата! Нет уж, Наи, пока я здесь алии нуи, белым миссионерам не проповедовать в Хана. Если позволить им это, люди не заметят, как на них наденут ярмо, от которого нет избавления, самое страшное ярмо в мире – страх перед радостями жизни, перед наслаждением, перед безмятежным счастьем.

– А если это наша единственная возможность спастись от Лопаки? – упорствовал Наи. – К чему говорить о каком-то вечном ярме, Акаки? Ничто не мешает нам сговориться с миссионерами, а когда цель будет достигнута и Лопака укрощен, выдворить их из деревни.

– Я против этого. Белые люди приходят с ласковыми речами и дружескими улыбками, но проще выкорчевать мангровую рощу, чем избавиться потом хотя бы от одного из них.

– Как же тогда ты намерена справиться с Лопакой?

– Когда он нападет, мы будем защищаться. Не верю, что воины опустят руки вместо того, чтобы вступить в бой. Однажды я уже подняла их против него, значит, ничего невозможного в этом нет. – Акаки выпрямилась и мягко сказала: – Отдохни, Наи. Мне жаль, что я пыталась взвалить на тебя свои неприятности, но что делать? Кроме тебя, мне не с кем посоветоваться.

– Приходи, когда будет нужно. – Старик поудобнее устроился на ложе из плетеных рогожек. – Вот только проку от меня мало. Будь я здоров и крепок, я бы непременно встал на твою сторону, а так...

Снаружи все еще был яркий день, хотя солнце уже клонилось за гору Халеакала. По привычке, приобретенной сразу после исчезновения Лилиа, Акаки отправилась к бухте, где год назад бросило якорь неизвестное судно. Там, на белом песке у самой воды, она постояла, всматриваясь в далекий горизонт. День за днем эта женщина приходила сюда в надежде, что появятся паруса, под которыми однажды вернется домой ее дочь. И хотя время шло, Акаки не отчаивалась. В этот день, как всегда, она обратилась к богам, прося у них покровительства для Лилиа на нелегком пути к дому, прося отвести от нее все возможные опасности – от штормов до злых людей.

Акаки не подозревала, что счастливая встреча не за горами. Но знаком этой встречи станет вовсе не белый парус на горизонте.

Солнце уже скрылось за снежной шапкой самой высокой горы острова, тени удлинились, и воздух посвежел, когда Акаки услышала отдаленный рокот барабанов. Погруженная в невеселые думы, она не стала прислушиваться и потому не сразу поняла, что за известие они хотят передать. Однако Акаки уловила главное – случилось что-то важное, требующее ее внимания. Наверное, Лопака все-таки предпринял атаку на Хана. Сразу очнувшись, женщина поднялась на ноги, затекшие от долгой неподвижности. Выпрямившись, она увидела, что кто-то из деревенских жителей бежит к ней со всех ног. На лице его, к удивлению Акаки, сияла радостная улыбка.

– Лилиа! – задыхаясь, выкрикнул мужчина. – Лилиа вернулась на Мауи!

– Как вернулась? – Акаки в недоумении взглянула на горизонт, но там по-прежнему было пусто. – Я ничего не вижу...

– Ей еще нужно добраться до Хана. Корабль белых высадил ее в Лааине. Послушай барабаны, они рассказывают об этом! Но я все равно побегу рассказать всем, кого встречу.

И он поспешил дальше. Акаки же обратила взор к Хале-акала, вершина которой была ближе к небесам, чем любая другая точка острова, и возблагодарила богов за то, что они ответили на ее молитвы.

Рокот барабанов достиг не только Хана, но и других мест на острове. Он донес свою весть и до тех, кому она не предназначалась. Услышали ее и в долине, где разбил свой лагерь Лопака.

– Значит, Лилиа снова с нами, – злобно сказал он, глядя на побережье.

Эйза Радд прибыл на Мауи за неделю до Лилиа на полуразвалившейся торговой посудине. Первым делом он разыскал Лопаку и Исаака Джэггара и до сей минуты не сомневался, что обрел наконец пристанище. Когда Лопака обратил к нему мрачный взгляд, Радд отшатнулся.

– Не ты ли говорил, что она не вернется? – спросил туземец, сверля его взглядом. – Что она нашла свою смерть там, откуда явился ее белый отец?

– Чтоб мне пропасть, она должна быть мертва! Я своими глазами видел, как этот болван Этеридж удавил ее в лабиринте! Он трудился на совесть, тут и камень бы задохнулся! Неужто у этой суки девять жизней? Или ваши барабаны врут?

– Наши барабаны никогда не врут, – презрительно бросил Лопака и обратил гневный взгляд к Джэггару. – А ты что скажешь, жрец белого бога?

– Всякое отродье дьяволово имеет девять жизней! – пылко отозвался тот. – Лилиа, дочь греха, должна исчезнуть с лица земли. Она совратит твоих воинов, Лопака. Если она станет править...

– Этому не бывать, – оборвал его туземец, и зубы его обнажились в волчьем оскале. – Я позабочусь о том, с чем не справились вы двое.

С этими словами он пошел прочь, пересек большую поляну, на которой был разбит лагерь, потом поднялся по извилистой и крутой тропе на вершину длинного отрога, ограждавшего долину со стороны моря. Остановившись на краю выступа, козырьком нависавшего над бездной, Лопака по привычке скрестил руки и уставился на прибой, ревущий внизу.

В этой позе он оставался довольно долго, обдумывая положение дел. Лопака сомневался, что принял правильное решение, когда привлек на свою сторону все тех же двоих белых, с которыми однажды уже поклялся не связываться. Эйзу Радда он считал ничтожеством и трусом, а Исаака Джэггара – сумасшедшим, лишившимся рассудка на почве обращения островитян к религии белого человека. Но сделать их своими сторонниками Лопака решил не под влиянием минуты. Человек дальновидный, он всегда смотрел на несколько шагов вперед. Раз уж он собрался подчинить своей власти все острова, рано или поздно ему придется встретиться лицом к лицу с белыми, причем не с единицами, а с десятками. То, что два их соплеменника сражались на его стороне с самого начала, послужит ему на пользу. К тому же, общаясь с Раддом и Джэггаром, Лопака надеялся усвоить ход мысли белых, их взгляды и представления, свыкнуться с их странностями. Этим он подготавливал себя к далекому будущему, к встрече с теми, чьей поддержкой позднее намеревался заручиться.

Изолированный от жизни острова, Лопака тем не менее знал о том, что происходит на Мауи в последнее время. Знал он и о массовом приходе миссионеров в деревню Лааина, и о том, как быстро растет их влияние. И так происходило повсюду. «Если нельзя от них избавиться, – думал Лопака, – надо использовать их влияние». Для этого он и держал при себе Исаака Джэггара. Продажный и беспринципный Радд тоже мог быть полезен. Когда он явился на Мауи, Лопака решил прибегнуть к его услугам, а когда нужда в нем отпадет, прикончить его.

Заново обдумав все это, Лопака выбросил белых из головы и обратил свои мысли к Лилиа. Это была его главная проблема.

От своих людей в Хана Лопака знал, что Акаки не пользуется авторитетом. До этого дня ему казалось, что достаточно собраться с силами и вовремя ударить – и победа будет за ним. Но с появлением Лилиа ситуация осложнилась. Воинам не нравилась Акаки, а не женщина-вождь в принципе. Лопака понимал, что у Лилиа куда больше шансов снискать расположение подданных. Она молода, красива и с сильным характером. Воины, без сомнения, сплотятся вокруг нее.

Нужно устранить девушку прежде, чем она окажется в Хана.

Когда Лилиа прибыла в Лондон, намереваясь поскорее отплыть на острова, ее ожидал неприятный сюрприз. Оказалось, что только одно судно отправится туда в ближайшее время – шотландская китобойная шхуна.

Однако была в этом и положительная сторона. Комфортабельные пассажирские суда имели весьма извилистый путь следования и заходили во множество портов, тогда как это судно шло прямо до Сандвичевых островов, в деревню Лааину, теперь китобойный порт. Договориться с капитаном оказалось нетрудно. Он предоставил Лилиа совсем небольшую каюту, и все же этот вояж совершенно отличался от того, который она проделала по милости Эйзы Радда.

Несмотря на небольшой размер, каюта была обставлена не без роскоши. Капитан понимал, что не стоит пренебрегать богатой пассажиркой. Разумеется, Лилиа пользовалась полной свободой и получала хотя и не слишком разнообразную пищу, но все же с капитанского стола.

Как ни рвалась девушка домой, она отдала должное путешествию и даже получила от него удовольствие. Несколько раз налетал шквал, а однажды разразился восьмибалльный шторм. Шхуну бросало как скорлупку, но это лишь раззадорило Лилиа. В конце концов, это была небольшая плата за то, чтобы снова ступить на землю Мауи.

Лишь одно омрачило ей дорогу домой – встреча со стаей китов на неделю отодвинула момент возвращения. У капитана при виде добычи разгорелись глаза, и он тут же отдал приказ забить столько животных, сколько получится. Шхуна, только что спущенная со стапелей, направлялась в южные моря заниматься промыслом, а тут появилась хорошая возможность проверить ее в деле.

Целую неделю длился этот неожиданно выпавший промысел. Высмотрев громадное млекопитающее, моряки тотчас спускали громоздкую китобойную шлюпку и устремлялись в погоню, а возвращаясь, как правило, тащили за собой загарпуненного кита.

Кита подтягивали к корпусу судна и поднимали на палубу, где экипаж разделывал тушу. Палуба скоро становилась скользкой от крови, запах сырых внутренностей тяжело висел в воздухе.

В первый день Лилиа вынесла это без жалоб, но на второй разыскала капитана, удовлетворенно наблюдавшего за разделкой.

– Сэр, неужели это так необходимо? Ведь невозможно смотреть на эту резню!

– Такова наша работа, мисс, – флегматично ответил ей бородатый шотландец с красным, обветренным лицом.

– Но ведь это и в самом деле резня, бессмысленная и почти бесполезная! Громадное живое существо гибнет, а тушу потом выбрасывают в море на корм рыбам!

– А что нам делать с тушей, скажите на милость? Китовое мясо не пользуется спросом, за него не выручишь и пенса. Ворвань – вот что нас интересует, вот на чем можно заработать. Ради ворвани мы и бьем этих бедняг. Вы и сами небось не один вечер читали при свете лампы, а горел-то в ней китовый жир.

– У нас на островах если уж ловят рыбу, то съедают ее без остатка, только кости выкидывают. Но, согласитесь, это небольшой отход. А вот то, что делаете вы...

– Еще китовый ус идет на продажу и приносит хороший барыш, – перебил девушку капитан, и его суровое лицо озарилось лукавой улыбкой. – Знаете, куда он идет, мисс? На корсеты вам, дамочкам.

– Я щедро оплатила свой проезд, сэр! Чем быстрее мы достигнем островов, тем лучше, поэтому прошу вас прекратить избиение китов и снова лечь на курс.

– Как только киты окажутся вне пределов досягаемости, – невозмутимо ответствовал капитан. – И в самом деле, вы оплатили проезд, но это вовсе не значит, что тем самым наняли мое судно. Это китобойная шхуна, мисс, а значит, промысел прежде всего. Судно новое, экипаж только что набран, и плохой я был бы капитан, если бы не испытал шхуну и людей в деле. Если вы не переносите вида крови, вам следовало взять билет на обычный пассажирский рейс. Ах, вы так не сделали, потому что обычный рейс длится много дольше? Значит, несколько дней задержки не сыграют роли. Оставайтесь в своей каюте. Как только мы ляжем на прежний курс, я извещу вас.

Последовав этому не слишком любезному совету, Лилиа не ступала на палубу до тех пор, пока не подняли все паруса. Девушка мечтала о той минуте, когда на горизонте появится неровная линия гор и вершина, всегда покрытая снегом. Мауи! Хана! Одно только звучание этих слов не давало ей спать, заставляло снова и снова всматриваться вдаль, особенно на закате, когда солнце быстро опускалось за горизонт.

И вот настал день, когда взгляду Лилиа открылась цепь островов. По мере приближения одни из них уплывали в сторону, другие росли, а мимо одного из них они должны были пройти совсем близко. Девушка не могла дождаться, когда увидит что-то родное, знакомое с детства. Ночь она провела без сна, а с первыми же лучами солнца бросилась на палубу. Остров был виден во всем своем великолепии, в том числе гавань и городишко на берегу. Капитан не причалил, желая достичь цели как можно скорее, и не стал тратить время на пополнение запаса пресной воды, хотя та и была на исходе. Девушка очень обрадовалась этому, так как ее сердце рвалось все вперед и вперед, к Мауи.

День, когда шхуна вошла в небольшую бухту деревни Лааина, был ветреным. Дул теплый, ласковый южный пассат, особенно приятный Лилиа после холодных, пронизывающих чужеземных ветров. Уже само прикосновение к лицу и рукам этого ветра пробуждало желание сорвать с себя одежду, начавшую вновь стеснять ее, и обвить бедра легкой капа.

Капитан, радуясь возможности избавиться от пассажирки, велел двум матросам доставить ее в шлюпке на берег. Оглядываясь по сторонам, девушка удивилась происшедшим переменам. Она не была здесь три года. Раньше Лааина, довольно большая, но сонная деревня, сплошь состояла из крытых соломой хижин. Каждое судно, заходящее в бухту, считалось огромным событием.

Теперь Лааина стала настоящим портом для китобойных судов. На берегу были выстроены неприглядного вида склады, в отдалении появились солидные строения – жилища белых людей.

Ступив на берег, Лилиа расстроилась и того более. Белых в толпе на берегу было куда больше, чем местных жителей. Суровые морские волки с обветренными лицами говорили на многих языках. Среди них совсем затерялись соплеменники Лилиа. Помимо складов, порт уже обзавелся зданием миссии и двухэтажной таверной для китобоев.

Девушку охватило уныние. Все вокруг было чужим, незнакомым и неприветливым. Казалось, по какой-то страшной ошибке она вместо возвращения домой лишь сменила одну чужбину на другую. Неужели и Хана так же переменилась за время ее отсутствия?

Лилиа жаждала поскорее оказаться там, но для начала решила разыскать дальнюю родню и узнать, как обстоят дела в деревне. То, что рассказал двоюродный брат ее матери, Моке, не улучшило настроения. Он не советовал Лилиа добираться до Хана пешком, как она собиралась, и рассказал о том, в какие условия поставил деревню Лопака.

– А тебе, как дочери Акаки, это и того опаснее. Лопака не просто перекрыл дорогу, он не останавливается даже перед убийством. Кое-кто уже нашел свою смерть по дороге в Лааину или в Хана.

– Но как же мне добраться туда?

– Морем это еще возможно. Правда, и там небезопасно, но если улыбнется удача, мы сумеем проскочить. Завтра поутру я сам отвезу тебя, только встать придется пораньше, чтобы не рисковать понапрасну. Переночуй с нами, Лилиа, ты знаешь, что для тебя у нас всегда найдется место, а я попрошу известить Акаки о твоем возвращении. Пусть порадуется.

По совету поверенного леди Анны, Лилиа захватила в дорогу английские фунты. Зная, что в Хана эти деньги имеют не большую ценность, чем пальмовые листья, она решила потратить их в Лааине, где оказалось немало лавок с товарами. Девушка обошла их все, тратя деньги без счета на подарки матери, родным и подругам, пока не осталось ни пенса. Делая покупки, она с улыбкой вспоминала свою прощальную беседу с Джорджем Мастерсом, многолетним поверенным бабушки.

Этот суровый, безукоризненно честный и уже немолодой человек за всю свою многолетнюю практику ни разу не сталкивался с тем, чтобы кто-то, вступив в права наследства, бросил все и уехал на какие-то Богом забытые острова.

– Непостижимо, мисс, просто непостижимо! – снова и снова повторял он, разводя руками. – По завещанию леди Анны вам теперь принадлежит все. Если вы не желаете преумножать состояние, расточайте его, но чтобы просто махнуть на все рукой... Непостижимо!

– Сэр, я очень хочу вернуться на Мауи, а главное, дала слово бабушке, что поступлю именно так.

– Вы дали слово человеку, находящемуся на смертном одре. Это освобождает вас от обязанности держать это слово. В таких ситуациях нами движет человеколюбие. – Помолчав, он добавил: – Полагаю, вы просто не способны осмыслить, как велико оставленное вам состояние...

– Это мне совершенно безразлично, поскольку на Мауи ни поместье, ни деньги ни к чему. Я должна только оплатить проезд туда.

– Однако поместье вверено моему попечению, мисс. Как прикажете с ним поступить?

– Как вам угодно, мне все равно. Не пригодится ли оно какому-нибудь родственнику?

– Разве что только Этериджу.

– Нет! – отрезала Лилиа. – Кому угодно, только не этим людям. На это я никогда не пойду.

– Подобный шаг не в вашей власти. Леди Анна отдала весьма строгие распоряжения относительно Этериджей, причем в письменном виде, так что они обрели силу закона. Однако я возвращаюсь к поместью. Как мне поступить с ним?

Лилиа вздохнула. Наследство оказалось тяжкой проблемой, а между тем девушка не имела ни малейшего желания всем этим заниматься.

– Мистер Мастерс, бабушка не раз говорила, что вы честнейший человек и на вас можно положиться. Поэтому я вверяю вам судьбу поместья и всего состояния Монроев. Управляйте им по своему усмотрению. Вы ведь справитесь с этой обязанностью, не так ли?

– Разумеется, справлюсь, тем более что мне оставлены подробнейшие указания на этот счет. Но когда составлялось завещание, я и помыслить не мог, что вы в самом деле уедете. Что ж, вам решать, мисс. Как мы будем поддерживать связь?

– Пишите на Лааину с указанием деревни Хана. Рано или поздно ваши письма дойдут. Но умоляю вас, сэр, не беспокойте меня без крайней необходимости.

Чтобы облегчить душу, поверенный убедил Лилиа взять с собой, помимо суммы, необходимой для проезда, еще немного денег, уверяя, что они никогда не бывают лишними.

Теперь, беззаботно тратя деньги в лавках Лааины, Лилиа спросила себя, что сказал бы по этому поводу Джордж Мастере. Улыбнувшись, девушка выбросила из головы все воспоминания об Англии.

Если бы так же легко ей удалось забыть Дэвида Тревелайна! Увы, он всегда незримо находился рядом с Лилиа. Даже теперь, когда между ними пролегли сотни миль, когда их разделял целый океан, Дэвид напоминал о себе, и это отзывалось ноющей болью в сердце.

Ранним утром, когда порт еще спал, Лилиа и ее спутник отплыли в каноэ по направлению к Хана. Жена Моке охотно уступила свою старую капа, так что теперь впервые за долгое время девушка чувствовала себя как дома.

Узкое каноэ было завалено подарками, купленными накануне.

Утлое, но ходкое суденышко очень скоро оставило Лааину и ее заполненную судами гавань позади. Потом они и вовсе исчезли за мысом, далеко вдающимся в море. Обычно каноэ туземцев рассчитаны на одного пассажира, который гребет одним веслом, но вдвоем можно пользоваться парой весел, что увеличивает скорость и меньше утомляет. Как только все признаки цивилизации остались позади, Лилиа с облегчением вздохнула. После ухоженной и уныло аккуратной природы Англии она наслаждалась буйной зеленью джунглей, кокосовыми пальмами, клонящимися под тяжестью орехов, веерными, далеко раскинувшими свои резные листья купами священных ореховых деревьев кукуй, с которых, напоминая творение рук человеческих, свешивались гирлянды из лиан и цветов гибискуса.

Девушка дышала полной грудью и не могла насытиться свежим морским воздухом, напоенным запахом цветов. Хотя с каждым взмахом весла она приближалась к дому, сердце ее сжималось от сладкой тоски по нему, слезы то и дело наворачивались на глаза, но Лилиа не вытирала их, ибо это были слезы счастья.

По мере того как прекрасное побережье убегало назад, настроение девушки становилось все лучезарнее. Ее, конечно, тревожило, что положение жителей Хана осложнилось из-за Лопаки, однако радость возвращения оттеснила страхи. Лилиа не сомневалась, что воины Хана, сильные и мужественные, одолеют Лопаку в открытом бою. Она решила, что сразу по возвращении сплотит жителей деревни против растущей угрозы. Чтобы привлечь их на свою сторону, Лилиа намеревалась выказать верность древним обычаям. Призвав на помощь все свое красноречие, она заставит воинов понять, что конечной целью Лопаки является деспотическое господство, и для этого он рано или поздно захочет опереться на белых с их новой верой и чуждыми обычаями.

Каноэ между тем легко скользило вдоль берега. Лилиа и Моке размеренно гребли, без труда поддерживая правильный ритм, как это свойственно каждому туземцу.

За очередным мысом находилась совсем маленькая бухта, и вот как раз оттуда вдруг появились две большие лодки, по четыре гребца в каждой. Эти суда могли быть как военными, так и рыболовными, поэтому Лилиа не слишком встревожилась. Островитяне предпочитали для рыбной ловли утренние часы. Кроме того, девушка не исключала, что ей навстречу выслали почетную делегацию.

Но Моке отнесся к появлению лодок совсем иначе. На несколько секунд он застыл в неподвижности, потом закричал:

– Это они! Это люди Лопаки! Греби, Лилиа, греби!

На этот крик отреагировал даже не разум, а инстинкт девушки. Она удвоила усилия, и каноэ полетело стрелой. С лодок заметили беглецов и устремились следом за ними. Холодный страх сжал сердце Лилиа, когда лодки стали настигать их утлое суденышко. Усилия четверки крепких гребцов не оставляли сомнений в исходе погони.

Вскоре каноэ оказалось в ловушке между двумя лодками. Лилиа и Моке опустили весла, и теперь каноэ скользило вперед по инерции, быстро замедляя ход. Дальнейшее случилось так неожиданно, что девушка едва сумела понять, что произошло. В ближайшей лодке один из гребцов поднялся, размахнулся дубинкой и нанес Моке удар по шее. Тот упал в воду и скрылся из виду. Со второй лодки потянулись руки, чтобы схватить Лилиа.

Девушка ловко уклонилась и тут же бросилась в воду, нырнула и поплыла, держа курс на Хану. Уже задыхаясь, она осторожно вынырнула и огляделась. Лодки с воинами кружили в нескольких сотнях ярдов позади. К счастью, никто не смотрел в ее сторону, поэтому Лилиа набрала воздуха и снова ушла на глубину.

Теперь она начала потихоньку приближаться к берегу, сознавая, что невозможно преодолеть под водой весь путь до Хана. Достигнув мелководья, девушка встала на ноги, огляделась и не увидела ни одной из лодок.

Тогда она выбралась на узкую песчаную косу, за которой сразу же начинались джунгли. Ноги у нее подкашивались от слабости. Споткнувшись, Лилиа упала на колени. Не в силах подняться, она лишь вскинула голову – и увидела Лопаку. Он вышел из джунглей, остановился в нескольких шагах от девушки, скрестил руки на груди и смотрел на нее со зловещим бесстрастием.

– А вот и наша туземная принцесса, – ухмыльнулся Эйза Радд, следовавший за Лопакой. – Нам прямо-таки суждено постоянно встречаться!

И еще один старый знакомый появился перед девушкой – Исаак Джэггар, все такой же истощенный и весь в черном, несмотря на жаркий день. Этот подошел совсем близко и протянул руки ладонями вниз над головой Лилиа, как бы благословляя ее.