Текст книги "Мысли из-под фуражки"

Медицинская ошибка

В Интернете и в жизни я всегда защищаю коллег-врачей. Потому что понимаю, как им трудно выживать в нашем мире, какая у них зарплата и как государство их игнорирует. Но бывают случаи, когда и у меня не хватает положительных аргументов. И я тоже начинаю ругать отечественную медицину.

Несколько лет назад я проводил переговоры с одной сотрудницей аптечной сети, и как-то незаметно разговор коснулся преподавателей медицинского вуза. Знакомы мы были давно, да и медики в вопросах диагнозов не стесняются особо, поэтому пусть вас не удивляет откровенность последующего диалога.

Мы вспомнили общих преподавателей, деканов, проректора. А когда разговор коснулся одного из доцентов кафедры дерматовенерологии, дама вдруг помрачнела.

– А доцент Петров – гад редкостный! – неожиданно заявила она.

Я слегка опешил. Во-первых, не ожидал от солидной дамы такой резкости, во-вторых, знал Петрова как неплохого специалиста-практика.

– Чем он вам так не угодил?

– Да лет пять назад на третьем месяце беременности вдруг ни с того ни с сего в моих анализах обнаружили антитела к сифилису. И махнули, не глядя, заключение. Никто не удосужился перепроверить. Муж был в шоке, я тоже! Представляете состояние беременной женщины? Муж смотрит на меня недоверчиво, я рыдаю. Чуть не развелись! И тут кто-то посоветовал обратиться к Петрову. Мол, он неплохой специалист, одно из светил отечественной дерматовенерологии. Он поможет. Нашли телефон, позвонили. Доцент принял меня довольно скоро и взял недорого. Назначил повторные анализы.

И снова положительный ответ! Тут мне совсем плохо стало. Муж ушёл жить к свекрови, а Петров, гад, стал настаивать на аборте. А у меня 20-я неделя! Я в страшном состоянии. Брак разваливается. И, что самое главное, откуда эта гадость? С мужем мы на тот момент десять лет, как женаты. Я ему не изменяла, а у него анализы отрицательные. Петров кричит на меня в своём кабинете, рассказывает, какого урода я могу родить. И каким-то чудом вынесло меня на профессора Иванова из той же клиники. Профессор отнёсся к моей ситуации очень серьёзно. Осмотрел, взял анализы и сам их провёл. Не бесплатно, конечно, но я бы тогда любые деньги отдала. А потом вызывает меня и говорит:

– Простите нас, милая женщина. Случаются врачебные и лабораторные ошибки. Дело в том, что при беременности бывают ложноположительные пробы на сифилис и другие инфекции. Всё у вас в порядке.

Святой человек! Взял телефон мужа, сам позвонил, объяснил ему всё. Муж в тот же вечер вернулся, просил у меня прощения. С тех пор всё хорошо у нас. А наш сифилис в следующем году в школу пойдёт.

Есть закон парных случаев.

Я тогда пожал плечами, мол, бывают врачебные ошибки, а доцент Петров всё-таки хороший специалист. Но мою собеседницу было уже не переубедить. Да я и не старался.

А через некоторое время звонит мне бывшая девушка Аня и рыдает в трубку. Встречались мы давно и недолго, потом разошлись. Она вышла замуж за отличного парня, мы сохранили хорошие отношения, взрослые люди же, да и расстались без претензий. Даже почти дружили.

Сквозь рыдания отрывками разбираю ситуацию. Короче, Аня забеременела и на очередном визите к врачу получила на руки справку с жутким диагнозом – гепатит С. Анализы показали. Бросилась читать в Интернете, и лучше бы не читала! Там в каждой статье написано: «Вы скоро умрёте! Заказывайте гроб! Гепатит С – ласковый убийца!» И всё такое похожее.

Аня с мужем далеко не медики. И тут почему-то вспомнили про меня. Приезжаю, благо недалеко. Аня рыдает, её муж молчит, смотрит волком. Рассматриваю справку с диагнозом. Вспоминаю историю с Петровым. Сифилис, конечно, не гепатит С, но тоже бывают казусы.

– Кто анализы делал?

– Районная поликлиника.

– Ну ладно. Поехали.

Затаскиваю рыдающую девушку и её мужа в машину, везу в ближайший платный медцентр. Сдаём анализы на гепатит С. Через некоторое время приходит на почту сообщение: «Вирус не обнаружен».

– Ну вот видите, – говорю молодым родителям. – Скажите своей поликлинике, что они ошиблись.

Аня торжествующе летит со справкой к своему врачу, а тот пожимает плечами: «Справки из платных медцентров не принимаем, доверяем только своей лаборатории. А в платных они за ваши деньги вам такого надиагностируют!» И всё это на повышенных тонах, мол, вы, дамочка, дура и овуляшка, а я специалист. Передаёт историю инфекционисту и назначает повторный анализ в районной лаборатории – снова положительный! По-моему, даже злорадствует: «Вот видите, у нас анализ точнее».

Аня снова в истерике. Блин, везу их в другой центр. Опять отрицательный. Аня плачет прямо в коридоре лаборатории, сотрудники отпаивают её успокоительным. Едем к врачу в районную поликлинику. Очень мне не хотелось лезть в работу коллеги, но был вынужден.

Доктор встретил нас сразу в штыки.

– Вам мало мужа, так вы ещё одного партнёра с собой приволокли?!

– Простите, – говорю. – Но вот анализы из другого медцентра. Гепатита С не обнаружено.

– А вы в этом разбираетесь?! – доктор зло смотрит на меня. – Вы что, врач?

– Я мало того, что врач, так ещё и заведующий микробиологической лабораторией и замначальника санэпидслужбы в недавнем прошлом. Поэтому, коллега, давайте сбавим тон и поговорим конструктивно. Почему вы не принимаете анализы платных медцентров?

– У нас своя лаборатория!

– Простите, но я видел вашу лабораторию. Условия в ней оставляют желать лучшего. Вот ответы двух центров в противоположных концах города и относящихся к разным сетям. Справки подписаны врачами-лаборантами высшей и первой категории. Может, стоит отнестись к ним серьёзнее? Ведь при беременности бывают ложноположительные пробы на гепатит.

– Идите в лабораторию, – сквозь зубы бросает врач. – Назначу вам третий анализ.

Стоит ли говорить, что третий анализ оказался отрицательным. То ли лаборатория признала свои ошибки, то ли на Аню махнули рукой. Разбираться я не стал. Был ещё короткий разговор с врачом-инфекционистом, к которому нас отправили, но этот доктор оказался более адекватен, о ложноположительных анализах знал не понаслышке и беременную Аню успокоил.

Диагноз гепатит С с молодой мамы никто не стал снимать, несмотря на предоставленные результаты, поэтому рожала Аня в обсервационном отделении роддома. Ну и ладно, там специалисты ещё лучше. После выписки из роддома новоиспечённым родителям выдали целую пачку анализов, в которых страшный диагноз не подтверждался. Районная поликлиника эти анализы не приняла к сведению, и молодой семье приходится раз в году сдавать кровь на гепатит С.

Моя вера в коллег слегка пошатнулась.

Может, оно само…

Однажды осенью в нашу больницу приходит мужчина в грязной спецовке и нерешительно мнётся у порога приёмной.

– Ну чего вы стоите там, заходите, не стесняйтесь! – кричит ему медсестра.

– Да я это… не местный, – опускает голову пациент. – Но мне надо.

– Заходи, коли надо, – подбадривает его дежурный хирург Валерий Павлович.

Посетитель подходит к врачу, оставляя на линолеуме грязные следы, и нерешительно протягивает руку, замотанную какой-то окровавленной тряпкой.

– Вот, я тут немного поранился.

Врач разматывает тряпку и видит солидный укус. Ладонь в двух местах насквозь.

– Однако. Ну что ж, бывает. Сейчас сделаем.

– Так я же не местный.

– Ну не оставлять же тебя помирать в коридоре. Да и потока пациентов пока нет. Рассказывай.

Оказалось, посетитель – рабочий с ближайшей стройки. Приехал месяц назад на заработки из Молдавии. Живёт недалеко от стройки в вагончике вместе с такими же бедолагами из ближнего зарубежья. А недели две назад прибилась к стройке собачонка дворняжка. Обычная псина, худая и облезлая. Рабочие собаку пожалели, стали подкармливать. Дворняжка быстро привыкла к людям, перестала шарахаться в сторону, встречала рабочих заливистым лаем. В общем, идиллия единения человека и природы.

– А несколько дней назад иду я мимо, – рассказывает рабочий. – Смотрю: Мотька наша ковыляет. Я наклонился, чтобы её по голове погладить. А она вдруг без всякого предупреждения меня зубами. Да так сильно. И убежала.

Хирург осматривает «нехорошие» раны, которые уже начали гноиться.

– Так чего же вы сразу не обращались?

– Так я не местный, говорю же вам, – плачущим голосом говорит рабочий. – У меня ни страховки нет, ни денег.

– Уже первую помощь мы бы вам оказали.

– Да я думал, может, оно само пройдёт, – вздыхает молдаванин. – А оно не проходит. Я вот уже и кирпич не могу в руку взять. Потому и пришёл.

Пациента отвели в перевязочную, обработали раны, наложили повязку.

– Вот что, уважаемый, – говорит Валерий Павлович. – Вы эту собаку поймайте и доставьте вот по этому адресу в санстанцию.

– А зачем? – удивляется строитель.

– Резкая смена поведения, укус человека, который кормил, могут быть признаками бешенства. Поэтому приводите собаку в санстанцию на обследование.

– Так там, наверное, денег попросят, – мнётся строитель.

– Ничего не попросят, – категорично говорит хирург. – Они там сами не заинтересованы, чтобы на их территории бешеная собака бегала.

– Да я и не знаю, куда она убежала, – мямлит молдаванин.

– Так, – хмурится врач. – Где ваша стройка?

– Да в двух шагах, через дорогу.

Врач поворачивается к санитарам, играющим в карты.

– Коллеги, возьмите у завхоза какой-нибудь мешок, верёвку и помогите товарищу поймать вероятный источник особо опасного заболевания. Вам всё равно больше делать нечего. Все плановые операции на сегодня закончены.

Мы с Виталиком нехотя поднимаемся. Тянуться неизвестно куда по грязи, на какую-то стройку, ловить какую-то собаку, потом тащить её в санстанцию нам откровенно влом. Но с начальством не поспоришь.

Молдаванин смотрит на нас с недоверием, глаза испуганные, того и гляди сбежит. Виталик аккуратно берёт его под локоток. Он, кроме нашей хирургии, ещё и в психиатрии подрабатывает. Знает, как с людьми обращаться.

Тянемся на стройку. Завхоз Сан Саныч выделяет для наших нужд какой-то пыльный дырявый мешок, ещё и ворчит, чтобы вернули потом.

Объект недалеко. Ныряем под шлагбаум, заляпанный целыми кусками засохшей глины, и шлёпаем по жидкой грязи. Мимо с рёвом, обдавая нас липкими ошмётками, проносятся какие-то тяжёлые грузовики, рычит экскаватор, сверху поблёскивает электросварка. Жизнь кипит.

– Ну, дядя, где твоя Мотька? – спрашивает Виталик.

– Да вечно тут крутится. Сейчас найдём. Слушайте, ребята, а что с ней будет?

– Да ничего особенного, – равнодушно пожимает плечами Виталик. – Отрубят голову, мозг под микроскоп, а там какие-то тельца будут искать. Если найдут – будут тебе в живот уколы делать.

Рабочий внезапно останавливается, как вкопанный.

– Как это голову отрубят? Живой собаке?

– Зачем живой. Усыпят перед этим. Но вообще-то я не знаю, – говорит Виталик. – Я в этом деле мало разбираюсь.

– Но она же только раз меня куснула!

– Слушай, мужик, – злится Виталик. – Ты думаешь нам в удовольствие с тобой под дождём тягаться? Бешенство – смертельная болезнь. Если упустить – то хана тебе, сто процентов.

Молдаванин грустно опускает голову.

– Может, оно как-нибудь само?

– Ничего не само! Ищи свою Каштанку!

Полчаса ползаем в опасной близости от башенного крана и экскаваторов. Наконец в каком-то углу на заботливо подстеленной картонке обнаруживается чёрная собака, которая смотрит на нас доверчиво и сопит, высунув наружу длиннющий язык.

– Она? – уточняет Виталик.

– Она, – кивает строитель. И вдруг лицо его озаряет неожиданная улыбка. – Слушайте, ребята, не надо её ловить.

– Почему это?

– Смотрите, какое у неё пузо. Как я сразу не заметил? И соски сильно видны. Щенки у нашей Мотьки будут, вот она и рассердилась на меня, когда я гладить полез.

– Дядя, ты не сочиняй.

– Вот что, граждане медики. Собаку я вам не отдам. Какая она бешеная? Посмотрите: глаза блестят, сидит спокойно. Я там у себя, в Молдавии, видел пару раз бешеных лис. Так они совсем не такие. Идите обратно в больницу, а доктору скажите, что не нашли, мол.

– Товарищ, ты в своём уме? Помрёшь же.

– Не помру, – твёрдо заявляет рабочий. – Может, оно как-нибудь само.

Вернулись мы в больницу и доложили Валерию Павловичу. Тот сначала слегка поругался, а потом позвонил в сан-станцию. Через пару часов на стройку нагрянула комиссия санитарных врачей, а с ней собаколовы с мешками и верёвками. Но к тому времени Мотьки и след простыл. А рабочие смотрели на врачей с идиотски честными лицами.

– Какая собака? Не было никакой собаки. А Михалыч на кабель напоролся.

Долго им рассказывали про смертельную опасность бешенства, про то, что собака может покусать не только Михалыча. Но рабочие только кивали и улыбались. Короче, плюнули и ушли. Но Михалыча с собой забрали. Вкатали ему необходимое количество уколов, между прочим абсолютно бесплатно, и отпустили.

А через несколько месяцев иду я на дежурство мимо забора стройки, а там у самого шлагбаума Мотька сидит. И в снегу возле неё копошатся три тёмных комочка. Рядом с ними Михалыч с какой-то миской. Улыбается, довольный, что-то собаке рассказывает. Увидел меня, узнал, руку пожал и широким жестом на собак показывает.

– Спасибо вам, что так обо мне беспокоились. И тебе спасибо и доктору передай, чтобы не обижался. Но не могу я вот так запросто живое существо, да ещё и с пузом, в расход пустить. Сам понимаешь. А всё хорошо обернулось. Никакое оказалось не бешенство. Я же говорил: всё само собой образовалось.

– Повезло тебе, Михалыч. Мог и концы отдать.

– Ага, – ухмыляется строитель.

Попрощались, и пошёл я дальше. А в больнице ещё пару месяцев поговорка ходила. Если встречался какой-нибудь тяжёлый случай с криками, беготнёй и паникой, то Валерий Павлович пожимал плечами и флегматично говорил: «Может, оно как-нибудь само».

Второй шанс

Ездил вчера в командировку, в небольшой городок. Иду по классической провинциально-советской улочке в поисках какого-нибудь заведения общепита, ибо давно обед, а я ещё не завтракал. А на газоне среди едва пробивающейся травки растёт тело классического алкашного вида. Из-за обилия нарядов милиции я в своей столице от подобного зрелища отвык. А тут лежит красавец, и никому до него дела нет. Провинция, господа. Близость к природе.

Ну я ж доктор. Подошёл, проверил на предмет внешних повреждений. Амбре от товарища на зависть всем виноделам Франции. Дышит бодро. В ответ на мои попытки привести его в чувство матерится активно. Пошарил я по карманам, нашёл ампулу нашатыря. Не спрашивайте меня, как она там оказалась. У меня в карманах можно много интересного найти. От игрушек киндерсюрпризов до лекарств из жёлтого списка. Если прибьют где-нибудь в очередной командировке – следователь с ума сойдёт, проверяя содержимое моих карманов.

Разломал ампулу, дал пациенту нюхнуть. Активно потёр ему уши. И побежал прятаться в машину, потому что тело ожило и воспылало праведным гневом.

Пока бежал, вспомнил несколько историй.

Принять ванну, выпить чашечку кофе…

Если человек твёрдо решил погубить свою жизнь, то медицина тут бессильна. В этом я убеждался не раз. Особенно когда на заре медицинской карьеры довелось поработать санитаркой в реанимации наркологического профиля.

Работа была, честно говоря, не бей лежачего. Пару раз в день помыть палаты и коридор. Одеть-раздеть-накормить полдесятка пациентов. Увезти в место последнего успокоения усопших. После дискотеки под названием «приёмная хирургии» – почти санаторий. А брезгливостью я никогда не отличался. Пациент, бывает, и обкакается, и разные биологические жидкости из него вытекают. А мне всё пофиг. Помою, перестелю бельё. Главное, времени хватало и на то, чтобы подготовиться к занятиям в универе, и на то, чтобы выспаться. Вот только платили жалкие копейки. Но история сейчас не об этом.

Как-то в ночную смену выхожу я покурить на улицу. Тогда это ещё можно было. А во дворе – морг. И два санитара грузят объёмное тело. Каталка старая, пронзительно скрипит на всю больницу. Санитары шатаются под тяжестью покойника. Помог им затолкать тело в коридор морга. Стоим, курим.

– Вот ведь как бывает, – вздыхает Семёныч, старший из санитаров. – Ещё вчера с покойным выпивали. А сегодня я его в секционную повезу.

– Знакомый? – пытаясь в темноте состроить сочувственную мину, спрашиваю я.

– Знакомый, – кивает Семёныч. – Хороший был человек. Слесарь – золотые руки. Семья у него. Дочка – пятнадцать лет, школьница-спортсменка. Вторая дочка в этом году ПТУ швейное заканчивает. Тоже девка ничего. Квартира есть. Зарплата хорошая. Казалось бы, чего человеку ещё надо? А ему не хватало. Тянуло его куда-то. Ну и от этой тяги бухал он по-чёрному. Так бывало нажрётся, что падает, где пил. И лежит. А весил под сто двадцать. Мы его поворочаем, поворочаем – не поднять. Так и лежит, пока не проспится. И в снегу зимой лежал, и на обочине дороги. Всё не дремал его ангел-хранитель. А тут, видно, расслабился. Как это по-научному? Асфиксия.

– Рвотой захлебнулся?

– Почти. Утонул он.

– В Свислочь что ли свалился? – растерялся я, вспоминая, где в нашем районе можно утонуть.

– Дома утонул, – сплюнул Семёныч. – Пришёл бухой в дымину, дома никого не было. Видно, решил ванну принять. Младшая дочка приходит вечером со своего спорта, заглядывает в ванную. А там папка в ванне под водой. Уже час, как не дышит. У девки – истерика. Всё кричала, что папка живой, смотрит на неё из-под воды. Этого – к нам.

Семёныч раздражённо швырнул окурок в темноту.

– Блин, надо мне завязывать с этой водкой! А то хрен его знает, как оно получится.

Этой же зимой в небольшой, собственно, мороз Семёныч после работы опрокинул в себя бутылку водки да и заснул на скамейке, в двух шагах от своего подъезда. Мимо проходили его соседи, знакомые. Уже под утро на санитара наткнулся наряд милиции. Скорую вызвали, но было уже поздно. И Семёныча отвезли на работу в последний раз.

Разобрались по-дружески

Через пару недель в приёмное отделение больницы со множественными колото-резаными ранами головы и несколькими ожогами разных степеней был доставлен ранее судимый гражданин Пупкин. Три дня Пупкин находился на грани жизни и смерти, врачи-реаниматологи боролись с организмом потерпевшего, который стабильно раз в сутки пытался отказать. Спасли. Перевели в неврологию, и уже туда стал к Пупкину наведываться следователь. Попытка убийства, как-никак. Нанесение тяжких телесных повреждений, и ещё целый букет. От санитарки неврологии бабы Маши узнали мы все подробности, невзирая на тайну следствия.

Как оказалось, накануне Пупкин встретил своего друга-соседа-собутыльника, также ранее судимого гражданина Рюмкина. Друзья искренне обрадовались встрече, ведь они не виделись целых три часа. И решили отметить.

Соседи направились к гражданке Нюрковой, 1926 года рождения, которая в их населённом пункте занималась незаконным производством и реализацией алкогольной продукции. У Нюрковой, именуемой в дальнейшем «бабка-самогонщица», друзья приобрели пол-литру. В процессе распития спиртного напитка в доме у гражданина Пупкина вспыхнула ссора. То ли Пупкин обозвал Рюмкина неприемлемыми в уголовном обществе словами, то ли Рюмкин потушил бычок об обои Пупкина – друзья деталей не помнят. В результате Рюмкин слегка вспылил, вышел во двор, выдернул из чурбачка для колки дров топор и нанёс несколько ударов в область головы гражданина Пупкина.

После чего, решив, что замочил приятеля, принялся скрывать следы преступления. Замечу: всё это происходило на глазах собравшихся на шум соседей. Соседи в процесс не вмешивались. Видимо, их пугал находившийся в руках Рюмкина окровавленный топор. Но милицию вызвали.

Так вот Рюмкин вынес из дома Пупкина самое дорогое, а именно – чёрно-белый ламповый телевизор и резиновые сапоги. После чего предпринял попытку поджога дома. Он видел в кино, что все улики сгорают, и надеялся таким образом уйти от ответственности. Многочисленные свидетели, толпившиеся в двух шагах, за забором, его опять же не смутили.

Накануне прошёл небольшой дождь, поэтому хата занялась плохо. Подымила, почадила и погасла. А тут и правоохранительные органы приехали. Рюмкина валили толпой ОМОНа, шумно и весело. Остывающее тело Пупкина торопливо отвезли к нам в больницу. Где опытные врачи совершили очередное чудо и поставили пациента на ноги.

Три открытые черепно-мозговые травмы Пупкин перенёс неожиданно легко. Даже радовался, что теперь ему дадут инвалидность, пенсию от государства. А то, что хата подгорела, – так это не беда. Она и до этого не особо блистала.

Рюмкин получил неожиданно мягкий приговор. Всё потому, что прямо в место предварительного заключения к нему явился Пупкин. Рюмкин слёзно просил у него прощения, обещал проставить два ящика водки. Ну, Пупкин, добрая душа, вечно горящие трубы, и простил. Писал даже какую-то бумагу следователю, мол, сам виноват, спровоцировал кореша, да и вообще сам себя по голове топором бил. В показаниях проявил нехарактерную для него твёрдость. Потому что впереди суперпризом сиял вожделенный ящик водки.

А через несколько лет Рюмкина выпустили. Пришёл рецидивист в гости к Пупкину. На радостях приятели крепко выпили да заснули. И печку раньше времени заботливо закрыли. Ещё примерно через неделю соседей стал беспокоить неприятный запах, исходящий из дома Пупкина. И до этого особняк пах отнюдь не розами. А тут уж совсем хоть из дома беги. Один из соседей набрался храбрости и вошёл в гостеприимную незапертую дверь. Приятели спали вечным сном, уронив буйны головы на стол. А в комнате монотонно жужжало полмиллиона мух.

Некоторым судьба даёт второй шанс. А они его благополучно… ну вы поняли.