Текст книги "Ирония на два голоса"

24. Зависание вместе с внутренним голосом

Мы работали и наслаждались природой, ходили на рыбалку, гуляли среди сосновых лесов, играли в теннис и бильярд, а между тем начало весенней экзаменационной сессии быстро приближалось. Весь наш отряд представлял собой компанию беспечных, вырвавшихся на свободу индивидуумов, которые кроме физической работы, казалось, забыли обо всем, и тем более обо всех видах умственного напряжения.

Среди студентов нашей бригады был только один весьма озабоченный экзаменами человек с приклеившейся к нему кличкой Лира. Этот парень каждый вечер после работы не торчал у костра, не играл в бильярд, не танцевал на специальной площадке возле костра, а упорно и последовательно корпел над книгами и конспектами, готовясь к вопросам на предстоящей сессии. На его фоне я казался себе полнейшим разгильдяем. Да и как можно было назвать тот образ жизни, который мы вели вне рабочего времени? Чего стоило, например, мое приключение на пятый день пребывания на биостанции, который был выходным. Тогда мы, группа ребят, прогуливались по лесу и вышли к небольшой симпатичной речке под названием Ворскла. Была известна легенда, что это название возникло в связи с пребыванием в этих краях императора Петра Первого. Якобы он однажды шел по высокому берегу речки и, запнувшись, внезапно выронил из рук свой монокль, который, весело блеснув на солнце стеклом («склом» – так говорили в то время), булькнулся в воду и бесследно исчез в глубине среди речных водоворотов. Вот тут-то якобы Петр Первый и воскликнул в досаде: «Вор скла!», то есть вор стекла. Таким образом, вроде бы, речка и получила название Ворскла.

И вот идем мы, приближаемся к этой вороватой речке, и тут один очень хитрый сокурсник по имени Валик говорит мне с иронией: ну вот, мол, по мосткам-то пройти немудрено. А ты попробуй, перейди на ту сторону, перебирая руками толстый трос внизу под настилом. И он засмеялся как-то так издевательски радостно, как будто совершил нечто выдающееся или победил на каком-то престижном конкурсе. Он, кроме всего прочего, был заядлым рыболовом-любителем. Мне его странная неестественная радость показалась подобной той, которая, вероятно, могла ему быть свойственна при поимке крупной рыбины. Он оказался ярким человеком, одаренным поэтом, который с большим успехом выступал не только перед студенческими аудиториями в университете, но и на городских мероприятиях. Позднее мы с ним познакомились довольно близко, поскольку довелось делить жилплощадь в общежитии. Вначале его провокационное предложение мне было безразлично, но когда и другие ребята начали над этим подшучивать, я сказал Валику:

– Ну допустим, я попробую пробраться на тот берег таким способом, но ты-то чем рискнешь ради этого?

Он тут же ответил:

– Давай, я ставлю пять рублей на то, что ты даже не попытаешься это сделать.

Я ухмыльнулся и едва не выругался нехорошими словами, но что-то внутри подталкивало меня к участию в этой затее. Только намного позже до меня дошло, что это проделки моего ВГ. Он прекрасно владел методами прямого и косвенного воздействия на подсознание: «Ты хочешь опозориться перед ребятами? Наверняка они подумают, что ты струсил».

Надо признаться, что это меня смутило, и я, не раздумывая, быстренько спустился к краю крутого берега, дотянулся до натянутого троса и… хоп, крепко ухватился за эту красноватую от ржавчины, толстенную, из множества проволок, железную «змею».

Внутренний голос ликовал: «Браво! Это оказалось так просто, давай двигай вперед!» Повиснув на тросе и держась двумя руками, я начал перебираться, по очереди повисая на одной руке. Мне это было нетрудно, по крайней мере, поначалу. Я довольно шустро стал смещаться по тросу к центру моста, болтаясь и раскачиваясь как сарделька. Где-то внизу, метрах в пяти от настила моста, поблескивала и слегка рябила в лучах заходящего солнца речная вода… Внутри меня скрипуче забавлялся внутренний голос: «У тебя так все классно получается! Жаль, что мы не видим этого со стороны». Как бы ни выглядело, но я не очень-то хотел падать в воду, тем более в одежде, и потому решил крепко держаться за трос, чувствуя достаточно сил, чтобы перебраться на другую сторону речки Ворсклы.

Вначале я не очень прислушивался к тому, что говорили ребята, оставшиеся на берегу, но тут до меня стали доноситься встревоженные голоса. В то же время я очень явственно услышал свой внутренний голос, который довольно громко и насмешливо меня предупреждал о чем-то опасном впереди. Я не понимал, о чем он говорил, но тут прямо по курсу увидел толстенный, покрытый ржавчиной узел, связывающий, видимо, два куска троса. Посередине узла торчало множество отдельных острых струн, которые все вместе напоминали оранжевого ежа. Я аккуратно подобрался к этому «ежу» и совсем уже собрался перехватиться за трос по ту сторону, как вдруг внутренний голос заявил с оттенком тревоги: «Не спеши, это может оказаться ловушкой. Мне необходимо тебя предупредить, вдруг ты поранишь себе руку». Неожиданно мост, под которым я висел, как сохнущая сосиска, начал раскачиваться, совершая колебания со все возрастающей амплитудой. Вначале я счел этот процесс беспричинным, пока не понял, что кто-то пробирается по настилу из досок над тросами. Действительно, один из тех ребят, которые переживали за меня, решил положить конец этому странному состязанию. Он подобрался ко мне поближе и, улегшись на настил, начал уговаривать прекратить это дело… Мой внутренний голос промолчал, но потом мне показалось, что он советует двигаться вперед, хотя при этом как-то дрябловато посмеивается. Я послушал его, и когда мост перестал раскачиваться, успешно перебросил руку подальше за узел… Теперь мне было уже нетрудно перекинуть за узел и вторую руку. Но в этот момент мост вновь закачался, и я услышал голос этого заядлого рыбака, того самого Валика. Он подобрался ко мне по настилу моста и прокричал, что признает себя проигравшим, что я выиграл пари и могу спокойно повернуть обратно.

– А то, – сказал он, – ты, кажется, расцарапал руку об эти металлические колючки.

Мне не хотелось реагировать на явную провокацию, вообще не хотелось принимать решение. Я ждал, что выдаст мой внутренний ментор. А он не обманул ожиданий, поскольку в следующий момент как-то нетипично хмыкнул… Точнее, мне так показалось, но это было неправдой. На самом деле он однозначно и явственно хрюкнул: «Х-хх-рр-яя».

Я посмотрел вперед, и мне почудилось, что до противоположного берега еще очень далеко. Я заколебался… А внутренний голос шептал мне теперь уже несколько поспешно, что вдруг и в самом деле я поранил себе руку?! Недолго думая я развернулся и, перебрасывая руки по тросу, стал продвигаться в обратную сторону. Хотя усталость уже сказывалась, но тем не менее без особых проблем я вернулся и вылез на берег, ухватившись за чью-то протянутую руку. Минут через пять я спустился к воде по тропинке, выбитой на склоне, и тщательно вымыл свои перепачканные ржавчиной руки. К счастью, никаких царапин я так и не обнаружил.

Когда я вышел на настил этого шаткого подвесного сооружения, то сразу дошел до места, где был узел на тросе, а там с удивлением констатировал, что мне было заметно ближе добраться до противоположного берега, чем возвращаться обратно. Ребята хлопали меня по плечу и говорили, что я вел себя молодцом. А вот Валик повел себя не совсем по-джентльменски. Он как бы «забыл» отдать мне проигрыш, рассеянно улыбаясь. Все выглядело так, будто он мысленно витал где-то в нездешних краях. Вот тут я и вспомнил, что он пишет шикарные гремучие стихи, с изрядной, но здоровой долей патетики. Да, точно – он читал их со сцены в актовом зале в один из праздников, отмеченных в календаре. Самое запомнившееся из его творений было посвящено амазонской сельве. Надо признаться, что звучало оно очень экспрессивно, как-то даже невероятно ошеломляло.

– Какие там, к черту, космос, звезды – это сельва… – громыхал его голос под сводами актового зала. Я слушал это и был, конечно, впечатлен, но в какой-то момент мне показалось, что ВГ опять хрюкнул.

25. Природные экзамены

Биостанция и спортлагерь, размещенные на единой площади, приобретали все более обустроенный вид. Мы уже настолько привыкли к обитанию в этом сосновом раю, хождению по усеянным хвойными иголками дорожкам и тропинкам, что жизнь в оставленном мегаполисе, учеба в университете казались все более туманными и далекими. Однако вскоре жизнь вернула нас к действительности, когда в центральном белом здании биостанции объявился молодой преподаватель Альберт Иванович с рюкзаком и гитарой на плече. Он вел практические занятия по зоологии, обучая студентов сбору и определению видов беспозвоночных животных. Появление этой первой «пташки» значило, что нашей вольнице пришел закономерный конец – к нам едет целый десант профессуры и преподавателей, чтобы мучить нас строгим приемом экзаменов, без которых нам не перейти на второй курс. При этом Алик, как его звали в среде студентов, мечтательно щурился и доброжелательно улыбался – понятно было, что поездка на биостанцию была для него как глоток кристальной байкальской воды посреди красной пустыни Марса. Он уже предвкушал и посиделки у костра с гитарными аккордами, и танцы в обнимку с красивыми студентками, хотя девушек в нашем десантном коллективе был явный дефицит. Конечно, стоит отметить, что к нам нередко приезжали гости из университета и заходили на танцы пионервожатые из соседних детских лагерей.

Тем временем в наших головах нет-нет да и появлялись вполне здравые опасения – а как это мы будем сдавать целую кипу серьезных экзаменов в этом райском заказнике, где о зубрежке и мозговом штурме как-то не думалось? Я по вечерам самозабвенно сражался под навесом, где было установлено несколько больших столов для бильярда, к которым нередко выстраивалась очередь. Но при этом я ни разу не заглядывал в книги или конспекты лекций по зоологии беспозвоночных и физиологии растений. Единственное, что меня совершенно не напрягало, – это предстоящий экзамен по неорганической химии и зачеты по физике и математике, поскольку это были предметы, в которых уровень моей подготовки был заметно выше даже университетского.

И вот обещанный десант профессуры наконец-то явился и с видимым энтузиазмом разгуливал по дорожкам от столовой до жилых домиков, где их поселила администрация биостанции. Вскоре после этого по лагерному радиовещанию торжественно передали распоряжение, чтобы все студенты нашего курса собрались возле здания столовой, где начнутся экзамены летней сессии. В назначенное время мы собрались вокруг длинного стола из широких струганых досок под раскидистым деревом, развесившимся своими ветвями в виде купола, обеспечивая густую тень. За столом расселись чем-то довольные преподаватели, внимательно изучавшие списки студентов. Потом они по очереди стали вызывать нас на экзекуцию, задавая вопросы без использования экзаменационных билетов. За необъятным стволом пышного дерева спрятались добровольные подсказчики и сноровисто, с поразительной скоростью начали перелистывать конспекты и страницы учебников.

Наша неподготовленность к экзаменам скрашивалась веселым настроем преподавателей, а также праздником жизни окружающей природы. Я не попал в первые ряды сдающих, что для меня было редкостью. Как ранее, так и в дальнейшем я стремился выйти на арену в период экзаменационных сессий с открытым забралом, в первых рядах с зачеткой наперевес. Эта особенность всегда почему-то выручала меня. Кроме морального удовлетворения, хорошие оценки в зачетке позволяли получать от государства повышенную стипендию.

Чирикающие и посвистывающие на разные лады птицы, испускающие трели цикады и кузнечики, насыщенный сосновыми ароматами воздух делали из позора нашего незнания своего рода праздничное выступление скоморохов. Преподаватели откровенно шутили и наслаждались перлами наших мечущихся в пустоте мозга мыслительных творений. Я легко отстрелялся по ряду предметов, касающихся химии, математики и физики. Совсем другая ситуация ожидала меня на экзамене по зоологии беспозвоночных. Внутренний голос предвкушал ситуацию на этом экзамене и злорадно подчеркивал, что это мой «ударный» предмет. Мне достался каверзный вопрос преподавателя, касающийся зоны пустоты в моей памяти, сформулированный профессором Бровко:

– Расскажите-ка нам об устройстве пищеварительной системы дождевых червей.

ВГ просто зашелся в виртуальном гомерическом хохоте: «Да ты просто везунчик!» Я мысленно приказал ему заткнуться, чтобы начать выуживать из памяти хотя бы то, что я выучил еще для вступительных экзаменов в университет. Дождевые черви вообще-то симпатяги, они мне нравятся и весьма полезны. Однако надо отметить, что они бывают необыкновенно длинными, а вот рассказ о них у меня получался парадоксально коротким.

Я уже почти полностью выложил все свои познания и собирался перейти к изложениям какой-нибудь притчи или жизненной мудрости, чтобы заинтересовать профессора, но не успел. Группа поддержки за толстым стволом дерева отыскала, наконец, страницы учебника, посвященные дождевому червю, и начала виртуозно шипеть, чтобы я в этой низкочастотной какофонии выискал что-то полезное для своего скудного рассказа. Профессор удивленно вздернул брови и решительно отмел потуги шипящих за деревом существ:

– Это он уже говорил!

Поняв, что я все-таки что-то изобрел и сотворил из пустышки своего знания, Бровко показал четыре пальца, нарисовав вопросительные морщины на своем согретом ярким солнцем профессорском лбу. Поскольку я расплылся в радостной ухмылке, он вывел крупно «хор» и протянул мне зачетку. Моя роль в почетной экзекуции была сыграна, я перешел в партер. На очереди стоял главный номер весеннего запева – опрос нагруженного избыточными познаниями нашего собрата по кличке Лира. Народ сомкнулся вокруг «лобного места», ожидая блестящего соло в исполнении самого ответственного среди нас. Но тут-то и случилось некое представление, о котором потом расползлось много рассказов, подражательных тостов и даже анекдотов. Лира был, несомненно, готов выдержать экзамен и мог бы быть вполне беззаботным и самоуверенным. Но его характер и, возможно, внутренний голос, не позволяли ему расслабиться, а значит, произвести на профессора нужное впечатление. Лира сел напротив преподавателя, и заходившие на его скулах желваки явственно говорили о почти паническом метании мыслей в умной голове. Бровко посмотрел на него с некоторым удивлением и, похоже, решил дать ему возможность расслабиться.

На небесах в это время начали скапливаться тучки, подул порывами ветерок, и к нашему экзаменационному застолью начали периодически попадать всяческие мошки, бабочки и прочие мелкие твари. Это вдохновило Бровко показать на зелененькую мушку с прозрачными крылышками и попросить Лиру рассказать все, что он знает об этом создании. Лира посмотрел, примерился, сопоставил все и, решительно протянув указательный палец, растер несчастное создание, уничтожая предмет для экзаменационного вопроса. Раздался дружный, но нерешительный, как бы пробный хохот, в котором можно было расслышать некий вопрос к профессору: где и надо ли смеяться? Ясным стало лишь то, что экзаменатор не рассержен. Он явно был в хорошем настроении, поскольку тут же примерился и перегородил дорогу черненькому деловитому муравью, бегущему по узловатой древесине стола.

– Ну-с, расскажите нам тогда об этом природном трудяге…

Но Лира снова пошел непротоптанной дорожкой. Проявив недюжинную гуманность, он точным щелчком сшиб бедолагу – черненького муравья, так что тот рекордным акробатическим прыжком удалился из поля зрения. Профессор с видом фокусника вдруг снял у себя с плеча божью коровку, старательно расправлявшую крылышки, и протянул ее Лире. Божья коровка переползла к нему на палец и наконец-то расправила крылья. Лира быстро дунул на нее, создав необходимую подъемную силу. Божье создание грациозно взмыло вверх, исчерпав суть вопроса. Профессор оказался в некотором затруднении, но общие пафос и настрой этого дня сыграли свою роль. Под дружные свистки и смех Лира получил «хор» за находчивость, и на этом экзаменационные испытания были завершены. В этот вечер в нашем «становище» был настоящий праздник с музыкой, костром и танцами…

Итогом деятельности нашей бригады явилось создание на территории заказника полноценной биостанции с лабораториями, бараками и множеством спортивных площадок. Туда в летний период прибывали студенты первого и второго курсов биологического факультета, и мы тоже слились с ними, а после окончания биологической практики до конца сентября в этом летнем городке жили участники трех смен спортлагеря.

26. Азарт или спорт?

Нас как строителей и VIP-персон администрация спортлагеря решила вознаградить бесплатными путевками на целых две своих смены. Таким образом, после завершения трудов на строительстве мы продолжали жить в этом райском местечке, выбрав для себя два вида спорта из числа тех, которые культивировались в лагере. Туда были включены волейбол, бильярд, настольный теннис, гребля на каноэ и различные виды легкой атлетики. Я сразу же выбрал себе основным видом бильярд, потому что увлекся им к тому времени по-настоящему, так что даже девушки не всегда могли меня отвлечь от баталий на бильярдном столе. Началась активная жизнь в спортивном лагере. Я все более оттачивал технику ударов, не пропуская ни одного часа, когда можно было потренироваться. Вторым видом у меня значился настольный теннис, но бильярд не оставил ему шансов.

За время пребывания в спортлагере я дважды принимал участие в открытом первенстве по этому виду. Первый раз мне удалось поразить всех друзей и приехавших спортсменов абсолютным успехом – я занял первое место по разновидности бильярда, которая называется американка. Подобный успех мне удалось повторить и на розыгрыше первенства по русской пирамидке. Этот вид, как говорят знатоки, культивировался в период царской России и был популярен среди офицеров армии и флота, а также имел массу поклонников среди высшей знати. Такие успехи в первых состязаниях на бильярде слегка вскружили мне голову. Поэтому я, несколько самонадеянно, записался на первенство и в следующей смене спортлагеря. Мой внутренний голос иногда подкидывал скептические замечания о виртуозности в бильярде, генерируя различные предположения на тему, откуда мне достались такие таланты и кто на самом деле были мои предки. Я получал большое удовольствие от игры в бильярд, но, возможно, это подстегивалось моими частыми победами, которые ВГ объяснял слабой игрой соперников.

И вот во время второй смены спортлагеря я столкнулся с крутым спортсменом по имени Рудик, который оказался настолько сильным в бильярде, что мне пришлось бороться изо всех сил, но в итоге я все же проиграл ему, причем дважды – один раз на предварительной стадии, второй раз в финале. Все это произошло, даже несмотря на то, что в точности ударов я был явно сильнее Рудика. Это меня задело так, что я начал каждый день тренироваться дополнительно, отрабатывая несколько элементов техники, в которых, несомненно, уступал Рудику. Прежде всего, он превосходил меня в умении подкручивать шар вправо и влево при ударе, а топ-спин (обратная закрутка) у меня вначале вообще не получался. Продолжительные ежедневные тренировки все-таки возымели действие, и в течение нескольких дней уже после соревнований я дважды выиграл у Рудика, применяя его же оружие – точные и разнообразные подкрутки. Я был искренне ему благодарен, потому что он подтолкнул меня к совершенствованию техники. Впоследствии, побывав в разных городах и странах, я играл и в американку, и в русскую пирамидку, и в снукер (знаменитую английскую игру на бильярде), нередко побеждал, используя технику, приобретенную именно в период сражений на бильярдных столах в спортлагере. Месяцы и годы, проведенные в университете, были для меня не трудными, но их делала напряженными разлука с Алиной. Было странно это обнаружить, но я довольно отчетливо понял, что стиль и изящные комментарии ВГ очень напоминали мне Альку, ее неповторимые обаяние и энергичность. Как же это могло случиться? Ответ на этот вопрос я получил, но намного позднее.

27. Дикая природа – самое лучшее, что есть на планете

Пока я учился в университете, у меня были одновременно несколько линий жизни. Одна из них – личная – почти полностью отошла на второй план, хотя я знакомился и дружил с девушками, но, как нередко говорил мне внутренний голос: «Ты – волк-одиночка до тех пор, пока у тебя не появится возможность содержать семью». Я настолько был устремлен в движении к науке, что все свободное время тратил на посещение лаборатории и работу на экспериментальной установке. Это было именно то, что давалось мне легко.

После окончания второго курса я снова участвовал в деятельности стройотряда – мы достроили сооружения спортлагеря и несколько новых домиков. Но в этот раз мы поехали работать уже после весенней экзаменационной сессии, а в конце лета вместо пребывания в спортлагере я навестил своих родителей в Сибири. Именно тогда мама и призналась мне в сокрытии письма от Алины. Это, конечно, меня расстроило, но возникла идея разыскать Алину и взять ее адрес, если она с кем-нибудь переписывается. Первую такую попытку я сделал, когда попал на встречу одноклассников. Эта встреча происходила в кафе как раз с таким названием – «Встреча».

Очень интересно было увидеть своих школьных друзей повзрослевшими и изменившимися. Некоторые из парней к этому моменту успели жениться. Девушки, как ни странно, в большинстве были еще свободными и, как мне показалось, с интересом посматривали на ребят-одноклассников. Меня же занимала одна мысль: не знают ли мои школьные подруги что-нибудь об Алине? Увы, о ней практически ничего не было известно, кроме того, что она где-то учится и ее родители, продав дом в нашем городе, уехали к ней, не оставив адреса.

Вторая попытка найти координаты Алины состоялась позже – в первую декаду сентября. Именно в это время мы – группа молодежи из семи человек – решили поехать на неделю в тайгу, чтобы насобирать кедровых орехов, наловить рыбы и просто развеяться на природе. Мы собрались на пристани на берегу Иртыша, где погрузились на катер, идущий по этой широченной реке вниз. Через полтора часа мы высадились на берег возле татарского поселения Байгара, где жили мои хорошие знакомые, у которых мы рассчитывали остановиться. Население деревни было более чем наполовину татарским, как и мои знакомые. Хозяйку звали Надеждой, а ее мужа, тракториста местного совхоза, – Мустафой. В семье было много детей, живших как самостоятельная «стая» по своим особым законам и правилам. Старшие дети обеспечивали и развлечения, и порядок в этом своеобразном сообществе. Бревенчатый дом Надежды состоял из нескольких больших комнат, и нам как гостям предоставили одну из них, слева от входа.

Там мы и расположились, расстелив свои спальные мешки на деревянном крашеном полу.

Надежда нам рассказала, что в кедровом бору недалеко от деревни в этом году большой урожай орехов, а потому мы сможем пойти туда уже завтра. Она приезжала в город довольно часто и всегда останавливалась у моих родителей. Надежда постоянно была либо беременна, либо носила на руках грудного ребенка, которого ей часто надо было кормить. И сейчас, когда мы приехали, она тоже была беременна, но это еще не очень бросалось в глаза. После рождения этого ребенка, десятого по счету в их семье, она должна была получить статус матери-героини, за что по тем временам государство платило солидные деньги.

Рано утром наша группа вместе с Надеждой и ее старшим сыном Айдаром отправилась в кедровый бор, погрузив все имущество на мощного вороного мерина. Ослепительно сияло солнце, пели птицы, и мир казался великолепным. Так оно и было – мы пришли в тайгу, где главенствовала прекрасная в своей нетронутости природа. Мне Надежда поручила нести два длинных, по пять метров каждый, тонких шеста с петлями из сыромятной кожи. Для чего они были нужны, стало ясно по прибытии на место. Те из нас, кто не боялся высоты и был достаточно цепким, по очереди залезали на огромные кедры-красавцы, нацепив на плечо петлю такого шеста. Самое трудное было залезть на уровень в три-четыре метра от земли по толстенному, покрытому жесткой корой стволу дерева, чтобы достичь первых крупных ветвей кедра. А потом предстояло дело более легкое – перебираясь с ветки на ветку все выше, надо было достигнуть вершины кедра, где пушистые, с длинными иголками ветви были сплошь усеяны зрелыми кедровыми шишками.

Добравшись до верха одного из могучих деревьев, я со странной смесью ощущения полета и прагматического удовлетворения устроился на крепкой ветви и занялся сбиванием шишек. Мне легко удавалось вызывать массовое обрушение урожая вниз, где этого ожидала вся команда. Мой слух радовал особый шум, вызываемый градом падающих на землю спелых шишек. Задача бригады шишкарей состояла в упаковке сбитого на землю урожая в мешки. Пребывание на плывущей среди поднебесья вершине кедра зачаровало меня, я почти забылся, как вдруг в этой благодати раздался скрипучий голос, похожий немного на шелушение чешуек на спелых шишках: «Зачем люди покинули дикую природу? Только чтобы тосковать потом в миллионных городах, глядя на безжизненный асфальт и пожелтевшие от жары газоны возле бетонных монстров, упирающихся в загазованные слои атмосферы». «А по-другому мы никогда бы не оценили, чем так удивительна и прекрасна природа», – я не отказал себе в удовольствии съязвить ответно.

Процесс лазания на кедры так мне нравился, что я неоднократно взбирался наверх, и только изредка меня подменяли Айдар или кто-то из ребят. Когда сидишь на вершине огромного дерева, то чувствуешь, как оно раскачивается очень медленно, и ты плывешь как на воздушном шаре почти возле самих облаков. Воздух в тайге, и особенно в кедровом бору, радует обоняние запахами кедровой живицы, спелых орехов и еще чего-то невыразимого.

Увлеченный этой работой наш отряд стал как бы элементом дикой природы в ее вечном круговороте. Когда более двух десятков мешков наполнились шишками, было решено сделать перерыв на обед. Наши ребята достали захваченные из дома припасы и устроили пиршество, смешивая острые ароматы шашлыка с дымком от смолистых веток и таежного воздуха. Тут-то из разговоров я понял, что одна девушка из группы хорошо знает Алину, поскольку живет недалеко от ее дома, вернее, от прежнего места проживания ее родителей. Она сама вызвалась узнать, куда переехали родители Али, и сообщить мне их адрес. Я очень надеялся, что это удастся, и дал ей все свои координаты.

Тем временем, пока мы занимались добычей шишек, в природе что-то начало меняться. Мой внутренний голос, когда я в очередной раз взбирался на вершину огромного кедра, скрипучим говором начинал мне что-то излагать и как бы о чем-то предупреждать. Я, конечно, понимал, что при лазании по деревьям надо быть осторожным, но не чуял ничего тревожного. Мы вели себя уверенно и гордились, что не наносим вреда природе, как те варварские шишкари, которым не жаль калечить деревья. Они добывали шишки с помощью специальных тяжелых колотушек, подвешенных на тросах, или того хуже – ударами мощных таранов, приезжая в лес на грузовиках или тракторах. Конечно, такие методы наносят травмы коре, покрывающей стволы кедров внизу. Такие методы являются варварскими. Рачительные хозяева деревень, расположенных вблизи кедровых боров, никогда не позволяли подобным браконьерам наносить вред этим прекрасным сокровищам матушки-тайги.

Прошло еще два часа. Половина нашего отряда уже занималась просто шелушением спелых шишек, чтобы легче было все везти в деревню.

Мы не заметили, как вдруг быстро стало темнеть, хотя оставалось еще несколько часов до конца светового дня. Надежда и ее сын встревожились и заставили нас быстро все собрать, погрузить большую часть грузов на мерина, чтобы отправиться в деревню. Только мы двинулись в путь, как небо, затянутое темными тучами, внезапно засверкало ослепительными молниями и начал грохотать гром. Погода напоминала ту самую, воспетую в легендарной песне про батьку Ермака и его дружину. Порывы ветра усилились, буквально пригибая до земли кустарники и мелкие деревца. Мы укрылись под кроной крупного кедра, возле самого его ствола, рассевшись на бугрящихся корнях. Обычно так делать не советуют, потому что молния может ударить в высокое дерево. Но у нас не было выбора – в зрелом кедровом бору все деревья были громадными. Мерин стоял привязанным к крупной ветви, пугливо прядал ушами и иногда всхрапывал. Как правило, животные лучше человека чувствуют опасность, у них гораздо сильнее проявляются инстинкты для жизни в дикой природе. В то же время человек и одомашненные животные частично утрачивают такие чувства и инстинкты, что нередко делает их беззащитными перед коварной стихией. Ребята укрылись кто чем мог, чтобы не промокнуть. Дождь, вначале моросящий, превратился в настоящий ливень. Но хорошо при этом было то, что ветер почти утих. Ливень продолжался более часа, сопровождаясь яркими вспышками молний и мощными до жути раскатами грома. Вскоре дождь почти прекратился, начался монотонный, почти без порывов ветер. Он разогнал густые темно-синего оттенка тучи, позволяя солнцу снова выглянуть и осветить окрестности.

Отряд, хотя и подмокший, но бодрый и довольный приключениями, не теряя времени, двинулся в путь, чтобы успеть до темноты прибыть в деревню. Нам навстречу вышел муж Надежды. Он убедился, что с нами все в порядке, а потом сообщил, что на соседней улице во время грозы ударом молнии убило корову, неосторожно высунувшуюся из своего стойла. Хорошо все-таки, что мы переждали грозу в кедровом бору, а не пошли под ударами молний по открытому пространству к деревне.

Природа была к нам добра, и еще три дня мы провели в общении с тайгой, занимаясь рыбалкой, сбором шишек, ягод и грибов. В дальнейшем я напрасно ждал новостей об Алине: ничего нового мне или родителям никто не сообщил. Эта ситуация держала меня в напряжении, я иногда подолгу размышлял, что же в наших отношениях с Алиной было неправильно. Конечно, более всего я ругал себя за непредусмотрительность. Внутренний голос не щадил моего самолюбия и довольно язвительно «хвалил» за легкомыслие. А уже через пару месяцев мои родители продали дом, погостили вначале на Украине, а потом вернулись в среднюю полосу, где купили дом с садом. Это был город по соседству с Москвой, где заканчивал учебу мой брат. Он к тому времени собирался жениться, и родители пригласили его семью жить с ними, что для всех было весьма кстати.