Текст книги "Укридж"

– И большим широким гибким кругозором?

– Прошу прощения?

– Это я так, к слову.

– Имена большинства присутствующих здесь сегодня должны быть вам хорошо знакомы.

– Я знаком с мисс Укридж, председательницей.

По лицу полноватого молодого человека скользнула легкая, почти незаметная тень. Он снял пенсне и с некоторым неодобрением протер стекла. В голосе у него появилась нотка неудовольствия.

– А, да, – сказал он. – Джулия Укридж. Милая женщина, но, между нами, строго между нами, в административных делах от нее мало толку.

– Не может быть!

– Да-да. Сказать по секрету, всю работу за нее делаю я. Кстати, я – Чарльтон Праут. Возможно, это имя вам знакомо?

Он посмотрел на меня с жадным ожиданием, и я почувствовал, что в отношении него необходимо принять какие-то меры. Слишком уж он был гладеньким и не имел никакого права на такую прическу.

– Ну конечно же! – сказал я. – Я читал все ваши книги.

– Неужели?

– «Вопль в ночи», «Кто убил Джаспера Блоссома?» – ну, словом, все.

Он смерил меня суровым взглядом.

– Видимо, вы путаете меня с каким-то другим… э… писателем, – сказал он. – Я работаю в несколько ином жанре. Критики обычно определяют его как «Пастели в прозе». Наибольший успех, насколько мне дано судить, имели «Серые мирты». Данстейбл издал их в прошлом году. Им был оказан исключительно хороший прием. – Он помолчал. – Если вы думаете, что она будет интересна вашим читателям, – продолжал он, со скромной небрежностью подняв ладонь, – я пришлю вам фотографию. Возможно, ваш редактор сочтет уместным напечатать ее.

– Сочтет, а как же!

– Почему-то фотографии словно бы украшают статьи такого рода.

– Вот именно, – ответил я душевно, – не иначе, кроме как.

– И вы не забудете про «Серые мирты». Ну, если вы докурили свою сигарету, то мы могли бы вернуться в зал. Они там, знаете ли, полагаются на меня, чтобы все было в ажуре.

Едва он открыл дверь, как на нас обрушилась громкая музыка. И даже в эту первую секунду меня охватило странное ощущение, что звучит она по-иному. Дребезжание исчезло. И когда мы вышли из-за пальмы в кадке, я понял причину.

Зал заполнился с лихвой. Там, где пары рыскали одинокими разведчиками, теперь они двигались батальонами. Шум, смех. Возможно, эти люди, как предупредил мой спутник, и полагались на него, чтобы все было в ажуре, но, очевидно, они прекрасно обошлись без него. Я остановился, с изумлением созерцая веселую орду. Что-то тут противоречило цифрам, которые он называл.

– Мне казалось, вы сказали, что Клуб Пера и Чернил насчитывает только сто членов.

Секретарь нащупывал свое пенсне. У него была почти укриджская манера терять пенсне в эмоциональные минуты.

– Так… так и есть, – промямлил он.

– Ну, читая слева направо, я бы сказал, что их тут почти семьсот.

– Ничего не понимаю.

– Может быть, они устроили новые выборы и приняли малую толику писателей, лишенных прозорливости, – предположил я.

Я увидел, что на нас надвигается ощетиненная мисс Укридж.

– Мистер Праут!

Талантливый молодой создатель «Серых миртов» судорожно подпрыгнул:

– Да, мисс Укридж?

– Что это за люди?

– Я… я не знаю, – сказал талантливый молодой человек.

– Вы не знаете! Но знать – ваша обязанность! Вы – секретарь клуба. Рекомендую вам как можно быстрее выяснить, кто они такие и что, по их мнению, они делают здесь.

Подстегнутый таким напоминанием, секретарь клуба обрел вид человека, обломившего последнюю соломинку, уши у него стали пунцово-розовыми, но он мужественно приступил к исполнению своей обязанности. Мимо проходил безмятежного вида мужчина с пшеничными усами, в галстуке, купленном вместе с готовым узлом, и секретарь прыгнул на него, как дородный леопард:

– Извините меня, сэр.

– А?

– Не будете ли вы столь любезны… не могли бы вы… извините мой вопрос…

– Что вы тут делаете? – резко осведомилась мисс Укридж, отметая все эти вокруг да около. – Каким образом вы оказались на нашем балу?

Усатый как будто удивился.

– Кто, я? – сказал он. – Приехал с ними всеми.

– Как это с ними всеми?

– Так с членами Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера.

– Но это же бал Клуба Пера и Чернил, – проблеял мистер Праут.

– Какая-то ошибка, – твердо сказал усатый. – Ляп, как говорится. А! – добавил он, кивая на толстого джентльмена средних лет, который протискивался мимо нас. – Вам лучше потолковать с нашим почетным секретарем. Он-то знает. Мистер Биггс, этот джентльмен вроде бы думает, что с этими танцами вышла какая-то накладка.

Мистер Биггс остановился, посмотрел и прислушался. С близкого расстояния он выглядел энергичным и решительным. Это мне в нем очень понравилось.

– Могу я представить вам мистера Чарльтона Праута? – сказал я. – Автор «Серых миртов». Мистер Праут, – продолжал я, так как имя не произвело особого, если не сказать никакого, впечатления, – состоит секретарем Клуба Пера и Чернил.

– Я – секретарь Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера, – сказал мистер Биггс.

Два секретаря настороженно оглядели друг друга, будто два пса.

– Что вы тут делаете? – простонал мистер Праут шепотом, точно шелест ветра в древесных верхушках. – Это частный бал.

– Ничего подобного, – категорично отрезал мистер Биггс. – Я лично купил билеты на всех наших членов.

– Но билетов в продаже не было. Бал был для эксклюзивных…

– Совершенно очевидно, что вы приехали не туда или спутали число, – рявкнула мисс Укридж, резко отобрав верховное командование у мистера Праута. Я не винил ее за некоторое нетерпение. Ее секретарь вел кампанию из рук вон плохо.

Человек, представлявший интересы Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера, устремил вежливый, но воинственный взгляд на нового противника. Он нравился мне все больше и больше. Такой человек будет оборонять занятую позицию хоть все лето.

– Не имею чести быть знакомым с этой дамой, – сказал он вкрадчиво, но его глаза все заметнее наливались кровью. Биггсы, казалось, говорили эти глаза, по-рыцарски избегают воевать с женщинами, но если женщины сами напрашиваются, они найдут в них железных и беспощадных мужчин. – Могу я спросить, кто эта дама?

– Наша председательница.

– Счастлив познакомиться с вами, сударыня.

– Мисс Укридж, – договорил мистер Праут.

– Укридж, вы сказали?

– Мисс Джулия Укридж.

– Тогда все в порядке, – деловито сказал мистер Биггс. – Никакой ошибки. Я купил эти билеты у джентльмена по фамилии Укридж. Я взял семьсот по пять шиллингов штука, скидка за количество и десять процентов за уплату наличными. Если мистер Укридж действовал вопреки инструкциям, исправить что-нибудь уже поздно. Вам следовало яснее объяснить ему, что он был должен сделать, прежде чем он отправился это делать.

И, высказав свое весьма здравое суждение, почетный секретарь Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера повернулся на каблуках лакированных танцевальных туфель и удалился. А я отправился побродить по залу. Меня там ничего не удерживало. Отходя, я взглянул через плечо. Автор «Серых миртов» словно бы находился на первой стадии пренеприятнейшего тет-а-тет. Мое сердце облилось кровью от жалости к нему. Если на свете существовал человек ни в чем не повинный, то им был мистер Праут, но председательница Клуба Пера и Чернил была не из тех женщин, которые замечают подобные пустяки.

– Меня просто осенило, малышок, – скромно сказал несколько позже Стэнли Фиверстоунхо Укридж, когда его интервьюировал наш представитель. – Ты ж меня знаешь. Вот сейчас в голове пусто, и тут – бац! – налицо чертовски колоссальная идея. Толчком к размышлениям послужил пригласительный билет, который ты мне показал. А я как раз познакомился в пивной с типусом, который подвизается в Универмагах Уорнера. Милый малый с честной долей прыщей. Рассказал мне, что их Клуб Общений и Пикников готовится к полугодовому гулянью. То да се, и он устроил мне знакомство с почетным секретарем, и мы договорились об условиях. Большое удовольствие встретить типуса с отлично уравновешенным деловым мышлением. Мы покончили со всеми частностями в одну минуту. Ну, не скрою от тебя, Корки, мой мальчик, что наконец-то впервые за много лет передо мной открывается прямой и ясный путь. Теперь у меня есть небольшой исходный капитал. Когда я вручу бедняжке Доре ее сто фунтов, у меня их останется по меньшей мере пятьдесят. Пятьдесят фунтов! Мой милый малышок, поверь мне: не существует предела, ну абсолютно никакого предела тому, что я могу сотворить с пятьюдесятью старыми чертенятами у меня в суме. С этой минуты мне ясно виден мой путь. Мои ноги стоят на твердой земле. И устрицей мне будет этот мир, его мечом я вскрою, как сказано у старичка Шекспира, малышок. Ничто не сможет встать между мной и колоссальным богатством. Я не преувеличиваю, старый конь, – колоссальным богатством. Да через год в этот самый день по самым скромным подсчетам.

Тут наш представитель удалился.

Не зазвонят ему свадебные колокола

Укриджу, как и следует ожидать от человека с его солнечным оптимизмом, эта история давным-давно представляется еще одним свидетельством того, как все случающееся в этом нашем мире непременно оборачивается во благо. В ней от старта и до финиша он зрит перст провидения, и, излагая доказательства в поддержку своей теории, что праведным и достойным обязательно будет ниспослан тот или иной способ спасения от самой внушительной опасности, первым он приводит в пример именно ее.

Можно сказать, что началась указанная история в Хеймаркете как-то днем в начале лета. Мы перекусывали на мой счет в ресторане «Пэлл-Мэлл», и, когда мы выходили из него, у дверей остановился большой сверкающий автомобиль. Шофер открыл капот и принялся орудовать в его нутре с помощью кусачек. Будь я один, то удовлетворился бы мимолетным взглядом, проходя мимо, но зрелище кого-то другого, трудящегося в поте лица, всегда неотразимо притягивало Укриджа, и, сжав мое плечо, он потащил меня оказывать труженику моральную поддержку. Примерно две минуты он жарко дышал ему в затылок, а затем шофер, видимо, осознав, что волосы над его шеей ерошит отнюдь не заблудившийся июньский зефир, повернул голову с некоторой досадой.

– Э-эй! – запротестовал он, но тут же его раздражение уступило место тому, что – для шофера – приближалось к сердечности. – Приветик! – произнес он.

– Фредерик! Привет, – сказал Укридж. – А я вас не узнал. Так это – новая машина?

– Угу, – кивнул шофер.

– Мой приятель, – кратко объяснил Укридж, адресуясь ко мне. – Познакомился с ним в пивной. (Лондон просто задыхается от приятелей, с которыми Укридж знакомится в пивной.) Так в чем беда?

– Заело, – сказал Фредерик, шофер. – Сейчас налажу.

Вера в свой талант его не обманула. Вскоре он выпрямился, закрыл капот и вытер руки.

– Приятный денек, – сказал он.

– Потрясенц, – согласился Укридж. – Куда это вы собрались?

– Да в Аддингтон. Забрать хозяина, он там в гольф играет. – Он словно заколебался, но умягчающее воздействие летнего солнца сделало свое дело. – Хотите прокатиться до Ист-Кройдона? Вернетесь оттуда поездом.

Заманчивейшее великодушное предложение, и ни Укридж, ни я не ответили на него отказом. Мы забрались внутрь, Фредерик нажал на самодействующий стартер, и мы покатили – два светских джентльмена, совершающие свой утренний моцион. Что до меня, я был исполнен безмятежности и добродушия, и у меня нет оснований полагать, будто Укридж пребывал в другом расположении духа. А потому подстерегавшее нас прискорбное происшествие было вдвойне удручающим. На углу мы остановились, давая возможность проехать транспорту, двигавшемуся в северном направлении, и тут нашу приятную послезакусочную дремоту разогнал внезапный и оглушительный вопль:

– Эй!

В том, что вопленник обращался к нам, сомнения быть не могло. Он стоял на тротуаре всего в двух шагах от нас, устремляя свирепый взгляд внутрь нашего дорогостоящего кузова – дородный бородач средних лет, одетый в полном несоответствии с погодой и с предрассудками светского общества в сюртук и котелок.

– Эй! Вы там! – взревел он, к возмущению всех добропорядочных прохожих.

Фредерик, шофер, взглянув левым уголком глаза с богоподобной брезгливостью на этого представителя низших классов, утратил всякий интерес к его плебейской выходке, но я с удивлением заметил, что Укридж словно бы испытывает всю остроту отчаяния дикого зверька, угодившего в капкан. Его лицо стало пунцовым и словно опухло, он смотрел прямо перед собой в жалостной попытке игнорировать то, что со всей очевидностью игнорированию не поддавалось.

– Я хочу сказать вам пару слов, – прогремел бородач.

Тут события начали развиваться с молниеносной быстротой. Стоявшие экипажи пришли в движение, задвигались и мы с нарастающей скоростью, а бородач, видимо, сообразив, что принимать меры надо безотлагательно, проделал неуклюжий прыжок и приземлился на нашей подножке. Тут Укридж внезапно, сбросив оцепенение, выставил могучую ладонь и толкнул. Штурмующий слетел с подножки, и, когда я увидел его в последний раз, он стоял на мостовой и грозил нам вслед кулаком, а на него наезжал омнибус № 3.

– Кошки-мышки! – вздохнул Укридж с некоторой лихорадочностью.

– В чем, собственно, дело? – осведомился я.

– Типчик, которому я задолжал мизерную сумму, – сквозь зубы объяснил Укридж.

– А! – сказал я, чувствуя, что инцидент объяснен исчерпывающе. Мне еще ни разу не приходилось видеть укриджских кредиторов вживе, но он часто давал мне понять, что они устраивают засады по всему Лондону, как леопарды в джунглях, выжидая удобной секунды, чтобы прыгнуть на него. Насчитывалось множество улиц, на которые он отказывался сворачивать из страха перед тем, что могло его там подстерегать.

– Два года ходит по моему следу, как полицейская ищейка, – сказал Укридж. – Внезапно выскакивает неведомо откуда, и я седею до корней волос.

Я был не прочь узнать побольше и даже намекнул на это, но он погрузился в угрюмое молчание. Мы бодро катили к Клэпем-Коммонс, когда произошло второе из событий, благодаря которым эта автомобильная прогулка надолго запечатлелась у меня в памяти. Прямо перед поворотом на Коммонс перед нашими передними колесами возникла дура-девчонка. Она как раз переходила улицу и теперь, как в обычае у ее подвида, сразу же потеряла голову. Эта крупная дурында с глупым лицом заметалась взад-вперед, как взбесившаяся курица, и в тот момент, когда мы с Укриджем взвились с наших сидений, цепляясь друг за друга в смертельной агонии, она запуталась в собственных ногах и упала. Однако Фредерик, мастер своего дела, безупречно справился с ситуацией. Он вдохновенно свернул в сторону, и, когда мы через мгновение остановились, девушка как раз поднималась на ноги, вся в пыли, но со всеми частями тела на своих местах.

Подобные происшествия по-разному действуют на разных людей. В холодных серых глазах Фредерика, когда он оглянулся через плечо и дал задний ход, было только истомленное презрение супермена к нескончаемым дурацким выходкам тупоголового пролетариата. Я же, напротив, смягчил нервный шок потоком кощунственных выражений. А в Укридже, как я обнаружил, чуть поуспокоившись, это происшествие пробудило всю его рыцарственность. Все время, пока мы двигались задним ходом, он что-то бормотал себе под нос и выскочил из автомобиля с блеющими извинениями прежде, чем мы окончательно остановились.

– Крайне сожалею. Могли вас убить. Никогда себе не прощу.

Девушка отнеслась к случившемуся еще под одним углом. Она захихикала. И почему-то эти идиотические смешки подействовали на меня особенно сильно.

Полагаю, вина не ее. Это несвоевременное веселье объяснялось всего лишь перенапряжением нервов. Но я с первого же взгляда проникся к ней неприязнью.

– От всей души надеюсь, – лепетал Укридж, – что вы не ушиблись.

Девушка снова захихикала. А была она по меньшей мере на двенадцать фунтов тяжелее, чем пристало хихикалке. Я хотел одного: проехать мимо и забыть о ней.

– Спасибо. Нисколечко.

– Но ошеломлены, э?

– Да уж, шлепнулась я что надо, – сквозь смешки выговорило омерзительное существо.

– Я так и думал. Как раз то, чего я опасался. Потрясен. Нервные узлы вибрируют. Позвольте, я отвезу вас домой.

– Да не стоит, чего там.

– Я настаиваю. Нет, я решительно настаиваю.

– Э-эй! – сказал Фредерик, шофер, низким властным голосом.

– А?

– Мне пора в Аддингтон.

– Да, да, да, – отозвался Укридж с нетерпеливым раздражением грандсеньора, недовольного вмешательством слуги. – Но времени, чтобы отвезти эту леди домой, более чем достаточно. Или вы не видите, как она потрясена? Куда вас отвезти?

– Тут рядышком. За углом на следующей улице. Дом под названием Болбригган.

– Болбригган, Фредерик, на следующей улице, – сказал Укридж голосом, не терпящим возражения.

Полагаю, зрелище того, как дщерь дома подкатывает к калитке в «даймлере», не слишком обычно на Пибоди-роуд, Клэпем-Коммонс. Во всяком случае, мы еще не успели остановиться, как Болбригган начал извергать взводы своих обитателей. Отец, мать, три младшие сестрички и выводок братьев появились на ступеньках в первые же десять секунд. Они двинулись по садовой дорожке сплоченным строем.

Укридж был в своей стихии. Быстро заняв положение друга семьи, он взял на себя руководство всем происходящим. Стремительный обмен взаимными представлениями, и тут же он в нескольких прочувствованных словах объяснил положение вещей, пока я оставался нем и незаметен в моем уголке, а Фредерик, шофер, смотрел на указатель количества бензина непостижимым взглядом.

– Никогда не простил бы себе, мистер Прайс, если бы что-нибудь случилось с мисс Прайс. К счастью, мой шофер прекрасно управляет авто и свернул как раз вовремя. Вы показали похвальное присутствие духа, Фредерик, – великодушно закончил Укридж. – Весьма и весьма похвальное.

Фредерик продолжал надменно смотреть на указатель количества бензина.

– Какое прелестное авто, мистер Укридж! – восхитилась мать семейства.

– Да? – небрежно сказал Укридж. – Да, недурной старый автомобильчик.

– А вы сами управлять умеете? – спросил более маленький из двух маленьких братиков благоговейно.

– О да, да. Но в городе я обычно пользуюсь услугами Фредерика.

– Может, вы и ваш друг зайдете выпить чашечку чаю? – осведомилась миссис Прайс.

Я увидел, что Укридж колеблется. Он совсем недавно отлично перекусил, но возможность поесть на дармовщину всегда действовала на него завораживающе. Однако тут подал голос Фредерик.

– Э-эй! – сказал Фредерик.

– А?

– Мне пора в Аддинггон, – сказал Фредерик категорически.

Укридж вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна. Не сомневаюсь, он успел убедить себя, что это его автомобиль.

– Ах да, конечно! Совсем забыл. Я должен быть в Аддингтоне безотлагательно. Обещал заехать за партнерами по гольфу. Как-нибудь в другой раз, э?

– В любое время, мистер Укридж, когда вы окажетесь поблизости, – сказал мистер Прайс, сияя улыбкой на всеобщего любимца.

– Благодарю, благодарю.

– Скажите, мистер Укридж, – вмешалась миссис Прайс, – я все время думала, когда вы назвали свою фамилию. Она такая необычная. Вы не родственник той мисс Укридж, которая пишет книжки?

– Моя тетя, – просиял Укридж.

– Да неужели? Я так люблю ее романы. Скажите мне…

Фредерик, к вящему моему восхищению, перебил то, что грозило перейти в долгую литературную дискуссию, нажал на самодействующий стартер, и мы унеслись в вихре добрых напутствий и приглашений. По-моему, я даже слышал, как Укридж пообещал как-нибудь заглянуть в воскресенье на ужин со своей тетей. Когда мы завернули за угол, он опустился на сиденье и незамедлительно начал морализировать:

– Всегда сей доброе семя, малышок. С добрым семенем абсолютно ничто не сравнится. Никогда не упускай шанса показать себя с наилучшей стороны. Вот секрет успеха в жизни. Всего несколько любезных слов, и, как видишь, еще одно местечко, куда я могу заскочить и перекусить, когда наличность поиссякнет.

Меня шокировал такой низкий материализм, о чем я ему и сообщил. Он попенял мне с высоты своей мудрости:

– Очень просто занять такую позицию, Корки, мой мальчик, но осознал ли ты, что подобная семья по воскресным вечерам после богослужения ужинает ростбифом, печеным картофелем, пикулями, салатом, бланманже и тем или иным сыром? В жизни человека, малышок, бывают минуты, когда ломоть ростбифа, за которым следует бланманже, означает нечто, чего не выразить словами.

Примерно неделю спустя я посетил Британский музей, чтобы собрать материал для очередной увлекательно-поучительной статьи для еженедельника, иногда их печатавшего. Я бродил из зала в зал, накапливая сведения, как вдруг увидел Укриджа с двумя мальчуганами, прицепленными к его рукам – по одному к каждой. Он выглядел несколько утомленным и приветствовал меня с радостью, какую испытывает потерпевший кораблекрушение моряк, завидев парус.

– Побегайте тут, поразвивайте свои умишки, ребятки, – сказал он мальчикам. – Когда закончите, найдете меня тут.

– Хорошо, дядя Стэнли, – дружно ответили мальчики.

– Дядя Стэнли? – повторил я беспощадно.

Он слегка поежился, надо отдать ему должное.

– Это маленькие Прайсы. Из Клэпема.

– Я их помню.

– Устроил небольшую экскурсию. За гостеприимство надо отплачивать, Корки, мой мальчик.

– Так ты действительно навязал свою особу этим злосчастным людям?

– Время от времени я к ним заглядывал, – с достоинством ответил Укридж.

– Но ты с ними познакомился чуть больше недели назад. Как часто ты к ним заглядывал?

– Раза два. Может быть, три.

– К обеду или к ужину?

– Некоторое принятие пищи имело место, – признался Укридж.

– И вот теперь ты дядя Стэнли!

– Прекрасные добросердечные люди, – сказал Укридж, как мне показалось, с некоторым вызовом. – С самого начала приняли меня как близкого родственника. Но конечно, палка о двух концах. Например, сегодня мне поручили попасти этих огольцов. Однако в целом, сопоставив плюсы с минусами, я в ажуре. Признаюсь, духовные песнопения после ужина меня не очень прельщают, но сам ужин, малышок, ну просто неотразим. Такого ростбифа, – мечтательно произнес Укридж, – я давно не жевал.

– Жадная скотина, – критически заметил я.

– Надо, чтобы душа в теле держалась крепко, старичок. Конечно, кое-какие неловкости наличествуют. Например, они почему-то вбили себе в голову, что авто, на котором мы тогда к ним подъехали, мое, и ребятишки все время пристают ко мне, чтобы я взял их покататься. К счастью, мне удалось уломать Фредерика, и он думает, что сможет в ближайшие дни устроить поездку-другую. Ну а миссис Прайс все время упрашивает меня, чтобы я привез мою тетушку на чашечку чаю, чтобы они могли поболтать по душам, а у меня не хватает жестокости сказать ей, что моя тетка абсолютно и окончательно отреклась от меня на другой день после той заварушки с танцами.

– Ты мне этого не говорил.

– Да неужели? Ну да. Я получил от нее письмо на ту тему, что я для нее перестал существовать. Я подумал, что письмо указывает на злобный узкий взгляд на вещи. Но не могу сказать, что оно уж так меня удивило. Тем не менее это осложняет ситуацию, когда миссис Прайс жаждет сойтись с ней поближе. Мне пришлось объяснить ей, что моя тетушка – хроническая больная, никогда дома не покидает и практически прикована к постели. Но все это меня несколько тяготит, малышок.

– Могу понять.

– Видишь ли, – сказал Укридж, – я не терплю хитростей и лжи.

Сказать что-нибудь поразительнее он вряд ли мог, а потому я покинул его и возобновил мои розыски.

Затем я на несколько недель покинул столицу, ибо подошло время моего осеннего отпуска. Когда я вернулся на Эбери-стрит, Баулс, мой домохозяин, воздав должное моей загорелой внешности, поставил меня в известность, что в мое отсутствие несколько раз заходил Джордж Таппер.

– Кажется, ему настоятельно нужно увидеться с вами, сэр.

Я удивился. Джордж Таппер всегда был рад (или делал вид, что рад) встрече со мной, своим старым школьным товарищем, когда я его навещал, но он редко искал встречи со мной у меня дома.

– Он сказал, что ему нужно?

– Нет, сэр. Он ничего не просил вам передать. Он просто осведомился о вероятной дате вашего возвращения и выразил пожелание, чтобы вы посетили его, как только вам будет удобно.

– Пожалуй, мне следует пойти к нему сейчас же.

– Возможно, поступить следует именно так, сэр.

Я нашел Джорджа Таппера в министерстве иностранных дел, окруженного документами самого внушительного вида.

– Наконец-то! – вскричал Джордж, как мне почувствовалось, с некоторой колкостью. – Я уже думал, что ты никогда не вернешься.

– Я чудесно провел время, благодарю, что ты поинтересовался, – ответил я. – Вернул розы на свои щеки.

Джордж, которому, казалось, заметно изменило обычное спокойствие, коротко обругал мои щеки и их розы.

– Послушай, – сказал он горячо. – Надо что-то делать. Ты уже видел Укриджа?

– Пока нет. Думаю заглянуть к нему под вечер.

– Да уж, пожалуйста. Знаешь, что произошло? Этот несчастный осел взял да и обручился с девушкой в Клэпеме.

– Что-о?

– Обручился! С девушкой! В Клэпеме. Клэпем-Коммонс, – добавил Джордж Таппер, словно, по его мнению, это ставило окончательную точку.

– Ты шутишь!

– Я не шучу, – кисло возразил Джордж. – Или я выгляжу так, будто шучу? Я встретил его с ней в Беттерси-парке, и он нас познакомил. Она напомнила мне, – добавил Джордж Таппер с легкой дрожью, ибо тот жуткий вечер глубоко его ранил, – ту омерзительную балаболку в розовом, которую он привел с собой, когда я пригласил вас пообедать в «Риджент грилле», и которая все время во весь голос разглагольствовала про желудочное недомогание своей тетки.

Тут, по-моему, он был несправедлив к мисс Прайс. За время нашего с ней краткого знакомства она показалась мне в какой-то степени язвой, но я бы никогда не поставил ее на одну доску с Флосси Боевого Билсона.

– Ну, и чего же ты от меня хочешь? – спросил я, на мой взгляд вполне разумно.

– Ты должен придумать способ покончить с этой помолвкой. Я ничего сделать не могу. Занят весь день.

– И я занят.

– Расскажи своей бабушке! – сказал Джордж Таппер, который в эмоциональные минуты был склонен возвращаться к фразеологии школьных дней и к выражениям, глубоко чуждым министерству иностранных дел. – Примерно раз в неделю собираешься с силами написать паршивую статейку для какой-нибудь газетенки на тему «Подобает ли младшим священникам целоваться?» или не менее идиотскую, а все остальное время болтаешься без дела с Укриджем. Нет, бесспорно, это твоя обязанность – помочь бедному идиоту выпутаться.

– Но откуда ты знаешь, что он хочет выпутываться? По-моему, ты слишком много на себя берешь. Конечно, вы, чиновники, с водой в жилах, позволяете себе фыркать на священную страсть, но миром, как я иногда упоминаю, правит любовь. Укридж, вполне вероятно, чувствует, что только теперь он понял, в чем истинное счастье.

– Ах так? – съязвил Джордж Таппер. – Когда мы встретились, выглядел он немножко по-другому. Он выглядел как… ну, помнишь, как в школе он попробовал боксировать в тяжелом весе, а тот типчик из отделения Сеймура вышиб из него дух в первом раунде? Вот как он выглядел, когда знакомил меня с этой девицей.

Должен сказать, уподобление это меня впечатлило. Странно, как память хранит эти мельчайшие эпизодики детских лет. Через бездну времен я вновь увидел, как Укридж, перегнувшись пополам, одной рукой в перчатке нежно ласкает свою грудобрюшную преграду, а в глазах у него стынет недоуменный ужас. Если его облик жениха напомнил Джорджу Тапперу тот случай, несомненно, его друзьям следовало сплотиться вокруг.

– Ты ведь как будто взял на себя роль неофициального наблюдателя за ним, – сказал Джордж Таппер. – Так помоги ему сейчас.

– Ну, я забегу к нему.

– Такая нелепость! – сказал Джордж Таппер. – Как Укридж вообще может жениться на ком бы то ни было? У него ведь за душой нет и шиллинга.

– Я укажу ему на это обстоятельство. Возможно, он каким-то образом упустил его из виду.

Посещая Укриджа в его жилище, я обычно останавливался под его окном и вопил его имя во весь голос. Если он оказывался у себя и принимал, то высовывался из окна и бросал мне ключ от входной двери, чтобы избавить квартирную хозяйку от необходимости подниматься из полуподвала и отпирать ее. Весьма разумный маневр, учитывая, что его отношения с этой самодержицей часто бывали крайне натянутыми. Я завопил, и наружу высунулась его голова.

– Привет, малышок!

Даже на таком расстоянии что-то в его лице показалось мне странным, но только когда я поднялся по лестнице в его комнату, мне стала ясна причина. Там я убедился, что он каким-то образом украсился фонарем под глазом, и фонарь этот, хотя и миновал пору расцвета, все еще поражал богатством своих оттенков.

– Черт! – вскричал я, уставившись на это украшение. – Как и когда?

Укридж угрюмо пыхнул трубкой.

– Долгая история, – буркнул он. – Ты помнишь неких людей по фамилии Прайс в Клэпеме?

– Неужели твоя невеста уже дала тебе в глаз?

– Так ты слышал? – удивился Укридж. – Кто тебе сказал, что я помолвлен?

– Джордж Таппер. Я как раз от него.

– Ну, это экономит на объяснениях, малышок, – торжественно произнес Укридж. – Пусть это послужит тебе предостережением. Никогда…

Мне требовались факты, а не морализирование.

– Откуда у тебя этот синяк?

Укридж выпустил клуб дыма, и его неукрашенный глаз мрачно сверкнул.

– Эрни Финч, – холодно ответил он.

– Кто такой Эрни Финч? В первый раз о нем слышу.

– Что-то вроде друга семьи и, насколько понимаю, все больше прицеливался на Мейбл, пока не появился я. Он был в отъезде, когда мы обручились, и никто, видимо, не счел нужным поставить его в известность, а он явился однажды вечером как раз тогда, когда я целовал ее на прощание в палисаднике. Заметь, Корки, как ловко все это складывается. Вдруг, увидев его, Мейбл от неожиданности вскрикнула, тот факт, что она вскрикнула, дал основание этому Финчу неверно истолковать ситуацию, а это толкнуло его, провались он ко всем чертям, подскочить ко мне, одной рукой сдернуть мое пенсне, а другой вдарить мне прямо в глаз. И прежде чем я успел поквитаться с ним, все семейство, привлеченное криками Мейбл, выскочило из дома и разняло нас, объяснив, что я помолвлен с Мейбл. Разумеется, тогда этот типчик извинился. Жаль, ты не видел мерзкую ухмылку, которой он сопроводил свои извинения. Тут последовала некоторая заварушка, и старик Прайс отказал ему от дома. Что толку! Мне все еще приходится сидеть тут взаперти и ждать, пока эта расцветка немножко не поблекнет.

– Однако, – заметил я, – нельзя не признать, что этот типчик вызывает некоторое сочувствие.

– Не у меня! – решительно сказал Укридж. – Я пришел к выводу, что мне и Эрни Финчу тесно в этом мире, и я живу надеждой повстречаться с ним как-то вечерком в темном закоулке.