Текст книги "Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот"

Автомобиль, судя по всему, уже въезжал в центральную часть города. Они ехали по широким улицам и пересекали большие открытые площади. Людей на улицах было мало, по большей части улицы были пустынными и очень темными. Некоторое время они ехали по широкому проспекту с освещенными витринами магазинов, а потом снова оказались на узких и темных улочках. Мартин Бек не имел понятия, в какой части города он находится, но все это время видел реку.

Автомобиль остановился перед освещенным входом в гостиницу. Мартин Бек подался вперед и посмотрел на таксометр, потом расплатился. Казалось, что это очень дорого, больше сотни в венгерской валюте. Он забыл, какое соотношение между форинтом и шведской кроной, но подумал, что довольно большое.

Пожилой мужчина с седыми усами и в зеленой униформе открыл дверцу такси и взял чемодан. Мартин Бек двинулся вслед за ним к вращающейся двери. Вестибюль был большой и высокий. Бюро регистрации находилось в левом углу, по диагонали. Ночной портье говорил по-английски. Мартин Бек дал ему паспорт и спросил, где здесь можно поужинать. Портье показал на застекленную дверь в тыльной части вестибюля и сказал, что ресторан открыт до двенадцати часов. Потом дал ключ от номера ожидающему лифтеру, тот взял чемодан Мартина Бека и направился впереди него к лифту. Медленно и с громким скрипом лифт поднялся на второй этаж. Лифтер был такой же старый, как и лифт, если не старше, и Мартин Бек безуспешно попытался отобрать у него свой чемодан. Они шли по длиннющему коридору и дважды повернули налево. Старик отпер огромную двустворчатую дверь и поставил чемодан внутрь.

Номер был очень большой. До потолка как минимум четыре метра. Здесь стояла темная тяжелая мебель из красного дерева. Ванная была просторная, с огромными старомодными кранами и душем на гибком шланге.

На высоких окнах, изнутри снабженных жалюзи, висели тяжелые белые кружевные занавески. Мартин Бек открыл жалюзи на одном из окон и посмотрел наружу. Прямо под ним светил желто-зеленым светом газоразрядный уличный фонарь. Далеко впереди он видел какие-то огни, но только спустя несколько секунд понял, что между ним и огоньками течет река.

Он открыл окно и выглянул наружу. Внизу, перед каменной балюстрадой с цветочными горшками, стояли столики и стулья. Из ресторана падала полоса света на уличное кафе, и он слышал, как оркестр играет какой-то вальс Штрауса. Между рекой и гостиницей тянулась аллея с газоразрядными фонарями и трамвайными рельсами, а за аллеей находилась широкая набережная со скамейками и большими цветочными вазами. Через реку были переброшены два моста, один слева и один справа.

Он оставил окно открытым и пошел вниз поесть. Открыл застекленную дверь в вестибюле и вошел в салон. Глубокие кресла, низкие столики, и вдоль одной стены сплошной ряд зеркал. Несколько ступенек вели в ресторан, а где-то в дальнем конце располагался оркестр, который он слышал из своего номера на втором этаже.

Зал ресторана был огромен. Два тяжелых массивных столба из красного дерева подпирали балкон, который с трех сторон тянулся вдоль стен где-то высоко под потолком. У двери стояли три официанта в красно-коричневых пиджаках с черными лацканами. Все они начали кланяться и здороваться, а четвертый официант уже мчался к нему. Он подвел Мартина Бека к столику у окна и недалеко от оркестра.

Мартин Бек долго смотрел в меню, прежде чем обнаружил листок с текстом по-немецки, и начал читать. Через некоторое время седоватый официант с ласковым лицом боксера наклонился к нему и сказал:

– Вери гут фишзупе, джентльмен.

Мартин Бек сразу решил, что уху он закажет.

– Палинки? – спросил официант.

– Что это? – поинтересовался Мартин Бек по-немецки, а потом по-английски.

– Вери гут аперитиф, – объяснил официант.

Мартин Бек выпил аперитив.

– Палинка, – объяснил официант, – это венгерская абрикосовая водка.

Он съел уху, красную, очень наперченную, в самом деле чудесную.

Потом съел телячью отбивную с острым перечным соусом и картофелем и выпил чешского пива.

Выпив очень крепкий кофе и еще палинки, Мартин Бек почувствовал себя очень сонным и направился прямиком к себе в номер. Он закрыл окно и жалюзи и забрался в постель. Кровать скрипела. Ему казалось, что она скрипит приветливо, и он мгновенно уснул.

6

Мартина Бека разбудил хриплый протяжный трубный звук. Он беспомощно огляделся по сторонам и попытался сориентироваться в полутьме, а звук тем временем дважды повторился. Мартин Бек перевернулся на бок и взял с ночного столика свои часы. Было уже без десяти минут девять. Огромная постель приветливо скрипела. Возможно, подумал он, так же величественно она когда-то скрипела под Конрадом фон Гётцендорфом[57]57
  Конрад фон Гётцендорф (1852–1925) – выдающийся военный стратег, разрабатывал планы военных кампаний Габсбургов во время Первой мировой войны, был начальником генерального штаба австро-венгерской армии. (Примеч. перев.)


[Закрыть]. Сквозь высокие жалюзи внутрь пытался проникнуть дневной свет. В номере было уже довольно жарко.

Он встал, пошел в ванную и долго откашливался, как всегда по утрам. Выпил минеральной воды, надел халат, открыл жалюзи и окно. Контраст между полутьмой в номере и ярким, ослепительным солнечным светом снаружи был поразительным. Так же как и вид из окна.

Перед ним спокойно и тихо с севера на юг тек Дунай, вовсе не голубой, но зато широкий, могучий и, несомненно, очень красивый. На противоположном берегу реки возвышались два холма с закругленными вершинами, на которых стояли статуя и замок, обнесенный крепостной стеной. Городская застройка карабкалась вверх по пологим склонам холмов очень нерешительно, однако вдали синели другие склоны, усеянные домиками. Так, значит, это и есть та самая знаменитая Буда[58]58
  Буда – западная часть Будапешта, расположенная на правом берегу Дуная.


[Закрыть]. Теперь он действительно находится почти в самом сердце среднеевропейской культуры. Мартин Бек окидывал взглядом панораму и рассеянно слушал, как вокруг него шумит своими крыльями история. Здесь римляне заложили могучую крепость Аквинкум[59]59
  Аквинкум, или Аквинк, – изначально кельтское поселение, позже использовавшееся римлянами в качестве военной крепости на границе Римской империи.


[Закрыть], отсюда стреляла артиллерия Габсбургов по Пешту[60]60
  Пешт – восточная равнинная часть Будапешта, в отличие от холмистой Буды.


[Закрыть] во время освободительной революции[61]61
  Имеется в виду Венгерское восстание 1848–1849 годов, когда Венгрия пыталась выйти из состава Австрийской империи, но потерпела поражение в результате совместных действий австрийских и русских войск.


[Закрыть] в 1849 году. Здесь весной 1945 года целый месяц оборонялись фашисты Салаши[62]62
  Ференц Сáлаши (1897–1946) – венгерский политический деятель, лидер крайне правой партии «Скрещенные стрелы», союзник Гитлера и глава марионеточного венгерского правительства во время оккупации Венгрии в 1944–1945 годах.


[Закрыть] и эсэсовские части группенфюрера Пфеффер-Вильденбруха[63]63
  Карл Пфеффер-Вильденбрух (1888–1971) – обергруппенфюрер СС, командующий 188-тысячной немецкой группировкой во время боев за Будапешт зимой 1945 года. 12 февраля 1945 года при попытке покинуть город был ранен и взят в плен советскими войсками.


[Закрыть] с бессмысленным, катастрофическим героизмом, о котором старые фашисты – Мартин Бек иногда встречал их в Швеции – вспоминали с огромной гордостью.

Прямо под ним у набережной стоял на якоре белый колесный пароход. Красно-сине-белый чехословацкий флаг висел в безветренной духоте, а на палубе лежали в шезлонгах туристы и загорали. Он увидел нечто такое, что привело его в волнение. Это был югославский колесный буксир, медленно идущий против течения. Он был большой и старый, с двумя косыми асимметричными трубами, и тащил за собой шесть доверху нагруженных барж. На последней барже между рулевой рубкой и грузовой лебедкой была натянута веревка. Молодая женщина в голубой спецовке и с платком на голове спокойно вынимала белье из корзины, тщательно развешивала его на веревке и совершенно не обращала внимания на красоту на обоих берегах. Слева возвышалась элегантная и легкая длинная арка моста. Казалось, она ведет прямо к холму со статуей стройной бронзовой женщины с пальмовой ветвью над головой[64]64
  Речь идет об узнаваемой достопримечательности Будапешта – статуе Свободы на горе Геллерт.


[Закрыть]. На мосту было полно автомобилей, трамваев и пешеходов. Справа, в северном направлении, буксир уже подошел к другому мосту. Буксир снова трижды хрипло протрубил, чтобы предупредить о том, сколько барж он тащит, наклонил обе трубы, одну вперед, другую назад, и проскользнул под низкой мостовой аркой. Прямо под окнами поворачивал к берегу маленький пароходик, пятьдесят метров он шел боком по течению и закончил маневр идеальной швартовкой у понтона. Из пароходика выплеснулось невероятное множество народу, и такое же множество тут же поднялось на борт.

Воздух был сухой и теплый. Солнце уже стояло высоко. Мартин Бек выглянул из окна, несколько минут переводил взгляд с севера на юг и обратно и вспоминал, что он прочел о городе в брошюрке, которую изучал в самолете.

«Будапешт – главный город Венгерской Народной Республики. Официальной датой основания города является 1873 год, когда объединились города Буда, Пешт и Обуда, однако археологи обнаружили здесь поселение, которому несколько тысяч лет. На месте современного Будапешта находился также главный город римской провинции Паннония Аквинкум. Сейчас в городе почти два миллиона жителей, и он разделен на двадцать три района».

Несомненно, большой город. Мартин Бек вспомнил ставшее почти классическим замечание легендарного Густава Лидберга[65]65
  Карл Густав Лидберг (1859–1931) – шведский сыщик, возглавлявший работу следователей Стокгольмской полиции в 1908–1916 годах. Кроме дела Скога о фальшивых стокроновых банкнотах, наводнивших Стокгольм в 1899 году, участвовал в расследовании других громких дел: убийцы Альфреда Андера и взрывника Мартина Экберга.


[Закрыть], когда он причалил в Нью-Йорке в 1899 году в погоне за фальшивомонетчиком Скогом: «В этом муравейнике находится господин Кто, по адресу Где».

Ну, Нью-Йорк теперь уже гораздо больше этого города; впрочем, с другой стороны, шеф стокгольмской полиции располагал неограниченным временем. А у него в распоряжении всего одна неделя.

Мартин Бек оставил в покое историю и пошел принять душ. Потом он надел светло-серые териленовые брюки, летнюю рубашку навыпуск и сандалеты. Он критически изучал этот отнюдь не официальный костюм в зеркале на дверце огромного шкафа, когда дверцы из красного дерева ни с того ни с сего с ужасным скрипом медленно и угрожающе открылись, как в каком-нибудь старом фильме Арне Маттссона[66]66
  Арне Маттссон (1919–1995) – шведский кинорежиссер, известный как автор криминальных триллеров с элементами фильмов ужасов.


[Закрыть]. У него еще громко билось сердце, когда коротко и яростно зазвонил телефон.

– Тут один господин хочет поговорить с вами. Он ждет внизу в салоне. Это господин из Швеции.

– Это мистер Матссон?

– Конечно, – мило ответила девушка из бюро приема.

Естественно, это он, думал Мартин Бек, когда шел вниз по лестнице. Что ж, это будет достойное завершение странной истории.

Это был не Альф Матссон, а какой-то молодой человек из посольства, одетый исключительно корректно: темный костюм, черные полуботинки, белая рубашка и светло-серый галстук. Он скользнул взглядом по Мартину Беку. На мгновение в его глазах промелькнуло удивление, но действительно всего лишь промелькнуло.

– Вы, конечно, понимаете, что нам сообщили о характере вашего задания. Вероятно, нам нужно поговорить.

Они уселись в салоне и начали разговаривать об этом деле.

– Здесь есть гостиницы получше этой, – сказал молодой человек из посольства.

– В самом деле?

– Да, более современные. Более изысканные. С бассейном.

– Гм.

– Это ночное заведение тоже не представляет собой ничего особенного.

– Гм.

– Если же говорить об этом… об Альфе Матссоне…

Молодой человек понизил голос и оглядел салон, где было совершенно пустынно, если не считать какого-то африканца, дремлющего в дальнем углу.

– Он дал вам знать о себе?

– Нет, вовсе нет. Нам наверняка известно только то, что двадцать второго вечером он прошел паспортный контроль в Ферихедь. Это будапештский аэропорт. Ночь он провел в одной молодежной гостинице на противоположном берегу реки в Буде, она называется «Ифьюшаг»[67]67
  Юность (венг.). (Примеч. перев.)


[Закрыть]. Утром он переехал сюда. Через полчаса ушел и унес с собой ключ от номера. С тех пор его никто не видел.

– Что говорит полиция?

– Ничего.

– Ничего?

– Она не проявляет интереса к этому делу. С формальной точки зрения их позиция понятна. У Матссона была виза, и он зарегистрировался в гостинице. У полиции нет оснований заниматься им до его отъезда, если он, конечно, не превысит разрешенный срок пребывания в стране.

– Уехать из Венгрии он не мог?

– Совершенно исключено. Даже если бы ему удалось пересечь границу нелегально – куда бы он поехал? Без паспорта? Кроме того, мы запросили наши посольства в Праге, Белграде, Бухаресте и Вене. И даже, на всякий случай, в Москве. Нигде ничего не знают.

– Его шеф утверждал, что цель поездки – интервью с боксером Ласло Паппом[68]68
  Ласло Папп (1926–2003) – выдающийся венгерский боксер, трехкратный олимпийский чемпион (1948, 1952 и 1956 годов).


[Закрыть] и визит в будапештский еврейский музей.

– Его не было ни там, ни там. Мы незаметно провели небольшое расследование. Он написал письмо директору музея доктору Шошу, однако не навестил его. Мы также разговаривали с матерью Паппа. Она никогда в жизни не слышала фамилии Матссон, к тому же Паппа вообще нет в Будапеште.

– Багаж по-прежнему находится у него в номере?

– Его вещи все еще в гостинице. Однако они не в номере. Он заказал номер на три ночи. Администрация гостиницы по нашей просьбе придерживала номер, но потом багаж вынесли в канцелярию. Это напротив бюро регистрации. Он даже не распаковал багаж. Счет мы оплатили. – Он немного помолчал, словно о чем-то размышляя. Потом со смертельно серьезным видом произнес: – Мы, естественно, будем требовать частичной компенсации у работодателя.

– Либо у наследников умершего, – бросил Мартин Бек.

– Да, если бы оказалось, что дело зашло так далеко.

– Где его паспорт?

– У меня, – сказал молодой человек из посольства.

Он расстегнул молнию дипломата, достал паспорт, дал его Мартину Беку и вынул авторучку из нагрудного кармана.

– Пожалуйста. Будьте добры, подтвердите, что вы взяли паспорт.

Мартин Бек расписался. Молодой человек взял у него квитанцию и авторучку.

– Так, значит, с этим все. Что же еще? Ах да, гостиничный счет. Пусть это вас не волнует. Мы получили распоряжение возместить вам все затраты. Это несколько неортодоксально, по моему мнению. Вы будете получать суточные согласно инструкции. Ну а если вам понадобятся наличные, вы сможете получить их по первому требованию в нашем консульском отделе.

– Благодарю.

– Ну, теперь все. Вы можете осмотреть его вещи. Я отдал необходимые распоряжения. – Молодой человек встал. – Кстати, вы живете в номере Матссона, – как бы между прочим заметил он. – Сто пятый, да? Если бы мы не настояли на том, чтобы придержать номер на имя Матссона, вам пришлось бы жить где-нибудь в другом месте. Сейчас пик туристического сезона.

Перед тем как расстаться, Мартин Бек спросил:

– А какое у вас личное мнение об этом деле? Куда он подевался?

Молодой человек из посольства посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.

– Каким бы ни было мое личное мнение, я предпочитаю держать его при себе. – И через секунду добавил: – Это очень неприятно.

Мартин Бек вернулся в номер. Там уже сделали уборку. Он огляделся. Так, значит, Альф Матссон жил здесь. Максимум один час. Вряд ли можно ожидать, что за такое короткое время он оставил после себя какие-то следы.

Чем занимался Альф Матссон в течение этого часа? Стоял так, как стоит сейчас он, и смотрел на суда? Возможно. Заметил что-то или кого-то и ушел из гостиницы настолько быстро, что даже забыл положить ключ на стойку в бюро регистрации? Не исключено. Но что же это могло быть? Это уже невозможно выяснить. Если бы на улице на него наехала машина, кто-нибудь тут же сообщил бы об этом. Если бы он решил броситься в реку, ему пришлось бы подождать, пока стемнеет. Если бы он попытался вылечиться от похмелья с помощью абрикосовки и снова упился бы до чертиков, до сегодняшнего дня у него было шестнадцать суток для того, чтобы протрезветь. Этого вполне должно было хватить. Кроме того, он не имел привычки пить, когда работал. Он журналист современного типа, как написано в одном месте в досье отдела безопасности, шустрый, сообразительный и ловкий. Это тот тип, который вначале заканчивает работу и только потом позволяет себе отключиться.

Неприятно. Очень неприятно. В высшей степени неприятно. Чертовски неприятно. Дьявольски неприятно. И даже досадно.

Мартин Бек прилег на постель. Она с достоинством заскрипела. Так на чем он оборвал свою мысль? На Конраде фон Гётцендорфе! Она скрипела под Альфом Матссоном? Очевидно, да. Разве есть человек, который приходит в гостиничный номер и сразу же не попробует постель? Значит, Матссон лежал здесь и смотрел в высокий потолок. Потом ушел, даже не распаковав багаж и не сдав ключ. Исчез. Зазвонил телефон? Он получил какую-то неожиданную записку?

Мартин Бек разложил перед собой план Будапешта и долго и тщательно изучал его. В нем окрепло желание что-нибудь предпринять. Он встал, засунул план и паспорт в задний карман брюк и отправился поглядеть на багаж.

Портье был пожилой толстяк, приятный, почтенный и исключительно корректный.

Нет, мистеру Матссону никто не звонил, когда мистер Матссон был в гостинице. Позднее, когда мистер Матссон уже ушел, ему несколько раз звонили. Это повторялось и в последующие несколько дней. Одна ли и та же особа звонила? Нет, напротив, разные особы, в этом персонал уверен. Мужчины? Мужчины и женщины, по крайней мере одна женщина точно. Просили ли они оставить какие-нибудь записки или какие-нибудь телефонные номера? Нет, никаких записок никто оставить не просил. Позднее звонили из Стокгольма и шведского посольства. Да, эти господа действительно просили оставить записки и номера телефонов. Они еще здесь. Желает ли мистер Бек видеть их? Нет, мистер Бек не желает их видеть.

Багаж в самом деле находился в канцелярии за стойкой портье. Он был довольно компактный: переносная пишущая машинка и желто-коричневый чемодан из свиной кожи, с ремешком. В футлярчик на ручке была вставлена визитная карточка: «Альф Матссон, журналист, Флеминггатан, 34, Стокгольм». Ключ находился в замке.

Мартин Бек вынул машинку из чемоданчика и долго ее осматривал. Он пришел к выводу, что это переносная пишущая машинка марки «Эрика»[69]69
  «Эрика» – портативная пишущая машинка производства ГДР.


[Закрыть], и занялся чемоданом.

Чемодан был тщательно и аккуратно уложен, но тем не менее у Мартина Бека появилось ощущение, что кто-то умелой рукой уже изучил содержимое багажа и потом положил все точно на место. Содержимое состояло из одной клетчатой рубашки, одной коричневой рубашки, носимой навыпуск, одной белой поплиновой рубашки, одной пары отутюженных синих брюк, одного галстука того же цвета, трех носовых платков, четырех пар носков, двух комплектов цветного нижнего белья, одной сетчатой майки и одной пары светлых замшевых мокасин. Все чистое и нетронутое. Кроме того, маленькая сумочка с туалетными принадлежностями, пачка бумаги формата А4, лента для пишущей машинки, электрическая бритва, одна книга и один синий кошелек из пластмассы, из тех, что бюро путешествий раздают бесплатно и в которые никогда не удается засунуть билет на самолет. В сумочке с туалетными принадлежностями были лосьон после бритья, присыпка, нераспечатанное мыло, начатый тюбик зубной пасты, зубная щетка и коробочка с порошками против головной боли. В синем кошельке из пластмассы было пятьсот долларов и шестьсот шведских крон в сотенных банкнотах. Странный переносной сейф, но Альф Матссон привык жить, ни в чем себе не отказывая.

Мартин Бек тщательно уложил все на место и вернулся в бюро регистрации. Уже двенадцать часов, самое время выйти на свежий воздух. Учитывая то, что он вообще не знал, что должен делать, он мог с таким же успехом заниматься этим на свежем воздухе, например на солнечной набережной. Он вытащил из кармана ключ от номера и посмотрел на него. Ключ выглядел так же солидно и достойно, как и вся гостиница. Мартин Бек положил ключ на стойку. Портье тут же протянул к ключу руку.

– Это запасной ключ, да?

– Простите, не понимаю, – сказал портье.

– Я имел в виду, что мой предшественник унес ключ с собой.

– Да, верно. Однако на следующий день нам вернули его.

– Вернули? Кто?

– Полиция, сэр.

– Полиция? Какая полиция?

Портье непонимающе пожал плечами:

– Естественно, обычная полиция. Кто же еще? Попросту пришел полицейский и отдал ключ швейцару. Очевидно, мистер Матссон где-то потерял его.

– Где?

– К сожалению, не знаю, сэр.

Мартин Бек задал ему еще один вопрос:

– Багаж мистера Матссона кто-нибудь уже осматривал до меня?

Портье на мгновение заколебался, прежде чем ответить:

– Думаю, нет, сэр.

Мартин Бек вышел через вращающуюся дверь. Швейцар в ливрее и с седыми усами стоял в тени навеса над входом абсолютно неподвижно, заложив руки за спину, словно какая-нибудь живая статуя Эмиля Яннингса[70]70
  Эмиль Яннингс (1884–1950) – ведущий актер Немецкого театра (Берлин). Снимался в кино. Одна из крупнейших работ – швейцар в немом фильме «Последний человек» (1925). (Примеч. перев.)


[Закрыть].

– Вы не помните, как четырнадцать дней назад полицейский отдал вам ключ от гостиничного номера?

Старик вопросительно посмотрел на него:

– Конечно помню.

– Это был полицейский в форме?

– Да, конечно. Перед гостиницей остановился патрульный автомобиль, один из полицейских вышел из машины и отдал ключ мне.

– Что он сказал?

Старик на минутку задумался.

– Он сказал лишь: «Бюро находок». По-моему, больше ничего он не сказал.

Мартин Бек повернулся, сделал три шага и вернулся, потому что вспомнил, что не дал чаевых. Он положил на ладонь старику несколько непривычно легких монет. Швейцар взял правой рукой под козырек и сказал:

– Премного благодарен, но это вовсе не обязательно.

– Вы прекрасно говорите по-немецки, – заметил Мартин Бек.

И подумал: «Решительно намного лучше, чем я».

– Я выучил немецкий язык на фронте, на Изонцо[71]71
  Изонцо – река в Югославии и Италии. На Изонцо во время Первой мировой войны в 1915–1917 годах происходили ожесточенные бои между итальянскими и австро-венгерскими войсками. (Примеч. перев.)


[Закрыть] в шестнадцатом году.

Мартин Бек пересек улицу, достал план города и посмотрел на него. Потом направился, все еще с картой-схемой в руке, к набережной. Против течения медленно плыл белый колесный пароход с двумя трубами. Мартин Бек посмотрел на него без всякого интереса.

Что-то здесь явно было не в порядке. Что-то здесь наверняка было не так. Однако он не мог понять, что именно.

7

Было воскресенье, и стояла страшная жара. Над холмами дрожала легкая дымка. На набережной было полно людей, они прогуливались взад-вперед или сидели на ступеньках у воды и загорали. На маленьких пароходиках и катерах, которые обеспечивали регулярное сообщение на реке, толпились по-летнему одетые люди, направляющиеся на пляж или за город. У причала ждали длинные очереди.

Мартин Бек забыл, что сегодня воскресенье, и скопление людей его до некоторой степени напугало. Он влился в прогуливающуюся по набережной вдоль реки толпу и наблюдал за оживленным движением на воде. Сперва он думал начать день с прогулки по острову Маргит, но теперь отказался от этого замысла, так как сообразил, что в такое воскресенье там будет полно народу.

Давка начала раздражать его, а вид спокойных воскресных обывателей пробудил в нем желание действовать. Надо заглянуть в гостиницу, где Альф Матссон провел свою первую и, возможно, единственную ночь в Будапеште. Молодежная гостиница в Буде на противоположном берегу реки, сказал молодой человек из посольства.

Мартин Бек протолкался сквозь толпу и вышел на улицу у набережной. Он встал в тени жилого дома и принялся изучать план города. Изучал он его долго, однако никакой гостиницы «Ифьюшаг» не нашел. Он сунул план в карман и зашагал в направлении моста, ведущего через остров Маргит в Буду. Огляделся в поисках полицейского, однако ему не удалось обнаружить ни одного. У моста на стоянке такси стоял единственный автомобиль. Судя по всему, он был свободен.

Шофер говорил только по-венгерски и не понимал ни слова, пока Мартин Бек не показал ему листок с названием гостиницы.

Они проехали по мосту – между деревьев на зеленом острове Мартин Бек увидел высокий фонтан, – продолжили путь по какому-то проспекту с множеством магазинов, потом попетляли по узким крутым улочкам и выехали на площадь со сквериком и модернистской бронзовой скульптурой, изображающей мужчину и женщину, которые сидели и смотрели друг на друга.

Здесь автомобиль остановился, и Мартин Бек расплатился, причем дал, очевидно, слишком много, потому что шофер принялся горячо благодарить на своем непонятном языке.

Гостиница была низкая и тянулась вдоль одной стороны площади, представляющей собой расширенную улицу со сквериком и автостоянкой. По сравнению с остальными домами на площади гостиница выглядела совершенно новой[72]72
  Гостиница была построена в 1964 году.


[Закрыть]. У нее была современная архитектура, а фасад украшали ряды балконов. К входу в гостиницу вела широкая и низкая лестница.

За стеклянной дверью находился светлый и просторный вестибюль. Мартин Бек увидел закрытый сувенирный киоск, несколько столиков с удобными креслами вокруг них, дверь лифта и стойку портье. За стойкой никого не было, да и во всем вестибюле было пустынно.

Из вестибюля дверь вела в просторный салон с диванчиками и столиками и большими окнами в дальней стене. Там тоже никого не было.

Мартин Бек подошел к ближнему большому окну в салоне и посмотрел наружу. На газоне загорали несколько молодых людей в купальных костюмах.

Гостиница стояла на холме, и из нее открывался вид на Пешт. Дома на склоне между гостиницей и рекой были старые и полуразвалившиеся.

Он снова выглянул в вестибюль, который по-прежнему зиял пустотой, и уселся в кресло в салоне. От визита в «Ифьюшаг» он многого не ожидал. Альф Матссон провел здесь одну-единственную ночь. Летом в гостиницах туго с местами, и по чистой случайности именно в этой гостинице оказался свободный номер. Вряд ли кто-то запомнил гостя, который появился поздно вечером, а на следующее утро съехал – в самый разгар сезона.

Он погасил свою последнюю сигарету и удрученно посмотрел на загорающих молодых людей на газоне. Ему внезапно показалось совершеннейшей глупостью то, что пришлось лететь в Будапешт и разыскивать какого-то человека, который ему абсолютно безразличен. Он не мог вспомнить, было ли у него вообще когда-нибудь настолько безнадежное и бессмысленное задание.

В вестибюле раздались шаги. Мартин Бек встал и вышел в вестибюль. За стойкой стоял молодой человек с телефонной трубкой в руке. Он глядел в потолок, слушал и при этом грыз ноготь. Потом начал говорить, и Мартин Бек вначале решил, что он говорит по-фински, но тут же вспомнил, что финский и венгерский родственные языки.

Молодой человек положил трубку и вопросительно посмотрел на Мартина Бека, который колебался и никак не мог решить, на каком языке начать разговор с ним.

– Чем могу быть вам полезен? – спросил молодой человек, и Мартин Бек с облегчением вздохнул, когда услышал, что он прекрасно говорит по-английски.

– Меня интересует гость, который жил у вас в гостинице одну ночь, с двадцать второго на двадцать третье июля. Вы, случайно, не знаете, кто тогда дежурил в ночную смену?

Портье посмотрел на настенный календарь.

– Не помню, – медленно сказал он, – ведь уже прошло четырнадцать дней. Момент, я посмотрю.

Он с минуту покопался в полочке за стойкой, нашел маленькую черную книжечку и перелистал ее. Потом сказал:

– Оказывается, это я тогда дежурил. Да, в ночь с пятницы на субботу. А кто это? Он жил здесь только одну ночь?

– Насколько мне известно, да, – сказал Мартин Бек. – Впрочем, возможно, он жил здесь и после этого, позднее. Это шведский журналист, его зовут Альф Матссон.

Молодой человек уставился в потолок и принялся грызть ноготь. Потом покачал головой:

– Нет, никакого шведа я не помню. У нас здесь мало шведов. Как он выглядел?

Мартин Бек показал ему паспортную фотографию Альфа Матссона. Молодой человек несколько секунд смотрел на нее и потом беспомощно развел руками:

– Я в самом деле не знаю. Возможно, я видел его. Но я действительно не помню.

– У вас есть какая-нибудь регистрационная книга? Какой-нибудь список гостей?

Молодой человек выдвинул ящик с картотекой и принялся перебирать карточки. Мартин Бек ждал. Ему хотелось курить, он пошарил в карманах, но сигарет там, конечно, не было.

– Нашел, – объявил портье и вытащил из ящика карточку. – Альф Матссон, Швеция. Действительно, он жил здесь одну ночь с двадцать второго на двадцать третье, так, как вы и говорили.

– И с тех пор он здесь не был?

– Нет, не был. Но он жил здесь также несколько дней в конце мая. Меня здесь тогда еще не было, я в это время как раз сдавал экзамены.

– А кто работал в тот раз?

Молодой человек задумался. Потом сказал:

– Думаю, Штефи. Или тот, который был здесь до меня, не помню, как его зовут.

– Штефи, – сказал Мартин Бек. – А он здесь еще работает?

– Она, – поправил его молодой человек. – Это девушка, Стефания. Мы подменяем друг друга.

– А когда она придет?

– Она наверняка где-то здесь. Думаю, у себя в номере. Она живет здесь, в гостинице. На этой неделе она работает в ночную смену и сейчас, наверное, спит.

– Я могу заглянуть туда? – спросил Мартин Бек. – Если она не спит, я бы хотел поговорить с ней.

Молодой человек взял трубку и набрал короткий номер. Через минуту положил трубку:

– Она не подходит.

Он поднял барьерчик в стойке и вышел из-за нее.

– Я гляну, у себя ли она, – сказал он. – Момент.

Он вошел в лифт, и Мартин Бек определил по светящемуся табло, что лифт остановился на втором этаже. Через минуту портье вернулся.

– Ее соседка по номеру сказала, что она загорает во дворе. Подождите, я схожу за ней.

Он исчез в салоне и вскоре вернулся с молоденькой пухленькой девушкой маленького роста. На ногах у нее были босоножки, а поверх бикини клетчатое хлопчатобумажное платье-халат, которое она застегивала на ходу.

– Не сердитесь, что я вас потревожил, – сказал Мартин Бек.

– Ничего, – сказала девушка, которую звали Штефи. – Чем могу вам помочь?

Мартин Бек спросил, была ли она в гостинице в соответствующие дни в конце мая. Она прошла за стойку, заглянула в черную книжку и кивнула.

– Да, – сказала она, – причем только в эти дни.

Мартин Бек показал ей паспорт Альфа Матссона.

– Швед? – спросила она, внимательно глядя на фотографию.

– Да, – ответил Мартин Бек. – Журналист.

Он смотрел на нее и ждал. Она наклонила голову набок и изучала фотографию.

– Да-а, – медленно и задумчиво сказала она. – Да, мне кажется, я его помню. Вначале он получил на себя одного трехместный номер, но потом приехала советская группа, мне понадобился номер, и пришлось его переселить. Он ужасно разозлился из-за того, что в том номере, который я дала ему, нет телефона. Дело в том, что у нас здесь телефоны имеются не во всех номерах. Он поднял такой шум из-за этого телефона, что мне пришлось устроить ему обмен номерами с одним из гостей, которому телефон не был нужен.

Она закрыла паспорт и положила его на стойку.

– Конечно, если это был он, – добавила она. – Тут не очень хорошая фотография.

– Вы не помните, к нему кто-нибудь приходил? – спросил Мартин Бек.

– Нет, – ответила она. – Кажется, нет. По крайней мере, насколько я помню.

– Он часто звонил по телефону? А может, ему кто-то звонил, не помните?

– По-моему, он несколько раз звонил какой-то женщине, но я в этом не уверена.

Мартин Бек на минутку задумался. Потом сказал:

– Может, вы еще что-нибудь помните?

Девушка покачала головой:

– По-моему, у него была пишущая машинка. Еще я припоминаю, что он был хорошо одет. Кроме этого, ничего особенного мне не запомнилось.

Мартин Бек положил паспорт в карман и вспомнил, что у него кончились сигареты.

– У вас здесь можно купить сигареты? – спросил он.

Девушка наклонилась и заглянула в какой-то ящик:

– Можно. – Она подняла голову. – Но у нас только венгерские.

– Подходит, – сказал Мартин Бек и получил серую мягкую пачку, на которой была изображена какая-то фабрика с высокими трубами.

Он расплатился купюрой и не взял сдачу. Потом придвинул к себе по стойке шариковую авторучку и блокнотик и написал на верхнем листке свое имя и название гостиницы, где остановился. Вырвал листок из блокнота и подал его Штефи:

– Если еще что-нибудь вспомните, может, вы будете столь любезны и позвоните мне?