Текст книги "За Ленинград! За Сталинград! За Крым!"

Стояли насмерть

Вскоре 24-я гвардейская стрелковая дивизия получила приказ командарма о переходе к обороне и держала ее до конца сентября. Оборона была необходима для прикрытия с юга основных сил наших войск, которые в этот момент пытались развить успех между Синявино и Мгой с целью соединиться с Ленинградским фронтом.

Боевой порядок мы построили в один эшелон. На наиболее вероятном направлении наступления противника, на левом фланге дивизии, были поставлены 72-й и 70-й гвардейские стрелковые полки. Оборонялись они на узком участке местности. За ними расположился дивизионный резерв – учебный батальон. Весь остальной фронт, до железной дороги включительно, оборонял 71-й полк. Левее нас, занимая 1-й Эстонский поселок, два дня назад отвоеванный у врага, и Тортолово, оборонялась 265-я стрелковая дивизия.

К сожалению, 4-й гвардейский стрелковый корпус и 2-я ударная армия понесли значительные потери от авиации врага. Удар их оказался слабым и запоздалым, продвижение – небольшим. Перелома в обстановке в нашу пользу они не создали. Наступление заглохло. Синявино противник удержал.

С нашего наблюдательного пункта мы слышали отголоски напряженного сражения главных сил армии. Нам тоже было нелегко. Враг рвался вперед. Замысел был ясен: гитлеровские генералы намеревались подрезать у основания глубокий выступ фронта, который был нами создан в районе Синявино. Однако все попытки противника добиться своей цели успешно отражались воинами нашей и 265-й дивизий. Бойцы проявляли массовый героизм и стояли на позициях насмерть.

В ходе совместных боевых действий у нас с полковником Ушинским установились самые деловые отношения. Мы тесно взаимодействовали. Единая задача и общие невзгоды были лучшим учителем правилам товарищеского поведения, взаимной выручки и помощи.

10 сентября утром противник перешел в общее наступление. Пехоту и танки поддерживала многочисленная артиллерия и авиация. Враг ринулся одновременно на позиции 265-й и нашей дивизий. Действовал он по классическим канонам военного искусства, пустив вперед танки, двигая за ними густые цепи автоматчиков, нацелив с воздуха самолеты. Мы ожидали именно такой атаки и хорошо встретили танки врага, выдвинув из укрытий противотанковые орудия и ружья истребителей танков. На дорогах и тропах были заранее подготовлены завалы из толстых деревьев, установлены мины. Наткнувшись на организованный отпор 70-го и 72-го полков, пехота противника остановилась, прорвать наши позиции не сумела, хотя пыталась это сделать неоднократно. Убитые солдаты врага принадлежали трем разным пехотным дивизиям: 170, 132 и 24-й. Дивизии были, как видно, свежими. Учитывая, что наши войска уже понесли потери, противник имел, по крайней мере, тройное превосходство в пехоте, еще большее в артиллерии и абсолютное в авиации. Положение 24-й гвардейской дивизии становилось тяжелым. Еще сложнее было у левого соседа. Враг атаковал 1-й Эстонский поселок. Прорвись он в этом месте на север или северо-восток, наши связи с тылом за Черной речкой были бы перерезаны и сражаться пришлось бы в условиях окружения.

Но стык дивизии был хорошо укреплен, и удары противника мы отбили. Враг не продвинулся ни на шаг. Не достиг успеха он и в следующий день.

* * *

Из дневника Ф. Гальдера, запись за 10 сентября 1942 года:

«Группа армий “Север”: войска Манштейна, наносящие контрудар, встретили сильное сопротивление…»[22]22
  Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. Т. 3. Кн. 2. С. 340.


[Закрыть]

Запись за 11 сентября 1942 года:

«Наступление Манштейна остановилось»[23]23
  Там же. С. 341.


[Закрыть].

* * *

Командование фронта и армии получило наконец полную ясность в отношении того, кто действовал против нас столь крупными силами.

11 сентября 1942 года под Синявино

Первым позвонил мне тогда генерал Г.Д. Стельмах.

– Ты слышал про Манштейна? – спросил он. Не дожидаясь ответа, продолжал: – Это тот самый, который воевал под Севастополем. Сейчас он со своими головорезами прибыл сюда. Думаю, что угроза разгрома группировки противника в районе Мга, Синявино, Шлиссельбург напугала гитлеровское командование и вынудила его ввести одиннадцатую армию для противодействия нам. Враг не может допустить прорыва блокады Ленинграда. В ближайшее время, Петр Кириллович, надо ждать усиления ударов противника. Будьте к этому готовы.

Начальник штаба Волховского фронта не ошибался в своих прогнозах.

Затем позвонил генерал К.А. Мерецков. Командующий фронтом подтвердил все, что сообщил мне Стельмах, и еще раз предупредил об особом внимании к левому флангу.

– Вероятно, там действуют главные силы врага. Твоя задача – удержаться, – сказал Кирилл Афанасьевич.

Дни и ночи оборонительного сражения против войск Манштейна слились для нас в один бесконечный, грохочущий взрывами снарядов и бомб, треском пулеметов и автоматов бой. Сутки за сутками проходили в отражении бесчисленных атак пехоты и танков противника, в борьбе против его авиации. Стоявшие рядом подразделения днем почти не видели друг друга из-за густой пелены дыма, застилавшей землю. Огонь лесных пожаров медленно пожирал стволы деревьев, подползал по траве к окопам. Я переместился еще ближе к частям, и мой наблюдательный пункт оказался теперь в самом центре сражения. Ни на минуту не затихала артиллерийская канонада, самолеты противника буквально висели над нами, снаряды и мины поднимали болотную гниль. Дым ел глаза, не давая дышать. Участок нашей обороны превратился в изрытое воронками горячее месиво грязи с обгорелыми пнями и обугленными стволами недавно еще зеленых деревьев.

Наши воины стояли насмерть. Об их стойкость одна за другой разбивались вражеские атаки. Люди приспособились к невероятно тяжелым условиям боя. Бронебойщик Владимир Орлов из 71-го полка успешно поражал гитлеровские танки. Рядом с ним при этом стояло нехитрое приспособление в виде рогатки, которое он использовал для стрельбы по зенитным целям. И он достиг все-таки своего, сбил вражеский самолет.

В горячих схватках с врагом, доходивших до рукопашной, пали многие сотни гвардейцев. Погиб снайпер старший сержант Анатолий Болтский, который уничтожил несколько десятков фашистских солдат и офицеров. Был убит командир 1-го батальона 70-го полка старший лейтенант Иван Горюнов – любимец бойцов. Выбыл из строя прекрасный офицер и командир полка подполковник Я.Ф. Титов. Командование принял майор Петр Петрович Ткаченко, человек с академическим военным образованием, очень рассудительный, не терявшийся в любой обстановке. До ранения Титова он был начальником штаба полка.

71-й полк подполковника И.Н. Моторичева оборонялся на правом фланге. Растянутый на много километров в линию батальонов, он отражал атаки целой горно-егерской дивизии. Не раз и не два бросался враг на позиции гвардейцев, но всегда был бит и убирался восвояси.

Пожелтевшие листы архивных дел воскрешают в памяти имена многих рядовых воинов. Это они лицом к лицу сходились с гитлеровскими егерями в рукопашных схватках. Красноармеец П.Г. Губченко огнем, штыком и гранатой уничтожил 15 фашистов. Другой боец – В.А. Яковлев – сумел подобраться к вражескому орудию, перебил более десятка солдат противника, а орудие подорвал. Хладнокровно и расчетливо действовал снайпер А.М. Мартынов. Умело маскируясь, он истребил 36 немецких солдат и офицеров. Все герои были представлены к награждению орденами.

Величайшее мужество и отвагу проявили гвардейцы 72-го полка. Положение этой части на стыке с 265-й стрелковой дивизией, причем на местности, где проходили основные дороги, предопределило особую ярость борьбы. Здесь на позиции полка накатывались густые цепи гитлеровцев. А полк стоял и не отдал врагу ни пяди земли.

* * *

Из дневника Ф. Гальдера, запись за 21 сентября 1942 года:

«Манштейн выступил. Незначительные первоначальные успехи»[24]24
  Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. Т. 3. Кн. 2. С. 345.


[Закрыть].

* * *

Последующая затем неделя протекала в ожесточенном сражении под Синявино. Гитлеровское командование бросило в наступление крупные силы. Главный удар, как и прежде, наносился в стык 24-й гвардейской и 265-й стрелковой дивизий. К тому времени разведчики взяли десятки пленных и добыли много документов убитых солдат противника. Так мы узнали, что в составе ударной группировки 30-го армейского корпуса врага, нацеленной в основном против 72-го и 70-го полков, действуют 24, 142, 170-я пехотные, 3-я горно-егерская и 12-я танковая дивизии.

Полки теперь занимали оборону, построившись в два эшелона. За полком П.П. Ткаченко, как и ранее, стоял учебный батальон – дивизионный резерв. Увеличилась глубина обороны. С невероятным трудом на левый фланг дивизии удалось подтянуть через болота и лес гаубичный дивизион и дивизион «катюш». Они усилили огневую мощь обороны на стыке с 265-й стрелковой дивизией.

Погода благоприятствовала врагу: дни вновь установились солнечные. Многие десятки фашистских бомбардировщиков закрыли небо, повиснув над нашим левым флангом. Открыла ураганный огонь вражеская артиллерия. На главном направлении, проходившем вдоль дороги, появились танки. По всему чувствовалось – начинаются решающие события.

И на этот раз гвардейцы встретили врага с величайшим мужеством и отвагой. Особенно трудно пришлось воинам 72-го полка, на который пришелся главный удар противника. Он почти беспрерывно отражал атаки фашистских танков и пехоты. Начальник артиллерии дивизии подполковник С.И. Фефелов, который всегда находился рядом со мной, весь превратился во внимание.

– Сейчас мы их накроем огоньком… Пусть подойдут поближе, – говорил он, ни к кому не обращаясь, но так, чтобы его слышали. Это значило, что к открытию огня готов 50-й гвардейский артиллерийский полк подполковника Ф.П. Тонких и другие части поддержки. Однако гитлеровское командование, обнаружив район артиллерийских позиций, бросило туда свою авиацию, и теперь там бесновались десятки пикирующих бомбардировщиков.

– Товарищ подполковник, – доложил телефонист Фефелову, – проводная связь прервана.

– Действует закон подлости, – проворчал начарт. – Быстро переходи на радио.

Между тем танки подходили к нашим позициям. Они двигались медленно, опасаясь оторваться от пехотного прикрытия, на ходу стреляя по кустарнику, где, справа и слева от дороги, располагались красноармейцы. Выстрелы не были прицельными и потому не причиняли особого вреда.

Настал момент открытия огня для наших артиллеристов. Фефелов подал команду. Но снарядов с огневых позиций полетело вдвое меньше, чем ожидалось, и сосредоточенного огня по танкам явно не получилось. Мы же на него надеялись.

Я вопросительно посмотрел на начальника артиллерии.

– В чем дело? – кричал Фефелов в микрофон радиостанции. – Давай на полную мощь!

Рация, работавшая со множеством шумов, хрипло отозвалась голосом Тонких:

– Отражаем непрерывные атаки авиации противника. Несем потери. Несколько орудий прямыми попаданиями бомб выведено из строя. Принимаем меры к наращиванию огня.

Теперь мы подали команду обоим дивизионам: «катюшам» и гаубицам. Они не были обнаружены врагом и не имели еще потерь. Дивизионы одновременно открыли огонь. Пехота противника залегла, пыталась подняться, но вновь была прижата к земле. Танки же продолжали настойчиво идти вперед и кое-где уже достигли наших окопов. Одно из фашистских танковых подразделений в 8–10 машин было особенно активным. Оно ворвалось на позиции гвардейцев.

Теперь вся надежда была на бронебойщиков, на немногие батальонные орудия противотанковой артиллерии (это были так называемые сорокапятки – орудия калибра 45 миллиметров) да на гранаты истребителей танков.

Бой приняли бронебойщики под командованием спокойного и решительного младшего лейтенанта Чуракова. Длинноствольные противотанковые ружья оказались в их руках грозным и действенным оружием. Умело маскируясь, бронебойщики один за другим вывели из строя два танка противника. Но остальные все же продолжали атаку. Теперь вступила в дело батарея противотанковых пушек старшего лейтенанта К.М. Байгарина. В бою был тяжело ранен командир одного из огневых взводов младший лейтенант Н.В. Шишкин. Тогда огонь повел лично комбат К.М. Байгарин. Еще три немецких танка замерли в 100–150 метрах. Мужество и мастерство заставили врага отступить. Не продвинулась и гитлеровская пехота.

Мы получили возможность перевести дух. Однако развитие событий не радовало. Разведчики захватили пленных, и те показали, что противник ввел в бой против нас полностью 24-ю пехотную и 12-ю танковую дивизии из 11-й армии Манштейна. Надо было ожидать нового удара на нашем левом фланге главных сил 30-го армейского корпуса. Обстановка во второй половине дня 21 сентября продолжала ухудшаться.

* * *

Из дневника Ф. Гальдера, запись за 22 сентября 1942 года:

«11-я армия. Отразив вражеские контратаки с запада против левого фланга нашей наступающей группировки, 30-й армейский корпус силами 132-й дивизии снова перешел в наступление. В ходе боев за отдельные укрепленные точки на переднем крае противника наши войска, преодолевая болотистую и лесистую, почти непроходимую, местность, сумели во второй половине дня продвинуться еще дальше на север и овладеть важными высотами севернее Тортолово…»[25]25
  Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. Т. 3. Кн. 2. С. 348.


[Закрыть]

* * *

После массированных ударов артиллерии и авиации бросались в атаку танки и пехота противника. Однако атакующие цепи неизменно натыкались на организованный и стойкий отпор с нашей стороны. Солдаты дивизии наловчились делать глубокие узкие щели, которые разрушались только в случае прямого попадания снаряда или бомбы, и отсиживались в них до окончания артиллерийской и авиационной подготовки. Нужно сказать, что нигде и ни разу противник не достиг прорыва нашего фронта обороны, а лишь теснил полки и батальоны на новые позиции, заранее подготовленные в глубине.

23 сентября 1942 года артиллерийский обстрел и авиационная бомбардировка наших позиций продолжались целых семь часов: с шести часов утра до часа дня. Потом начались атаки, особенно настойчивые и мощные. Противник врезался глубоким клином в стык нашей и 265-й дивизий, стараясь проникнуть за Черную речку. Мы предвидели и это: там его встретили фланговые подразделения 70-го полка и учебный батальон дивизии на заранее подготовленных и выгодно расположенных позициях. Сосед помог огнем. В результате ожесточенного боя противника отбросили на исходное положение.

Примерно через два часа после того, как наш фронт был восстановлен, враг, подтянув свежие части, повторил удар. Опять ему удалось вклиниться в глубину нашей обороны, но гвардейцы отбили и этот натиск, так что к исходу дня части дивизии оставались в основном на прежних рубежах.

Мне этот день остался памятен. Тогда в окоп наблюдательного пункта дивизии угодил немецкий снаряд. Я был в тот момент на НП 70-го полка, отражавшего вторую атаку противника, комиссар тоже отсутствовал. Снаряд не причинил особого вреда, но он свидетельствовал, что место расположения НП, вероятно, уже не является тайной для гитлеровских артиллеристов. Мы его тут же сменили.

Вскоре из информации командующего армией нам стало известно, что врагу удалось проникнуть за Черную речку и приблизиться к Гайтолово с севера. Это значило, что движение по единственной дороге вдоль высоковольтной линии, по которой шло снабжение нашей дивизии, теперь стало невозможно. Кроме главного вопроса – как удержать врага на левом фланге – встал еще один, не менее сложный: как снабжать соединение.

* * *

Из дневника Ф. Гальдера, запись за 23 сентября 1942 года:

«Наступающие войска Манштейна медленно продвигаются вперед»[26]26
  Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. Т. 3. Кн. 2. С. 348.


[Закрыть].

* * *

Последствия перехвата путей подвоза дивизии можно было себе отчетливо представить. Надо было искать любые возможности для доставки войскам боеприпасов и продовольствия. В то же время я должен был решить для себя и другую проблему нравственного порядка: сказать или не сказать бойцам, что противник прорвался в тыл и перехватил нашу единственную дорогу? Не подорвет ли это боевого духа людей? Но ведь они и сами начнут скоро догадываться о неладном. Тогда молчание командира лишь поколеблет их веру в него. Нет, молчать было нельзя! Думалось, что командиры и политработники сумеют объяснить воинам сложившееся положение, что гвардейцы поймут и не подведут.

– Как поступим, комиссар? – обратился я к И.П. Макарову со своими думами.

Оказалось, что комиссар размышлял о том же. Мы пришли к общему выводу: проложить через болота в тыл деревянные настилы и гати и перевозить по ним боеприпасы и продовольствие на вьючных лошадях, привлечь к этому пеших подносчиков. Решили шире использовать и трофейное оружие, которым наши бойцы умели пользоваться. Политработники и коммунисты должны были провести с личным составом соответствующую работу.

К утру командиры и политработники соединения уже знали обо всем.

А чуть позже на позициях воины отбивали противника, не направляя мимо цели ни одной пули. Теперь с еще большей отчетливостью мы видели, что есть такое гвардейская дивизия. Люди стали по-особому подтянутыми и сосредоточенными. Даже раненые встали в окопы, не желая оставлять товарищей.

Количество бойцов в подразделениях под ударами врага все уменьшалось, а число коммунистов росло. В той тяжелейшей обстановке сотни воинов дивизии считали для себя великой честью идти в бой коммунистами. Дивизионная партийная комиссия во главе с политруком С.И. Шишмаковым работала прямо на поле боя.

В один из дней она прибыла на командный пункт 72-го полка. Участок обороны этой части насквозь простреливался пулеметным огнем противника. Здесь непрерывно рвались снаряды и мины, с воем пикировали и сбрасывали бомбы фашистские самолеты. Все было вспахано и перепахано свинцом и сталью.

Работа по приему в партию шла в неглубокой землянке с двойным накатом и приспособленными для стрельбы окнами-амбразурами без стекол. Вступающие в партию рядовые, сержанты, старшины, командиры скупо рассказывали свою биографию, давали слово не жалеть себя в борьбе за дело Коммунистической партии. Политрук Шишмаков оформлял партийные документы. Ему оставалось оформить несколько анкет, как вдруг два десятка фашистских бомбардировщиков налетели на командный пункт полка. Одна из бомб попала в землянку, где работала парткомиссия. Четверо бойцов, ожидавших вызова, были контужены, а политрук Шишмаков погиб…

Наши попытки доставить боеприпасы и продовольствие днем на лошадях прямо через лес и болота были сорваны противником. Группы подносчиков в два-три человека теперь пробивались с боем только ночью и нередко погибали на пути смертью храбрых. Не удавалось регулярно снабжать войска с помощью самолетов У-2. Они могли действовать лишь по ночам, и грузы падали больше в зыбкие трясины, откуда извлечь их было невозможно.

С продовольствием было плохо, но все же лучше, чем с боеприпасами. Хлеб и даже медикаменты нашим разведчикам удавалось «реквизировать» у гитлеровцев, перехватывая их транспорты. Расход же боеприпасов неуклонно возрастал, поскольку атаки врага стали еще более яростными и многочисленными. В конце концов большинство бойцов перешли на трофейное оружие, благо его было много и боеприпасами пополняться было просто. Пулеметчики обзавелись немецкими МГ.

Наша связь с командованием армии и фронта, с частями и соседями, даже с собственным КП, находившимся по-прежнему южнее Гайтолово, куда рвались уже немцы, осуществлялась только по радио.

А там, под Гайтолово, было очень жарко. Авиация и тяжелая артиллерия противника нанесли 4-му гвардейскому стрелковому корпусу и 2-й ударной армии большие потери еще в районах их сосредоточения. Командование фронта сумело все же ввести эти значительно обескровленные войска в сражение, в основном на фланге главной группировки 11-й армии противника. Но наши войска не добились успеха. Отразив их атаки, враг вырвался на восточный берег Черной речки, а затем продвинулся к Гайтолово с севера. Он пытался сделать то же самое на стыке нашей и 265-й стрелковой дивизий. Мы сдержали его главные силы, и создать сплошной фронт к востоку от речки, изолировав нас в районе южнее Синявино, противнику не удалось. Однако несколько вражеских подразделений, до батальона каждое, все-таки уже появились за Черной речкой к югу от Гайтолово. Свободного сообщения с районом нашего прежнего расположения мы теперь не имели. Лишь участки по лесам и болотам оставались еще не занятыми врагом.

На исходе дня 26 сентября поступила радиограмма прямо от командующего фронтом. Приказывалось стойкой обороной, особенно на левом фланге, не дать врагу распространиться на север. В заключение говорилось, что Родина нас не забудет.

Зачем потребовалось напоминать о задаче, если мы и без того выполняли ее уже двадцать дней? Почему такая концовка и через голову командарма?

Очевидно, командующий фронтом распорядился так для того, чтобы мы любой ценой обеспечили выход всей массы наших войск, втянувшихся в синявинский выступ. Это значило вместе с тем, что нам следовало уже сейчас не только принять меры по укреплению обороны, но и – на случай выхода дивизии – обеспечить его планомерность и организованность.

Наступила ночь 27 сентября, когда я покончил с мероприятиями по укреплению обороны войск. На позиции, хотя и в ограниченном количестве, доставили ящики патронов и снарядов, подали продовольствие.

Командиры полков, как обычно, находились в подразделениях и доложили, что все идет как нужно.

Чтобы не дать повода для лишнего беспокойства, я решил поставить задачу на возможный выход полков не на общем совещании командиров частей, как это делалось обычно, а каждому в отдельности.

Суть сообщавшегося им решения состояла в том, чтобы совершить отход ночью, когда противник не может нас наблюдать и поражать, проделать это в полнейшей тишине и очень быстро. Первым намечалось снять с позиций 71-й полк. Ему ставилась задача выйти к Черной речке, разгромить противника, если он там окажется, и организовать оборону так, чтобы обеспечить безопасный коридор для ночного выхода остальных частей. Затем по этому коридору должны были отойти на восточный берег реки 70-й и 72-й полки. Пробиваться далее они должны были сами. Последним отводился 71-й полк. Общий отвод предусматривалось прикрыть подразделениями учебного батальона, розданного уже полкам поротно.

Все командиры поняли меня правильно и четко повторили задачу и сигналы по радио: «Береза» – приготовиться к выходу; «Дуб» – выходить. На командирских картах пролегли пунктиром вероятные пути отхода.

День 27 сентября, как и все предшествующие, начался с жестоких ударов немецкой авиации и артиллерии, а затем атаки пехоты и танков. Враг не застал нас врасплох. По-прежнему 72-й и 70-й полки стояли непоколебимо, дрались с подлинным героизмом.

На исходе дня, когда враг потерпел еще одну неудачу прорваться на нашем левом фланге, в дивизию поступил приказ опять же от генерала армии К.А. Мерецкова об отходе соединения на позиции, которые мы занимали на восточном берегу Черной речки перед наступлением. На весь маневр отхода отпускалось двое суток: 28 и 29 сентября. Выходили из синявинского выступа и все другие войска.

Наступивший затем день был еще более тяжелым. Войска готовились к отходу и в то же время отражали яростные атаки. До самого вечера положение оставалось крайне напряженным. Взятый в ходе боя «язык» – офицер 437-го пехотного полка – показал, что в районе Тортолово, то есть против нашего левого фланга, сосредоточено несколько пехотных дивизий и танки. Но все-таки натиск противника нам удалось отбить, хотя снарядов почти не осталось. Стрелки же воевали и своим, и трофейным оружием.

Первым об отходе к Черной речке должен был доложить подполковник Моторичев. Но доклада от него так и не поступило. Позже я узнал от очевидцев, почему это произошло.

Сначала все протекало по плану. Подполковник И.Н. Моторичев вместе с комиссаром 71-го полка П.И. Амелиным и командирами батальонов на рассвете прибыли в батальон капитана П.С. Проценко, чтобы наметить на местности вариант отхода. По обыкновению, И.Н. Моторичев был в щегольской накидке и брезентовой фуражке. Так же, подражая своему командиру, был одет и комиссар П.И. Амелин.

Приступили к работе… Подполковник Моторичев с картой в руке определял путь отхода батальона. Затем двинулись дальше и углубились в лес. Тогда-то из густых зарослей кустарника и раздались автоматные очереди. Это командиров атаковало из засады подразделение фашистских автоматчиков. Опытные гвардейцы мгновенно заняли оборону и открыли ответный огонь. Но Моторичев и Амелин на какое-то время остались стоять. Первым упал замертво командир полка с простреленной головой, за ним – комиссар. Противник не принял боя и через лес отошел. Тела убитых были отнесены в глубь леса и там на одной из полян преданы земле. Рекогносцировка продолжалась без командира и комиссара полка.

Спустя час после этих событий на мой наблюдательный пункт прибыл начальник штаба 71-го полка капитан Терентий Иванович Степанов. Он доложил о гибели Моторичева и Амелина. Я назначил его командовать полком, так как давно слышал о нем только хорошее. Это был ладный крепыш, ленинградец, чемпион СССР по классической борьбе. Мы знали капитана, кроме того, как человека рассудительного и храброго. Его штаб был хорошо сколочен и четко работал.

Капитан Т.И. Степанов

Как я тогда удостоверился, капитан Степанов правильно понимал задачу полка и был готов к тому, чтобы хорошо ее выполнить. Он даже успел сдать участок полка подразделению учебного батальона.

Во второй половине дня 28 сентября 71-й полк, теперь под командованием Т.И. Степанова, начал движение в восточном направлении. Он шел, чтобы расчистить и обеспечить дорогу главным силам дивизии.

Авангард полка приблизился уже к Черной речке, а Степанов не узнавал местность, где он проходил месяц назад, – так изменилась она под огнем противника. Как он мне рассказал сам, рощи, которые на кодированных картах служили нам ориентирами, были сметены бомбардировками и пожарами. Многие участки сплошного леса теперь светились горелыми лысинами или чернели обугленными обезглавленными стволами. Речка, перелопаченная снарядами и бомбами, превратилась в пучину грязи, тускло мерцавшую под лунным светом. На реке полк занял оборону, и Степанов доложил мне.

По коридору, образованному подразделениями 71-го полка, не мешкая, двинулись на восток главные силы дивизии и других частей. До рассвета они вышли в назначенный район: к востоку и юго-востоку от Гайтолово. Противник, видимо, стал догадываться о том, что в глубине нашей обороны происходит что-то необычное, и не раз производил мощные артиллерийские налеты. Но результаты его ночной стрельбы были малоэффективны.

71-й полк между тем продолжал держать оборону и содействовал отходу задержавшихся к западу от Черной речки подразделений. У меня состоялся разговор по радио с командиром 4-го стрелкового корпуса. Я сообщил ему о коридоре, и части этого соединения двинулись тоже через расположение полка.

Пока не отошли подразделения с переднего края, я оставался на своем наблюдательном пункте. Здесь продолжала действовать связь с отходящими частями и арьергардами, с подразделениями учебного батальона, обозначающими огнем ранее занимаемый рубеж обороны. Сюда стекались данные разведки, организованной по обоим берегам реки, особенно на стыке с левым соседом – 265-й дивизией. Разведчики работали отлично и обнаружили значительные участки местности к востоку от речки, не занятые противником. Эти участки находились в основном на заболоченных, поросших мелколесьем низинах и заброшенных торфоразработках. Их можно было использовать как путь отхода для мелких групп в 50–100 человек. С.И. Фефелов, человек наблюдательный, обратил внимание и на то, что ручьи и низины не были пристреляны артиллерией противника, тогда как по всем открытым участкам местности, по дорогам и высотам то и дело ложились пристрелочные снаряды. Очевидно, враг ожидал, что в случае отхода мы ринемся всеми силами по наиболее удобным для движения путям, и готовился поразить нас огнем.

К сожалению, на исходе ночи на 29 сентября наши возможности поддержать 71-й полк огнем артиллерии были исчерпаны. Проникшие на восточный берег Черной речки войска противника вынудили 50-й артиллерийский полк и части усиления оставить ранее занимаемые огневые позиции и переместиться в другие районы.

Глубокой ночью доложил П.П. Ткаченко: начали выход главные силы 70-го полка. Они отходили последними. С этим полком пошли и мы – командиры и весь личный состав, оставшийся на НП. Противник, судя по осветительным ракетам, находился справа и слева от оси движения наших войск. Вероятно, он был убежден, что мы не рискнем вернуться снова в район Гайтолово.

Километра через полтора-два я заметил, что исчез мой ординарец – красноармеец Коллонтай, который вышел с НП вместе со всеми.

– Где Коллонтай? – спросил я одного из связистов.

– А он вернулся на НП.

– Зачем? – обеспокоился я.

На этот вопрос никто ответить не сумел.

Исчезновение ординарца меня взволновало. Однако минут через двадцать Коллонтай появился с увесистой поклажей в руках.

– Где был? – строго спросил я.

– За музыкой ходил, товарищ полковник, – невозмутимо ответил он. – Не отдавать же ее противнику.

Речь шла о патефоне, который мы оставили на НП.

– Жизнь дороже патефона, – пытался внушить я бойцу бесспорную истину.

– Да товарищ полковник, – отвечал тот, – немец-то придет туда не скоро. Он ночью не ходит и наступать начнет после завтрака. Так что опасности никакой и не было. Пластинки-то у нас новые и иголок целая пачка. Где их найдешь по нынешним временам?

Довод, что немцы начнут наступать с утра, был убедительным. Все действительно так и было. С наступлением дня бывший наблюдательный пункт подвергся жесточайшему артиллерийскому обстрелу. Как позже доложил мне командир учебного батальона, отходившего через этот район, от землянки и траншеи ничего не осталось.

Миновав Черную речку и боевые порядки 71-го полка, мы благополучно прибыли в деревню Новая, назначенную для сосредоточения дивизии.

* * *

71-й полк закончил тем временем выполнение своей задачи. К рассвету из леса на западном берегу Черной выходили только мелкие группы, которые принадлежали в основном другим частям и соединениям. Все они вливались в 71-й полк.

Утро выдалось хмурым. Небо затянуло тучами, пошел обложной дождь. Фашистские самолеты не отважились вылететь. Но теперь выяснилось, что враг обнаружил и окружил полк. Артиллерия и минометы противника не давали никакой возможности двинуться на восток, открывая огонь даже по группам не больше отделения.

Напряжение обстановки нарастало с каждой минутой. Оказалось, что оборона полка простреливалась почти насквозь пулеметным огнем противника. К тому же начались атаки гитлеровской пехоты. Бой не прекращался ни на минуту и требовал от гвардейцев большой затраты сил. Сражаясь без отдыха, часто по пояс в болотной воде, люди безмерно устали, к тому же не хватало боеприпасов.