Текст книги "Огр! Огр!"

Лучше, подсказывал ему его трусливый рассудок, немедленно бежать.

Но такому развитию событий мешало то, что бежать было некуда, поскольку арену, на которой он находился, окружали стены с идущими поверху проводами, и, кроме того, львы уже обступили его. Если не удастся что-то придумать, придется драться.

Что Загремел и попытался сделать. Он поднял кулаки, несмотря на то что сейчас они были лишены защиты кентаврских рукавиц, и вызывающе зарычал. Такое приветствие устрашило бы практически любого обитателя Ксанфа.

Но львы не были обитателями Ксанфа. Они были родом из Обыкновении. Следует показать им на деле, на что способен огр. Звери приближались. Раньше Загремел раскидал бы всех шестерых таким же количеством ударов ног, кулаков и головы. Но сейчас его сила уменьшилась до человеческой нормы, поэтому он мог справиться только с одним. Пока он расправлялся с этим одним, остальные принялись за него самого.

Через мгновение они уже прокусили жилы на его руках и ногах, сделав их абсолютно бесполезными. Они прогрызли нервный канал на его шее. Теперь он был почти беспомощен. Он мог чувствовать, но не мог пошевелиться.

Потом звери начали грызть его – неспешно, по одной львице на каждую конечность; самец драл когтями его брюхо, добираясь до аппетитных внутренностей. Побитый львенок очухался и принялся за нос Загремела, откусывая понемножку, чтобы не поперхнуться. Монстры, отгрызавшие его руки и ноги и докапывающиеся до печенки, причиняли ему жуткую боль; львенок, выцарапавший ему один глаз, тоже не доставлял приятных ощущений, но Загремел не завопил. Шуметь было бессмысленно. Да и трудно как следует заорать, когда тебе откусили язык и выели легкие. Он знал, что, как только звери доберутся до жизненно важных органов, все ощущения прекратятся; оставалось только ждать.

Но львы, видно, наелись раньше: все-таки Загремел – здоровенное существо. Они оставили его, изрядно обглоданного, и улеглись всем семейством подремать. Появились мухи, уселись на раны, и каждый кусочек его плоти подвергся новой мучительной пытке. Солнце палило немилосердно, медленно поджаривая Загремела, светило в уцелевший глаз, который он, будучи парализованным, не мог закрыть. Вскоре он пережил новое испытание – ослеп. Но по-прежнему чувствовал роящихся у него на носу мух, выбирающих нетронутые места, чтобы укусить или отложить яички. Этот кошмар не скоро закончится...

Как он попал в такую передрягу? Бросив вызов коню тьмы, чтобы вернуть свою душу и найти средства для спасения Танди и Чем из Пустоты. Стоила ли эта цель того, чтобы платить такую цену? Нет, поскольку он не победил. Сделает ли он еще одну попытку? Да, потому что по-прежнему хочет помочь своим друзьям, не важно, каких мук это будет ему стоить.

Он снова оказался перед Трояном, целый и невредимый; конечности, кишки, глаз – все на месте. Это была еще одна проверка, и ее он тоже не выдержал. Ему следовало найти какой-нибудь способ уничтожить львов, вместо того чтобы позволить им уничтожить его. Но похоже, у него еще оставалась большая часть его души, и возможно, с третьей попытки ему удастся отыграть остальное.

– Я все еще в игре, повелитель кошмаров, – сообщил он мрачному существу.

Снова злобным огнем вспыхнули черные глаза. Это порождение ночи не знало ни сочувствия, ни жалости!

Загремел стоял у подножия груды камней.

– На помощь! – крикнул кто-то. Голос, похоже, принадлежал Танди.

Как она сюда попала? Неужели нарушила его приказ и вошла в тыкву, следуя по отмеченной веревкой дороге, чтобы разыскать его? Загремел огляделся, но никого не увидел.

– На помощь! – снова крикнула она. – Я под горой!

Загремела охватил ужас. Нужно вытащить ее! Никакого прохода не оказалось, а потому он начал поднимать и отшвыривать в сторону валуны. Несмотря на прежние события, почти вся его сила вернулась к нему, так что кидать валуны было достаточно легко.

Но валунов здесь много, а голос Танди всегда раздавался из-под самой большой груды. Загремел трудился изо всех сил, пытаясь снести гору, но камни не кончались. Он начал уставать.

Постепенно гора валунов за его спиной становилась выше той, что оставалась перед ним, но крики по-прежнему раздавались снизу. Как она попала на такую глубину? У него больше не было сил отбрасывать валуны, но он с большим трудом продолжал вытаскивать их из завала. Потом сил не осталось и на то, чтобы переносить камни, и он стал просто откатывать их в сторону.

В конце концов гора исчезла, но под ней открылась яма глубиной с перевернутую гору, заполненная камнями, – и Танди была на дне.

Все тело Загремела онемело от усталости. Теперь ему трудно было даже сдвинуться с места. Такое состояние хуже, чем то, что он испытал, когда его драли львы: там требовалось просто лежать неподвижно и ждать. Теперь же он усилием воли напрягал свои обессилевшие мускулы и продолжал работать – это необходимо сделать! Он двигал, тащил и медленно выкатывал булыжники из ямы.

Чем дальше он продвигался вглубь, тем тяжелее становилось – теперь приходилось вытаскивать камни из все углубляющейся ямы. А голос Танди по-прежнему звучал снизу. Загремел пошатнулся. Булыжник вырвался из его ослабевших рук и скатился на самое дно ямы. Он стал спускаться за камнем, слыша слабые всхлипывания девушки. Похоже, она теряла силы одновременно с ним!

А его силы иссякли. Он больше не мог сдвинуть валун достаточно далеко, как ни напрягался. Все еще пытаясь что-то сделать, он упал, и огромный камень накрыл его...

И снова он оказался лицом к лицу с конем тьмы. Силы его волшебным образом восстановились. Он понял, что Танди здесь не было – только голос, заставивший его приняться за непосильную работу.

– Я все равно хочу спасти свою душу и своих друзей, – сказал Загремел, хотя с ужасом думал о том, что еще может придумать для него повелитель Мира ночи. Танди, конечно, не было под горой камней, но от его успеха или неудачи в этом предприятии в какой-то мере действительно зависела ее судьба.

– Выдай самое худшее, что можешь, Троян.

Злые глаза жутко блеснули, и все вокруг окутал мрак.

Загремел оказался в компании разношерстных существ. Это было довольно жалкое местечко, тут царила атмосфера нищеты, обреченности и отчаяния. Языки пламени вырывались из трещин в земле, не позволяя убежать. В воздухе над головой, выжидая добычу, кружили гарпии и прочие твари, питающиеся падалью.

– Время жрать! – заорал охранник и вывалил узникам корзину отбросов.

Гном, эльф и виверн ринулись к вонючим помоям. Но, прежде чем они успели добраться до них, сверху спустилась стая гарпии и унесла все, оставив на месте отбросов только гору помета. В голодном отчаянии узники вцепились друг в друга. Загремел увидел, что все они страшно истощены. Недоедание. Неудивительно – по соседству с гарпиями!

Какова будет пытка на сей раз? Загремел уже понял, что эти сменяющиеся сцены задуманы так, чтобы быть предельно неприятными – даже для огра; каждая ужасна по-своему. Пока он размышлял, солнце быстро прокатилось по бледному небу, словно его кто-то подгонял, поскольку обычно ничто не может помешать солнцу путешествовать по небу обычным неспешным шагом. Голод Загремела тоже мгновенно усилился; чтобы поддерживать силы здорового огра, требуется уйма еды.

– Жратва! – заорал охранник и опустошил корзину.

Снова возникла свалка, но виверна на этот раз в ней не было. Достойный маленький дракон ушел подальше, чтобы не ввязываться в драку. Большую часть отбросов снова растащили гарпии. Загремел почувствовал приступ голода; даже отбросы выглядели теперь соблазнительно, а ему ничего не досталось. Разумеется, к тому, возле чего побывали гарпии, он все равно бы не притронулся; они перепортили в десять раз больше, чем съели, а то, что осталось, покрывал их ядовитый помет. Гарпии – самые грязные птицы в мире; да с этими полуведьмами не станет связываться ни одна птица.

Виверн изрыгнул слабый язычок пламени и замер. Загремел приблизился к нему, ведомый несвойственным ограм состраданием.

– Могу я что-то для тебя сделать? – спросил он. В конце концов, монстр монстра всегда поймет. Но виверн тихо испустил дух.

Тут же появились прочие заключенные, оценившие выгоду ситуации – драконье мясо лучше, чем голодная смерть. Мысль, что такого чудесного боевого зверька так гнусно сожрут, вызвала у Загремела отвращение, и он поднял кулак, намереваясь защитить труп виверна от посягательств. Но стервятники вихрем ринулись вниз, разрывая тело на куски с такой скоростью, что Загремел ничего не успел сделать. Через мгновение не осталось ничего, кроме костей. Его усилия пропали даром. Загремел вернулся на свое место.

Солнце плюхнулось за дальнюю гору, подняв фонтанчик брызг, ненадолго окрасивших в разные цвета ближние облака. Загремел подумал, что солнцу следует быть поосторожнее при посадке. Звезды замигали – одни лениво, другие настороженно. Ненадолго развернулся полог ночного неба.

К утру Загремел дико проголодался. Как и оставшиеся в живых его товарищи по несчастью. Они исподтишка разглядывали друг друга, выжидая, пока кто-нибудь не окажется слишком слабым, чтобы защитить себя. Когда появился охранник с отбросами, гном, спотыкаясь, выбежал вперед.

– Есть! Есть! – каркал он.

Охранник остановился и цинично оглядел гнома с ног до головы: – Ты готов заплатить?

– Я заплачу! Заплачу! – с виноватой поспешностью согласился гном.

Охранник протянул руку сквозь огненные прутья в грудь гнома. Он вытащил изъеденную и потасканную упирающуюся душу гнома, медленно свернувшуюся в мерцающую сферу. Быстро осмотрел ее, чтобы убедиться, что она вся здесь, и равнодушно затолкал в грязную сумку. Затем он высыпал отбросы и отогнал воющих гарпий. Одна из них, впрочем, настолько утратила самообладание, что бросилась к соблазнительной вонючей куче. Глаза охранника мрачно вспыхнули – гарпия шарахнулась прочь, охваченная внезапным ужасом, и рванула в мутное небо с такой поспешностью, что потеряла несколько грязных перьев. Загремела заинтересовало, что могло так напугать ее, поскольку гарпии не питают уважения к кому бы то ни было, а охранник выглядел обычным человеком с человеческой же властью.

Гном с головой зарылся в корзину, жадно заглатывая ее содержимое. Он всасывал прокисшее молоко, глотал кожуру яблок и лука, жевал яичную скорлупу и вываренный кофе. Теперь у него была еда – он заплатил за нее.

Охранник обернулся к Загремелу. В его глазах блеснул злорадный огонек. Загремел осознал, что это конь тьмы в одном из своих воплощений, собирающий души на кругах своего ада.

Теперь Загремел понял суть этого испытания. Он решил, что за такую цену не станет покупать поддержку своему телу. Потеряв свою душу здесь, он утратит ее насовсем и уже не сумеет помочь Танди и Чем выбраться из Пустоты. Но Загремел знал, что эта схватка окажется еще тяжелее; с каждым появлением коня тьмы все более мучительный голод все сильнее будет влечь к корзине отбросов. Можно ли быть уверенным, что его решение останется неизменным, когда его мускулы истают, а голод лишит его воли? Это гораздо тяжелее, чем сделать единственное усилие, каким бы оно ни было; это затяжная осада, где противником выступает голод, а голод огра больше даже его силы.

Солнце пробежало по небосводу; оно выглядело каким-то раздраженным и оголодавшим. Светило пинками отбрасывало с дороги ни в чем не повинные облака и даже сожгло одно, так что то, потеряв терпение, пролилось водой на землю. Это был недобрый день, и голод Загремела еще усилился. Надо освободиться прежде, чем голод заставит его сдаться.

Он поднялся, отряхнул свою потрепанную грязную шкуру и приблизился к огненной решетке. Эти языки пламени не походили ни на огненную стену, с которой ему пришлось бороться возле замка доброго волшебника Хамфри, ни на столбы огненной сферы: они были толще и горячее, чем первая, и устойчивее, чем вторые. Но возможно, он сумеет пройти через них. По крайней мере, попробовать стоит.

Он задержал дыхание, закрыл глаза и шагнул сквозь огненную преграду. Если он сделал такое в реальном мире, здесь-то уж как-нибудь переживет несколько лишних ожогов.

Он ощутил внезапный сильнейший жар. Его мех опалило пламя. Это оказалось хуже, чем он ожидал; его тело, ослабленное голодом, стало более чувствительным к боли. Затем огонь исчез. Загремел затормозил на согнутых пальцах ног и открыл зажмуренные глаза.

Он стоял в тюремной камере; огненная решетка находилась за его спиной. На его шкуре проступили выжженные полосы, кожа горела, к тому же, похоже, его провели. Какая ошибка!

Он обернулся, снова набрал в грудь воздуха, зажмурился покрепче и прыгнул сквозь пламенные прутья. Его опять обожгла боль. На этот раз Загремел знал, что не обманулся, – он перелетел сквозь решетку по воздуху.

Но, проморгавшись от дыма и обретя способность видеть, он обнаружил, что по-прежнему стоит в камере.

Выбраться оказалось не так-то легко. Придется придерживаться сценария.

Однако он приготовился к третьей попытке, поскольку огры никогда не знают, где надо остановиться. Но, нацелившись на прутья, заметил охранника, стоящего прямо за ними и глядящего на него сверкающими глазами. И внезапно понял, где надо остановиться; он развернулся, возвратился на свое место в общей камере и уселся там, как примерный заключенный. Он не хотел приближаться к коню тьмы, пока этот раунд их поединка не окончен.

Пробежало солнце. Еще одна злосчастная тварь отдала надсмотрщику свою драгоценную душу за еду. Двое умерли от голода. Ожоги Загремела загноились, шерсть выпадала клочьями. Его живот впал, а конечности истончились. Он слишком ослабел, чтобы стоять. Огр сидел, скрестив ноги, опустив голову и разглядывая странный рельеф своих ляжек, с которых полосами сошла шерсть. Он не просил о пище, хотя его пожирал голод; он знал, какова ее цена.

Загремел медленно умирал от истощения, пока мимо проносились дни и ночи. Прежде чем впасть в предсмертное оцепенение, Загремел понял, что, когда он умрет, конь тьмы получит его душу. Он опять проиграл.

И вновь он оказался перед статуей коня тьмы. У него еще оставалась частичка души, и сдаваться он не собирался. Вероятно, существует предел того, какую часть души можно потерять, а огры – существа настырные.

– Я буду драться за свою душу до тех пор, пока остается, за что драться, – заявил Загремел. – Выдавай очередной кошмар, ты, лошадь!

Глаза статуи вспыхнули. Затем конь тьмы пошевелился, оживая.

– Ты хорошо дрался, огр. – Звуки человеческой речи легко выходили из лошадиной пасти. – Ты каждый раз выигрывал.

Вот это неожиданность!

– Но я каждый раз умирал!

– Ни разу не уклонившись от цели. Ты подвергся испытанию страхом, но не проявил ни малейшего признака...

– Ну, огры ведь не знают, что это такое, – сказал Загремел.

– ...испытанию болью, но не сдался...

– Огры не знают, как это делается, – сознался Загремел.

– ...и испытанию усталостью...

– Как я мог остановиться, когда думал, что мой друг в беде?

– ...и испытанию голодом.

– Да, это скверная штука, – признал Загремел. – Но цена была слишком высока.

Его интеллектуальное проклятие позволило ему осознать все значение этой платы; иначе он бесспорно согласился бы.

– Итак, ты справился со всем, ничем не соблазнившись, и таким образом расторг залог на четыре пятых своей души. Остается последнее испытание – но от него одного зависит твоя окончательная победа или поражение. Ты получишь назад всю свою душу – или потеряешь ее.

– Давай свое испытание, – уверенно произнес Загремел.

Глаза коня тьмы ярко вспыхнули, но мир вокруг не изменился.

– Почему ты согласился заложить свою душу?

Интеллект предупреждал Загремела, что горящие глаза коня тьмы означают угрозу очередного видения и очередного испытания. Поскольку ничего не изменилось, это испытание должно отличаться от других. Надо быть осторожным!

– Чтобы спасти душу моего друга, которого я обещал защищать, – осторожно ответил Загремел. – Я думал, тебе это известно. Твой слуга из гроба отнял у нее душу обманом.

– Каким же глупцом надо быть, чтобы подвергнуться опасности ради благополучия другого! – воскликнул конь тьмы, не обратив внимания на слова Загремела.

Загремел смущенно пожал плечами: – Я никогда и не отрицал, что глуп. Огры очень сильны и очень глупы. Конь тьмы фыркнул: – Если ты ожидаешь, что я тебе поверю, значит, ты считаешь меня дураком! Я знаю, что большинство огров глупы, но ты – нет. Почему?

К сожалению, огры – не очень хорошие лжецы; это одно из следствий их глупости. Загремелу задали прямой вопрос; он должен ответить.

– Я проклят интеллектом косящих глаз. Виноградная лоза делает меня умнее, чем я есть на самом деле, и наделяет такими свойствами, как совесть, эстетическое восприятие и человеческая чувствительность. Я бы избавился от него, если б смог, но мне нужен интеллект, чтобы помочь моим друзьям.

– Глупец! – прорычал конь тьмы. – Проклятие косящих глаз всего лишь иллюзия!

– Все в тыкве и в Ксанфе так или иначе является иллюзией, – возразил Загремел, – Большая часть Ксанфа – иллюзия, а возможно, и Обыкновения тоже. Возможно также, что, если бы мы видели реальность полностью, Ксанфа вообще бы не существовало. Но пока я существую в нем или мне кажется, что существую, я буду соблюдать законы иллюзии, так же как и законы реальности, и пользоваться силами, которыми наделяют меня иллюзорные косящие глаза, так же как и природной силой огра.

Конь тьмы помолчал.

– Это не совсем то, что я имел в виду, но, возможно, вполне удовлетворительный ответ. Разумеется, твой собственный интеллект не является иллюзией. Но неужели ты не знал, что косящие глаза дают лишь кратковременный эффект? Этот эффект исчезает через несколько часов, а в большинстве случаев лоза дает не интеллект, а лишь его иллюзию, которая заставляет обладателя вести себя совершенно по-дурацки и делает посмешищем для всех, кто видит его нелепый самообман.

Загремел понял, что конь тьмы действительно по-новому испытывает его, – а для огра интеллектуальный тест значительно опаснее всех остальных испытаний.

– Я не знал этого, – признался он. – Возможно, мои спутницы слишком добры, чтобы так думать обо мне. Но я полагаю, что мой интеллект действительно реален, поскольку он позволил мне решить множество задач, с которыми не справился бы ни один огр, и неизмеримо расширил мой кругозор. Если это иллюзия, то она меня устраивает. Разумеется, она длилась значительно дольше, чем, возможно, должна была бы, но, вероятно, на огров это действует лучше – их попросту нельзя сделать глупее, чем они уже есть.

– Ты совершенно прав. Ты не обычный огр, и ты достаточно умен, чтобы достойно встретить мой вызов.

Большинство тех, кто подвергает свои души опасности, делают это по менее достойным уважения поводам. Но, разумеется, ты только полуогр.

Очевидно, повелитель Мира ночи знал о нем все! Загремел предпочел не выходить из себя, ведь именно этого хотел конь тьмы. Потеряешь терпение – потеряешь душу.

– Я то, что я есть. То есть огр.

Конь тьмы кивнул, словно обнаружив брешь в броне Загремела. Он что-то задумал; Загремел видел это по тому, как он подергивал хвостом – при полном отсутствии мух.

– Огр с умом и совестью человека. Тот, кто принуждает косящие глаза работать, превосходя их возможности, заставляет их снова одаривать его интеллектом, даже когда они всего лишь иллюзия. Тот, кто соблюдает верность своим обязательствам и друзьям, может быть определен как человеческое существо.

– Я также заставил работать в Пустоте иллюзорную тыкву, – отметил Загремел. – Если ты хочешь поставить под сомнение мой благоприобретенный интеллект, доказав, что он не имеет под собой никакой основы, тебе придется принять во внимание, что и твоя проверка не имеет никакого основания.

– Мое желание было несколько иным. Подобные ситуации можно истолковать по-разному. – Конь тьмы фыркнул, прочищая горло. – Ты отлично прошел все испытания и можешь ныне принять титул властелина испытаний. Я ухожу в отставку; ты станешь ночным огром, или огром тьмы.

– Ночным огром? – переспросил Загремел; несмотря на свой интеллект, он не уловил сути предложения.

– Ты будешь рассылать дурные сны со своими ночными огрицами и собирать души тех, кто уступает их. Ты будешь властелином тыквы. И силы ночи будут служить тебе.

– Я не хочу никаких сил ночи! – запротестовал Загремел. – Я хочу только спасти своих друзей.

– Силами ночи ты сможешь их спасти, – подчеркнул конь тьмы. – Ты направишь своих ночных слуг, чтобы они унесли их, спящих, из Пустоты в безопасные джунгли Ксанфа.

Но интеллект Загремела, хотя и был, возможно, иллюзорным, возражал против этого соблазнительного решения.

– Но смогу ли я возвращаться в дневной мир, когда мне этого захочется?

– Владыке ночи вовсе не нужно видеть день!

– Итак, ты сам – узник ночи, – сказал Загремел. – Ты можешь пленять души других, но твоя остается залогом.

– Я могу выходить днем! – возразил конь тьмы. И снова косящие глаза посмотрели в зубы подарку коня тьмы. Зубы были драконьими.

– Только если соберешь достаточно душ, чтобы оплатить дорогу. Сколько душ надо заплатить за один час дня? Дюжину? Сотню?

– Есть и другой путь, – нервно произнес конь тьмы.

– Разумеется. Найти себе замену, – ответил Загремел. – Кого-нибудь достаточно стойкого, чтобы выполнять работу добросовестно, независимо от того, насколько она неприятна, болезненна или утомительна Кого-нибудь, кого не развращает власть.

Повелитель Мира ночи промолчал.

– Зачем посылать людям дурные сны? – спросил Загремел. – Или это только способ заставить их расстаться со своими душами?

– Это имеет более возвышенное обоснование, – несколько жестко объяснил конь тьмы. – Если никто не будет ощущать угрызений совести или сожаления, зло начнет процветать безнаказанно и вскоре станет править миром. Зло для души можно уподобить сахару, соблазнительно сладкому в малых дозах, но неизбежно развращающему. Дурные сны являются воплощением последствий зла, своевременным предупреждением, которого достаточно мыслящему существу. Ночные кобылицы – это стражи на пути деградации духа, той самой, которой сумел противостоять ты. Займи же это место, огр, оно твое по праву.

– Я хотел бы помочь тебе, – сказал Загремел. – Но моя жизнь проходит вне тыквы, в джунглях Ксанфа. Я – простое лесное существо. Я должен помочь моим друзьям выжить в джунглях Ксанфа по мере моих сил и не пытаться стать большим, чем назначено быть огру.

Глаза коня тьмы затуманились:

– Ты прошел последнее испытание. Ты избежал абсолютного искушения – искушения властью. Ты волен вернуться в Ксанф со своей душой. Сделка расторгнута.

И в то же мгновение Загремел почувствовал, что вся его сила вернулась к нему – вместе с отсутствовавшей частью души.

– Но мне нужна помощь, – сказал он. – Мне нужны три твои ночные кобылицы, чтобы я и мои друзья могли выбраться из Пустоты.

– Ночные кобылицы – не вьючные животные! – возразил конь тьмы, роя землю передним копытом. Похоже, это существо, хотя его и не оттолкнул полностью отказ Загремела принять у него дела, все же не настолько хотело помогать огру. Когда отказываешься от предложения, жди последствий.

– Только ночные кобылицы могут пройти везде, даже выбраться из Пустоты, – сказал Загремел, зная, что он должен добиться желаемого. – Только они в силах нам помочь.

– В силах, если захотят, – согласился конь тьмы. – Но их такса – половина души за каждого, кого они перевозят.

– Половина души! – воскликнул Загремел. – Но у меня не хватит на троих!

– Половина души вообще, не обязательно твоей. Но у тебя ее не хватит, это верно. Такие поездки обходятся недешево.

Загремел понял, что снова стоит перед дилеммой, которая, как он полагал, уже разрешена. Он заложил душу, чтобы спасти Танди из тыквы, теперь ему придется сделать это снова, чтобы вытащить Танди и Чем из Пустоты. Но если он спасет обеих, то пропадет сам, поскольку, как проинформировал его интеллект косящих глаз, две половинки души составляют как раз одну целую. Конечно, он мог спасти только Танди – ту, которую согласился защищать, – но как же оставить Чем? Она очаровательное существо, выполнявшее к тому же важную миссию. Она вовсе не заслужила, чтобы ее бросили в беде. И когда ее брат Чет на краю Провала поручил Чем Загремелу, Загремел тоже некоторым образом согласился ее защищать.

– Я заплачу, – сказал он, невольно вспомнив о гноме, выпрашивающем объедки.

– Понимаешь ли ты, что можешь и спасти их, и сохранить свою душу, став владыкой ночи? – спросил конь тьмы.

– Боюсь, что предпочитаю отправиться в ад собственным способом, – с сожалением ответил Загремел. Очевидно, конь тьмы считал Загремела сообразительным дураком, и его интеллект искренне разделял подобное мнение, но почему-то его огрская натура не соглашалась пожертвовать другими. Лучше уж пострадать самому.

– Даже в самопожертвовании ты глуп, как огр, – с отвращением заметил конь тьмы. – Ты совершенно не подходишь для исполнения здешних обязанностей.

– Согласен, – подтвердил Загремел.

– Веди переговоры непосредственно с кобылицами, – фыркнул конь тьмы. – Я этого не касаюсь. – И его глаза снова сверкнули черным.

И Загремел обнаружил, что стоит посреди Долины кобылиц. Темный табун приблизился и окружил огра. Затем они узнали его и остановились в замешательстве.

– Я хочу, чтобы две из вас перенесли моих друзей в безопасное место, – сказал он. – Я знаю цену.

– Не-е-е-е! – крикнула одна. Загремел узнал в ней ту, с которой пытался подружиться, ту, которая доставила Танди в замок доброго волшебника. Она сделала это не по доброй воле, но бесплатно – пока гроб не потребовал двойной уплаты задним числом. Разумеется, кобылица не получила ничего – чистейшей воды шельмовство с начала и до конца. Но она, безусловно, знала, как нести на себе всадника. Ему было жаль, что он так и не сумел понять, что она хочет получить в подарок из Ксанфа.

– Я должен спасти Танди и Чем, – сказал Загремел. – Я заплачу вашу цену. Кто согласен на сделку?

Вызвались две другие кобылицы. Загремел не понимал, на что им половинки души, но, в конце концов, это не его дело. Может, здесь половинки душ служат разменной монетой.

– Оплата по доставке, – сказал Загремел, вняв предостережению косящих глаз. Они кивнули, соглашаясь.

– Сможете их найти? – спросил он.

Они отрицательно замотали головами, и он понял, что ему придется отправиться с ними, чтобы показать, где находятся девушки.

– Что ж, нам лучше представиться друг другу, – продолжил он. – Я огр Загремел. Как мне узнать ваши имена?

Одна из кобылиц ударила в землю передним копытом. В грязи остался круглый отпечаток с темными пятнами, крохотными хребтами и впадинами. Загремел уставился на него, пораженный тем, что рисунок ему подозрительно знаком. Когда и где раньше он мог его видеть? И тут до него дошло: это карта луны, и впадины необыкновенно напоминали дыры в сыре. Одно из темных пятен было выделено, и он увидел надпись вокруг: Mare Crisium – Море Кризисов.

– Итак, ты Кобылица Моря Кризисов, – сказал Загремел, осознавая связь. – Не будешь возражать, если я назову тебя Кризис?

Она кивком выразила согласие. Загремел обернулся ко второй: – А ты кто?

Вторая тоже топнула копытом. На ее лунной карте было выделено другое место: Mare Vaporum – Море Туманов.

– А ты Кобылица Моря Туманов, – сказал Загремел. – Я буду называть тебя Туман.

Та кобылица, с которой он подружился, вышла вперед и согнула передние ноги, предлагая довезти его.

– Но мне уже нечем заплатить тебе, – запротестовал он. – И к тому же ты слишком мала, чтобы поднять такого монстра, как я.

Она прошла под ним, и внезапно он обнаружил, что то ли уменьшился сам, то ли выросла она, но теперь он удобно сидел на ней. Похоже, ночные кобылицы могли менять свои размеры.

– Тогда назови и свое имя, – попросил Загремел. – Ты оказываешь мне услугу, ничего не требуя взамен, и я хочу знать твое имя – на случай, если смогу когда-нибудь вернуть долг. Знаешь, я ведь так и не понял, что тебе нужно принести из Ксанфа.

Она топнула копытом. Загремел наклонился через ее плечо, цепляясь за скользящую меж пальцев подобную водопаду черную гриву, и тогда смог разглядеть ее карту. Удлиненная тень на ней именовалась Mare Imbrium.

– Тебя я буду звать Ромашкой, – решил он, – потому что не знаю, что означает твое имя.

Три кобылицы галопом проскакали по равнине, оставив табун позади. Их след состоял из крохотных карт луны, и Загремел почувствовал голод. Жаль, что это не настоящие луны, сделанные из настоящего сыра!

Вскоре они промчались сквозь зеленоватую стену и оказались в Пустоте. Это была корка тыквы, как понял Загремел. Они были большими, а тыква маленькой, но как-то это все соотносилось. Он попытался забыть о том, что, когда в дело вступает магия, размеры и масса ничего не значат.

Они немного поплутали – и увидели огра, уставившегося в глазок тыквы. До этого мгновения Загремел не осознавал, что его тело оставалось снаружи. Он, конечно же, знал это, но по-настоящему никогда не осознавал. Даже косящие глаза его интеллекта не могли полностью осмыслить парадокс одновременного пребывания в двух местах.

Тут он увидел Танди и Чем. Они спали, была ночь, ведь в другое время ночные кобылицы и не появляются.

– Придется их разбудить, – сказал Загремел, но остановился. – Нет, я вспомнил: для того чтобы скакать на ночной кобылице, надо спать. Или быть бестелесным, как я сейчас. Я усажу их на вас, но будить не стану.

Он слез с Ромашки и подошел к Танди.

Но его руки прошли сквозь нее.

Он задумался.

– Мне придется разбудить себя, – решил он. – Поскольку моя душа все равно принадлежит ночным кобылицам, я смогу оставаться рядом с ними. Они не уйдут, не получив платы.

Эта уверенность почему-то вызывала тоску.

Он подошел к своему телу. Какое же оно уродливое и грубое! Черный мех в некоторых местах свалялся, в других взъерошен или обожжен от столкновения с огненной стеной. Руки и ноги громадные и неуклюжие, лицо почти отталкивающее. Внешность огра не способна привлечь ни одно уважающее себя существо, а его интеллект – тем более. Хорошо, что он сгинет с глаз Танди...

– Ну, давай же, огр, для тебя есть работа, – прорычал он, попытавшись тряхнуть себя за плечо. Но его рука прошла и сквозь его же тело, которое никак не отреагировало, как, впрочем, и полагалось такой глупой твари. – Хватит глупостей, идиот! – прошипел Загремел. Он закрыл глазок пальцем. Возможно, он был бесплотен, выйдя из тыквы, но по крайней мере видим. Палец прервал контакт; эффект оказался таким же, как если бы тыкву убрали вообще.

Неожиданно Загремел снова ощутил свое тело и проснулся. Его бестелесное "я" исчезло. Оно существовало, лишь пока он смотрел в тыкву и его духовная сущность была отделена от физической.