Текст книги "Заговор богов"

– Ты куда? – Криста схватила Анджея за руку. Но он уже открыл дверцу. Неудобно как-то. Надо менять ситуацию (не влияя на ход истории в целом). Самое смешное заключалось в том, что «Королла» пострадала в меньшей степени. Смялось крыло – умелому «костоправу» два часа работы. У «Бьюика» же разнесло фару, бампер, переломило часть капота. В автомастерской, возможно, взялись бы устранять повреждения – за сумму, сравнимую со стоимостью самого «Бьюика».

Расправа над козлом отпущения была в разгаре. Двое держали Филиппе, соорудив из него своеобразную растяжку. Бритый налаживался бить, подыскивая болезненную точку. Рослый прохлаждался в сторонке, похабно щерясь, – машина явно была не его.

– Хай, гайз, – Анджей перехватил кулак, летящий в переносицу Филиппе. – Покультурнее бы, а? Вы же цивилизованные, интеллигентные индейцы…

Бритый резко повернулся, закатив шары. С курением марихуаны этот тип явно переусердствовал. Он что-то прокричал по-испански. В потоке брани уловилось знакомое слово «excusado» – то есть всех «виновных» собирались утопить в женской уборной. Некрасиво. Он взял бритого за ворот, отпихнул. Двое других посмотрели на «вождя». Тот нахмурился. Бритому такое отношение тоже не понравилось. Он решил вернуться на историческое место. Но очнулся Филиппе, хищно растопырил ноздри и огрел обидчика по затылку. Патлатый заверещал.

«Всё, – сообразил Анджей, – дипломатия закончена. Не профессорское это дело», – думал он, отвешивая оплеуху «вождю». Индеец рассвирепел, брызгая кровью из носа, полез наобум.

– Филиппе, держи своего! – крикнул Анджей и заработал руками. Не зря он посещал спортзал, где разминались боксеры из клуба «Нокаут». Бритый убрался на разбитый капот, захрустел стеклом. Вождь получил под дых, под глаз и живо потерял спесь. Рычал, как беззубый леопард. Третьего Филиппе увлеченно возил мордой по капоту. Четвертый мялся в стороне.

– Помогите, полиция! – запоздало крикнула Криста, выбираясь из машины.

– Что с тобой? – удивился Анджей и посмотрел на окровавленный кулак. Побитые индейцы не спешили бросаться в бой. Рослый тяжело дышал, сверлил Анджея взглядом. Остальные потихоньку шевелились, но опасности не представляли.

– Глазам своим не верю, – бормотала Криста. – Бедные мальчики. Раковский, ты не пробовал посещать эскадроны смерти?

– Едем, едем, – заторопил Филиппе. – Живо в машину…

Полчаса спустя они сидели в кафе на улице Альвачос и обсуждали произошедшее событие. Филиппе с аппетитом жевал котлету и возбужденно махал вилкой.

– Шикарно ты их отделал, парень. Мне бы так научиться драться… Да не дергайтесь, ребята, расслабьтесь. В полицию они точно обращаться не будут.

За соседним столиком, картинно забросив ногу на ногу, сидела девица с забавными афрокосичками и кокетливо подмигивала. Особа из категории «Девушка, а можно с вами не знакомиться?». Писаных красавиц в мексиканской столице Анджей пока не встречал (просто не всматривался), но среди путан индейских принцесс точно не было.

– Послушай, Филиппе, – Раковский повернулся к проститутке боком. – Этих краснокожих ты видишь явно не впервые.

– Да их тут все видят не впервые, – отмахнулся шофер. – Шпана типичная. Корчат из себя корифеев организованной преступности, а сами – обычная мелочь. Таких полно в городе. Сами из окрестностей Гвадалахары, племена уичолли, татанаки. Отсидели – кто за кражу, кто за драку. Теперь считают, что им все позволено. Раз они уичолли, значит, произошли от «лобо» – от волков. Тьфу…

– А ты уверен, что у тебя не будет неприятностей? Раз уж такие знакомцы…

– Откручусь, – подмигнул Филиппе. – Забегу в участок утречком, не возражаете? Свидетелей аварии уже не соберут. Скажу, что подсели в порту парень с девушкой из Нью-Йорка, покатал их по городу, а тут Очаочуа с Атакой и еще двумя парнями – врезались в меня своим «Бьюиком». Мы и удрали с места аварии, мы же не герои, верно?

– Смотри, – пожал плечами Анджей. – Тебе виднее, твой город.

– Ну и имечко, – хмыкнула Криста. – Чихуахуа…

– Очаочуа, – поправил Филиппе. – Нормальное имя для индейца.

– Хочешь сказать, Филиппе, парень с нормальным именем – это рослый гурон, которому я подпортил дыхалку и рубильник?

– Он из уичолли, – кивнул Филиппе. – Гнусный, безнравственный тип со свинячими мозгами. Пакостник отменный. Бритый – это Атака, он из татанаки. Тех двоих не помню, да и надо ли? В трущобах столько этой швали…

– Да и бог с ними, – улыбнулся Анджей, отыскивая боковым зрением контуры проститутки. Подозрительно шумно задышала Криста. – Отвези нас на вокзал, Филиппе, да расстанемся друзьями. Держи, – он отслюнявил водителю пятьсот песо. – Нормально для одного вечера?

– Да ладно тебе, парень, – засмущался хитроватый толстяк. – Мог бы и поменьше. Уберег меня от инвалидности, как-никак…

Тот факт, что Филиппе видел, как они садились в поезд до Монтеррея, он решил не драматизировать. Прав Ангерлинк: некому тут строить козни. С поездом повезло невероятно: пассажирский состав на Монтеррей уже стоял под парами. С билетами свободно. Сумерки сгущались, когда они простились с Филиппе, выбрались на перрон и сели в то, что называлось поездом. Возможно, эта каракатица скрипела еще при Кортесе.

– И вот на этой колымаге мы должны проехать тысячу километров? – не поверила Криста.

– Внешность обманчива, – заметил Анджей. – Просто дизайн этого чуда железнодорожной мысли выполнен в древних традициях. Чтобы банды в пути не приставали. А внутри – душевно, комфортно и отзывчивый персонал. Но давай на всякий случай помолимся, чтобы вагон был купейный.

Проводник оказался неряшливым, небритым, ни слова не понимал по-английски и плохо ориентировался в нумерации мест собственного вагона. Пришлось искать самим. Поиски привели в грязный отсек с картонными перегородками и мутным окном. Окно открывалось, но свежего воздуха больше не стало: от путей несло мазутом и нечистотами. Вагон отправлялся полупустым. За стенкой выясняла отношения многодетная семья, за другой никого не было.

– Комфортно, – прошептала Криста, усаживаясь на скрипящую полку. – Мне кажется, мексиканские железные дороги – не совсем то, что следует показывать туристам.

Отправились практически по расписанию. Качнулся перрон, заскрежетала допотопная ходовая часть, рывками поехал мерцающий фонарь.

– Надеюсь, мы это выдержим, – Криста посмотрела в потолок и перекрестилась.

Анджей подошел к окну, высунул голову. Вокзал, освещенный фонарями, медленно удалялся от поезда. В соседний вагон грузился опоздавший мексиканец с болтающимся за спиной сомбреро. Полицейский на перроне громко ругался с подвыпившим метисом. От станции отделились четверо – трое низеньких, один повыше. Здоровяк запрыгнул на подножку последнего вагона, отпихнул горланящего проводника. По очереди влезли остальные. Какая недисциплинированная нация…

Раковский сел на скрипящую полку, обнял Кристу. Она смотрела на него с невыразимой грустью.

– Убежим от судьбы, больная? – он чмокнул девушку в пыльную щеку. – Давай-ка не хандрить. Узнаем у служащего, где вода, сполоснем рожицы и спать. А утро вечера мудренее, разберемся с этой страной.

– Ты знаешь, что сказал однажды Жан де Лафонтен – великий поэт и баснописец? – Криста устремила на собеседника опечаленный взор. – «Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы убежать от нее».

– А какая связь?.. – Анджей начал и застыл, как святой Себастьян, пришпиленный стрелами к столбу. Почему он потерял бдительность?! Он подлетел, глянул в окно: поезд неторопливо набирал обороты, зону станции еще не покинули…

– Раковский, ты что-то забыл? – в глазах девушки отразилась тревога.

Он распахнул хлипкую дверцу. Поздно. По проходу уже топал здоровяк с «нормальным» именем Очаочуа. Беззастенчиво распахивал двери, топал дальше. Их взгляды перекрестились. Индеец боевито засопел, блеснули выпуклые глаза (а ведь действительно в них что-то волчье…), отпихнул негодующего служащего и сделал скачок! Как у факира, из рукава выпрыгнул нож! Анджей попятился. В вагон внеслись еще трое. Он захлопнул дверь – куда там! Не остановит эту тушу символическая защелка. Буйвол уже ударил в дверь, затрещала, ломаясь и крошась, фанера…

– К черту эту железную дорогу… – прохрипел Анджей. – Живо в окно, пока скорость не набрали…

– А ты? – Криста уже поняла, прыгала, заламывая руки.

– И я туда же! – завопил он. – Не останусь тут вечерять! Да аккуратнее под поездом, а то голову откусит…

Она уже лезла в открытое окно, обмотавшись сумочкой на длинном ремешке, испуганно озиралась.

– Только ты не задерживайся, а то я буду… скучать без тебя.

Анджей отомкнул задвижку. Голова Кристы еще не успела пропасть под поездом. Глаза округлились, когда распахнулась дверь и попер озверевший краснокожий! Девушка разжала руки, а Раковский провел подножку. Краснокожий грохнулся челюстью о хлипкий столик! Влетел вопящий Атака, запнулся о массивные бутсы «вождя». Анджей послал вперед кулак, бритый рухнул, загородив проход. Секунды в запасе. Он прыгнул на хребет здоровяку, который норовил подняться, швырнул в окно сумку. Здоровяк зарычал от боли. Раковский вывернул руки, вцепился в основание рамы, нырнул головой вниз. Кувырок, и он уже висел, прижавшись спиной к дребезжащему телу вагона. Под ногами монотонно постукивали колеса. Жилы натянулись, он оттолкнулся, чтобы не затянуло под поезд, разжал руки…

Анджей катился по хрустящему балласту. Поднялся, заметался в поисках сумки. Схватил, побрел, пошатываясь, навстречу уходящему поезду. Не полезут краснокожие за ним. А полезут – он уже выиграл время. Под насыпью кто-то копошился. Живая!

– Ты что делаешь?

– Содержимое сумочки рассыпала… Трагедия-то какая…

Они стали ползать по острым камням, собирая бесценные документы, помады, тени для век. Затем перелезли через пути, побежали по каким-то буеракам. Ограда, за оградой – спуск, дорога, припаркованные у обочины машины.

– Послушай… – задыхаясь, сказала Криста. – Если я ничего не путаю, мы уже никуда не едем. Куда ты меня тянешь?

– Не едем, ты быстро соображаешь. Не хочет этот город отпускать нас. Бежим, а то догонят…

Подержанная «Королла» с шашечками отъехала от фонаря, разогналась и резко встала, перекрыв дорогу! Выбрался Филиппе, замахал пухлыми руками. Обаятельная улыбка осветила хмурую действительность.

– Ты?.. – растерялся Анджей, разжимая кулаки.

– Я, – радостно подтвердил толстяк. – Отъехал от вокзала, решил передохнуть, все равно клиентов нет, булочку вот купил… Ребята, вы передумали путешествовать поездом?

– Расхотелось что-то, Филиппе, – сглотнула Криста. – Не способствуют ваши железные дороги безмятежному отдыху.

– Садитесь, – гостеприимно распахнул дверь Филиппе. – Поедем дальше. Только не говорите, что проклятые уичолли и татанаки выследили вас в поезде…

Он остановился на пустой парковке вдали от центра, напротив грязноватого кирпичного фасада, выслушал рассказ и долго цокал языком, выражая таким образом солидарность и сострадание.

– Экие мерзавцы, – сокрушался Филиппе. – Получается, они догнали нас и сели на хвост. Меня оставили – куда я денусь из Мехико? А вот с вами решили тесно пообщаться.

– Неужели убили бы? – прошептала Криста.

– Конечно, – простодушно сказал Филиппе. – Олухи без тормозов. Обидишь таких – не успокоятся, пока не отомстят. Им плевать, что за убийство загремят на полную катушку. Тюрьма – им дом родной. Неприятно, ребята. Считай, из-за меня вы влипли в неприятную историю… Слушайте, – встрепенулся Филиппе. – Раз уж такое дело, поехали ко мне? Накормлю, спать уложу. С Хенрике познакомлю. Imi casa es su casa! Мой дом – ваш дом!

– Спасибо, не утруждайся, – занервничал Анджей. – Отвези нас в какую-нибудь недорогую гостиницу, и расстанемся друзьями.

– Поехали, – Филиппе завел мотор. – Гостиница «Ацтлан», здесь рядом.

Через пять минут водитель подкатил к кирпичному зданию с ободранным фасадом. Тусклые фонари освещали полупустую парковку, высокое крыльцо, свернувшуюся собаку, стерегущую главный вход. Наплыва посетителей в заведении, похоже, не было.

– Да, не «Камино Реаль», – сказал Филиппе, заметив кислые лица пассажиров. – Гостиница дышит на ладан, не выдерживая конкуренции с богатыми заведениями. Но вам же реклама не нужна? А название, между прочим, гордое. Ацтланом назывался легендарный город ацтеков, потонувший в болоте со всеми сказочными богатствами. А где он был, до сих пор не могут выяснить. После гибели Ацтлана Монтесума собрал ацтеков и построил новый город посреди озера Тексконо. Новую столицу назвали Теночтитлан – «Место священного солнечного кактуса». А сейчас она называется, кажется, Мехико…

– Нас устроит. Держи, – Анджей протянул купюру. – За ночь не утонем в болоте.

– А утром куда? – вкрадчиво спросил Филиппе.

Анджей решился:

– Монтеррей. Вернее, не совсем…

– Ба! – возликовал Филиппе. – Историческая родина! – толстяк задумался. Потом встрепенулся: – Эх, была не была. Бензин оплатите? Туда-обратно – пять баков. Ну, и кое-какую амортизацию транспорта. Очень уж хочется прокатиться по родным местам. В общем, за всё про всё… – он начал на пальцах что-то подсчитывать, украдкой посматривая на «клиентов».

– Не трудись, – сказал Анджей. – Десять тысяч песо. Высадишь под Монтерреем и катайся на здоровье по родным местам.

У толстяка от изумления глаза на лоб полезли. Больше тысячи долларов!

– Всё, – сказал он. – Выметаемся. Помогу вам устроить приличный номерок. Будильник можете не ставить: в семь утра сам подниму…

От беспрестанной кочевки по гостиничным номерам окружающая обстановка уже абсолютно не воспринималась. Была бы койка, немного воды… Криста, обняв Анджея стала засыпать.

– Ты уверен, что можно верить этому хитрецу?..

– Не знаю… – Он тоже засыпал и спешил поскорее разделаться с вопросами. – Но пока бояться нечего. Если нужно проследить, куда мы направляемся, можно не терять время – завлечь нас в любую подворотню и выдрать информацию двумя ударами. Мы не герои, чтобы не отвечать на прямо поставленные вопросы. До Монтеррея все равно не поедем – пусть сам катит в этот центр металлургии… Выйдем в Сантельеро…

– Какое красивое слово… А где это?

– Ты хочешь, чтобы я развернул карту?

– Я спать хочу…

– Вот и спи. Выйдем в Сантельеро, пожелаем этому жуку всех благ… поймаем другую машину…

Несколько часов сна пролетели, как пуля. Очнулись от громового стука в дверь.

– Подъем, засони! – бубнил Филиппе. – Сколько можно спать? Семь утра!

Вдобавок за стеной завелось и пронзительно завыло извечное оружие рабочего класса – перфоратор! Криста застонала и заткнула уши. Анджей от изумления окончательно проснулся – надо же, сверлят в семь утра!

Потом он вспомнил, что вечером они продирались через какие-то ведра, козлы, мешки с цементом, а Филиппе бубнил, что это нормальное состояние перманентного ремонта в затрапезной гостинице.

– Скажи ему, сюда нельзя, – простонала Криста. – Пусть добудет кофе, чизбургер, ждет на улице… И вообще мы никуда не поедем, пока не выспимся…

Через сорок минут они уже выезжали из просыпающегося города. Филиппе бодро вертел баранку. Километров пятьдесят дорога петляла вдоль кукурузных и тростниковых плантаций. Криста сидела как на иголках и шепотом призналась, что долгие расстояния лучше преодолевать на плохом поезде, чем в хорошей машине. В поезде можно лечь. И даже поспать.

Мелькнула развилка со стихийным базаром. Припаркованные машины, дамы в расписных юбках, подозрительно смахивающие на цыганок.

– «Марии», – фыркнул Филиппе. – Так их называют. Индеанки-нищенки. Предлагают автомобилистам различные услуги.

– О господи, – пробормотала Криста. – Неужели у кого-то поднимется…

– Да нет, о таком они не мечтают, – расхохотался толстяк. – Машину протереть, за едой сбегать, марихуану продают, вареную кукурузу в банановых листьях… Направо, кстати, была Керетарская дорога – по высокогорной долине Мехико к отрогам Восточной Сьерра-Мадре. Пирамиды Теотиуакана в штате Мехико, слышали о таких? Эх, свозил бы вас, отдали бы должное славной истории. У пирамид туристы тысячами роятся.

– Я что-то слышала, – пробормотала Криста.

– Видеть надо, – хохотнул Филиппе.

За окном проплывал типично мексиканский пейзаж. Плантации кончились, потянулись песчаные и каменистые пустоши, заросшие агавой и кактусами. Мясистые стебли голубой агавы, лепешки опунций, нанизанные друг на друга, – их в Мексике считают бесполезными сорняками. Огромные колючие шары, крошечные пушистые шарики; высокие зеленые свечи, усеянные шишками. На возвышенности мелькнул лес из гигантских карнегий – пятнадцатиметровые свечки с ребристыми стволами и мощными отростками. Встречались колючие деревья и кустарники, многие – цвели.

Проехали деревеньку с черепичными крышами. Пост дорожной полиции появился внезапно – едва свернули за мощным кактусом-мутантом. Желтый «Шевроле» задним бампером смял заросли, капот торчал на проезжей части – поневоле притормозишь. «Policia», – печально значилось на борту.

– Остановят, – в сердцах вымолвил Филиппе. – Этим дурням заняться нечем, какое ни есть, а развлечение…

Худой, как щепка, «полициано» сидел на капоте, ковыряясь в ушах. Второй в салоне обмахивался фуражкой. Кондиционер не работал, что и взывало к проявлению жесткости в отношении редких автомобилистов. Полицейский обрадовался. Спрыгнул с капота, махнул палкой.

– Дьявол! – ругнулся Филиппе. – Двадцать песо!

– За что? – удивился Анджей.

– Ни за что, – огрызнулся Филиппе. – Было бы за что – это сорок песо. Ладно, сейчас уладим.

Он хлопнул дверцей и побежал к полицейскому. Когда они встретились, в руках у Филиппе был открытый бумажник, чтобы «официаль» лично убедился в наличии у честного труженика малого количества купюр. При этом Филиппе улыбался от уха до уха и яростно жестикулировал. Такие люди не понимают, как можно общаться одними словами. Разбойник с загородной дороги вел себя сдержаннее. Односложно объяснял создавшуюся ситуацию, кивал на палящее солнце, на напарника. Напарник выбрался из машины и крадучись двинулся к «Тойоте». Нагнулся, с циничной ухмылкой стал рассматривать сидящих. Взгляд у полицейского был очень неприятный. Холодок пополз по спине. Он что-то спросил.

– Но компрендо, – откликнулся Анджей.

Полицейский посмотрел на Кристу.

– Но хабло эспаньол, – замотала головой Криста.

Полицейский с презрением фыркнул. Целая вечность прошла, пока он распрямил спину, отошел в сторону. Отцепил от пояса рацию, воззрился на нее. Ворох мыслей закружился в голове.

– Ты такой холодный… – неуверенно заметила Криста, касаясь руки Анджея.

Он молчал.

– А я еще живая и теплая, – девушка вздохнула, прижалась к нему плечом.

Раковский опять не отреагировал.

– Я уже не котируюсь, эй? – она ударилась в него плечом.

– Что?.. – Анджей очнулся. Возвращался Филиппе, потрясая пустым бумажником. Сел в машину и произнес краткую, но искреннюю речь на испанском. Акцентировал три слова: «Canalia», «pobrеza» и «vago». С первым было понятно, второе, как подсказывала эрудиция, означало «нищета», «голытьба».

– Филиппе, что такое «vago»?

– Бездельник, – выпятив челюсть, процедил водитель. – Сорок песо содрал, каналья, тунеядец, нищета подзаборная!

– Но ты же говорил, что двадцать.

– Их двое. У них семьи, трудная работа…

Он выжал газ до упора, выплюнув в полицию порцией пыли. Офицеры стерпели. Один, выражая презрение, повернулся задом. Второй продолжал поигрывать рацией.

– Правильно про них говорят, – забубнил под нос Филиппе, – они живут в своем мире. Мертвые внизу, живые сверху, а эти – как раз посередине…

Такое ощущение, что вновь не за горами неприятности. Километров через двадцать «Королла» напоролась на что-то острое, с треском лопнула покрышка. Машину повело, перелетели через обочину и снесли похожий на здоровую свечку кактус. Стекло залепило зеленым соком. Испуганный Филиппе забыл, где в машине тормоз.

– Ну и ну, – прошептала Криста, когда стало понятно, что отделались легким испугом. – Вот это по-нашему…

– Скажи, Филиппе, – сглотнул Анджей, – это первая твоя машина?

– Первая, – простодушно признался водитель. – Я же до того, как стать таксистом, простым автослесарем работал.

– И ездить не умел?

– Я и сейчас не умею, – отмахнулся толстяк. – Ерунда, не обращайте внимания. Запаску ставить не будем. Тут в паре километров деревенька Лос-Костас, там базарчик, автомастерские – вы побродите, а я покрышку залатаю.

Езда на голом диске напоминала езду по проселочной дороге после прохождения танковой колонны. Базар на окраине симпатичной деревеньки с белыми крышами был довольно многолюден. Здесь сходились дороги с разных направлений. Филиппе побрел в мастерские, а Анджей с Кристой отправились выявлять принципиальные различия европейского и мексиканского рынков.

Торговали в основном индеанки. Кто-то на дощатых прилавках, кто-то на выжженной солнцем траве. Изделия домашней вязки из натуральной шерсти. Знаменитая артесания – товары мексиканской ручной работы: домотканые полотна, поделки из местного серебра, амулеты, маски, посуда, украшения, фарфоровые статуэтки. Изделия из оникса, обсидиана. Одноглазый ацтек с высушенным лицом раскладывал человеческие скелетики на ниточках и хрипловато призывал покупателей заранее озаботиться приобретением сувениров ко Дню мертвых…

– Жуть в полоску, – прошептала Криста, вцепившись в локоть. – Я слышала, что это самый веселый праздник в году…

Потом она застряла у ладно сбитой индеанки, продающей бижутерию для модных дам. Вытащить девушку из этого развала было нереально. Анджей побрел дальше, прицениваясь к лимонам, манго, апельсинам, мексиканским грейпфрутам – торонхо. Она догнала его, стала хвастаться, что купила сумочку, о которой мечтала много лет, и предлагала Анджею разделить радость. Он не видел радости в этой замшевой котомке с изображением орла.

– Скажи, Раковский, – она вздохнула, – как ускорить вялотекущую шизофрению?

– Не знаю. Где ты была?

– В палатке у колдуньи… Заплатила ей четыре песо, чтобы она погадала на ближайшее будущее…

Мать честная! Сердце тоскливо сжалось.

– Это диагноз, Криста, – пробормотал Анджей. – Образованной девушке незачем ходить к гадалке. Другие образованные люди могут неправильно понять…

Она перебила:

– У нее в палатке так таинственно, красиво… Свечи, амулеты всякие, корицей пахнет… И глаза у нее, знаешь, такие понимающие… Она сказала, что видит мое будущее и без карт. Очень скоро меня поджидают тяжелые испытания… потом она запнулась и решила не говорить всю правду. Сказала, что только от меня зависит, сумею ли я сохранить свою жизнь. Но знаешь, по ее глазам было видно, что… не сумею… – Криста всхлипнула. А Раковский разозлился:

– То есть страшную депрессию на ближайшую неделю ты себе обеспечила. Всего за четыре песо. Поздравляю. Что ты хочешь, Криста?

Она посмотрела на него заплаканными глазами.

– Я хочу, чтобы со мной перед смертью поработал психолог…

– Поработает, – успокоил он. – Ты не умрешь. Никто не умрет. Все будет хорошо, и возможно, некоторые участники драмы поженятся. Собери волю в кулак. Ты же детектив – ты не должна быть подвержена гаданиям, суевериям и предрассудкам. Пойдем на дорогу.

– Хорошо, – она глубоко и прерывисто вздохнула, взяла его под руку. – После этих приключений у меня такая маленькая сила воли, она легко помещается в кулачке…

Они вышли с базара. За спиной пронзительно взревел звуковой сигнал. Они отпрыгнули в страхе. «Королла» с шашечками следовала в «кильватере», едва не наезжая на пятки. Гримасничал Филиппе, сверкая белыми зубами.

– Нагулялись, пассажиры? А ну, рассаживайтесь. Вам особое приглашение?..

До Монтеррея этот плут решил срезать тридцать миль и свернул на дорогу, состоящую из одних колдобин.

– Ну и что мы на этом сэкономили? – рычал Анджей, подлетая на заднем сиденье вместе с Кристой.

– Бензин, – бормотал Филиппе, вцепившись в баранку, как в штурвал рыболовецкого ботика, застигнутого штормом.

В завершение этой «гипотенузы» он признался, что данный клочок дороги у знающих людей называется «дорогой-убийцей», и просто счастье, что им удалось проскочить. На Кристу страшно было смотреть – впервые возникло желание треснуть Филиппе по макушке.

– Не волнуйтесь, господа путешественники, – бубнил водитель. – Скоро въедем в превосходный хвойный лес, там и предадимся заслуженному отдыху.

Не прошло и часа, как они действительно свернули на грунтовую дорогу и углубились в горный лесной массив. Очевидно, один из знаменитых мексиканских заповедников. Кусочек тайги посреди знойной пустыни. Филиппе свернул с проселка, на котором практически не было машин, остановился у роскошной реликтовой сосны.

– Сосна пино, – объяснил он, широко зевая. – Высота двадцать пять метров, ширина у комеля – три обхвата… Прогуляйтесь, если хотите, а я вздремну… – и он уснул прямо за рулем.

– Что такое комель? – недоуменно спросила Криста.

Анджей пожал плечами.

– Судя по контексту, нижняя часть ствола…

Они побродили по величественному прохладному лесу. Мощные корни вековых сосен плелись под ногами. Старые пихты стелили по земле тяжелые лапы. Птицы на разные голоса трещали в кронах. В прорехах между деревьями громоздились бурые скалы, заросшие чем-то похожим на вереск. Потом сели на поросший изумрудным мхом пригорок.

Телефонный звонок в кармане произвел такой же эффект, как если бы на голову обрушился водопад. Криста подскочила, Анджей почувствовал во рту горьковатый привкус. Может, ошиблись?

– Звонят, – подумав, сообщила Криста и на всякий случай отодвинулась от Раковского. – На звонки принято отвечать, нет?

– Хорошая страна, – пробормотал Анджей. – Здесь даже в необитаемой глуши, как в большом городе…

– Анджей? – продрался через половину глобуса голос Павла Айзика. – Ну, слава Будде, слышу твой голос, значит, ты еще жив…

– Ты откуда звонишь? – растерялся Анджей.

– С домофона! – взревел Павел. – Открывай немедленно! А вот откуда ты отвечаешь, мне непонятно!

– Из Мексики, – подумав, сообщил чистую правду Раковский. – Это страна такая в Западном полушарии…

– Причем довольно густонаселенная, – завистливо сказал Айзик. – Решил развеяться? Ну и как там?

– Только не завидуй. Мулатки, пальмы, кактусы – всё как в буклетах. Зачем ты звонишь? Я, кажется, просил… Подожди, не понял! – возмутился Анджей. – Звонки с твоего номера автоматически блокируются! Как ты пробился?

– Усилием воли, – захохотал приятель. – Боюсь, твоему телефону надоело придуриваться.

– Я тоже так думаю, – вздохнул Раковский. – Никакой надежды на технику. В Варшаве все спокойно?

– Да пока спокойно… Знаешь, Анджей, ты, конечно, просил не звонить, но… извини. Друзья волнуются. Ты ничего не хочешь сказать?

– Позвоню, когда потребуется помощь. Прости, Павел, не время для разговоров, – он разъединил связь и неприязненно уставился на телефон. Такой подлости от своей железки он не ожидал. Теперь начнется: ностальгия, слезы по утраченному…

– Звонил не враг? – догадалась Криста.

Анджей кивнул.

– Друг, – хотел убрать телефон с глаз долой, но тот опять затрепыхался. Да что ты будешь делать…

– Простите, это Кевин Волчек? – осведомился незнакомый мужской голос с пружинящими интонациями. Анджей прикусил язык. Память, чуть замешкавшись, подсказала: «Человек по имени Луис Морталес, известный мексиканский продюсер, проживает на собственной вилле в окрестностях городка Аризава… В день вашего прилета в Мексику ему будет сообщен ваш номер телефона. Можете связаться. Договоренность о передаче Мудреца существует…»

– Да, это Кевин Волчек, – перешел на ломаный английский Анджей. – Господин Морталес, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – человек сильно волновался. – Несколько часов назад мы общались с месье Бродериком, проживающим в Брюсселе… Надеюсь, вам знакомо это имя?

Месье Бродерик – якобы адвокат, который, по уверению Ангерлинка, в любое время суток был к услугам Раковского.

– Да, господин Морталес. Давайте не будем перечислять наших общих знакомых. Я прибыл в Мексику, чтобы провести переговоры о передаче заинтересованным лицам одного предмета. Надеюсь, вы не собираетесь пойти на попятную?

– К черту попятную! – вскричал нервный абонент. – Заберите у меня эту гадость!

Анджей вздрогнул, покосился на Кристу. Та сидела с большими глазами и, видимо, все слышала. Он невольно втянул голову в плечи.

– Как много вам нужно времени, чтобы сюда приехать?

– Трудно сказать, господин Морталес… Собственно, мы уже едем. На автомобиле. Полагаю, километров четыреста проехали…

– О, боже всемилостивый! – взмолился продюсер. – Поспешите, я вас умоляю! У Сантельеро за деревушкой Сан-Антониу повернете на кольце налево. Тридцать километров. Местечко Эль-Чуитос, городок Аризава. Улица Портильо приведет в поместье, спросите у любого…

– Но я не уверен, что мы доберемся сегодня…

– Хорошо, я буду ждать вас завтра! – выплюнул абонент и связь разъединилась.

– Фу… – сказал Анджей, вытирая пот со лба. – Договоренность, кажется, в силе. Но что-то у него не в порядке.

– У нас у всех что-то не в порядке, – пробормотала Криста, не сводя с Раковского пристального взгляда. – Я знаю, что ты сейчас скажешь. Нужно срываться, бежать, трясти Филиппе, ехать. А утром важное дело…