Текст книги "Роковой мужчина"

ВДВОЕМ

Похороны Фелисити проходили в среду утром на кладбище Форест-Лаун, где она еще много лет назад купила участок. Мэсон не знал об этом. Она хотела, чтобы ее похоронили в вертикальном положении, но кладбищенское начальство отказалось копать яму, достаточно глубокую, чтобы поставить гроб на попа. К этому времени полиция закончила экспертизу и разрешила забрать тело. Мэсон съездил за ним.

Пока он отсутствовал, в офис пришла Барбара. Она выглядела ужасно. Она поведала мне, что полиция подозревает ее в убийстве. Конечно, у нее было алиби, но ее все равно подозревали.

– Такая у них работа, – утешила ее я. – Полицейские живут подозрениями. Их хлебом не корми, дай кого-нибудь подозревать.

– Я не понимаю, как мои духи попали в квартиру Фелисити. И кроме того, там нашли открытку, адресованную мне. Я не могла ее там оставить. Это невозможно. Вы же помните, что она была у меня, когда я приносила сюда вещи Мэсона.

– Не припоминаю, чтобы я видела ее.

– Нет, я точно знаю. Я не имею в виду, что вы ее видели. Я имею в виду, что она была со мной, когда мы разговаривали. Она лежала у меня в сумочке. Я только на следующий день заметила, что пропали духи. Наверно, я могла забыть их где-нибудь. Но открытка…

– Как Мэсон все это переносит?

– Сейчас вы видите его больше, чем я. Я не знаю. Ужасно так говорить, но мне кажется, он испытывает облегчение.

– Облегчение?

– Фелисити губила его. И он это знал.

– Он выглядел очень потрясенным.

– Да. Но повторяю вам, Урсула, тот, кто это сделал, оказал ему большую, большую услугу.

– Вы с ним помирились?

Барбара наградила меня своим долгим, пристальным взглядом.

– Мы почти не говорили об этом. Возможно, что я зря раздула скандал из-за Алексис. Но выяснение отношений придется отложить. Сейчас самое главное – Фелисити.

– Так сказать, нужно обслужить ее вне очереди. Барбара даже не улыбнулась.

– Мэсон выдумал жуткую гипотезу о том, кто ее убил.

– Ох! – я испытала мгновение паники.

– Вероятно, мне не надо бы вам рассказывать, если он не говорил. Но Мэсон думает, что это было самоубийство.

– Разве такое возможно? – спросила я. Паника прошла, но я подумала, не сошел ли мой любимый с ума.

– Мэсон думает, что Фелисити уже много лет хотела умереть. Она старела, не могла перенести этой мысли, была очень одинока, и поэтому в какой-то степени желала умереть. Может быть, он и прав. В ней сидела жажда разрушения.

– Но как она могла убить себя? Она же была задушена, разве нет? Нельзя же задушить себя, верно?

– Подождите. Теория Мэсона состоит в том, что она наняла кого-то, кто убил ее. Она не могла сделать это сама, и позвала на помощь другого.

– Кого?!

– Наемного убийцу. Она заплатила ему, чтобы он убил ее. Такова гипотеза Мэсона, но не говорите ему, что я вам ее рассказала.

Мэсону бы не агентом быть, – подумала я про себя, – а писателем.

– Он рассказывал это в полиции?

– Не знаю.

– Надеюсь, что нет.

– Но я все равно боюсь. В самом деле боюсь, – сказала Барбара.

– Чего?

Снова долгий пристальный взгляд.

– Не скажу.

Она подозревает меня? Нет. Абсолютно невероятно. В ее глазах я не имела мотива для преступления. В моем мозгу промелькнула мысль – Барбара боялась того, что убийцей Фелисити мог оказаться Мэсон. С точки зрения Барбары это предположение не столь безумно. Полисмен наверняка первым в списке подозреваемых написал бы Мэсона. В конце концов, это классическая ситуация. История Эдипа.

– Полагаю, что теперь, когда она мертва, у него заведутся деньги. Разве что она не завещала их своему коту или еще кому-нибудь.

Я улыбнулась. Выходя из офиса, Барбара обернулась:

– Придете на похороны? Они будут в среду, – она улыбнулась. Это было действительно ужасно. И забавно.

Не думаю. Кто-то же должен остаться в лавке.

Когда Мэсон вернулся, он спросил, пойду ли я на похороны. Но я не могла оказать ему поддержку такого рода.

– Единственные похороны, на которых я буду присутствовать, – ответила я, – будут моими похоронами.

Не была ли я слишком груба после всего, что было прошлой ночью? Между нами возникла странная неловкость. Мой дом и моя кровать были одним местом; его офис, его стол – другим. Они изредка могли пересекаться, но сейчас были разными территориями. Опыт оказался слишком непосильным, как будто мы совершили преступление и потом не могли взглянуть друг другу в глаза.

В тот же день позже я предложила Мэсону взять ключи от моего дома.

– Ты собралась уходить? – он ужасно расстроился, решив, что это ключи от офиса.

– Ключи от дома, – улыбнулась я. – Хотя я никогда не запираю двери.

Мэсон вздохнул с облегчением.

– Извини. Я сегодня плохо соображаю.

Я посмотрела на него долгим, пристальным взглядом – как смотрела на меня Барбара, когда хотела в чем-нибудь признаться.

– Пожалуйста, возьми их. Если ты не хочешь жить у меня – ладно, я понимаю. А если захочешь, то милости просим.

Он взял ключи – и попался на крючок. Это были ключи не только к моему дому, но и ко мне, а также, хотя он не знал об этом, – ключи к нему самому. Теперь мои ключи были у него, а его – у меня. Он положил ключ в карман пиджака. Там Барбара не найдет его.

В тот вечер к десяти часам мы достигли соглашения. Мы больше не хотели трахаться. Нам было довольно – до конца жизни. Я превратилась в сплошную болячку – и внутри, и снаружи. Моя грудь была в красных отметинах. Мэсон дергался от легчайшего касания к члену, а когда пробовал погладить у меня между ног, я лезла на стену. Мы достигли точки и больше просто не решались трогать друг друга.

Была полночь, но мы не могли заснуть. Я взяла книгу и стала читать.

– Что это? – глянул он через мое плечо, ревнуя к моему увлечению.

– Я прочту тебе.

И я прочла ему рассказ Ги де Мопассана, в котором человек, чья жена недавно умерла, приходит на ее могилу, и видит чуть поодаль женщину, плачущую над могилой. Он подходит к ней. Она говорит, что только что потеряла мужа и не знает, где достать денег. Он жалеет ее, берет к себе домой, дает ей денег, и постепенно влюбляется в нее. Через несколько месяцев она бросает его, истратив большую часть его денег. Он совершенно уничтожен, но в конце концов преодолевает свое несчастье. Однажды, когда он снова приносит цветы на могилу жены, он видит невдалеке ту же женщину. Теперь она плачет над другой могилой. Идет дождь. Он глядит и видит, как к ней подходит новый мужчина. Они о чем-то говорят. Затем уходят вдвоем, накрывшись его зонтиком. Конец.

– Очень мило. Но в чем мораль? Этот рассказ звучит так, как будто в нем должна содержаться мораль, – сказал Мэсон, когда я закончила читать.

– Не приставай к девушкам на Форест-Лаун – до, во время или после похорон твоей матери.

Мэсон засмеялся – действительно засмеялся. Я была довольна. Его смех был абсолютно естественным. Мэсон походил на ребенка. Все мужчины – дети, когда смеются. Я поцеловала его. Странно, но я снова хотела его.

– У меня нет подходящей одежды для похорон, – пожаловался он на следующее утро.

Я сказала ему, что на похоронах отца выглядела, как клоун.

– Я надеялась, что если бы он мог меня видеть, то посмеялся бы. Так что иди туда веселым, а не печальным.

– Ты веришь в загробную жизнь?

– Иногда у меня возникает забавное чувство, что я уже давно в ней живу.

В день похорон Мэсон надел черный костюм, белую рубашку и алый галстук. Я одержала маленькую победу. Было ли это воспоминанием о моих трусиках? Я надеялась, что – да.

В ту ночь я и близко не подошла к нему. Мэсон не сказал ни слова о похоронах после того, как вернулся из Форест-Лаун. Я проснулась часа в два, посмотрела на Мэсона – горели свечи. Он лежал спиной ко мне, я снова заснула и проснулась около пяти. Он сосал мою грудь, как свой большой палец.

То была самая удивительная неделя в моей жизни, исступленная и безалаберная. По ночам секс; днем неотступные мысли о смерти.

ВЕТЕР

В четверг позвонил Оз. Его голос звучал очень жалко, когда он говорил со мной. Я не слышала, о чем он разговаривал с Мэсоном, но веселья в нем явно не прибавилось, и только я могла помочь.

Вечером в пятницу, когда Мэсон выписывал мне чек, я сказала, что должна кое с кем повидаться. Он, казалось, был разочарован, или подозревал меня в чем-то, но не стал расспрашивать. В шесть часов я отправилась в Сенчури-Сити.

Вдоль площади из бетона и мрамора дул теплый ветер. Это место выглядело совершенно искусственным. Считается, что ветер из Санта-Аны предвещает катастрофу. Мое появление здесь действительно предвещало катастрофу для Ларри Кэмпбелла. В этом я была уверена. Я ждала около здания, где располагался его офис. Рабочий день кончался. Я была единственной недвижной фигурой в прямоугольнике теней.

Пока я стояла там, у меня начался и долго не проходил насморк. Должно быть, ветер нес с собой много пыли. Я представила, какой меня видят с верхнего этажа: крохотная фигурка, женщина кого-то ждет или просто ушла в свои мысли. Я хотела видеть этого человека – и больше ничего.

Солнце зашло, но ветер по-прежнему дул, когда из здания вышел крохотуля Ларри Кэмпбелл – действительно карлик; Софи прекрасно описала его. Он носил серый костюм, белую рубашку, темный галстук – ничего особенного. Я пошла за ним, пытаясь попасть ему на пути. Я хотела заглянуть ему в глаза.

Он подошел к «мерседесу», где его ждал шофер. Воспользовавшись моментом, я прошла мимо Ларри, и пока шофер открывал дверь, повернулась и взглянула прямо на него. У него такие же темные глаза, как у меня. Нельзя не сказать, что они в каком-то смысле привлекают внимание людей. Коренастый, черноглазый демон. Он улыбнулся мне заученной улыбкой и сел в машину. Ему, коротышке, даже не пришлось нагибаться. Машина отъехала. Его взгляд говорил: «Чего бы ты ни хотела от меня, ничем не могу помочь».

Когда я вернулась домой, Мэсон был в кухне и говорил по телефону – как я решила, с Барбарой. Из обрывков подслушанного разговора я поняла, что полиция больше не подозревает Барбару, и новых идей у них нет. Я заметила, что Мэсон принес видеомагнитофон. Он стоял на кухонном столе. Когда я проходила мимо, Мэсон послал мне воздушный поцелуй. Вполне по-домашнему.

Через полчаса, когда я была в ванной, Мэсон зашел, нагнулся и нежно поцеловал меня в губы.

– Не понимаю, как ты можешь оставаться загадочной даже совершенно голая.

– Не думаю, чтобы я кому-то казалась загадочной. Только тебе.

– Невероятно.

– Ты мне тоже кажешься загадочным, но ты же не думаешь так о себе.

Мэсон закатал рукав рубашки, сунул руку в воду и провел у меня между ног.

– Откуда у тебя тот перстень, около кровати? Бронзовый. Он похож на один перстень Барбары.

Я быстро придумала ответ:

– Мне его подарил Брайан.

– Должно быть, купил в магазине у Барбары.

– Возможно, – сказала я, – но он мне не говорил. Он дальше двинул пальцы. Я стала извиваться, расплескивая воду.

– Дай мне вылезти, – попросила я, – дай вытереться и тогда делай что хочешь.

– Я хочу тебя мокрую.

Мэсон наклонился, просунул одну руку у меня под коленями, другой обхватил за бедра и вынул меня из воды. Он оказался на удивление сильным. Он так вцепился в меня, что я не могла улизнуть. Он донес свою русалку до кровати и положил меня, мокрую, на простыни. Потом пощекотал мне ребра и снял с себя влажную рубашку.

Я заметила, что он поставил телевизор, который я никогда не смотрела, и новый видеомагнитофон в ногах кровати. Я сняла с него ботинки и стянула носки. Пока он расстегивал брюки, я целовала его пальцы на ногах. Когда он разделся, я укусила его за плечо. Мэсон отодвинулся к концу кровати, двигаясь, как пловец, выходящий из воды, и включил видеомагнитофон.

За мгновение до того, как на экране появилось изображение, я поняла, что мы будем смотреть. Я боялась этого, но Мэсон был в хорошем настроении, как будто подвыпивши. Давно ли он знал про «Галу»? С самого начала?

– Закрой глаза, – велел он. Я послушалась.

Мэсон положил меня на кровати между собой и экраном, лицом вниз, сам сел, скрестив ноги, и начал гладить мое тело. Мое лицо зарылось в простыни, руки вытянуты вдоль тела, ладонями вниз. Время от времени я оглядывалась на Мэсона – но только не на экран. Он включил звук; и мы начали.

– Что за люди снимаются в этих фильмах? – спросил Мэсон.

– Всякие, иногда друзья продюсера, занимающиеся этим для развлечения, безработные актеры, мужчины-фотомодели, иногда просто сексуально озабоченные мужчины.

Сначала руки Мэсона массировали мне лопатки, затем передвинулись к основанию спины, прижимая меня к кровати. Я пыталась представить, как он сейчас выглядит.

– А тот тип с огромным членом?

– Кажется, он книготорговец, или торговец антиквариатом, или что-то еще. Его охотно берут в такие фильмы. В общем – понятно.

– Мне – непонятно. Скажи, на что это похоже, когда эта штука у тебя во рту?

– Кусок теплой резины. Ничего эротического.

– В отличие от этого, – Мэсон потянул мою руку к затвердевшему своему пенису, я ухватилась за него.

– Еще бы. Я хочу тебя. – Я стала сучить пальцами вверх-вниз.

– Зачем ты снималась в этом фильме?

– По многим причинам. Но не ради денег. Думаю, я хотела шокировать.

– Кого?

– Возможно, моего отца, или по крайней мере, память о нем.

– А я вот, не знаю, жив или мертв мой отец. Но скучаю по нему.

– Конечно, скучаешь. Точно так же, как я скучаю по матери.

Мэсон провел рукой у меня под бедрами, пробираясь в меня. Я непроизвольно пошевелилась.

– Ты никогда не пыталась представить себя матерью?

– Нет.

– А я думал, что все женщины пытаются это представить.

– Я полагаю, все женщины рано или поздно становятся матерями. Но я хочу прожить жизнь с мужчиной, а не с ребенком.

– Ты не феминистка.

– Я не люблю теорий.

Свободной рукой Мэсон проникал в меня между ягодицами. Вставив пальцы, он стала двигать ими. Один палец двигался по часовой стрелке, внедряясь глубже, другой – против часовой стрелки. Я задержала дыхание, когда они встретились на упругой стенке мускулов. Сквозного пути не было, можно было дойти только досюда. Но фантазия не желала с этим мириться. Фантазия ведет к сексу, а затем секс ведет обратно к фантазии.

– Тебе не больно?

– Нет. Я чувствую твердое.

Пока я говорила, это твердое сменилось потоком жидкости. Я крикнула:

– Держи меня!

Все мысли исчезли, и меня затрясло. Мэсон, должно быть, с трудом продолжал удерживать свои пальцы вместе, так что один палец ощущал другой через стенку. Меня затопила волна жестокости. С моей силой не могло справиться ничто. Это ощущение лежало за пределами удовольствия. Я чувствовала, как будто создаю что-то, Бог знает что. Мэсон не мог меня больше сдержать. Это было невозможно. В эти мгновения я могла разломить мир напополам.

Не имею понятия, сколько времени это продолжалось. Мои глаза были закрыты. Кажется, я скрежетала зубами. Мои бедра сдвигались и раздвигались, спина выгибалась дугой. Мною овладело безумие.

Постепенно моя сила иссякла и я открыла глаза. По щекам катились слезы. Меня продолжало трясти. Внутри меня стало прохладно от сырости. Жидкость начала высыхать. Я взглянула на Мэсона, и мне показалось, что я вижу в его глазах затаенный страх. Я энергично поцеловала его, словно желая высосать его язык у него из горла.

«Гала» продолжалась, но сейчас никто из нас не смотрел фильм. Но стоны и мычание с экрана создавали чувственную ауру, и не имело значения, что эти звуки были фальшивыми. Мэсон приник к моей левой груди. Он втянул ее чуть не целиком в рот, и его язык двигался вокруг соска.

Спустя несколько мгновений он отпустил меня, задыхаясь. Затем лег на спину и протянул меня на себя, так что я стала коленями снаружи его сомкнутых ног с высоко восставшим между ними ни на что не указующим перстом. В этот момент желание превратилось в абстракцию.

Он потянулся губами к моим отвисшим грудям и снова начал сосать их по очереди. Он мягко раскачивал мое тело, чтобы груди покачивались. Казалось, что у него во рту они расширяются. Нет, не казалось, они действительно росли. Я пыталась представить, о чем он думает. «Эта женщина – самая лучшая шлюха, которую я когда-либо имел. Эта женщина способна на все». Сравнивал ли он меня с Барбарой? Думал ли он о своей матери? «Все это здорово, но действительно ли она хочет меня? Кто эта женщина?»

Я раздвинула ноги, по-прежнему держа груди у его губ, и начала медленно двигаться вверх и вниз.

Мы не произносили ни слова. Не было никакого желания разговаривать. Звук телевизора раздражал меня. Я нащупала пульт дистанционного управления, но не могла найти нужную кнопку, и нажимала, не глядя, все подряд. Внезапно наступила тишина и бледный свет экрана погас. Снаружи ревел ветер из Санта-Аны, дующий по каньону.

Широко раздвинув ноги, я заговорила:

– Я собираюсь возбудить тебя так, как ты никогда не возбуждался раньше. Совсем скоро ты это почувствуешь.

Говоря, я следила за лицом Мэсона. Он не отвечал. Скоро он лишится дара речи. Он глядел на меня с улыбкой счастливого ребенка.

– Ты будешь во мне, а я займусь твоими яйцами. Не бойся, тебе не будет больно. Дыши спокойно.

Я засунула обе руки ему под мошонку, медленно двигаясь, и сдвинула его яички. Когда я почувствовала, что он сделал вдох, то развела их.

– Своими руками я заставлю тебя представить, что с тобой две женщины – две женщины, которые хотят тебя. Они не ссорятся из-за тебя. Мы обе хотим тебя одинаково.

Одной рукой я нащупала мышцу, которая соединяла мошонку с телом. Почему она находится отдельно от тела? Это единственный орган, который кажется искусственно присоединенным. У женщин нет ничего подобного.

Другой рукой я держала его за пенис, вставляя его в себя и вынимая, сжимая его то сильнее, то слабее, как пульсирующее кольцо. Эффект, который это произвело на Мэсона, был таким, как я ожидала. Он попеременно расслаблялся и напрягался.

– А теперь еще сильнее. Моя партнерша тоже. Мы уже не можем остановиться. Мы – союзницы. Ради тебя мы вывернем себя наизнанку.

Мэсон качал стонать. Его голова раскачивалась из стороны в сторону, глаза еще были открыты, но он ничего не видел.

– Громче, – велела я. – Громче! Он застонал громче.

– Быстрее, – сказала я. – Быстрее!

Он ускорил свои движения, а я замедлила свои. Сопротивляться было невозможно. Я оставила его яйца в покое. Они потеряли чувствительность. Я просунула руку под его зад и задвигалась быстрее. Его пенис покрылся пеной. Мой указательный палец подобрался к его анусу.

– Ты здесь, – прошептала я.

Я медленно засунула в него палец. Он вскрикнул. Его зад оторвался от поверхности кровати. Я приподнялась вместе с ним, затем сжала бедра и с размаху насадила на пенис. Суставы моей руки, оказавшейся между нашими телами, хрустнули, как будто сломались.

Мэсон ревел как зверь из джунглей. Он трясся от рычания. Я не чувствовала, как он излился на меня, во мне все было слишком мокро, но я знала, что это случилось. Он вторгался в меня, как взбесившаяся змея, закусившая себя до смерти.

Посреди ночи я поняла, что он спит, и спустилась вниз. Я стояла на улице голая, всей кожей чувствуя прикосновение теплого ветра. Скоро мы будем свободны.

ТАЙНА ЛАРРИ КЭМПБЕЛЛА

У Ларри Кэмпбелла наверняка был какой-то секрет. По-моему, человек, находящийся в постоянной злобе, готовый к насилию, должен был обладать своим тайным миром. Жестокость имеет свои причины. Поэтому я ждала и наблюдала, пытаясь раскрыть его тайну. Мэсон был моим миром, миром Ларри может быть какой-то другой человек.

Я остановила машину напротив дома Ларри Кэмпбелла, здания в тюдоровском стиле, в которых обычно селятся высокооплачиваемые адвокаты и психиатры, расположенного на Элпайн-Драйв, на восточном краю Беверли-Хиллз. В субботу вечером Ларри Кэмпбелл вышел из дома и направился в гараж. Он был одет в строгий костюм. Вскоре из гаража выехал белый «фольксваген-рэббит». Трудно было поверить, что Ларри ездит на такой скромной машине.

Я не ожидала, что так быстро узнаю его секрет и решила, что его просто послали к Гелсонам купить какую-то снедь для воскресного обеда.

Ларри выехал из ворот дома и направился на север, в сторону бульвара Сансет и холмов, а совсем не к Гелсонам. В том, чтобы следовать за кем-то на машине, скрывается бесспорное возбуждение. На каждом повороте дороги думаешь, куда он направляется, пытаешься предположить, о чем он думает, представить дом и людей, к которым едет. Жизнь каждого человека – это настоящий роман, то захватывающий, то скучный.

Я решила, что Ларри Кэмпбелл отправился на свидание с человеком, юношей, вероятно, своим клиентом, с которым имеет гомосексуальную связь. Или, может быть, едет на встречу с шантажистом, который когда-то выследил его точно так же, как я, и раскрыл его секрет. Ларри Кэмпбелл собирался откупиться от того типа или избавиться от него. Никто не удивится, узнав, что Ларри совершил убийство. Вероятно, он был скорпионом – мстительным, злопамятным, и хранил воспоминания о прошлых обидах до конца жизни. Я читала где-то, что большинство скорпионов – убийцы или жертвы знаменитых убийств. Первое из этих понятий мало чем отличается от второго.

Внезапно Ларри затормозил. Вот уж чего не ожидала – он ехал в цветочный магазин! Он вышел из магазина с единственным цветком, завернутым в целлофан. Затем сел в машину и поехал дальше. Я ошибалась. Ларри Кэмпбелл собирался на свидание с женщиной.

Белый «рэббит» поднялся по улице Колдуотер на холм и вместе с заходящим солнцем спустился в долину Сан-Фернандо. Моя «хонда» следовала за белым «кроликом»,[10]10
  Игра слов: «Рэббит» – «кролик» (англ.).


[Закрыть] как Алиса в Стране Чудес. Наконец, он остановил свою машину рядом с мотелем в Ван-Найс и вошел в номер семнадцатый. Я не могла разглядеть, открыл ли кто-нибудь ему дверь или нет.

Я нашла себе укромное местечко на стоянке. Шторы на окнах номера были опущены, и я ничего не видела. Мне оставалось только воображать, но я истощила свою фантазию и мысленно вернулась к Мэсону.

Неужели все голливудские агенты живут тайной жизнью? Есть ли такая жизнь у Мэсона? Может быть, и он сейчас куда-то уехал с кем-то на встречу и делает что-то, чего я не знаю и никогда не узнаю? Агенты знают многих людей, они знают столько секретов, много фактов и слухов – может быть, даже слишком много. Агенты, – говорил мне Мэсон, – это кровеносная система Голливуда, они поддерживают жизнь в застарелом, заплывшем, жиром теле. Но с другой стороны, как и кровь, они переносят не только кислород, но и болезни. Затем я поняла, что за секретную жизнь вел Мэсон. Его секретной жизнью была я.

Больше чем через час дверь в номер семнадцать отворилась. Ларри Кэмпбелл появился на свет божий. Он выглядел точно так же, как и в тот момент, когда входил. Оглядевшись таким же беглым, не слишком озабоченным взглядом, он направился к своей машине и поехал прочь. Но я на этот раз не последовала за белым «кроликом».

Мне пришлось подождать десять минут, прежде чем из семнадцатого номера вышла высокая, изящная женщина лет тридцати. Она была одета в синий костюм и в руках держала сумочку из кожи аллигатора. С того места, где я сидела за рулем машины, я больше ничего не могла разглядеть. Женщина направилась в офис мотеля, вероятно, чтобы занести ключи и расплатиться. Я стала ждать. Она долго не возвращалась. Наконец, я вышла из машины, чтобы пойти и взглянуть самой, куда она пропала.

Почти тут же я услышала, как хлопнула дверцы машины и заработал мотор. Из-за мотеля выехал автомобиль. Я села за руль в тот момент, когда эта женщина промчалась мимо в зеленом «альфа-ромео». Вся моя работа едва не пошла насмарку.

Когда я выехала на широкую дорогу, мне показалось, что я уже потеряла ее, но к счастью, «альфа» находилась за два квартала от меня, между мотелем и бензозаправочной станцией, двигаясь в противоположном направлении. Я развернула свою «хонду», чтобы проследить за ней в свете заходящего солнца. Да, для такого дела надо было взять «Триумф».

Взяв след, я больше не теряла его. Женщина ехала быстро, и мне пришлось постоянно нажимать на газ, чтобы не отставать.

Наконец, мы добрались до многоквартирного дома в Шерман-Оакс. Он был построен недавно – фешенебельное здание с серебристо-серыми стеклами, в которые нельзя заглянуть, но которые великолепно отражают пейзаж города на закате. Этот дом представлял собой другой Лос-Анджелес, не город шоу-бизнеса, а сочетание города и пригородов, где люди работают у себя дома, сидя за факсами и терминалами компьютеров, где каждая квартира – не только место для жилья, но и офис. Удивительно, что такая женщина может здесь жить.

«Альфа» заехала в вечернюю тень подземной автостоянки. Я немного подождала, прежде чем идти следом за женщиной. Пользуясь зеркалом машины, я поправила макияж, вероятно, не слишком удачно – света было маловато. Я надела парик, который носила на съемках «Галы», очки, а с заднего сиденья достала новую черную итальянскую куртку, приготовившись разыграть очередное представление.

Я оставила машину на подземной стоянке, на одном из мест, предназначенных для посетителей. Зеленая «альфа» стояла на месте под номер 11. Я закуталась в плащ, поправила жемчужное ожерелье и поднялась на лифте на одиннадцатый этаж. Подойдя к входной двери квартиры 11, позвонила. Через некоторое время женщина открыла дверь, посмотрев на меня с помощью видеокамеры и недоумевая, что мне понадобилось. Она переоделась, сейчас на ней было зеленое платье, но по-прежнему имела облик деловой женщины.

– Извините, что беспокою вас в выходной, – сказала я, – но я должна поговорить с вами. – Я старалась выглядеть одновременно и богатой и беспомощной. Непростая задача, но если ее выполнить, действует железно.

– В чем дело? – она подозрительно глядела на меня, но после стычки с Фелисити я была уверена, что сумею убедить любую женщину впустить меня в свое жилище.

– Я хочу поговорить насчет Ларри Кэмпбелла. Ее лицо превратилось в ледяную маску.

– Вы кто – из полиции?

– Нет, нет, – попыталась изобразить смущение.

– Частный детектив?

– Разве я похожа на частного детектива?

– Я слышала, что бывают женщины-детективы. Теперь я поняла, что она проститутка.

– Я – знакомая мистера Кэмпбелла.

– Вы его жена?

– Нет, что вы. Я скажу вам, кто я и чего хочу и сколько готова заплатить.

Она пригласила меня войти. Вид здания и сама женщина, вся какая-то вымытая, с коротко подстриженными волосами, навевали мысли о чем-то антисептическом. Но я ошибалась. Квартира выглядела вполне обжитой, хотя и не походила на безумный бардак, как у меня в спальне.

– Меня зовут Одри, – сказала я ей.

– А меня – Рита, – представилась она. – Рита Хэйуорт.

Мы улыбнулись друг другу. Я без приглашения уселась на кушетку. У меня возникло чувство, что я понравилась Рите.

– На самом деле я подруга миссис Кэмпбелл, – сказала я. – Она знает, что ее муж встречается с вами. Конечно, она не знает, кто вы.

– Но вы намереваетесь сказать ей.

– Нет. Миссис Кэмпбелл не интересно кто: ее интересует – почему.

– Вопрос не ко мне.

– Как сказать.

– Нас с мистером Кэмпбеллом связывают исключительно деловые отношения.

– Это с вашей точки зрения.

– Это единственная точка зрения, которая меня интересует.

– Пожалуйста, выслушайте меня. Я не знаю, как она все узнала. Вероятно, просто вычислила. Как вы можете представить, первым ее инстинктивным побуждением было запретить ему встречаться с вами. Но она боится, что потеряет его.

Рита слушала молча. Она явно все понимала. Тон моего голоса ясно говорил, что я понимаю людей, заводящих себе любовниц и бегающих по шлюхам, и не собираюсь их осуждать.

– Я предложила миссис Кэмпбелл испробовать другую тактику. Видите ли, она на самом деле хочет узнать, понять, если вам так больше нравится, что она упускает в своих отношениях с Ларри. Она хочет знать, почему он чувствует нужду в… отношениях с другими женщинами. Понимаете, она любит его.

– Вы просите меня расстаться с ним как с клиентом?

– Я хочу знать, что вы с ним делаете, когда встречаетесь. Как вы занимаетесь с ним сексом.

– Вам не кажется, что об этом его жена должна спрашивать у него?

– Миссис Кэмпбелл не хочет этого делать. Полагаю, она стесняется. Но я не стесняюсь и хочу ей помочь.

– Как именно? Вы знаете, что мистер Кэмпбелл платит мне значительные деньги за мои услуги.

– Вот что я предлагаю, – мои слова должны звучать так, как будто я агент миссис Ларри Кэмпбелл. В сущности, я была агентом агента. Я пыталась организовать Мэсону сделку. И одновременно – для Оза Йейтса. – Я вполне понимаю, что вы не хотите раскрывать секреты ваших встреч с мистером Кэмпбеллом первому попавшемуся человеку. Так что, чтобы никаким образом не скомпрометировать вас, я хочу сама занять ваше место.

– Я хочу заменить вас при вашей следующей встрече с мистером Кэмпбеллом. Я поеду туда вместо вас и сделаю то, что вы делаете для него.

Рита улыбнулась.

– Это самое дикое предложение, которое я когда-либо слышала.

– Естественно, я заплачу вам. Сколько вы получаете за сеанс?

– Пятьсот.

– Хорошо. Я дам вам две тысячи.

– Две тысячи?

– Да и выдам вам деньги немедленно. Я хочу знать место и время следующей встречи. Вы всегда встречаетесь в одном и том же месте?

– Нет. Каждый раз мы пользуемся новым мотелем. Я снимаю номер и плачу за него.

– Прекрасно. Все, что я хочу – знать дату следующего свидания, и я буду там.

– А я?

– А вы в тот день скажетесь больной.

Рита засмеялась. Пока она смеялась, я открыла кошелек и отсчитала двадцать стодолларовых банкнот. Пока я это делала, в квартиру вошла женщина лет пятидесяти. При ней был крохотный пудель. Рита не представила нас друг другу, но я кивнула женщине. Ее лицо показалось мне похожим на лицо Риты, и я заключила, что она ее мать.

– Я позвоню вам на той неделе, – сказала я. – И вы сможете сообщить мне подробности.

– Это настоящее безумие.

Заинтригованная, Рита дала мне свою карточку.

– Своим клиентам я известна под фамилией Крейн. По утрам я обычно дома.

Я попрощалась и поблагодарила ее. Казалось, что Риту одолевают сомнения, но я знала, что две тысячи долларов все перевесят. Рита выглядела очень деловой женщиной.

Возвращаясь назад через Колдуотер, я поражалась тому, на что у меня уходят деньги. Не имея денег, чтобы заплатить Аннабель, а теперь и Рите, я не смогла бы воплотить свою любовь к Мэсону избранным мою способом. Любовь и деньги в моих глазах связаны друг с другом особым образом. Я использовала свои деньги как инструмент, а не как средство привлечения мужчины. В этих вопросах я была весьма щепетильна.

Я была довольна честностью своей сделки с Ритой и тем, что начало прошло так гладко. Я сгорала от желания расспросить, чем именно Рита занималась с Ларри Кэмпбеллом. Может быть, чем-то ужасным? Но я не могла вообразить, чтобы они придумали что-то, чего я не делала раньше. Кроме того, Рита, или как там ее звали, понравилась мне. В некотором смысле она была на моей стороне.