Текст книги "Роковой мужчина"

Время от времени меня поражает мысль о существенной разнице между образом жизни в Портленде и Лос-Анджелесе. Здесь нет чувства общности. Люди живут своей жизнью и не нуждаются друг в друге. Они сходятся только для одного – для дела. Ты находишь друзей на почве бизнеса, по крайней мере, на некоторое время. Когда я думала о том, каким образом развивалась моя любовь к Мэсону, мне казалось, что это очень типично для Лос-Анджелеса. Стратегия, тактика – это искусственный путь получить то, что ты хочешь. Но в том, что хотела я, не было ничего искусственного.

Когда я вернулась домой, Мэсон звонил по телефону. Он отклонял чье-то приглашение вместе повеселиться сегодня, субботним вечером. Я села ему на колено. Он закончил разговор, и мы целовались минут двадцать. У нас не было ни малейшего желания встречаться с кем-то еще. Мы были как дети, живущие между радостью и горем.

Мы поднялись в спальню, по пути раздевая друг друга. Я увидела, что зеркало сдвинуто с места. Сейчас оно стояло в ногах кровати, наклоненное на несколько градусов вниз, так, что лежа в кровати, мы могли видеть самих себя. Так устроил Мэсон. Я ничего не сказала, но мне это не понравилось.

Ему было необходимо смотреть на себя, занимаясь любовь со мной? Он хотел в этот момент видеть своего двойника? Я вспомнила фразу девушки, с которой работала в юридической фирме. «Сделай копию, и все будет в порядке», – любила говорить она к месту и не к месту.

До меня дошло, что телевизор включен, и я повернулась, чтобы взглянуть на экран. Мэсон смотрел ту сцену из «Галы», где я вставала с кровати, покинув Аннабель, и шла к своему демону-любовнику.

– Выключи! – пламя свечей около кровати замигало и наклонилось под углом в сорок пять градусов. Одна из них погасла, и вверх поползла струйка дыма. Неужели я закричала? Мэсон выключил телевизор.

– Где ты узнал об этой кассете?

– От Джо Рэнсома.

Значит, Джо узнал меня. Гадство. Джо мне сразу не понравился. Но теперь это уже не имеет значения. Тайны рано или поздно перестают быть тайнами. Мэсон отвел взгляд от зеркала.

– Скажи мне – что ты подумала обо мне, когда впервые увидела? – Мэсон сжал мою голову ладонями. Он не собирался отпускать меня, пока не получит удовлетворявший его ответ. Неужели он мысленно вернулся в коридор отеля и хочет, чтобы я призналась, что была там? Мне уже приходилось отрицать это. Нужно раз и навсегда покончить с этим вопросом.

– Когда я впервые увидела тебя? Это было на крыше «Бель-Аж». Ты плавал в бассейне.

Он вспомнил тот день и с кем тогда был. Но он не помнил меня. Я призналась ему про другие случаи, когда видела его, следила за ним. Мэсон был явно смущен. Я надеялась, что он отбросил свои подозрения об отеле в Артезии.

Люди думают, что признание – это сознание в вине. Но признание может быть и могучим оружием Признание кажется победой тому, кто его выслушивает. В действительности же оно ослабляет того, к кому направлено. Оно подрывает его желание узнать что-нибудь еще. Оно отнимает у него желание наказать, потому что он ощущает себя соучастником того лица, которое признается.

Мэсона затопили новые эмоции, с которыми он не мог справиться.

Я легла на спину, глубоко дыша. Я видела нас в зеркале. Обнаженная пара, отражающаяся в зеркале, как на картине. Но все же мы были разделены, подобно натурщикам, как будто художник не совсем сумел передать отношения между нами.

– Чего ты на самом деле хочешь от меня? – спросил Мэсон.

– Я хочу разделить с тобой жизнь.

– Неужели моя жизнь настолько интересна?

– Для меня – да.

– Мы в каком-то смысле теперь связаны, ты не находишь?

– Надеюсь, что да.

– Я не понимаю тебя, Урсула.

– Мэсон, я – очень простая личность.

– У меня такое чувство, что ты ожидаешь слишком многого.

– Это уж мне решать.

– Ты уже столько всего нарешала!

– Извини.

– Не надо извиняться. Это полезно. В данный момент я не слишком здорово соображаю.

– Я знаю. Я хочу помочь тебе.

– Боюсь, я не стою твоих стараний.

Я вдруг вспомнила, как Фелисити говорила мне про Мэсона: «Черт возьми, он никогда не поймет вас».

– Чем больше я тебя трахаю, тем больше ты мне нужна, – сказал Мэсон. – Получается: шаг вперед, два шага назад. Ужас.

– Спасибо.

– Не обижайся. Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Нет, не понимаю. – Я разозлилась на него, не зная толком, почему. И я сказала: – Может, хватит на сегодня?

– Что?! – он был в панике. – О чем ты?

– Кончим с этим. Хватит. Скажем друг другу «спокойной ночи». – Я ждала ответа, опираясь на локоть.

Наступила очень длинная пауза. Я, как идиотка, открыла ему путь к свободе. Он прикоснулся рукой к моей груди.

– Иди сюда, – сказал он.

Вздохнув с облегчением, я подчинилась. Он позволил мне сорваться с крючка.

АЛИБИ

Рано утром в воскресенье я встала и вымыла мотоцикл. Я превратила эту нудную обязанность в ритуал очищения. С тех пор как я прочла «Дзен и искусство обращения с мотоциклом», я рассматривала свой «Триумф» как Путь, а не средство передвижения. С неподдельным рвением я терла зубной щеткой по спицам. Протирая машину, я воображала, что стираю отпечатки пальцев с орудия убийства.

Мой интерес к мотоциклу заинтриговал Мэсона. Для него в отношениях между хрупкой женщиной и тяжелым механизмом имелось что-то несовместимое. Возможно, если бы у меня была огромная грудь и широченные бедра, соответствие было бы соблюдено.

– Когда-нибудь я возьму тебя покататься, – пообещала я.

– Я хочу сейчас.

– У меня нет для тебя шлема.

– Это неважно. Ничего со мной не случится. Я почувствовала себя его ангелом-хранителем.

– Ездить без шлема опасно. Если произойдет несчастный случай, отвечать буду я.

Отвечать? О какой чепухе я думаю?!

Наконец, мы отправились в путь – Мэсон без шлема. Я дала бы ему свой шлем, но он ему не годился.

Сперва я была очень осторожна. Я не хотела превышать скорость. Не такой был момент, чтобы попадаться полиции. Кроме того, я боялась за своего драгоценного пассажира, сидевшего за моей спиной, обхватив меня обеими руками.

Мотоцикл пробирался вперед в потоке транспорта. Этот зверь создан для того, чтобы обгонять, мчаться, и проезжать там, где не могут пройти автомобили. Мой «Триумф» был скорее зверем, чем машиной. Он был моим продолжением. Нет, не просто продолжением, а выражением чего-то или кого-то, сидевшего внутри меня, кто мог вырваться из клетки повседневной жизни, только стремясь вперед. У мотоцикла нет заднего хода. Он мчится только вперед. Наконец, когда мы направлялись по автостраде на север, я не смогла сдержаться и прибавила газу. Мэсон вцепился в меня крепче. Понемногу привыкая к скорости, он постепенно ослаблял хватку, и наконец, на скорости 120 миль в час чувствовал себя почти уютно.

Я гнала мотоцикл около двадцати минут и предложила остановиться где-нибудь в Вэлли и выпить кофе. Мэсон не расслышал моих слов. Он не хотел, чтобы я останавливалась. На обратном пути я сохраняла скорость в пределах пятидесяти пяти миль.

На въезде в Беверли-Хиллз дорогу перебежал енот. Я легко объехала его.

– Чересчур близко! – крикнул Мэсон. Он мыслил как водитель автомобиля.

Внутренним зрением я увидела трехногую собаку на шоссе в Нью-Мексико. Затем вернулись грустные воспоминания об Аннабель. Если бы только Аннабель больше походила на Риту и не была такой затраханной. Надо позвонить Рите, когда вернемся.

Но я не позвонила. После гонки Мэсон был в сильном возбуждении и хотел немедленно заняться любовью. Он даже не дал мне раздеться до конца. Его семя попало на мою куртку и быстро высохло, как пятновыводитель. Любовь после бешеной езды неожиданно показалась мне сном. Путешествие продолжалось. Мэсон стал моим зверем-машиной, тем самым существом внутри меня.

– В следующий раз поедем ночью, – сказала я. – Это совсем по-другому.

В понедельник через несколько минут после того, как мы прибыли в офис, Мэсону позвонили. Полиция хотела его видеть, и он не знал, зачем. Почему-то он думал, что все уже кончилось.

– Вероятно, они напали на след и хотят сказать тебе об этом.

– Думаю, тут что-то другое.

– Что?

– Думаю, они хотят поговорить со мной о том, где я находился в ту ночь, когда моя мать была убита.

– Почему ты так думаешь? – я ощутила его нервозность.

– Меня и раньше спрашивали. И я сказал им, что работал в офисе, затем вышел поесть, вернулся и лег спать.

– Тогда в чем проблема? – конечно, я знала, в чем проблема. Он лгал.

– Беда в том, что никто меня не видел. Никто не может подтвердить моих слов.

– Это абсурдно. Наверняка тебя никто не подозревает.

– Может быть, и нет, но может быть, они думают, что я знаю, кто это сделал.

– Я не понимаю. Какой мотив мог у тебя быть?

– Например, деньги.

– Деньги?

– После смерти матери от нее осталось порядочно денег.

– Нет, тут наверняка что-то другое.

– Я сморозил глупость. Я сказал им, что моя мать была немного не в себе, и что по моему мнению, она, возможно, знала кого-нибудь, кто бы ее убил.

– Ты веришь в это? – Я все еще была растеряна, хотя Барбара рассказывала мне о его гипотезе. – Помнится, они считали, что это работа женщины.

– Да. Но, я думаю, они заблуждались. Ты знаешь, что они подозревали Барбару. Теперь, очевидно, прорабатывают какую-то другую теорию.

– Почему бы тебе не воспользоваться мной?

– Тобой? Что ты хочешь сказать?

– Если ты не можешь доказать, где ты был, и тебе нужно алиби, воспользуйся мной. Скажи, что ты был со мной.

– Я не могу этого сделать.

– Почему? Потому что ты не говорил раньше? Ну, ты можешь сказать, что хотел, чтобы эта сторона твоей жизни осталась в тайне. Ты можешь сказать, что не хотел, чтобы Барбара все узнала, особенно после той истории с Алексис. Или можешь сказать, что не хотел компрометировать меня.

Мэсон потер лоб.

– Я не могу так поступить, – повторил он. В его реплике слышалось некоторое колебание, и я сделала решительный шаг.

– Мэсон, я знаю, где ты был той ночью.

– Что? – Он окаменел.

– Ты был у меня дома.

Он уставился на меня. На какое-то мгновение он решил все отрицать, но зачем?

– Как ты узнала? Ты видела меня?

– Нет, не видела. Я догадалась. Ты звонил по телефону с кухни. Я поняла, что в доме кто-то был. Когда ты вернулся и уснул в комнате для гостей, я поняла, что ты бывал здесь раньше. – Я должен был тебе сказать.

– Слушай, сейчас это неважно. Сейчас мы вместе, и все эти дела остались в прошлом. Почему бы тебе не сказать полицейским, что ты был со мной?

– Потому что это неправда.

– А что такое правда, Боже ты мой? Это могло быть правдой. Ты хотел быть со мной.

– Да.

– А я хотела быть с тобой. Еще через две ночи это стало правдой. Так в чем разница?

– Я не хочу впутывать тебя.

– Я уже впутана.

Я обняла Мэсона. Он в ответ крепко обхватил меня руками, вцепившись в мой зад, как будто мое тело было скалой, на которую он карабкался, повиснув высоко над бездной.

– Мой дорогой, кого волнует, что подумают люди? Спать со своей секретаршей, может, и непорядочно, но это же не убийство, верно?

Пока Мэсон ходил в полицию, я позвонила Рите. Она еще не знала времени и места своей следующей встречи с Ларри Кэмпбеллом. «Вероятно, она состоится в следующие выходные», – сказала Рита. Я ответила ей, что перезвоню через пару дней. Меня начинало охватывать беспокойство. Я хотела поскорее покончить с этим делом.

Использует ли меня Мэсон в качестве своего алиби? Да, если полиция запугает его. В противном случае он не станет прибегать к такой возможности. Он не захочет отказываться от своих предыдущих слов. Я не сомневалась в его преданности ко мне. Он не пытался скрыть свои чувства и не возражал, чтобы нас видели вдвоем вне офиса. Но о нашей связи еще никто не узнал.

Я знала, что подвергаю себя опасности. Мне тоже придется лгать о том, где я была в ту ночь. Может быть, стоит продать «Триумф» и не сентиментальничать по поводу куска железа, который может все погубить.

Пока Мэсон все еще был в полиции, в офис зашел Майк Адорно. Он оказался веселым тридцатилетним мужчиной с замечательным чувством юмора.

– Привет сумасшедшим! – воскликнул он. – Где мой тайный агент?

– Вернется где-то через час.

– Тогда не говорите мне, где он сейчас.

– Могу ли я чем-нибудь помочь?

– Конечно. Найдите мне работу. Нет, я шучу. В общем-то, я просто заскочил поздороваться. У меня есть новости, которые заинтересуют Мэсона.

Майк достал вырезку из газеты и показал ее мне. Заголовок гласил: «ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ ЖЕНЩИНЫ».

«Женщина, опознанная как Аннабель Харт, была сегодня найдена мертвой в своем номере в отеле «Сьерра» в Артезии, Нью-Мексико. В номере было найдено большое количество наркотиков. Полиция желает поговорить со всеми, кто знал мисс Харт или посещал ее. Выяснено, что она приехала из Лос-Анджелеса в компании с другой женщиной, которая тоже исчезла. Эта женщина зарегистрировалась в отеле под именем Одри Джонс, и управляющий отеля «Сьерра» описывает ее как очень стройную брюнетку двадцати восьми – двадцати девяти лет. Местная полиция ищет всех, кто видел эту женщину или знает о ее нынешнем местонахождении».

Майк сказал:

– Мэсон останавливался в «Сьерре» с Барбарой. Он мог видеть эту таинственную женщину. Не правда ли, очевидно, что фараоны подозревают ее в убийстве?

– Не знаю, – сказала я. – Разве очевидно?

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Прекрасно. – Наверное, мне не вполне удалось скрыть свои эмоции.

Телефонный звонок избавил меня от продолжения разговора с Майком. Пока я разговаривала, он сделал ксерокопию вырезки.

– Передайте Мэсону, когда он вернется. – Майк нацарапал на копии пару слов и удалился, помахав на прощание рукой. Я повесила трубку и взглянула на вырезку. «Ты не видел эту девушку – Одри Джонс?»

Я снова положила послание от Майка на стол Мэсона вместе с почтой. В предыдущий раз он не ответил на факс. Теперь описание в газете точно соответствовало моему облику. Но мы уже прошли эту ступень, разве не так? Мэсону больше не нужно было думать о таинственной женщине в черном. У него была я – живая и во плоти.

– Я не стал использовать тебя как алиби, – сказал мне Мэсон, когда вернулся. – Я придерживался первоначального рассказа. Хрен с ним. Пусть верят во что хотят.

– Я не думаю, что тебя кто-нибудь подозревает, – заявила я. Я была довольна тем, как он держался. И все же, если бы он использовал меня как алиби, мне бы тоже пришлось придумать алиби для себя. Странно.

Он взглянул на вырезку из газеты. Затем посмотрел на меня и нежно поцеловал, все еще держа ксерокопию в руке. Я не знала, о чем он думает. В его тоне не слышалось никаких ноток подозрения или обвинения. И поцелуй был очень нежным.

Мы начали вести такую жизнь, как будто поженились. Я не знаю, нравилось ли ему это или нет, но не могла ничего поделать. Закончив дела в офисе, мы обедали где-нибудь по пути домой. Я не желала ничего готовить. Я вышла замуж не для этого. Около девяти мы ложились в постель, обычно не допив свои бокалы. Желание заниматься любовью приходило в полчетвертого или в пять утра. Наши дни и ночи стали похожими друг на друга. Не знаю, находил ли Мэсон это уместным или нет, но он привык. Я купила ему английский дневник «Филофакс». Вместо дней в нем были чистые страницы, разбитые на часы, начиная с восьми утра и кончая шестью вечера. За первым днем шел следующий, и так без конца.

Я провела неделю, готовясь к встрече с Ларри Кэмпбеллом. Записи об этом событии не могли появиться ни в каком дневнике. Рита не хотела ничего говорить по телефону, и мы договорились о встрече. Причина была очень простой. Она решила поднять цену, и я дала ей еще полторы тысячи. Мне нравилось расставаться с деньгами.

Рита рассказала мне, что я должна сделать. «На самом деле это не очень трудно. Нужно просто очень спокойно себя держать. Почти все он сделает сам».

– Он груб?

– Только не со мной.

– Что мне нужно взять?

– Наденьте короткое черное платье. Никакого белья. Вы не принимаете наркотики?

– Сейчас – нет.

– Хорошо. Это вообще исключается.

Я становилась все более и более заинтригована. Во мне росло возбуждение, перемешиваясь с предчувствиями. Я еще один – и последний – раз разыграю театральную постановку без репетиций и прогонов.

– У меня есть черный купальник.

– Закрытый?

– Как вы мне говорили. Орхидеи нужны какие-то особые?

– Нет. Нужно только, чтобы это был единственный цветок в прозрачной пластиковой коробке. Удостоверьтесь, что можете ее легко открыть. Если вы замешкаетесь, все пропало.

– Я не замешкаюсь, – заверила ее я.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА

Ларри Кэмпбелл назначил свидание на вечер пятницы. В среду я сказала Мэсону, что в пятницу устрою ему сюрприз, и мы закрыли офис до полудня. Сначала Мэсон сопротивлялся. Дел накопилось много, а он был в рабочем настроении. Размер гонорара Сильвии за участие в «Дзен-бильярдисте» был установлен. Майк получил третью роль в комедии с участием Арнольда Шварценеггера, снимавшейся на «Парамаунте». Подружка Оза Йейтса, Софи, формально попросила нас стать ее представителями. Я не верила в нее как актрису, и меня по-прежнему беспокоили ее тесные отношения с Озом. Но Джо Рэнсом проявил к ней интерес как к актрисе для своего фильма, начало съемок которого было запланировано через шесть недель. Так что, вероятно, она должна была получить работу. Но моей целью по-прежнему оставался Оз Йейтс. Я знала, что когда мы станем его представителями, в агентстве произойдут большие перемены к лучшему.

Ларри Кэмпбелл выбрал мотель аналогичный тому, в котором встречался с Ритой. Он был расположен примерно на пять миль дальше на той автостраде. Рита сняла номер. Я надела свое самое изящное черное шелковое платье, и мы прибыли туда примерно в полпятого.

– Что это? С чего гуляем? – Мэсон был озадачен.

– Да так.

– А для кого орхидея?

– Увидишь. Это сюрприз.

– Ты выглядишь, как будто собралась на похороны.

Мы вошли в номер мотеля. Я задернула шторы и объяснила, что через полчаса на встречу со мной придет один человек. В комнате был шкаф с решетчатыми дверцами. Я сказала Мэсону, что он должен забраться в шкаф, закрыть двери и наблюдать.

– Наблюдать за чем? – хотел он знать.

– Считай, что увидишь небольшую пьесу.

– Я знаю человека, который придет?

– Да, знаешь. Но не очень хорошо.

– Какое-то безумие.

– Помни, ты не должен издавать ни звука. Ты невидим. Ни в коем случае не выходи, что бы ты ни увидел.

Я надела свои черные перчатки и включила телевизор. Мэсон явно терял терпение.

– Ни к чему не прикасайся, – предупредила я. Комната, должно быть, покрыта тысячами отпечатков пальцев, но я не хотела, чтобы к ним прибавились и его отпечатки. Без десяти пять я велела ему спрятаться. Мне показалось, что снаружи подъехала машина.

– Ни звука, мой дорогой. И не выходи, что бы ни случилось. Оставайся здесь. Обещай мне.

Через несколько секунд на шторы упала тень. Я бросила взгляд на Мэсона. Его не было видно сквозь щели в дверках. Раздался стук – два раза.

Я открыла дверь. За ней стоял, улыбаясь, Ларри Кэмпбелл, с орхидеей, завернутой в целлофан. При виде меня его лицо вытянулось.

– Где миссис Крейн? – Он подозрительно огляделся.

– Она больна. У нее грипп.

– Грипп так грипп. – Он собрался уходить. Надо как-то удержать его. Я знала, что нельзя прикасаться к нему, попытаться остановить его. Но я не хотела, чтобы в моем голосе звучало отчаяние.

– У меня есть купальник.

Но убедить Ларри было непросто.

– Но ты его не надела.

– Нет. Конечно, нет.

– Если все будет неправильно, я не заплачу тебе.

– Понимаю.

– Я просто уйду.

– Все будет в полном порядке.

Я ждала. Несколько мгновений он колебался, но затем решился и закрыл за собой дверь. Миссис Крейн не говорила мне, сколь часто нужно улыбаться. Зная, что от меня ожидается, я решила не улыбаться, пока не улыбнется он.

– Это для тебя, – Ларри протянул мне орхидею, не улыбнувшись. Положив его орхидею на стол, я открыла свою коробку и достала свой цветок. Понюхав его, взглянула на Ларри и уронила орхидею на пол. Сначала я решила швырнуть ее на кровать, но это бы выглядело чересчур классически отказом. Я знала от Риты – то есть от миссис Крейн – что у меня будет некоторая свобода действий. Ларри не всегда придерживался деталей ритуала. Он взглянул на мою орхидею. Затем посмотрел на свою, все еще лежащую в упаковке.

– Чем тебе не нравится моя орхидея? – спросил он.

– Я не принимаю подарков.

– Ты не должна была это делать, – он посмотрел на цветок, лежащий на полу.

– Я не люблю духи, – заявила я и наступила шпилькой туфли на мясистый цветок. Пока что я ни разу не взглянула на шкаф. Я пыталась представить, что Мэсон думает о происходящем. Я надеялась, что он не начнет смеяться.

Ларри наклонился и, подняв орхидею, протянул мне раздавленный цветок.

– Съешь его.

Гадство. Этого я не ожидала. Я надеялась, что цветок не ядовит. Положив орхидею в рот, я начала жевать ее. Я не знала, нужно ли выражать удовольствие, и решила никак не реагировать. Механически и без всякого выражения и разжевала цветок и частично проглотила разжеванную массу. Не так уж и плохо на вкус.

– Почему ты отвергаешь все, что я тебе даю?

Я остановилась жевать и выплюнула несъеденное.

– Я отвергаю тебя. У тебя дикие манеры. Ты даешь мне подарок, а через минуту оскорбляешь меня.

Ларри снял свой пиджак.

– Поцелуй мою рубашку.

Я подошла к нему, увидев на рубашке вышитые инициалы «Л. К. К.» Мне стало интересно, какое у него второе имя. Я опустилась на колени и поцеловала его инициалы, чувствуя, как мускулы у него на груди напряглись от прикосновения моих губ. По-прежнему стоя на коленях, я ждала продолжения и ощущала, как Ларри глядит на меня.

Нужно забыть, что за нами подсматривает Мэсон.

– Раздень меня.

Я поднялась и начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Он отстранился. Что-то неправильно? Черные шелковые перчатки? Но Рита велела надеть их.

– Ты неодета, – сказал Ларри. Должно быть, он имеет в виду купальный костюм. Хорошо, но где мне переодеться? В ванной или у него на глазах? Рита не говорила. Я решила пойти в ванную. Я отвернулась, надеясь, что не разрушаю мир, созданный его фантазией, и он не захочет уйти.

Взяв купальник, лежавший на кровати, я направилась в ванную. Дверь я не стала закрывать. Застегивая лямку на спине, я увидела отражение Ларри Кэмпбелла в зеркале. Он что, передвинулся, чтобы видеть меня?

Когда я вернулась к Ларри Кэмпбеллу, он стоял в той же позиции, что и раньше. Я снова начала раздевать его. Я не торопилась. Не будь неуклюжей.

– Чувствуешь ли ты мою силу? – спросил Ларри. Я решила, что это риторический вопрос.

– Все сгибаются перед моей волей, – продолжал он. – Я могущественный человек. Вот почему людей притягивает ко мне.

Я нагнулась и развязала ему шнурки. Я когда-то читала, что первое, на что смотрит проститутка, когда подходит к потенциальному клиенту, – на его обувь. Ботинки Ларри Кэмпбелла были сделаны на заказ.

– Люди боятся меня. Они пресмыкаются в моем присутствии. Именно так и должно быть. Я – укротитель львов. Я щелкаю хлыстом. Иногда один только взгляд заставляет их ходить на задних лапах. Они – дерьмо, и они это знают. Им нужна дисциплина. Ты знаешь, что мне нужно в ответ?

Он поднял одну ногу, затем другую, и я сняла с него брюки и начала аккуратно складывать их.

– Мне нужно обожание. Это мое проклятие. Ты знаешь, что я ношу проклятие; мне нужно, чтобы моей силе подчинялись. Но подчинялись с любовью, с обожанием.

Теперь на Ларри Кэмпбелле остались только трусы от Ральфа Лорена. Наше театральное представление сильно отличалось от «Галы»! «Гала» была фальшивкой, это – подлинное. Ларри нагнулся и обнял меня за шею. Я пыталась не выказывать тревогу, хотя испугалась. Но время для моего хода еще не пришло. Нужно захватить его врасплох, чтобы быть уверенной в успехе. Ларри Кэмпбелл расстегнул лямку купальника и спустил его до пояса, стараясь не прикасаться к моей коже.

Убрав руки, он посмотрел на меня. Я оставалась неподвижной, чувствуя, как твердеют мои соски. Бог знает почему, я не испытывала желания к этому мужчине. Возможно, потому, что он не касался меня. Для Ларри Кэмпбелла страсть выражалась в том, чтобы не прикасаться к женщине. Я поняла, что у него не было намерения овладеть мной. Он хотел овладеть собой.

Я видела, как у него под трусами шевелится. Он опустил глаза и стал ждать. Настал мой черед.

Я начала снимать с него трусы, встав на колени. Хотя Ларри Кэмпбелл был маленьким человеком, у него были гениталии как у быка. Стоя на коленях, я увидела, что наступил самый подходящий момент. Он предлагал мне себя.

– Я хочу сделать это реальностью. Я хочу, чтобы все они сдохли. Они должны сдохнуть, чтобы я мог жить.

Внезапно я представила себе жену и детей Ларри Кэмпбелла – как они улыбаются.

– Почему я такой? – говорил он, поглаживая свой член. – Почему я тот, кто я есть? – Он стал гладить энергичнее. – Подойди ко мне.

Я подчинилась. Мое лицо находилось в шести дюймах от его пениса. Очевидно, он хотел излить себя на мое лицо. Я подняла голову и увидела, что он закрыл глаза. Ну! Момент настал!

Я сжала правую руку в кулак. Мои мускулы напряглись. Я со всей силы ударила кулаком по его яйцам.

Ларри Кэмпбелл дико завыл, согнулся и тяжело упал на пол. Я надеялась, что лишила его сознания. Он лежал неподвижно. Его рот открывался, ловя воздух. Я нагнулась над ним и услышала, как Мэсон открывает дверь гардероба.

– Боже, Урсула, что ты наделала?

Я хотела взять пиджак Ларри Кэмпбелла, сложить его и закрыть Ларри лицо, пока он был без сознания. Но он внезапно схватил меня за волосы, его руки потянулись к моему горлу. Даже в агонии у Ларри Кэмпбелла была стальная хватка. Я задыхалась. Он хотел убить меня.

Мэсон схватил его за руки и попытался оттащить в сторону. Это оказалось трудно. Ларри Кэмпбелл обладал силой человека, не собиравшегося умирать, силой новорожденного, который может поднять себя одной рукой. Но эта детская сила быстро уходит, и вы всю свою жизнь пытаетесь вновь обрести ее. Именно это происходило с Ларри Кэмпбеллом. Он постепенно слабел.

Наконец, Мэсон оторвал его руку от моего горла, и я смогла вздохнуть. Затем схватилась обеими руками за адамово яблоко Ларри Кэмпбелла и сжала руки, как меня учили на курсах самообороны.

Через двадцать секунд Ларри Кэмпбелл был мертв. Проклятье, наложенное на него, наконец, сработало. Я не чувствовала ни сожаления, ни жалости – ничего. Я сделала то, что намеревалась сделать.

Мэсон поднялся. Очень долго он не глядел на меня. Он глядел на Ларри Кэмпбелла. Я сняла купальник и потерла больную шею. Когда я отправилась в ванную, чтобы забрать юбку, Мэсон поймал меня за руку. Он тяжело дышал. Какое-то мгновение я думала, что он хочет ударить меня. Несколько секунд Мэсон смотрел, как я одеваюсь, затем пошел в спальню. Выйдя из ванной, я увидела, что он поднял мою раздавленную орхидею и коробку, в которой она находилась. Я собрала все свои вещи.

– Не прикасайся ни к чему, – предупредила я. Казалось, он в шоке, что было естественно. Но он справится с собой, никуда не денется.

Я подумала о Рите. Она попадет под подозрение, но, с другой стороны, откуда полиция узнает о ее существовании? Ларри Кэмпбелл ничего не писал в своем дневнике об этих встречах. Если Рита прочтет о смерти Ларри Кэмпбелла, она не захочет впутываться в это дело. И даже если она пойдет в полицию, то сможет рассказать только сказочку о рыжей женщине, подруге жены Ларри Кэмпбелла. Этот след приведет к жене Ларри Кэмпбелла, но у нее имеется алиби и она не знает никаких рыжих женщин.

Я выглянула из окна и осмотрела стоянку. С нее выехала какая-то машина, затем стоянка опустела. Тогда я повернулась к Мэсону. Он смотрел вниз, уставившись на тело Ларри Кэмпбелла – второй труп, который он видел за последние две недели. Я вытерла ключ от двери жидкостью для удаления лака с ногтей и бросила его рядом с телом Ларри Кэмпбелла.

– Пошли, – сказала я. – Надо убираться. Мэсон кивнул, но продолжал смотреть на Ларри.

– Идем же, – повторила я. Я вышла из комнаты и направилась к машине. Сев за руль, развернула машину. Мэсон все еще не выходил. Я подогнала машину к двери. Наконец, он появился. Его правая рука была покрыта носовым платком. Он закрыл дверь мотеля и подошел к машине, не оглядываясь и внешне совершенно спокойный. Я открыла для него дверь. Он сел в машину и захлопнул дверцу.

Мы выехали со стоянки. Мэсон неотрывно смотрел на меня. Он заговорил только на выезде на шоссе в Сан-Диего.

– Останови машину.

– Зачем?

– Останови машину.

Я остановилась. Мэсон нагнулся и обнял меня. Он поцеловал меня с такой любовью, с какой меня еще не целовал ни один мужчина. Я отодвинулась от него, взяла его за руки, и по очереди поцеловала все его пальцы.

Я заранее сняла столик в «Каса-Веге» на бульваре Вентура. Это было идеальное место. Здесь вряд ли вспомнят, что мы опоздали на несколько минут, а если вспомнят, то что? Мы проведем тут вечер, выпьем «Маргариты», закусим гвакамолой, и отбудем восвояси.

В «Каса-Веге» царила великолепная полутьма. У бара толпились местные жители, окутанные облаками сигаретного дыма. Официантка – разумеется, Мария – провела нас в отдельный кабинет. Судя по всему, никто не обратил на нас особого внимания. Мы смотрелись как пара любовников, сбежавших от своих жен и мужей. Это место не пользовалось особой популярностью, и у нас почти не было шанса встретиться с какими-нибудь знакомыми Мэсона. И если даже встретимся, то что? У нас будет алиби – если оно потребуется.

После первой «Маргариты» Мэсон поднялся. Он взял меня за руку, как будто желая показать мне что-то, и повел меня в женский туалет. Мы вошли в кабинку, заперли дверцу на задвижку, раздели друг друга ниже пояса, и ворвались друг в друга. Когда мы кончили, я расхохоталась – просто так. Я впервые смеялась во время полового акта.

За обедом Мэсон как будто расслабился. Он пил больше обычного. Я тоже захмелела. Мы ни разу не упоминали Ларри Кэмпбелла. Я заплатила за обед, и Мэсон отвез нас назад в Беверли-Хиллз.

Дома я разожгла камин в холле. Никто из нас не хотел подниматься и ложиться в постель. Нас охватило желание говорить о чем-нибудь забавном. Мэсон хотел развеселить меня, а я хотела, чтобы меня развеселили. Он рассказал анекдот: «Билли Уайлдер однажды предложил – Сэму Голдвину, кажется, – снять фильм про Эдипа. «Ты имеешь в виду того грека, который женился на своей матери?» – недоверчиво спросил Сэм. – «Но подумай, какая идея! – сказал Уайлдер. – Этот тип женится на женщине, затем узнает, что она – его мать, и совершает самоубийство».

Я засмеялась. Эта глупая история напомнила мне об одном рассказе нашего школьного учителя, и я пересказала его Мэсону. В камине гудело пламя. Я давно не зажигала в нем огонь.