Текст книги "Желтая долина, или Поющие в терновнике 4"

Питер усмехнулся.

– А аббатство, – продолжала Ольвия, – это всего лишь приманка для туристов.

После ее слов Питер расхохотался.

– Я смотрю, ты становишься патриотом Айоны!

– Мне кажется, я всегда им была.

– Смотри, только не сильно увлекайся, – посоветовал Питер. – И вообще, нам пора отсюда выбираться. Да и холсты у тебя кончаются.

Ольвия промолчала, потому что это было действительно так.

– Я начинаю бояться, – с улыбкой продолжал Питер. – Еще немного, и мне придется уезжать одному.

Ольвия рассмеялась.

– Одному, не одному, но обещай, что мы сюда еще вернемся.

– Конечно же, дорогая, – ответил Питер, ласково обняв жену и поцеловав ее. – Это действительно прекрасное место.

В последний день перед отъездом, Питер и Ольвия решили попрощаться с островом. Они пошли по дороге в сторону холмов. В самом начале довольно широкая, дорога постепенно превращалась в узкую тропинку. Они стояли на Дун-И и смотрели по сторонам, стараясь как следует все запомнить, для того, чтобы холодными зимними вечерами, сидя у себя дома, вспоминать эту почти сказочную поездку.

Они были абсолютно одни. Хотя шел дождь, небо светилось какими-то особыми сумеречными красками. Над проливом нависла широкая дуга радуги. Пружинистый торф под ногами был подсвечен заходящим солнцем.

От этой феерической, ирреальной картины у Питера с Ольвией захватило дух. Казалось, Айона, осознавая, что с ней прощаются, умышленно предстает перед ними во всей своей красе, желая навсегда запасть в душу Ольвии и Питера.

VI. ОКСФОРД
Джастина

Прошло десять дней. Джастина прилагала все силы для того, чтобы окончательно успокоиться, вычеркнуть прошлое и начать новую жизнь. Хотя, это определение не совсем подходило для того, к чему стремилась Джастина. Она хотела вернуться к налаженной, спокойной жизни с Лионом.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Джастина пыталась вести очень активный образ жизни. Она целиком отдавалась занятиям в студенческом театре. И наконец решилась на то, чтобы привести с собой в студию Уолтера и Молли. Посмотрев на ее приемных детей, студенты без лишних расспросов поняли, в чем дело.

Уолтер был похож на маленького волчонка, растерянного и озлобленного. Потертая кожаная куртка, рваные джинсы, растоптанные кроссовки и непримиримый взгляд исподлобья. Весь вид его выражал стремление к полной независимости.

Молли же наоборот была скромно одета, аккуратно причесана и постоянно смотрела на кончики своих пальцев, боясь поднять глаза.

Молодых театралов не надо было ни о чем просить. Они окружили детей заботой и вниманием, причем к каждому нашли свой специфический подход, чем заставили Уолтера и Молли быстро раскрепоститься.

Джастина невероятно обрадовалась, увидев, что у детей постепенно начинает пробуждаться интерес к театру и искусству вообще. А по своему опыту она знала, что если им удастся серьезно увлечься театром, то за будущее их можно будет не волноваться – плохих людей из них уже никогда не получится. Им надо будет только помочь воспитать в себе уверенность в своих силах и возможностях.

Джастина и сама стала активнее участвовать в студенческих постановках. Работа – вот что могло спасти ее, вылечить от воспоминаний. Она стала внимательнее относиться к Лиону, больше интересовалась его делами и заботами. Она поняла, что кроме любви в жизни есть много интересного и важного.

Лион не переставал удивляться тем переменам, которые произошли в его жене. Из угрюмой, полубольной, холодной и ко всему безразличной, Джастина вдруг превратилась в заботливую жену и любящую мать. Но никто и не догадывался, с каким трудом Джастине давалось все это. Каждый раз, когда она видела темные окна соседнего дома, у нее перехватывало дыхание. Она пыталась отгонять от себя воспоминания о Питере, но это ей не всегда удавалось.

А однажды ночью она увидела сон. Питер и Ольвия стояли обнявшись на огромном валуне, вдававшемся далеко в море и смотрели на горизонт. Глаза их светились радостью и умиротворением.

Джастина проснулась в холодном поту и со слезами на глазах. Она замерла на кровати и боялась пошевелиться. Рядом с ней тихо и мирно посапывал Лион. Тогда Джастина тихонечко встала и на цыпочках прошла в ванную комнату, где проплакала полночи.

Наутро она надела очки и взяла в руки первую попавшуюся книгу. Так она пыталась скрыть от мужа заплаканные глаза. А вечером она попросила Лиона рассказать ей о Германии, о городе, в котором он родился, о его далеком детстве. Лион был удивлен. Ведь уже очень давно они не говорили по душам. Сначала он поморщился, но потом задумался и в глазах Лиона появилась грусть.

– Ты знаешь, – наконец произнес он, – мне не хочется говорить об этом.

Лион поднял глаза на Джастину.

– Я об этом никогда не задумывался, но странная вещь: обычно, когда проходит много времени после какого-нибудь события, забывается все плохое, и в памяти остается только самое хорошее. Но я не могу сказать этого про свое детство. Наверное, слишком мало было радости. Нет, я не говорю, что совсем не было ничего хорошего. Но те события, которые тогда нам казались короткими проблесками счастья в серости безрадостных будней, теперь кажутся мне настолько мелкими и незначительными, что об этом грустно вспоминать. Ведь тогда обрадовать нас было очень просто. Я помню, как на один из праздников, отец сильно потратился и купил настоящий торт. Я помню, что тогда у меня просто перехватило дыхание от восторга. Он показался мне самой красивой, самой вкусной вещью на свете! Торт был большой, круглый, покрытый белоснежным кремом, сверху красовалась огромная роза. Я помню, что чуть не вскрикнул, когда отец стал делить его на части и блестящее лезвие ножа вонзилось в лепестки прекрасного цветка.

Лион вздохнул и замолчал.

Джастина в порыве нежности села на диван рядом с мужем и ласково обняла его. Она хотела заглянуть Лиону в глаза, но он отвернулся. Джастина поняла: он стыдится ее, потому что в глазах его стояли слезы. Она решила отвлечь Лиона и попросила рассказать его о своем родном городе.

Он сразу же встрепенулся, и по лицу его было видно, что мрачные воспоминания развеялись.

– О! Это прекрасный город – Эрфурт. И земля, на которой он находится, имеет прекрасное мелодичное название – Тюрингия. Наш город не большой и не маленький, но он настолько древний, что ему уже больше тысячи лет. Это город, я уверен, перенесся в наше время прямо из средневековых легенд. Джастина улыбнулась.

– Да, да ты сама убедилась бы в этом, если бы увидела его.

– Лион, – позвала тихо Джастина.

– Что? – внезапно оторвался он от своих воспоминаний.

– Я хочу его посмотреть!

– Хочешь? – Лион задумался. – Но ведь я сам не был там уже много лет.

– Но почему? – удивилась Джастина. – Ведь ты жил в Германии.

– Эрфурт оказался на территории Восточной Германии. А граница между двумя Германиями была настолько закрытая, что мне гораздо проще было бы съездить в Москву и Киев, чем в Потсдам, Дрезден и, конечно же Эрфурт.

– Но ведь сейчас границы не существует! – воскликнула Джастина.

– Ты права, – согласился Лион. – Но за эти долгие годы я настолько привык к тому, что она есть, что мысль поехать туда мне просто не приходила в голову. Я лишь мечтал о городе своего детства.

– Тогда давай поедем вместе, – попросила его Джастина.

Лион опять надолго задумался. Предложение жены было довольно неожиданным и он сам не знал, что ей ответить.

– А как же дети? – неуверенно спросил он.

– А мы возьмем их с собой, – Джастина для себя давно уже все решила.

– Ты думаешь, эта поездка будет для них интересной?

– Но ты же сам недавно об этом говорил, – сказала Джастина.

– Ну что ж, ты меня убедила, – он с любовью посмотрел на жену.

Но в глубине его глаз Джастина увидела печать легкой грусти и растерянности.

Самолет приземлился в аэропорту Франкфурта-на-Майне. Уолтер и Молли с интересом оглядывались по сторонам, прислушивались к незнакомой им речи. Уолтера особенно поразил гигантский рост молодых немцев. Даже самый маленький из них был как минимум на голову выше юного ирландца.

В Эрфурт решили ехать через Вюрцбург – город, в котором родители Лиона жили после раздела Германии.

Лион предлагал отправиться на железнодорожном экспрессе. Но Джастина, узнав, что Вюрцбург расположен как и Франкфурт на реке Майн, уговорила отправиться туда на корабле. Лион немного удивился – для него был непривычен такой вид транспорта. Но потом, подумав о том, что спешить им все равно некуда, решил не отказывать жене в удовольствии.

Путешествие начиналось просто великолепно. Они плыли на небольшом теплоходе по тихой спокойной реке. С обеих сторон открывались живописные пейзажи Баварии. То там, то тут возвышались невысокие холмы, настолько аккуратно поделенные на прямоугольники виноградных наделов, что все это напоминало большой макет. Время от времени на горизонте появлялись полуразрушенные стены средневековых замков, которые с грозным видом возвышались над окрестностями. Иногда виднелись высокие колокольни готических соборов с острыми, вонзающимися в небеса кровлями.

Вскоре они подплыли к Вюрцбургу – красивому средневековому городу, раскинувшемуся по обе стороны Майна и соединенному массивным средневековым каменным мостом. Все дома были крыты черепицей, и поэтому город краснел в широкой просторной долине, напоминая гигантскую площадку, посыпанную свежим дробленым кирпичом. Только изредка на красном фоне зеленели медные крыши католических костелов.

– Какая красотища! – восхищенно проговорила Молли.

И Джастина порадовалась за нее, потому что раньше девочка предпочитала не высказывать свои впечатления вслух.

– Интересно, а почему твои родители выбрали именно Вюрцбург? – спросила Джастина у Лиона.

– Не знаю, – Лион пожал плечами, – я и сам не раз над этим думал. Скорее всего это – рок. В этом чувствуется какая-то предначертанность судьбы.

– Почему? – удивилась Джастина.

– Дело в том, что оба города: и Эрфурт и Вюрцбург – основаны в одном и том же году. Так во всяком случае считается. А поэтому они – ровесники.

– Это действительно интересно, – согласилась Джастина.

– И вообще в их истории очень много общего. Но самое главное, их раздел после образования ГДР был не первый в истории.

– Вот как! – удивилась Джастина. – А когда же еще это было?

– Я не знаю точно, – Лион пожал плечами, – но дело в том, что Эрфурт считается протестантским городом, там все соборы – кирхи, а Вюрцбург – католическим. Все, что вы видите перед собой – это костелы.

– Тогда почему же ваши родители переехали сюда? – поинтересовался Уолтер. – Ведь тут горожане исповедовали не их веру.

Голос Лиона стал серьезным:

– Потому что после последней войны они больше не верили в Бога.

В это время их теплоход причалил к небольшой пристани, которая выдавалась в сторону воды из гранитной стены, укреплявшей берег.

У Уолтера перехватило дыхание: над пристанью на высоком холме возвышалась огромная старинная крепость с массивными, выложенными из камней, бастионами и большим дворцом, защищенным еще одним рядом высоких стен. Всем хотелось побыстрее попасть в Эрфурт. Их влекло туда неизведанное, ведь долгие годы Восточная Германия была спрятана как бы в «черный ящик». Со странным чувством, смесью недоверчивого удивления и облегчения, пересекали они на машине бывшую границу, следы которой пока еще нетронутыми оставались на этой земле. Бывшие заграждения, шлагбаумы вызывали чувство позора и стыда. А опустевшие КПП, вышки, пустота вокруг них, навевали страх.

Так и казалось, что сейчас кто-то выйдет на дорогу с автоматом в руках, остановит их, начнет допрашивать, дотошно проверять документы. Но вот наконец граница осталась позади, и впереди открывались бескрайние поля.

Казалось: все то же самое. Но Уолтер сразу же обратил внимание на то, что машин стало намного меньше, да и выглядели они как-то странно: непонятных допотопных моделей, с ржавыми бамперами и помятыми крыльями. Довольно скоро они подъехали к Эрфурту. Город очень сильно напоминал Вюрцбург, но в отличии от первого, он растекался по долине большой грязной лужей ржавой воды: черепичные крыши домов были почерневшими от времени, старые дома повсеместно требовали капитального ремонта и реставрации. Кое-где, правда, встречались аккуратно отреставрированные фасады, но в основном, особенно в стороне от центральных улиц, здания поражали взгляд неухоженностью. После яркой пестроты западных городов, улицы Эрфурта показались им серыми и мрачными. На стенах домов отсутствовала реклама, было очень мало уличных кафе и прочей «атрибутики» западного образа жизни.

Как и повсюду в Европе, центр был в основном закрыт для проезда автомобилей и превращен в сплошную пешеходную зону. Среди торопящихся горожан двигались угловатые красные трамваи, которые просто на удивление громко скрипели и стучали.

К радости Лиона, центральные улицы города были в хорошем состоянии. Дома отреставрированы, везде была чистота и порядок. Здания, которые только собирались реставрировать, стояли в лесах, затянутые синей пластиковой пленкой. Шикарные фасады напоминали о былом могуществе и благополучии Эрфурта.

Уолтер и Молли заметили, что вокруг очень много храмов, монастырей и часовен. Это было им особенно приятно, потому что напоминало их далекий родной Дублин.

Джастина и Лион также с интересом всматривались в каждое здание, в каждого человека, который встречался им на улице, отмечали про себя любую мелочь.

– Все это, наверное, производит на тебя тягостное впечатление? – спросила Джастина у мужа.

– Как раз наоборот, – улыбнулся он. – Возможно это смешно, но я ожидал увидеть гораздо худшее. Конечно, не хватает всякого рода мишуры, но я прекрасно понимаю, что пройдет год-два, и ее здесь будет гораздо больше, чем у нас. В этом можешь не сомневаться. Но самое главное люди…

– Что люди? – не поняла Джастина.

– Как что? – удивился Лион. – Посмотри на их лица.

Джастина остановилась посреди улицы и оглянулась по сторонам.

«Лица как лица, – подумала она. Что он имеет в виду?»

Она повернулась к своему мужу. В глазах ее была растерянность. Лион посмотрел на Джастину и объяснил:

– Они улыбаются!

Питер и Ольвия вернулись с Айоны переполненные впечатлениями, которыми им не терпелось с кем-нибудь поделиться. Еще в самолете, когда они летели из Глазго, они договорились, что сразу же после приезда устроят небольшой вечер и пригласят на него Хартгеймов.

Всю обратную дорогу Питер жаждал встречи с Джастиной, во время которой он надеялся показать ей, что он все-таки настоящий мужчина. Ему действительно удалось взять себя в руки, и разрыв с ней он теперь уже не переживал так остро. Но потерять ее навсегда было для него страшнее всего на свете, а поэтому Питер надеялся стать ей верным другом, который не претендует ни на что большее.

Сразу же по возвращении Ольвия принялась готовить ужин, а Питер позвонил к соседям, чтобы пригласить их.

Когда же горничная Хартгеймов объявила ему, что миссис и мистер вместе с детьми уехали в Германию, новость эта для Питера была, говоря банально, как гром среди ясного неба.

Он повесил трубку растерянный и опустошенный. Надо сказать, что отсутствие Джастины и Лиона расстроило также и Ольвию. Ведь она надеялась немного развеяться, до того так заняться серьезной работой по выполнению своего контракта, обсудить свои планы со свежими людьми, послушать их мнение, посоветоваться, показать свои эскизы, поделиться впечатлениями. Но расстраивалась она недолго.

«Нет, так нет!» – подумала Ольвия и в тот же вечер, едва успев распаковать вещи, уединилась в своей комнате, которую заранее, еще до отъезда, переоборудовала в мастерскую. Здесь она расставила вдоль стен свои многочисленные эскизы и воскрешая с помощью их в памяти яркие впечатления, с головой ушла в работу.

Для Питера это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо, потому что ему не нужно было заботиться о выражении лица, о жестах и прочих внешних проявлениях своего внутреннего состояния.

Плохо же это было потому, что он практически все время был предоставлен самому себе, не зная, чем заняться, не находя никакого применения своим силам. Он целые часы проводил в кресле с раскрытой книгой на коленях, делая вид, что увлеченно читает. На самом деле Питер вновь и вновь окунался в недавние воспоминания, которые дурманящими волнами накатывали на его сознание, выводя из состояния равновесия и покоя. То и дело Питер бросал беглые взгляды на дом соседей, который виднелся через окно, в надежде увидеть автомобиль, который подъезжающий к дому.

Но сколько он ни всматривался и ни вслушивался в шумы улицы, ничего подобного не происходило. Изредка по дороге проезжала одинокая машина, звук мотора которой заставлял его нервно вздрагивать. Но всякий раз машины проезжали мимо. Питер стал часто прогуливаться пешком по тихим окраинным улочкам их района.

Но он ловил себя на мысли, что боится отходить далеко от дома Джастины, чтобы не дай Бог, не пропустить возвращения Хартгеймов домой.

Так прошло две долгих недели, к концу которых Питер был доведен до состояния исступления, а от умиротворения, которое нашло на него во время посещения Айоны, не осталось и следа. Он был весь издерганный и морально утомленный. Питер очень долго пытался скрыть от себя истинную причину того, что с ним происходило. Но долго так тянуться не могло. В конце концов он должен был признаться самому себе, что безумно, больше всего на свете он любит Джастину, и никакие усилия над собой не способны избавить его от глубокого чувства.

По случаю своего возвращения в Оксфорд чета Хартгеймов решила устроить прием. Они пригласили своих друзей, знакомых, а также соседей – Питера и Ольвию Бэкстеров.

Вообще-то Лион давно уже не любил шумных компаний, и его вполне бы устроило общество соседей – Ольвия и Питер нравились ему как хорошие собеседники и он догадывался, что им тоже есть о чем рассказать. Но внутренний голос подсказывал ему, что не следует оставаться с ними наедине.

Гостей собралось довольно много, и в доме стояла непривычная суета. Был конец бабьего лета, и вечер был теплый и ясный, почти как летом.

Хозяева расставили столики во дворе и гости потихоньку собирались там. Со всех сторон доносились обрывки обыкновенных для таких случаев светских разговоров.

Лион, который во время поездки по Германии не расставался с фотоаппаратом и привез большое количество прекрасных снимков, никак не мог отказаться от этой привычки и стал по очереди фотографировать гостей, с веселыми возгласами прохаживаясь от одной компании к другой.

Темнело по-осеннему рано, поэтому яркие блики от вспышки на доли секунды освещали лица, руки, белые рубашки и нарядные платья собравшихся, а также зажигали лихорадочные огоньки в глазах людей.

Питер стоял в компании мужчин и делал вид, что очень увлечен беседой. Лион подошел к ним и прицелился фотоаппаратом. В это время он заметил Джастину, которая с бокалом в руке проходила мимо.

– Джастина! – позвал Лион. – Присоединяйся. Стань поближе к Питеру.

Джастина поставила бокал на стол и подошла.

– Внимание!

Питер и Джастина стояли рядом, будто счастливая чета.

– Вот видишь, – сказала она, – мы теперь друзья. А ты не верил, что такое возможно.

Питер промолчал.

– Снимаю! – сказал Лион.

Щелкнул затвор фотоаппарата и всех на пару секунд ослепила яркая вспышка. В этот момент все обернулись, так как Ольвия привлекла к себе внимание.

– Друзья мои! – она постучала серебряной ложечкой по бокалу. – Я прошу у всех минутку внимания! Позвольте сказать пару слов.

В новом платье, которое перед отъездом подарил ей Питер, она выглядела божественной и элегантной. Ее глаза светились счастьем. Она действительно радовалась возвращению соседей, которых считала близкими друзьями.

И для того, чтобы еще больше закрепить дружбу, она решила сделать им очень дорогой подарок: сверток стоял рядом с ней. Стало тихо, все обернулись к Ольвии и внимательно смотрели на нее.

– Я прошу извинить меня, – громко произнесла женщина, – но мне хочется сказать пару слов. Совсем недавно мы с моим мужем Питером вернулись с острова Айона, что около западного побережья Шотландии. Поверьте мне, это райское место, где, как мне кажется, слились воедино земля, вода и небо.

– Ну, прямо, пуп земли, – весело пошутил кто-то из мужчин.

– Да, да, вы совершенно правы! – не обиделась Ольвия. – Я не собираюсь вам описывать все прелести того края, что это просто бессмысленно. Никакие слова не способны описать такое. Я понимаю, что выбраться туда нам, городским жителям довольно сложно, а поэтому как бы я ни агитировала, вряд ли кто-нибудь из вас решится на такое путешествие. Но мне было бы жаль, если бы Лион и Джастина, эти прекрасные люди, которые мне очень и очень нравятся, не имели бы возможности найти в своей душе хоть маленький уголок, в котором бы хранились видения этого фантастического места. А поэтому я решила подарить им один из своих пейзажей, который написан с натуры на Айоне.

Ольвия нагнулась, взяла сверток и стала разворачивать бумагу.

В это время все стали дружно хлопать.

– Я конечно понимаю, что не в состоянии передать и тысячной доли того очарования, которое присуще этому острову, – повысила голос Ольвия, чтобы перекричать нарастающие аплодисменты, – но поверьте мне, что этот подарок от души!

Лион подошел к Ольвии, поцеловал ей руку, взял картину и показал ее всем остальным.

На холсте было изображено бурное свинцовое море, которое разбивалось волнами о мощный угловатый валун, выдающийся далеко в воду. На нем, среди морской пены и фонтанов брызг стояли двое.

Джастина, посмотрев на картину, почувствовала, как у нее темнеет в глазах.

– Это самый дорогой подарок, который я получал когда-нибудь в жизни! – громко воскликнул произнес Лион. – Я прекрасно знаю, как художники относятся к своим картинам. Для них это не только плод их труда, или проще говоря товар, а и частичка души, выплеснутая красками на холсте. Наверное поэтому они так ревностно относятся к своим картинам и дарят их всегда только самым дорогим и близким людям. Я хочу заверить вас, – обратился он к Ольвии, – что понимая значение вашего подарка, мы с женой постараемся сделать все, чтобы вы никогда о нем не пожалели. Я правду говорю, Джастина? – обернулся Лион и поискал глазами жену.

Но Джастины нигде не было. Гости стали радостно аплодировать.

Питер видел, как Джастина незаметно удалилась и скрылась в доме через черный ход. Он не находил себе места.

«Почему она ушла? – роились мысли в его голове. – Может быть она сделала это незаметно для того, чтобы я пошел за ней? Но почему она тогда ничего не сказала мне? Боялась, что нас заметят? Что же делать? Может быть, она действительно ждет меня там!»

Но войти в дом Питер не решался. Тогда он подошел к столику, на котором стояли алкогольные напитки. Он чувствовал, что его бьет нервная дрожь.

Питер схватил бутылку виски и налил себе полный стакан. Рука его по привычке потянулась к кубикам льда, но потом он махнул рукой и залпом выпил содержимое бокала.

После этого он сразу почувствовал, как зашумело у него в голове, но дрожь совсем не прошла. Как ни пытался Питер, все равно ничего не мог забыть. Он испытывал неудержимое страстное влечение к Джастине. А сегодня она была хороша как никогда.

– Еще одну секунду, – вдруг снова подала голос Ольвия. – У меня к вам всем будет одна маленькая просьба.

И она заговорщицки приложила указательный палец к своим губам.

– Я прошу вас никому не рассказывать про этот подарок.

– Почему же? – за всех спросил Лион.

– Дело в том, что по условию контракта, который я недавно подписала, права на все картины, которые я пишу, принадлежат моему агенту, который сейчас находится в Лондоне. Я бы такой контракт никогда не подписала, если бы это не было стандартным и неотъемлемым пунктом всех подобных документов. По правде говоря, я никогда особо на них не обращала внимания, но это и неудивительно. Мне, как автору, невыносимо сознавать, что то, что я создаю, мне не принадлежит. Поэтому подарок этот преподношу еще и как доказательство того, что не являюсь рабом. И какие бы контракты я ни подписывала, в душе я все равно остаюсь свободным художником.

Со всех сторон раздались возгласы: «Браво!», а Лион растроганно поцеловал Ольвию еще раз.

Мужчины стали по одному подходить к Питеру, и каждый выражал ему восхищение его женой.

– Вы счастливый человек, мистер Бэкстер! – говорили они.

Питер машинально мычал что-то в ответ и чувствовал, что ему хочется просто взвыть от невыносимой душевной боли. Тогда он налил еще один стакан виски и снова залпом осушил его.

Ольвия была в центре внимания, возле нее собралась целая толпа новых поклонников, и она увлеченно рассказывала о своей поездке на Айону и своих творческих планах.

– Ну что ж, – скептически усмехнулся Питер, – дождалась наконец своего звездного часа!

Он мрачно оглянулся по сторонам. Джастины нигде не было. Он почувствовал себя одиноким и покинутым. В это время он увидел ее. Как это ни странно, он не заметил, когда она выходила из дома. Теперь Джастина стояла возле Ольвии вместе с Лионом, который ласково обнимал ее за талию. Это окончательно добило Питера. Судорожный комок сдавил его горло. Он знал, что все происходящее – ложь. Хотелось кричать, чтобы все окружающие услышали, что это неправду.

Она, Джастина, любит только его, Питера, и он, Питер, любит не знаменитую художницу, которая находится теперь в центре внимания, а Джастину! И этот немец с лошадиной мордой, бывший солдат вермахта, который во время второй мировой войны воевал против англичан, он не имеет на нее никаких прав! Только к нему, к Питеру, Джастина испытывает страстное влечение, и поэтому она должна принадлежать только ему, и никто не должен прикасаться к ней. Никто!

В то же время он чувствовал свое бессилие, невозможность что-то исправить. От виски закружилась голова, разум помутился. Он поискал глазами Джастину. Она снова исчезла. Питер направился в сторону дома.

Все веселились, слушали музыку. Оживленная болтовня и смех раздражали Питера. Он понимал, что незаметно войти в дом через черный ход ему не удастся, а поэтому делая вид, что ему что-то надо, направился к парадному.

Долгое отсутствие Джастины и его вынужденное одиночество окончательно доконали Питера. Поэтому он, когда близко увидел ее, потерял самообладание. Выпитый же алкоголь потихоньку приводил его в состояние разъяренного зверя.

Он уже не мог совладать с собой. Питер обошел стоящих на крыльце гостей и зашел в холл.

– Вы не подскажете, где Джастина? – спросил он у служанки, с трудом изображая на лице глубокую озабоченность.

– Я видела, как мадам прошла в свою комнату, – вежливо ответила она и поспешила на кухню. Питер буквально взлетел наверх и уже хотел ворваться в дверь спальни, но что-то его остановило.

Он огляделся по сторонам и увидел на подоконнике телефон.

Питер снял трубку и положил рядом с аппаратом, затем подошел к двери и постучал:

– Джастина! Тебя к телефону.

Она вышла и, удивленно глядя на Питера, взяла телефонную трубку.

– Ничего не понимаю…

Он выхватил трубку у нее из рук.

– Хватит, повесь, тут нечего понимать!

Джастина отшатнулась от него.

– Что с тобой?

– Я хочу тебя. Поехали в мотель, сейчас же!

– Это невозможно, – Джастина испугалась. Глаза Питера дико блестели, он прерывисто и громко дышал. Она еще никогда не видела его таким разъяренным. Ей стало страшно. Испугавшись, что он наделает глупостей, она попыталась успокоить его. Но Питер уже не хотел ничего слушать.

– Прошу тебя, слышишь? – громко говорил он.

– Пошли к нам домой. Там никого нет, и нас никто не увидит. Нам надо поговорить.

Джастина отрицательно покачала головой.

– Все эти разговоры я уже знаю наизусть. От ярости Питер был вне себя.

– Я не прошу от тебя многого, – заорал он, – всего на два слова!

– Оставь меня в покое! – в отчаянии взмолилась Джастина.

– Нет! – заорал он.

Питер схватил ее за руку и больно сжал запястье.

– Я прошу тебя, Питер, оставь меня в покое! – еще раз попросила Джастина.

– Не оставлю! – выкрикнул он.

Питер тряхнул ее так, что Джастина чуть не упала.

– Ты поедешь со мной или нет? Отвечай! Больше он был не в состоянии справляться со своими чувствами. Месяцы мучений и страданий выплеснулись наружу. Почему, почему они должны отказываться от своего счастья, из-за чего? Кто может запретить им любить друг друга?

Питер хотел Джастину, он страдал, и ничто уже не могло остановить его. От страха Джастина просто потеряла дар речи. Она была в ужасе от того, что сейчас может произойти, боялась, что их увидят. Если все это выплеснется наружу, и про их тайную связь узнают все!

Заметив, что она вся дрожит, Питер немного опомнился.

– Ну, прости! Нам просто необходимо поговорить. Пошли ко мне в дом или к тебе в комнату. Я хочу тебе что-то сказать, слышишь? – он уже не приказывал, а умолял.

– Ты сошел с ума!

Джастина вырвалась и хотела убежать, но он снова схватил ее. Она чувствовала, как его пальцы цепко сжимают ее руку. От боли она пошатнулась. Питер тряс ее. Она из последних сил пыталась вырваться.

На шум прибежала служанка. От неожиданности она вздрогнула, увидев как их сосед, мужчина, с ее точки зрения, спокойный и культурный, хватал хозяйку и что-то рычал ей в лицо.

Она подбежала к ним, пытаясь защитить Джастину.

– Что вы от нее хотите? Отпустите сейчас же!

– Убирайся к чертовой матери! – заорал Питер. Он оттолкнул служанку так резко, что она ударилась затылком о стену. В это мгновение Джастина вырвалась и побежала по лестнице вниз. Обессиленная, она споткнулась и упала в кресло.

Питер догнал ее, поднял и снова стал трясти. Его лицо налилось кровью, волосы торчали в разные стороны, а глаза пылали.

– Ты сошел с ума, Питер, – Джастина рыдала. – У нее не было сил защищаться. – Что ты хочешь от меня?

– Тебя… Я хочу тебя, – прорычал он. – Иди ко мне!

Он сжал ее крепко, пытаясь поцеловать. Джастина оттолкнула его и опять упала в кресло.

– Нет! – закричала она. – Уйди!

Но Питер снова поднял ее, резко и грубо. От страха Джастина стала задыхаться. Он сжал ее в объятиях и попытался поцеловать. Но со стороны это больше походило на то, будто он хочет перегрызть Джастине горло.

Джастина изворачивалась как могла, но Питер был не умолим и искусал ей все губы. Почувствовав кровь, Джастина ударила его коленом в живот. На секунду Питер отпустил ее, и она смогла выскочить на улицу. Питер бросился следом за ней.

– Помогите! – в отчаянии закричала Джастина, задыхаясь от слез. – Спасите меня!

Она споткнулась и упала посреди лужайки. Питер подбежал к ней и снова схватил ее. Она стала вырываться. От неожиданности гости застыли в изумлении. Все стояли в недоумении, никто ничего не понимал. Джастина, обессиленная, лишилась чувств и упала на землю. Наконец мужчины вышли из оцепенения и повскакивали со своих мест. Подбежав к разъяренному Питеру и заломив ему руки, они попытались унять его пыл. Он стал вырываться, но его держали крепко.