Текст книги "Желтая долина, или Поющие в терновнике 4"

Питер помнил, что Лион в прошлом был политиком и занимал довольно высокие посты, но сейчас с удивлением отметил, что муж Джастины вызывает лишь легкое раздражение, какое у него – представителя высшей театральной элиты – всегда вызывали удачливые буржуа, сумевшие за долгие годы сколотить себе состояние.

Когда он находился в зените славы, Питер часто бывал на самых разных приемах, куда с целью поиска богатых спонсоров всегда приглашались банкиры, бизнесмены, коммерсанты. Все они считали за должное подойти к Питеру Бэкстеру и выразить свое восхищение его прекрасными театральными постановками. При этом они изображали из себя страстных поклонников и любителей театра. Но его – профессионала обмануть было невозможно.

Конечно, среди богатых людей встречались иногда действительно образованные, умные люди, но чаще всего они оказывались самонадеянными идиотами. Это сильно раздражало Питера, потому что в их обществе он совершенно терялся и не знал, как себя вести. Единственно разумным решением в такой ситуации было бы послать их подальше, но в целях соблюдения приличий он, к большому своему сожалению, делать этого не мог.

Питер брезгливо поморщился от этих воспоминаний и попытался отогнать их прочь. О чем он думает? Ведь сегодня вечером он идет в гости к Джастине. Волнение нарастало в нем с каждой минутой. Джастина снова появилась в его жизни. Что это может означать – Питер не знал. Всегда такой уверенный и предусмотрительный, он сейчас чувствовал себя беспомощным ребенком перед лицом неумолимо надвигающегося рока.

После обеда Джастина долго и тщательно одевалась. Обычно на свой туалет она тратила гораздо меньше времени, и это не ускользнуло от Лиона.

– Почему ты так рано готовишься? – удивился он. – Ведь до прихода еще уйма времени.

– Как? – Джастина изобразила на своем лице недоумение. – Ты что, забыл? У меня же сегодня занятия со студентами!

Лион внимательно посмотрел на нее. Она, актриса с мировым именем, никогда всерьез не относилась к этим занятиям, а в последнее время и вовсе охладела к ним, все больше и больше отдаляясь от своих подопечных, не чувствуя духовной близости с современной молодежью. Лион прекрасно знал, что Джастину нельзя было винить в консерватизме. Он спокойно смотрела на самую модерновую обстановку даже классических произведений.

Но в последнее время с молодежью стало происходить что-то странное. Она как с цепи сорвалась. Любую постановку молодые люди стремились превратить в жуткий балаган, устраивая на сцене хаос и какое-то подобие карнавального действия.

Джастина просто в ужас приходила от всего этого. Ей было особенно непонятно то, что молодые люди, которые смотрели всю эту чепуху, как ни странно приходили в восторг. Но самым непонятным была форма выражения этого восторга.

Раньше, в пору молодости Джастины, публика, желая высказать полюбившемуся актеру свою признательность, громко кричала: «Браво!» Сейчас же наивысшей оценкой у молодых считалось слово «крэйзи». У Джастины просто волосы становились дыбом, когда она слышала подобные возгласы!

– О, Боже! Куда катится мир! Чем больше сумасшествия, алогизма в поведении актера на сцене, тем лучше воспринимает его публика.

Лион знал все это. Джастина всегда делилась с ним своими трудностями. Его удивила та тщательность, с которой жена готовилась к встрече с «крэйзи», но он не стал надоедать Джастине своими расспросами. Как бы там ни было, ее рвение порадовало. Все-таки лучше, если жена время от времени имеет возможность отвлечься от семейных дел, особенно, когда они никак не могут выйти из полосы невзгод и неурядиц.

– Но ты по крайней мере не забыла, что у нас не сегодня вечером гости? – обратился к ней Лион.

– Нет, что ты, дорогой! – Джастина всплеснула руками. – Как я могу забыть!

Лион, ничего не понимая, пожал плечами.

– Ну тогда постарайся не опаздывать.

– Не волнуйся, милый, – Джастина чмокнула его в щеку, схватила портфель и выбежала из дома.

Через минуту он услышал шум удаляющегося автомобиля.

Было около половины восьмого вечера. Посреди холла стоял шикарно накрытый стол с великолепным фарфоровым сервизом. Свечи уже успели сгореть почти наполовину, но место Джастины за столом все еще пустовало.

К большому удивлению Молли и Лиона, удалось выловить даже Уолтера. Парень сейчас чувствовал себя страшно неловко из-за дурацкого строгого костюма, который ему пришлось надеть ради гостей. Он вертелся, ерзал на месте, проклиная себя за то, что так неосмотрительно заскочил домой, где и попался. Мыслями он был с друзьями, которые, он это знал, унеслись куда-то на мотоциклах.

Горничная обходила стол с подносом, на котором стояли приготовленные ею блюда. После этого она скрылась в кухне.

– У вас очень вкусно готовят! Спасибо! – похвалила ее Ольвия, обращаясь к Лиону.

Он приветливо улыбнулся ей в ответ, хотя в мыслях проклинал то, что ему из-за отсутствия жены приходится выполнять роль хозяйки дома. Сначала Лион просто злился, но теперь он стал волноваться. Что могло случиться? Почему Джастина так опаздывает? Ведь это совсем на нее не похоже. Последние годы она стала настолько домашней женщиной, что старалась не задерживаться нигде и никогда.

Лион искал какую-нибудь причину, чтобы хоть на минуту встать из-за стола. Не придумав ничего стоящего, он наконец произнес:

– Извините, я на секунду вас оставлю.

Он прошел на кухню, взял из холодильника бутылку шампанского и остановился. Идти назад ему совершенно не хотелось, потому что он уже устал от той неловкости, которая царила за столом.

– Вот черт! – выругался он про себя. – Ведь она же знала, что сегодня будут гости. Неужели она назло меня так подставила… А может все-таки что-нибудь произошло?

Когда Лион вернулся к столу с бутылкой в руках, Питер стоял возле одной из картин, которые украшали стены. Ольвия сидела на диване, перелистывая альбом с фотографиями, а Молли, находясь рядом с ней, рассказывала о каждом снимке.

Уолтер, само собой воспользовавшись заминкой, тут же исчез.

«Что за дурацкий возраст!» – недовольно подумал Лион.

И тут же произнес:

– Прошу вас извинить, что Джастина задерживается. Я уже начинаю волноваться. Понятия не имею, почему ее до сих пор нет.

– А чем она сейчас занимается? – спросил Питер. – Ведь насколько мне известно, она уже давно не выступает на сцене.

– А!.. – Лион махнул рукой. – Ее занятие скорее можно назвать хобби, чем настоящим делом.

– И что же это за хобби? – заинтересовался Питер.

– Она руководит студенческим театром-студией в одном из колледжей.

Питер поморщился:

– О, неужели ей это может нравиться? Могу себе представить, как ведут себя эти переростки!

– О, да! – согласился с ним Лион. – Молодежь просто невыносима. Джастина постоянно страдает из-за этого. Приходит всегда уставшая и измотанная.

– Зачем же она занимается этим? – недоуменно пожал плечами Питер Бэкстер.

– Я не могу вам объяснить, – ответил Лион. – Для меня самого это загадка! Я пытался убедить ее, что ей это совершенно ни к чему. Но она не соглашается.

– А я могу ее понять, – отозвалась Ольвия, но вмешиваться в разговор мужчин больше не стала.

Она даже представить себе не могла, что фотографии чужой семьи могут настолько увлечь. Перед ней открылась настоящая история, охватывающая целую эпоху, а вернее фрагменты истории, навсегда запечатлевшие счастье и радость, боль и страдание. Да и отражен на них был почти весь земной шар! Новая Зеландия и Австралия, Африка и Америка, Германия, Италия, Англия, Ирландия…

Небольшой бедный домик, затерявшийся среди лугов маленького островного государства, гигантские стада овец, рядом с которыми целая стая кенгуру! Католический священник – о, Боже! – верхом на коне. Скромно одетая девушка с невообразимой красоты глазами. Немецкие солдаты. Рим, Ватикан. Лондонские улицы, театр. Белфаст и Дублин. Голливуд и Лос-Анджелес.

«Да, про жизнь этой семьи можно написать целую эпопею!» – подумала про себя Ольвия. Лион разлил шампанское.

– Бывало, что Джастина и задерживалась, – пытался успокоить он сам себя. – Например перед тем, как их театр готовился выступить на каком-нибудь очередном фестивале. Может быть и на этот раз…

Он старался скрыть свое беспокойство.

– Возможно, – безразличным тоном, стараясь не продемонстрировать свою явную заинтересованность, отозвался Питер.

Он с нетерпением ждал Джастину, ему хотелось увидеть ее. Он очень тщательно готовился к этому вечеру: надел свой лучший костюм, который особенно подчеркивал его моложавую фигуру. Он хотел показать Джастине, что хотя после их встречи и прошло столько лет, он не изменился и остался все тем же прекрасным мужчиной, достойным любви. Его мысли нарушил Лион:

– Может, пройдем к столу? – предложил он, увидев, что гости потихоньку начинают скучать.

Его слова прервал телефонный звонок. Лион подошел к аппарату и снял трубку. Питер заметил, как по его лицу пробежала тень недовольства.

– Как, ты еще в театре? – растерянно произнес мистер Хартгейм, поворачиваясь лицом к гостям. – Она извиняется и просит не ждать ее!

Лион почувствовал себя неловко за жену. Новые знакомые, что они могут подумать о них? Как бы там ни было, все это жутко неприлично. Но в принципе интересно, что произошло с Джастиной, почему она ведет себя так странно?

– Постарайся успеть хотя бы к десерту, – недовольным голосом проворчал он и положил трубку.

– Придется начинать ужин без нее, – сказал Лион без особого энтузиазма.

Ольвия была явно расстроена. Ей очень хотелось познакомиться с новой соседкой, тем более, что им придется жить рядом, как она думала, многие годы. Питер же наоборот казался безразличным. На самом деле он пытался скрыть свое волнение, чтобы никто не заметил его растерянность.

«Нет, она не придет. Она не хочет видеть меня!»

Все те тайные надежды, которыми он питал себя прошедшие годы, будто она постоянно помнила и ждала его, оказались тщетными. Нет, конечно же, он совершенно не интересует ее…

Он вовсе не злился на Джастину, скорее всего он даже готов был согласиться с ней, что ее поступок – наилучший выход из дурацкой ситуации. Во всяком случае ему не придется раздваиваться, лгать жене, постоянно находиться в нервном напряжении, а одно это уже хорошо и немаловажно. Сразу видно, что Джастина стала намного спокойнее и рассудительнее.

– Да, конечно, я постараюсь! – пообещала Джастина и повесила трубку.

Она вышла из-под полусферического навеса, укрывавшего таксофон, освобождая место молодому человеку, который стоял сзади нее. Джастина сделала два неуверенных шага, но тут же замерла в полной растерянности. Она не представляла, куда можно сейчас пойти.

– Браво, миссис О'Нил! – услышала Джастина за своей спиной. – Поразительно! Вы – прекрасная актриса, сыгравшая множество ролей, за всю жизнь так и не научились врать!

Джастина растерянно оглянулась и увидела, что молодой человек, который ждал своей очереди, чтобы позвонить, оказался ни кто иной, как Роджер Сол, один из участников ее театра-студии. Видимо Джастина выглядела очень растерянной, потому что парень тут же поспешил ее успокоить:

– Не волнуйтесь, я вас не выдам, – сказал он, перейдя на шепот и заговорщицки подмигнув ей.

Лицо у парня было в эту минуту такое смешное, что Джастина просто расхохоталась.

– Ну что ж, благодарю вас, мистер Сол, – произнесла она.

Наступила неловкая пауза, и Джастина уже хотела распрощаться, как Роджер, скорее всего неожиданно даже для самого себя, предложил проводить ее. Джастина хотела отказаться и побыстрей избавиться от молодого человека, но она просто не представляла, в какую строну ей направиться, и от этого настолько растерялась, что выглядела довольно беспомощно.

– Да, я вижу, что вам и спешить особенно некуда, – присвистнул парень.

– Вы правы, молодой человек, – сдалась Джастина.

– Ну тогда я тем более не могу бросить вас одну, такую потерянную и беспомощную!

Как опытной актрисе, Джастине не трудно было догадаться, что парень чешет как по написанному. Сразу было видно, что он привык играть роль галантного кавалера. Джастина усмехнулась наивности Роджера и, почувствовав прилив игривого настроения, решила покончить с ним.

– И что же вы можете мне предложить, молодой человек? – спросила она его в упор, делая ударение на двух последних словах.

Парень долго не задумывался и сразу же выпалил:

– Список не очень большой. Первое: прогуляться по парку. Второе: покататься в лодке по реке. Третье: кино. Четвертое: ресторан. Пятое: дискотека. Шестое: бар.

Джастина расхохоталась.

– Ну что ж, – она сделала вид, что задумалась, – первый и второй пункты отпадают сами собой. Как видите, идет дождь и нет надежды, что он скоро кончится. Скорее даже наоборот.

Роджер развел руками: мол, он в этом не виноват.

– Третье – кино, – продолжала Джастина. – Терпеть не могу этот вид, так сказать, искусства и, надо признать, никогда его не любила. Четвертое – ресторан. Пардон, молодой человек, но меня могут неправильно понять! Пятое – дискотека. Тут уже неправильно поймут вас.

Роджер попытался возразить, но Джастина его прервала.

– Я выбираю бар.

– Прекрасно! – воскликнул молодой человек. – Я вас сейчас приглашу в одно кафе, где вам очень понравится. Я в этом уверен! Во всяком случае, рекомендую его вам: мы там с друзьями обитаем постоянно.

– Погодите, погодите, молодой человек, – Джастина строго посмотрела на Роджера. – Что же это такое получается? Вы поведете в бар меня, взрослую, с позволения сказать – пожилую женщину, туда, где сидит вся ваша компания?! Проводите меня мимо их столика, вызываете тем самым с их стороны шквал шуточек и насмешек, становитесь героем дня, приобретаете репутацию большого оригинала и все прочее. Не слишком ли много? А что я получу взамен? Роджер скорчил кислую мину.

– Ну хорошо, тогда я угощаю.

– О, молодой человек, поморщилась Джастина, – чего-чего, а денег у меня хватает. И как бы это не било по вашему самолюбию, у меня их больше, чем у вас.

– Тогда что? – растерялся Роджер.

– Тогда мы просто-напросто пойдем в другой бар, где нет ваших друзей и знакомых.

– Ну, хорошо, – согласился парень, – как прикажете…

В баре был полумрак. Навеивая спокойствие, тихо пел Рэй Чарлз. Людей было не очень много и на странную парочку никто не обращал внимания.

Они уселись за столик в одной из пустовавших ниш друг против друга и заказали бутылку вина. Роджер, который в этот вечер старательно выполнял роль обходительного мужчины, говорил без умолку. Но Джастина почти не слушала, мысленно унесясь в себе домой, туда, где сейчас за одним столом сидели Лион и Питер со своей женой.

Только сейчас до нее полностью дошло все безумие ее поступка. Джастина сидела как оглушенная, не имея даже представления о том, как она будет выкручиваться из сложившейся дурацкой ситуации.

Голос Роджера звучал монотонно, и смысл того, о чем говорил парень, до нее не доходил.

Роджер замолчал и выпил залпом стакан вина. Затем продолжил свой рассказ, начала которого Джастина не слышала.

– Вы не подумайте, что я разыгрываю перед вами комедию, – возбужденно говорил парень, – я действительно люблю лошадей, я даже сам всегда сравниваю себя с конем. Если я себя хорошо чувствую, если я бодрый, у меня прекрасное настроение, то это все равно, как молодой резвый жеребец, который мчится галопом по полю. Красота… – мечтательно произнес Роджер.

Джастина постаралась приглядеться к парню повнимательнее, но так и не смогла понять – шутит он, или говорит всерьез.

– Зеленая трава, светит солнце, на ветру развивается грива и хвост… – парень продолжал свое. – Если же я в компании, где много красивых девушек, и мне нужно повыпендриваться, то я сам себе командую: «Аллюром, пошел!»

Джастина рассмеялась.

– Ну а если я вечером много выпил, выкурил целую пачку сигарет, то наутро я сам себе кажусь старым седым мерином, который плетется по дороге еле переставляя ноги, печально опустив голову.

– Я тоже постоянно себя с чем-нибудь сравниваю, – тихо проговорила Джастина. – Но почему-то это всегда вещи неодушевленные. Например сейчас я все чаще и чаще кажусь себе старым запыленным комодом, который давно пора сдать старьевщику.

– Ну что вы, – попытался успокоить ее Роджер, – вы на себя клевещите, миссис О'Нил. Вы прекрасно выглядите!

– Моя фамилия не О'Нил, а Хартгейм, – устало поправила его Джастина.

– Но ведь на всех афишах вас всегда представляли как Джастину О'Нил! – удивился Роджер.

– О'Нил – это фамилия моего отца. Вот я ее и выбрала в качестве своего театрального псевдонима.

– Но я думаю, что вы на меня не обиделись, – возразил Роджер, – ведь я к вам обращаюсь как к актрисе.

– Я давно уже не актриса, – отмахнулась Джастина. – Мне, как вы любите говорить вы, молодые, – полная труба.

– Ну, положим, молодые так не говорят, – возразил Роджер. – Они выражаются намного круче.

– Не будем уточнять! – взмолилась Джастина.

– Но все равно я не согласен с вами! – воскликнул Роджер. – Вы были и остаетесь прекрасной, бесподобной актрисой!

– Нет, нет, – ответила Джастина. – Послушайте меня, молодой человек. Вообще-то, если честно признаться, и театру тоже полная труба. Театр дошел до точки, и тут вы не сможете не согласиться со мной. Все то, что сейчас выделывают на сцене… Это… – Джастина покачала головой и картинно закатила глаза.

Роджер изобразил на своем лице сочувственное понимание.

– Театр был, конечно же, иным в дни вашей молодости? – спросил он вкрадчиво.

– Иным? – бросила на него взгляд Джастина. – Безусловно.

– Я думаю, вам не немало пришлось повидать за бытность свою в театре, мэм.

Он словно предугадывал ее ответы.

– Да, Роджер! – воскликнула Джастина. – Я видела великие дни, и они уже никогда не вернутся. Я играла вместе с великими актерами, в пьесах великих драматургов, в спектаклях, которые ставили великие режиссеры. Эти имена известны теперь всем и каждому!

И Джастина стала перечислять одно за другим имена и фамилии знаменитостей.

– Какие великие имена, мэм! – всплеснул руками парень.

– Да! – глаза Джастины разгорались все больше и больше. – И театр был тогда театром, Роджер! Это было все, что имела публика, и мы старались для нее изо всех сил. Никакое кино и телевидение не могли соперничать с нами. Это был великий театр! Такой театр, каким ему подобает быть. А нынче… Сейчас стремление зрителей сводится лишь к…

– Жажде глупых развлечений, – вставил Роджер.

– Да ты просто крадешь слова у меня с языка! – воскликнула Джастина. – Именно, молодой человек, жажда глупых развлечений! И всюду – деньги, деньги, деньги…

Роджеру стало весело. Он действительно убедился, что Джастина, как бы хорошо она ни выглядела, уже не молода. Но он продолжал подавать реплики, подшучивая над ней…

– Театр умирает, но на ваш век его, мэм, хватило.

– Да, слава Богу! Но я не думаю, чтобы он намного меня пережил.

– Это напоминает старое вино, которое выдохлось, – сказал Роджер с притворной серьезностью и показал пальцем на бутылку.

– Верно! И пьесы теперь совершенно неинтересные…

– И публика не та, – поддакивал парень.

– И актеры… – начала Джастина, но Роджер договорил вместе с ней:

– Не те!

– Смотрите какой дуэт у нас получается, – усмехнулась Джастина.

Роджер улыбнулся ей в ответ.

– Видите ли, мэм, я знаю эту речь об умирающем театре, но, по-моему, это слишком страшный приговор.

– Действительно страшный приговор, – с улыбкой произнесла она.

– А для меня гораздо страшнее не умирающий театр, а одиночество, – неожиданно проговорил Роджер. – Я не знаю более страшного приговора и притом неотвратимого. Для меня лично нет ничего более ужасного, как впрочем и для всех, только никто в этом не признается. А мне временами просто хочется плакать и выть: «Боюсь! Боюсь! Полюбите меня, хоть кто-нибудь!»

– И мне тоже… – вырвалось у Джастины.

Ей вдруг представился ее дом, Молли, отрешенная, с книгой в руке… Уолтера как всегда нет дома… Спящий Лион в кровати, повернувшийся к ней спиной. Ее несчастные дети, ее старенькая мама, которая сейчас так далеко!

Потом все это развеялось, и перед глазами появился Питер…

– Я наверное кажусь вам смешным, просто нытиком каким-то, – негромко произнес Роджер. – А может быть вы думаете, что молодой человек решил, разыграть комедию, мол, надеется вас растрогать.

Парень сидел напротив нее, в его светлых глазах промелькнула тревога. Лицо у него было такое гладкое, предлагающее себя, что Джастине захотелось прикоснуться ладонью к его щеке.

– Нет, нет, – ответила она. – Я подумаю, что для этого вы слишком молоды и безусловно слишком любимы…

– Для любви требуются двое, – возразил он, и изобразил в воздухе какой-то неопределенный жест рукой. – Пойдемте-ка лучше погуляем. Дождь уже кончился, и на улице снова хорошая погода.

Они вышли из бара. Он взял ее под руку и несколько шагов они сделали молча. Осень медленно подступала со всех сторон. Мокрые, рыжие, уже наполовину затопленные водой листья цеплялись друг за друга и постепенно смешивались с землей.

К своему удивлению, Джастина почувствовала нежность к этому силу/ту, который безмолвно шествовал рядом с ней. Этот малознакомый молодой человек на какое-то время стал ее товарищем, спутником… Джастина всегда испытывала нежность к своим спутникам. Было ли это на прогулке или в жизни. Признательность за то, что они почти всегда оказывались выше ее ростом, были так на нее не похожи и в то же время близки ей.

– Вам грустно? – спросил Роджер. Обернувшись к нему, она молча улыбнулась в ответ.

Они все шли и шли.

– Мне хотелось бы, – произнес Роджер сдавленным голосом, – хотелось бы… Я вас совсем не знаю, но мне хотелось бы думать, что вы счастливы. Я… я… я восхищаюсь вами.

Она не слушала его. Было уже поздно, возможно, гости уже ушли, а ее все еще не было дома. Ее будоражило чувство своей независимости и, в то же время, она боялась возвращения домой. Джастина молчала почти всю прогулку, и вскоре они вышли к ее автомобилю. Она поблагодарила Роджера и сказала, что очень довольна проведенным с ним вечером. После этого она села в машину и уехала, мигнув ему на прощание фарами.

Роджер, застыл на месте, глядел ей вслед. В эту минуту он чувствовал себя очень усталым и никому не нужным.

Чаще всего встречи бывают случайными. Можно совершенно неожиданно встретить своего знакомого в супермаркете, в небольшом кафе, на автобусной остановке. Но так происходит с простыми людьми.

А как же живет элита, те, у кого есть деньги? В магазин за них ходят слуги, в кафе они заходить бояться, ездят по улицам в собственных автомобилях. Неужели жизнь их так надежно отгорожена от романтики случайных встреч? Конечно же нет!

Светская жизнь элиты имеет множество условностей. Чтобы не прослыть скрягой и странным необщительным типом, независимо от своих симпатий и привязанностей, они практически обязаны посещать множество почтенных собраний. Это – и презентации новых экспозиций в престижных художественных галереях, и премьеры спектаклей, светские приемы и… и, конечно же аукционы. Вообще-то они не являются привилегией богатых. Ведь местный аукцион – это характерная черта, неотъемлемая часть городской и сельской жизни во всей Британии. Это «прилавок», на котором можно отделаться от старого пианино или туалетного столика своей бабушки, даже от ее нелепых шляпок и допотопных пластинок.

То разнообразие вещей, которые находят на них своего покупателя – от хорошего антиквариата до явного барахла – поистине поразительно. Поэтому аукционы занимают очень важное место в жизни англичан.

Конечно же, местным заведениям очень и очень далеко до столичных, где размещаются знаменитые высшие аукционы, такие как «Сотби» и «Кристи». Здесь собираются специалисты и коллекционеры со всего мира. На специализированных аукционах с молотка идет все что угодно: и произведения искусства, и скульптура, и ювелирные изделия, часы, серебро, стекло, керамика, ковры, оружие, доспехи, книги, рукописи, автомобили, музыкальные инструменты, игрушки, фотоаппараты и многое-многое другое. Но где бы ни находился аукцион, в Лондоне или в небольшом захудалом местечке, где-нибудь на побережье, что бы ни продавалось – картины мастеров, либо подержанная мебель – способ действия – модус операнди – остается в своей основе неизменным.

И это – главная черта аукциона. Ведь даже сельский житель из далекой деревушки может понять те страсти, которые разгораются при продаже шедевров мирового искусства. И тут неважно, что идет с молотка: «Подсолнухи» ли Ван Гога, или старый допотопный примус. Все начинается с оценки – это единственная бесплатная услуга, предоставляемая аукционистом. Он устанавливает стоимость вещи и договаривается с владельцем о «резервной» цене, ниже которой она не может быть продана. Если вещь или «экземпляр», как его называют, не достигает резервного уровня, то ее снимают с продажи.

Ну а дальше начинаются чисто профессиональные хитрости. Еще до продажи устраивается предварительный осмотр, чтобы потенциальные покупатели могли ознакомиться с «экземплярами» и прикинуть цены на данный день. Таким образом обеспечиваются максимально высокие цены, увеличивая комиссию. Ведь для того, чтобы поднять цену выше резервной, необходимо иметь по крайней мере двух заинтересованных покупателей, которые будут соревноваться друг с другом. И чем больше они будут заинтересованы, тем выше окажется конечная цена.

Джастина не любила аукционы. Как истинная актриса, она всю свою жизнь чувствовала духовную близость с художниками, а поэтому к коллекционерам, так же как и они, относилась с нелюбовью и долей презрения.

Но так устроена жизнь: нельзя замкнуться в самом себе, как в скорлупу. Все мы существуем в реальном мире и поэтому вынуждены постоянно идти на компромиссы. Как бы там ни было, но если бы богатые коллекционеры не покупали картины, то у художников просто бы не было физической возможности творить.

Джастина прекрасно это понимала и себя время от времени обзывала коллекционером, потому что все стены их большого дома были увешаны картинами. Правда, в основном это были подарки ее друзей, но в моральном плане она не могла объявить себя абсолютно не причастной к собирательству.

В Оксфорде все общество было прекрасно осведомлено о ее богатом собрании живописных полотен, а потому присутствовать на аукционах, где пускали с молотка картины и скульптуры, было для нее почти обязанностью. Действие, которое каждый раз разворачивалось пред глазами Джастины, напоминало ей плохой театр или, что вернее, это было больше похоже на цирк либо на эстраду.

Во время продажи аукционист напоминал конферансье. Покупатели размещались в креслах в несколько рядов. Они должны были хорошо видеть его, а он их. Это очень важно, так как объявление цены очень тонкое дело, окутанное тайной для непосвященных и непреодолимо загадочное для посторонних.

На самом же деле все было довольно просто, Джастина хорошо в этом разбиралась. Дело в том, что участники торгов, особенно профессиональные агенты по продаже, часто желают сохранить анонимность, чтобы избежать опасности соревнований с соперниками, которые вступают в борьбу либо ради самого соревнования, либо для того, чтобы специалист мог заметить в товаре ценность от них ускользающую.

Да и вообще многие торговцы и коллекционеры не появляются на аукционах лично, а предпочитают заранее сообщить аукционисту свою цену или же платят кому-нибудь, кто их замещает. Но это не самое страшное. Основная неприятность для посетителей кроется во втором способе сохранить секретность и анонимность, когда покупатель применяет целую серию сигналов, которыми может сообщить о надбавке. Например, почесать за ухом или поднять бровь. Особенно, если они хорошо знакомы с аукционистом.

Тот, естественно, прекрасно знает своих завсегдатаев и всегда заранее может прикинуть, что их интересует. В таком случае для взаимопонимания ему достаточно легкого поворота головы или улыбки. Когда зал заполнен завсегдатаями, цена «экземпляра» возрастает подчас с головокружительной скоростью, без всяких видимых кивков, и может случиться, что вещь достанется сидящему рядом с вами, который как будто ничего не делал во время торгов, а лишь моргал глазами.

Зная все это, люди не посвященные просто боятся посещать аукционы, чтобы – не дай Бог! – не приобрести случайно какую-нибудь вещь, ненароком почесав нос или чихнув. А если они там и появляются, то боятся лишний раз моргнуть, чтобы им не всучили насильно какой-нибудь старый дубовый стол. Именно это и вносит напряженность и драматичность в то действо, которое происходит в аукционном зале.

Питер Бэкстер впервые присутствовал на Оксфордском аукционе. Поэтому он, решив для начала просто приглядеться, занял место в одном из последних рядов. Он почти сразу заметил Джастину, которая была одна и сидела в первом ряду, но не мог привлечь к себе ее внимание, боясь сделать лишнее движение. Ему пришлось очень долго терпеть и сидеть не шелохнувшись, пока аукционист не объявил перерыв. Обнаружил он ее уже в холле, где она разговаривала с какой-то почтенной четой. Дождавшись, пока старички отойдут в сторону, Питер подошел сзади к Джастине и слегка коснулся ее плеча.

– Здравствуйте, миссис Хартгейм. Джастина невольно вздрогнула. На лице ее отразилось замешательство.

– Ничего, если я постою рядом с вами? – спросил Питер.

– Ничего, – Джастина нахмурилась. Несколько минут они стояли молча, делая вид, что разглядывают огромный пейзаж конца восемнадцатого века, который висел на стене.

– Жаль, что тебя не было тогда вечером. У тебя, Джастина, надо признать, прекрасный муж и, разумеется, мы говорили о тебе, – сказал Питер.

Он бросил на Джастину испытующий взгляд, – несмотря на ее ожидание, во взгляде его не было и тени обиды.

– Ну а как твои дела? – спросил он. – Я надеюсь, ты успешно со всем разобралась?

Джастине не хотелось больше врать. Она честно призналась, что Лион устроил этот ужин без ее согласия, и поэтому она просто не спешила домой в тот вечер.

Питер улыбнулся:

– Я, конечно же, догадался, – вздохнул он, – но все же мы соседи и будем вынуждены общаться. Хотим мы этого или нет. В конце концов прошлое нам пора забыть.

Он остановился, заглянул в ее глаза и сказал многозначительно, поставив ударение на последнем слове:

– У вас прекрасные дети и очень похожи на вас.

Лицо Джастины стало хмурым.

– Это дети не наши, – еле слышно выговорила она.

– Не ваши? А…

– А наши дети погибли. Уолтера и Молли мы позже взяли на воспитание.

Лицо Питера сразу же стало серьезным.

– Извини, пожалуйста, я не знал. Я не хотел причинить тебе боль.

– Ничего, – отмахнулась Джастина, – не стоит извиняться.

– Надеюсь сейчас у вас все хорошо? – участливо спросил Питер.