Текст книги "Небо над бездной"

Взвизгнули тормоза, из автомобиля выскочили сразу трое. Последнее, что он успел почувствовать, – резкий запах эфира. Это было уже лишнее, он и так потерял сознание.

* * *

Вуду-Шамбальск, 2007

Соня боялась собственного страха, и получался замкнутый круг. Она заметила, что в разговоре с Хотом слова не имели смысла. Он задавал вопросы, она на них не отвечала, но он как будто не обращал на это внимания. Ему нужны были ее эмоции, а не слова. Соня чувствовала, что он желает поговорить о результатах анализа крови, ему не терпится узнать, как сильно впечатлили ее загадочные особенности жидкости, которая течет в его жилах.

«Нет уж, этого удовольствия я ему не доставлю», – решила Соня и сказала:

– Господин Хот, я устала и хочу спать.

– Да, конечно, сию минуту все устрою, – пообещал Хот и исчез.

Она осталась одна за столом. Вокруг галдели, смеялись. Некоторые гости уже крепко напились. Пожилая полная дама пустилась в пляс, скользила между столами, извивалась и трясла бюстом. Певец, исполнитель шлягера про светофор, без стеснения целовался со своим юным другом.

Соне стало скучно и противно. Дима все не появлялся. Она запретила себе думать о нем.

«Какое мне дело? Мне никто не нужен. Господи, ну куда же он делся?»

Хот вернулся вместе с Йорубой.

– Соня, если вы устали и желаете отдохнуть, милости прошу в мой гостевой дом! Комната для вас готова.

– Спасибо за гостеприимство. Я хочу уехать, мне нужно связаться с водителем, но у меня нет телефона.

– Зачем водитель? Никуда вы не поедете, я вас не отпускаю, – Йоруба одарил ее широкой улыбкой, шутовски поклонился и убежал.

– Софи, там пурга, ехать опасно, – тихо сказал Хот.

Соня растерянно огляделась, надеясь увидеть Диму. Не увидела. Кольт и Орлик тоже исчезли, за столом у эстрады сидела Светик и еще какие-то незнакомые люди.

– Я хочу уехать, – упрямо и безнадежно повторила Соня.

– Вы останетесь здесь.

– Почему?

– Я уже объяснил вам, Софи. Там пурга, она усиливается с каждой минутой. Штормовой ветер. Ехать опасно, и никто вас не пустит.

«Главное – уйти из этого зала, подальше от пьяных рож, от внимательных студенистых глаз Хота», – решила Соня и спокойно произнесла:

– Мои вещи в машине.

– Софья Дмитриевна, все уже в вашей комнате, – прозвучал позади нее вкрадчивый мягкий мужской голос.

Она оглянулась. У нее за спиной стоял смуглый голубоглазый красавец лет тридцати, гипертрофированно мужественный, с широкими черными бровями и остриженными под бобрик светлыми волосами.

«Забрали вещи из машины. А куда дели Фазиля?» – подумала Соня.

– Вашего водителя отправили в город, – сказал Хот. – Познакомьтесь, это Никита, он проводит вас в гостевой дом. Спокойной ночи, Софи.

– Погодите, как же отправили водителя в пургу? – спросила Соня. – Вы сказали, что ехать опасно.

– Он отчалил пару часов назад, пурга началась позже, – объяснил красавец.

– Софи, расслабьтесь. О чем вы думаете? Водитель, телохранитель. Какое вам до них дело? Опомнитесь. Кто вы и кто они? – мягко, с философской задумчивостью произнес Хот.

Свет погас, оркестр заиграл нечто томное, по залу поплыли разноцветные блики. Хот растворился в этой пестрой темноте.

– Софья Дмитриевна, почему вы такая грустная? – красавец все еще стоял позади, положив руки на спинку ее стула. – Смотрите, танцуют, позвольте, я приглашу вас. Вы можете называть меня Ник.

Прямо возле столика, задевая стулья, танцевал бывший певец со своим бойфрендом. Он, как мешок, висел на мальчике, обвив его шею руками, и тихо, жалобно подвывал музыке. Неподалеку продолжала танцевать пожилая полная дама, все так же извивалась и трясла бюстом в печальном одиночестве. Водочный магнат, обняв хрупкую спутницу, погрузил свой выразительный пятачок в ее декольте и монотонно покачивался.

Руки красавца Ника скользнули со спинки стула Соне на плечи.

– Где мой охранник? – спросила Соня и резко передернула плечами.

– Простите, Софья Дмитриевна, это мне неизвестно. – Он убрал руки, отступил на шаг и почтительно поклонился: – Я вижу, вы устали, раздражены. Позвольте, я провожу вас в гостевой дом.

– Нет. Я должна поговорить с Петром Борисовичем. Будьте любезны, найдите его.

«Я тяну время, жду Диму, – подумала Соня. – Допустим, сейчас эта мужественная кукла отыщет Кольта. Что я скажу ему? Спрошу, как ему удалось подружиться с господином Хотом? Потребую отправить меня домой, в Москву? Или в Зюльт-Ост, к дедушке?»

Красавец отошел на пару шагов и с кем-то совещался через переговорное устройство. Соня вытащила сигарету из пачки, которую оставил на столе Дима. Зажигалку не нашла, но тут же вспыхнул огонек. Ник дал ей прикурить.

– Петр Борисович уже отдыхает. Мне сказали, что беспокоить его неудобно. Завтра утром вы с ним обязательно увидитесь.

– Тогда найдите Орлик Елену Алексеевну.

Ответа Соня не услышала, оглушительно загрохотал рок. Толстые цветные лучи носились по темному залу, пульсировали в бешеном ритме, выхватывали из мрака фрагменты фигур, синие головы, красные руки, зеленые ноги. Соне показалось, что где-то возле эстрады в лиловом световом овале мелькнуло лицо Димы, вспыхнули стекла очков. Цветные части тел дергались, прыгали, мелькали. Соня поднялась, медленно двинулась к эстраде сквозь эту пятнистую густую мглу, как сквозь морскую воду, кишащую радужными медузами. Подошвы туфель неприятно скользили по паркету, пляшущие невидимые фигуры задевали, толкали, что-то холодное, влажное прикоснулось к локтю.

– Софья Дмитриевна, вы все-таки решились потанцевать? – сквозь адский грохот прорвался голос Ника.

Твердые ледяные пальцы стиснули ее запястье. Она попыталась выдернуть руку.

– Нет, не пущу! В темноте я вас потеряю!

– Ладно, все, отведите меня в гостевой дом! – прокричала Соня сквозь грохот рока.

Ледяные пальцы скользнули от запястья к кисти. Проворно лавируя между столиками и прыгающими, дергающимися танцорами красавец повел ее к выходу. Пока они пробирались сквозь ресторанный зал, несколько раз ей опять почудилось лицо Димы, то в зеленой, то в алой вспышке. Она вздрагивала, а спутник еще сильнее сжимал ей руку, приостанавливался, кричал в ухо:

– Что? Что такое?

Когда подошли к выходу, она в последний раз оглянулась, но ничего, кроме пляшущих разноцветных пятен, не увидела.

В пустом светлом фойе грохота почти не было слышно, однако в ушах все еще звенело, и в глазах продолжали прыгать цветные пятна. Соня резко выдернула руку из холодных цепких пальцев, быстро подошла к креслу, села и сказала:

– Я никуда не пойду, пока здесь не появится мой охранник.

– Ну, Софья Дмитриевна, зачем так нервничать? Давайте я буду вас охранять, – красавец Ник элегантно присел на подлокотник кресла и, как бы ненароком, положил руку Соне на колено.

Лицо его оказалось совсем близко, и повеяло знакомым тухлым запашком.

– Не смейте меня трогать. Быстро, сию минуту, разыщите моего охранника, – произнесла она, отворачиваясь от вонючей пасти.

Он убрал руку, медленно поднялся с подлокотника, отошел на пару шагов и стал тихо совещаться с кем-то через рацию. Как ни прислушивалась Соня, ей не удалось разобрать ни слова, хотя говорил он по-русски.

Через фойе прошло трое ряженых из службы безопасности Йорубы. Высокая блондинка в узком парчовом платье процокала к дамскому туалету. Соне показалось, что это та самая блондинка, которую она видела в ресторанном зале рядом с Димой. Ей даже пришла в голову мысль окликнуть ее, спросить, где тот молодой человек в очках, с которым она беседовала минут сорок назад. Но мысль показалась идиотской.

«Я просто буду сидеть здесь и ждать Диму. Они не могут ничего сделать со мной насильно, – думала Соня, – им нужно добровольное согласие. Да, со мной ничего не сделают. А с Димой?»

– Софья Дмитриевна, я все выяснил. Вашего охранника нет на территории дворца. Он уехал вместе с шофером.

Красавец Ник не решился опять присесть на подлокотник, он встал напротив, смотрел сверху прозрачными голубыми глазами. Вранье было таким очевидным, а глаза излучали такое приторное влажное сияние, что Соня засмеялась. Красавец по-своему истолковал ее смех, улыбнулся, протянул руку и зашептал с придыханием:

– Софи, пойдемте, я покажу вам зимний сад, там потрясающие розы, а потом отведу вас в гостевой дом. Я буду с вами, и никто, никто нам не нужен, вы такая красивая, я с ума от вас схожу, Софи!

Соня, продолжая смеяться, ткнула пальцем ему в солнечное сплетение и тихо, ласково произнесла:

– Ник, пока вы не сошли с ума, извольте найти моего охранника.

– Зачем он вам, Софи? Разве я хуже?

– Вы механическая кукла, меня от вас тошнит.

Она почти не удивилась, когда шикарная мужественная физиономия задергалась в мелком тике. Задрожали щеки, скривились губы, глаза быстро заморгали. В отличие от горничной Лойго и администраторши мадам Эльзы это существо почуяло неладное, схватилось руками за лицо.

«Наверное, новичок, совсем недавно стал куклой, еще не привык», – подумала Соня и окликнула беднягу:

– Эй, Ник, успокойтесь, это сейчас пройдет.

Но он не услышал ее. Он стоял, в панике щупал лицо. Пальцы дрожали вместе с лицевыми мышцами. Глаза уже не моргали, вылезли из орбит и неотрывно смотрели в одну точку. Соня оглянулась, за спиной было зеркало. В нем несчастный Ник видел отражение своего искаженного, скомканного, словно бумажный рисунок, лица.

– Вас не предупредили, вы не знали, что теряется связь между эмоциями и мимикой, – сказала Соня, – и что изо рта воняет тухлой рыбой, вам тоже неизвестно.

В зеркале глаза их встретились. Лицо Ника все еще подергивалось. Он уронил руки и хрипло произнес:

– Что, правда воняет изо рта?

– Ну да. Несильно. Чувствуют только собаки, иногда дети. Взрослые очень редко.

Он поднес ладонь ко рту, выдохнул, пытаясь уловить запах, сморщился, шагнул ближе к зеркалу, принялся внимательно рассматривать и трогать свое лицо. Соня спокойно наблюдала за ним. Он хмурился, двигал бровями, вытягивал губы трубочкой. Он любил свое лицо, дорожил им, гордился, но сейчас оно перестало принадлежать ему. Мышцы дергались, появлялись мелкие впадины, воронки, словно невидимый град бил по щекам.

– Не смотрите на себя, вам страшно, вы нервничаете, от этого только хуже, – сказала Соня.

Он послушно отвернулся от зеркала, сел в соседнее кресло, сгорбился, низко опустил голову и опять стал трогать лицо.

– Я думал, все это так, понты.

– Что именно?

– Ну, вся эта хрень. Посвящение, черное причастие. Блин, чего ж такое со мной?

– Точно не знаю. Наверное, это от наркотиков, которыми вас накачали. Какой-то сбой в нервной системе.

Ник медленно поднял голову, взглянул на Соню. Лицо его больше не дергалось, впадины разгладились, но выглядел он плохо. Глаза потускнели, покраснели, он весь как будто обрюзг, постарел.

– Не-ет, – протянул он медленно, хрипло, – это не наркота была. Черное причастие. Кровь.

– Чья?

Он сжал виски, помотал головой:

– Не могу сказать. Нет. Не могу.

– Ладно, не говорите. Вы вляпались в скверную историю, Ник, или как вас там зовут на самом деле?

– Ник. Никита – мое настоящее имя. Блин, блин, – он несколько раз сильно стукнул себя кулаком по колену, – чего ж делать-то теперь, а?

– Вообще все это очень странно, – задумчиво произнесла Соня, – по идее вы должны безумно себе нравиться, быть от себя в восторге, в упоении. Чувство собственного превосходства.

– Чего?

– Ну, вы самый крутой, весь в шоколаде. Бабки, телки, тачки…

– Мг-м, – он безучастно кивнул, – лицо это вообще, блин, для меня все, как же я теперь без лица? Слушай, может, мне, это самое, в церковь пойти? Может, отпоют как-нибудь?

– Отпевают покойников, – Соня слабо улыбнулась, – ты пока вроде живой. Но в церковь, конечно, попробуй сходи. Ты кто по профессии?

– Спортсмен. Мастер спорта по пятиборью. Был. Ну там история вышла. Не важно. Потом охранником служил у бизнес-тетки одной. Короче, так жизнь повернулась. Ну, чего делать-то мне?

– Молчать. Сейчас молчать, – процедила сквозь зубы Соня.

Она увидела, как через фойе быстро направляется к ним господин Хот собственной персоной.

– Убью, – хрипло прошептал Ник, перехватив ее взгляд.

– Это не так просто, как ты думаешь. Тихо, не дергайся. – Она уставилась в упор на Хота и громко спросила:

– Куда вы дели Савельева?

– Софи, вы еще здесь? Я думал, вы уже отдыхаете. – Он повернулся к Нику: – В чем дело? Почему ты не отвел даму в гостевой дом?

– Потому что я никуда не пойду с ним! – крикнула Соня так громко, что проходившая мимо парочка обернулась. – Вы приставили ко мне куклу, марионетку, а мне нужен мой Савельев!

За спиной Хота Соня заметила пожилого господина из службы безопасности, того, что перед концертом обсуждал по рации, куда кого рассаживать, и крикнула во все горло:

– Эй, уважаемый, можно вас на минуту?

Пожилой подошел к ним, слегка поклонился:

– Да, слушаю вас.

– Тут, во дворце, пропал человек, мой охранник, его фамилия Савельев, вы его видели, разговаривали с ним. Скажите, где он?

– Хорошо, сейчас выясним.

– Софи, успокойтесь, прекратите этот спектакль, – быстро, тихо проговорил Хот.

Соня заметила, что смотрит он при этом не на нее, а на Ника. Ник сидел все так же, низко опустив голову. Лицо его было багровым, он сжимал кулаки, щурился и кусал губы.

– Софья Дмитриевна, я распорядился, вашего охранника ищут, – доложил пожилой.

– Спасибо. Как ваше имя-отчество?

– Валерий Иванович.

– Очень приятно. Скажите, Валерий Иванович, как вообще могло случиться, что тут у вас, на территории дворца, пропал человек?

– Территория большая, гостей много. Может, выпил лишнего, заснул где-нибудь. А вы бы ему позвонили.

– Он не пьет. Я бы давно позвонила, но у меня нет с собой телефона.

– Возьмите мой.

– Я не помню его номера наизусть.

«Интересно, этот Валерий Иванович кто? – подумала Соня, вглядываясь в приятное, умное, прямо-таки профессорское лицо. – Не могут они все здесь быть марионетками. А Хот почуял, что Ник вышел из-под контроля. Кажется, сейчас Ник беспокоит его даже больше, чем я. Господи, ведь его прикончат, как прикончили Макса. Что ж он, дурачок, притвориться не может?»

Из ресторана стали выходить гости, шумная толпа рассыпалась по фойе, у Валерия Ивановича запищала рация.

– Простите, мне нужно идти, – сказал он и быстро зашагал прочь, исчез в толпе.

Соня отвлеклась всего на секунду. Когда она опять взглянула на Ника, увидела, что он сидит все так же, но голова поднята, взгляд устремлен вверх, на Хота, который стоит над ним неподвижно и смотрит ему в глаза. Сквозь гул толпы, голоса, смех, звонки мобильных Соня вдруг различила странный звук, шипение, как будто вода капает на раскаленную сковородку. Звук этот издавал Хот, непонятно, каким образом, губы его были плотно сжаты.

– Что вы делаете? Прекратите!

Хот никак не отреагировал, не шевельнулся, только шипение слегка усилилось.

– Ник! – громко позвала Соня, протянула руку, тронула плечо несчастного красавца.

Она лишь слегка прикоснулась, но он вдруг стал заваливаться набок, как тряпичная кукла, перевесился через подлокотник кресла. Хот приподнял его за плечи, усадил ровно.

– Что вы с ним сделали? – Соня вскочила, схватила запястье Ника, пытаясь найти пульс.

Не нашла. Кожа была влажной и холодной.

– Оставьте его, Софи, не суетитесь.

Соня почувствовала, как струйка ледяного пота пробежала между лопатками. Пальцы Хота сжали ее левый локоть, и показалось, что ледяные крепкие когти сжимают ей сердце. Тело Ника сидело в кресле. Люди сновали мимо, туда, сюда, очень много людей, но они вдруг стали таять, потеряли плотность и ясные очертания, превратились в призраков, вроде тех дымчатых фигур, которые носились по ресторанному залу перед началом трапезы. Кричать, звать на помощь не имело смысла, призраки не помогут.

Глава двадцать седьмая

Берлин, 1922

Голоса долетали, как сквозь вату, Федор понимал, что говорят по-русски, несколько раз прозвучало его имя, но о чем шла речь, сколько человек участвовало в разговоре, он определить не мог.

Голова почти не болела, однако продолжался странный гул в ушах. Губы и ноздри горели. Кляп, смоченный нашатырем, обжег кожу. Впрочем, никакого кляпа уже не было. И руки развязали. Только на глазах осталась повязка.

Прежде чем шевельнуться, Федор прислушался, принюхался. Следовало решить, стоит ли выдавать себя? Или будет разумнее притвориться, что он все еще без сознания?

Разговор закончился пару минут назад. Прозвучали тяжелые мужские шаги по чему-то мягкому, вероятно, пол в помещении был покрыт толстым ковром. Хлопнула дверь.

Он уже определил, что лежит на диване. Где-то справа приоткрыто окно, оттуда веет свежим ветром. Куртку и ботинки с него сняли, но брюки и джемпер не тронули. Значит, письмо должно быть на месте, в нагрудном кармане сорочки под джемпером.

Федор смутно помнил, как его затащили в машину. Помнил, как вынесли из машины, уложили, ощупали, вывернули карманы брюк.

«Кажется, письмо на месте, а все-таки не худо проверить», – подумал он, и тут низкий мужской голос произнес по-русски:

– Ну, ну, Дисипль, хватит притворяться. Вы уже очнулись, можете снять повязку.

Федор резко сел, сорвал повязку, увидел небольшой, уютный, дорого обставленный кабинет. Письменный стол. Напротив дивана кресло. В кресле пожилой мужчина, длинный, худой, но с большим животом, совершенно лысый, в добротном сером костюме. Верхний свет не горел, только лампа на столе, потому не сразу удалось разглядеть лицо, казавшееся слишком темным для европейца.

Не удержавшись, Федор быстро провел ладонью по груди. Он так надеялся почувствовать под джемпером сложенный вчетверо листок почтовой бумаги, но тут же понял, что письма все-таки нет.

– Письмо у меня, – утешил его незнакомец, – вот оно.

Глаза привыкли к полумраку. Теперь он видел, что незнакомец рябой, черты грубые, тяжелый взгляд исподлобья. В правой руке, между толстыми короткими пальцами, подрагивает бесценный листочек.

– Вы должны быть благодарны мне, Дисипль, – изрек он и обнажил в улыбке мелкие желтоватые зубы, выпуклые бледные десны, – товарищ Радек известный шутник, но его головорезы шутить не любят. Если бы я не вмешался, вас бы допросили с пристрастием, а потом… Ладно, не будем о грустном, к тому же времени у нас в обрез. Вы должны успеть на поезд.

Маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели прямо на Федора. Цвет глаз какой-то неопределенный, студенистый.

Изрытое оспой лицо, улыбка, обнажающая бледные десны, студенистые глаза, все это слилось наконец в единый, смутно знакомый образ. Почему-то зазнобило. Показалось, что в комнате полярный холод.

– Вот и хорошо, что вы сами догадались, – господин Хот одобрительно кивнул, – не люблю представляться, знакомиться. Тем более с теми, с кем и так уж знаком.

– Я вас не знаю. Впервые вижу.

Федор удивился, насколько трудно ему было говорить. Зубы стучали от холода, он едва не прикусил язык.

– Не лукавьте, Дисипль. Видите впервые, но слышали обо мне много. Я давно уж наблюдаю за вами, мне хочется понять, чем вы так симпатичны Крылатому змею? И вот представился замечательный случай. Возьмите письмо, оно ваше.

Федор не мог поверить, не сразу решился протянуть руку. Пожелтевший листок плясал перед его лицом. Толстые пальцы легко разжались. Федор отвернулся, задрал джемпер, быстро спрятал письмо назад, в карман сорочки, и даже пуговки клапана застегнул.

– Так распорядилась судьба, – произнес Хот и вальяжно откинулся на спинку кресла. – Я уважаю прихоти этой особы и подарков ее ни у кого не отнимаю. Письмо принадлежит вам, вы можете делать с ним что угодно.

– То есть я могу отдать его Ленину? – ошалело прошептал Федор.

– Конечно, можете. Но с одним условием. Видите ли, Татьяна Михайловна арестована.

– Что? – Федор вскочил с дивана, шагнул к Хоту, едва не вцепился в лацканы его пиджака. – Что вы сказали?

– Ну, зачем так нервничать? – Хот сделал быстрый жест рукой, и незримая, но мощная ледяная волна отбросила Федора назад, к дивану.

– Это невозможно! – крикнул Федор, поперхнулся криком, закашлялся так, что из глаз брызнули слезы.

– Дисипль, вы мне не нравитесь, – жестко сказал Хот, – вам сейчас нужна ясная голова, да и времени почти не осталось. Извольте выслушать, спокойно и внимательно. Все в ваших руках. Вручите письмо Ленио. Это будет благородный поступок, настоящий подвиг. Вы спасете отечество от грядущей кровавой тирании. Но потеряете вашу Таню, а следом за ней всех, кто вам дорог. Есть и другой вариант. В Москве вы встретитесь с моим доверенным лицом. Он следователь, ведет дело гражданки Даниловой Татьяны Михайловны. Фамилия его Мухин. Отдадите ему письмо, взамен получаете Таню.

– Я вам не верю, – Федор сжал виски и помотал головой, – вам нужна кровавая тирания, вы долго искали того, кто способен осуществить ее. Вы вряд ли станете так рисковать.

Хот засмеялся. Смех у него был противный, тонкий. Массивное брюхо под пиджаком колыхалось.

– Дисипль, я обожаю рисковать. К тому же Кобе не помешает еще одно испытание. Мне любопытно, как он решит эту задачку. А вдруг справится? – Хот подмигнул. – Впрочем, это никоим образом не умалит ваш подвиг. Слушайте, может, вы наденете ботинки? Светает, вы опоздаете на поезд.

Федор обулся, вместе с Хотом вышел в полутемную прихожую. На вешалке висела его куртка, рядом легкое серое пальто Хота. Молча оделись. Ни в квартире, ни на лестничной площадке не было ни души. Хот достал из кармана ключ и запер дверь. Пешком со второго этажа спустились вниз. Мраморную лестницу покрывал ковер. Внизу, у лифта, дремал на стуле толстый седовласый швейцар. Не разбудив его, выскользнули на улицу.

Оказалось, что дом, в который притащили Федора, всего в одном квартале от пансиона.

– Вы любите рисковать, но блефовать тоже, – решился произнести Федор, – где гарантия, что Таню потом опять не арестуют?

– Гарантия? – Хот усмехнулся. – Только мое слово. Ну, Дисипль, рассудите здраво, я ведь мог бы и не отдавать вам письмо. Но я отдал. И если вы все-таки решите не вручать его Ленио, сможете отправить вашу Таню за границу вместе с сыном и братом.

– Легально?

– Э, нет, это скучно. Пусть будет приключение. Обожаю приключения.

– Михаилу Владимировичу придется остаться? – чуть слышно прошептал Федор.

– Мг-м. И вам тоже.

– Почему?

Хот резко остановился, развернулся, взглянул на Федора и произнес с издевательским пафосом:

– Такие люди нужны России!

Потом опять засмеялся, мерзко, тоненько захихикал и добавил, сквозь смех подрагивая, всхлипывая:

– Вы сильно разозлили Радека. Я мог бы отдать вас его головорезам на растерзание, как отдал недавно милую парочку, фрау Розу и герра Карла.

– Розу Люксембург и Карла Либкнехта? – решился уточнить Федор.

Хот кивнул и скорчил трагическую гримасу.

– Бедняжки, они так ничего и не поняли. – Он выпятил нижнюю губу и продолжил хныкающим голосом: – А вы, Дисипль, не удосужились поблагодарить меня за то, что я спас вам жизнь. Это обидно и по меньшей мере невежливо.

Федор открыл рот, чтобы произнести «благодарю», но почему-то не смог, слово застряло в горле. Они уже подошли к двери пансиона. Ключ лежал в кармане куртки.

– Вы не дали меня убить потому, что это вам нужно, – сказал Федор, – вы вряд ли делаете что-либо бескорыстно, из добрых побуждений, и я вам все равно не верю. Таню арестовать могли, доносов на нее много, но один звонок Ильичу, и ее выпустят.

– Да? Вы так думаете? Ну что ж, не смею настаивать. Это ваш выбор, Дисипль. Вам решать.

Федор сунул ключ в скважину. Хот приподнял шляпу, поклонился и пошел прочь, слегка приплясывая, лихо щелкая каблуками.

– Подождите! – окликнул его Федор.

Хот остановился, оглянулся, еще раз поклонился:

– Дисипль, я весь внимание!

– Письмо могут отнять по дороге.

– Ни в коем случае, все под контролем. Письмо, а также инструкция, с именами и адресами, которую вручил вам доверчивый и благородный генерал Данилов и которую вы спрятали под подкладку чемодана, останутся при вас. Кстати, не желаете ли избавиться от соперника? Как раз подходящий случай. Получится легко, элегантно. Никто никогда не узнает, его свои прикончат за предательство, и вы совершенно ни при чем.

У Федора стало холодно в животе, будто в желудок, как в резиновую грелку, насыпали колотого льда.

Хот тихо, тонко захихикал, поднял палец:

– Подумайте, Дисипль. Хороша идея, а? Дарю! Что-нибудь еще хотите спросить?

– Да, хочу! Если, допустим, я отдам письмо этому вашему Мухину, но расскажу Ленину содержание письма и все, что мне теперь известно, тогда как?

Хот нахмурился, помотал головой, приложил палец к губам, и послышался странный звук, тихое шипение, словно где-то капала вода на раскаленный металл. У Федора побежали мурашки по спине, он не мог произнести ни слова. Шипение кончилось так же внезапно, как началось. Хот подпрыгнул, хлопнул в воздухе ногами, послал воздушный поцелуй и пропел:

– До свидания, Дисипль! До скорой встречи!

Потом отбил несколько тактов степа, закружился посреди влажной мостовой, раскинув руки, и так, кружась, подскакивая, подкидывая шляпу, весело напевая, исчез за поворотом.

Федор оставил ключ в скважине, бросился следом, домчался до перекрестка, огляделся. Улицы были пусты и безлюдны.

* * *

Вуду-Шамбальск, 2007

Дима открыл глаза и ничего не увидел. Какая-то холодная рыхлая масса облепила ему лицо, было темно, в ушах гудело, ныл затылок и жутко тошнило. Он попытался шевельнуться, поднять руку, стряхнуть с лица это холодное, влажное, но рука не слушалась, стала как чужая.

– Эй, ты вообще живой? Ну, очнись наконец, не пугай меня.

Голос показался знакомым. Дима медленно подвигал пальцами, глубоко вдохнул, выдохнул. По лицу заскользила мягкая ткань. Он догадался, что это обычное махровое полотенце. Сквозь мутную пелену он увидел Фазиля, но как-то странно, вниз головой.

– Я снегом тебя умыл, – объяснил Фазиль, – ты извини, я тебя не стал бы будить, но видишь, какая история, шину прокололо, надо запаску ставить, я один не справлюсь.

Диме удалось пошевелить пальцами, но главное, он определил местоположение своего тела в пространстве и во времени. Он лежал на заднем сиденье машины. Была глубокая ночь. Мела метель. Машина стояла посреди степи. Фазиль находился снаружи и придерживал дверь, которая тряслась от ветра. Салон заметало снегом.

– Где Соня? – пробормотал Дима, едва ворочая языком.

Кое-как он умудрился сесть. От движения боль в затылке и тошнота усилились. Фазиль закрыл дверь, влез на переднее сиденье, достал термос, протянул Диме стакан горячего кофе:

– Пей, только смотри не ошпарься.

Дима с трудом донес металлический стаканчик до рта, сделал несколько глотков, и тут же пришлось опять открыть дверь, выскочить наружу. Началась неудержимая рвота.

– Чего ж ты так наклюкался? – сочувственно спросил Фазиль.

– Я не пил. Я вообще не пью, – сказал Дима и еще раз, уже самостоятельно, умылся колючим снегом.

– Ладно, мне-то не надо заливать. Я не твое начальство. Не пил он! Да от тебя разило, как из винной бочки. Слушай, вообще ситуация довольно хреновая. Мы завязли. Надо ставить запаску. Я, конечно, попробую один, но одному трудновато, а ночевать тут, в степи, совсем не хочется.

– Фазиль, что случилось? Как я попал в машину? Где Соня?

Фазиль тихо присвистнул и покачал головой:

– Ну, ты даешь! Она же тебя и отправила вон из дворца, приказала отвезти в город и чтобы ты уматывал в Москву, чтобы духу твоего тут не было.

Дима зачерпнул горсть снега, сжевал. Стало немного легче. Он отчетливо помнил, как вышел с телефоном из ресторанного зала позвонить. В зале было слишком шумно. Звонить он собирался Фазилю. Соня и Орлик хотели поскорее уехать. Фазиль долго не отвечал, потом пропала сеть. В фойе к Диме подошли двое из службы безопасности, очень вежливо попросили дать им телефон, на одну минуту. Взяли и тут же исчезли, вместе с мобильником. Дима пошел за ними, бродил по каким-то коридорам, зашел на кухню, конечно, уже почувствовал неладное, решил вернуться в ресторан, к Соне. Но там его перехватила высокая блондинка в парчовом платье: «Господин Савельев, извините, я сотрудник службы безопасности, хорошо, что я вас нашла, пойдемте со мной, тут получилось недоразумение, сейчас вам вернут ваш телефон».

Она вывела его через незаметную дверь за эстрадой, опять были коридоры, потом какой-то кабинет. Там блондинка исчезла, вместо нее возникли три мужика, Дима мгновенно, без всяких предисловий, получил несколько ударов, весьма грамотных, рассчитанных на потерю сознания и, вероятно, никаких следов на теле не оставляющих.

Больше он ничего вспомнить не мог. Скорее всего, ему что-то вкололи.

– Ну, ты как? Очухался? – спросил Фазиль. – Давай поставим запаску и уж поедем, а?

– Поставим, не волнуйся. Я еще пару минут посижу и буду в порядке. А ты пока расскажи, как я попал в машину.

– Правда, что ли, совсем ничего не помнишь?

– Не помню.

– Ну, ты даешь! Не ожидал от тебя, честное слово. Так наклюкаться, да еще при исполнении, у Йорубы во дворце, – Фазиль покачал головой. – В общем, привели тебя под локотки. Ты лыка не вязал.

– Привели, не принесли? Я шел своими ногами? – уточнил Дима.

– Как тебе сказать? Они тебя несли, конечно, но в вертикальном положении. Загрузили тебя и говорят: приказано доставить в город. Госпожа Лукьянова распорядилась, чтобы духу его не было, ну и так далее.

– Кто они?

– Ребята из службы безопасности Йорубы.

– Ты кого-нибудь из них знаешь?

– Из этих, которые тебя приволокли, никого не знаю.

– Ладно. Что было дальше?

– Ну, что дальше? Вещи госпожи Лукьяновой забрали. Пушку твою, кстати, тоже забрали.

– Дай-ка мне телефон.

– Кому звонить хочешь? Ей? – Фазиль усмехнулся. – Не советую. Она тебя видеть и слышать не желает. Ты там устроил такой дебош, что теперь тебя, скорее всего, вообще уволят.

Дима все-таки попытался набрать номер Сони. Но аппарат пищал и упрямо выдавал надпись: «Ошибка сети».

– Слушай, ну давай запаску поставим, – сказал Фазиль, – доедем до города, оттуда в любом случае дозвониться легче.

Голова закружилась, снова началась рвота. Казалось, это никогда не кончится, сейчас вывалятся все внутренности. Но рвота прошла, полегчало. Трясясь от озноба и слабости, он влез в машину, опять принялся набирать номер Сони.

– Что ж ты такое там пил? – спросил Фазиль и протянул ему полотенце.

– Ничего я не пил. Они меня вырубили. Спасибо, что вообще не убили. Есть у тебя фонарик?

Дима только сейчас заметил, что левый манжет рубашки расстегнут, рукав закатан и неудобно давит у локтя. При свете фонарика он легко разглядел красную точку на вене локтевого сгиба и вспомнил, как пытался сопротивляться, выдергивал руку, шприц отлетел, покатился по полу. Мужской голос произнес:

– Полдозы всего влилось. Добавить, что ли?

Смутное лицо замаячило перед глазами, пальцы приподняли веко. У Димы хватило сил сообразить, что сейчас лучше не дергаться, замереть.