Текст книги "Никто не заплачет"

Глава двадцать девятая

– Я надеюсь, вы не собираетесь везти ребенка на опознание трупа? – грозно спросила Надежда Павловна молодого оперативника из районного отделения.

– А что? – вмешалась Соня. – Мне даже интересно.

– Ничего интересного, – улыбнулся оперативник, – труп он и есть труп. Я тебе фотографию покажу, а ты скажешь, тот ли это мужчина, который был в подъезде.

– Я по фотографии могу не узнать. Возьмите меня на опознание, ну пожалуйста! – не унималась Соня.

– Дети до шестнадцати не допускаются.

– Допускаются! А вы нашли, кто его застрелил?

– Нет пока. Ищем.

– А ему что будет?

– Накажут.

– Это неправильно, – покачала головой Соня, – если бы у меня был пистолет, я бы сама его застрелила. Не за себя, а за ту девочку, с астмой. Он ведь второй раз на нее напал, и теперь она в больнице, в реанимации.

– Он не напал, только напугал, – заметил оперативник.

– Ребенку с астмой этого было достаточно, – тихо сказала Надежда Павловна.

– Интересные вы люди, – вздохнул оперативник, – ладно, давайте фотографии смотреть.

Глядя на снимки мертвого человека, Соня раздумала проситься на опознание. Выглядело это действительно неприятно. Она не могла точно сказать, он или не он. В подъезде было темно, лица она не разглядела. Но ей очень хотелось думать, что застрелили именно того, с расстегнутой ширинкой.

– Да, мне кажется, это он.

– Кажется или точно?

– Гарантировать не могу, – призналась Соня, – но похож.

На самом деле оперативник знал: убитый – тот самый эксгибиционист, который пугал девочек в подъездах. Его личность удалось установить очень быстро. Паспорт лежал в кармане рубашки. Оказалось, этот человек много лет состоял на учете в психдиспансере, и лечащий врач подтвердил, что убитый страдал острыми психозами на сексуальной почве. Однако законных оснований изолировать его не было. Его болезнь не считалась общественно опасной.

Все совпадало. На нижнем белье обнаружили большое пятно спермы. Еще две девочки из соседнего дома опознали убитого, непосредственно на месте происшествия. Предъявление фотографий ребенку было формальностью, неприятной, но необходимой.

Выстрел из пистолета Макарова прозвучал, вероятно, в тот момент, когда мама ребенка с хронической астмой вызывала для дочери «скорую». У семилетней девочки случился тяжелейший приступ, ее чудом удалось спасти, она действительно лежала в реанимации Филатовской больницы, и врачи пока ничего не могли гарантировать ее родителям.

Выстрела никто не слышал. Была гроза, сильный гром. Однако сосед с первого этажа, который открыл дверь на детский крик, сообщил, что видел двух мужчин. Они пронеслись мимо, друг за другом. Первый, высокий, сутулый, – тот самый. А второй… Второй, кажется, был тоже высокий, полный, с бородой или без бороды. Лысый, совершенно лысый, как коленка. В общем, сосед не разглядел, они промелькнули очень быстро.

Окно соседа с первого этажа было расположено так, что оттуда отлично просматривались люди, бежавшие через двор. Как только дверь подъезда захлопнулась, он бросился к окну и сквозь пелену дождя разглядел длинного маньяка и маленького, худенького парнишку, который гнался за ним по лужам. Он, правда, не ожидал, что парнишка выстрелит, думал, просто побить хочет.

Сосед с первого этажа плохо разбирался в законах, в уголовном праве. Сам он был человеком пожилым, не очень здоровым и при всем желании догнать, побить, а тем более застрелить ублюдка не мог. Он не знал, правильно поступил тот маленький парнишка с пистолетом или нет. Когда он увидел, как Лидочку с пятого этажа выносят на носилках почти бегом и фельдшер «скорой» держит над ней банку капельницы, ему вообще расхотелось думать о законе и уголовном праве. У него были две внучки-близняшки шести лет…

Капитан Мальцев вошел в подъезд старого дома на Самотеке и сразу услышал громкие голоса, смех, веселый мат. Группа подростков сидела на подоконнике между третьим и четвертым этажами. Мальцев поднялся к ним.

– Привет, ребята. Среди вас нет случайно Иры Лукьяновой? – спросил он.

– А вы кто? – Девочка в розовой майке сдула челку со лба и оглядела Гошу вполне женским, оценивающим взглядом.

– Я из милиции. Капитан Мальцев.

– Очень приятно, – девочка спрыгнула с подоконника, и высокие «платформы» босоножек слегка спружинили, – Ира Лукьянова – это я. Вы насчет того убийства?

– Да. Мне надо с вами поговорить. Вы ведь в этом подъезде живете? Давайте пройдем к вам в квартиру.

– Ой, а можно на улице? Если я сейчас дома появлюсь, да еще с милиционером… И вообще у нас дома трудно вести серьезные разговоры.

– Хорошо, – кивнул Гоша, – можно и во дворе, на лавочке.

– Я вообще-то все уже сказала следователю, – сообщила Ира, когда они уселись на единственную свободную от дворовых бабушек скамейку. – Хорошо, что Инну выпустили. Это точно не она убила.

– Почему вы в этом так уверены? Вы с ней знакомы?

– Ну, по-соседски, – пожала плечами Ира, – один раз к нам в почтовый ящик их телефонный счет бросили, я занесла, поболтали немного. Потом однажды Станислав Михайлович ключ оставил в замочной скважине снаружи. Я увидела, позвонила в дверь.

– Он был настолько рассеянным человеком? – удивился Мальцев.

– Я его совсем не знала. Но, наверное, был растяпой, если мог так ключ оставить.

– Ира, расскажите мне, пожалуйста, что вы видели и слышали на лестнице в тот вечер.

– Ну, в общем, я уже рассказывала следователю.

– И все-таки давайте еще раз, подробненько, с самого начала. Вот вы стали спускаться по лестнице. Вы до этого сидели на подоконнике или вышли из квартиры?

– Я сидела на подоконнике, потом забежала домой на секунду, а потом спустилась вниз. Но, если уж с самого начала… Я еще раньше видела, как Станислав Михайлович выходил из дома в тот вечер.

– Во сколько это было? – быстро спросил Гоша.

– Около семи. Точнее сказать не могу. Я шла из булочной, мать попросила хлеба купить. А он выходил из подъезда, в костюме, в галстуке, такой весь парадный, одеколоном от него пахло.

– Вы запомнили потому, что обычно он ходил в другом виде?

– Нет. Он часто надевал пиджак, но, знаете, с джинсами, с темной рубашкой или даже с футболкой. А чтобы вот так, при галстуке, это редко.

– Значит, он вышел из дома около семи, – задумчиво произнес Мальцев, – и при полном параде.

– Да, около семи. А вернулся около девяти.

– И вы все это время сидели в подъезде?

– А где же еще? – фыркнула Ира. – Во дворе бабки пристают, дома – родители. Где ж еще можно спокойно пообщаться?

Мальцев вытащил сигареты, закурил.

– Можно мне тоже? – попросила Ира. – Я свои там, у ребят, оставила.

«Рановато тебе курить в шестнадцать-то лет», – хотел сказать Гоша, но раздумал, протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.

Девочка глубоко затянулась и тут же закинула ногу на ногу, томно прищурившись, выпустила дым из ноздрей, медленно повела плечами. Сигарета делала ее взрослей и раскованней.

«Смешные они, – подумал Мальцев, – смешные и глупые. За то время, пока они торчат по подъездам и подворотням, курят, пьют пиво и кадрят друг друга, каждый из них мог бы по два языка выучить, компьютер освоить, банковское дело или еще что-нибудь полезное. Хорошо, что моему Сереже только шесть и нет у нас пока этой головной боли с подъездами-подворотнями».

– Как вы думаете, тот человек, с которым Зелинский разговаривал у лифта, вошел в подъезд вместе с ним? Мог он ждать, например, в закутке у подвальной двери?

– Нет, там никто не стоял. Я несколько раз бегала туда-сюда. Моя бабушка во дворе сидела, на лавочке. Я ей сначала кофту принесла накинуть. Потом она еще очки попросила. В общем, загоняла меня совсем. Если бы кто-то стоял в подъезде незнакомый, я бы заметила.

– Так, значит, они вошли вместе. И вы услышали обрывок разговора, когда спускались по лестнице.

– Да. Станислав Михайлович сказал: «Что за бред, откуда ты такой взялся…» Я дословно не помню, но что-то в этом роде. А тот… – девочка наморщила лоб под челкой, – подождите, он, кажется, что-то про ясность говорил, мол, люблю ясность, не надо усложнять… И еще Зелинский сказал: «Слушай, может, ты псих?» Вот эту фразу я хорошо запомнила.

– А лицо того человека вы случайно не запомнили? – тихо спросил Гоша.

– Он стоял лицом к лифту, я видела его сзади и чуть-чуть в профиль, но совсем мельком.

– Как он был одет?

– Обыкновенно, – пожала плечами Ира, – джинсы, рубашка с короткими рукавами.

– Рост, телосложение?

– Невысокий. Пониже Зелинского на полголовы. Худощавый, но крепкий. Волосы короткие, скорее светлые, чем темные… Нет, я его совсем не запомнила.

– Молодой?

– Если бы я лицо видела… Но не больше сорока, это точно. Знаете, фигура, осанка… Да, скорее молодой.

– Вы сказали следователю, что почувствовали враждебность между ними, – напомнил Гоша.

– Да, мне показалось, они сейчас начнут друг другу морду бить. Прямо воздух сгустился.

Попрощавшись с Ирой Лукьяновой, Мальцев тут же вернулся в подъезд, поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь квартиры Зелинских.

Инна встретила его в белом махровом халате до полу и в чалме из полотенца на голове.

– Отмываюсь от вашего КПЗ, – мрачно сообщила она, возвращая Мальцеву удостоверение, – до сих пор чувствую себя свиньей после ваших нар! Вопросы мне уже все задали, подписку о невыезде взяли. Что еще?

– Еще вопросы, Инна Валерьевна, – улыбнулся Гоша, – извините, служба.

– Ладно, проходите. Могу даже чаем угостить.

– Спасибо, не откажусь.

На кухне все сверкало стерильной чистотой. Инна Зелинская в халате и в чалме из полотенца напоминала героиню какого-то рекламного ролика, но какого именно, Мальцев не мог вспомнить. Полные чувственные губы, кошачий разрез светло-карих глаз, тонкий, чуть вздернутый носик. Очень красивая женщина.

Он сел на широкую деревянную лавку, дождался, пока хозяйка нальет воды в чайник, включит его, усядется напротив, и только тогда задал свой первый вопрос:

– Скажите, Инна Валерьевна, вы слышали, как ваш муж вернулся домой в тот вечер?

– Слышала, как дверь хлопнула, и еще мне показалось, он разговаривал с кем-то.

– Во сколько это было?

– В девять, может, без трех минут девять… По ОРТ шел блок рекламы перед вечерними новостями.

– Вам показалось, что муж разговаривал с кем-то у двери. Второй голос был мужской или женский?

– Мужской. Но слов я не разобрала. У меня телевизор орал.

– А почему, простите, вы не вышли встретить мужа? Не поинтересовались, кто с ним пришел?

– Мы поцапались сильно. До его гостей мне дела не было. Я злилась.

– Почему?

– Долго объяснять.

– И все-таки, в двух словах, – осторожно попросил Мальцев, – это важно.

– Что важно? Почему мы ругались? Почему разводиться собрались? – взвилась Инна. – Я ведь все этому хмырю-следователю изложила. С постельными подробностями, как он требовал. Он, знаете, интимные детали очень уважает, этот ваш следователь Гусько. Вам что, тоже охота чужое грязное белье перетряхнуть?

– Неохота, – честно признался Мальцев, – но приходится. Однако интимные детали мне не нужны. Главное, что меня интересует: у вашего мужа была другая женщина?

– Наверняка, – презрительно фыркнула Инна, – была и не одна.

– Даже так? Не одна?

– Ну, я их не считала. Вообще, если несколько, это не обидно. Противно, конечно, так сказать, негигиенично. Но для семьи опасней, когда одна, постоянная…

– Он сказал вам, куда идет и когда вернется?

– Он не сказал ни слова. Но шел к ней.

«Так, значит, все-таки была одна, постоянная», – отметил про себя Мальцев и спросил мягко:

– Почему вы так думаете?

– Именно потому, что уходил молча.

– Странная логика, – пожал плечами Гоша, – обычно в такой ситуации мужчины, наоборот, что-нибудь сочиняют…

– Ну, наверное, вам видней, как ведут себя мужчины в такой ситуации, – пожала плечами Инна, – одни врут, другие молчат. Но нормальная жена всегда чувствует.

– Ладно, я понимаю, вам неприятно говорить на эту тему. Простите, последний вопрос. Что вы знаете об этой женщине?

– Ничего. Вы у Завьялова спросите, у владельца издательства. Вот он вам все расскажет, в деталях, и телефон даст. А я не знаю и знать не хочу.

* * *

– А к нам из милиции приходили, – сообщила Соня, внимательно глядя Федору в глаза.

– Да? – Лицо его на миг окаменело, но он тут же справился с собой, выдержал пристальный Сонин взгляд и даже улыбнулся. – Очень интересно.

– Это действительно интересно, – кивнула Соня. – Между прочим, про вас спрашивали.

– Соня! – послышался голос Надежды Павловны из кухни. – Суп уже холодный. Иди есть!

– Я сейчас! – крикнула Соня в ответ, продолжая глядеть Федору в глаза.

– Подожди, – тихо сказал он, – успеешь. Кто приходил и что спрашивал?

Они стояли в прихожей и смотрели друг на друга. Федор только что вошел, еще не успел снять ботинки. Соня открыла дверь на его звонок, и ей тут же пришла в голову идея – сказать про милицию. И посмотреть, как он отреагирует.

Он отреагировал именно так, как она предполагала.

– Ничего, – она развернулась и побежала на кухню, – шутка!

Вера сидела перед компьютером, откинувшись на спинку стула и внимательно глядя на экран. В молочно-белой мути плавали какие-то причудливые фигурки.

Федор встал у нее за спиной, наклонился и, приподняв волосы, поцеловал в затылок.

– Привет. – Она слегка дернула головой, отстраняясь от него.

– Что случилось? – спросил он и попытался ее обнять.

– Федор, не надо, – сказала она спокойно, – не трогай меня сейчас. Ладно? Там на кухне мама и Соня обедают, можешь к ним присоединиться.

– Я не голоден. – Он отошел и сел в кресло. – Вера, объясни, что происходит.

– Ничего, – она наконец развернулась на стуле и посмотрела на него, – ничего не происходит. У меня проблемы с компьютером. Сейчас буду вызывать специалиста.

– То ты запираешься в комнате, потом убегаешь, ничего не объясняя. То отворачиваешься и не желаешь со мной разговаривать. Вера, что за дела?

– Прости, мне надо позвонить насчет компьютера. Я позвоню, а потом объясню.

Она вышла в прихожую, он услышал, как она набрала номер и произнесла в трубку:

– Здравствуйте, для абонента… – она назвала номер. – Валентин, это Вера Салтыкова. У меня, кажется, опять вирус. Если можете, приезжайте поскорей. Адрес у вас есть. Заранее спасибо.

Вера говорила громко, он слышал каждое слово.

Вернувшись в комнату, она хотела опять сесть за свой стол, но Федор поймал ее за руку, усадил к себе на колени.

– Не надо, – тихо сказала Вера, – в любой момент могут войти мама и Соня.

– Ну и что? Ты думаешь, они не догадываются о наших отношениях? – Его руки были уже под блузкой.

– Соня – ребенок. Мама – пожилой человек. Они, конечно, догадываются, но демонстрировать это перед ними не стоит.

Вера попыталась встать с его колен, но почувствовала, что он держит ее очень крепко, слишком крепко. И нет в этом никакой неясности, любовной игры.

Ей стало страшно, как никогда в жизни. Еще ничего особенного не произошло, ничего не изменилось. Она сидела в своей родной комнате, на коленях у человека, за которого еще два дня назад собиралась замуж. И вдруг ей показалось, что в любой момент он может не то что сделать ей больно, а просто взять и убить. Вырываться, кричать, звать на помощь бесполезно. Кого звать на помощь? Маму с Соней? Их он тоже может… Запросто…

Вера зажмурилась, словно стараясь отогнать это наваждение. Кто бы он ни был, убивать все-таки не станет. Зачем? Ему надо что-то узнать, но не убить. За убийство расстреливают… Зачем ему?..

– Феденька, не надо меня так держать, – голос ее прозвучал спокойно и ласково, – это неприятно.

– А мне неприятно, когда из меня делают придурка, – медленно проговорил он.

– Стас погиб, – сказала она еле слышно, – никто не делает из тебя придурка.

– Этот бородатый? – спросил Федор равнодушным голосом.

– Да. Этот бородатый. Мы были знакомы пятнадцать лет.

– Вы не просто были знакомы. Он приходил тебя трахать, когда ему вздумается. Он что, под машину попал от огорчения?

– Перестань, – поморщилась Вера, – успокойся. И отпусти меня, пожалуйста.

– А милиционер зачем приходил? Или Соня придумала?

– У нас во дворе застрелили человека. Сумасшедший пугал детей в подъездах, в том числе и Соню. Кто-то его застрелил. Оперативник приносил фотографии для опознания.

Он разжал руки.

Вера отпрыгнула от него так, будто только что стояла на краю бездны. Почему-то вдруг совсем некстати вспыхнули в мозгу пушкинские строки: «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…»

«Нет никакого упоения, – подумала она, – очень страшно, до обморока. Хочется скорей убежать подальше от края “бездны мрачной”. Но бежать некуда. Наоборот, надо продолжать игру. Господи, какую игру? С моим неумением врать, притворяться, с моим лицом, на котором всегда все написано… Может, выгнать его вон? Прости, дорогой, мы разные люди! Ага, уйдет он, как же…»

– Феденька, ты меня любишь? – спросила она, глядя на него ясными, растерянными глазами.

– Да, Вера. Я тебя люблю. А вот ты меня совсем не любишь. Ты переживаешь из-за этого своего Стаса, а мои проблемы тебе по фигу.

– Что ты имеешь в виду?

– Вот, уже забыла. Курбатов звонил?

– А, ты об этом? Нет, не звонил.

– Что, с тех пор ни разу?

– При мне – нет. Были какие-то звонки, не туда попадали. Но Курбатов больше не звонил.

– Факсы искала?

– Искала. Но, как я и думала, ничего не осталось. Я ведь совсем недавно разбирала бумаги на столе и в ящиках, вот и выкинула все лишнее.

В прихожей затренькал аппарат домофона.

– Кто это? – Федор чуть привстал в кресле.

– Сиди, я открою, – Вера остановила его жестом, – что ты так дергаешься? Это мастер, специалист по компьютерам.

– Так быстро?

Вера не ответила, вышла в прихожую, взяла трубку домофона, услышала голос Антона Курбатова и вздохнула с некоторым облегчением.

– Вера, кто это пришел? – спросила Надежда Павловна, появившись на пороге кухни.

– Это ко мне, компьютер чинить.

– У тебя что, компьютер сломался? – Брови Надежды Павловны медленно поползли вверх.

– Он у нее давно барахлил, – авторитетно сообщила Соня, пронырнула под рукой Надежды Павловны и выскочила в прихожую.

Совсем недавно Вера в очередной раз что-то объясняла маме про компьютер и сказала: «Его практически невозможно сломать. Можно запутать или стереть информацию, но механических поломок, как в пишущей машинке, не бывает».

– Да, мамуль. У меня вирус, кажется.

В этот момент позвонили в дверь.

Вера не сразу узнала Антона Курбатова. Он действительно устроил маскарад. В прошлый раз он был одет элегантно, строго, без всяких излишеств. А сейчас из-под ворота мятой пестрой гавайской рубашки торчал дурацкий шейный платок в горошек. Белые льняные брюки были откровенно грязными, мятыми и напоминали нижнее белье. Вдобавок он нацепил на нос немыслимые квадратные очки с дымчатыми голубоватыми стеклами, на руке его посверкивал массивный серебряный перстень.

Вера отметила про себя, что он все рассчитал правильно. Не стал гримироваться, наклеивать усы и бороду. Это могло сразу броситься в глаза, привлечь внимание, серьезно насторожить, даже если Федор никогда раньше его не видел.

Антон не стал менять лицо, но полностью изменил свой всегдашний облик. Судя по всему, он никогда в жизни так не одевался, и, если даже лицо покажется Федору знакомым, он вряд ли узнает в этом немытом дешевом пижоне с гомосексуальным душком настоящего Курбатова.

– Валентин, здравствуйте! Хорошо, что вы так быстро приехали! – радостно улыбнулась Вера. – Проходите, пожалуйста.

Антон Курбатов неплохо разбирался в компьютерах. Каждое свое действие он сопровождал веселыми прибаутками, и Вера чувствовала, как сильно он нервничает.

– Ну, вируса у нас здесь нет, – сообщил он, – однако, знаете ли, давненько вы не наводили порядок в своих файлах. Он у вас кто, девочка или мальчик?

– Как это? – не поняла Вера.

– Ну вот, проводите у компьютера столько времени, а даже не знаете, что у них есть пол. Я такие вещи всегда чувствую. С ними разговаривать надо по-разному, с девочками и с мальчиками. Они ведь все понимают.

– А вы не преувеличиваете? – Вера улыбнулась, но улыбка тут же испарилась, когда она встретилась глазами с Федором.

Все это время Федор сидел в кресле, вальяжно раскинувшись и пролистывая какой-то случайный журнал. Разумеется, на страницы он не смотрел. Он напряженно слушал и следил за каждым жестом смешного компьютерщика Валентина.

– Сейчас начнем генеральную уборку, пройдемся по файлам. Зачем вам столько глупых игр, Вера? Вы же серьезный человек. Ну как, убираем этот мусор?

– Убираем, – кивнула Вера, – а все-таки, как вы думаете, кто он у меня, девочка или мальчик?

– Мальчик, – прищурившись по-кошачьи, произнес компьютерщик после некоторого размышления, – имя ему придумайте. Пусть он будет… Иммануил.

– Это слишком длинно, – покачала головой Вера.

– Зато почтительно. А у вас есть компьютер? – он повернулся к Федору.

– Нет, – буркнул тот.

– Не представляю, как можно жить в наше время без компьютера. А вы, простите, чем занимаетесь?

– Я охранник.

– То-то я заметил, взгляд у вас специфический.

Федор ничего не ответил. Повисла неприятная пауза.

– А где у вас можно курить? – бодро спросил Антон.

– На кухне, – ответила Вера, – пойдемте, я тоже покурю.

– Вам еще много осталось? – подал голос Федор из своего кресла.

– А что? – обернулась к нему Вера. – Если ты куда-то спешишь, можешь идти…

– Да. – Он встал. – Я, пожалуй, пойду. Проводи меня, потом покуришь.

Когда они оказались в прихожей, он тихо спросил:

– Откуда этот компьютерщик?

– Из фирмы.

– Из какой?

– А почему тебя это интересует?

– Дай мне номер, но которому ты его вызвала, и скажи название фирмы.

Его лицо было совсем близко, серые глаза смотрели так тяжело и холодно, что опять накатила волна панического, детского страха. Но Вера справилась, изобразила обиду и удивление.

– Федя, зачем тебе? И вообще, что за тон?

– Дай мне номер, – повторил он и схватил ее за плечо.

– Так, во-первых, убери руку, – спокойно глядя ему в глаза, сказала Вера, – во-вторых, запомни, пожалуйста. О чем бы ты ни спросил меня таким вот тоном, я не отвечу.

В прихожую вышла Соня.

– Эй, вы что, ссоритесь? – спросила она. Пальцы Федора разжались. Даже при неярком свете было видно, что на нежной Вериной коже остались красные пятна.

– Нет, Сонюшка, мы просто разговариваем. Ты предложи, пожалуйста, компьютерщику Валентину чаю или кофе, а я сейчас приду, – успокоила ее Вера.

Соня понимающе кивнула.

– Прости, – процедил он сквозь зубы, когда Соня скрылась на кухне, – но мне все-таки надо знать, откуда взялся этот… как его?

– Валентин, – напомнила Вера, – его однажды порекомендовали мне знакомые. Он работает в какой-то мелкой фирме, торгующей оргтехникой, и подрабатывает частным образом, обучает таких олухов, как я, настраивает разные программы, находит вирусы и так далее. Я вызываю его уже второй раз, примерно полгода назад у меня тоже были проблемы. Берет он недорого, а дело свое знает.

– Дай мне номер.

– О господи, Федя, у тебя ведь нет компьютера. Ты ничего в этом не понимаешь. Зачем тебе?

– Мне понравилось, как он работает. У меня компьютера нет, но на фирме есть. А хороший специалист – большая проблема.

– Ты такой патриот своей фирмы? – Вера удивленно подняла брови. – Вот уж не думала. Однако у тех людей, которым это надо, обычно есть свои хорошие специалисты.

– И все-таки.

Он дернул головой, и Вера кожей почувствовала, как ему хочется сейчас ударить ее. Но он сдерживался.

– А ты, оказывается, еще и зануда, – она заставила себя улыбнуться, – в конце концов, поговори с ним сам.

Она сделала шаг в сторону кухни и громко позвала:

– Валентин!

– Аушки? – ответил веселый голос.

– Тут очень интересуются вами, – Вера уже стояла на пороге кухни, – Федор горит желанием узнать ваши координаты, но сам спросить стесняется.

– Верочка, в чем проблема? Пусть запишет номер пейджера. Он ведь есть у вас.

– Нет, – жестко сказал Федор, – мне нужен телефонный номер, пейджер меня не устраивает.

– Почему? – Компьютерщик вышел в прихожую и взглянул на него с удивлением. – Чем же плох пейджер?

– Это односторонняя связь. Это ненадежно. Я люблю определенность.

– Вера, вы когда-нибудь слышали подобное? – засмеялся компьютерщик.

– Вы извините его, Валентин, – вздохнула Вера, – на самом деле Федор очень стеснительный человек, поэтому иногда бывает не совсем вежлив. Но это не от хамства, а от робости.

– Если я буду рекомендовать вас своей фирме, я должен выяснить, кто вы и откуда. В компьютерах содержится информация, к которой нельзя подпускать кого попало, – хладнокровно объяснил Федор.

Казалось, Верину реплику о вежливости и хамстве он пропустил мимо ушей.

– Извините, но я вовсе не просил вас рекомендовать меня вашей фирме, – спокойно заметил компьютерщик.

– Разве вам не нужны деньги? – удивился Федор. – Вы должны быть заинтересованы в заказчиках.

– Но не в таких, которые намерены меня проверять.

– А вам есть что скрывать?

– Федор, прекрати, пожалуйста, – вмешалась Вера, – так себя не ведут. Человек пришел чинить мой компьютер, а ты устраиваешь допрос с пристрастием. Хватит.

– Действительно, – хмыкнул компьютерщик, – теперь я просто из принципа не дам вам никаких своих координат.

Федор ничего не ответил, смерил его долгим, тяжелым взглядом, а потом как ни в чем не бывало поцеловал Веру в щеку.

– До свидания, Верочка, до завтра.

Когда дверь за Федором захлопнулась, Антон снял дурацкие квадратные очечки, размотал шейный платок в горошек, сунул в карман.

– А перстень? – послышался детский голос у него за спиной.

Антон стянул с пальца массивный серебряный перстень и улыбнулся Соне:

– Ну что, на кого я больше похож, на торговца живым товаром или на слесаря по ремонту компьютеров?

– На отрицательного героя из мексиканского сериала, – улыбнулась в ответ Соня.

Послышался писк пейджера, и Мотя, все это время мирно дремавший под столом, тревожно гавкнул.

Пейджер Антон одолжил у Галюши, жены депутата Госдумы. Она дала всего на один день после долгих уговоров. Уже сегодня вечером он должен вернуть Галюше ее любимую «пикалку». Она почти не пользовалась своим радиотелефоном, не носила его с собой. Ей нравились маленькие изящные сумочки. А в них всегда было набито столько косметики, что для радиотелефона просто не оставалось места. Пейджер маленький, совсем крошечный, как пудреница. К тому же Галюше далеко не всегда хотелось отвечать на звонки, разговаривать, особенно с собственным мужем-депутатом, который был ревнив и умел угадывать по ее голосу, одна она сейчас или нет.

Нажав кнопку, Антон прочитал:

«Где ты? Верни мою пикалку. Приезжай. Можно с ночевкой».

– Мы с ним раньше не встречались, – тихо сказал Антон Вере, – он меня не мог видеть, нигде и никогда. Однако к моему визиту отнесся крайне подозрительно. А не должен был. Ведь все получилось вполне естественно. Я прав?

Пейджер опять запищал. На этот раз депутат Игнатьев обращался к своей драгоценной Галюше. Это было трогательно.

«Кисуля, не забудь покормить моих рыбок. Буду завтра днем. Целую, твой мышонок».

– Да. К сожалению, вы правы, – сказала Вера, когда Антон прочитал интимное послание депутата и убрал пейджер в футляр. – И самое скверное – это вранье насчет компьютерных проблем в фирме, которую он охраняет. Знаете, он врал небрежно, непродуманно, с хамским напором. Раньше такого не было. Следующий шаг – открытая игра. Ему уже не надо будет ничего сочинять. Он не станет утруждать себя сказками, начнет действовать. Но как, с какой целью? Не понимаю… А вы что-нибудь понимаете?

– Кое-что я попробую выяснить.

Опять требовательный писк.

«Можно хотя бы позвонить. Имей совесть».

Без подписи. Понятно, что от Галюши.

– Черт, мне надо отдать пейджер. Я его одолжил, и покоя не дадут, пока не верну. Верочка, сейчас я поеду домой и через час позвоню вам. Есть у меня одно предположение… но сначала я должен доехать до дома и кое-что проверить? Час потерпите?

– Потерплю, – кивнула Вера.

Телефонный звонок раздался через сорок минут. По голосу Антона было ясно – все оказалось даже серьезней, чем они предполагали.

– Он бандит. Ему нужен я. Но и вас он вряд ли теперь оставит в покое. Завтра утром нам надо встретиться. Мы вместе поедем к одному человеку. Он не поможет, но совет даст. А главное, внесет окончательную ясность.

– Федор может появиться завтра утром здесь, до вас. Он может прийти в любое время, – тихо сказала Вера.

– Я заеду за вами в восемь. Вряд ли он появится раньше.

– Не знаю. Теперь я уже ничего не знаю.

– Хорошо. Если вдруг… Вы просто не откроете дверь. Он обычно звонит в домофон?

– Нет. Он знает код.

– Ну и отлично. Я позвоню сначала в домофон, а он – сразу в дверь, и вы нас не перепутаете, ему не откроете, будто никого нет дома.

– У него есть ключ. У нас недавно пропал запасной ключ. Я думала, завалился куда-нибудь, потерялся, а теперь понимаю, это он взял. Антон, мне очень страшно, – добавила она совсем тихо.

– Верочка, он еще не начал играть в открытую. Есть еще время. Подождите, не паникуйте.

– Постараюсь. И все-таки, как вы поняли, что он бандит? Я должна знать точно.

– А вам все-таки не верится до сих пор, – вздохнул Антон.

– Мне не хочется верить. Пусть хам, авантюрист, но только не бандит.

– Ну, это достаточно близкие понятия. Хам, припертый к стенке, запросто может стать бандитом. Завтра утром мы с вами узнаем все точно, насколько это возможно. А сейчас мне пришлось бы слишком долго объяснять. Сложно объяснять то, что сам до конца не понял. Не бойтесь, спите спокойно, Верочка.

Антон положил трубку и еще раз взглянул на небольшую полароидную фотографию. С фотографии на него смотрел охранник Федор. Конечно, на самом деле этого человека зовут как-то иначе. И никакой он не охранник. Он – «сладкий русский медведь», которого с придыханием вспоминала шведка Каролина, торговка наркотиками. Именно ему должен был Денис передать сверток в аэропорту. Вероятно, именно он должен был после этого Дениску убрать…

Антон пока не хотел выстраивать дальше свою логическую цепочку. Надо подождать до завтра. Старый друг его отца, семидесятипятилетний адвокат Семен Израилевич Кац, ждет его завтра к девяти утра. Отыскав фотографию, Антон сначала позвонил старому юристу-всезнайке, договорился о встрече, а потом уже набрал номер Веры Салтыковой.

Прежде чем выйти из дома, Антон очень быстро принял горячий душ, надел легкий темный костюм, чистую рубашку, вытащил из ящика письменного стола пять стодолларовых купюр, отметив про себя, что это уже последние. Взглянув в зеркало в прихожей, он заметил, что лицо осунулось, под глазами круги.

Ему тоже было страшно. И не только за себя.